31500
Вика Обо всем книжном, околокнижном, а еще о жизни Написать письмо, заказать рекламу (без ссылок не отвечаю), отправить денег: @simonakaminski 4983205810
Новости книжного клуба
Почти не пишу о новостях книжного клуба, хотя у нас все стабильно бодро. Запись на зимний сезон закрыли ещё до его фактического наступления, поэтому зимой анонсов не было. За три месяца мы прочитали и обсудили три книги, а теперь плавно переходим к весенней программе. #клуб
Как основателю и модератору клуба мне радостно, что 85% мест заняли постоянные участники ещё на этапе внутренней предзаписи, но 15% весенних слотов ещё свободны. Если давно хотели к нам присоединиться, сейчас самое время. Мы принимаем новых участников раз в сезон, так что следующая возможность попасть в клуб будет только летом. Теперь к книгам. Разворачивайте описания, чтобы прочитать о них подробнее.
Итак, в программу весеннего сезона вошли:
«Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау» Джуно Диаса @phantombooks
(в 2008 году книга получила Пулитцера)
Если бы магический реализм был видом спорта, Джуно Диас точно был бы мастером — он роскошно соединяет фантастику с реальностью. В романе Диаса пересекаются любовь, насилие, магия и политическая история Доминиканы, а сам Оскар — толстый и неуклюжий любитель комиксов, пытается найти свой путь и стать великим Доминиканским писателем. Бомбезная книга с совершенно диким сочетанием трагедии и комедии. Подробный отзыв есть тут.
Что, если исследования, которые публикуют крупные научные журналы (!), на самом деле фальшивые? Ричи разоблачает мифы, окутывающие научные теории, и рассказывает, как признанные ученые и корпорации манипулируют фактами. Эта книга — идеальный путеводитель по лабиринтам псевдонауки и научных лжезнаний. После прочтения вы станете сомневаться примерно в любой теории, которая кажется вам слишком красивой или удобной. И будете перепроверять информацию тщательнее, чем когда-либо до.
Во время чтения и обсуждения этого текста вы наверняка будете в той или иной мере думать о «Стоунере». «Непосредственный человек» — это остроумный и честный текст о жизни университетского профессора, который пытается держаться на плаву посреди абсурдных академических интриг, семейных сложностей и внезапных личных катастроф. Руссо с иронией и сочувствием показывает людей, которые пытаются найти смысл в хаосе повседневности и сохранить достоинство в нелепейших ситуациях.
Актуализировала прошлогодний мем.
Дамы, с праздником! Желаю нам дерзости хотеть всё — и смелости это получать. Ну и, как уже писала, чтобы прекрасный пол был под ногами, теплый и в собственной недвижимости. Опционально — в наушниках или колонках.
Читать книги (просто книги и книги о книгах), писать о книгах, размышлять о книгах — минусов, как будто, нет.
Кроме одного: становишься довольно предсказуемой.
Все без исключения друзья и члены семьи на все без исключения праздники ждут от меня в подарок книги. В виш-листах под меня заводят специальные разделы, чтобы я могла не просто подарить книгу, но и повыбирать ее, усложнить себе задачу поисками редкого издания (я это правда люблю).
Я получаю в подарок тоже в основном книги. Не только их, разумеется, иногда еще красивые книжные приблуды: от держателей страниц до закладок. Однажды мне подарили винтажные серебряные щипцы, и я долго не могла понять, для чего. Для рафинада? Для переворачивания стейков? Оказалось, чтобы цеплять из вазочки печеньки и не пачкать рук, ведь руками потом переворачивать страницы.
Ну вы поняли.
Не подумайте, я не жалуюсь, книги и правда огромная часть моей жизни и важнейшая часть профессиональной идентичности. Но иногда и мне хочется быть внезапной и непредсказуемой. Дарить, например, не только книги, но и цветы к ним. Одно дело, Юкио Мисима, но совсем другое — Юкио Мисима с букетом пионов. Дальнейшую цепочку в духе Эко и розы, Моруа и фиалки, Дрюон и лилии вы, подозреваю, и без меня достроите.
Одним словом, я люблю дарить цветы, люблю выбирать цветы, люблю получать цветы, особенно, когда в них сокрыт дополнительный смысл.
В Израиле я заказывала букеты через Flowwow для близких в России и Европе. Сейчас через них же заказываю для близких в Израиле (там принято покупать цветы к шаббату, отдельная прекрасная традиция). Сейчас формирую заказ к 8 марта. В Израиле 8 марта не празднуют, но если в стране исхода существовала традиция, пусть она продолжается. Можно во имя силы, можно во имя нежности, кому как нравится.
Flowwow вы точно знаете, это маркетплейс с огромным выбором букетов, но не только. Там и десерты, и растения в горшках и всякие милые штуки в дом ручной работы от локальных брендов. Быстрая доставка в 1200 городах. Отдельно нравится, что перед отправкой букета вам присылают его фото и что можно бесплатно добавить открытку с приятным посланием.
Вообще там много фишек, и вот еще одна — мой промокод JEWISHGIRL на скидку 15% на первый заказ. Действует до 30.04.25.
p.s. JEWISHGIRL ребята сами сгенерили, а я не стала исправлять, по-моему, это прекрасно.
Реклама. ООО “ФЛАУВАУ”. ИНН 9702020445. 12+ erid:2VtzqwWNSZkЧитать полностью…
И ещё. Если вы когда-либо интересовались, как переводили в доинтернетовскую эпоху, Наталья Мавлевич подробно рассказывает о процессе. Там полно захватывающих деталей, но меня особенно умилила история о том, как переводчики придумали аналог онлайн-словаря задолго до его фактического появления. Аж захотелось тут увековечить:
Одно время у коллег была идея сделать такой недогугл. Каждый переводчик за годы работы волей-неволей набирается знаний в самых разных областях. Например, когда-то я перевела книжку, где действовали лесорубы, и знала все термины, хотя вряд ли вспомню теперь. А когда редактировала «Детей капитана Гранта», у меня висела бумажка, где было написано, как какие паруса называются, калибры пушек и так далее. Идея заключалась в том, чтобы составить телефонную книжку, где будет написано, кто за что отвечает: такой-то — за балет, такая-то — за механику, такой-то — за воровской жаргон. Ну и так далее.Читать полностью…
Алгоритмы что-то заподозрили. Возможно, я слишком долго рассматривала карту Пер-Лашез или аномально много читала о семейном склепе Эрлангеров на Введенском. Теперь предложка подкидывает мне книги о кладбищах с таким усердием, будто я планирую некротур.
Ощущение, что литературы про смерть, кладбища и всяческое загробное стало заметно больше, раньше подобного не замечала. Алгоритм фиксирует, как я перехожу по ссылкам, а затем заваливает меня новинками, которые я в глаза не видела даже в издательских рассылках, на которые подписана. Мол, ты же это любишь! Вот ещё немного про забытые могилы и надгробных ангелов. А вот свежий нон-фикшн о погребальных ритуалах двухсотлетней давности. Добавить в корзину? Добавить в корзину.
После такого рекомендательная система ожидаемо начинает подсовывать все более мрачное, мол, раз тебе, Вика, интересны кладбища — значит, наверняка понравятся книги про призраков. Или про средневековые пытки. А может и мемуары патологоанатома, тем более ты же пару лет назад уже покупала первую часть, а тут как раз вторая вышла, бери.
Когда я раньше говорила, что меня умеренно интересует всякая хтонь, на меня смотрели, как на человека, который слишком рано начал думать о завещании. А сейчас книги про всё это стабильно попадают в списки бестселлеров. Дико интересно, откуда такой всплеск интереса. Есть идеи?
Всерьёз любопытно, что дальше. На прошлой неделе алгоритм уже предлагал мне посмотреть туториал по реставрации надгробий. Есть мысль, что это только разминка, и скоро лента подкинет статьи о бальзамировании, таксидермии и кремации. Последнее, кстати, было утром в подборке «для вас» в формате шортса на ютубе. И это при том, что чаще всего я смотрю буктьюб и разное историческое.
Утром ездила на кладбище. Рассказывала последние новости, пересказывала сплетни и просто говорила ни о чём. С другой стороны, а что ещё делать, если пришла навестить бабушку. Она любила мою болтовню, а я любила её, так что привычка осталась.
И вот, стоя у её могилы, вдруг вспомнила: мне недавно передали «Дорогу уходит в даль», те самые два ветхих тома, которые бабушка читала мне в детстве. Я многократно писала, что с этой трилогии началась моя осознанная любовь к чтению, поэтому бабушку можно считать косвенной виновницей канала. Но это сейчас не главное.
В момент, когда я вспомнила о книге, краем глаза заметила надгробие позади бабушкиного. Надпись указывала, что под ним покоится некая Юзефа. И тут меня будто током прошибло.
Юзефой звали няню главной героини «Дороги», ту, что растила девочку с младенчества и всегда была с ней рядом. Казалось бы, что такого, но бабушка, ушедшая в декабре, технически была няней, которая воспитывала меня с трёх месяцев. Для меня она всегда была бабушкой, а я для неё — единственной внучкой.
Думается мне, что кладбище не любит пустых совпадений. Сочту за хороший знак и за привет от ба.
Вдогонку ко вчерашнему. Подумала, что уже давно не книжный блогер и не горю желанием таковой считаться.
При виде девочек из буктока, бодро рапортующих о 300 книгах в год, у меня начинается нервный тик. Недавно наткнулась на подборку рилсов, где инфлюенсеры признавались, что пропускают длинные описания, читают только диалоги и искренне не понимают, зачем в книгах столько слов. На фразе Why are the pages so filled with so many words я сдурела окончательно. Припасть к сему интеллектуальному порыву можно здесь на 5:20.
Безусловно, в книгоблогерском сегменте хватает толковых и вменяемых, но большинство, увы, гонится за хайпом и выдает вторичный продукт. Если вы когда-нибудь падали в бездну неотличимых друг от друга young adult блогов, то знаете, о чем я: бесконечные стопки купленного (но не всегда прочитанного), ежедневные обзоры новых книг и отзывы в духе «это гениально», а также одни и те же тексты, кочующие из подборки в подборку. Сомневаюсь, что подобное культивирует культуру чтения как такового. Но вот культуру воспроизведения однообразного контента ради минимальной известности — это да.
Правда в том, что никакого отношения к чтению это не имеет (но имеет к продвижению и последующей монетизации), поэтому нет смысла переживать и пытаться побить рекорд Маши из ютуба, которая якобы читает по 300 книг в год.
Отдельный и смех и грех, что те, кто делают подобный контент, в массовом сознании (а не в пузыре — прим. для коллег по цеху) считаются каноничными книжными блогерами. С одной стороны, и они дело делают. С другой — мне иррационально хочется от них отмежеваться.
У нас с Набоковым один недостаток на двоих. Своим главным минусом он считал «отсутствие спонтанности; навязчивость параллельных мыслей, вторых мыслей, третьих мыслей, неумение правильно выразить себя на любом языке, не иначе как сочиняя каждое проклятое предложение в ванне, в уме, за столом». Знакомо, тоже с этим борюсь.
Если зовут, к примеру, в подкаст, я заранее готовлюсь, чтобы не начать пороть дичь и не сбиться с темы. Я как никто умею увести разговор на десять километров влево. Пишу я на порядок лучше, чем говорю: в мыслях всё звучит идеально, а вслух, ну, как получится. Но я над этим работаю.
В связи с чем не первый раз уже рекомендую Марию Кондратович, преподавательницу по ораторскому искусству. 1 и 2 марта у нее намечается двухдневный открытый, то есть бесплатный, мастер-класс «Тренды в коммуникации 2025».
Расскажут про структуру речи, постановку голоса, управление вниманием, базовые навыки самопрезентации и ответят на вопросы слушателей. Я в прошлый раз ходила, мне понравилось. Повторю — все бесплатно, но надо зарегистрироваться. Ловите доступ.
Реклама.Читать полностью…
О рекламодателе.
Никогда не любила обзорные экскурсии. Когда хочу познакомиться с городом, выбираю несколько его аспектов — чаще всего это еда, клабища и все книжное, составляю связывающий интересные точки маршрут, и потом иду по нему пешком. На первый взгляд метод простой, но воплотить его в жизнь в Иерусалиме сложнее, чем где-либо ещё.
Разрыв между реальностью и воображением в Иерусалиме минимален — город скорее придуман, чем исследован. Его история нелинейна, запутана и пронизана мистикой, поэтому полагаться исключительно на факты не имеет смысла, т.к можно легко упустить суть. Когда Мак и Балинт писали книгу, они явно выбрали похожий подход: авторы не просто составили путеводитель по книжному Иерусалиму, но представили город не как пространство, а как неоднозначный мультикультурный нарратив, поэтому текст произвел сильнейшее впечатление.
Мак и Балинт проникли в места, куда с улицы не попасть: закрытые монастырские библиотеки, спецхраны Иерусалимского Патриархата, Аль-Аксы, израильские музеи и синагоги, а также к частным коллекциям инкунабул и древних манускриптов. Они не просто описали редкие экземпляры, но и проследили их историю, при этом, что самое увлекательное, рассказали о людях, связанных с этими текстами: авторах, владельцах, покупателях, комментаторах, реставраторах, продавцах и похитителях. Чего только стоит безумная история русского епископа Порфирия Успенского, который в 1860 году выкрал самую древнюю рукопись из собрания Иерусалимского Патриархата и вывез её в Петербург, потому что считал, что это ок, или, скажем, трагедия фальсификатора «Второзакония» (оно же Мишне Тора) Мозеса Шапира, который покончил с собой, когда его аферу раскрыли.
Мощнейшая работа. С трудом представляю, сколько усилий потребовалось на поиски, походы и на то, чтобы собрать всё воедино.
Несмотря на обилие ссылок, сносок и некоторую академичность, книга читается влёт. Текст логичен и увлекателен: сначала неподготовленного читателя погружают в историю иерусалимского текста с момента создания литературного канона до средневековья, мамлюков и Османской оккупации, затем идут бодрые главы про местных книготорговцев мистиков, переводчиков и воров.
Обидно, что повторить авторский маршрут целиком не удастся, но некоторые места я приметила. Как вернусь, устрою себе тематическое турне.
#чтопочитать
Раз уж встала позавчера на табуретку, скажу пару слов пару про журналы, литературу, тренды и однообразные тексты.
Пока заказывала антологию, о которой писала выше, вспомнила, что в закромах лежит похожая вещь. Пять лет назад я купила Smiling through the Apocalypse по бросовой цене в отделе уценённой литературы в нью-йоркском Strand. Тысяча страниц бодрой, незаурядной, злободневной публицистики — каждый текст выходил в Esquire в 1960-х. Среди авторов: Вулф, Берроуз, Лири, Тализ. В то время, а потом и в 1970-х, когда сборник вышел отдельной книгой, журналы не просто конкурировали с издательствами — они формировали канон.
В США эта традиция жива до сих пор. Если твой текст вышел в The New Yorker или The Atlantic, шанс, что впоследствии тебя заметят издатели, куда выше. Та же Hiroshima Джона Херси, которую относительно недавно перевели и издали на русском отдельной книгой, впервые вышла в 1946 году в The New Yorker. Тогда журнал отдал весь выпуск, от корки до корки, под этот репортаж. Шестьдесят тысяч слов, ни рекламы, ни развлекательных вставок — только текст о людях, переживших атомную бомбардировку.
Я уже как-то писала, что Playboy начинал как литературный журнал (но затем сменил профиль), а The New York Post в XIX—XX веках публиковал рассказы и фельетоны. И это малая часть. Многие культовые тексты впервые увидели свет именно в журналах.
Литература, конечно, выживет. Она всегда выживает. Но когда-то журналы брали на себя риск — печатали дерзкие, странные, экспериментальные вещи, которые издатели боялись брать в работу. Теперь смелость свелась к формулировке «мы готовы рассмотреть ваш текст, если у вас n-тысяч подписчиков». Серьёзно, это сейчас аргумент.
В итоге рисковать не хочет никто. Но ирония в том, что именно из этого страха и нежелания рисковать мы теперь в основном читаем то, что уже где-то читали.
Вот, кстати, свежий улов. Это антологии The New Yorker, вышедшие к 100-летию журнала. Я купила ту, что посвящена фикшену.
Внутри — 78 рассказов, каждый из которых выходил в журнале за прошедший век. Есть тексты Набокова, Рушди, Борхеса, Делилло, Беллоу, Ингландера, Апдайка, Джуно Диаса, Филиппа Рота, Башевиса-Зингера и многих других. Огнище.
Вдобавок журнал забабахал к юбилею стилёвый лендинг. Там отличная подборка архивных материалов, но ничего милее анимированных карикатур на редакторов, репортеров и иллюстраторов, которые работали в журнале сто лет назад, вы не увидите.
Дочитала сборник эссе Энн Пэтчетт со странным названием «Это история счастливого брака». И вот что нужно знать сразу: если вы думаете, что внутри будут сентиментальные тексты о любви и верности, готовьтесь к подставе. Сборник по большей части состоит из размышлений о писательстве, писательской дисциплине, книжном бизнесе, пиаре и том, как устроена жизнь человека, который зарабатывает текстами.
Пэтчетт с долей романтизации, но, тем не менее, прямо и иронично рассказывает о писательской жизни. Скажем, о том, как начинала карьеру в начале 90-х, когда получила на продвижение первого романа 300 долларов. За эти деньги ей нужно было объехать 25 городов, спать в мотелях, переодеваться в туалетах «Макдональдса» и выступать перед пустыми стульями. Что самое классное — сборник почти целиком состоит из подобных историй.
В одном из самых бодрых и подробных эссе Пэтчетт пишет, как ради сбора фактуры для текста о полиции она пошла туда устраиваться. Отдельно неожиданно, что писательница прошла все входные тесты. Даже те, где нужно отжиматься, ориентироваться на местности, перепрыгивать через стены или чем там еще занимаются в полиции. Мои знакомые писатели хорошо, если сумеют выполнить упражнение «руки за голову». Такое рвение в сборе фактуры я уважаю.
Кроме того, Пэтчетт делится, как отбивалась от яростных критиков — в частности, от отбитых поборников морали, обвинявших её в том, что любое упоминание секса в книге автоматически превращает её в порнографию. А еще рассказывает, как открывала частный книжный. Это вообще дикая история — потенциальные арендодатели отказывались сдавать помещения, потому что книжные якобы никому не нужны и умирают, все шло наперекосяк, но в итоге Пэтчетт с партнером сняли бывший солярий и переоборудовали его под магазин. Сейчас «Парнас» — один из самых популярных книжных в Теннесси.
Сам сборник настолько лёгкий, что моментами казалось, что я читаю ЖЖ. Не хватало только комментариев внизу.
#чтопочитать
Раз уж начала про океан, вот вам история.
Пару лет назад мы с мужем собрались понырять в океане. Взяли в отеле ласты, маски, надели привезённые солнцезащитные рашгарды — короче, выглядели как люди, которые знают, что делают. И поплыли на рифы.
Глубина начиналась минут через пятнадцать вплавь, и когда дно резко провалилось вниз, я стала нырять. Не очень глубоко — чтобы, если что, помочь мужу, который плавает хуже меня. В какой-то момент он вынырнул, посмотрел на меня глазами человека, пересмотревшего «Челюсти», и выдал:
— На меня смотрит дно.
Я прикинула, что он, возможно, перегрелся, и уточнила, всё ли с ним в порядке. В ответ он тоном человека, который сейчас сойдёт с ума, повторил:
— Там глаза.
Ладно, думаю, хватит с нас океана на сегодня, поплыли обратно. Нырнула, потому что под водой плавать быстрее, во всяком случае мне, и — вот они. Два глаза.
Дно с интересом смотрит на нас, мы — на дно. Через пару минут игры в гляделки дно начинает двигаться, поднимает облако песка и грациозно уплывает в закат сторону горизонта.
В общем, глаза реально были. И принадлежали они скату, который мирно закопался в песок, явно рассчитывая провести в нём спокойный день, пока двое в масках не решили нарушить его, скатий, дзен.
С тех пор муж ныряет только в бассейне. Говорит, максимум, что там может на него смотреть — это плитка, и то без интереса.
Есть такой поджанр документалистики — «переживания белого мужчины на фоне природы». Обычно это что-то про выживание, экстрим или постижение внутреннего дзена. «Мой учитель — осьминог» как раз из этой категории, но с поправкой на морскую флору и фауну: режиссёр и натуралист Крейг Фостер, уставший от жизни и людей, ныряет в океан, встречает там осьминога и предпринимает нетривиальную попытку с ним подружиться. Зрелище впечатляющее.
Пока смотрела, думала, что примерно так может выглядеть реклама баснословно дорогого ретрита: выгоревший в щепки белый мужчина на пике кризиса среднего возраста едет в пердь на берегу океана, где в течение года ежедневно погружается без акваланга, чтобы сблизиться с головоногим моллюском.
Несмотря на то, что сущностно документалка выглядит ровно так, это почти интимный фильм о мире вокруг. Смотреть стоит, даже если вас никогда осьминоги не интересовали. Меня интересовали, особенно в качестве еды, однако теперь я вряд ли смогу их есть. Но вернёмся.
Фостер — незаурядный натуралист. Нужно обладать нехилыми выдержкой, любопытством и силой воли, чтобы ежедневно часами следить за осьминогом и в подробностях фиксировать его жизнь. Как тот охотится, прячется, меняет цвет, играет с косяком рыб и воюет с китовыми акулами. В какой-то момент осьминог уже сам выходит на контакт: обвивает руку, заползает на грудь, использует Фостера как прикрытие.
Помимо того, что документалка снята нечеловечески красиво, мне близка ее идея — о том, что у существа с восьмью щупальцами и мозгом, распределённым по телу, можно многому научиться. И тот факт, что осьминог показан не как объект изучения, а как полноценный герой, на эту идею отлично работает. Как результат: меня начали не просто интересовать, а восхищать осьминоги.
#кино
Так-с, утренний эксперимент: каких израильских писателей вы сможете назвать без помощи гугла?
Читать полностью…
Захотелось собрать отзывы на отличные книги, написанные женщинами, но интересные читателю любого пола и гендера.
Подобрала тексты (и нонфик, и художку), которые не просто рассказывают истории, но подталкивают к тому, чтобы пересобрать привычную картину реальности. Не потому, что написаны «с другой стороны», а потому, что их авторы чётко показывают, как эти стороны-границы создаются и зачем их иногда нужно разрушать. Ко всему прочему, если и когда читаешь про чужой, другой опыт, начинаешь лучше понимать себя и людей вокруг. Польза очевидна.
• «Читая "Лолиту" в Тегеране» Азар Нафиси
• «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс» Ребекки Склут
• «Аббатиса» Лорен Грофф
• «Рынок удобных животных» Кати Крыловой
• «Руки женщин моей семьи были не для письма» Еганы Джаббаровой
В комментариях, как водится, можно делиться рекомендациями по теме.
Я не думала, что от ярости может тошнить, но от ярости может тошнить.
Зашла за завтраком в фейсбук, предполагая, что там могу там увидеть, но реальность превзошла самые мрачные ожидания. Самопровозглашённые интеллектуалы, построившие свои карьеры на борьбе всего хорошего против всего плохого, четвертый день с пеной у рта защищают рукопожатного рэпера-педофила. Если вы не понимаете, о чем я, и ещё не слушали подкаст про то, как Оксимирон растлевал малолетних, ознакомьтесь.
У меня не было иллюзий относительно того, что концепция активного и информированного согласия (которое невозможно до совершеннолетия) для медийной тусовочки слишком сложна, но казалось, идея о том, что с детьми нельзя заниматься сексом, — база, которая не требует объяснений. Но и тут все оказалось не все так однозначно. Даже любимая многими Шульман высказалась в формате «я не слушала оригинал, но…». Абсолютное моральное банкротство.
Отдельно у меня горит с тех, кто все эти дни писал, мол, зачем было выпускать расследование, почему жертвы сразу не пошли в полицию. А когда жертвы пошли в полицию (иски против Оксимирона будут поданы в двух странах: РФ и Великобритании), те же комментаторы завыли, что девушки «мусорнулись». Это не просто цинизм — это сознательный выбор защитить насильника любой ценой.
Тех, кто осуждает жертв насилия, устроит только один вариант — если жертвы будут молчать. Но то время, к счастью, уже прошло.
Если не знаете, что делать вечером, обязательно, повторяю, обязательно посмотрите интервью Натальи Мавлевич. Давно не испытывала такого кайфа от незатейливого монолога. Жаль, что видео идет всего час. Мне не хватило.
Мавлевич — знаменитая переводчица и редкой работоспособности филолог, рассказывает о ремесле и жизни. О семинарах Лилианны Лунгиной, мистических совпадениях, изучении языков, любимых авторах, писательстве, мечтах, о безумии и о том, какого это быть «уродом в семье врачей».
В какой-то момент Мавлевич признается, что профессия переводчика похожа на наркоманию, так вот, продолжу аналогию: во время просмотра интервью я поймала гуманитарный приход. Нахожусь в диком восторге. Затягивает похлеще всяких Дудей.
Пазлы были. Игры были. Журналы были. Книги есть и будут в таком количестве, что вы еще пощады попросите, как тот раджа у золотой антилопы. Не было только фотографий.
То есть какие-то были, цифровые, невещественные, но вот чтобы настоящие, на чуть шершавой, теплой бумаге — такого не было. И это с учётом, что я одержима всем бумажным. Если можно заиметь что-то, поверх чего лежат чернила, буквы и идеи — заверните, беру, мне надо. По этой же причине я без ума от печатных фотографий. Тех самых, которые можно примагнитить на холодильник, запихнуть под чехол телефона, положить в картхолдер, вставить в рамку, чтобы любоваться и смахивать с нее пыль перед шаббатом.
Фотографироваться тоже люблю. По загадочной для меня самой причине фотографии эти коплю и выкладываю крайне редко (зря?). Берегу для внуков, которые будут (а они будут, куда денутся) восхищаться юной черноглазой бабушкой. У меня уже и книга подходящая есть (да, снова книга, а что вы мне сделаете). Очень красивая, от Периодики, прислали к 8 марта. (И правильно сделали, я с подарками отпределяюсь за полгода до даты, ненавижу спешку и бессмысленный ажиотаж).
Чудесный подарок, я считаю. Я и дружескую такую прямо сейчас собираю, сделаю в нескольких экземплярах и разошлю с открытками. Потому что что может быть лучше воспоминаний о том, как ты с кем-то дорогим и прекрасным ешь шварму на Флорентине, одну на двоих, или пьешь какао в «Подписных».
Промокод ВИКА дает скидку 300₽ на всю печатную продукцию Периодики до 30 марта. Действует на первый заказ.
Вчера услышала идиотскую историю: некоторая группа блогеров захотела закупить для своего проекта рекламу, кто-то предложил мою кандидатуру, после чего участники переругались в хлам.
Причина скандала оказалась восхитительной: приличной части группы казалось совершенно недопустимым, что я пишу про обстрелы — такое у них проходит по классу политики, о которой в приличном обществе молчат. Прийти к согласию не вышло, и в итоге люди, которые изначально сошлись на почве любви к чтению, разошлись, потому что не смогли договориться, допустимо ли книжному блогеру, коим меня по недоразумению сочли, писать о чем-то кроме книг. Не вынесла душа поэта.
Есть такая странная установка, что блогер обязан укладываться в рамки чьих-то ожиданий, и не просто делать так, чтобы аудитория чувствовала себя комфортно (это база), а угождать ей. Как по мне, эта логика работает разве что со слабыми авторами, которые с самого начала ищут от блога не удовольствия и драйва, а чужого одобрения. Это не мой подход.
Если мне захочется рассказать о бомбёжках, ровно как и о том, что я месяц не могла читать, я, не сомневайтесь, расскажу. Потому что это тоже часть контекста, в котором существуют и я, и книги.
Меня откровенно веселит, что стоит публично напомнить, что за пределами уютного книжного пузыря что-то горит, как вся потемкинская одухотворенность единомоментно сдувается и начинаются адовые срачи. Это не первый случай, когда моя фигура вызывает тряску, но каждый раз забавно. Причины во всех случаях схожи.
Технически я, конечно, не против быть катализатором чужого катарсиса. Но пусть катарсируют, если так им нужно, подальше от меня. 😒
Подумала вот о чём: меня разрыв, разделяющий реальный и воображаемый Иерусалим, только подстегивает лишний раз включать фантазию. Однако для многих он же становится настолько болезненным, что физически сводит с ума.
Израильская версия синдрома Стендаля называется иерусалимским синдромом. Многие приезжие, особенно те, кто прибывает с духовными целями, воспринимают Иерусалим как место свершений, чудес и божественного просветления. Но чтобы почувствовать это, недостаточно просто веры — необходимо хорошее воображение, потому что в реальности город не так романтичен, как его представляют.
Статистически порядка сотни туристов в год, приезжая в Иерусалим, провозглашают себя Мессиями и начинают проповедовать прямо на улицах. Видела одного такого. Ретроспективно не уверена, что то был именно синдром — в святом городе хватает душевнобольных и без него. Но не только их.
Прошлой осенью в Иерусалиме я встретила прокаженного. На мужчине не было ни одного живого места: рыхлые бугры покрывали все его лицо, шею и руки. Если существует терминальная стадия проказы, это явно была она.
Может это и малодушно, но в моменте мне стало адски страшно. При этом страх был почти животным и примитивным, но за ним пришло жуткое, всепоглощающее изумление. На дворе 2024 год, а лепра всё ещё существует. И не абы где, а в Иерусалиме, полном больниц, врачей и антибиотиков, она остаётся частью реальности.
Готова поспорить: где-то рядом возникла трещина во времени, портал, и прокаженный вывалился оттуда. Больше я его не встречала, но тот случай до сих пор не отпускает. Нравится думать, что в Иерусалиме ничего не заканчивается окончательно.
В некотором смысле это и есть его парадокс: он не даёт того, что ожидаешь, но предлагает нечто более пугающее и притягательное. Возможность столкнуться с тем, чего, казалось, уже не существует. И, наверное, именно поэтому здесь так легко сойти с ума. Потому что Иерусалим никогда не бывает тем, чем кажется — он всегда чуть больше, чуть старше и чуть безумнее, чем ты готов принять.
Бесконечно мужественная семья Бибас надеялась до последнего. Но вчера маленьких Кфира и Ариэля вернули в гробах. Тело их матери, Шири, которую вместе с ними похитили хамасовцы 7 октября 2023 года, подменили. Израиль получил останки неизвестной женщины.
Когда колонна с гробами ехала в центр судмедэкспертизы Абу-Кабир, тысячи израильтян стояли вдоль дороги с флагами и жёлтыми лентами — символами возвращения заложников. Почти у всех были слёзы на глазах. Почти все отдавали честь. Почти никто не знал Бибасов лично, но горе сплотило всех.
Когда я думаю об Израиле, я в первую очередь думаю о людях. О тех, кто стоит на обочинах с флагами, даже если никогда не встречал тех, кого провожает. О тех, кто приходит на похороны незнакомцев, потому что кто, если не мы. О тех, кто спорит до хрипоты, но в критический момент затыкается (не без усилий — израильтяне поймут) и просто берёт за руку.
Помню, я вышла по делам накануне шаббата. На остановке ко мне подошёл незнакомец в цицит и кипе, одобрительно кивнул на татуировки, рассказал, что у него тоже есть – и у жены есть, и у брата жены, причём брат забит с головы до ног. Представился, назвал всех по именам, спросил, где в округе лучше выпить кофе, и убежал вприпрыжку.
В другой раз в кафе, когда я пила кофе, рядом невесть откуда материализовалась бодрая пенсионерка. Она внимательно посмотрела на чашку и спросила, завтракала ли я. Получив утвердительный ответ, удовлетворённо кивнула и молча ушла.
Ещё был случай, когда я выбирала максимально нерезиновые помидоры в супермаркете. Пожилой мужчина, наблюдавший за моими колебаниями, в какой-то момент не выдержал, собрал пакет помидоров и вручил мне со словами: «Вот, всё. Ты свободна». После этого он преспокойно пошел вглубь магазина, будто у него в этой жизни была ровно одна миссия — помочь мне выбрать помидоры.
Здесь нет чужих. Здесь все свои — даже если ты впервые видишь человека.
Здесь можно проклинать правительство, жить, работать даже когда вокруг теракты и ад, помогать выбирать помидоры, спорить в очередях, ходить в кафе с собаками и стоять в очереди за хлебом с автоматом за спиной.
А еще здесь можно стоять на похоронах незнакомого ребёнка и рыдать, как будто хоронишь своего.
Кфир, Ариэль. Шири. Господи.
У меня никогда не было «уголка для чтения», из-за чего иногда чувствую себя самозванкой среди классических книжных блогеров. Во многих профильных чатах обсуждают не только книги, но и удобные кресла, мягкие подушки, идеальное освещение — с таким же азартом, с каким видеоблогеры спорят о петличках и кольцевых лампах.
Но я, к собственной радости, не книжный блогер в классическом смысле, скорее обозреватель. И возможно, дело в частых переездах. Если что-то для меня действительно важно, я не хочу собирать это на скорую руку. Скажем, мне нравится идея барочного кресла из красного бархата с резными дубовыми подлокотниками. Но если я куплю такое, расстаться с ним уже не захочу, а таскать его из страны в страну не вариант.
Поэтому пока я просто размышляю о том, что могу себе позволить, и читаю «Дом вашему миру».
Канал ведет редактор интерьерного глянца: до ухода Condé Nast из РФ она работала в Architectural Digest, сейчас — в INTERIOR+DESIGN. Это уже само по себе говорит об уровне. Мне нравится, что Лиза делает ставку на серьезный интерьерный контент. Все мы знаем, что посты в стиле «собираем пинтерест в хрущевке за три копейки» вирусятся гораздо активнее, чем сложные дизайнерские вещи. Но Лиза стоит на своем, небанальном, и мне такое симпатично.
В ее канале — огромное количество нетривиальных дизайн-объектов и вау-локаций. Просто посмотрите на эти спички для рукописей, которые не горят.
Но больше всего мне нравится рубрика про оформление квартиры без дизайнера. На первый взгляд, одолевают сомнения. В смысле — я бы так не смогла. С другой стороны, кто мне мешает поставить на стол античный бюст, чтобы все понимали, что здесь думают про Римскую Империю, а не абы про что.
Одним словом, если вам хочется создать интерьер, на который будут равняться, вам точно к Лизе.
Всегда манила археология. Когда-то я даже думала об истфаке, фантазировала, что стану археологом, буду ездить на раскопки и ковыряться в останках древних цивилизаций. Но что-то пошло не так, я закончила журфак, и теперь мои раскопки ограничиваются раскопками собственного барахла.
С утра откопала дома пару номеров «Афиши», полистала, и чёрт, как же это было круто. Не могу вспомнить ни одного русскоязычного журнала за последние годы, который мне хотелось бы купить. Лет дцать назад я была на короткой ноге со всеми продавщицами в окрестных газетных киосках — они придерживали журналы, которые я собирала, а собирала я всё: «Сабрину — маленькую ведьму», «Приключения Шрека» с переливающимися медальонами, «Приключения Скуби-Ду» с жестяным вагончиком и коллекционными карточками, журналы Deagostini со вкладышами, The Dog и The Cat с мягкими зверями, «Сказочника» с дисками, GEO, GEOлёнка, и, уверена, еще много чего. Я была маленьким журнальным магнатом.
После всей этой лабуды настало время Elle Girl и YES, затем Seasons, Esquire и, собственно, «Афиши». До сих пор периодически охочусь на редкие выпуски. Систематизированной коллекцией похвастаться не могу, но роскошно-хаотичной подборкой — вполне.
Уже много лет я скупаю и собираю интересные номера. У меня есть глянцевый The New York Times, вышедший через пару дней после гибели Коби Брайанта, их же cпецвыпуск The Roaring '20s, посвящённый 1920-м годам — эпохе джаза и сухого закона. Есть толстенный номер «Афиши» об истории российского интернета, приличное количество выпусков Magazine B, и это вообще дикая любовь.
Если не знаете: Magazine B (есть ещё C и F) выпускает роскошные журналы-книги про бренды, продукты, по формату 1 журнал = 1 бренд/продукт/вещь. Мой любимый импринт — B. Дома есть выпуски про Youtube, Lego, Moleskine, Soho House, Spotify и пару других. Так что пока некоторые вкладывают в недвижимость, я инвестирую в бумагу.
И несмотря на то, что по большей части я покупаю и собираю что-то вменяемое, иногда ностальгия берет верх. Вот думаю заказать вагон с карточками из «Приключений Скуби-ду» — не потому, что он нужен, а просто потому, что он существует.
Птичка напела, что сегодня, помимо праздника букетов, конфет и мягких медведей, еще и праздник книгодарения. Звучит как повод для небольшого аттракциона.
Сама-то я праздную день книгодарения от одного до семи дней в неделю, поэтому поздравлять будем вас.
Что предлагаю: вы подробно пишете, почему и за что любите мой канал, а через неделю рандомайзер выберет троих комментаторов, каждому из которых я отправлю по отличной книге. Безвозмездно, то есть даром.
Поехали.
Так выглядит спонтанная гиперфиксация.
Кстати, на что самое странное/необычное вы ловили гиперфикс? Что спонтанно захватывало целиком и не отпускало? Расскажите!
В комментариях к предыдущему посту большинство называют одни и те же имена, что логично. Пиарят в русскоязычном пространстве плюс-минус одних и тех же. Но израильских писателей гораздо больше. Я бы даже сказала, что для такой маленькой страны их подозрительно много. Без подготовки смогла вспомнить порядка 35-40 фамилий, — и это с учётом, что книги на иврите я пока не читаю, то есть учитывала только изданное на русском и английском.
Много думала о том, почему так, и вот к чему пришла.
Во-первых, страна слишком маленькая, чтобы в ней можно было раствориться. В условных штатах можно десятилетиями писать в стол. Если ты написал книгу в Израиле — тебя заметят. В стране нет зазора между литературным миром и миром, скажем, овощных лавок. Писательство в Израиле — не башня из слоновой кости, а, скорее, столик в кафе на бульваре Ротшильд: тебя видят, тебе отвечают. И если ты написал книгу, тебя будет читать сосед, бывший одноклассник, семейный врач и парикмахер брата. Я серьёзно.
Во-вторых, язык. Это не до конца обдуманная гипотеза, но поделюсь. Обычно языки рождаются как бы сами собой, обрастают идиомами, плавно меняются со временем, но только не в Израиле. Израиль — единственная страна из известных мне, где язык физически воскресили из мёртвых, а потом заставили на нём шутить, ругаться и подписывать налоговые декларации. У иврита не было плавного естественного развития — его придумали заново, и писать на нём означало не просто писать, а участвовать в строительстве языка с нуля.
В-третьих, национальная неспособность молчать. В Израиле говорят все. Много, громко, эмоционально. После пары лет в стране пришла к выводу, что в местной культуре не существует концепции «лезть не в свое дело». Людям есть что сказать по любому поводу. Ну и если людям есть что сказать, почему бы не написать книгу.
В-четвертых, любой израильтянин — носитель сразу нескольких историй. Пересечения диаспор, войны, эмиграции, Шоа — всё это фон для разговора. Амос Оз как-то говорил, что быть писателем в Израиле легко, потому что достаточно просто внимательно слушать людей. Они всё расскажут сами.
И последнее: здесь невозможно молчать. В стране, где реальность движется с бешеной скоростью, писать — это способ жить, сохранять свою историю и понимание происходящего.
Так что да, кажется, писателей в Израиле реально много. Иногда шучу, что если у вас нет хотя бы одного израильского знакомого, который пишет роман, значит, вы плохо смотрите по сторонам. У меня, кстати, такие знакомые есть.
#шалом
Скрытая часть меня (ну или не очень скрытая) любит мультики вроде БоДжека, олдовый Cartoon Network и Nickelodeon, The Sims, муми-троллей и фигурки Funko POP!. В общем, я человек простой: вижу кусок детства — пищу от радости.
А тут сразу две новости, и обе такие, что дышите глубже:
1. EA к 25-летию The Sims перевыпустила The Sims 1 и The Sims 2 со всеми встроенными дополнениями для современных ПК. Осталось только раздобыть компьютер с Windows, но это уже детали — главное, что Sims 2 больше не нужно искать по пиратским свалкам. Шикардос!
2. Ходят слухи, что Nickelodeon может снять продолжение «Джимми Нейтрона». Да, спустя 24 года. Хоть бы оказалось правдой, а.
Мой ностальгиметр разрывается.