9048
Книжные обзоры, интересные статьи, новинки и старые книги, их авторы и владельцы. По вопросам сотрудничества @onlybars
Сегодняшняя наша рекомендация это авторский канал @vamchtetsam.
Если хотите "прокачать" эрудицию, проверить ее, любите искусство, любите читать, то он для вас. В нем коллекции цитат из прочитанных автором книг, мини-рецензии, анонсы любопытных событий и рассказы от известных или перспективных авторов. А также для разнообразия лучшие рекомендации от знатоков музыки и театра.
Честно признаться, никогда не думали, что кто-то из нынешних кандидатов в президенты (хоть серьёзных, хоть вымышленных) поставит перед собой такие интеллектуальные задачи. Жаль только, что ему при нынешнем состоянии опетросяненных умов не победить, а так у нас с вами были бы все шансы стать каким нибудь "министерством книгообразования" в новом правительстве. Впрочем, нам хватает и нынешнего нашего положения /channel/yakemenko/198
Читать полностью…
В наши дни, когда молодое поколение все чаще ставит обидный прочерк в графе «любимые книги», регистрируясь в соцсетях, телеграм стал приятной отдушиной, где все еще можно встретить публику, способную воспринимать большие тексты, а не мигающие изображения.
Тем приятней оказалась новость о том, что именно телеграм-канал с качественными постами @oneday_onestory вошел в шорт-лист Премии Рунета. Вместе с вымиранием ЖЖ номинанты деградировали до невозможных вещей, поэтому вдвойне хорошо, что автор с хорошими текстами может обратить внимание аудитории на лонгриды.
Считаю, что вклад в просвещение публики должен внести каждый и проголосовать по ссылке http://narod.premiaruneta.ru за канал здесь telegram.me/oneday_onestory. До конца голосования осталось два дня. Надо спешить, иначе потом придется учить людей читать заново.
16 ноября — Всемирный день философии. Этим днем ЮНЕСКО объявила третий четверг ноября. И как раз сегодня коллегами из @breakonthrough опубликована в открытом доступе новая книга мистика, математика и философа Романа Михайлова под названием «Изнанка крысы» https://knife.media/mikhailov/
В честь праздника — подборка философских текстов на «Ноже».
1. Что вам нужно знать о философии? Ультимативный гайд о том, как мыслить беспредпосылочно и не сойти от этого с ума https://knife.media/philosophy-for-dummies/
2. Рождается ли свобода в хаосе и кто ответственен за наши поступки? https://knife.media/responsibility/
3. Семь мифов о бытии бога. Философы вступаются за религию; бог есть, но это не точно. https://knife.media/god-myths/
4. Биолог Николай Кукушкин — о том, как понять все и где искать вопросы на главные вопросы вселенной https://knife.media/understand-it/
5. Капитан Мутабор. Рассказ о главном философе советского авангарда — Сергее Курехине https://knife.media/kuryokhin/
Загорелся идеей проверить литературные каналы на уникальность материала. На пути к цели меня ждали долгие вечера, посвященные чтению 30-40 топовых каналов о литературе.
К счастью, идею статьи поддержали такие величины, как Книжный Лис, Cultpop, Что Читать, Booker и Хемингуэй позвонит. Я понял, что на верном пути и принялся за работу. За поддержку им всем огромное спасибо!
Итогом работы стала серьезная статья о литературе в Telegram. По сути, статья – любопытное исследование 30 крупнейших каналов о литературе. Старался сохранить беспристрастность. Получилось ли? Прочитайте и решите сами.
Приятного чтения, друзья!
Сегодня 100 лет с момента Октябрьского переворота, ставшего одни из ключевых событий прошлого столетия. Об этом событии написаны десятки тысяч книг и чрезвычайно трудно взять на себя ответственность советовать прочесть что-то «объективное» по этой теме – объективного нет по определению, ибо до сих пор эта дата разделяет, а не объединяет. Но уж если читать, то лучше мемуары, которые весьма неплохи как у Троцкого, так и у Керенского. В любом случае, одной книгой не обойтись.
Мы же хотели бы отметить религиозную составляющую произошедшего события, взяв на себя смелость сравнить последнее с европейской Реформацией, начавшейся ровно за 400 лет дол этого практически день в день (31 октября). Нет никаких сомнений в том, что если бы Россия не была страной с сильными православными традициями, то Октябрьский переворот и последовавшие за ним события имели бы совершенно иные характеристики, а культ личности Сталина и Ленина мог не состояться. Кстати, во многом именно это религиозное обстоятельство позволило коммунистической, партийной идеологии так быстро овладеть умами огромного количества людей и так крепко закрепиться в сознании. Новая религия, протестантизм местного обряда, разрешала то, что запрещала старая система.
Религиозная идея достижения Небесного Царства, попытки воссоздать его элементы на земле, отразить в культуре и повседневной жизни встречаются в русской истории на протяжении нескольких столетий. Теория «Москва-Третий Рим» и опричнина Ивана Грозного, строительство Московского Кремля и Нового Иерусалима патриарха Никона под Москвой – это лишь некоторые примеры. Поэтому неудивительно, что именно эта религиозная идея, невзирая на декларативный отказ от религии, отчетливо просматривается в революционных событиях начала ХХ века. Место отвергнутого Бога занимает, в частности, пролетариат, который начинают воспевать так же, как раньше воспевали Бога и Богоматерь, возникают «Десять Заповедей Пролетария», многие плакаты большевиков напрямую подражают иконам. Стремление освободиться от самих себя «ветхих» и «прошлых» выражается в массовой смене имен.
Делаются попытки решить проблему человеческого бессмертия, что стало бы логичным завершением процесса обожествления человека. Религиозную окраску имели праздники и обряды, проводившиеся как мистерии. Энергия религиозного коммунистического преображения мира была столь сильной, что даже за рубежом Советская Россия стала восприниматься многими как место принципиально иное, как новый мир, где живут новые, небывалые люди (можно вспомнить, что период Реформации точно так же «открыл» Америку, как Землю Обетованную).
Коммунистическая партия с момента своего основания преподносилась последователям, как Новая Церковь, как обладательница абсолютной истины. Наиболее отчетливо религиозный характер советского менталитета проявился в культе партийных вождей, или «культе личности», среди которых самым устойчивым оказался культ Ленина и культ его «бессмертного» тела.Возникают «святые места», связанные с жизнью и деятельностью Ленина, в каждой воинской части, на каждом заводе, в каждом колхозе и совхозе устраиваются «часовни» - ленинские комнаты, «красные уголки», само название последних отсылает нас к «красным углам» изб, где был киот с иконами и висела лампада. Связь с религией оказалась такой прочной и разветвленной, что последняя, ослабевая в 1940-1970-е годы, потянула за собой и коммунистическую идеологию и Компартию. А партия без культа, без метафизики и онтологии оказалась просто сборищем карьеристов и проходимцев, которые удачно конвертировали в 1990-е свою безыдейность в банковские счета…
Это просто заметки по поводу, из которых можно сделать долгий разговор. А мемуары все-таки стоит почитать.
Если хочется почитать что-то необычное, то вот вам годный канал @provodnic1
В нем девушка-проводник рассказывает свои самые интересные истории. @provodnic1
Сегодня мы представляем книжный интернет-магазин ведущих российских издательств. С 16 по 19 октября каждая четвертая книга в этом магазине стоит 1 рубль на сайте https://book24.ru/
Всем клиентам интернет-магазина, оформившим в период проведения акции покупку четырех (и более) товаров из нашего каталога, будет подарена скидка в размере стоимости издания с меньшей ценой из заказа за вычетом 1 рубля. Здесь можно купить много и заплатить мало https://goo.gl/2N1LmQ
Только что вышло поразительное издание книги Р.Бредбери "451 по Фаренгейту". https://www.instagram.com/p/BY8U_dFAr2B/?hl=en&taken-by=charlesnypelslab Это издание не случайно - при 451 градусе по Фаренгейту воспламеняется бумага, кроме того, сама книга о том, как другие книги жгут по приказу сверху. Ленин больше ста лет назад, когда сидел в тюрьме, уже делал что-то похожее - писал молоком запрещённые тексты, читать которые было можно лишь подогрев страницу на свечке. Молоко подгорало и строчки проявлялись. Кстати, эта книга Бредбери уже выходила в форме большого спичечного коробка с настоящими спичками.
В целом стремление придать книгам и их содержанию художественную форму сегодня приобретает все больший размах. Так, французский художник-иллюстратор Лакомб делает трехмерные книги. Уже изданы «Пиноккио», «Мадам Баттерфляй» и «Алиса в Стране Чудес». Японский художник Ясуки Уно оформил сказку о Белоснежке в виде трехмерной книги с миниатюрами, где все фигурки не нарисованы, а вырезаны лазером.
Была выпущена и очень любопытная кулинарная книга. Ее страницы пусты, и, для того, чтобы рецепт проявился, книгу нужно запечь в духовке. Поэт Раймонд Квинау выпустил книгу своих сонетов (их всего 10) и разрезал каждый из них на тонкие полоски в одну строчку длиной. Чиная, можно комбинировать полоски в любом порядке (ритм стиха от этого не изменяется) и получать каждый раз новый стих, которых в сумме выйдет несколько миллионов. Авангардист Снуп Дога выпустил книгу песен «Слова-самокрутки» (Rolling Words), которая сделана из обычных листов для самокруток. Все листы легко отрываются, обложка сделана из конопли, а корешок выполнен в виде серной полоски, которые обычно наносят на борт спичечных коробков.
В Нидерландах недавно выпустили четыре объемные биографические книги «Geschreven Portretten» («Написанные портреты»). Каждая книга имеет вид головы известного человека, судьбе которого она посвящена (Анна Франк, Кадер Абдола, Луи Ван Галь, Винсент Ван Гог).
А американец Тим Бейкер создаёт обложки к книгам из аммонитов - окаменевших раковин вымерших гигантских моллюсков. Так что сегодня книги не только не вымирают - они обретают второе рождение в новых формах. Важно не только то, что напечатано, они как напечатано и издано.
Смерть сегодня тема двойственная. Притягательная и отталкивающая одновременно. Настоящую смерть выводят из обихода. Много лет прошло с тех времен, когда гроб с покойником выносили из подъезда и ставили на две табуретки, чтобы все простились, а затем по разбросанным елочным веткам несли в церковь под звуки полупьяного оркестра. Сегодня настоящие покойники незаметно исчезают из домов и больниц, зато смерть иллюзорная, виртуальная, живет на экранах и даже развлекает. В результате люди живут так, словно им не предстоит умереть и умирают так, словно никогда не жили.
Смерть пугает, пугает даже прикосновение к ней – не случайно фондов, помогающих онкобольным, в десятки раз меньше, чем фондов, помогающих детям. Смерть невозможно описать и нет четких понятий, в которых она атрибутируется. В целом вообще существует достаточно лексики для описания жизни, но очень мало для смерти. Боязнь смерти заставляет при ее описании язычески пользоваться эвфемизмами типа «отдать Богу душу». Однако без смерти невозможна жизнь – именно наличие смерти и делает жизнь жизнью. Смерть делает все настоящим, подлинным. В народной традиции бессмертный не считался живущим - пожелание жить вечно рассматривалось как оскорбление, как предложение удела вечного неприкаянного скитальца. У Свифта в Лаггнегге время от времени рождаются струдльбруги – бессмертные люди, которые являются самыми несчастными и презираемыми в государстве.
Важно и то, что смерти «вообще» не бывает – она всегда чья-то. Ею нельзя поделиться. Только твоя личная смерть, осознание личной смертности дает возможность понимания жизни Чужая смерть ничего не дает для понимания кроме того, что «все умрут, а я останусь», понимания того, что смерть не заключена изначально в природе вещей, что в результате некоего чуда можно и остаться. Смерть, конечность, имплицитно включены в жизнь – ведь все время что-то заканчивается навсегда. Мы привычно встретились со знакомым, не зная, что видим его в последний раз, последний раз уехали из какого-то места, последний раз прошли по той или иной улице – все это напоминание о личном финале.
Интересно различие в отношении к смерти в западном и отечественном менталитете. На Западе главный праздник Рождество, то есть рождение Христа, как человека в ЭТУ жизнь и поэтому смерть страшна, страшны ее формы. Отсюда такое акцентирование на страданиях и муках Христа, а вместе с этим и человека. Поэтому именно на Западе стала возможна эвтаназия – избавление от предсмертных мук. На Востоке, в России главный праздник Пасха – рождение Христа как Бога в ТУ жизнь, в вечность. Муки и смерть это инструмент, условие для дальнейшей жизни. Поэтому главная тема немецкой поэзии - смерть. Ничего страшнее быть не может. Главная тема поэзии русской – неволя, которая страшнее смерти. Если смерть не финал, то может быть нечто и более страшное. Случайно ли смерть мужского рода у немцев и женского у русских? Женщину труднее понять, но с ней легче договориться. Смерть не должна быть беспощадной, она должна быть сострадательной, даже смерть должна пожалеть много страдавшего человека и, поняв его, отступить – ведь туда не опаздывают, а здесь можно что-то и не успеть.
Разобраться с этими и другими вопросами поможет издание "Археология русской смерти». Это первый в России научный журнал посвященный death studies, в то время как на Западе этой теме больше сорока лет - старейший журнал Omega, посвящённый смерти, издаётся с 1970 года. "Археология русской смерти" выходит с октября 2015 года как в печатном виде, так и в pdf. В настоящий момент изданы четыре номера, все они тематические. Ниже приводятся обложки и содержание номеров.
О том, что современное образование умирает, сказано уже достаточно. Какие задачи решает сегодня школа? Убирает на полдня детей и подростков с улиц и из подъездов. Служит объектом, который родителям всегда можно обвинить в проблемах детей и тем самым снять ответственность с себя. Образования она не дает. Сегодня в школе не учатся, ибо учение это сложный и многоплановый процесс. В школе, как в бурсе Помяловского, учат. Учат даты и имена, чтобы попасть в ответы ЕГЭ. В результате побеждают самые усидчивые, самые дрессированные и натасканные, а не самые умные. Главная задача школьника не учиться, а отсидеть десять лет от звонка до звонка и за это поступить в ВУЗ, где мотать еще пять. Для чего поступать в ВУЗ, не знает почти никто, ибо целью стало само поступление, а не обучение.
Изменилось институциональное ядро сферы образования. Раньше основой образования было образовательное учреждение, а главным модулем классно-урочная система. Сегодня ядро образовательной системы – индивидуальная образовательная программа, а учиться можно где угодно и как угодно. Сегодня рынок труда во всем мире требует все меньше специалистов в каждой конкретной области и все больше всесторонне ориентированных людей, которые на ходу могут включиться в любой процесс и в состоянии так же на ходу приобретать конкретные знания.
Проблема эта касается всех, но родители упорно отдают своих детей в школы, перекладывая на последние ответственность за судьбу детей, хотя школы доживают последние годы. Что делать? Западный автор и новатор Салман Хан, написавший бестселлер «Весь мир – школа. Преобразованное образование» объясняет, что нужно делать, чтобы многое, наконец, изменилось. Почему не исчезают двухчасовые лекции, хотя сосредоточенность в восприятии информации достигает пика через 15 минут? Почему никто не обращает внимания на успешно реализованную еще 80 лет назад К. Уошберном концепцию полного усвоения материала, которая показала, что все дети способны справиться с любой темой, только им для этого нужно разное время. Салман Хан предлагает посмотреть на классно-урочную систему не как на данность, а как на инструмент, разработанный в определённое время для определённых целей и использующийся сейчас исключительно из-за инертности всех общественных институтов. Главный вопрос, который поможет посмотреть на систему образования свежим взглядом и избавиться от устаревших конструкций: зачем? Зачем нужны домашние задания? Зачем нужны экзамены? Зачем дети уходят летом на каникулы? Зачем существует возрастное деление на классы? Зачем всё многообразие человеческого знания поделено на предметы, связь между которыми детям не дают почувствовать? И вот оказывается, что летние каникулы достались нам от аграрного общества, когда вся семья была задействована в тёплые месяцы на сельскохозяйственных работах, а домашнее задание прикрывает изъяны традиционного урока, который не может обеспечить полноценное усвоение материала.
В книге подробно написано, как технологии, доступные всем в любое время, позволяют «очеловечить» образование, перевернув традиционный урок. Учителя задают «лекции» на дом, а «домашнее задание» — индивидуальная работа учеников — выполняется на уроке. Но интереснее представить себе модель образования будущего, которая может прийти на смену классно-урочной системе. Вот что предлагает Салман Хан: каждый учится в своём темпе, изложение материала учителем не занимает более 15 минут, обучение всегда активно. В школе должен быть один большой класс, в котором перемешаны дети разных возрастов. Для занятий в произвольном темпе, которые возможны с новыми технологиями, нет нужды делить детей на группы по возрасту или способностям.Идеальный класс в новой системе образования выглядит как огромное творческое пространство, где каждая группа занята своим делом. Воплощая эти идеи в жизнь, Салман Хан создал образовательный проект, нашедший поддержку в сотнях стран. Он рассчитывал не на департаменты образования, а на детей и взрослых и добился колоссального успеха. Стоит прочесть, чтобы понять – а нужно ли завтра заставлять ребенка идти в школу, которой уже нет.
Взаимоотношения человека и животных (и в целом человека и мира природы) сегодня кардинально перестраиваются. И это видно невооруженным взглядом – от собак, которых приводят и приносят в любые публичные места – от ресторанов до лекционных залов, до вездесущих котов. Активно переосмысляется роль животных и природы в нашей жизни – человек, отгородившийся от природы городскими стенами еще в Месопотамии, сегодня пытается снести их и восстановить утраченную связь в форме неодарвинизма, веганства или иппотерапии. Разумеется, возникает и литература. Английский поэт, художник, критик Джон Берджер, умерший недавно в возрасте 90 лет, сегодня пришел к нам в книге «Зачем смотреть на животных?» Еще в 1960-е годы он уехал во французскую деревню, где поселился в простом доме без удобств, за который платил заготовкой сена. Именно там он почувствовал единство с природой и проникся отвращением к глобализму. Его книга это сборник самых разных по жанру вещей – от наивных сказок про мышку, выпущенную в поле из мышеловки всего лишь для того, чтобы увидеть, как пленник осуществляет свою мечту о свободе, до рассуждений о почти человеческой жизни обезьян. Там же несколько очерков о значении трапезы в жизни человека и о философии поля. Обычного, заросшего травой поля, что, несомненно, будет близко большинству из нас, любящих странной, необъяснимой любовью широкие неубранные поля с полоской леса вдали и бескрайнее небо над ними.
Наиболее интересны его рассуждения о животных. Животные рождаются, у них есть сознание и они смертны. Всем этим они напоминают человека. Но они отличаются от него своей поверхностной анатомией (меньше, чем глубинной), своими привычками, временем и физическими способностями. Животные и похожи, и непохожи на человека. Глаза животного, смотрящего на человека, внимательны и настороженны. Оно может так же смотреть и на животных других видов. Для человека у него не припасено особого взгляда. Но ни один другой вид, кроме человека, не опознает взгляд животного как знакомый. Других животных взгляд схватывает. Человек же осознает себя, возвращая взгляд.
Животное внимательно рассматривает сквозь узкую бездну непонимания. Вот почему человек способен удивить животное. Но и животное — даже одомашненное — способно удивить человека. Он тоже смотрит сквозь бездну непонимания — похожую, но не такую же. И так всегда, куда бы он ни смотрел. Человек всегда смотрит сквозь неведение и страх. Поэтому когда на него смотритживотное, он видим так же, как сам видит окружающее его. Признание им этого и делает взгляд животного знакомым. И все же животное отличается, его никогда нельзя путать с человеком. Таким образом, животному приписывается власть, сопоставимая с человеческой, но никогда с ней не совпадающая. У животного есть тайны, которые в отличие от тайн пещер, гор и морей обращены именно к человеку.
Отношение между ними прояснится для нас, если мы сравним взгляд животного со взглядом другого человека. Между двумя людьми тоже пропасть, но над ней есть мост — язык. Даже если встреча между ними враждебна и безмолвна (даже если они говорят на разных языках), благодаря существованию языка по меньшей мере один из них, если не оба и взаимно, утверждается другим. Язык позволяет людям считаться друг с другом как с самими собой. Ни одно животное не утверждает человека ни позитивно, ни негативно. Оно может быть убито и съедено, и тогда его энергия добавится к уже имеющейся у охотника. Оно может быть приручено, и тогда оно будет обеспечивать крестьянина и работать на него. Нехватка у животного языка и его безмолвие всегда гарантируют наличие дистанции между ним и человеком, его отличимость от человека и его исключенность.
Надо сказать, что Берджер известен не только этой книгой – интересующимся искусством могла бы помочь его работа «Искусство видеть», где автор критикует традиционный взгляд на классическое искусство.
Ионеско не устает поражаться иллюзорной целеустремленности, с какой всё в мире говорится и делается. Тысячи людей снуют по улицам столицы – куда и зачем они идут? Какими важными задачами они заняты? Какой смысл может иметь вся эта лихорадочная активность? Без сомнения, каждый из нас задавался этими вопросами хотя бы раз в жизни и не мог не прийти к выводу, что это какое-то коллективное безумие.
Первая пьеса Ионеско была написана именно под впечатлением этого изумления по поводу невозмутимой естественности, с какой эти люди, живущие словно вымышленные лица, общаются между собой и по-видимому прекрасно понимают друг друга. Ионеско не только не понимает, но и все, делающие вид, что им что-то понятно, представляются ему тупицами.
Ибо только догадавшись о непонятности происходящего человек достигает полной меры доступного ему понимания. Поэтому Ионеско боялся понимающих читателей и зрителей. И это надо помнить, читая пьесы и книги Ионеско. Помнить, что он их писал не для того, чтобы что-то объяснить себе и другим, а чтобы поставить еще раз свои вечные вопросы, чтобы поместить человека в «вопросительное одиночество». Любое художественное произведение он в свою очередь читал как серию вопросов, как «архитектуру вопрошаний». В итоге Ионеско еще до чтения Хайдеггера и Сартра задал основной вопрос: почему вообще что-то есть? Ведь было бы «естественнее», если бы ничего не существовало.
Подступиться к Ионеско сложно – никогда не знаешь, откуда начать, чтобы все-таки прийти к концу, ведь его можно не только читать, но и смотреть. Хотя, скорее всего, мы никогда не узнаем, как сам Ионеско воспринял бы современные постановки его пьес – великие авторы, как правило, не узнают себя, когда кто-то воспроизводит их (так было и с Гоголем и со многими другими). Попробуем начать с его эссе «Почему я пишу» (https://ru-ru.facebook.com/bibikhin/posts/646342365465226) - в нем он многое объясняет, одновременно спрашивая.
#Книжнаяполка Полка с приличным подбором книг по князю Владимиру и Крещению Руси. Среди представленных изданий есть хороший сборник материалов конференции 1988 года в двух томах "Тысячелетие Крещения Руси", несколько аналитических работ, посвящённых житию Владимира, и, наконец, альбом "Отец земли Русской", вышедший к тысячелетию со дня кончины князя. Поскольку мы заговорили о князе и Крещении Руси, пользуясь случаем, следует сказать, что сегодня жизнь Владимира рассматривается только сквозь призму Крещения Руси, хотя он сделал немало и помимо этого, а основные дискуссии по поводу самого князя сосредоточились в последнее время исключительно вокруг места крещения - был ли Владимир крещён именно в Корсуни (Херсонесе) или где-то ещё. Так современная крымская политическая тема вторглась в историческую науку и каждый может догадаться, на какой позиции стоят современные "западники" и "славянофилы". Первые на том, что не в Херсонесе, вторые наоборот. Примечательно здесь то, что "западники", вопреки либеральной логике, пользуются очень старыми аргументами (столетним Шахматовым и его "Корсунской легендой"), а "славянофилы", сиречь, консерваторы, новейшими исследованиями. Это лишний раз подтверждает известную, вывороченную наизнанку, логику, в которой Петр Первый, вводя, как ему казалось, новшества, на самом деле восстанавливал старое, а современные либералы имеют много общего с ортодоксальными коммунистами (например, стремление к насилию). Возвращаясь к корсунской теме, следует признать, что современные исследования Л.Лебедева, М.Ю.Брайчевского, А.М.Ранчина, М.О.Арранца и других заставляют нас признать, что именно Корсунь есть место, где совершился ключевой поворот в жизни князя. Кстати, там находится один из старейших (год основания 1892), но активно развивающихся музеев России. К слову, завтра в заповеднике "Херсонес" открывается музей античной истории, который был закрыт последние 12 лет. Экспозиция, посвящённая истории античного Херсонеса охватывает период со времени его основания в V в. до н.э. до распада Римской империи в IV в.н.э. Возможно, одним из первых посетителей обновлённой экспозиции станет Путин. В целом же эту тему и сопряжённые с ней проблемы можно подробно рассмотреть с помощью приведённой выше книжной полки.
Читать полностью…
То есть не путеводители, а писатели, поэты, художники, философы должны вести нас к памятникам культуры. Так делали Гюго, Рёскин, Пруст, Белый, Флоренский и другие, так не делают (не могут) современные писатели и художники, ведущие нас в свой убогий, душный, узкий мирок, наполненный кляксами, матом и пустотой. Действительно, после Пруста не надо читать ничего об Амьенском соборе, кроме Рёскина, ибо и тот и другой собор поняли. Именно поняли, не изучили, не запомнили даты и сочетание фигур – они смогли его понять так, как мы без слов понимаем близкого человека. Именно поэтому, переходя к признанию в любви к Рёскину, Пруст отмечает, что основными вехами жизни Рёскина были не те достижения, что близки нам (сделал, успел, решил, заработал), а события интеллектуальные: в этот год он понял Абвиль, в тот год – Руан, в третий – что у Тициана больше благородства, чем у Рубенса и так далее. А что, можно попробовать – какой занятный выйдет календарь. В тот год я понял, что занят не своим делом, в тот - что никогда не любил, а в этом что все вокруг правы, когда говорят, что я идиот. Календарь пониманий и прозрений.
Разыскивая описанного Рёскиным маленького человечка на портале собора. Пруст показывает, как важна в общей картине крохотная и порой почти незаметная деталь – ведь люди чаще всего умирают не на войне под бомбами, в оттого, что отказало нечто совсем вроде бы незаметное. Пруст мастер точного наблюдения и филигранного раскрытия подробностей и эту небольшую книгу, конечно, лучше прочесть у портала Амьенского или любого великого собора, чтобы затем взяться за Рёскина (он скоро у нас здесь будет). Итак, Марсель Пруст. Памяти убитых церквей. М., 2017 год. Всего 128 страниц. Содержание на обложке.
#Книжнаяполка Сегодня у нас в разделе книжной полки самое большое в мире собрание житий святых - Acta Sanctorum (Деяния святых). Напомним, что сборник житий как правило делается в хронологическом порядке - от января до декабря и по дням года располагаются жизнеописания святых. Это одно из самых "продолжительных" изданий в мире - первый том издания вышел в XVII столетии, последние тома ещё не выходили.
Идея издания появилась на рубеже XVI - XVII веков, а первый январский том вышел в 1643 году благодаря иезуиту Болланду, основателю научного сообщества (конгрегации) болландистов. Задача конгрегации состояла в собирании информации о жизни христианских святых. На протяжении уже почти трёхсот лет конгрегация болландистов собирает материалы и том за томом издаёт Acta Sanctorum. Каждое жизнеописание снабжено основательными введениями и комментариями. К отдельным томам прилагаются тематические исследования (в частности, о папах и Патриархах). Жития православных святых, подвизавшихся после великого церковного раскола 1054 года в издание не включались, однако в качестве предварительного тома за ноябрь был издан сборник житий святых Восточной церкви.Кроме житий святых в издании содержится много важных рассуждений по различным вопросам церковной истории.
В настоящий момент издание включает в себя 68 огромных томов, в которых описаны почти 15 тысяч святых, память которых празднуется с января по ноябрь. Последний на сегодняшний день том (начало декабря) вышел в Брюсселе в 1940 году и, очевидно, следует ждать продолжения. Примечательно, что январские жития составили только три тома, а октябрьские уже 13 томов - по мере развития проекта увеличивалось количество информации. Издаются Acta Sanctorum на латинском языке и представляют собой даже внешне внушительное зрелище, что хорошо видно по фотографиям, на которых представлен общий вид собрания, фрагмент собрания и титульный лист одного из томов. Для сравнения - жития святых Дмитрия Ростовского (одно из наиболее полных собраний православных житий святых) включает в себя 12 небольших книг. В любом случае ни один специалист по агиографии не может сегодня обойтись без этого издания. Идея перевода Acta Sanctorum на русский язык существует и, возможно, даже будет реализована, но, как говорил Некрасов: "жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе".
Несколько мыслей из статьи писателя Нила Геймана о природе и пользе чтения (перевод Натальи Стрельниковой, статья есть во многих местах Сети)
"Однажды я был в Нью-Йорке и услышал разговор о строительстве частных тюрем – это стремительно развивающаяся индустрия в Америке. Тюремная индустрия должна планировать свой будущий рост – сколько камер им понадобится? Каково будет количество заключенных через 15 лет? И они обнаружили, что могут предсказать все это очень легко, используя простейший алгоритм, основанный на опросах, какой процент 10 и 11-летних не может читать. И, конечно, не может читать для своего удовольствия. В этом нет прямой зависимости, нельзя сказать, что в образованном обществе нет преступности. Но взаимосвязь между факторами видна. Я думаю, что самые простые из этих связей происходят из очевидного: Грамотные люди читают художественную литературу. У художественной литературы есть два назначения:
Во-первых, она открывает вам зависимость от чтения. Жажда узнать, что же случится дальше, желание перевернуть страницу, необходимость продолжать, даже если будет тяжело, потому что кто-то попал в беду, и ты должен узнать, чем это все кончится… в этом настоящий драйв. Это заставляет узнавать новые слова, думать по-другому, продолжать двигаться вперед. Обнаруживать, что чтение само по себе является наслаждением. Единожды осознав это, вы на пути к постоянному чтению. Простейший способ гарантировано вырастить грамотных детей – это научить их читать и показать, что чтение – это приятное развлечение. Самое простое – найдите книги, которые им нравятся, дайте к ним доступ и позвольте их прочесть… Не отвращайте детей от чтения лишь потому, что вам кажется, будто они читают неправильные вещи. Литература, которая вам не нравится, – это путь к книгам, которые могут быть вам по душе. И не у всех одинаковый с вами вкус.
И вторая вещь, которую делает художественная литература, – она порождает эмпатию. Когда вы смотрите телепередачу или фильм, вы смотрите на вещи, которые происходят с другими людьми… Вы начинаете чувствовать вещи, посещать места и миры, о которых вы бы и не узнали. Вы узнаете, что внешний мир – это тоже вы. Вы становитесь кем-то другим, и когда возвратитесь в свой мир, то что-то в вас немножко изменится. Эмпатия – это инструмент, который собирает людей вместе и позволяет вести себя не как самовлюбленные одиночки.
В 2007 году я был в Китае, на первом одобренном партией конвенте по научной фантастике и фэнтези. В какой-то момент я спросил у официального представителя властей: почему? Ведь НФ не одобрялась долгое время. Что изменилось? Все просто, сказал он мне. Китайцы создавали великолепные вещи, если им приносили схемы. Но ничего они не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому они послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google и расспросили людей, которые придумывали будущее, о них самих. И обнаружили, что те читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками.
Библиотеки – это свобода. Свобода читать, свобода общаться. Это образование (которое не заканчивается в тот день, когда мы покидаем школу или университет), это досуг, это убежище и это доступ к информации… Книги – это способ учиться у тех, кого больше нет с нами. Человечество создало себя, развивалось, породило тип знаний, которые можно развивать, а не постоянно запоминать. Есть сказки, которые старше многих стран, сказки, которые надолго пережили культуры и стены, в которых они были впервые рассказаны.
Все мы – взрослые и дети, писатели и читатели – должны мечтать. Мы должны выдумывать. Легко притвориться, что никто ничего не может изменить, что мы живем в мире, где общество огромно, а личность меньше чем ничто, атом в стене, зернышко на рисовом поле. Но правда состоит в том, что личности меняют мир снова и снова, личности создают будущее, и они делают это, представляя, что вещи могут быть другими».
О Бруно Беттельхейме мы уже как-то говорили выше (
/channel/Dumai/481), но пришло время вернуться к нему вновь. Классик психоанализа, в жизни он был гораздо шире своего амплуа. Как проповедник «еврейской порнографии» (так нацисты именовали психоанализ) он оказался в Дахау, где продолжал оставаться психологом, наблюдая за поведением окружавших его заключенных и эсэсовцев и анализируя их душевное состояние. Так как ничего записывать было нельзя, он привык запоминать свои мысли, которые составили книгу «Просвещенное сердце». В ней он делает общечеловеческий вывод - только наличие твердого внутреннего стержня, смысла жизни за пределами обыкновенных обывательских удовольствий позволяет сохранить себя даже в самых отчаянных обстоятельствах. Выйдя из лагеря, он уехал в США, где организовал клинику для детей с психическими травмами и нервными расстройствами. Опыт работы в ней позволил ему создать два бестселлера «Психоанализ волшебной сказки. О пользе волшебства» и «Сносные родители». Эти книги были бы полезны и сегодня любому родителю, который не понимает, что читать своему ребенку и как его воспитывать.
Одной из самых знаменитых его книг стала работа «Пустая крепость. Детский аутизм и рождение Я» - единственная из его 14 всемирно известных книг, переведенная на русский язык. Сегодня эта книга как никогда актуальна – число детей-аутистов растет, а понимания, что с ними происходит, это все-таки искаженная психика или особенности развития, рефлекторное отражение внутреннего страха выйти из своей уютной скорлупы в страшный и сумрачный внешний мир, нет до сих пор. Беттельхейм считает, что главная причина появления таких детей – сами родители, их глубинная, иногда даже не очень рассудочная неприязнь к своему не совсем желанному ребенку, появившемуся на свет вопреки ожиданиям. Если вдуматься и посмотреть вокруг, то почти каждый из нас видел и таких родителей и таких детей, пусть не аутистов, но всю жизнь живущих не среди родителей, а рядом с ними, детей, главная обязанность которых служить вопросительным знаком семьи, немым упреком былой нерассудительности, символом грехов молодости.
Исследуя природу аутизма, Беттельхейм исследует не больного, а просто особенного, маленького, беззащитного человечка, не такого, как все, острее чувствующего свою ненужность, избыточность, ощущающего неправду окружающего мира, из которого его, никому ничего еще не сделавшего, уже пытаются вычесть, как неисповеданный грех, мешающий и дальше чувствовать себя праведником. Каждый из нас время от времени чувствует себя именно таким, вычтенным, тем, которого куда-то дели все те, кого мы ценили и от которого куда-то делись те, от которых мы этого не ожидали. Действительно, неприятно чувствовать себя старым зонтиком, забытым в трамвае. Вернутся ли за нами? А вдруг забыли специально? Как тут не вспомнить историю, рассказанную Мариенгофом в своем «Романе без вранья»: «Во дворе у нас жил водопроводчик. Жена его умерла от тифа. Остался на руках неудачливый мальчонка лет пяти. Водопроводчик все ходил по разным учреждениям, по детским домам пристраивать мальчика. Я при встречах интересовался: - Ну как,пристроили Володюху?- Обещали, Анатолий Борисович, в ближайшем будущем…. И все в том же духе. Случилось, что встретил я водопроводчика с другим ответом: - Пристроил, Анатолий Борисович, пристроил моего Володюху. И с тою же ласковой улыбкой рассказал, каким образом пристроил: взял на Ярославском вокзале билет, сел с Володюхой в поезд, а в Сергиеве, когда мальчонка заснул, тихонько вышел из вагона и сел в поезд, идущий в Москву. А Володюха поехал дальше…»
О Беттельхейме и сегодня яростно спорят, обвиняя его в самых невероятных ошибках. В психологии он занимает место Шлимана в археологии и Хейердала в этнографии, которых иногда очень трудно встроить в науку, но и науку без них представить нельзя. Книгу «Пустая крепость» надо читать не как лечебный справочник, а как путеводитель по самим себе. Где, на каких улицах и площадях у нас что стоит, как оно выглядит, в гармонии ли со всей остальной архитектурой души? Беттельхейм – ключ к пониманию себя.
Античная философия сегодня, на взгляд большинства, это воплощение архаики. Вроде бы так и есть. Последние платоники вымерли лет 30 назад и сегодня Маркс актуальнее Платона. По крайней мере о первом еще спорят, а обращение ко второму, его актуализация сродни вопросу «способна ли уха стать аквариумом»? При этом забывают, что в культуре (особенно интеллектуальной, в культуре мышления) ничего устареть не может в принципе. В технике, которая развивается по вертикали путем вычитания предыдущих достижений это так и есть – автомат Калашникова совершеннее лука, арбалета и фитильного ружья. Культура же развивается по горизонтали путем прибавления одного к другому и если возможен «достоевский» вопрос о том, что выше – сапоги или Шекспир, то вопрос о соотношении высоты Данте и Пушкина просто невозможен.
А это значит, что античная философия продолжается. Мысли, содержащиеся в ней, можно и нужно высказывать как возможность актуального мышления наших дней. Античный философский текст оживает в зависимости от нашего подхода, оживает тогда, когда к нему подходят не как к наследию прошлого, а как к мысли, которая не имеет возраста. Если попробовать сделать философию частью жизни (то есть осознать свою мыслительную деятельность, как философскую и осмысленную – люди часто живут, не приходя в сознание, хотя все признаки сознания вроде бы есть), то не понадобится история философии. Она исчезнет, исчезнет время, пыль, в виде которой время выпадает на мебель, подоконники, диваны. Оглянитесь вокруг, проведите пальцем по пыльному лакированному столу – это лежит время. История. В том числе и философии. Сметите ее.
Кроме того, если мы отказываемся понимать античную философию, это значит, что мы относим ее к области небытия, ибо можно понимать бытие, сущее, а небытие понять невозможно. Поэтому Платон говорил, что о зле невозможно мыслить, там не о чем мыслить, особенно если понимать зло, как отсутствие добра. Это актуально и сейчас, когда нас целыми днями пытаются заставить мыслить о том, чего нет, то есть о небытии, о том, что целиком и полностью создано из лайков, просмотров, частоты упоминаний в СМИ. Поэтому попытка говорить о небытии порождает неречь и неслова – охи, крики, лайки, смайлики. Но античная философия есть. О Платоне или Джотто нельзя сказать смайликами, нельзя их объяснить смайликами – Собчак можно. И только так и возможно. Попробуйте описать то, что понимается под этой фамилией словами, осмыслить – ничего не выйдет, кончится руганью. Мышлением проверяются явления на существование и именно это искусство, доступное каждому, дала нам античность.
Античная философия поставила вопрос о бытии так прочно, что он стоит до сих пор как мегалит, и от ответа на него зависит настроение эпохи. Хайдеггер отменил метафизику, объяснив бытие, как совокупность событий и тем самым открыл путь в постмодерн. Сегодня Интернет поставил тот же самый вопрос, но на него никто пока не в состоянии ответить. А ведь это вопрос о каждом из нас. Есть ли мы на самом деле? Попробуйте ответить честно.
Кроме того, мы никогда не были так близки к античности, как сегодня. Как и в античную эпоху, сегодня решения принимаются в нескольких городах, вокруг культ тела и развлечений, социальное расслоение, презрение элит к неэлитам, конфликт цивилизации (Запада) и варварского мира (всех остальных), стремление жить одним днем, не думая о времени, отсутствие пространственного мышления. Греки не уходили далеко от ойкумены, сегодня, уходя, все равно тащат ойкумену за собой (т.н. First world problems), ища в провинциальных отелях полуразвитых стран хорошо работающий Wi-Fi или изысканный соус.
Поэтому античность жива. Это не история античной философии – это просто философия. И есть одна книга, лучшая на наш взгляд, которая блестяще встраивает античную философию в стиль сегодняшнего дня и образ нашего мышления. Это лекции по античной философии Мераба Мамардашвили. Их легко читать, потому что это именно лекции. И стыдно не понимать, потому что студенты тридцатилетней давности их прекрасно понимали, а мы чем хуже? Пусть хоть честолюбие заставит нас прочесть эту книгу.
Вот вам идея, как хорошо устроиться в жизни.
https://knf.md/profi-test
О теме смерти в современном интеллектуальном пространстве уже приходилось писать (/channel/Dumai/738. /channel/Dumai/32) сегодня она занимает все более значительное место в западных работах, которые сложились в целый жанр, начало которому было положено Филиппом Арьесом и его классической работой «Человек перед лицом смерти» - с нее нужно начинать каждому, кто хочет разобраться в теме. В целом же жанр «Mortality”в западном общественном сознании имеет гораздо более глубокие корни, уходящие в европейское средневековье, в инфернальные картины Данте и Босха, в труды Игнатия Лойолы, в традиционную западную чувственность.
Отсюда же, кстати, и жанр «Horror», прочно утвердившийся на Западе к литературе и кинематографе и совершенно не прижившийся у нас. Невозможно назвать хоть один отечественный фильм такого жанра, если не причислять к фильмам ужасов те постановки, где ужасен сценарий, отвратителен сюжет, омерзительна постановка и чудовищна игра актеров. Тогда, возможно, мы сравняемся. Именно поэтому тема смерти будет оставаться еще долго маргинальным явлением, невзирая на все попытки, например, журнала «Археология русской смерти» (мы о нем говорили) привлечь внимание к теме.
На Западе же мортальность захватывает все новые и новые пространства и свидетельство этому недавно вышедшая книга Саймона Кричли «Книга мертвых философов». Это сборник коротких эссе примерно о 200 философах и вообще интеллектуалах, начиная от классических греческих и китайских ученых и заканчивая христианскими святыми и мыслителями нынешних дней. Книга очень странная. В газетных (!) хвалебных рецензиях на нее, приводимых на обложке и внутри книги, восторгаются «провокационной манерой» автора, способностью развлекать и даже «масштабом охвата», что сильно похоже на возглас глуповатого дилетанта после серьезной лекции «И откуда вы все это знаете?» Можно заметить, что вообще газетные рецензии все чаще приводятся на обложках западных интеллектуальных книг, что следует считать либо деградацией авторов (представьте себе рецензию на Хайдеггера в «МК» и ее истинную цену), либо небывалым интеллектуальным ростом СМИ.
Кричли несерьезно занимается серьезным вопросом – пытается рассмотреть смерть, как факт прежде всего интеллектуальной, а затем и личной биографии философов. Из этого могла бы действительно выйти очень сильная книга (вернее, многотомник), но в итоге получается сборник забавных рассказиков, исторических анекдотов о последних словах великих и о том, чем они болели перед смертью – то, что сегодня и правда очень нравится. При этом статьи очень неровны – где-то делается попытка хоть какого-то осмысления финала того или иного персонажа, а где-то просто приводится сам факт и все, не говоря уже о том, что некоторые персонажи явно попали в книгу «до кучи» именно для того, чтобы вызвать тот самый вопрос «А откуда вы все это знаете». Кроме того, на поверку оказывается, что смерть многих великих философов была не великой и не философской и это тоже производит странное впечатление. В этих условиях самым интересным становится предисловие к книге – его стоит читать, а всю книгу оправдывает то, что, возможно, это неплохая попытка привлечь внимание к философии и философам в целом, идя не от начала, а от конца.
Сегодня у нас «книги в книге» - работа известного исследователя античности, филолога М.Гаспарова «Записи и выписки». «Книга в книге» потому что идей, мыслей, замечаний, походя брошенных реплик в ней на несколько книг. Это, главным образом, книга заметок на разные темы: цитат, рассуждений, пересказов впечатлений и снов. Заметки структурированы в алфавитном порядке (от «А» до «Языка») и каждая отталкивается от определенного термина или просто буквы, то есть возникает, вдобавок, и какой-то немыслимый словарь жизненных образов и сюжетов. Выглядит это примерно так:
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. Была статья А. Левкина в «Роднике»: «Почему я не интеллигент». В. П. Григорьев сказал: «Но он не решился бы озаглавить: “Почему я не интеллигентен”».
ИНФЛЮЭНТИК. А Л. Андреев кричал Бунину: вся интеллигенция разделяется на три типа — инфлюэнтик, неврастеник и меланхолик!
«ИДЕИ, как и вши, заводятся от бедности», — говорил К. Зелинский А. Квятковскому. "Идеологическая малярия, — писал сам Квятковский. — За отсутствием крови пишем чернилами».
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ. «Ты слушай не то, что я говорю, а то, что я хочу сказать!» — говорит жена мужу в анекдоте. (Андрей Белый в таких случаях говорил: «меня надо было понимать динамически!» — «Лица», 7, 435) Любители чтения между строк воображают такими всех классиков.
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ есть не что иное, как построение тезауруса: три разных интерпретации — это три по-разному рубрицированных тезауруса (доклад Д. Исх.). «Понимание» — это то, что можешь пересказать, «восприятие» — то, чего и не можешь; принимать одно за другое опасно.
Рассказывал Ю. Ш. На вступительном экзамене девочка изумительно прочла «Пророка». «А кто такой серафим?» — «Херувим». (Я бы удовлетворился). «А что такое зеница? десница?» Не знает. Ш. обращается к ожидающим очереди: «Есть ли кто-нибудь, кто знает, что такое десница?» Мрачное молчание и из угла унылый голос: «Я знаю, только объяснить не могу».
ИММИГРАЦИЯ. Внутренний иммигрант — это значит карьериcт.
Кроме того, в книге помещены статьи об интеллигенции и филологии, которые затем неоднократно издавались (в частности, в его же книге «Филология как нравственность», книге, которая также достойна внимания, хотя в ней не все ровно на наш взгляд): «Интеллигенция и революция», «Примечание филологическое», «Примечание историческое», "Филология как нравственность», «Примечание псевдо-философское», «Прошлое для будущего», «Примечание педагогическое», «Критика как самоцель».
На сегодня книга Гаспарова – один из последних блестящих опытов «книг-заметок», которые были хорошо известны ранее, в эпохи интереса к большим монолитным текстам. Тогда эти книги считались чем-то легковесным, но сегодня, во времена клипового мышления, сканвордов и сборников афоризмов, почему-то почти исчезли. Скорее всего потому, что для того, чтобы выразить мысль ясно, точно и коротко нужно иметь самую мысль, а затем способности к ее точному изложению, а сегодня желание к изложению есть у всех, способности у некоторых, а вот мыслей почти ни у кого нет. Но поскольку мы заговорили об этом жанре, полезно вспомнить «Старую записную книжку» Вяземского, «Table-talk» Пушкина, «Записные книжки» Ключевского, «Опавшие листья» Розанова, «Записи» Ельчанинова. Их легко читать, над ними интересно думать, а для многих с их помощью легко даже имитировать начитанность.
Об этой книге много спорили и даже записывали ее в «постмодернистский текст», считая, очевидно, что тем делают автору приятное. Это вообще было принято лет 15 назад – хваля, непременно записать в «постмодернистские тексты», считая это той вершиной, за которой только беспредельность. Потом обнаружилось, что это не только не вершины, но даже не пропасти, а всего лишь унылые ямы на обочине, из которых доносится достоевское «Бобок, Бобок», но к Гаспарову это, в любом случае, не относится. В целом же одну из основных мыслей Гаспарова можно изложить строчкой из «Неотправленного письма» И.Оказова «...Пиши мне: мне всегда очень нужен кто-нибудь, кто бы меня понимал, хотя бы неправильно». Он пишет нам, ему хочется, чтобы мы его понимали. А хочется ли нам, чтобы он понял нас?
Недавно появился интересный канал @directorOOO, автор которого интересно моделирует отношения начальства и подчиненных в узнаваемых образах и категориях. Мы хорошо знаем, что идиотизм рядовых сотрудников часто намного превосходит глупость любого руководителя, но зато не так гротескно. А фразы "директора" наверняка покажутся знакомыми любому офисному работнику
Читать полностью…
О свободе мы все слышим сегодня ежедневно и ежечасно. На улицах и в кинотеатрах борются за свободу (раньше это делали на кухнях), пылающее поле битвы за свободу – Интернет, где можно бесстрашно, свободно, под чужим именем и аватаркой с козьей мордой, не выходя из дома, пинать уже уволенного чиновника или давно умершего исторического героя.
Но что такое свобода? Не вдаваясь в дефиниции «от» и «для», сразу отметим, что свобода это не цель, а средство. Инструмент. Свобода нужна для того, чтобы донести до других ту или иную мысль, поддержать общественное равенство (если я имею право говорить, то право отвечать имеют остальные), в конечном счете, делать мир и людей лучше.
Свобода неотделима от ответственности – моральной, религиозной, нравственной, гражданской, наконец, уголовной. Здесь важно понимать, что положение «свобода всегда делает правильный выбор» ошибочно в корне. Свобода неотделима от границ и норм, существующих в обществе не для того, чтобы подавить чью-то индивидуальность (так обычно думают подростки, но потом это проходит), а всего лишь затем, чтобы сделать общество предсказуемым. Как писал Г.Горфункель, нормы и границы есть «рутинное основание для повседневной деятельности… это поддержка и воспроизводство системы всеобщего взаимного доверия». Если бы этого доверия не было, то жизнь превратилась бы в ад.
В целом современный мир весь построен на границах и свободе, как средстве их соблюдения и удержания. Границы (в самом широком смысл) это пафос мира, непременная часть нашего понимания жизни и именно свобода, истинная свобода, дает это ощущение границы. В этом парадокс свободы. Почему сегодня несвободна «свободная» Европа? Именно потому, что она стремится к снятию всех границ. Главный пафос современного «свободного» общества в кардинальном снятии границ. Причем речь идет не о каких-то изживших себя границах, а о границах вообще, границах как таковых. Но без границ существовать нельзя, без границ не станет свободы.
Кроме того, когда открытость достигает максимума, она неизбежно ставит проблему границ на новом уровне и приводит к деградации свободы. Если современные общества эти границы не ставят, а лишь отменяют их (не отменив потребности в границах), то неизбежно появятся и уже появляются те, кто эти границы установит. Причем так, как им ближе и понятнее. Отсюда ИГИЛ, терроризм, радикализм, неофашизм, тоталитаризм. То есть границы устанавливаются насилием. Таким образом, «освободители» и «освобожденные» становятся взаимосвязаны и играют в игру, в которой нет победителей.
Современные социальные деформации, в ходе которых отменяются привычные категории и понятия, неизбежно затрагивают и понятие «свободы». Возможна ли свобода в условиях тотальной зависимости от Интернета, телефона, соседей, пассажиров, сотрудников? Если отмена свободы является важным шагом для дальнейшего движения вперед по цифровому потоку, нужно ли это делать? Да и вообще - если создать свободное общество так и не удалось, может быть, перестать говорить об этом и облегченно погрузиться с мир несвободы? Есть ли все-таки пространства свободы? Наука, искусство, философия, знание – могут ли они быть такими пространствами или же все равно мы остаемся даже там скованными предрассудками, стилями, канонами, чужим успехом и талантами?
В прошлом году вышел небольшой сборник «Философия свободы». (СПб., 2016), где участники решили притронуться к категории «свободы», зная, что нет такой философской системы, в которой предлагалось бы исчерпывающее решение проблемы свободы. Однако их это не остановило и они рассмотрели свободу с трех точек «история свободы», «теория свободы» и «практика свободы». Некоторые статьи очень полезны для самоопределения и прекращения спекуляций на тему «свободы слова» или «свободы совести».
#редкаякнига По выходным - редкие и необычные книги. В 1956 году в рядах советского партийного руководства возникла так называемая "Антипартийная группа Маленкова, Кагановича, Молотова и «примкнувшего к ним Шепилова»", которая попыталась сместить Н.Хрущёва с должности 1-Первого секретаря ЦК КПСС, то есть по сути с поста руководителя страны.
Конфликт был вызван хрущевских разоблачениями культа личности Сталина - все участники группы были старыми соратниками Сталина. После ожесточённой борьбы победил Хрущев. В июне 1957 года участники группы были выведены из состава ЦК КПСС, а затем исключены из партии, что было самым страшным наказанием для партийной элиты СССР.
В том же году постановление пленума вышло отдельной книжкой и было широко распространено. Но экземпляр, который представлен ниже, уникален - он принадлежал Л.Кагановичу, одному из членов "антипартийной группы" и содержит многочисленные возмущённые пометки "Ложь!", "Зачем?!", "Когда?", "Хрущев сам все устроил!". Завершается текст самоутешающей припиской "Н.С. (Хрущев) испугался нас, старых ленинцев!!!"
Кагановичу только и оставалось, что возмущаться - его карьера, как государственного деятеля, была в результате этих событий завершена. Несмотря на многочисленные прошения, он так и не был восстановлен в партии, хоть и имел статус персонального пенсионера союзного значения с соответствующими привилегиями. Писал мемуары и умер, пережив всех своих врагов, в 97-летнем возрасте за несколько месяцев до распада страны, в руководстве которой он находился с первых дней ее существования.
#Книжнаяполка Сегодня на нашей полке часть книг книжной серии "Потаённая русская литература". Серия выходила с 1992 по 2010 год и включает в себя 38 книг. Представленные на полке книги представляют собой наиболее интересную и научную часть серии. Проблема в том, что, похоже, в нашем интеллектуальном пространстве невозможно коснуться обсценной темы, не скатившись хотя бы отчасти в настенную туалетную живопись и излюбленную лексику "современного искусства".
То же самое произошло и с серией - среди серьёзных научных работ на темы, которые ранее почти не обсуждались, но знакомы всем, мы видим низкопробного графомана Армалинского с якобы обнаруженными непристойностями Пушкина, Баркова, которым уже 20 лет не могут начитаться наши отечественные постмодернисты, хотя "произведения" оного вообще не несут в себе ничего, что бы могло служить предметом серьёзного анализа - вот уж где нет ничего нового под солнцем. Однако, к счастью, таких книг в серии не большинство. Среди же остальных книг серии заслуживают внимания
- Русский эротический фольклор: Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки. М., 1995.
- Анти-мир русской культуры: Язык. Фольклор. Литература. Сб. статей. М, 1996.
- Секс и эротика в русской традиционной культуре. Сб. статей. М., 1996.
- Жельвис В. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. М., 1997.
- А се грехи злые, смертные… Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X — первая половина XIX в.) (сб. материалов и исследований). М., 1999.
- «А се грехи злые, смертные…»: Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX — начала XX века. Сб. материалов и исследований. Кн.1. М., 2004.
- "А се грехи злые, смертные…»: Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX — начала XX века. Сб. материалов и исследований. Кн.2. М., 2004.
- "А се грехи злые, смертные…»: Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX — начала XX века. Сб. материалов и исследований. Кн.3., 2004.
- Ранкур-Лаферьер Д. Русская литература и психоанализ. Сб. монографий и статей. М., 2004.
- "Злая лая матерная…» Сборник статей. М., 2005.
- Лащенко C. K. Заклятие смехом: Опыт истолкования языческих ритуальных традиций восточных славян. М., 2006.
- Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской традиции. М., 2001.
- Борисов С. Б. Мир русского девичества: 70—90 годы XX века. М., 2002.
- Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора. М., 2002.
- Русский школьный фольклор: От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов. М., 1998. (См. Содержание на фото)
Последняя книга вызовет несомненный интерес почти всех, кто учился в школе. В ней тщательно собраны, систематизированы, изучены и прокомментированы все формы хорошо знакомого нам школьного фольклора и самовыражения. От хрестоматийного призыва "Пусть стены нашего сортира украсят юмор и сатира" до сакраментальных стихов, начинающихся словами "Маленький мальчик на лифте катался..." или "Дед Митрофаныч присел на пенёк..." (продолжение большинству подскажет генетическая или обычная память). Для многих читающих, возможно, станет удивительным, что даже эти явления становятся предметом изучения, но для науки нет ничего случайного. Возникновение таких фольклорных жанров маркирует эпоху и становится источником по настроениям той или иной среды. Ниже приводится содержание книги.
#Книжнаяполка О войне сегодня выходят тысячи книг. И чем дальше от нас война, тем меньше им можно доверять. И дело не только в ужасающем научном качестве работ - проблема в том, что в этом пространстве появляется все больше фальшивок, фейков. Публикуются липовые документы, фальшивые фото военных ужасов. Ко всему этому примешиваются идеология, пафос, стремление настойчиво доказывать аксиомы, не замечая того, что действительно требует внимания. Человеку, только вступающему на это поле, чрезвычайно трудно разобраться и понять, что действительно стоит читать, а что всего лишь выброшенные деньги и потраченное впустую время.
В предместье Берлина Карлсхорст, в здании, где была подписана капитуляция, работает музей и научный центр "Берлин-Карлсхорст". Уже много лет они выпускают тематические издания, посвящённые различным аспектам войны. Эти издания похожи на альбомы и отличаются высоким качеством полиграфии и великолепным подбором фото. Каждому изданию предшествует серьёзная научная статья. Книги выходят на двух языках. Ниже список основных изданий:
1. Хандогин - Военные фотографии из Карелии и Ленинграда 1939 - 1944 г.
2. Капитуляция Германии май 1945 г.
3. Быт российских солдат в Германии. Снимки военного фотографа Владимира Борисова 1990 – 1994 гг.
4. Наши русские – наши немцы. Представления о другом в 1800– 2000 гг.
5. Дом в Карлсхорсте – история на месте капитуляции.
6. Искусство на заказ Борис Игнатович. Фотографии 1927-1946 гг.
7. Зона обстрела Битва на Зееловских высотах в 1945 году.
8. Следы войны Портреты немецких и русских ветеранов Мартина Хертрампф.
9. Триумф и боль. Советская и постсоветская память о войне 1941-1945 гг.
10. Блокада Ленинграда в 1941-1944 гг.
11. Память о Сталинграде. Сталинград в немецкой и российской памяти.
12. Трофеи. Военнопленные в немецкой и советской фотографии 1941-1945 гг.
13. Маша, Нина и Катюша. Женщины-военнослужащие.
14. По одну и другую сторону фронта. Михаил Трахман. Военная фотография 1941-1945 гг.
15. Москва в военные 1941-1945 годы
16. 22 июня 1941 года: на изломе.
17. Документ и конструктивный образ. Аркадий Шайхет: Фотография от НЭПа до Великой Отечественной
18. Полевая почта с фотографиями. Заснятые впечатления о войне 1939-1945 гг.
19. Родина и фронт. Иван Шагин. Военная фотография 1941-1945 гг.
20. Берзарин Николай Эрастович, генерал-полковник, комендант города (Берлин)
21. Поля смерти. Места уничтожения людей в войне против Советского Союза.
22. На Берлин. Тимофей Мельник, Военная фотография 1941-1945 гг.
23. Сопереживающий объектив. Михаил Савин, Военная фотография 1941-1945 гг.
Особый интерес из списка представляют, на наш взгляд, книги "Следы войны", "Триумф и боль", "Трофеи", "Полевая почта", "Поля смерти". Портреты ветеранов войны сопровождаются короткими и откровенными воспоминаниями с "той" и "другой" стороны, фотографии из полевой почты фиксируют повседневную картину жизни фронта с обеих сторон, а "поля смерти" страшны именно тем, что невозможно представить, что на этих мирных полях были убиты тысячи людей, а вот в таком тихом озерце, за которым видны современные многоэтажки, когда-то мыли машины-душегубки (газенваген). В целом на страницах этих книг настоящая война во всей её откровенной очевидности. В России эти книги, к сожалению, почти не встречаются.
Об Эжене Ионеско сегодня говорят и спорят лишь искушенные театралы, хотя он не только драматург, для всех же остальных Ионеско лежит в координате между «что-то слышал» до «слышу первый раз». Те же, кто, заразившись случайным интересом, пытаются проникнуть в него глубже, непременно натыкаются на ставшее идиомой выражение «театр абсурда» и тут все становится якобы понятно. И Ионеско в интеллектуальной «табели о рангах» помещают либо в разряд «современное искусство», либо в разряд «лохотронщиков от культурки», что, в принципе, одно и то же. Упрощение, подгонка под шаблоны – беда современной эпохи. И ничего, если бы дело касалось только Ионеско, он это снесет. Хуже, что и себя самого человек часто видит только сквозь призму шаблонов. Впрочем, как говорил Аввакум, «на первое возвратимся».
Ионеско, на самом деле, тем и интересен, что «не вмещается в шляпу», как Россия генерала Чарноты, особенно если помнить, что у слова «шляпа» сегодня несколько значений. Еще в молодости, занимаясь литературой, он показал себя человеком, который способен сомневаться глобально и мыслить масштабно – в своих литературных эссе он взял и просто усомнился в литературе, как таковой (можем ли мы сегодня себе позволить усомниться в человечестве или вселенной? Не можем уже давно, хотя когда-то получалось). Ведь если Бог есть, литература ни к чему, если же Бога нет, какой смысл заниматься литературой? Тем не менее глубокий след на всем его творчестве оставила именно литература - маленький рассказ Кафки «Кулак» о том, как строители вавилонской башни, дойдя до третьего этажа, начали ссориться из-за разделения труда, удобств ночлега и мало-помалу забыли среди споров цель своих усилий, а со временем и вовсе забросили строительство к огорчению и негодованию Бога.
Так, замечает Ионеско, кончается всё в человеческой истории. Вроде бы кто-то собирался в ней что-то сделать, задумывал, перекраивал, но первоначальные цели всегда подменялись другими, ничтожные разногласия разрастались до всеобщего раздражения и взаимная распря в итоге окаменевала в форме совершенно иного, нежели задумывалось, нежеланного порядка. В его киносценарии «Ярость» маленькое недовольство одного из персонажей заражает всех и без видимой причины переливается в вакханалию всеобщей ненависти (назовём это феноменом "трамвайной ссоры"). В итоге, как считает Ионеско, любое целенаправленное действие рано или поздно разрушается вспышками страстей, а всякий порыв кончается пустотой, скукой и кладбищенским покоем.
Для Ионеско мир всегда балансирует на грани гибели (как это похоже на мироощущение многих и многих сегодня), все зыбко и ненадежно, в любой момент неведомая другая реальность может вторгнуться в него и тогда все кончено. В одном из видений Ионеско мир сначала застывает, недаром уже и сейчас людьми овладевает ледяная бесчувственность, потом яростный жар растапливает глыбы льда, мир окутывается непроглядной оболочкой паров, которые со временем рассеиваются, и под сияющим голубым небом не остается и следа всего того, чем некогда волновалась земля.
Успокоиться можно только в бессмертии (здесь мы должны вспомнить и Антонена Арто и Николая Федорова и все поиски футуристов и биокосмистов), иначе люди будут продолжать ненавидеть или убивать друг друга, втайне компенсируя этим свое вечное отчаяние и страх. «Каждый ненавидит в другом того носителя смерти, каким является сам». Убивая другого, человек символически убивает саму смерть, но своего положения этим не исправляет. Над этим стоит подумать.
#Книжнаяполка Сегодня в нашей рубрике полка из книжного магазина Веймара с последними немецкими книгами, посвящёнными 500-летнему юбилею Реформации. Реформация была сложным, многосторонним явлением, включавшим в себя не только религиозные реформы, но и политическую, социально – экономическую и культурную трансформацию прежде всего европейских обществ. К сожалению, у нас сегодня невозможно представить такой палитры книг по Реформации, хотя осмысление реформационных процессов особенно необходимо сегодня - никогда ещё в истории предпосылки реформации 500 лет назад (новые формы хозяйствования, книгопечатание, религиозный кризис, трансформация социальных ролей и т.д.) так точно не совпадали с нынешними процессами - только место книгопечатания занял интернет. А это значит, что мы на пороге новой Реформации - осталось дождаться только нового Лютера. Одна из немногих книг, анализирующих эти перемены и прогнозирующих грядущие социальные и религиозные изменения уже рецензировалась в канале, но теперь самое время вернуться к ней вновь. /channel/Dumai/250
Читать полностью…
О Марселе Прусте мы уже говорили, будем говорить и все равно будет недостаточно, ибо если Мамардашвили написал о нем (отчасти с ним) свою «Топологию…», то нам еще многое предстоит … Прусту повезло родиться и жить в то короткое время, когда культура ненадолго стала гораздо ближе сердцу, когда появилось множество неравнодушных к ней душ. То есть их души не были равны в своей страсти к культуре, к соборам, статуям, картинам, книгам – каждый любил по своему и признавался в этой любви не так, как другие, иногда чужими словами (Пруст, например, словами Рёскина), но добавляя к ним свои чувства и свою интонацию. Все эти признания, собственно, и составили ту эпоху.
Это было время, когда уникальную готическую культуру Средневековья вдруг заметили. Увидели огромные соборы, стоявшие на площадях, порталы, нервюры, своды, витражи, арки, деамбулатории, выросшие из столетий, увидели себя рядом с впечатанным в вечность временем. Правда, для этого понадобилась трагедия – гибель статуй и соборов в годы Первой Мировой войны. Об этом начали писать и говорить Роллан, Батай, наконец Пруст. Гибель средневековых памятников словно подтверждала мысль Гюго о том, что гибель соборов неизбежна от рук адептов «цивилизации книг», то есть современной цивилизации. А ведь Первую Мировую войну развязали, в значительной степени, интеллектуалы. То есть воплощение цивилизации. Именно тогда Пруст написал несколько эссе, составивших сборник «Памяти убитых церквей», сборник, ставший «входным порталом» громадного собора-романа «В поисках утраченного времени», который Пруст строил всю жизнь, как и положено по законам средневекового жанра. В этом сборнике речь идет не только о Средневековье – о Рёскине, которого Пруст боготворил, а также и о Рембрандте. Но главное, все-таки, соборы.
Для Пруста в своих открытиях самых разных сторон культуры Средневековья нет ничего случайного. Он поражен скоростью и техническими характеристиками автомобиля, в котором он передвигается и тут же автомобиль становится для него символом своего времени, воплощенного в технике, которое несётся прямо на собор и кому-то не выстоять. «Колесо управления (руль) весьма схоже с крестом освящения, который держат апостолы, стоящие у колонн Сент-Шапель в Париже», - отмечает он, - водитель держит руль так же, как средневековые фигуры на порталах держат символы своего ремесла – косу, охотничий рог или кисть". Через Рёскина и его «Амьенскую Библию» (в русском переводе ее нет, но читать ее через Пруста очень интересно) он рассматривает легендарный собор в Амьене, точно отмечая, что если Рёскина сегодня нет даже в могиле (то, что там есть – не он в любом случае), то мы всегда можем преклонить колени перед камнями Амьена, у которых Рёскин просил пищи для своей мысли и которые еще хранят в себе эту мысль. Действительно, если мы никак не можем нащупать свою дорогу, найти свой источник вдохновения, то почему бы не пройти той дорогой к тому источнику, который уже дал творческую жизнь и душу кому-то.