Символ веры, который я исповедую, не есть мною сочиненное личное «кредо».
Это вера Апостольской Церкви, вера, в которой спаслись уже миллионы душ и еще миллионы спасаются.
Праздники, которые мы празднуем, охватывают не тех лишь, кто виден нам в храме по соседству, а еще несметное количество людей, на разных языках в это же время воспевающих Господа.
Это же относится и к посту.
Ты постишься не ради личной прихоти, а ради Христа.
Постишься не тогда, когда захочешь, а когда Церковь благословила. Постишься не один, а вместе с множеством братьев и сестер, чей невидимый труд укрепляет твою слабую в одиночестве душу.
Чувство соборности – это ощущение связи с Церковью, рассеянной по Земле, и с «торжествующим собором и церковью первенцев, написанных на небесах» (Евр. 12: 23).
А раз так, то все гораздо легче и радостнее, чем кажется на первый взгляд при усмотрении пошлости в повседневности.
Можно молиться: «Господи Иисусе Христе, молитвами всех кающихся пред Тобою прими и мое покаяние»; «Молитвами всех искренне постящихся и смиряющих пред Тобою сердца свои научи и меня поститься».
Так мы вступим в область духовного общения не просто с теми, кого привычно называем «братья и сестры», а с настоящими братьями и сестрами по духу молитвы и покаяния, с реальными родственниками большой церковной семьи.
Можно и нужно не только молиться о милости для себя по молитвам их, но просить также: «Господи, прими всех обращающих сердца к Тебе. Выслушай людские мольбы и просьбы.
Прости грехи всем, кто плачет о своих грехах». В силу того что молитва веры не бывает бесполезной, хоть одну душу и хоть на секунду мы таким образом поддержим.
Подобные молитвы есть истинная соборность и настоящая победа над мелким эгоизмом и заплесневелым индивидуализмом, засевшим в мозги нашего современника, как неотвязная мелодия пошлого шлягера.
Это подобие тех молитв, которые приносятся в субботу накануне Прощеного воскресенья.
В этот день Церковь совершает память всех мужей и жен, которые достигли подлинной святости в посте и молитве.
Это преподобные и юродивые.
Их молитвенной помощью стремится заручиться Церковь, чтобы те, кто оружием поста посрамил диавола, помогли и нам в подобной борьбе.
Итак, никто из нас не является воином-одиночкой.
Каждый из нас, напротив, должен занять свое место в общем строю. Дисциплинированное войско, послушное командиру (даже если каждый в отдельности воин далеко не «универсальный солдат»), всегда разгромит врага, в рядах которого каждый боец – храбрец и герой, но общая дисциплина и единство отсутствуют.
Чувство духовного локтя и ощущение принадлежности к великому войску, возглавляемому воскресшим из мертвых Иисусом Христом, способно будет превратить нашу личную слабость в соборную силу.
И то, что до поста и без поста годами не удавалось изменить в своей бедной душе, поддастся изменению силою благодати, даруемой от Бога постящейся Церкви.
Никогда не была на исповеди. С чего начать? Отец Андрей Ткачев
dzen.ru/video/watch/65fbdf38ca334130e362a388
Продолжаем разбор Великого канона. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/65f9ef39724a0577f2b35a40
https://youtu.be/NdW1F5Mneg0
Готовьтесь к чтению канона заранее. Отец Андрей Ткачёв
https://youtu.be/K0EwU4oDgfU
Лучшее время борьбы с собственным эгоизмом — отец Андрей Ткачёв
https://youtu.be/hAy_IvW2wDY
В русском языке слово «пост» имеет несколько значений. Это и предписанное религией воздержание от еды, питья и развлечений; это же и некое важное занимаемое место. «Он занимает ответственный пост», говорим мы о важной «шишке».
Если речь идет о военном быте, о котором говорится «пост сдал – пост принял», то этот пост бывает «охраняемый».
На этом посту стоит часовой, чье внутренне состояние наводит на мысль о посте религиозном.
Религиозный пост требует от человека внутренней собранности, и в этом его схожесть с заступлением на пост вооруженного военнослужащего. «Не зевать, не расслабляться, руководствоваться уставом, быть начеку», - таковы вкратце требования к часовому, выраженные несколько эмоциональным языком. Точно так же звучит часть требований и к человеку, соблюдающему религиозный пост.
Итак, эта омонимия далеко не случайна и глубокомысленна.
Военный пост «сдают» и «принимают», церковный – «держат» и «соблюдают», но тот и другой – «хранят».
Человек в обоих случаях сосредотачивается на поставленной задаче.
В обоих случаях он должен понимать, что занят делом большой, если не сказать – чрезвычайной – важности.
В посту нужно молиться. Сам по себе пост без усиленных молитв ниспадает до некоторой диеты, достоинство которой уже потому невелико, что соблюдается диета ради себя, а пост, как жертва, приносится Богу.
Вся наша цивилизация это ярмарка подмен, где исповедь заменена визитом к психоаналитику, а крестный ход – митингом.
Посту также угрожает «светский двойник» в лице различных голодовок и воздержаний.
Итак, нужно исключить нечто из рациона, но нужно нечто и в рацион добавить. Нужно добавить чтение псалмов и Нового Завета, земные поклоны (для тех, кто может их класть по состоянию здоровья), и молитву в храме. Нужно и обнаружить врагов молитвы.
Во-первых, это лень.
Во-вторых, суетность ума.
А в- третьих, памятозлобие, обиды, и все прочее, что вырастает из эгоизма и противно любви к людям. Распознаем этих врагов, потому что вред от них больше, чем вред от полевых вредителей сельскому хозяйству.
При этом поля чем-то регулярно посыпают и поливают, обрабатывают, а духовные враги тем удобнее действуют, чем меньше мы помним об их существовании.
Лень всем известна. Она, «матушка, раньше нас родилась».
Она не зря и рифмуется со словом «тень», так как тенью буквально ходит за каждым человеком.
Если поддаться ее усыпляющему действию, душа погрузится в уныние, тяжелее которого вряд ли что-то есть.
Что до суетности ума, то это увеличивающийся недуг.
Его увеличению много способствует информационная эпоха, внутри которой мы живем. То, что в области массовой информации представляется развлечением и собственно информированием, является на львиную долю замусориванием общественного сознания или даже зомбированием (одно другому не мешает).
Если у вас есть список, озаглавленный «Этого я в посту не ем», то можно составить (хотя бы мысленно) второй подобный список: «Этого я не читаю, не слушаю и не смотрю»
Эффект будет непременно и вы его ощутите.
Пусть посубботствует ум в отношении мирского трепа. Земле нужно походить под паром, вьючному животному нужно отдыхать от поклажи. Только бедная людская голова осуждена повседневностью на то, чтобы быть мусорником.
Я не согласен. Я выключаю средства связи и прячу пульты.
И делаю это ради малых крошек внутренней чистоты. Только по неумению додумывать мысли до конца человечество переживает о чистоте окружающей среды, но не небрежет о чистоте внутреннего мира. Ведь грязь в экологии это только перст, указующий на грязь в мыслях и намерениях человека.
Еще замечено, что постящиеся более раздражительны. Весенняя усталость и духовный труд дадут о себе знать. Но мы должны будем сдерживать себя, чтобы ссорами и раздражительностью не губить плод поста.
И кроме названных трех врагов у молитвы есть и иные враги.
Вы сами сможете со временем их обнаружить. Но для этого нужна сама молитва. Она – огонь, все остальное – лампадное масло.
Как правильно молчать? Отец Андрей Ткачев
dzen.ru/video/watch/65f7d84bc52dae7a47af08a4
Если отчество земное прекрасно, то каково небесное?! Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/65f5f9e4106fab2943f544f0
https://youtu.be/5YbmixCE2fQ
Где есть величие, там было смирение. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/65f5d0b46aa5424e8d682f3a
https://youtu.be/lBB0F6DFNb8
🎞 Как полюбить Псалтырь. Отец Андрей Ткачев
dzen.ru/video/watch/65f482b04825a81e005308a1
Чудо Державной иконы Пресвятой Богородицы — отец Андрей Ткачёв.
https://youtu.be/8aFqu7uYGnE
Готовимся к Посту и прощеному воскресенью! Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/65f1887738c4556cd52ee01f
https://youtu.be/D9PeXGFbqIo
Душеполезное время для экономии и милостыни — отец Андрей Ткачёв
https://youtu.be/Lajxla1v_JI
Если бы Иона ходил сегодня по Москве, граду Великому, то что?
За три дня Иона бы Москву не обошел. Это раз.
Его голос был бы заглушен современной суетой, шумом моторов и прочая, прочая. Это два. Мегаполис, не желающий каяться и не умеющий кого-либо слушать, ошеломил бы скромного проповедника огромностью и добавочной сложностью.
Большие города вообще привыкли к юродивым. Мало ли их ходит там и сям? Еще один глашатай мало кому известных истин погоды бы не сделал. Голос Ионы рисковал бы остаться без всякого внимания.
И как царь в Ниневии, так мэр в Москве. Но наш мэр, не в обиду ему, не услышал бы весть Ионы. А значит не было бы приказа три дня не есть, плакать, не кормить скот и т.д.
В общем, по сравнению с Ниневией, что Париж, что Москва, что Мехико, что Рим находятся в невыгодном положении. Старая схема пророчества не сработает. Грешники грешить не перестанут.
Значит нужна новая схема. И она конечно есть. Уже давно есть. Бог продолжает говорить с нами. Если не членораздельным языком пророков, то грозным языком войны, языком болезней и землетрясений, всяких неожиданных напастей, малых и масштабных. Эти речи трудно не услышать, но не всем легко понять.
Хотя посыл всегда один: Если не покаетесь - все так же погибнете.
Или: Секира при корня древа лежит. Всякое древо не приносящее плода, срубают и в огонь вметают.
Сводка привычных новостей (которые в Пост лучше не смотреть), это вразумляющий голос Бога: Остановитесь на путях ваших, и найдите путь добрый, и идите по нему.
Тот же Иона для той же Ниневии, но в изменившихся условиях.
Нужно повторять без устали, что пост это не только и не столько явление пищевое, сколько всеобъемлющее, изменяющее всего человека.
Пост относится к уму больше, чем к чреву. И гастрономия под пост подстроится при желании - в ресторанах уже не первый год можно найти постное меню.
Десять перемен блюд и надпись на прейскуранте «Поститесь на здоровье».
А вот телевизор под пост не подстраивается, и его вредно смотреть без меры, что в пост, что вне поста.
То же касается контента радиостанций, печатной продукции.
Все эти фабрики новостей и развлечений либо в принципе не способны даже внешне настроиться на постовую волну, либо это будет очень тяжелым для них трудом.
Поэтому и стоит напоминать, что экология ума и чистота информационной пищи и важнее всего для христианина, и это ему, соответственно, тяжелее всего дается.
При углубленном подходе к явлению пост это некое «малое умирание». Человек насильственно исторгает свой ум из круга обычных явлений и переключается на совершенно иные мысли.
Он мыслит о Суде, о воздаянии грешным и праведным, о своем предстоянии Христу.
Он думает о том, что уже сделано, а где еще «конь не валялся».
Он думает о том, сколько ему осталось, и как этот остаток правильно прожить.
Таким образом, человек словно умирает, или хотя бы замирает для привычных мыслей и дел.
Это и есть та «малая смерть» для мира, которая выбирается добровольно ради оживления души для Христа.
Так и происходит в Божием мире: открываются одни двери не раньше, нежели закрылись другие. Не родившийся еще ребенок внутри материнского организма имеет закрытыми глаза, рот, нос.
Остатки пищи тоже не выходят из него так, как это будет потом.
Для питания и дыхания у него открыто отверстие, которое потом закроется – пупок (!).
А пока он живет удивительно: вниз головой, в воде, и в тихом мраке. Потом – после родов - откроется то, что было закрыто, и закроется то, что было открыто.
Таков закон. Следовательно, и в духовной жизни мы должны учиться оглохнуть для одних разговоров, чтобы открылось слышание иных речей. (Не зря Матерь Божия называется собеседницей молчальников).
Должны освободить ум от одних мыслей, чтобы в сознание смогли войти другие. (Не зря некто из отцов сказал, что ухо безмолвника услышит дивное)
Умирание для жизни призрачной ради оживления для жизни подлинной, вот – пост.
Как правильно читать Псалтырь? Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/65f88b921f17716cb18179e0
Ответы на вопросы 18.03.24. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/65f83c0603c98f72d5a0b93e
https://youtu.be/U_f3zHSf6B0
Наш враг — грех, точнее, греховный помысл, начало греховного движения в душе, угроза пленения ума. Наше оружие — имя Христа. Это Камень, о Который надо бить вавилонских младенцев, пока они не выросли, пока не стали исполинами, пока не уничтожили нас.
Воевать именем Иисусовым означает творить Иисусову молитву. Господи Иисусе Христе, помилуй меня.
Пять слов в этой молитве, и не те ли это пять камней, с которыми Давид пошёл на Голиафа? Выбрал пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним (1 Цар. 17, 40). Не те ли это пять слов, которые Павел хотел произнести умом, предпочитая их тысячам слов, просто слетающих с языка? В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим... нежели тьму слов на незнакомом наречии (1 Кор. 14, 19).
Господи Иисусе Христе, помилуй меня.
Вот наше оружие. Вот камни, летящие в Голиафа. Вонзился камень в лоб его, и он упал лицом на землю (1 Цар. 17, 49).
Итак, к духовной трапезе на входе в Великий пост добавляет нам Церковь поначалу всего один псалом, притом короткий.
Главное слово в нём последнее — «камень».
Это тот Камень, на Который если кто упадёт, разобьётся, а на кого он упадёт, того раздавит (Мф. 21, 44). Это — Христос.
Его именем нам предстоит побеждать вавилонских младенцев — злые похоти, вырастающие из земли нашего сердца. Разбивать их о камень нужно без жалости, поскольку нас они не пожалеют, если мы позволим им вырасти.
В победе над этими «младенцами» и заключается залог возвращения домой, в объятия Отца, на землю свободы, на духовную Родину.
Весь пост есть роскошная богословская трапеза. Ощутит её вкус тот, кто подсушит чрево, напряжёт ум и сожмёт сердце печалью о содеянных грехах.
Поспешим же на этот пир, братья, пока двери не заперты, пока глашатаи на распутьях продолжают звать, пока трапеза наполняется возлежащими.
Главные уроки кануна Великого поста — отец Андрей Ткачёв
https://youtu.be/NNvCi1IOEyw
Накануне поста мы просим друг у друга прощения.
Казалось бы, дежурные фразы: «Прости меня». — «Бог простит, и я прощаю».
Но сколько есть в храме людей, столько раз ты скажешь эти слова по новому, в зависимости от того, кому ты их говоришь. В это время человеку действительно подаётся благодать Духа и раскрываются его духовные очи.
Ты видишь ясно и понимаешь, что вот этого, например, человека в душе осуждал за неопрятный вид, а эту семейную пару за то, что их ребёнок шумно ведёт себя на службе. Есть люди, от которых ты брезгливо отворачивался, есть те, над которыми в тайне сердца насмехался.
Есть люди, которым ты в уме давал обидные прозвища.
Вот они проходят перед тобою: «толстяки», «неряхи», «святоши», «тупицы», «мокрые курицы».
Хор поёт «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче», на лицах у многих слёзы. Слёзы эти и у тебя, потому что ты чувствуешь, что виноват перед всеми.
В любом рабочем коллективе, в любой редакции или конторе, в любом офисе эта ситуация могла бы повториться. Только там не поют покаянные песнопения, там начальник не обратится к подчинённым с умилительным словом.
Не скажет: «Друзья мои. Я был недостойным руководителем. Там, где нужна была строгость, я был уступчив. Там, где нужна была мягкость и терпение, я нервничал и заставлял нервничать вас. Я многое сделал не так и теперь прошу вас — простите меня».
Люди, ещё сегодня утром осуждавшие и обсуждавшие шефа на перекуре, зашмыгали бы носами, у многих заблестели бы от слёз глаза, и раздался бы ответ: «И вы нас простите».
Разве это фантастика? Разве это так уж нереально? Но нет этого пока в офисах и на предприятиях. Зато в храме есть.
В храме спадает с человека пелена слепоты, и он видит себя кругом виноватым.
Даже не читая Достоевского, одну из прозорливых мыслей этого писателя понимает в храме человек. «Всякий пред всеми виноват», — так звучит эта мысль.
Наша душа одета в помыслы. Мысли — это нити, из которых соткана одежда души. И человек думал, что он одет богато, одет в мягкий, светлый, ниспадающий волнами шёлк. А оказалось, что одет он в рубище, ткань которого соткана из грязных нитей. Добрая половина грязи на этом рубище — помыслы осуждения, высокомерия, презрения к ближним.
Об этой одежде души будет петь Церковь на Страстной: «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь».
Эту же одежду имеет в виду Евангелие, когда говорит о человеке, пришедшем на пир не в брачном одеянии; человеке, которого, связав по рукам и ногам, извергли вон.
Что же скажет душа, если почувствует себя перед всеми виноватой? Начнёт ли она сочинять длинные оправдательные речи?
Вряд ли. Но и молчать она не будет.
«Простите меня», — будет говорить душа. «Простите меня, ближние и дальние, живые и усопшие.
Простите меня, люди и Ангелы. Прости меня, Солнце, освещавшее мои грехи, и ночь, скрывавшая их.
Прости меня, земля, терпящая мой шаг, и воздух, вдыхаемый и выдыхаемый мною».
Говоря о прощении, на что больше обращаем внимание? Конечно, на то, чтобы человек поискал в себе силы простить другого.
Но давайте ощутим и другую грань темы прощения.
Прощение надо испрашивать, как у Бога, так и у людей. Может статься, что у Бога мы выпросим прощение быстро. Вздохнём, заплачем, скажем: «Прости меня, Господи», — и Он тут же простит.
А вот у людей, быть может, придётся просить прощения долго.
Ведь их, людей, много. И Единому Господу нужно принести одно покаянное слово, а множеству людей надо будет часто повторять: «Простите меня, простите меня». Повторять надо будет не механически, а живо, и умно, и прочувствовано.
И слёзы будут течь сами собою, и хор будет петь «На реках вавилонских», а потом — и стихиры Пасхи.
И только перед последним торжествующим стихом пение оборвётся.
Наставление чтецам - мирянам.
dzen.ru/video/watch/65f53eb96086902ffdc4fbba
https://youtu.be/E6tyLXyMrWg
В 1 книге Царств (24-я глава) есть описание необычной ситуации. Саул преследует Давида, а тот убегает и прячется. В некоей пещере, используемой как овечий загон, Давид нашёл временное убежище. И туда же для «нужды» зашёл Саул. Видимо в пещере были овцы, издававшие обычные звуки, потому что Давид смог незаметно приблизиться к Саулу и отрезать часть его плаща. При этом спутники Давида расценили ситуацию, как подарок Божий. В момент естественной немощи, беззащитный и даже смешной, Саул, столько крови попивший Давиду, мог наконец быть убит. Но Давид решил иначе. Он дождался пока Саул выйдет на воздух и отдалится на безопасное расстояние. Потом вышел сам и громко обратился к царю, потрясая краем отрезанной одежды. «Я мог убить тебя сейчас, но не сделал этого. Я не враг царю. Я не подниму руку на Помазанника.» Таков был общий посыл его речи. Но поскольку Давид не просто псалмопевец и Царь, но и предок Спасителя по плоти, многое в его жизни есть указание на законы духовной жизни. О чем в этом отрывке может идти речь? Человек немощен. Немощь составляет одно из главных свойств нашей природы. Мы немощны и целиком зависимы от родителей на всем протяжении долгого детства. Немощны в старости. Мы беззащитны, когда спим. А ещё мы бываем больны, усталы, одиноки, задавлены тоской…. И ещё мы подчёркнуто беззащитны в различных нуждах плоти, стыдных и не очень. Давид, пощадивший Саула при «нужде» последнего, есть образ той благости, которой обладает Христос, Сын Давидов. Он мог бы нас карать, ибо есть за что. И мог бы наносить удары именно в столь частые минуты наших немощей. Но Он лишь «отрезает край одежды», то есть даёт знать, что может, но не хочет нас наказывать. Судя по количеству грехов, будь Христос иным в отношении к нам, мы в туалет бы боялись зайти. Кстати, будучи столь вопиюще немощным существом, что так очевидно, как, чем и зачем человек умудряется гордиться?
Читать полностью…Человек жил в грехах. Можно добавить — как в шелках. Можно заменить на привычное — «как свинья в грязи». Разум твердил, что это нормально.
Глаз замечал такой же образ жизни у большинства окружающих.
Но что-то неуемное внутри плакало, как ненакормленный ребенок, и было ясно, что грех — это не норма.
Плачет ли это «что-то» внутри у всех остальных — неважно.
Важно, что счастья нет, хотя и сыт, и одет, и в статусе. Хотя и небо над головой давно забыло о свисте авиационных бомб. «Если жизнь — это только то, что я вижу и знаю, то я обречен грешить и тосковать», — думал человек.
Он хотел знать, есть ли иная жизнь. Не там, за гробом, а здесь — но иная. Оказалось, что есть.
В сороковой день по смерти сослуживца человек стоял в небольшой кучке богомольцев в кладбищенской церкви на поминанье. Что-то вошло в него на этой простой службе в неказистой церковке.
А может, не в него вошло, а в нем проснулось что-то, всегда бывшее, но долго не дававшее о себе знать.
Он почувствовал, понял, как будто увидел сердцем, что смерти нет, что поминаемый покойник жив, что жив Тот, о Ком говорится в тяжелой книге, что лежит в алтаре. «Если Бог есть, то смерти нет, — подумал человек. — А ведь Он есть, я чувствую это». В тот день в церкви человек много и утешительно плакал и потом весь день мало говорил. «Душа по природе христианка», — прочтет он позже. Она ожила в тот день, и у жизни появилась перспектива.
Он полюбил Церковь и будущую небесную жизнь. Целый мир, новый и неизвестный, затерянный, как у Жюля Верна, но более интересный, открылся ему.
Стыдно было за все прожитое, жалко было потерянного времени.
Но была мысль и цель, и образ Спасителя над мерцающей лампадкой грел и обнимал душу взглядом, как когда-то в детстве мамины руки.
И все же спустя годы он опять стал грешить. То ли устал молиться, то ли «привык к благодати», как говорили батюшки.
Грех словно ожил на самом дне души, и поднялся вверх, и заявил вновь свои права, и вновь вошел в силу. Но теперь человек грешил, зная, что есть иная жизнь.
Он грешил, как купленный раб, не забывший о свободе и о родной земле.
Это было вдвойне мучительно. «Что же такое душа моя, — думал человек по ночам, — если среди грязи томится она и хочет святости, а среди молитв и благодати оживает в ней грех?»
С розановской горечью улыбался теперь он словам Тертуллиана о том, что душа по природе христианка. «Язычница она, душа», — соглашался человек со странным мыслителем.
Томится она по греху, как блудница, вышедшая замуж, как те евреи, что скучали в пустыне по египетской пище. Ноет и плачет на дне ее неумерший грех.
Когда человек жил без молитвы и Бога, то жил в аду и в лесу привидений. Когда Бога узнал человек и ожило в нем сердце, то узнал он настоящую жизнь и попробовал на вкус одно из блюд будущего Пира.
Когда снова стал грешить человек, то узнал он главную боль теперешней жизни — раздвоенность. И что будет завтра, не знает он.
И жаль ему себя, и всех ему жаль, потому что все одинаковы.
Часто ночью, когда не спится, рискуя с утра опоздать на работу, идет человек молиться.
Идет туда, где горит лампада, — на кухню. «Помилуй меня, помилуй…»