13594
Канал психолога Константина Кунаха @kunkonst Про консультирование https://t.me/usepain/379 Подробнее: https://teletype.in/@psykunkonst/about_practice Про рекламу: https://t.me/usepain/288
Минутка самораскрытия: я потихоньку пишу в https://www.linkedin.com/in/kunkonst/. Пока там по большей части старые тексты отсюда, местами серьёзно ремастеренные в процессе перевода. Но дальше будут и тексты которые эксклюзивно будут писаться туда. Велкам, велкам
Читать полностью…
Трудоголизм — это хорошо.
Он сделает тебя успешным, богатым, желанным.
Ведь успех и счастье можно достичь только через постоянное усилие над собой.
Именно так говорит нам капиталистическое общество и делает из трудоголиков эталон, к которому надо стремиться.
А может есть другой путь?
Канал психолога Глаши о том, как быть профессионалом в этом сложном мире, а не выгоревшим угольком.
Как поставить карьеру на первое место, но не просрать все остальное.
Посты, которые, возможно, будут вам полезны:
— Почему психологические сервисы «Ясно» и др. могут отбить у вас желание психотерапии?
— Эзотерика: путь к просветлению или уродование личности?
— Когда с работы / проектов нужно уходить?
— Пошаговый гайд, как избавится от синдрома самозванца
— У меня вряд ли получится, поэтому лучше не буду пробовать
Вообще, Глаша — психолог для фрилансеров, айтишников и предпринимателей.
Если вы один из них, то, с большой вероятностью, вам будет полезен её канал.
Подписывайтесь на канал и растите в своём темпе и без насилия над собой 🤍
#реклама
Сдать симптом
Патогенетический подход в психологическом консультировании и психотерапии подразумевает, что мы рассматриваем проблемы человека, его жалобы и симптомы не как самостоятельную мишень работы, а как маркер, указывающий куда идти.
Как листочки растут из стебля, так и мы можем прийти к корню всех проблем, с которым будем работать, исходя из предположения, что, когда мы разберёмся с корнем, листочки сами поотваливаются. Нет нужды заниматься ерундой, отрывая листочки по одному. Однако движение к корню проблем, ядру невроза, базовому конфликту, осознанию вытесненных переживаний, переводу бессознательного в сознательное – крайне неприятный процесс. Если бы он был приятным, то оно не было бы вытеснено в бессознательное. Если всё хорошо и приятно, позволительно и дозволено, то мы это осознаём, невроза это не создаёт и не продуцирует симптомы и хронические проблемы. И из-за этого клиент может иногда поступить как ящерица, отбрасывающая свой хвост: отдать симптом.
Вот жаловалась Фёкла психологу, жаловалась, что у неё в жизни была проблема с темой денег. Вот всё боялась она на себя тратить деньги, сидела и скупилась, даже имея достаточную сумму денег. Психолог с ней раскапывал, откуда же это взялось, где она научилась так себя вести, почему она продолжает так вести, какие у этого вторичные выгоды, какие за этим стоят чувства, с какими отношениями это связано. И вот уже напряжение почти накопилось, уже почти добрались. Психолог ожидает, что не на этой, так на следующей сессии поблизости мощный инсайт. И тут приходит Фёкла, и всё, проблемы нет. Она приехала на такси бизнес-класса, она может тратить на себя деньги. Никакой проблемы нет и как ни бывало, как корова языком слизала. Фёкла в великих благодарностях «спасибо вам большое, как замечательно, наконец-то проблема ушла».
В этом месте можно сглупить, не проанализировав причины успеха. Собственно, почему я всегда рекомендую анализировать успехи. По-хорошему, психологу должно быть видно, что клиент сдал симптом, даже без анализа этого успеха. Психолог должен помнить предыдущую динамику и понимать, что этот успех в неё не вписывается. Фёкле рано было отказываться от своего симптома, и её поведение нездоровое. Но если так уж получилось, что это не было замечено своевременно, то анализ успеха, выяснения того, как клиент к нему пришёл, должен зайти сначала в тупик. А потом привести к мысли о том, что никакого психодинамического успеха не было. Успех этот был чисто поведенческий и, по всей видимости, существующий для того, чтобы психодинамическую проблему скрыть. Если и этот пункт продолбать, не проанализировать успех или проанализировать его плохо, приписать местному совпадению, случайности, контекстуальному событию, то можно действительно впасть в иллюзию, что симптом пропал и остаться без выяснения, стоящих за ним проблем. Тем самым обречь клиента либо на рецидив симптома (что весьма вероятно), либо на то, что то же самое напряжение, которое выражалось в виде этого симптома, не сейчас, так через какое-то время выразится через другой симптом.
Не надо так делать, если успех пришёл откуда не ждали. Незваный гость, знаете, хуже татарина. Ничего против татар не имею, а лишь хочу сказать, что сданный клиентом симптом – это, конечно, некоторое облегчение жизни клиента, но не повод путать с психодинамическим успехом. Как ни парадоксально, это повод рассматривать отказ от симптома как форму сопротивления.
Обречённые эгоисты
Я предлагаю идею, что человек обречён на эгоизм и выбирать себя, только себя и всегда себя. Не бывает такого, чтобы человек выбирал не в свою пользу. Тут, конечно, возникает некоторое количество вопросов с контрпримерами, начиная с вопроса «что ты несёшь?!», учитывая, что половина моих текстов основана на том, что люди постоянно выбирают не себя. Особенно в созависимых, не сепарированных отношениях в силу невротических защит. О чём же я говорю?
Как я писал в других текстах, когда писал не про сепарацию из созависимых отношений, человек – это личность. Личность в моей секте рассматривается как система отношений, и отношения в этой системе приоритизированы. Есть самые значимые отношения, вторые по значимости, третьи по значимости и так далее. Самого себя человек в этой системе отношений тоже где-то позиционирует. В особо тяжёлых случаях человек позиционирует себя ниже благополучия ушастой летучей мыши из Бенгази и тратит свою жизнь на спасение этого вымирающего вида ушастых летучих мышей. Но это совсем печальный случай.
В менее печальных случаях человек оказывается сам у себя на второй, третьей, пятой строчке, а первые строчки занимает кто-то другой. Мама, религия работа, деньги, секс, что-то ещё. Когда он выбирает кого-то другого вместо самого себя, мы попадаем в разницу между личностью и индивидуумом. Потому что индивидуум – это физически отделённый представитель своего вида, и самого себя, как индивидуума, человек выбирает не всегда. Более того, большую часть жизни человек выбирает как мишень для траты своих ресурсов не самого себя как индивидуума, а каких-то других индивидуумов.
Но, что важно, при этом он выбирает себя как личность. То есть человек всегда распределяет ресурсы в соответствии со своим личным порядком приоритетности отношений. И то, что в этом порядке он сам, как индивидуум, может быть на любой позиции, не отменяет того, что исполняется всё равно именно его личный порядок приоритетов. Когда человек подчиняется маме (папе/мужу/ребёнку/…), он, на самом деле, реализует свою собственную волю. Просто он сам больше своя мама, чем он сам. В его собственной психике мама играет большее значение, чем его же индивидуальные потребности. Таким образом, он сам является, с психологической точки зрения, сиамским близнецом с мамой. Он выпердыш её психического организма, который, естественно, в первую очередь заботится об основной фигуре.
Это легко иллюстрируется примерами, когда мама уже давно в гробу, в двух метрах под землёй, а ничего для Васи не изменилось. Он всё ещё точно так же относится и к ней, и к себе. Дело было не в том, что Вася выбирал её как другого биологического индивидуума. Нет-нет, он выбирал себя как человека, как личность, просто его личность в большей степени состоит из мамы, чем из него самого. Возможности отказаться от этого у него нет. Вася всегда выбирает свою собственную систему отношений, и всё, что он может выбрать – это каким человеком ему быть, кого в своей системе отношений ставить выше или ниже, кого приоритизировать и понижать в списке приоритетов.
Какой бы у список приоритетов у человека ни был, он всегда будет выбирать самого себя как личность. Его личность всегда будет саму себя реализовывать в виде траты ресурсов в соответствии с порядком приоритетов отношений в этой системе.
Сиюминутная правда
В психологии достаточно часто возникает вопрос со стороны клиента, может ли он быть уверен, что всё было так, как он помнит. Может быть, он чего-то не помнит. Может, у него искажается память. Может, были какие-то обстоятельства, которые он не учёл. Может быть, всё было не так уж плохо. Тем более, если родители/кто-то другой утверждают, что ничего этого и не было, видеохроник нет, отпечатков ДНК тоже, и невозможно восстановить события с абсолютной точностью. Тут есть две вещи, которые хочется сказать.
Первую я периодически воспроизвожу, когда говорю о том, что в психотерапии мы взаимодействуем не с объективной реальностью, а с психическим миром клиента. Во-первых, все значимые события для его мира сохранились в его психике. Может, они в данный момент недоступны из-за невротических защит, но потенциально они там есть, и их можно оттуда вытащить. А во-вторых, нам не нужно соответствие стандартам уголовного дела. Психологи не занимаются юриспруденцией, и у нас нет задачи установить фактическую вину и кого-то отправить в тюрьму. У нас есть задача, чтобы клиент пережил вытесненные эмоции, а для этого допустим высокий уровень погрешности.
Вторая вещь сложнее для восприятия, и у многих вызовет большое отторжение. Это вещь про сиюминутную правду. Иногда клиент в рамках отдельной или нескольких сессий строит картину какого-то события таким образом, что оно кажется совершенно явственным поступком одного человека по отношению к другому. Не важно даже, его самого по отношению к другому или другого по отношению к нему. Этот поступок вызывает сильную эмоцию: обиду/вину/злость/благодарность. Когда консультация заканчивается, клиент очухивается и такой: «Погодите, может быть, всё было не так. Я вот вспомнил ещё вот такой-то факт. Может быть, всё было так, но не так ярко. Я всё попутал». Тогда может возникнуть мысль типа «боже ж ты мой, я тут хожу месяц, ору, реву, ругаюсь, радуюсь, а всё зря, мы занимались ерундой, я переживал эмоции, которые были основаны на событиях, которых, судя по всему, не было».
Это не совсем верная оценка произошедшего. С одной стороны, я согласен, что продуктивнее и приятнее переживать эмоции, основанные на реальных событиях, и потом получать подтверждение того, что всё правильно понял, пережил и верно скорректировал систему отношений. С другой, когда человек переживает такую сиюминутную картину мира, которая кажется правдивой сейчас, а потом перестанет таковой быть, это не значит, что он занимается ерундой. Это значит, что в этот момент он достаёт, разблокирует, открывает для себя горизонты новой интерпретации этой ситуации. В том числе чувственной. Да, это может быть болезненно, неприятно, и за это время можно даже кому-то что-то успеть наговорить. Хотя в долгосрочной терапии на фоне ярких переживаний обычно проходит какое-то время, прежде чем клиент переходит от эмоций к действиям. Но это совсем не бесполезная вещь, так как в это время человек даёт себе гораздо большую свободу манёвра. Возможность согласиться рождается из возможности отказаться. Там, где нет возможности сказать «нет», бессмысленно говорить «да». Это фикция, а не согласие.
Точно также оценка какой-то ситуации сильно проседает в ценности, если мы заранее знаем, что какой-то вариант оценки был недоступен. Если Вася знает, что ему нельзя какую-то ситуацию интерпретировать как насилие в свой адрес, и обижаться на человека по ту сторону – табу, то, когда он интерпретирует её как взаимное недопонимание, не стоящее выеденного яйца, это менее ценная и надёжная интерпретация. Более ценно, если до того, пусть даже ошибочно, Вася назвал её насилием, попереживал соответствующую эмоцию, а потом вспомнил или узнал дополнительные обстоятельства, передумал и понял, что насилия не было. Теперь он может с чистой совестью сказать, что, если бы оно там было, он бы позволил себе назвать вещи своими именами. Он теперь может быть честнее, увереннее и спокойнее в своей оценке.
Поэтому такая сиюминутная правда, хотя и требует некоторого запаса кредита доверия со стороны клиента, но не есть что-то плохое. Это тоже часть терапии.
Ревность
Если вы давно на меня подписаны или успели перечитать все тексты, то знаете, что я крайне редко что-то говорю про ревность. Это не очень понятный мне феномен с практической точки зрения. Как правило, за словом «ревность» стоит целый букет эмоций, переживаний, большая часть из которых достаточно сомнительна. Да и не часто я сталкиваюсь в своей практике с запросом на ревность. Возможно, к счастью. Тем не менее, некоторый опыт взаимодействия с этим у меня всё-таки накапливается, и вот что я хочу сказать.
Некоторое время назад, когда я познакомился с данными о количестве внебрачных связей у мужчин и женщин, я не то, чтобы скептически к ним отнёсся, но как-то не до конца впитал эту информацию. Цифры мне казались достаточно завышенными: в каких-то исследованиях доходили до 50%. Мне казалось, что всё-таки люди гораздо более чувствительны к этому моменту, что это гораздо более табуированная тема и такие цифры казались маловероятными. Но чем больше я наблюдаю за ситуациями внебрачных связей, измен, нарушения договоренностей, попыток договориться на открытые и немоногамные отношения, тем больше замечаю, что ревность, особенно мужская, сильно переоценена. Как любит говорить Шульман, наше представление о том, какие у нас ценности, плохо бьётся с тем, какими ценностями мы руководствуемся в поведении. Мне кажется, это один из таких случаев.
В нашей культуре в коллективном сознательном есть представление, что измена – это самое страшное, что может произойти в отношениях. Что женщина, наставившая рога мужику, – это женщина, ужасно его унизившая, и нужно ворваться с саблей, отрубить всё, что выступает из любовника, убить изменщицу, а потом самому повеситься. В реальности, как показывает практика, такие реакции исключительно редки. Слава богу, мне не приходилось работать с убивцами, но даже когда случаются какие-то резкие выплески на эту тему, при подробном рассмотрении оказывается, что они гораздо более искусственные, чем человек пытается представить. Значительная часть этого выброса агрессии основана не на том, что человек на самом деле переживает, а на том, что, как ему кажется, он должен переживать в этой ситуации для соответствия гордому званию настоящего мужика (если мы говорим про мужчин). Мол, как же так, «она же этим ртом..!» и вот это вот всё. Но если посмотреть на то, что на самом деле происходит, оказывается, что измена вызывает гораздо меньше вызывает какого-то эмоционального всплеска, чем предполагают стереотипы.
То же можно сказать и про женскую ревность: глядя на миллионы анекдотов и анекдотических свидетельств, и изрядное количество действительно страдающих от измены партнёра, или от превентивной ревности женщин, общество как-то упускает множество женщин с отношением к вопросу моногамии в диапазоне от «ну мужику надо, а мне не очень важно» до «а как тебе моя подруга?».
Так что, если допустить, слегка наивно и оптимистично, что наша система представлений всё-таки хоть как-то со временем корригируется реальностью, можно предположить, что мы движемся в сторону того, чтобы сексуальная эксклюзивность теряла свой сакрализированный статус и её нарушение переставало считаться худшим из грехов, который можно совершить в отношениях.
«Ерундовые» психотравмы
Иногда, особенно в начале карьеры, или даже в начале обучения, когда карьера ещё не началась, психологи удивляются тому, какие, казалось бы, случайные и вроде бы не значимые вещи, люди приносят как свои ядерные страдания и пример ужасной психологической травмы.
Одно неудачно брошенное слово, которое без контекста может вообще не выглядеть ничем плохим. Одна чья-то неудачная шутка или какое-то внешне нейтральное телесное взаимодействие. Вовремя не подаренный подарок (даже если он желанный), несдержанное обещание. Это – малейшие вещи, которые сами по себе, если о них рассказать непрофессионалу, что они стали глубокой травмой, могут вызвать обвинения человека в симуляции, истерии и в том, что он из мухи раздувает слона. Но если немножко пообтереться в психологии, посмотреть на предысторию этой ситуации, контекст и личное значение для человека, то выясняется, что это вполне себе легитимная травма. Само финальное событие – это буквально соломинка, переломившая хребет верблюду. То последнее слово, которое могло быть произнесено спокойный тоном голоса в какой-то совершенно нейтральной фразе, – это даже не вершина айсберга, а отблеск, издалека замеченный от вершины айсберга. За этим событием стоит огромный накопленный потенциал напряжения, который в этот момент в этой точке выплеснулся. Поскольку память тесно связана с эмоциями, то человеку остро запомнился именно этот момент, потому что он в этот момент пережил яркие амплитудные эмоции. Это не значит, что само по себе это событие и было тем, что его травмировало.
Нет, конечно, если кого-то изнасиловали лопатой, окей, годится на статус самодостаточной травмы. Это само по себе травматичное событие. Но очень часто травматичным является не само событие, которое человек помнит, как травму, а цельный, огромный комплекс взаимодействия с источником травмы, контекста, в котором они существовали, предыдущее отношение к человеку, предыдущие смыслы, заложенные в это взаимодействие, которые впоследствии стали травматичными. Финальный момент – это просто момент, когда паззл сложился.
Этот факт, хочется верить, что не сильно сбивает с толку начинающих психологов, потому что есть надежда, что к тому времени, когда они добираются до масштабного консультирования большого количества клиентов, они понимают этот феномен. Однако часто это сильно сбивает с толку клиентов. Особенно тех, кто ещё не обратился и, так сказать, не индоктринировался в психотерапию. «Начинающие» клиенты часто очень скептически и самокритично относятся к таким своим воспоминаниям. Им кажется, что они запомнили какую-то абсолютную ерунду, что природа их эмоций совершенно не соответствует фактическому событию и стыдно говорить об этом даже с психологом, и по этой причине они не приходят с этим запросами. В их представлении к психологу ходят люди, которых насиловали в детстве, скалкой били, на органы продавали, а у них, дескать, ерунда какая-то. Мол, папа меня всего лишь дразнил, придумал мне какую-то, даже не обидную, а просто смешную, кличку.
Тем не менее, это не повод так себя ограничивать. Вполне можно прийти психологу с жалобой на события, которые кажутся травмирующим только вам, и никому другому.
Закон симметрии четных этапов
Жизнь идёт по спирали, и вместе с ней по тому же пути идут психотерапия и психологическое консультирование. Давайте представим проекцию спирали на плоскости, что это будет? Правильно, это круг. Именно поэтому иногда клиентам в психотерапии кажется, что они ходят по кругу. Это может создавать напряжение, тревогу, вызывать сопротивление и агрессию в адрес психотерапевта, приводить к обрывам терапевтического альянса, выходу из психотерапии, поиску новых психологов, – и всё это только для того, чтобы уткнуться в то, что это происходит заново. А происходит по одной очень простой причине – нельзя всё и сразу.
В первом классе на ноль делить нельзя, потом – можно, потом – нужно. То же самое с психотерапией. Приходит человек к психологу и долго ли, коротко ли, рано или поздно добирается до темы семьи, родителей и детства. Вот он догадывается, что в детстве у него были неидеальные родители и неидеальная жизнь. Даже если в целом его родители – хорошие люди, хорошо к нему относились – всё равно всегда есть, что оценить как не идеальное, дать оценку, пережить и вернуть ответственность. И это длится какое-то время, в зависимости от динамики, мотивации, степени травмированности, контекста, запаса ресурсов клиента, метода, в котором работает психотерапевт, и ряда других факторов. В общем, долго ли, коротко ли, тема заканчивается, и клиент переходит дальше к новым темам.
Следом за родителями, у него потихоньку выкристаллизовывается тема личной ответственности. Вернул ответственность родителям – возьми оставшуюся на себя. Он начинает заниматься своей жизнью, строить новые амбиции, границы, какие-то новые проекты, вроде у него даже что-то начинает получаться, и как будто бы из ниоткуда снова всплывает тема родителей. Как же так? Мы же уже проработали эту тему. Что происходит? Почему опять? А про родителей мы говорим потому, что в прошлый раз клиент осознал те травмы, которые ему были видны тогда, а теперь он поднялся на новый виток своего успеха и, как обычно, с высоты виднее. Теперь с высоты нового успеха клиент понимает, что его можно было бы добиться раньше; что те травмы, которые он раньше считал, что ему просто испортили настроение, на самом деле, не просто его испортили, а отсрочили личностное развитие на годы, возможно, на десятилетия. Он упустил кучу времени своей жизни, прозябая в неуспехе и живя гораздо хуже, чем он мог бы, и если бы он стартовал тогда, а не сейчас, то сейчас он бы жил гораздо лучше. А это уже новый уровень ущербов, который нужно заново осознавать, заново возвращать за них ответственность.
Означает ли это, что это первая сепарация была недостаточна? Можно ли было за первый раз просто всё взять и выскрести? Скорее, нет. Мы работаем с тем человеком, который есть сейчас, на том этапе сепарации, где он сейчас. Невозможно с пришедшим клиентом работать как с человеком, которым клиенту только предстоит стать, условно, через год-другой. Мы работаем с тем, кто есть, в том темпе, в котором получается.
Такой финт происходит не только с темой родителей, со всеми остальными темами тоже: и с границами, и с амбициями, и с вопросами баланса труда и отдыха, и кучей других. Вообще, тем в психотерапии не очень много (то есть содержание у этих тем бесконечно разнообразное, но самих заголовков ограниченное количество), и естественно, что если человек работает достаточно долго и эффективно, чтобы проблемы в конкретной теме заканчивались, а он переходил дальше, то рано или поздно эти темы начнут ротироваться. Рано или поздно он пойдёт на второй круг, на третий, на пятый, на десятый. И пойдёт по тем же самым темам.
Это не повод считать, что до сих пор мы ерундой занимались и только теперь взялись за настоящую работу. Это повод считать, что с высоты виднее, и с высоты своих новых успехов и нового уровня своего развития вы можете прошлые проблемы проработать на новом уровне. Если хотите, конечно. Многие же не хотят и считают, что им это не подходит. И на первом круге, поняв, что пошли на второй виток, терапию заканчивают. Так тоже можно.
Глорификация маркеров и предикторов
Когда чукчи ищут рыбу, они смотрят на чаек. Люди в среднем достаточно умны, чтобы понимать, что некоторые феномены сложно найти сами по себе, и проще найти какие-то их маркеры, которые более заметны. То же самое относится к предикторам. Просто так угадать у кого всё будет хорошо в жизни, а у кого плохо, кто будет успешен в отношениях, кто нет – сложно. Однако есть разные предикторы, на которые можно ориентироваться, и люди очень любят их глорифицировать, придавать им значение далеко за пределами их реальной пользы.
Самые популярные вещи – это внешность, интеллект и деньги. Я – последний человек на этой планете, который будет отрицать важность внешности, интеллекта и денег. Если у вас есть все три, как правило, ваша жизнь достаточно неплоха. Даже один из этих параметров улучшает жизнь довольно неплохо. И всё же нельзя упускать, что одного только наличия этих параметров (даже если они ярко выражены), недостаточно, чтобы жизнь была совсем хороша. Как бы вы ни охотились за дополнительными ноликами на банковском счету, дополнительными кубиками пресса или миллиметрами ресниц, рано или поздно наступает момент, когда выгоднее сделать что-то другое, чем дальше развивать именно этот фактор. Наступает момент, когда выгоднее пойти и потратить деньги, чем их заработать. Наступает момент, когда выгоднее пойти отдохнуть, чем прокачать себе рельефность ещё одной мышцы, пошить себе ещё лучший костюм или ещё на полградуса поправить осанку. Когда лучше лишний раз социализироваться, чем прочитать ещё одну книгу, не говоря уж о получении ещё одного образования. Наступает момент, когда развитие конкретного маркера становится бессмысленным. Можно выглядеть хорошо или очень хорошо, но есть верхний предел, за которым дальнейшее улучшение внешности уже не приносит улучшения качества жизни. Вполне возможно, что выгоднее потратить время и силы на что-то другое: отдых, хобби, общение, обучение чему-то новому, просмотр сериальчиков, секс.
Нет смысла максимизировать формальные маркеры. Эти маркеры сами по себе не делают жизнь лучше. По сию пору лучшим предиктором качества жизни человека является не его интеллект, не уровень его образования, даже не уровень его здоровья, как ни странно, а его географическое положение. Почтовый код, как об этом любят говорить на Западе. Если у вас почтовый код Цюриха, ваша жизнь, скорее всего, будет лучше, чем если у вас почтовый код Уганды, вне зависимости от вашего уровня интеллекта, внешности, количества денег и так далее. Но это же не повод всю свою жизнь потратить на бесконечные переезды за следующим победителем конкурса по самой счастливой стране в мире.
От того что вы приедете в текущую самую счастливую страну в мире, ваша жизнь сама по себе не улучшится. Она улучшится, когда вы начнёте её улучшать, когда вы начнете задаваться вопросом, не «какие маркеры в среднем статистически говорят о том, что у вас будет хорошая жизнь?», а когда вы начнёте задаваться вопросами «что прямо сейчас можно сделать для моей жизни, чтобы она стала лучше?», «какое сейчас самый эффективное использование моих ресурсов?». Потому что вполне возможно, что, если вы поймёте, что вам надо начать высыпаться, то ваша жизнь улучшится и в Уганде. А если вы переедете в Швейцарию, но продолжите спать по три часа в сутки, то даже там она не станет хороша.
План Б
Иметь план Б – хорошо. Я сам большой поклонник планов Б, В, Г, и дальше по алфавиту. У меня большую часть жизни был неприкосновенный запас денег, неприкосновенная часть неприкосновенного запаса и неприкосновенная часть неприкосновенной части неприкосновенного запаса денег. Это не раз меня выручало в самых разных обстоятельствах.
Однако, несмотря на все прелести планирования, как эффективной стратегии таск-менеджмента и когнитивного способа совладания с тревогой, во многих ситуациях план Б измысливать достаточно сложно, ресурсозатратно и главное – очень сильно нагружает план А. Достаточно часто, чтобы план Б был хоть как-то осмысленным, нужно заранее сформулировать план А так, чтобы шаги по нему в случае чего либо заложили основы для плана Б, либо не испортили возможность перейти к плану Б. И это не улучшает ситуацию, а даже её усугубляет.
Я хочу вам предложить идею, что во многих ситуациях здоровый, ресурсный человек, который не в кризисе, не в депрессии, вполне может пользоваться одним и тем же планом Б, состоящим из двух слов: «Я справлюсь». То есть план А – это «я пойду и сделаю это для того, чтобы получилось вот то». План Б: «если план А не получится – сделаю что-нибудь другое, я справлюсь, хоть и понятия не имею как». Импровизировать по ситуации, просто довериться будущему себе, в том, что, когда вы окажетесь в ситуации (даже если она не случится), в которой план А не сработал, у вас хватит психических, физических, экономических, социальных, медицинских ресурсов, чтобы с этой ситуацией справиться, и она вас не разрушила.
Для людей гиперинтеллектуализирующих или гипертревожных (что является сильно пересекающимися множествами) достаточно часто ситуация неопределённости оказывается страшнее, чем любой фактический ущерб. То есть, когда человек не понимает, что ему делать или что будет дальше происходить, то ситуация хаоса для него сама по себе гораздо более страшная, чем любой сфокусированный конкретный ужас. Такие люди всё время руминируют «а что если нет», «а если что-то пойдёт не так», «а если вот то и это», и они сидят и ничего не делают. В это время их жизнь проходит мимо, а они всё мучаются, тревожатся и уходят в депрессию, потому что «нет, ну а что, если не получится».
Это всё происходит от недостатка ощущения полноценности и, что иронично, от завышенной самооценки. Многие люди ассоциируют чувство полноценности с высокой самооценкой. Кажется, что ощущение себя высоко полноценным должно как-то быть связано с высокой самооценкой, но практика показывает, что всё строго наоборот. Человек с самооценкой пониже, который не ставит себе охренительных амбиций, не предъявляет себе претензии за то, что он не сделал всё сразу идеально, одновременно, мгновенно, быстрее всех на свете и не стал самым лучшим – чувствует себя гораздо полноценнее. Он способен на большее и справляется с большим, чем человек с высокой самооценкой, который может много о себе мнить, кучу всего от себя ждать, и поэтому он постоянно сидит в тревоге и чувствует себя неполноценно.
Так вот, таким людям с завышенной самооценкой обращён этот текст. Я предлагаю вам понизить самооценку, отрастить чувство полноценности и полагаться на план Б «я справлюсь».
Смысл жизни
Если вы по заголовку решили, что я вам сейчас расскажу, в чём смысл жизни, то нет, не знаю, на что вы рассчитывали. Естественно, я не выдам вам эту страшную тайну, я это делаю только за деньги. Но я поделюсь другим утверждением, которое мне понравилось. Честно говоря, затрудняюсь сказать, услышал я его ровно в таком виде или столкнулся с его прекурсором, а дальше сам додумал. Так или иначе утверждение состоит в следующем.
Смысл жизни – это некоторая форма бессмертия. Если мы посмотрим на то, что люди называют смыслом жизни, а точнее на вещи, которые они наделяют смыслом жизни, то это всё вещи, которые находятся снаружи них и которые должны пережить их самих. Что неудивительно: смысл всегда находится снаружи от объекта. Смысл ножа не внутри ножа. Смысл ножа в том, чтобы резать вещи, которые не нож. Смысл – это что-то, что находится на пересечении: вне человечности, то есть существует за пределами конкретного человека, но при этом несёт его какой-то персональный оттиск самого человека на себе. Как правило, именно с той его стороны, которую он хочет запечатлеть в вечности.
У людей крайне распространена версия, что смысл их жизни – это дети. Дети – это самая простая форма бессмертия. Вы продолжаете жить, ваши гены идут дальше, частички вашего организма оторвались от вас, продолжили свою жизнь, слились с частичками другого человека и делятся-делятся-делятся – жизненный цикл продолжается. Такой смысл можно рассмотреть как смысл жизни, но дети всё-таки достаточно отличны от нас. Тут ещё нередко бывает, что люди, которые рассматривают детей как смысл жизни, относятся к детям достаточно плохо. То есть их совершенно может не интересовать детская идентичность, их личность, интересы, потребности и границы, что логично, ведь они их рожали не как самостоятельных людей со своими смыслами, а как сосуды для родительского смысла. Люди, которые видят в детях смысл жизни, часто за детей решают, какие у них должны быть потребности и желания. То есть дети – это их идеализированная версия, это то, кем они хотели бы быть, или какими они хотели бы запомниться в истории и оставить след в человечестве. Ну и, конечно же, в таком случае то, что ребёнок захочет быть самостоятельным человеком, сильно демотивирует родителей.
Но это далеко не единственный вариант, есть и другие смыслы жизни, которые создаёт человек. Исследования учёных, которые останутся в истории, и эти люди будут запомнены как учёные; книги, авторы которых останутся в истории как писатели; великие архитектурные сооружения, увековечивающие их архитекторов; спортивные достижения спортсменов и тому подобное. Всё то, что позволяет посвятить этому жизнь, как правило, даёт нам иллюзию того, что наша жизнь в этом продолжится. Преуспев в создании чего-либо или, по крайней мере, став причастным к чему-то (если человек не очень амбициозный, и ему ок быть шестерёнкой общего механизма), человек может справиться с идеей прекращения своего бытия.
Если у человека нет никаких идей о том, кем он останется после своей физической смерти, такая жизнь переживается достаточно часто как бессмысленная. Исследования Селигмана указывают в ту же сторону, что смысл жизни, как правило, связан с чем-то социальным и направлен на других людей. Именно на других людях мы оставляем свой отпечаток, и это придаёт нам некоторый смысл.
Верность ценностям
Некоторое время назад я писал про небесполезность агрессии и о том, что иногда имеет смысл кого-то наказать, проявить в чей-то адрес агрессию, даже когда никакой прагматической цели у этого нет. Сделать это просто для того, чтобы совершить экзистенциально честный поступок с самим собой, таким образом выразить свою позицию и отреагировать свои эмоции. Но строго говоря, можно бы дополнить этот текст утверждением о том, что то же самое справедливо для любого другого поведения.
Для того чтобы как-то себя вести, не обязательно иметь какую-то прагматичную цель, стоящую за этим. Ценности – это такая эвристика оптимизации прагматических целей, но это эвристика, работающая на долгосрочных периодах. Если у человека есть определённая ценность, например, быть верным своему слову, то тактически в конкретных ситуациях соблюдать эту ценность может оказаться крайне не прагматично, но это компенсируется долгосрочными выгодами.
Подобного рода конструктивные ценности выработались не просто так. Они выработались, потому что многотысячелетний человеческий опыт показывает, что если вы придерживаетесь таких ценностей в долгосрочном периоде, идущем далеко за границу просматриваемого горизонта событий, то это улучшает вашу жизнь само по себе. Всё потому, что тогда ваше слово становится веским аргументом, тогда на ваше слово люди могут опираться, и вы можете пользоваться этим. Это становится валютой и очень мощным ресурсом, которым можно пользоваться. Но для того, чтобы он появился, надо в него вкладываться. Как и со всем хорошим: оно не появляется сразу.
То же самое относится ко всем остальным ценностям. Совершенно нормально вести себя достаточно не прагматично относительно ситуативного контекста, но при этом придерживаясь каких-то своих ценностей – честности, пунктуальности, конструктивности, разумности, экономичности и прочих. Если это хорошие ценности, то есть ценности, направленные на улучшение качества жизни, а не на служение воображаемым друзьям на небе, не на служение какой-то идеологии и превосходстве над чем-то, то такое поведение не стоит считать невротическим симптомом. Даже если ситуативно оно доставляет страдание без какой-то очевидной пользы.
Ну и, конечно, при условии, что человек понимает зачем он это делает: это его осознанный поступок, а не рефлекс, и что он может отказаться это делать. То есть он чувствует, что у него есть власть, он присваивает этот поступок, он не чувствует, что ему нельзя поступить иначе, не чувствует, что он вынужден, ему так надо и положено.
Если у вас достаточно ресурсов, так вполне можно себе позволять себя вести.
Невротичность романтики
Один из неприятных выводов, к которому приходят люди на каком-то этапе своей психотерапии (если она продолжительна и успешна) – это то, что здоровая жизнь, по сравнению с нереалистичными завышенными стандартами, которые бывают не только в порнографии, но и вообще-то говоря в любой форме творчества, несколько скучна. То есть всё то, что нам продаётся под девизом невероятной романтики, вообще-то, не очень здоровое поведение. Начиная от продать всё, что имел, и купить миллион алых роз, заканчивая целовать песок, по которому она ходила.
То же самое касается не только романтики полоролевых отношений, но и романтики жизни вообще. То есть да, конечно, положить жизнь на то, чтобы попасть в какие-нибудь списки, получить какие-нибудь премии, медали и так далее – очень романтично. Все мы любим хорошую спортивную драму, через тернии к звёздам, быстрее-выше-сильнее, и вот, наконец, преодолев всё и всех, через тяжёлые тренировки, развитие таланта, подковёрную борьбу, политические интриги, наконец, вы встаёте на подиум и машете маме одной рукой, второй рукой сжимая золотую медаль. Замечательно.
Проблема этих картин, как и проблема множества романтических полоролевых историй, состоит в том, что в этом месте они заканчиваются. Рыцарь спас принцессу из замка, они поженились, и дальше жили долго и счастливо. Спортсмен забрался на первое место на подиуме – хэппи энд. Бизнесмен основал свою компанию мечты, заработал все деньги на свете, получил Нобелевскую премию мира за свой уникальный продукт, вытащил свою компанию из кризиса, и дальше жил долго и счастливо. Всё это, конечно, замечательно, но только, как вы можете заметить, – это стремление к смерти. Если рассматривать свою жизнь как кул стори, то она естественным образом стремится к смерти и к завершению так же, как и любая история стремится к своему завершению. Потому что пока история длится, в ней, во-первых, нет хэппи энда, потому что в ней пока ещё нет вообще никакого энда. А во-вторых, пока она длится, в ней нет таких пиковых переживаний, потому что они как бы отложены на концовку этой книги, а в жизни, как правило, концовка – это больничная палата и капельница под локтем. Не очень похоже на то, что нам продают.
Таким образом, когда человек долечивается до определённого этапа, он начинает понимать, что его предыдущие великие цели больше так не мотивируют. Может быть, он даже начинает жалеть о том, что пошёл на психотерапию, мол, он долечился до того, что больше не такой продуктивный, не так стремится к великим целям, вот хотел быть Наполеоном, а теперь всего лишь простой человек со счастливой жизнью. И это так и есть, психотерапия для этого и существует. Но это не значит, что при психотерапии нельзя добиться великого. Можно. Но только если у вас есть к этому огромный изначальный потенциал, и вы можете добиться великого, не тратя на это всю свою жизнь, не отказываясь от всех остальных сфер. А если вы всё-таки не настолько талантливы, чтобы добиться великого одной левой, в это же время правой строя себе здоровую личную жизнь, здоровый досуг, здоровые отношения с телом, здоровые отношения с отдыхом, то, скорее всего, у вас будет достаточно скучная жизнь по меркам голливуда. Просто она будет вам нравиться, в отличие от того состояния, в котором вы были раньше. То есть, когда вы были (более тяжелым) невротиком, вам такая жизнь не нравилась, вам она казалась скучной, и поэтому вы стремились к великим вершинам. А когда вы поздоровеете, вам станет нормально – просто жить. Вы перестанете ненавидеть свою жизнь настолько, чтобы бежать от неё к каким-то апокалипсисам, но вместе с этим и, правда, потеряете мотивацию к гиперкомпенсации. Просто потому, что компенсировать больше будет не нужно.
Такая вот неромантичная истина.
Критика предпосылки вопроса
Достаточно часто в психологической практике я сталкиваюсь с феноменом, который вполне может встречаться и в повседневной жизни, состоящим в том, что вместо ответа на заданный вопрос человек критикует его предпосылку.
В наиболее яркой форме это выглядит как телесный процесс. Когда я практиковал оффлайн, это было особенно показательно. Например, когда клиент занял какую-нибудь странную позу в кресле (а у меня были большие кресла), подпёр подбородок левой стопой и ещё что-нибудь. Я всегда замечаю такие телесные проявления и спрашиваю, что эта поза значит. И тут, клиента может закорчить так, как будто его бесы одержали, и он сменяет десяток пост за 0.2 секунды, в итоге заканчивает в позиции по стойке смирно и спрашивает: «Какая поза? Никакой позы не было».
То же самое происходит и в других видах взаимодействия. Фёкла может спрашивать Васю в пылу ссоры: «Почему ты на меня кричишь?». Вася, сбавив тон на три голоса, отвечать: «А кто кричит? Я не кричу». Петя может спрашивать Евдотью: «Почему ты сейчас оправдываешь кого-то?», а она – «нет, нет, нет, я не оправдываю». И так далее. С одной стороны, нельзя не похвалить людей, что они обращают внимание на то, что в принципе у вопроса или претензии есть некоторая предпосылка, с которой теоретически можно не соглашаться. В этом смысле, если это рассматривать как навык по борьбе с софистическими приёмами, – садитесь, пять.
С другой стороны, во многих вещах, будь то психологического консультирование или просто отношения между людьми, – это достаточно деструктивная практика. Потому что, как правило, если человек задаёт вопрос (особенно если это психолог) или предъявляет претензию на каком-то основании, то хорошая идея, если уж вы действительно не уверены в том, что это основание соответствует действительности, – как минимум, поинтересоваться у человека, почему он эту предпосылку допустил. Например: «а почему ты считаешь, что я сижу в какой-то особенной позе?», «почему ты считаешь, что я кричу?», «почему ты считаешь, что я кого-то оправдываю?», «почему ты считаешь, что я ругаюсь?».
Вообще-то говоря, можно и этот этап пропустить или зарезервировать его для случаев, когда вы действительно очень обдумали вопрос или претензию, обдумали предпосылку и точно пришли к выводу, что категорически не согласны с ней и что её точно нужно оспорить. Для всех остальных ситуаций можно начать с того, чтобы попробовать ответить на вопрос, как он есть.
Даже если вам кажется, что предпосылка не соответствует критерию надёжности научного исследования, даже если вам кажется, что человек может ошибаться на ваш счёт, фантазировать, допускать что-то неправильное или неверно интерпретировать то, что наблюдает, – неплохо задаться вопросом, что, может быть, человек действительно что-то увидел со стороны. Не верить на слово, не принимать близко к сердцу, не жить по этому указанию всю оставшуюся жизнь, а всего лишь в масштабах одного обмена «вопрос-ответ» приложить некоторые усилия к тому, чтобы ответить на вопрос или претензию как они есть. А уж потом, если это не привело ни к чему интересному и конструктивному, разбираться с тем, что, может быть, проблема действительно была в предпосылке.
Плохо оценивать ≠ плохо относиться
Оценка и отношение – в значительной степени похожие вещи, иногда употребляемые практически как синонимы, но между ними всё же есть различие. Когда мы говорим об оценке, особенно чего-то не сильно для нас значимого, мы в основном говорим о результате соотнесения чего-то с абстрактными ценностями, социальным контрактом или местным представлением о том, что такое хорошо и плохо. Когда же мы говорим об отношении, мы говорим о роли какого-то феномена в нашей жизни. Хотя в целом корреляция между отношением и оценкой может быть очевидна, эти величины не всегда совпадают.
Достаточно часто можно встретить, и это не какое-то экзотическое исключение, примеры, в которых оценка и отношение расходятся – подчас диаметрально противоположно. Я могу считать, что бессолевая диета – это хорошая вещь, оценивать её как неплохую идею, знать об её влиянии на свой организм, но я в гробу видал сидеть на такой диете.
Менее абстрактный пример. Я могу плохо оценивать какого-то конкретного человека, но при этом неплохо к нему относиться. Я знаю, что этот человек совершает поступки, которые относительно общепризнанной системы ценностей плохие, и я бы не стал поручаться за этого человека, не стал бы рекомендовать с ним общаться, но я сам могу к нему относиться вполне неплохо, строить с ним отношения и хорошо проводить с ним время.
Если это у вас вызывает какое-то несогласие или недовольство, если вам кажется, что это что-то неправильное – хорошо относиться к человеку, которого я оцениваю как плохого, то попробуйте вывернуть ситуацию наизнанку. Возможно ли, по-вашему, плохо относиться к человеку, которого вы считаете объективно хорошим? Это, как правило, более интуитивно доступная мысль. Но если верно это, то, значит, верно и обратное. Если вы можете себе представить, как можно плохо относиться к человеку, который объективно, в общем-то, хороший человек, то вы должны согласиться с тем, что вполне можно иметь хорошее отношение к человеку, который объективно плох в соответствии с местной конвенцией о том, что такое хорошо и что такое плохо.
То же самое относится ко всему остальному, и не только к человеку, но и к любому поведению, любому типу отношений, любому поступку. Я могу знать, что что-то плохо или хорошо, но это не обязывает меня синхронизировать моё отношение к этому со своей оценкой. Человек вправе строить отношения независимо от оценки, а оценивать независимо от отношений. Это может иногда обижать человека по ту сторону («если ты ко мне хорошо относишься, почему ты меня хорошо не оцениваешь?») или удивлять («если ты меня хорошо оцениваешь, почему ты ко мне хорошо не относишься?»), но чужие эмоции – не повод отказываться от своего права так делать.
Глобализация навыка
Некоторое время назад я задался вопросом, которым даже долгое время мучал коллег, а именно – чем вызвано различие между навыками, которые глобализируются, и навыками, которые остаются локальными.
Если вы осваиваете какую-то новую деятельность и в рамках этой деятельности требуются определенные навыки, они могут остаться специфичными для этой деятельности или же распространиться на всю вашу жизнь целиком. Например, при изучении шахмат, вам потребуется навык стратегического мышления и внимания ко всем фигурам на доске. Научившись играть в шахматы, вы можете стать крутым шахматистом, который в жизни, за пределами доски, продолжает не думать даже на полшага вперёд. Или вы можете глобализировать этот навык и превратить его в черту личности, став человеком со стратегическим мышлением в целом.
То же самое относится к ситуации, когда вы занимаетесь экстремальным видом спорта. Для того, чтобы им успешно заниматься, нужна смелость. Вы можете остаться смелым только в этом виде спорта, с лёгкостью прыгая на мотоцикле через огненные кольца, и при этом за пределами этого спорта бояться подойти к девушке познакомиться. Или вы можете стать смелым человеком в принципе, смеяться в лицо опасностям и без проблем идти навстречу напряжению в ситуациях, абсолютно не похожих на изначальный вид деятельности.
Этот вопрос, как вы понимаете, достаточно важен, потому что если бы на него был хороший ответ, то это был бы очень мощный инструмент для психотерапии, психокоррекции и самопомощи. Люди могли бы сами развивать у себя желательные черты личности или гасить нежелательные. К сожалению, никакого хорошего ответа мне никто не подсказал, и я сам такового ответа не нашёл. Но у меня есть плохой ответ. Плохой в том смысле, что сложно применимый, то есть не даёт инструмента, которым можно было бы по определённой инструкции пользоваться, чтобы сделать навык глобальным или оставить его только локальным для специфичной ситуации. Тем не менее, это некоторый ответ, и методически он мне кажется достаточно изящным. Поэтому я очень рад что он пришёл мне в голову, продолжаю его думать, пытаться развить, а пока поделюсь той формулировкой, которая уже есть.
Мне кажется, что навык глобализируется и превращается в черту личности в том случае, когда человек совершает поступок в отношениях с самим собой, а не с предметом деятельности. Для того, чтобы развивать навык, всегда нужно совершать поступки, прикладывать какие-то усилия, перешагивать через «не могу», «страшно», «тяжело», «не понятно». Так вот, если мотоциклист начинает доверять мотоциклу, что тот выдержит больший наклон в повороте, большую скорость и больший угол подъёма, то этот навык останется в отношениях с мотоциклом. А если мотоциклист изменит отношение к самому себе, что он удержит мотоцикл в большем угле поворота, сохранит контроль на большей скорости и сможет подняться на этот склон, то этот новый навык глобализируется и превратится в черту личности. Если шахматист сформирует уважительное отношение к шахматам как к игре, требующей внимания и продумывания на много шагов вперёд, это останется локальным навыком в шахматах. А если он изменит отношение к себе и начнёт думать о себе как о человеке, который хочет больше не совершать тупых ошибок, а продумывать ситуацию наперёд, то этот навык глобализируется.
Недостаток этого ответа достаточно очевиден. Не очень понятно, как измерять, что сейчас человек делает, совершает ли он сейчас поступок в отношениях с собой или в отношениях с предметом деятельности. Нет хороших инструментов для этого. Да, психодинамический психолог мог бы это оценить, будучи в контакте с человеком, но это очень сложная и не автоматизируемая диагностическая процедура. Что ещё хуже: этот ответ не объясняет, как добиться желаемого эффекта и как сделать так, чтобы человек в процессе развития навыков совершал поступки в отношениях с самим собой, а не с предметом деятельности.
Тем не менее, это некоторый шаг, как мне кажется, в нужном направлении. А следующий шаг, вероятно, – в вопросе перевода методического рассуждения в техническую реализацию.
Прикладная эпистемология
Мальчишки и девчонки, а также их родители, теории аргументации услышать не хотите ли? Лонгрид о том, что такое понятия, тезисы, объяснения, аргументы, обоснования, причины, выводы и следствия. В шесть раз больше обычного поста, но, кажется, того стоит. Приятного прочтения.
kunkonst/epistemology_1" rel="nofollow">https://teletype.in/@kunkonst/epistemology_1
Давление
Несколько лет назад было много мемов по поводу того, как слово «стрессоустойчивый» стало фигурировать во всех вакансиях в требованиях к работе и, соответственно, чуть позже, во всех резюме. Все, значит, объявили себя стрессоустойчивыми. Давайте же поговорим сегодня о том, как переживать стресс.
Что такое стресс? Стресс – это некоторое давление. Многие люди неправильно понимают, как работает давление. Им кажется, что давление может их сломать. Безусловно, теоретически это возможно. Но на практике, как правило, ломает не давление, а отсутствие давления. Приведу иллюстрирующий пример. Давайте мы возьмем одну палочку спагетти и приложим давление к её концам. Очевидно, что она сломается. Окей, я спрошу вас, почему она сломалась, и вы скажете, потому что я приложил к ней давление. Не было давления – она не ломалась, появилось – сломалась. А я вам скажу, что она сломалась, потому что давления было недостаточно. Вы покрутите пальцем у виска, и я предложу вам сбросить ту же самую спагетти на дно Марианской впадины. Ещё задолго до дна на неё будет воздействовать гораздо большее давление, но она не сломается, потому что давление давит со всех сторон, действует одновременно и одинаково. На суше макаронина бы сломалась, потому что в каких-то местах давление было, а в других не было, и сломалась бы она именно в ту сторону, с которой давления не было.
Если вы находитесь в ситуации стресса, но этот стресс неотменяем, универсален, он со всех сторон, то всё, что вам остается, – жить в ситуации стресса. Это тоже может вас поломать, но уже на другом, не психологическом, а психофизиологическом уровне. Повышенный стресс может спровоцировать целый ряд заболеваний и привести к обострению хроники. Но это всё с медицинской точки зрения: психиатрии, эндокринологии и прочих её разделов.
С точки зрения чистой психологии, невозможно нанести психологическую травму только одним давлением. Для того, чтобы психологическая травма случилась, нужно, чтобы давление было неполным. Нужно, чтобы с какой-то стороны был выход этого давления, и именно в эту сторону человек сломается. Если Вася приходит на работу, и он уверен, что ему необходимо работать на этой работе, хотя там ужасный босс, ужасная атмосфера, культура и это ужасная тяжёлая работа, но при этом у него нет ощущения выбора, то он будет ходить и работать. А если ему закрадётся в голову мысль, что вот бы по дороге на работу сломать ногу, можно было бы целый месяц лежать дома, лечить ногу и не работать, что, как вы думаете, с ним произойдёт?
Именно так люди ломаются: не от давления, а от того, что они нашли способ его сбросить. Людей не травмирует стресс сам по себе в чистом виде. По сути, стресс – это любое отклонение от состояния покоя. Их травмирует возможность избежать стресса, потому что они в эту возможность ломятся со всей накопленной силой напряжения, и это ломает их в процессе.
Так что, если вы хотите повысить свою стрессоустойчивость, вам нужно не готовиться отражать давление, а уметь не давать себе его сбрасывать и не создавать себе лишних возможностей изогнуться так, чтобы оно показалось меньше.
Личность и индивидуум
Человек существует одновременно в нескольких смыслах. С одной стороны, человек – это индивидуум, это отдельный представитель Homo Sapiens. С другой, человек – это личность и некоторая единица социума. Можно наковырять ещё всяких разных смыслов, особенно советские психологи, в частности Ананьев, на эту тему сильно потрудились. Но для введения в тему достаточно этого разделения.
Индивидуум и личность – это два принципиально разных смысловых плана. У человека, как индивидуума, и у человека, как личности, совершенно разные потребности, интересы и ресурсы.
Когда человек строит отношения с самим собой, в значительной части эти отношений между ним, как личностью, и ним, как индивидуумом. По крайней мере, в той части, которую в первую очередь приходится чинить в ситуациях, когда у него хроническая прокрастинация, расстройство пищевого поведения, зависимости и тому подобное. Потому что его тушка хочет есть, пить, спать, мыться под горячим душем, заниматься сексом и дать по роже Васе, а его личность чего только не хочет. В зависимости от того, что за личность и в каких она отношениях и с какой системой ценностью, она может хотеть через тернии к звёздам, служить гуманистическим идеалам человечества, может хотеть убить всех представителей какой-то конкретной этничности, построить мир во всём мире.
Ценности у личности бывают разные, но все они не обнаружены в самом себе, в отличие от желания поесть, попить и потрахаться, а привнесены извне. Им человек научился у других людей. До некоторой степени считается, что и сексу человек тоже учится у социума. Вроде как, дети-маугли не распознают у себя сексуального влечения, но это уж какой-то совсем радикальный случай.
Достаточно часто одна из этих частей довлеет над другой. У людей с неразвитым эго и личностью частенько доминирует индивидуум, который просто хочет удовлетворять телесные потребности, хорошо проводить время и не очень склонен к высоким материям. Такие люди редко оказываются клиентами психологов. А клиентами психологов оказываются люди, у которых всё наоборот. У которых личность довлеет над индивидуумом, и ради каких-то не очень понятных лысой обезьяне великих целей этот индивидуум подвергает себя странным процедурам. Ужасным недосыпанием ради выполнения квартального отчета. Ужасным физическим нагрузкам ради соответствия каким-то стандартам красоты. Странному пищевому поведению либо в соответствии с религиозными запретами или ещё какой-нибудь ерундой. В общем, не всегда эти двое ладят.
Поэтому полезно понимать, что потребности делятся на индивидуальные и личные, и эти два комплекта потребностей не пересекаются, они про разное. Для того, чтобы хорошо жить, должны быть и те и другие. При этом у индивидуума больше власти над личностью, чем наоборот. Индивидуум не полностью контролирует личность, но, если личность не получает своего, он чаще остается в норме. Не всегда, конечно. Может и сердце остановиться от того, что мировая революция пролетариата провалилась, но это экзотика. Гораздо чаще наоборот: личность не способна двигаться к своим высоким личностным смыслам, потому что индивидуум не выспался и голодный.
Называние против объяснения
Я люблю одну шутку над биологическими классификациями: по потолку бегает, лампочки грызёт, кто такой? Правильный ответ: потолковый лампогрыз.
Суть этой шутки в том, чтобы обратить внимание слушателя на тот факт, что только назвав что-то (хотя это безусловно важный этап познания), выделив какой-то объект, обозначив его границы, мы ещё ничего не объяснили. То есть название само по себе – не объяснение. От того, что мы придумали чему-то название, мы не закончили процесс познания, мы его только начали.
Особенно эту подмену любят клиенты в психотерапии. Приходит Вася к психологу, и говорит: «Я боюсь отказывать». Психолог спросит: «Почему?». Вася ответит: «Потому что я не ассертивный». Господа, это объяснение? Нет, это ещё одно название. Это ещё один синоним и очередной потолковый лампогрыз. Ну хорошо, можно спросить Васю, почему он не ассертивный. Тот тогда ответит, что, мол, потому что у него плохо с границами. Но это всего лишь третий способ сказать одно и то же. Можно пойти дальше: «Вася, почему у тебя плохо с границами?» Он воскликнет: «Потому что я не умею их отстаивать!». Отлично, только «не умею отстаивать границы» и значит, что «плохо с границами». Эта беседа может продолжаться достаточно долго, в зависимости от образования, словарного запаса и воображения клиента.
Разумеется, то же самое происходит в повседневной жизни. Когда люди, сталкиваясь с какой-то проблемой, вместо того чтобы её объяснить, называют её и удовлетворяются этим одним шагом. Более того, даже когда они сами пытаются разобраться в причинах происходящего, в механике того, что с ними случилось, часто проворачивают этот софистический приём. Они сами с собой задаются вопросом, почему с ними происходит, что у них вечно плохое настроение. И сами себе могут отвечать, что это потому, что они депрессивные. Но состояние хронически сниженного эмоционального фона, неудовлетворённости жизнью, низкой инициативы и тонуса и называется депрессивным состоянием. Вот диагноз «депрессивное расстройство» – это объяснение. Если Фёкле поставили f32, то это объяснение. Она сломалась, у неё есть болезнь, и она на неё так влияет. Депрессивное же состояние – это не диагноз, а лишь другой способ сказать, что у Фёклы плохое настроение давно и долго.
Чтобы что-то осмыслить, в чём-то разобраться, чтобы это было объяснением, а не называнием, – нужна внутренняя механика. Для объяснения у нас есть две процедуры: синтез и анализ. Для того, чтобы что-то объяснить, мы должны разобрать феномен на запчасти – проанализировать, а потом для того, чтобы проверить, что мы правильно его разобрали и объяснили механику взаимодействия этих частей, мы синтезируем – собираем обратно. Если бы мы шли с другой стороны, если бы мы знали эти составляющие части и складывали их обратно, получилась ли бы у нас такая картина?
Например, вместо того, чтобы сказать «я не умею отказывать, потому что я не ассертивный», можно сказать «я не умею отказывать, потому что в детстве мои родители были истеричками, и каждый раз, когда я что-то делал, они ужасно обижались, поэтому я привык чувствовать ответственность за чужое эмоциональное состояние». Вот это уже не просто название, а некоторая механика. Она состоит из частей: есть я, есть родители, моё поведение, их реакция, влияние их реакции на меня, отношение к отношениям. Далее, мы можем синтезировать всё обратно и задаться вопросом: «Окей, если бы мы все эти части собирали воедино без привязки ко мне, если бы я просто сказал, что какой-то человек был ребёнком истеричных родителей, которые разрушались и обижались каждый раз, когда он им отказывал, то привело бы ли это к тому, что он привык чувствовать себя ответственным за чувства окружающих и избегал отказов во взрослом состоянии?». Да, вполне возможно, вполне себе гипотеза, но не просто называющая, а объясняющая.
Для того, чтобы что-то объяснять, нужно действовать именно так: анализировать, потом синтезировать. Недостаточно просто называть.
Присвоение не того времени
Учитывая, какие сложности у людей вызывает присвоение своего настоящего, можно было бы предположить, что присваивать ненастоящее, то есть то, чего либо уже нет, либо ещё нет, должно вызывать больше сложностей. Как ни удивительно, это не так.
Люди с гораздо большей лёгкостью присваивают себе будущее, чем настоящее. Человек, который учится в рамках какого-то курса, думает о себе в терминах человека, закончившего этот курс. Вася, который стоит в очереди в магазине, редко присваивает себе свой настоящий момент и думает о том, как бы он мог потратить то время, пока он стоит в очереди. Вместо этого он выкидывает это время из своей жизни, те ресурсы и возможности, которые есть у него в этот момент, и присваивает себе будущую жизнь. Вот, дескать, сейчас он дойдёт до конца очереди, расплатится за покупки и дальше что-то произойдёт. Может быть, даже не после этого момента, может быть, даже после того, как Вася доставит домой продукты, приготовит из них еду, поест, помоет посуду, и вот тогда-то только начнётся то время, которым он пытается распорядиться уже сейчас. Причём это тогда может даже не быть конкретизированным по времени, а в формулировках вида «когда у меня появится время», «когда я освобожусь», «когда дела закончатся». Вот это время Вася себе уже присвоил. Вот тогда он займётся тем, пятым, десятым или будет таким или сяким.
Встретить Фёклу, которая стоит в очереди в метро, чтобы поехать ещё только в магазин, в котором она только собирается купить мясо, из которого потом собирается приготовить плов, и который при этом уже присваивает себе будущий плов, – совершенно не проблема. Таких людей сплошь и рядом.
Больше всего люди любят присваивать себе будущие проблемы. А что если я туда пойду, а там вот это случится, а вот это не случится, а вот этот план пойдет не по плану, чужой план пойдёт по плану, а что если то, а что если сё. Ничего ещё не произошло, но человек уже присвоил себе пребывание в ситуации, вероятность реализации которой, если разобраться, исчисляется долями процента. Хорошо, если не тысячными долями.
Почему же происходит такое несоответствие? Почему люди с такой легкостью присваивают себе будущее и с таким трудом присваивают настоящее? Ответ заложен в постановке вопроса. Потому что настоящее оно, знаете ли, настоящее. Неслучайно в русском языке «настоящее» в значении «текущее время» и «настоящее» в значении «реально существующее» объединены в одно понятие. Потому что если вы присваиваете себе что-то в настоящем, то сразу чувствуете ответственность за то, чтобы что-то с этим делать. Если вы присваиваете себе свободные ресурсы, будь то время, деньги, социальные возможности, то вам надо как-то этим распоряжаться. Если присваиваете себе текущие успехи, то сразу надо нести за них ответственность, как-то их сохранять, развивать, анализировать и так далее. Если вы присваиваете себе настоящие, действительные проблемы, вам становится надо их решать. А если вы присваиваете себе что-то в будущем, то прямо сейчас на вас никакой ответственности не падает. Если вы ещё только стоите в очереди на входе в метро и размышляете о том, какой у вас будет классный плов, то прямо сейчас вам с этим ничего нового делать не надо. Вам не надо никак пользоваться тем временем, пока вы сидите в электричке, едете на эскалаторе, идёте в магазин, стоите в очереди на кассу. Всё это время вы просто вырезали из своей жизни и в течение этого периода ни за что не несёте ответственности. Вы ждёте, пока реальность догонит присвоенный вами таймлайн. Когда вы наконец окажетесь в том чекпоинте, начиная с которого начинается ваша присвоенная ответственность.
С экономической точки зрения, это, конечно, совершенно понятный манёвр – выбрать присвоение такой картины себя, такого состояния и положения дел, чтобы прямо сейчас не оказаться ни за что ответственным. Это сиюминутно понятное действие. Но надо ли говорить о том, что долгосрочно (особенно если постоянно пользоваться таким инструментом) не очень повышает качество жизни? Я бы даже сказал, что отрицательно повышает.
Нижняя точка ответственности
В долгосрочной динамической психотерапии и психологическом консультировании существует нижняя точка ответственности. Когда клиент приходит, особенно если клиент холодный, нулёвый, до того в психотерапию или в психодинамический подход не ходивший, он весьма вероятно тащит на себе миллион ответственности. Как правило, ответственности не своей.
Как бы ни звучало контринтуитивно с моими прошлыми текстами, первое время жизнь клиента в рамках психотерапии становится легче. В зависимости от ресурсности, травмированности клиента, мотивации и других факторов это может быть от пары сессий до пары лет в совсем непростых случаях. Это будто бы выглядит весьмо противоречиво, с учётом того, что я постоянно говорю, что психодинамический подход — это движение навстречу напряжению. Однако, первое время мы с клиентом движемся навстречу напряжению для того, чтобы он преодолевал защиты и сбрасывал с себя лишнюю ответственность. До него доходит, что, оказывается, можно отстаивать свои границы и не брать на себе чужое, доверять окружающим что они сами справятся. Можно возвращать ответственность окружающим за то, чтобы они сами справлялись, даже если они не справляются. Можно называть свои травмы травмами, можно говорить о своих эмоциях, уважительно относиться к своим желаниям и потребностям. И с каждым следующим инсайтом и перестроением системы отношений клиент несёт всё меньше ответственности на себе, и всё больше отдает её другим. Так происходит до тех пор, пока чужой ответственность в его жизни не заканчивается. Это и есть нижняя точка ответственности.
К этому времени жизнь клиента, как правило, весьма улучшилась, но, по-хорошему, на этом не надо останавливаться. Хотя, конечно, в этой точке происходит обрыв значительного количества кейсов. Клиент попривык, что для него психотерапия – это процесс передачи ответственности окружающим и разгрузки себя от лишней; привык что психотерапия – это процесс скачкообразного, ступенями, через повышение, но всё-таки снижения напряжения. Только за этой точкой начинается уже новый процесс, обратный – процесс возвращения клиенту ответственности за его собственную жизнь. Теперь он с каждым словом, следующим инсайтом, реконструкцией системы отношений несёт на себе всё больше ответственности. Оказывается, что недостаточно обвинить окружающих в каких-то нарушениях его границ, надо ещё выстроить с окружающими такие отношения, чтобы они работали с учётом границ. А если окружающие, до сих пор бывшие рядом, больше не хотят строить отношения, то надо ещё найти других окружающих, возможно, другую работу, другое окружение и пережить существенные пертурбации в своей жизни. Нужно взять на себя ответственность за определённые риски, за инвестиции в себя и сталкиваться с ситуациями неопределённости, при чем под свою инициативу.
Можно, конечно, этого всего не делать и в точке минимальной ответственности и остановиться. И такая жизнь будет гораздо лучше той, что была до психотерапии. Но она не будет включать использование всего потенциала человека, а значит заведомо будет уступать пусть более напряженной и ответственной, но зато гораздо более насыщенной жизни того, что пошел дальше.
Анестезия и компенсация
Когда человек страдает, ему хочется не страдать. Есть два главных способа меньше это делать. Это анестезия и компенсация.
Анестезия – это способ переключить внимание, чтобы избежать страдания. Крайне примитивная техника, достаточно когнитивная по своей природе. Собственно, когнитивисты активно и целенаправленно её используют как форму борьбы, например, с тревогой. Когда человек от чего-то страдает, допустим, он потерял отношения, сейчас в активной фазе горевания, то он часто он ищет что-то, какой-то объект, с которым можно поконтактировать, и контакт с которым будет настолько интенсивным, настолько требовательным к фокусу внимания или настолько растормаживающим чисто психофизиологически, что его прежнее страдание уйдет на второй план.
Это может быть активная деятельность, работа, могут быть танцы, употребление психоактивных веществ. Всякая разная анестезия существует. Можно просто засесть на многочасовой марафон в компьютерную игрушку. Анестезия может быть даже связана с болью. Вполне можно причинить себе другое страдание (потому что страдание отлично фокусирует), и когда будет выбор между какими двумя страданиями распределять внимание, то выбрать менее значимое и более контролируемое. Таким образом позволив себе отвлечься от более значимого. Так сказать, анестезия по методу майора Пэйна.
Обратите внимание, анестезия никак по смыслу не связана со страданием. Можно любое страдание анестезировать одним и тем же способом. Или одно и то же страдание анестезировать миллионом анестезий – не важно. И то, и другое годится.
Компенсация – это какая-то форма удовлетворения потребностей, проистекающая из причины страдания. Допустим, Петя потерял отношения, но зато извлек ценный урок из них. В своих следующих отношениях он не повторит тех ошибок, которые случились там. Компенсация напрямую связана со страданием. Компенсация — это не отказ от страдания, а добавление к своему страданию присвоение своего будущего улучшения. Ощущение того, что, события, вызывавшие страдание, или само страдание, улучшит жизнь в будущем. По крайней мере, преподаст какой-то урок. Придание смысла своему страданию.
Надо ли говорить, что покуда человек хоть до какой-то степени в ресурсе эффективнее пользоваться компенсацией, чем анестезией? Если человек в кризисе и совсем никакой, его размотало, можно пойти анестезироваться, выдохнуть и перевести дух. Но если всё-таки есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах, то гораздо эффективнее отказываться от анестезии и фокусироваться на компенсации. Если найти способ компенсировать себе страдания, найти какие-то следствия у этого страдания, которые потенциально или точно могут улучшить жизнь, то человек перестанет бегать от него и сможет позволить себе его полноценно отреагировать и пережить. А все мы знаем, что полноценно отреагированные и пережитые чувства гораздо лучше анестезированных и вытесненных.
Ложная ретравматизация
В психологическом консультировании есть такой феномен как ретравматизация, то есть повторная травматизация. Суть его состоит в том, что приходит клиент к психологу с какой-то проблемой, и если в его отношениях с консультантом воспроизводится травмирующая ситуация, которая, собственно, и привела к психологу изначально, то таким образом эта травма может дальше укрепляться. Для того, чтобы это произошло, должны сложиться два фактора.
Первый: у клиента должен сформироваться перенос на психолога. То есть он должен поставить психолога в ту же позицию, в которой был источник травмы в его жизни. И клиент должен не заметить этого. Скорее всего, так и будет, если это не профессиональный клиент с опытом многолетнего психоанализа за спиной. Это нормально.
Второй фактор гораздо экзотичнее. Психолог должен впасть в контрперенос, согласиться встать в ту позицию, в которую его толкает клиент, вести себя из неё и тоже не заметить этого.
Сам по себе контрперенос ничего плохого из себя не представляет. Его можно использовать как диагностический инструмент и даже как терапевтический. Но если контрперенос не замечен самим психологом (что случается), то вполне возможна подлинная ретравматизация клиента. Эта ситуация тяжёлая, неприятная, усугубляющая прогноз на дальнейшую психотерапию для этого конкретного клиента, и не улучшающая настроение самому психологу. Особенно, когда он не понимает, что произошло, и ему ещё только предстоит разобраться с этим на супервизии. С другой стороны, есть ситуации, когда клиенты, особенно слегонца обученные, почитавшие что-то по психологии, познакомившиеся со словом «ретравматизация» и понявшие его вульгарно, обвиняют психолога в ретравматизации, когда её нет в помине.
Когда эти клиенты приходят к психологу, то они достаточно скомпенсированы, жизнь у них более-менее налажена, но у них есть какая-то проблема. Психолог, особенно психодинамист, естественно, за эту проблему тянет-потянет и вытащит целое бессознательное. И в этом целом бессознательном – невроз, травмы, базовый конфликт и бог знает что ещё. Клиент, конечно, начинает чувствовать себя гораздо более страдающим, чем в начале, ему кажется, что всё у него в жизни гораздо хуже. И вот тут, если он прошляпил, как они сюда пришли, или просто скатился в сопротивление, он может решить, что это его страдание и есть ретравматизация. Он может возмущаться: «Мне больно, значит, я травмирован, а раз я не приходил таким травмированным, значит, меня травмировали». Только вот нет, это не ретравматизация, а нормальная часть психотерапии. Как в том анекдоте: врачи – хитрые люди, спрашивают у пациента, где больно, а потом туда пальцем тычут. Вот психологи делают то же самое. Если вам больно на сессии с психологом, это значит, что психолог делает свою работу, а не то, что вас ретравматизируют.
Конечно, возникает вопрос, как же тогда отличить ретравматизацию от боли, тем более что в своём переносе клиент примерно одинаково себя ощущает. Хорошего ответа на этот вопрос нет. По-хорошему, это должен замечать психолог (хотя чаще это замечает следующий после него психолог). Но если уж попробовать всё-таки на что-то ориентироваться, то, во-первых, как всегда, как и во всех проблемах в контакте между клиентом психологом, надо обсудить это с психологом. Вполне вероятно, это обсуждение будет продуктивной частью вашей терапии. А во-вторых, если вы уж всё-таки очень сомневаетесь, нет большой беды в том, чтобы сходить к другому психологу с этим вопросом. Вы придёте, скажете: «Я, Вася, хожу к другому психологу и не хочу с ним заканчивать работу, и пришёл просто потому, что мне кажется, что меня ретравмируют. Я переживаю, не так ли это на самом деле». Если вы выберете компетентного психолога (ко мне, например, неоднократно приходили с таким запросом), если вы выберете психолога, который не сфокусирован на том, чтобы обязательно отбить побольше клиентов у коллег и заработать побольше, то вполне вероятно, он вам скажет, что нет, то, что с вами происходит, – нормальная часть работы. Благословит вас идти терапевтироваться дальше.
Даже если вам кажется, что вы работаете с простыми запросами, это не значит, что среди ваших клиентов нет человека с депрессией.
За распространенными проблемами клиентов — прокрастинацией, поиском цели в жизни, трудностями в семейной жизни — часто может скрываться депрессивное расстройство.
Депрессия — одно из самых популярных заболеваний
Наряду с сердечно-сосудистыми заболеваниями и онкологией. Поэтому психологу важно уметь распознавать депрессивное расстройство и научиться работать с ним: среди ваших клиентов легко могут оказаться люди с этим заболеванием.
Освоить методы психотерапии депрессии можно всего за 2 месяца
На одноименном практическом курсе от «Психодемии».
Вы получите:
🔹 Наработки от профессиональных психологов, которые можно интегрировать в свой подход.
🔹 Навыки диагностики, концептуализации и терапии клиентов с депрессивными расстройствами.
🔹 Пошаговые протоколы работы с депрессивными расстройствами.
Узнайте о курсе больше >>
Реклама ООО "Психодемия" LjN8KBneB
#реклама
Превентивная самокритика
Как учил Ходжа Насреддин: когда вы упали с осла, надо первым громче других смеяться над самим собой, потому что тогда другие не смогут поднять вас на смех. В этой житейской мудрости с Ближнего Востока есть рациональное зерно. Повинную голову и меч не сечёт. Если человек сам над собой смеётся, сам себя критикует, сам признаёт свои недостатки, то это резко снижает агрессию со стороны окружающих, и даёт больше свободы для манёвра в случае, если эта агрессия всё-таки случается. Всегда можно сказать: «Да, да, ты прав. Я же уже и сам это сказал. Остынь». Так что, как некоторую социальную тактику, её можно применять и, может быть, даже полезно.
Проблема, как всегда, возникает, когда этот, неплохой по своей сути, инструмент впитывается и сливается с собственной кожей и плотью, становится частью вашего тела. Когда вы уже смеётесь над собой, критикуете и бежите впереди паровоза, осуждая себя не в какой-то социальной ситуации, не для того, чтобы подстелить соломки, а без всякой необходимости. Когда вы делаете это сами с собой наедине, в кабинете с психологом, рядом с любящим и поддерживающим человеком, который даже и не собирался над вами смеяться, не то что агрессировать в ваш адрес. Вот тогда это перестает быть социальной практикой и тактическим приёмом по манипуляции обратной связью от окружающих и превращается в развитый невротический симптом и в пренебрежительное, насмехательское, издевательское отношение к самому себе. А поскольку вы у самого себя единственный, кто всё время рядом, то иметь рядом с собой того, кто к вам постоянно с пренебрежением и издёвкой относится, не очень полезно для психики, и явно не улучшает качество жизни.
Отсюда: следует обращать внимание на такую практику как у себя, так и у других. Не следует воспитывать её у детей, потому что дети не очень хороши в отделении формального социального поведения от подлинного эмоционально насыщенного поведения. Даже если вы пользуетесь этой практикой и даже если вам кажется, что вы пользуетесь ей успешно, хорошо бы потом анализировать, так ли уж необходимо было в этой ситуации это делать. А ещё лучше – в ситуациях, когда это не является абсолютной необходимостью (а, как правило, это не является абсолютной необходимостью), вообще ей не пользоваться. Когда вы получаете какую-то обратную связь со стороны, она существует не без причины, люди дают вам какую-то обратную связь с какой-то целью. Эволюция не просто так наделила нас этим прекрасным свойством иметь неутолимое желание что-то посоветовать всем окружающим и как-то их оценить. Мы социальные зверушки, это полезно.
Поэтому, может быть, прислушиваться к обратной связи, не демпфируя её подобными приёмами, будет болезненнее, но продуктивнее в долгосрочном периоде.
Не реклама, а личная горячая рекомендация: «Клуб начинающих психологов» приглашает специалистов принять участие в цикле по психиатрии👨⚕️
Кому будет полезен цикл?
🔸 тем, кто каждый раз сомневается, направлять клиента к психиатру или нет
🔸 тем, кто работает с клиентами с психиатрическими диагнозами
🔸 тем, кто хочет увереннее чувствовать себя в диагностике и работе с разными категориями клиентов.
Вот лишь некоторые темы, которые мы рассмотрим:
«Лучше звоните психиатру!»
📌 Совместная работа психолога с психиатром — когда подключать коллегу в работе, как оценивать его эффективность, где искать хороших специалистов
📌 Первый номер или вспомогательный специалист? Оценка роли психолога в ряде психосоматических/психиатрических диагнозов
📌 Недобровольная госпитализация — взгляд с двух сторон: как помочь при госпитализации / рекомендации для пациентов / родственников, если уже оказались в закрытом стационаре
«Расстройства личности — методы диагностики / стратегии взаимодействия»
📌 Особенности установления контакта с пациентами/клиентами с РЛ
📌 Обзор основных психотерапевтических стратегий при работе с РЛ
📌 Психодинамическая модель понимания РЛ на примере работы Нэнси Мак Вильямс
«Такие похожие, но совсем разные. Всё о ПРЛ»
📌 Оценка самоповреждений как диагностический и прогностический этап работы
📌 Роль и место фармакотерапии в работе с ПРЛ
📌 Антисуицидальный контракт и план безопасности — что, когда, зачем и как пользоваться
«От хандры до БАР — аффективные расстройства широкого спектра»
📌 Обзор основных диагнозов из рубрики аффективной патологии: рекуррентная депрессия, БАР разных видов, циклотимия, дистимия, генерализованное тревожное расстройство, панические атаки, тревожный тип личности — как диагностировать, чем лечить, акценты в работе психолога
«Проблемы с едой, когда дело не в еде. РПП — обзор, диагностика, лечение»
📌 Оценка мотивации при обращении к специалисту с РПП-проблематикой
📌 Анорексия и булимия. Роль и место психиатрической / фармакологической помощи при комплексном лечении
📌 Сотрудничество с диетологом / нутрициологом / психиатром, роль психолога во взаимодействии с пациентами с РПП
«Большая психиатрия в консультировании»
📌 Шизо-спектр: шизофрения, шизотипическое расстройство, шизоидное расстройство личности
📌 Особенности сбора анамнеза и установление контакта с пациентами при подозрении на диагноз из большой психиатрии
🗓 Расписание цикла: 6 занятий по четвергам, с 22 июня по 27 июля, 19:00-21:00 по мск
При невозможности участвовать онлайн, возможно приобретение записей встреч ☝️
План каждого занятия:
🔹 Лекционная часть - 1-1,5 ак.ч
🔹 Ссылки на рекомендуемые тесты в работе психологов
🔹 Ответы на вопросы слушателей / разбор клиентских кейсов — от 30 до 60 минут в каждом блоке!
👉 Ведущий: Сергей Мельников - врач-психотерапевт, специализируется на работе с расстройствами настроения, а также с пищевыми расстройствами любого спектра и нехимическими (поведенческими) зависимостями.
💵 Стоимость 1 встречи - 1800 рублей, всего цикла - 9000 рублей за 6 занятий
Также доступна рассрочка от банка на 3, 6 и 10 месяцев.
📝 Узнать подробности и записаться: https://mariyakunakh.com/psychiatrist
Оценка контакта и отношений
Контакт и отношения – совершенно разные термины, хотя содержание их значений, безусловно, пересекаются. То есть, когда два человека в контакте, скорее всего, между ними есть какие-то отношения, если только они не на уровне совсем уж первичного столкновения, когда нет ни контекста, ни ожиданий. С другой стороны, можно сказать, что, если люди находятся в отношениях, между ними, вероятно, существует какой-то контакт. Но это правило уже не столь строго исполняется. Вполне можно быть в отношениях с мёртвым человеком или с каким-то кумиром, который не знает про ваше существование. Вполне можно быть в неторопливых отношениях, в которых контакты возникают раз в пять лет, или быть в неопределённых отношениях, в которых последний контакт был, какое-то время назад и неизвестно, будет ли следующий. Но, тем не менее, статистически большинство отношений всё-таки включают в себя какие-то элементы контактирования с объектом отношений. В связи с этим пересечением, когда человек задаётся вопросом или ему предлагают задаться вопросом, о том какую роль в его жизни играют эти отношения, как он их оценивает или как он к ним относится (мы помним, что отношение к отношению вполне себе легитимный психологический феномен), он может перепутать эти две величины и дать оценку контакту вместо того, чтобы дать оценку отношениям.
Отношения – это обмен ресурсами. Соответственно, отношения и роль отношений в жизни должны оцениваться по тому, сколько и каких ресурсов в эти отношения было вложено, каких и сколько ресурсов из них получено и как этот обмен повлиял на траекторию жизни. Например, можно посчитать сколько времени, денег, сил на это потрачено, что из этого получено.
Контакт – это непосредственный процесс взаимодействия. Он может быть приятным или неприятным, ортогонально тому, насколько это эффективное отношение. Например, отношения с медициной, как правило, одни из самых эффективных отношений в жизни человека. Большинство людей взаимодействуют с медициной мизерную часть своей жизни, и это взаимодействие очень сильно меняет траекторию их жизни. Например, если среднестатистический здоровый человек ломает конечность, то благодаря очень недолгому взаимодействию с медициной, небольшому времени проведения в травмпункте – его жизнь очень сильно улучшается. Он получает обратно те ресурсы, которые, казалось бы, уже потерял, когда ему восстанавливают утраченную функциональность конечности. Это очень выгодные и невероятно эффективные отношения. Что уж говорить про какие-нибудь аппендэктомии, когда человек вообще собирался умереть, и реально умер бы ещё лет сто назад, но сейчас может получить жизнь в обмен на несколько дней в больнице и небольшой шрам в правой подвздошной области. Очень эффективные отношения, но очень неприятный контакт, болезненный, наполненный тревогой и различными новыми редко приятными опытами.
С другой стороны, есть невероятно неэффективные отношения. Самый простой пример – зависимость. Один из критериев зависимости – это бесконтрольная трата, когда человек не может ограничить себя в том, сколько ресурсов он затрачивает на объект зависимости. Это максимально неэффективные отношения, но при этом контакт с объектом зависимости может быть очень приятным.
И где-то между этими двумя экстремальными кейсами находится вся остальная жизнь, в которой контакт с чем-то может быть приятным или неприятным, и это может соотноситься или совершенно не соотноситься с тем, эффективные это отношения или нет. Мораль, как водится, проста: важно быть к этому внимательным, и при оценке каких-то отношений не путать оценку отношений и оценку контакта.
Объём планирования и решимость
Планировать какие-то дела – хорошая штука. Если цель, которая стоит перед человеком, достижима путём прямого движения к ней, и не относится к тем, что невозможно достичь, если идти к ним напрямую (об этом я писал недавно /channel/usepain/480), то составить план – отличная затея. Сесть, поставить цель, разбить на задачи, задачи – на пункты, пункты – на подпункты, распланировать, что будете делать, с какими проблемами столкнётесь, как эти проблемы будете решать, прикинуть, с какими проблемами столкнётесь в ходе решения изначальных проблем и так далее – прекрасно.
Однако, есть одна загвоздка. Может показаться, что чем лучше план продуман, чем больше у него будет пунктов, подпунктов, замечаний, прогнозов, идей и чем больше человек приложит усилий, чтобы спланировать свой путь до заветной цели, тем лучше. Но это далеко не всегда так.
Я предлагаю идею, что объём планирования по количеству усилий, вложенных в него, должен быть пропорционален решимости что-то сделать. Если решимость небольшая (особенно если исчезающе небольшая), то хорошей идеей может быть запланировать первый шаг и сразу пойти его сделать. Даже если очевидно, что это только первый шаг какого-то большого занятия, даже если понятно, что после этого будет ещё миллион других шагов, то всё равно пойти и, по крайней мере, начать уже что-то делать. Потому что если решимость не очень большая, то велика вероятность, что процесс планирования превратится в процесс фантазирования, когда человек будет сидеть и отреагировать в голове всю свою мотивацию; фантазировать о том, как будет хорошо, когда он добьётся результата; фантазировать, как он героически справляется с проблемами и как отреагируют окружающие – и на этих фантазиях потратит всю мотивацию, которая у него и так была еле-еле на донышке. А уж после того, как он посидит час-два-три над каким-то планом, мало того, что он уже будет истощён этим мастурбационным фантазированием, так ещё у него будет ощущение, что он уже приложил какое-то количество усилий по движению в сторону этого дела. Но оно-то и с места не сдвинулось. Он два часа просидел над планом, ковырял тыковку, чесал маковку, а результата никакого. Это всё не улучшит его мотивацию и не увеличит вероятность того, что после этого он пойдёт что-то делать.
Поэтому моя идея состоит в том, что долгое и подробное планирование хорошо только тогда, когда вы уверены в том, что вы будете делать планируемое дело. Если вы уже не первый раз делаете это дело, если вы привыкли так работать, и это очередной ваш проект, за который вы взялись и уверены, что реализуете – ради бога, сидите, планируйте, можете даже месяцами писать детальный план. Если эта мечта всей вашей жизни, и вы точно не свернёте с пути, нет ничего плохого в том, чтобы планировать загодя. Как сказал на предзащите один из членов комиссии у меня на факультете: «Хороший студент выбирает тему диплома в день первокурсника».
Но если это что-то, что вы только подумываете делать, если у вас нет никакой гарантии, что вы приступите к тому гениальному плану, над которым вы корпите, – не стоит вкладывать в него слишком много усилий. Начните с того, чтобы решить, какие минимальные шаги, нужно обдумать прямо сейчас, а потом идите и делайте. Будете планировать, что будет дальше, когда эти шаги уже будут сделаны и когда вы почувствуете, что дело сдвинулось с мёртвой точки.
Невроз как торговля страданием
Есть множество определений невроза, и я думаю только на моём канале уже было штук 10, если не больше. Сейчас хочу рассказать про ещё одну точку зрения, согласно которой невроз рассматривается и трактуется как попытка торговать страданием.
Люди вообще часто торгуют страданием для того, чтобы не нести ответственность за свою жизнь. Есть те, кто пытается купить спасение в обмен на страдание, и хотят, чтобы кто-то прибежал их пожалеть, усадил на коленочки, погладил по голове, сказал, что всё будет хорошо, они ни в чём не виноваты, и сейчас всё порешается. Есть люди, которые пытаются обменять страдание на дополнительные ресурсы, они ставят перед собой невыполнимые цели, страдают в попытке их добиться и надеются, что в обмен на их страдания вселенная снизойдёт и добавит им ресурсов, и они смогут сделать немыслимые вещи. А есть люди, которые страданием пытаются откупиться от необходимости контактировать с реальностью, от необходимости принимать какие-то решения и делать выбор. Люди, более-менее знакомые с неврозогенезом, особенно с теорией ЛОРПт, наверняка могут идентифицировать невротические механизмы и конфликты, стоящие за каждым описанным выше невротическим поведением. Но что общего у этих категорий невротического поведения и невротической организации психики – это попытка причинить себе страдание в обмен на что-то.
Есть люди, которые знают, что им будет лучше, если они сделают какое-то дело, но вместо этого они готовы страдать в обмен на надежду, что всё сделают за них, поэтому не делают ничего. Есть люди, которые знают, что будет лучше лечь, отдохнуть, снизить к себе требования, но они целенаправленно причиняют себе эти страдания, надеясь, что если они будут честно страдать, то им воздастся. А также есть люди, которые знают, что им не сбежать от выбора, но они всё равно соглашаются страдать, выбирают и создают себе страдания самыми разными способами, начиная от банальных, ещё Фрейдом описанных, невротических защит, которые сами по себе можно рассматривать как формы страдания, до активных актов саботажа, анестезии и аддиктивного поведения. То есть чего угодно, лишь бы контактировать со страданием, которое они создали себе сами, а не с реальностью.
Психически здоровый и благополучный человек – это человек, который в каждый момент времени старается сделать свою жизнь лучше. Иногда он причиняет себе страдания, и более того, способность причинять себе страдания – один из критериев психологического благополучия. Отличие только в том, что здоровый человек это делает только для того, чтобы в долгосрочной перспективе снизить количество страданий. Само страдание в этих ситуации не самоцель, а побочный эффект, без которого не удалось обойтись. Если найдётся способ избежать страдания, то психологически благополучный человек, разумеется, воспользуется им, не глядя. А если же человек знает, что есть способ не страдать, но не пользуется им, то это невроз.