13594
Канал психолога Константина Кунаха @kunkonst Про консультирование https://t.me/usepain/379 Подробнее: https://teletype.in/@psykunkonst/about_practice Про рекламу: https://t.me/usepain/288
Ложная добродетель
Не новая мысль, что, помимо влияния самого феномена на человека и качество его жизни, сильно влияет интерпретация этого феномена. Но иногда эта интерпретация превращает феномен в его диаметральную противоположность, что подталкивает человека в направлении ему категорически не нужном. Пример, который я хотел обсудить сейчас, выглядит следующим образом.
Человек подчиняется в созависимых отношениях, и в рамках своего подчинения, как положено подчинённому, делится своим ресурсом, тратит свои силы, время, деньги и нервы на кого-то другого. Это может быть в самых разных формах, начиная от перекапывания грядок родителям, и заканчивая сексуальным обслуживанием партнёра и его фантазий. Но суть одна и та же. Человек делает что-то, что ему не нравится, чего он не хочет, потому что если он не будет этого делать, то доминирующий в этих созависимых отношениях партнёр каким-то образом его накажет.
Самый распространенный кейс – это если партнёр накажет внушением чувства вины, манипуляцией, но могут быть варианты вплоть до физического насилия. Такое подчинение – само по себе довольно неприятный феномен. Человеку в нём некомфортно, и это подталкивает к тому, чтобы из этих отношений пытаться выйти. У него это, конечно, не получается, потому что отношения-то созависимые, но желание у человека обычно есть. Он может даже искать какие-то способы это сделать, в том числе обращаться за помощью к психологу с запросом на сепарацию из созависимых отношений. К сожалению, это происходит в том случае, если человек воспринимает феномен таким, какой он есть. А именно, называет вещи своими именами: подчинение – подчинением, манипуляцию – манипуляцией, абьюз – абьюзом и так далее.
Однако человек способен развернуть ситуацию в диаметрально противоположном направлении и представить своё подчинение и передачу ресурсов в рамках подчинения как благотворительность. «Это не мама так заманипулировала мной чувством вины, что я умру от вины и стыда, если не перекопаю ей грядки, а это я – любящий сын, который пожилой женщине обеспечивает хоть какой-то досуг, вот она любит грядки, а я о ней забочусь». Или «это не мой парень меня изобьёт, если я не буду будить его по утрам оральным сексом, а это я – настоящая женщина, дышащая маткой, вибрирующая нижней чакрой с Энергией Земли, и таким образом выполняю свою женскую функцию». В данном случае подчинение полностью игнорируется и, более того, интерпретируется либо как добродетель, либо как благотворительность, либо как проявление каких-то крайне желательных черт личности: щедрости, женственности, мужественности, сыновьести, родительственности – всё что угодно.
Как нетрудно догадаться, такая интерпретация отправляет человека в диаметрально противоположном направлении изначально. Он не только не пытается прервать этот процесс и не приходит к психологу с запросом на него, а даже наоборот: когда в рамках работы с психологом человек обнаруживает у себя такое поведение или, скорее, сам психолог обнаруживает такое поведение в жизни человека, то человек его всячески защищает и не позволяет критиковать. Потому что: «Ну как это так, что же я за плохой человек буду, если я был весь из себя настоящий мужчина – щедрый, заботливый и благотворительный – а стану мелочным эгоистичным чмом, когда перестану это делать».
Это, собственно, одна из причин, почему лично я, как и многие опытные психологи, категорически настораживаюсь, когда слышу рассказы о благотворительности со стороны других психологов, особенно молодых. Потому что благотворительность и спасение каких-то других утопающих всегда вызывает вопросики и сомнения в том, какая подлинная мотивация за этим стоит.
Психодинамика и психиатрия
Ох, этот пост вызовет много переживаний у определённой категории читателей, но я позволю себе, со свойственной мне нескромностью, всё-таки об этом поговорить. Это тема, которая очень мало поднимается, и я вообще не видел хороших источников на эту тему. В основном об этом говорят в кулуарах, в перерывах между сессиями конференций, на перекуре после интервизорской группы, не в публичном поле. Потому что тот, кто скажет об этом публично, рискует быть подвергнутым жёсткому остракизму. Поскольку я уже давно перешёл эту черту, то мне не страшно, и я поговорю.
Дело в том, что между психодинамикой и психиатрией существует некоторое пересечение множеств. Есть вещи, которые чистой воды психодинамика, и где любой психиатр, не склонный к гипердиагностике, скажет, что вам не нужны никакие препараты, у вас нет клинического диагноза, вам нужно пойти к психологу и порешать свои психологические проблемы.
С другой стороны, есть обратные ситуации, когда даже психодинамист (нормальный, а не борцун с психиатрией), скажет, что, батенька, у вас клиническая депрессия или подозрение на более тяжёлое состояние, может быть, психоз, сходите, к добрым людям в белых халатах, хотя бы проконсультируйтесь. А может быть, не только к психиатрам, а к эндокринологу, неврологу или даже кардиологу – в зависимости от симптоматики. Но между этими чистыми, очень удобными для обсуждения на клинических разборах ситуациями, существует серое поле, в котором у психиатров и динамистов есть некоторые тёрки.
Есть клиенты, состояние которых достаточно плохо, чтобы психиатр, если к нему придёт такой клиент, не сильно покривив душой, сказал: «Да вы, батенька, нуждаетесь в фармакологии, вам бы попить антидепрессанты и/или противотревожные». А психодинамист, тоже не кривя душой, не нарушая никакие заповеди психологической помощи, скажет: «Знаете что? Хватит придуриваться, это не психиатрия, а ваше сопротивление. Давайте продолжать идти навстречу напряжению». И это, конечно, скользкий момент, на котором немудрено поскользнуться и упасть, потому что здесь вступают в конфликт два императива.
С одной стороны, безусловно, надо заботиться о клиенте. Динамически работать и повышать напряжение клиенту, у которого действительно есть психиатрическое нарушение, – нельзя. Мы ему только навредим. С другой стороны, что такое «действительно есть психиатрическое нарушение» в применении к так называемой малой психиатрии (я не говорю сейчас про шизофрению и прочее)? Довольно скользкое явление. Может быть, есть случаи, когда у клиента 100% клиническая эндогенная депрессия, а есть случаи, когда это не факт? И есть вот эта серая зона, в которой происходит такое оценочное суждение со стороны специалиста, который, если это хороший специалист (как я, например), оповещает о происходящем клиента. Говорит: «Слушай, ну если тебе так тяжело, ты можешь пойти к психиатру, он тебе пропишет таблеточки, и тебе полегчает», – но при этом всё ещё позволяет себе это оповещение окрасить в тон того, что клиент поддастся в таком случае сопротивлению. Что вот у него есть выбор, я считаю, что мы ещё можем продолжать, но он может за себя решить, что ему хватило, и что он не готов больше выносить это напряжение.
Насколько это действительно возвращение ответственности клиенту или иллюзия? Дискуссионный вопрос. Есть кейсы, когда клиенты в таком случае действительно радостно уходили, получив разрешение от психолога. Есть кейсы, когда клиент оставался и это было зря, и в итоге он всё равно оказывался у психиатра позже. Но сам факт того, что это серая зона существует, мне кажется, явно недостаточно освещается. Было бы хорошо, чтобы и специалисты, и клиенты понимали, что она существует.
У меня нет хорошего решения в данный момент. У меня нет чёткой границы, которую нельзя переступать психодинамисту, или от которой надо шарахаться клиентам. Но само понимание того, что есть уровень страдания, при котором нет определённости, это уже клиника и нужна фарма, или ещё нет – и можно обойтись разговорной терапией и даже пойти навстречу напряжению, – мне кажется, важно популяризировать.
Внутренняя картина болезни и лечения
Внутренняя картина болезни и лечения – медицинские термины, но психология горазда тырить чужие термины, так что ничтоже сумняшеся, позвольте вам представить очень оригинальные психологические понятия. Их суть хорошо раскрывается названием и состоит в том, что психологу важно, как сам клиент воспринимает, как он концептуализирует и понимает свою проблему (внутренняя картина болезни), а также как он понимает способ выхода из неё (внутренняя картина лечения).
Психолог – это психолог, а не социолог, не колдун вуду, не трансёрфер реальности, не господь бог. Поэтому если клиент свою проблему, например, в личной жизни концептуализирует, как происходящую из-за того, что все бабы дуры, то тут как бы ничего поделаешь. Всех баб изменить не получится, если только ты не бог. Или если клиент концептуализирует свою внутреннюю картину проблемы/болезни как то, что какая-то конкретная баба дура, то это запрос к психологу на работу с третьим лицом, а не самим клиентом. Ну вот представим, что Вася пришёл, и его внутренняя картина проблемы/болезни состоит в том, что «Фёкла...». И дальше в принципе не важно что: «Фёкла слишком», «Фёкла недостаточно», «Фёкла постоянно», «Фёкла никогда» – и дальше какое-то действие. Это всё уже не имеет значения, потому что как только произнесена фраза: «У меня проблема, потому что Фёкла», – это сразу попадает в категорию запроса на третье лицо, и дальше Васе, по-хорошему, надо уходить от психолога, идти к колдуну вуду, приносить волосы Фёклы, просить сшить из них куколку и учиться как-то ею управлять. Психолог же на этом не специализируется. По крайней мере, нормальный.
Чтобы психологу работать с проблемой клиента, ему нужно, чтобы эта проблема была, как ни странно, психологическая. Соответственно, внутренняя картина проблемы/болезни у клиента должна быть такой, чтобы проблема происходила из каких-то его психических феноменов: или из свойств его психики, или из решений, или из конфликта психического, или из мыслей, которые он думает. В общем, чего-то происходящего внутри его черепной коробки, потому что снаружи черепной коробки юрисдикция психологии заканчивается.
То же самое верно по поводу внутренней картины лечения или выхода из проблемы. Потому что даже если клиент считает, что у него проблема психологическая, например, у него руминации, но в качестве выхода из неё он думает, что ему сейчас дадут какую-нибудь вкусную таблетку, и руминации уйдут, то да, с некоторыми проблемами так тоже можно, но это не психология. Это вам, пожалуйста, к доброму дяде доктору-психиатру.
Психологу нужно, чтобы решение проблемы тоже было психологическое. Не магическое влияние; не то, что психолог сейчас произнесёт какие-то Очень Убеждающие Слова, после которых жизнь изменится; не просто упражнения, которые можно формально долдонить, и проблема решится. Психологу нужна проблема, решение которой понимается клиентом, как некоторая психологическая работа над собой.
Без обоих этих компонентов эффективная психологическая помощь в большинстве методов (не во всех, но в большинстве) невозможна. Соответственно, вся работа до достижения такой внутренней картины проблемы и выхода из неё направлена только на одну вещь, а именно – на достижение этой картины. В моей секте это ещё называется «битвой за психогенез».
Сочувствие и жалость
Важно понимать разницу между сочувствием и жалостью. И сочувствие, и жалость возникают в контексте отношения к страдающему человеку, но отношения это совершенно разные. Суть же различия между ними такая же, как между поддержкой и отниманием ответственности.
Сочувствие – это отношение, которое побуждает нас поддерживать человека. Когда мы видим страдающего человека и сочувствуем ему, мы продолжаем считать его полноценным, дееспособным и не мешаем ему справляться с трудностями. Мы отдаём ему право на это страдание, позволяем самому нести ответственность за свою жизнь и решать свои проблемы. Если мы хорошо к нему относимся и сильно сочувствуем, или у нас есть очень много свободных ресурсов, мы можем предложить ему поддержку. Но, во-первых, разрешаем ему отказаться. Во-вторых, даём столько поддержки, сколько можем. В случае сочувствия – мера нашей поддержки находится внутри, мы выделяем столько ресурсов, сколько готовы выделить на этого человека, насколько он для нас значим или насколько у нас есть лишнего. Сколько бы мы ни дали, мы считаем, что мы сделали хорошее дело. Дальше уже по ситуации – ждём/не ждём благодарности, но готовы её принять. И наоборот: обижаемся и предъявляем претензии, если человек возмущается тем, что мы поддержали его недостаточно.
Жалость – это тоже отношение, но оно побуждает нас снимать с человека (по правде, жалеть можно не только человека) ответственность. Мы считаем, что этот человек неполноценен и не вывозит свою проблему. Если мы решаем позволить себе реализовать жалость, то мера нашей траты ресурсов находится не внутри нас, а снаружи. Например, мы пожалели бродячую собачку, потрепали её за холку и пошли дальше. Только после этого мы чувствуем себя плохо. Мы понимаем, что бездомную собаку этим не спасли. То, что мы её потрепали, – только раздразнили.
То же самое с людьми. Если мы жалеем человека, то мы принимаем на себя ответственность за него, и потом в меру этой ответственности пашем на его благо. И от человека, которого мы пожалели, довольно странно ощущаются попытки благодарности. Хорошо, конечно, если он нас благодарит, но в этом нет никакой необходимости, потому что мы продолжаем считать человека неполноценным. А спасать человека, которого нам жалко, мы можем даже против его воли, не принимая у него отказ, не оставляя ему право на его страдание, не считая, что он сам справится. Мы чувствуем, что действительно взяли ответственность, а быть ответственным – дело непростое. Если же мы плохо справились, то принимаем от него претензии.
Таким образом, сочувствие и жалость совершенно различны. Я не буду называть какое-то из них здоровым или невротическим. И то, и другое уместно в своё время и в своём месте: действительно существуют люди неполноценные и недееспособные.
И вообще-то, не так плохо именно жалеть, а не просто сочувствовать детям, больным, да и кому угодно, если он сам не вывозит. Но с жалостью, в отличие от сочувствия, нужно быть аккуратным. Потому что сочувствовать вы можете кому угодно. Это менее обязывающее или вовсе не обязывающее чувство. Вас хватит на сочувствие почти всему миру. А вот жалеть весь мир точно не получится, если только вы не Господь Бог.
Поэтому жалеть нужно, во-первых, дозированно и соизмеряя свои ресурсы. Нужно быть безжалостным по отношению к тем, на кого вас не хватает. А во-вторых, проверять внимательно, что человек, которого вы жалеете, действительно недееспособен, неполноценен и не вывозит свою ответственность, а не просто закатил истерику. Нередки ситуации, когда, перепутав сочувствие и жалость, и начав принимать на себя ответственность, вместо того чтобы поддерживать, люди или покупались на истерику, или хуже того – инфантилизировали до того даже не пытавшегося истерить человека.
Так что будьте внимательны и различайте сочувствие и жалость.
Трудоёмкое страдание
В психологии есть такое понятие как «работа горя», которое обычно используется для того, чтобы донести мысль, что горе – это продуктивный процесс, и надо дать ему время повариться и поработать. Пока человек переживает горе, его картина мира перестраивается с учётом потери, которая и вызвала горе.
Но в термине «работа горя» можно усмотреть и второй смысл. А именно, намёк на то, что горевать – это, вообще-то говоря, работать. Это не просто позволение эмоции делать какую-то свою штуку, а это усилие, это труд и деятельность. С такого разбега не только горевать – это труд, а в принципе переживать эмоции (даже положительные) – это тоже труд. В частности, страдать – труд. И это что-то, что люди часто забывают как в быту, так и в терапии и консультировании, игнорируя начисто, не закладывая в свои ожидания, в интерпретацию и оценку происходящего внутреннюю работу, которая проводится в психике. Люди приходят на психотерапию, и они рассчитывают, что параллельно с сепарацией от родителей, будут с утра продуктивно работать на работе, потом придут к психологу, там будут страдать по поводу того, что мама их не любила, а вечером придут в семью бодрыми, энергичными и продолжат жить как ни в чём не бывало, а ещё и, может быть, даже энергичнее. А так не будет. Будет наоборот.
Люди с высокой динамикой создают напряжение вокруг себя, то есть их внутреннее высокое напряжение выплёскивается везде вокруг. И это нормально. Клиентов предупреждают, что в зависимости от ситуации иногда бывает так. Это прямо бывает заданием от терапевта: предупредить своих близких, что в ближайшее время клиент будет невыносим. То же самое распространяется и на бытовую жизнь. Когда вы знаете, что вам предстоит столкнуться с каким-то стрессом, переездом, потерей чего-то, сменой карьеры, расставанием, созданием новых отношений – это всё труд. Я не знаю, почему люди упорно остаются в рамках магического мышления и относятся к психике как к какому-то отдельному от тела процессу.
Спешу вас заверить, мозг – это такой же орган, как и мышцы. Если вы хотите менять свою мышечную структуру, вам надо прикладывать усилия, а значит – уставать, а потом болеть этими мышцами. Если вы хотите менять структуру своей психики, которая по-прежнему конституируется мозгом, вам надо точно так же этот мозг упражнять, потом им уставать, а потом им болеть. Потому что, как известно, – no pain, no gain.
Объявляю старт супервизионной группы
7 ноября в 19:00 по мск
В рамках Клуба Начинающих Психологов своей жены я скоро начну вести регулярную супервизионную группу. Это такое пространство, где несколько (до 7) психологов собираются чтобы обсудить два (по крайней мере, на это расчёт) кейса за 2 часа. Один психолог выносит свой кейс – все вместе обсуждаем. Моя задача, как ведущего, – не только помочь выносящему кейс лучше разобраться в заявленной ситуации, но и помочь всем участникам концептуализировать кейс, понять причину и способ решения возникшей сложности.
Я сам обожал такие штуки, когда начинал практику, это очень эффективно для профессионального роста, не только как инструмент повышения методической квалификации, но и за счёт работы с профессиональной самооценкой и идентичностью. Cуметь вынести кейс, высказать свою точку зрения, заявить своё профессиональное мнение и поставить эго на кон – это круто развивает. Для скромных и тревожных (коих среди начинающих коллег большинство) – это способ поверить в свои силы; для нарциссично-самоуверенного меньшинства – способ позволить себе ошибаться и принять свою неидеальность.
Кроме того, это возможность посмотреть на конкретные кейсы коллег и увидеть их через призму разных модальностей и опыта других участников.
Преимущество этого формата в сравнении с индивидуальной супервизией в том, что вы получаете не только ответы на ваши кейсы, но и опыт анализа других сложных ситуаций, а также постоянно расширяете свой багаж техник и методик для их решения.
Постоянная группа даёт ощущение безопасности, а заранее определенный график встреч позволяет приобрести опору и заранее спланировать свое время.
В рамках этого цикла супервизии вы сможете максимально разобрать 20 случаев.
Количество участников: до 7 человек.
Условия: 1 раз в 2 недели по вторникам в 19:00 по мск, онлайн
Стоимость: 15000 рублей/10 встреч
Ведущий: я, Константин Кунах, психолог-консультант, автор этого канала и психолог-консультант с десятилетним стажем
Запись на сайте Клуба начинающих психологов в разделе «Расписание мероприятий»:
https://mariyakunakh.com/psychology_club
Актуальные условия консультаций
Иногда, как в Зазеркалье, приходится бежать, чтобы оставаться на месте. Чтобы бегать не слишком часто, я теперь сразу обозначу цену в долларах: новая базовая цена за консультацию – 500 USD (что, собственно, изначально было ориентиром, когда я ставил 35 тысяч рублей). Для тех, у кого есть возможность, оплатить можно с нероссийской карты сразу в долларах, у кого нет – в рублях по официальному курсу.
Остальные условия неизменны: установочная сессия бесплатная; дальше, если решаем работать – 10 сессий по базовой цене (которая теперь 500 долларов за консультацию). Консультации оплачиваются по одной, непосредственно перед или сразу после сессии. По итогам 10 консультаций обсуждаем результаты и принимаем решение о том, двигаться ли дальше. И, если да, то на каких условиях: с каким запросом, с какими ожиданиями по результатам и длительности, и по какой цене.
В дальнейшем такой пересмотр результатов и перезаключение контракта с новыми условиями происходит время от времени. Обычно: раз в 6-12 месяцев, в зависимости от динамики клиента.
Консультации всё так же онлайн, длятся 1 час. Обычный формат – 1 раз в неделю, но длительность и частоту можно увеличивать, если есть на то основания. Уменьшать – нельзя. Меньше часа в неделю в 9 случаях из 10 не работает.
Это всё актуально для новых клиентов. Для тех, с кем уже работаем, естественно, ничего не меняется.
Зачем ко мне идти? Можно было бы рассказать про неврозы, детские травмы, повышение осознанности и сепарацию из созависимостей – и это всё было бы правдой, но не отражало бы суть. А суть очень простая: я работаю как бухгалтер вашей психики. Работа со мной начинается с аудита: поиска того, где вы бездарно тратитесь; где соглашаетесь на невыгодные (как правило, очень невыгодные) сделки, то есть отдаёте очень много в обмен на очень мало; где игнорируете кучу свободных ресурсов; где вся система отношений выстроена таким образом, чтобы ограничивать вас.
Если это проделано – а это годы работы – то дальше, если ещё есть желание, идёт просто повышение эффективности системы отношений. А именно: приоритизация и согласование ценностей, фокусировка усилий, самореализация в двух главных направлениях здоровой активности – любви и работе.
В этом канале уже сотни текстов, описывающих отдельные механики, стоящие людям лишних трат, бесполезных страданий и упущенных возможностей. Моя задача – помочь клиенту увидеть эти и другие процессы в своей жизни и психике. При этом саму работу по их изменению, разумеется, проводит клиент. В этом смысле я как Морфеус: я могу лишь подвести к двери, а войти в неё и осознать глубину ложности своих представлений о себе и мире клиент может только сам.
Первые результаты, если работа складывается, появляются за первые недели работы. В части случаев – уже на установочной сессии клиент понимает про себя что-то новое. Но бывают и ситуации (в этих случаях я предупреждаю клиента о такой перспективе), когда работать предстоит медленно, добираясь даже до первых результатов месяцами. И, конечно, работа может вовсе не сложиться. Моя ответственность состоит в том, чтобы быть честным с клиентом относительно того, как я оцениваю текущий прогресс и перспективы, и давать возможность сделать осознанный выбор.
В целом, работа со мной идёт по формуле «долго, дорого, больно», но при этом те клиенты, с которыми сложился эффективный альянс, работают со мной годами с изменениями в диапазоне от «стал жить лучше» до «жизнь изменилась коренным образом».
Задать вопросы и записаться можно, как обычно, в личные сообщения: @kunkonst
Ещё ссылки, где можно посмотреть и почитать меня:
⁃ мой сайт
⁃ мои выступления
⁃ LinkedIn
⁃ kunkonst/videos">YouTube
⁃ Подкасты
Измерение травмы
Настоящая психологическая травма – та, которая сильно сказывается на психике, доводит человека, как минимум, до тяжёлого невроза, а то и до ПТСР, переводит его в определённое измерение, при котором многообразие мира притухает, выцветает и вся отобранная у мира яркость фокусируется в одном измерении. В том, в котором человек был травмирован.
Например, дети алкоголиков часто очень плохо реагируют на пьяных людей или даже на сам факт бутылки на столе. Всё многообразие жизни для них уходит на второй план по сравнению с вопросом о том, как они далеко от пьющих людей. Люди, травмированные нищетой, всю оставшуюся жизнь или до получения квалифицированной человеческой помощи измеряют всё на свете, в первую очередь, в деньгах. Оттуда дальше развиваются разные стратегии. Кто-то больше зарабатывает, кто-то боится потратить каждую копейку – но в любом случае дальнейшая их жизнь вращается вокруг заданной травмой оси. Люди, травмированные сексуально, в первую очередь, всё измеряют через секс. Люди, травмированные физическим насилием, в первую очередь обращают внимание на физическую безопасность.
Я вас призываю воздерживаться от диагноза по аватарке. Это не единственная причина, почему человек может фокусироваться на одной конкретной теме. Тем не менее, это важный механизм перехода в измерение травм, сужение поля зрения до туннельного варианта, когда человек так фокусируется на чем-то одном, что всё остальное может совсем пропасть. И даже если мир вокруг не пропал совсем, он уходит на второй план по сравнению с тем, как человек фокусируется на том феномене и аспекте жизни, в измерении которого он был травмирован.
К сожалению, поскольку мы говорим о серьёзных травмах, а не о том, что кто-то кого-то в интернете назвал не тем словом, которым он хотел быть названным, то они сами по себе не проходят. В отличие от лёгких неврозов, у которых есть реальный шанс рассосаться со временем. В случае с тяжёлой травмой, во-первых, не всегда люди даже осознают, что им нужна какая-то помощь. А даже если осознают и приходят, то прогноз не самый благоприятный. В лучшем случае – это долгая и тяжёлая работа, но даже и она не гарантирует результат.
Раньше пули не падай
Есть такой инструмент, который можно рассматривать как несколько инструментов из разных сфер, но у них у всех есть пересечение по смыслу, поэтому можно говорить о нём как об одном инструменте. Его суть состоит в том, чтобы дождаться полного раскрытия феномена, прежде чем строить с ним отношения. С одной стороны, интуитивно все люди с этим согласны, что неплохо бы знать, к чему ты формируешь отношение. С другой стороны, на практике люди, как правило, не очень хороши в том, чтобы дождаться даже завершения фразы собеседника, прежде чем начать на неё реагировать. Люди слышат первые три слова и уже ждут возможности вставить свои сформированные ответы. Непонятно, откуда эти ответы взялись, если они ещё даже не знают, на что они отвечают, и фраза не закончилась.
То же происходит и в невербальной коммуникации, и не только с людьми, а просто в коммуникации с внешним миром и даже в коммуникации со своим телом. Вспомнить ту же ипохондрию. Это проблема того же порядка: человек чувствует какой-то дискомфорт, и не дождавшись, не вникнув, не выяснив, что с ним происходит, не уточнив суть феномена, пытается сформировать к нему отношение, которое всегда оказывается паническим. Или, наоборот, есть такое феномен диссимуляции, когда человек прячет симптомы, игнорирует свои болезни, и вместо того, чтобы выяснить обстоятельства, формирует отношение по частичному сигналу. В принципе, понятно, откуда ноги растут: наши ресурсы ограничены, исследовать каждый феномен в полном объёме не получится, и хочется на многие феномены быстренько отреагировать и пойти дальше. Тем более, что иллюзия понимания возникает достаточно быстро.
Я призываю, во всех и всяческих ситуациях, когда это возможно, – а это возможно гораздо чаще, чем вам кажется, если только вы не в рукопашной драке, и не на гонках «Формулы 1», – дать феномену развернуться. Поинтересоваться его дальнейшим содержанием; посмотреть, что вам говорит человек; позволить ему закончить фразу, а то и несколько фраз; потом ещё раз переспросить его, всё ли он сказал, что хотел, это ли является его целостным тезисом или там есть ещё какой-то важный недосказанный кусок. Я рекомендую, прежде чем формировать отношение и как-то отвечать – дослушать критику до конца, дослушать оскорбления до конца, дослушать выражение любви до конца. Никогда не знаете, что там внезапно окажется в конце фразы. Может, совсем не то, чего вы ожидали. Я когда-то уже писал пост про то, что нужно поделать какие-то вещи достаточное количество раз, чтобы набрать приемлемую статистику обратной связи, а до того бессмысленно даже говорить о том, что вы получили отклик, на который можно ориентироваться.
Кто понял жизнь – тот не спешит. Замедление и позволение феномену развернуться перед вами, прежде чем на него реагировать, – это очень полезная практика.
Свобода
Продолжая тему предыдущего поста, хочется поговорить о свободе как об отдельном феномене. В чате развернулась бурная дискуссия о том, возможна ли вообще свобода, тем более, с точки зрения того, что подчинение на уровне высоких заголовков мы всё равно называем подчинением. Не получается ли тогда, что мы всё время кому-то подчиняемся?
И да, строго говоря, формально мы всё время кому-то подчиняемся. Этого нам, как ни крути, не избежать. В любом случае мы ограничены материальной реальностью и ресурсами. Также мы ограничены и собственными потребностями, потому что очень сложно заставить себя делать что-то, в чём у нас нет никакой потребности. Получается, мы в любом случае делаем что-то, произрастающее из наших потребностей. Они, в свою очередь, не очень хорошо нами контролируются. Равно как и что-то, основанное на имеющихся у нас ресурсах, контролируется нами только в ограниченных масштабах.
Полной свободой может обладать только условный бог. Тем не менее, это философское размышление. Для меня как для психолога важнее психологическое представление о свободе, а, как психолог, я могу сказать, что люди всё-таки бывают свободными. Но свобода достигается не за счёт того, что в жизни у такого человека подчинение, как феномен, не встречается. А за счёт того, что он замыкает своё подчинение на самого себя и подчиняется самому себе.
Я готов назвать свободным человека, – и вы можете со мной поспорить, – который самого себя, свои потребности, свои желания, свои решения и свои выборы ставит на первую строчку приоритетов. Это человек, который если чего-то хочет, в чём-то нуждается, что-то считает ценным, – делает это. А если не делает, то только потому, что его объективно ограничивает внешняя материальная реальность, игра не стоит свеч, у него физически нет на это ресурсов, есть объективные, не зависящие от него причины. Всё, что зависит от него, он делает в свою пользу. Вот такого человека я готов назвать свободным.
Иногда я предлагаю идеи, которые звучат почти по-буддистски, но здесь я, для разнообразия, побуду в позиции оппонента. Буддисты в этом месте говорят, что свобода – это отказ от потребностей. Они считают, что свобода – это когда ты отпускаешь любые свои потребности и больше ни в чём не нуждаешься. Проблема такой картины мира состоит в том, что, как и любая религиозная картина мира, она не отражает материальную реальность.
Человек – это зверушка. Это сложная, эволюционировавшая, много о себе возомнившая, но зверушка. И нет никаких ни эволюционных, ни физиологических, ни неврологических, ни психологических механизмов, которые бы позволили человеку по своей воле – не через лоботомию или суицид – взять и перестать испытывать в чём-то нужду. Других способов, кроме химического или физического повреждения нервной системы, вплоть до её уничтожения, избавиться от потребностей я не знаю. Поэтому любые попытки отказаться от потребностей приведут не к тому, что человек освободится, а к тому, что он невротизируется, а невроз – это форма подчинения.
Поэтому свободный человек, – и я буду на этом настаивать – это не тот, кто пытается избавиться от своих потребностей и выйти в нирвану. А тот, кто в хорошем контакте со своими потребностями, эмоциями, чувствами, желаниями, ценностями, приоритетами, и именно их ставит на первую строчку в своём списке приоритетов.
Подчинение на уровне заголовков
Вопрос свободы сложный и в философском, и в психологическом плане. Позитивная свобода, негативная свобода, свобода от, свобода для, вопрос принципиальной возможности быть свободным, свобода воли и её существование – это всё очень сложные материи. Тем не менее, мы ими оперируем в быту, иногда на интуитивном уровне, иногда используя какие-то формальные критерии (например, юридические), и практически всегда мы противопоставляем свободу подчинению. Но иногда бывает и так, что люди называют свободой подчинение на уровне заголовков. Что я под этим имею в виду?
Если рядом с Фёклой стоит Вася и говорит ей «правую руку сюда, левую ногу туда, вдохни, выдохни», и Фёкла это выполняет, то достаточно очевидно, что Фёкла подчиняется Васе, что Вася сейчас её свободу каким-то образом ограничивает, или она сама соглашается ограничить свою свободу для подчинения Васе. Но если мы видим Фёклу, идущую куда-то без Васи, она сама двигает ручками-ножками, но при этом мы знаем, что она идёт по Васиной команде, так как он наказал ей сходить в магазин, купить продуктов и приготовить бутербродов, мы вроде как всё ещё считаем, что она подчиняется Васе. Это всё то же подчинение, но на более высоком уровне: не на уровне микро-менеджмента, а на уровне макро-менеджмента. Вася подчиняет Фёклу не на уровне отдельных действий, а на уровне цели и смысла поступка.
Окей, представим ситуацию, когда Фёкла сама выбрала, сама решила и ей самой пришла в голову идея сходить в магазин, купить продуктов, сделать Васе бутерброд, потому что он требует от неё, чтобы она была хорошей домохозяйкой. Это всё ещё подчинение, или она свободно решает, что делать? Если мы следуем предыдущей логике, то это всё ещё подчинение, но ещё более высокого уровня. А если Фёкла сама решила, что она должна быть домохозяйкой, обслуживать Васю, потому что Вася наказывает её за то, что он в плохом настроении, у него есть неудовлетворённые потребности, таким образом, фактически делая её ответственной за обслуживание его потребностей, – это подчинение? Фёкла сама догадывается, что у него есть потребность, чтобы она была домохозяйкой, и сама догадывается, как эту потребность реализовывать, но продолжая ту же логику это всё ещё подчинение. Хотя у неё несопоставимо с предыдущими вариантами больше степеней свободы, она в гораздо большей степени вольна выбирать, как это подчинение реализовывать, но это всё ещё подчинение. И важно это понимать. Так часто происходит, особенно в ситуациях созависимых отношений, особенно детско-родительских. Подчинение на уровне высоких заголовков – всё ещё подчинение.
Если родители сказали ребёнку: «Делай что хочешь, только будь приличным человеком, зарабатывай деньги, не позорь родителей и исповедуй традиционные ценности, а так делай, что хочешь», – это не значит, что они отпустили его быть свободным. Они всё ещё пытаются его подчинять просто на более высоком уровне обобщения.
Разделение между высокоуровневым подчинением и свободой иногда даётся достаточно тяжело эмоционально и даже интеллектуально. Ведь, казалось бы, вас же никто не контролирует, вы сами ножками двигаете, ручками шевелите и сами решаете, какие конкретно задачи перед собой поставить. А для того, чтобы понять, что это подчинение, приходится отслеживать всю эту логику с самого начала, с того момента, когда мы в принципе соглашаемся, что подчинение бывает не только на уровне микро-менеджмента, а оторванным от контроля за конкретными действиями.
Deal with it
Мне очень нравится фраза «deal with it», потому что это некоторая идея, которая в русском инфополе мало представлена. Предоставлю политологам и культурологам разбираться в том, почему это так. Или вы можете накидать в чатике ваши варианты, какой был бы русский эквивалент этой фразы, но, мне кажется, прямого аналога у нас нет.
Эта фраза сочетает в себе: «справься с этим», «смирись с этим», «разберись с этим», «подчинись этому», «договорись с этим» – очень много смыслов заложено в одной фразе, которые в русском языке как будто даже противонаправленные. Например, «разберись с этим» и «смирись с этим» на русском звучат как совершенно разные месседжи, а на английском они объединены в один, и это очень ценное объединение. По сути, это бытовой способ сообщения команды/предложения/приглашения/приказа/просьбы взять на себя ответственность за что-то и реализовать её.
Мне кажется, этой идеи не достаёт в нашей культуре, потому что в русской традиции смирение – это христианский религиозный термин, означающий практически противоположное. А именно: отказ от ответственности, поднятие лапок, сдаться, подчиниться и отдать себя под чужую ответственность, под ответственность бога, родителей, начальника, врачей, судьбы, фатума.
Смысл же «deal with it» про смирение, но через принятие ответственности. Смирись с тем, что тебе придётся с этим жить, и смирись с тем, что тебе придётся нести за это ответственность. В связи с нехваткой этого смысла в русскоязычной культуре у нас как будто отсутствует механизм, когда мы говорим человеку или самому себе, что некоторые ущербы, некоторые проблемы, некоторые ответственности – это что-то, что надо просто выдержать, что-то, с чем просто deal with it. У нас есть миллион идей, предложений и советов, как справляться с ущербом. Если ты в такой ситуации – иди выпей, в такой – обратись к друзьям, в этой – сходи к врачам, в той – в церковь и почитай умную книжку. То есть всегда есть идея обратиться к какому-то внешнему ресурсу.
В нашей культуре, искалеченной опытом коллективизации, очень мало уважения к силе индивидуума. А эта фраза и заложенная за ней идеология подразумевает, что индивидуум сам по себе достаточно силён, у личности достаточно ресурсов, чтобы просто справиться. Не обращаться ни к какому внешнему источнику ресурсов, не невротизироваться, не полагаться на внешние костыли, а просто взять и справиться, взять и выдержать какую-то проблему, переживания, жизненную ситуацию и тому подобное. Безусловно, здоровый человек не должен справляться со всем. Нормально и совершенно естественно, что с некоторыми вещами человек не справляется и ему нужна помощь и поддержка. Но при этом не должно отменяться и то, что здоровый человек с чем-то может просто взять и справиться.
Мне кажется это очень ценной идеей, – просто выдержать какой-то удар судьбы, попечалиться, пережить какие-то эмоции и пойти дальше. Просто deal with it.
Как психологу выбрать самый эффективный подход из всего многообразия 🤔
Существует более тысячи подходов. Не все из них имеют подтвержденную исследованиями эффективность, но даже доказанных — не один десяток.
Каждый подход имеет свои сильные стороны. Например:
🔹 КПТ отлично работает с тревогой, ОКР, фобиями и навязчивыми мыслями.
🔹 ОРКТ помогает человеку достичь новых целей, преодолеть кризисы и выйти обновленным из сложных жизненных ситуаций.
🔹 Схема-терапия помогает справляться с детскими травмами и избавиться от деструктивных сценариев.
💬А можно выбрать всё и сразу?
💬Скажем по секрету: можно.
Приходите на курс «Психолог-практик. Продвинутый уровень»
🔥 Освоите техники и инструменты из 7 разных терапевтических подходов 😉
🔥 Научитесь работать с 10 самыми популярными запросами клиентов.
🔥 За 1 год получите навыки, на освоение которых ушло бы 3–4 года.
Узнать больше >>
Реклама ООО "Психодемия" LjN8Jz2ZJ
Просьба и подчинение
Можно ли обратиться к другому человеку с просьбой? Конвенциональный ответ состоит в том, что да, можно. Можно ли принять от человека ответ на эту просьбу в виде слова или поступка? На уровне заголовков большинство согласится, что тоже можно. При этом, когда дойдет до конкретики, огромное количество людей из политических, идеологических соображений или в силу психологических проблем откажутся сами просить или осудят того, кто попросил или принял ответ на просьбу/вопрос.
Классический пример: столь ненавидимые феминистками отношения между мужчиной женщиной. А именно, когда можно издалека, хорошенько долбанувшись, натянув сову на глобус, приписать мужчине какое-то преимущество. Например, приписать сам факт того, что мужчина потенциально физически сильнее женщины в среднем, и на этом основании заявить, что его просьба – это уже никакая не просьба, а подчинение и принуждение. То есть он не может даже попросить у девушки на улице телефончик. А если он всё-таки имел наглость спросить, то ни в коем случае не имеет права принять ответ. Ведь даже если она с радостью согласится и не только даст ему телефончик, но ещё и переспит, то он насильник и не имел права так делать, так как девочка боялась отказать. Следовательно, это уже было подчинение.
Я не буду рассуждать на уровне политики, но обращу внимание на психологическую подоплёку подобного рода утверждений, потому что они бывают не только в этом русле. То же самое происходит и в режиме «мне просто неудобно просить». Неудобно, потому что возникает ощущение, что вы, возможно, своей просьбой кого-то подчиняете. Откуда такое ощущение возникает и что с этим делать? Оно возникает у людей, которые сами не умеют отстаивать свои границы. Это люди, которые не умеют говорить «нет». Это люди, которые не умеют отказывать. Это люди, которые в случае, если к ним кто-то обратился с просьбой, чувствуют себя обязанными, должными. То есть это невротики с непроработанными личными границами, проецирующие свои невротические проблемы на всех окружающих, и считающие, что весь мир так живёт. Они считают, что все вокруг чувствуют себя так же, как они, что никто вокруг не чувствует себя в праве им отказывать, а в случае отказа чувствуют себя ужасно виноватыми. Более того, они считают, что никто и не должен учиться отказывать, и что люди, которые не умеют отказывать, это те, на которых нужно ориентироваться. То есть это не проблемы того, кто не умеет отказывать, а проблемы окружающих. Это не они сами должны учиться отстаивать свои границы, а общество и мир вокруг должны учиться не обращаться к ним с просьбой.
Как психолог-консультант, специализирующийся на индивидуальном благополучии своего клиента и пропагандирующий здоровые ресурсные отношения со здоровыми границами, не могу с таким взглядом согласиться. Я предлагаю идею, что люди несут ответственность за свои границы. Безусловно, есть люди, которые не умеют отказывать и которые будут чувствовать себя обязанными выполнить просьбу или будут чувствовать себя виноватыми в случае отказа. Но это их проблемы. Это они нелеченные невротики, и не ваша задача на них ориентироваться. Все остальные, у кого с границами хоть как-то в порядке, хотя бы в первом приближении, знают, что есть такое слово «нет», и поэтому просьба ≠ приказу и не является формой подчинения окружающих. Соответственно, обращение с просьбой не налагает на вас никаких обязательств.
Обратившись с просьбой, вы не захватите власть, за которую потом нужно нести ответственность. Вы не принудите человека ни к чему такому, что вам станет нужно это компенсировать. Вы предложили ему вариант, что он может что-то для вас сделать, если захочет. Если он это сделает, это будет выражением его желания. Не более того. Вы этому человеку за исполнение вашей просьбы ничего не должны. Хотя я рекомендую быть благодарным, у этого множество плюсов, но вы ему ничего не должны, и вы имеете право обращаться с такими просьбами и не чувствовать себя виноватым за то, что вы кого-то напрягаете. В ответ на просьбы напрягаются только люди, которым надо пойти к психологу и вылечить свои границы.
Терапия словом
Важно обсуждать проблемы с теми, кто поддержит без нравоучений.
София создала канал, в котором рассказывает об отношениях через призму психотерапии и личного опыта. Канал называется Принцесса проекций.
София с иронией и остротой слога пишет о том, как отстаивает личные границы, переживает кризисы, взрослеет и меняется. Журналистка делится инсайтами, которые делают жизнь наполненной, а отношения — теплыми.
В комментариях на ее канале можно обсуждать наболевшее и просить совета — здесь обнимут и поддержат.
Топ постов Принцессы:
— Без отношений жить проще?
— Почему тревожно, когда все хорошо?
— Быть плохим — заебись
— 5 признаков ненадежной привязанности
— Почему он говорит, что не готов к отношениям?
Подписывайтесь: /channel/+DiN8F0f-VT41YzYy
#реклама
Форма ограничивает содержание
Есть важный момент в личностном росте, до которого не все доходят. Момент, когда человек осознаёт, что форма не определяет содержание, что действие ≠ поступок, что объективное не детерминирует субъективное.
Это важный шаг на пути к психологическому благополучию, потому что одним махом избавляет от целого класса иллюзий, проблем и мискоммуникаций. Но, как это часто бывает с великими экзистенциальными осознаниями, этот инсайт провоцирует к тому, чтобы заваливаться в противоположную крайность и приходить к мнению, что между формой и содержанием нет вовсе никакой связи. Что тоже неверно. Форма не задаёт содержание, форма его ограничивает. Нельзя впихнуть невпихуемое. Если мы смотрим на закрытую коробку, лежащую на столе, мы можем не знать, находится там подарок, бомба или там пусто, но мы явно знаем, что там нет Empire State Building.
То же самое и в отношениях. Хотя форма не определяет содержание, она его ограничивает. Если один человек содержит другого, будь то муж, содержащий жену, жена – мужа, родители – детей или дети – родителей. Это некоторый формальный критерий в этой ситуации – из чьих рук в чьи распределять деньги. Но эта формальность не оставляет пространства для того, чтобы содержанием ситуации была независимость между этими людьми. То есть можно предположить зависимость в одну сторону: что тот, кто даёт деньги, контролирует того, кому они даются. Можно предположить и в обратную: тот, кто получает деньги, получает их в силу того, что у него есть какая-то власть над их источником. Но совершенно точно нельзя предположить, что эти два человека независимы друг от друга и сепарированы в личных отношениях. Между ними точно есть какая-то властная динамика, вопрос только в том, в какую сторону и насколько амплитудная.
Если человек прерывает контакт и уходит – это формальность и объективное наблюдение. Содержание же этого поступка может быть очень разным. Может быть, это форма агрессии, пассивной агрессии, отказ во внимании или silent treatment. Может быть, наоборот, это забота о втором человеке. Может быть, это способ сберечь второго человека от амплитуды своих эмоций и попытка пойти проветриться, прежде чем возвращаться к предложению общения. То есть содержание может быть диаметрально противоположным, но какого содержания в этом точно не может быть – так это попытки наладить контакт. Потому что эта форма ограничивает содержание. Невозможно развернувшись и прервав контакт, наладить его. Это в любом случае не попытка его выстроить. Такое поведение, каким бы ни было в содержании, само по себе не приведёт к улучшению контакта, потому что форма ограничивает это содержание.
Если человек постоянно о чём-то думает это может иметь самое разное содержание. Человек может думать о том, что ему нравится; что не нравится; о том, что его тревожит; к чему он стремится; чего он избегает; но совершенно точно нельзя сказать, что предмет частых мыслей и переживаний ему безразличен. Чем больше усилий вы вкладываете в то, чтобы показать, как вам что-то безразлично, тем более ложным становится ваш месседж. Если вам что-то действительно безразлично, вы не прикладываете усилий к тому, чтобы вообще помнить о существовании этой вещи. Так же как вы редко задаетесь вопросом срока формирования яиц у пятнистого эублефара, если только вы не специалист по рептилиям.
Так что важно понимать, что инсайт про то, что форма не определяет содержание, как и большинство великих инсайтов, хорош дозированно. У этого инсайта есть граница применимости, а именно, что связь между формой и содержанием – односторонняя и только негативная. То есть форма ограничивает содержание, не задаёт его, но она всё равно есть, и не в каждую форму можно поместить любое содержание.
Желания и ожидания
Продолжая плеяду текстов по различению двух близко стоящих в общественном сознании феноменов, давайте поговорим про разницу между ожиданием и желанием. Как всегда, с первого взгляда кажется сложным перепутать эти феномены.
Вроде бы то, чего я жду, и то, чего я хочу, – это понятные категории. Не должно быть никакой психологической премудрости. К сожалению, на практике всё происходит, как всегда. А именно: если вы спросите, чего сейчас больше всего хочет одиннадцатиклассник, то вы узнаете, что в среднем он хочет закончить школу. Но если вы поковыряетесь в том, хочет ли он заканчивать школу и хочет ли всех тех изменений, которые в его жизнь это событие принесёт, а также всех тех усилий, которые нужно сделать, чтобы до этого события добраться, то окажется, что вертел он это завершение школы на известной оси вращения. Вместо этого он хочет чего-то совершенно другого, но он понимает, что чего-то другого не получит. Поэтому он ждёт окончания школы, на него нацелен и прикладывает к этому усилия.
Вот здесь и происходит такая подстановка желания и ожидания, о которой я хочу поговорить. Вообще-то говоря, желание – это то, ради чего мы прикладываем усилия. Поэтому мы можем перепутать то, к чему мы прикладываем усилия, с тем, чего мы хотим. Может оказаться, что если одиннадцатиклассник прикладывает усилия к тому, чтобы как-то закончить школу нормально, то, наверное, он и хочет её закончить. Если вы прикладываете усилия к тому, чтобы закрыть проект на работе, то, наверное, этого и хотите и так далее. Таким образом, мы можем поместить то, чего мы ждём, в категорию желания. Тут нет противоречия с одной из предыдущих идей в том, что если мы что-то делаем, то мы явно чего-то хотим. Потому что, безусловно, человек чего-то хочет в этот момент. Например, он хочет, чтобы ожидаемое событие прошло не так плохо, чтобы случился не худший из возможных ожидаемых сценариев. Желание здесь действительно замешано, но это вынужденное желание, которое связано с тем, что человек уже смирился с предстоящей перспективой, а не с тем, что сама перспектива желанна.
До сих пор я иллюстрировал ситуации, в которых человек ожидаемое помещает в категорию желаемого. Возможна ли обратная ситуация, когда мы желаемое помещаем в категорию ожидаемого? Сколько угодно. Девушки ждут, когда они похудеют. Молодые люди ждут, когда у них появится девушка или когда имеющаяся девушка внезапно проснётся нимфоманкой. Те, кому не повезло всё-таки встретить нимфоманку, ждут, когда же она насытится и успокоится. Все чего-то ждут и постоянно в категорию ожидаемого попадает то, чего нет причин прогнозировать, что произойдёт. То есть это вовсе и не ожидание, а вполне себе желание. Более того, это такая мечта или фантазия, и что-то больше про психику человека, чем про то, к чему ведут события фактически материального мира. Надо ли говорить о том, что обе эти ошибки не повышают эффективность человека?
Посчитать то, чего вы хотите, тем, чего вы ждёте, очень часто означает отказаться от, во-первых, взвешенного анализа, возможно ли это вообще и насколько. А во-вторых, от активных действий по достижению этого, потому что если вы чего-то уже ждёте, то зачем к этому какие-то усилия прикладывать, можно продолжать сидеть и ждать. Как в той поговорке: «Ты главное жди, и ничего не изменится».
Если вы ожидаемое называете желаемым, то у вас могут возникать к себе вопросы, а почему это вы такой ленивый раздолбай, ведь если вы так хотите, почему тогда так плохо делаете. Наверное, посчитаете вы, у вас низкая самооценка, прокрастинация, слабая префронтальная кора, плохая генетика и запоротая карма. А на самом деле, причина в том, что вы просто этого не хотите.
Заслуженные отношения
Есть популярное представление, что хорошие отношения надо заслужить. Нет ничего более далёкого от правды. Хорошее отношение, хорошие поступки, любовь, а также плохое отношение, обиду и ненависть невозможно заслужить.
Понятие заслуги – это некоторая имплицитная апелляция к высшей инстанции в виде справедливости. Это убеждение, что есть какой-то справедливый табель о рангах, и люди, которые ведут себя хорошо, на 10 из 10, заслуживают хорошего отношения тоже на 10 из 10; те, кто ведут себя на 5 из 10, заслуживают на 5 из 10. То есть якобы есть какое-то соответствие между тем, насколько хорошо себя ведёт человек по какой-то системе ценностей, и что он получает в ответ. Забавно при этом, что система ценностей может быть не определена, внутренне противоречива или не совпадать с чужими или общепринятыми системами ценностей. Но это не так важно. Важно то, что какая-то система ценностей в голове у конкретного человека всегда есть, даже если и весьма размытая. Также есть у него представление о справедливости и о том, что если он ведёт себя в соответствии с этими ценностями, то получает что «заслуживает».
Реальность, к сожалению, или к счастью, так не работает. В реальности никакой справедливости нет, но у действий есть последствия. Эта мысль сложно даётся большинству людей, даже образованным и сильно пролеченным. Это такие высокие уровни дзена, поэтому постарайтесь не заработать грыжу, осмысляя её. Она звучит просто, но на самом деле применять ёе в жизни не у всех получается. Тем не менее, я её до вас ещё раз донесу: никакой справедливости нет, просто у действий есть последствия. Если человек ищет, запрашивает, поощряет и принимает к себе какое-то отношение, то именно такое отношение он и получает. Если он не принимает, не поощряет, не запрашивает или не ищет какого-то отношения, то у него в жизни этого отношения и нет. При этом это никак не соотносится с его собственными заслугами в смысле поведения, соответствующего ценностям.
Если человек ищет людей, которые к нему хорошо относятся, запрашивает хорошее отношение к себе, поощряет его каким-то образом (благодарностью или хотя бы демонстрацией своего удовольствия от получения такого отношения) и отказывается принимать другое отношение, то, вы не поверите, но вокруг него будут люди, которые к нему хорошо относятся. Человек при этом может быть скотиной, мразью, подлецом и дрянью, но это никакого отношения к тому, как к нему окружающие относятся, не имеет. Верно и обратное.
Человек может быть лапочкой, заботушкой и радостью всеобщей, но, если любые попытки хорошо к нему относиться, он отвергает, а к людям, которые к нему плохо относятся, его тянет, как вы думаете, как к нему будут относиться и из какого отношения к нему будет состоять его жизнь?
Вот такая простая, максимально несправедливая, но максимально беспощадно работающая механика. У действий есть последствия. И эти последствия абсолютно плевать хотели на ваши ценности, представления о справедливости и заслуги.
Здоровые страдания
Продолжая предыдущую тему, давайте поговорим про то, что страдать – это тоже работа. Так как же страдать правильно, и есть ли такой способ? Люди вечно задают эти вопросы психологам. Как мне что-то пережить? Как мне отреагировать какую-то эмоцию? Как мне позлиться? Как мне отгоревать? Как мне обидеться? Как мне возмутиться? Как мне обрадоваться? Не переживайте, у меня есть для вас ответ, но, если вы какое-то время уже читаете мой канал, наверное, догадываетесь, что он вам не понравится. Ответ: никак.
Пережить эмоцию – это не что-то, что требует от вас сложной техники исполнения. Конечно, есть инструменты, помогающие разгонять этот процесс, но это такая же физиология (точнее: нейрофизиология, но все ещё физиология) вашего тела как, простите, процесс пищеварения или мочевыведения. Вы же не задаёте себе вопрос, как вам вывести отходы жизнедеятельности. Вы просто позволяете себе это сделать, и тело справляется.
С эмоциями то же самое. Нет никакой инструкции, как это сделать правильно, если не считать инструкции по правильному подбору места и уместности социального контекста. Тут могу подсказать вам: делиться страданиями лучше с близкими людьми, с которыми у вас хорошие отношения, чем со случайными бомжами на улице. Но сам процесс не требует от вас никакого дополнительного знания. Всё, что вам нужно, – этому процессу не мешать. И вот это самое сложное, потому что проблема не в том, что вы не научились или вас не научили злиться, горевать и тому подобное. Проблема в том, что вас (а если вы задаетесь таким вопросом, то это про вас) научили эти эмоции не переживать.
Вы с большой вероятностью родились здоровым ребёнком, у которого всё было нормально с эмоциями, который орал от души, и никак вообще его не заботил социальный контекст и недовольство мамы. Но вас годами и десятилетиями тренировали на то, чтобы какие-то эмоции считать плохими, какие-то – табуированными, какие-то – запрещёнными в адрес конкретных людей, в конкретных ситуациях или в конкретных сочетаниях. Ваша проблема состоит не в том, что вам забыли выдать инструкцию к вашим эмоциям. Проблема в том, что вас нагрузили инструкцией по их подавлению.
Всё, что вам надо сделать, чтобы эти эмоции случились – это отказаться от подавления этой эмоции, перестать себя саботировать, перестать защищаться, переключать внимание, оправдывать и оправдываться. И вот это сложно.
Cogito, ergo sum
Всего 4 века назад Рене Декарт в поисках оснований считать, что он существует, пришёл к выводу, что раз он задаётся этим вопросом, то есть производит некоторое действие, то немыслимо было бы представить, что действие происходит без субъекта этого действия. Раз действие самоочевидно, значит, оно подразумевает существование субъекта. Таким образом, он увековечил фразу: «Мыслю, следовательно, существую». Этот принцип применим и в психологии. По крайней мере, в динамической школе.
Поскольку, как вы знаете, в моей секте принято верить, что личность – это система отношений, то если сформировать какое-то отношение из новой, возможно, неожиданной для себя позиции, то в каком-то смысле это уже меняет личность. Или если эта позиция максимально далека и находится в конфликте с вашей текущей личностью, то можно начать создавать и укреплять другую версию себя. Тут не стоит путать личность и самость. С самостью ничего не поделаешь, а вот личность можно снимать, надевать, принимать и отказываться. Личность – это костюм.
Берём клиента Васю и спрашиваем его, как он относится к тому, что его жена не работает. И он говорит: «Плохо отношусь. Что за ерунда, что за матриархат, почему я должен её обеспечивать?». Мы говорим: «Хорошо, ну матриархат матриархатом, но ты же сам заявил себя как главу семьи, разве нет? Где матриархат, там и патриархат неподалёку. С позиции главы семьи и патриарха, как ты относишься к тому, что твоя жена не работает?». Он говорит: «Ну, как патриарх, я должен к этому относиться нормально, потому что женщина в патриархальной системе не создана для труда. По крайней мере, для официальной работы». Как только он создаёт новое отношение из новой позиции, начинает разглядывать мир через призму этой версии себя, у него появляется точка отсчёта, от которой можно эту новую личность строить. Он уже понимает, хотя бы в этом узком контексте, хотя бы в этом конкретном инстансе, каково это быть патриархом. Это, например, считать, что, если твоя жена не работает и проживает твои деньги, – это нормально. Ну вот жизнь с патриархальными устоями – она такая.
Таким образом, если человек хочет меняться, одним из важных инструментов, которым можно пользоваться, – это задаваться вопросами о том, как выглядит текущая ситуация, как можно к ней отнестись с позиции того себя, которым я собрался быть. Это некоторым образом приближает эту, пока ещё виртуальную версию себя, к некоторой реальности. Перефразируя Декарта, можно сказать: «Отношусь, значит, существую».
Ложные существительные
Имя существительное – это часть речи, обозначающая некоторый феномен. По умолчанию, само по себе существительное не имеет оценки.
Если я говорю «стол», это ни хорошо и ни плохо. Если я говорю «ветер», это ни хорошо и ни плохо. Те или иные объекты, которые названы именами существительными, в определённом контексте могут получить ту или иную коннотацию. Если я закричу в военной части: «Тревога!», – то вряд ли этого кого-то обрадует. Но если я крикну это, например, со сцены в театре, вполне может быть, что я это делаю для поднятия вашего настроения.
Тем не менее, есть ложные существительные, которые прикидываются существительными, то есть словами, называющимися как какой-то объект. Но на деле они обозначают не объект, а отношение. Например, каприз. Что такое каприз? Каприз – это имя существительное, но оно не описывает никакой объект. Каприз – это отношение. Каприз – это желание, которое я не уважаю.
Навязчивость – это существительное. Но есть другое существительное – настойчивость. В нашей культуре навязчивость имеет негативную коннотацию, а настойчивость – позитивную. Однако ни то, ни другое не является подлинным существительным, потому что они описывают один и тот же феномен. Просто настойчивость – это поведение, которое нам нравится, и когда мы довольны тем, что человек продолжает свои усилия, а навязчивость – поведение, которое нам не нравится, но это то же самое поведение. Вот если бы у меня было слово, которое обозначает стол, который мне не нравится, это бы тоже было ложным существительным. Но такого слова нет, а слово, обозначающее чужое упорство, которое я не одобряю, у меня есть.
На такие ложные существительные стоит обращать внимание. Мало того, что их можно протащить под девизом того, что вы просто описываете объекты в системе коммуникаций, вообще не подразумевающей оценки, так ещё можно недоумевать, почему у вас такие проблемы с тем, чтобы сформировать какое-то непредвзятое отношение к чему-то. А откуда возьмётся непредвзятое отношение, если терминология, которой вы что-то описываете, сама по себе уже содержит отношение?
Если вы что-то уже назвали прихотью, отношение уже заложено в слово. Вы не можете объективно давать оценку чему-то, что уже названо прихотью, жестокостью, гордыней. Вам сначала надо отказаться от этого слова, сказать что-то нейтральное, подобрать подлинное существительное, не содержащее в себе отношение. Например, сказать не «прихоть», а «желание». Не «у Васи прихоть, блажь или каприз», а «Вася хочет». И вот если «Вася хочет», к этому уже можно как-то относиться. А если у Васи «блажь», то тут уже всё украдено до нас, и отношение к происходящему продиктовано самим словом.
Эвристическая свобода
Некоторое время назад я уже говорил про подчинение на уровне высоких заголовков (/channel/usepain/532) и про свободу (/channel/usepain/534). Про свободу я говорил как про подчинение самому себе, но в один пост всего не впихнёшь, поэтому я бы хотел добавить к этой мысли, что подчинение самому себе не всегда происходит напрямую. Иногда подчинение самому себе происходит через промежуточные пункты, которые вы сначала сами себе создали или выбрали, а потом стали им подчиняться. Только подчиняться уже не самому себе, а тому, что вы создали или выбрали. И это такая эвристика, облегчающая жизнь для того, чтобы просто делать полезные штуки, не затрачивая каждый раз усилия и другие ресурсы, время, информацию, на поиск лучшего способа о себе позаботиться. Какие это могут быть эвристики?
Например, хорошие привычки – поддержание режима дня, занятие спортом, соблюдение диеты, чистка зубов, работа с психологом, и просто какие-то принципы или ценности, которые вы для себя установили. Вот Вася для себя решил, что он не нарушает закон, соглашаясь на зарплату в конверте: нога его не ступит в такую контору. Фёкла не общается с людьми, которые обладают свойствами «икс». Евдотья решает выгуливать свою собаку каждый день в 6 утра, даже если ненавидит вставать рано.
В конкретный момент это может выглядеть как подчинение и ограничение, потому что в моменте это неотличимо от подчинения любым другим догмам, в том числе навязанным извне – религиозным или культурным. И действительно, если Петя говорит, что он не общается с евреями, потому что про евреев плохо написано в Коране, то вряд ли его можно назвать свободной личностью.
Но если вы сами для себя осознанно выбрали ценности, правила жизни, выбрали привычки и потом подчиняетесь им, при этом вы понимаете их значимость, механизм и пределы применимости этих инструментов, то это не мешает вам быть свободным. Просто вы экономите себе время и силы вместо того, чтобы каждый раз задаваться вопросом, будете вы или не будете соглашаться на зарплату в 500 у.е. Вы просто будете вспоминать правила, которые вы для себя приняли, что не соглашаетесь на доход ниже определённой суммы. И всё, так вы избавляете себя от мук выбора и необходимости каждый раз принимать решение, чтобы подчиниться однажды сформированному принципу.
Получается, это такое подчинение себе, но by proxy. То есть опосредованное некоторой эвристикой, которую вы сами себе на будущее создали.
Надежда
Надежда – это сложное переживание, с которым у меня непростые профессиональные отношения. Для себя лично, в своей личной терапии и личной жизни я определился, что, скорее, стараюсь ни на что не надеяться. Но я понимаю, что это не для всех подходящий вариант. Более того, есть психологические теории и школы, утверждающие, что надежда – это важный и позитивный компонент жизни. Обычно в бытовом смысле мы говорим, что «надежда умирает последней», «всегда тут есть на что понадеяться» и так далее. Но я, как динамический психолог, с надеждой сталкиваюсь как с феноменом строго отрицательным.
Чаще всего я с надеждой сталкиваюсь у своих клиентов в ключе чувства, генерирующего сопротивление контакту с реальностью. Когда нужно принять решение, когда нужно сделать выбор из неприятных альтернатив, когда нужно смириться с потерей или взять на себя какую-то ответственность. И когда всё уже понятно, вся когнитивная и интеллектуальная работа проделана, человек всё знает, даже инструментами динамической рефлексии вооружён, видит механизмы своего сопротивления и их последствия в своей жизни, видит, в какие моменты у него сопротивление возрастает, в какие становятся попроще, но никак не может преодолеть последнюю черту и перейти от знания к осознанию. Никак не может пережить собственные интеллектуальные конструкции, эмоционально и включить их в свою личность и жизнь. Что же ему мешает?
А мешает ему надежда. Та, которая: «ну может быть, ну вдруг, ну как-нибудь», «может быть, не всё потеряно», «может быть, мы ещё сойдёмся, она меня ещё простит», «может быть, меня ещё не уволят», «может быть, я найду третий вариант, мне не придётся выбирать из тех двух», «может быть, мне не придётся брать на себя ответственность, «ну, может, манна небесная на меня упадет, потребность такая исчезнет, зомби апокалипсис начнётся, и уже ничего не будет важно».
Надежда может быть сформулирована и нет: человек, например, может надеяться на что-то конкретное. Иногда люди надеются на то, что вот «сейчас-сейчас, Вася же обещал, я жду, надеюсь, верю, что он придёт и как-то поучаствует в моей жизни». А может быть совершенно заголовочной, и человек просто надеется, на что – даже не может сказать, – но она у него просто есть. В этом смысле в своей профессиональной работе, конгруэнтно со своей личной жизнью, я вынужден взаимодействовать с надеждой как со строго отрицательным феноменом и помогать клиентам от неё избавляться. По крайней мере, в применении к конкретным ситуациям.
Кто-то из вас, наверняка, заинтересовался, как так можно вообще жить, ни на что не надеясь. Уж не слишком ли депрессивна такая жизнь, и не слишком ли печальная и безнадёжная картина мира? Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что если ни на что не надеяться, то есть не присваивать себе будущее (а надежда – это присвоение будущего), то жизнь становится лучше, а не хуже. Безусловно, можно чего-то хотеть, можно учитывать вероятности, когда есть основания их предполагать, но это избавляет от огромного количества тревог и расстройств, когда вы опираетесь только на настоящее и прошлое, а будущее оставляете в сослагательном наклонении. Да, могут быть такие-то и такие-то варианты, такие и такие вероятности, а как оно будет на самом деле – посмотрим. И это сильно облегчает жизнь.
Избирательная слепота
Я тут, к своему удивлению, состою в книжном клубе, где мы сейчас читаем Юдковского. Мы там недавно обсуждали разницу между стратегией ежей и стратегией лис, что означает сравнение стратегий людей, которые пытаются создать карту и модель мира и жить по ней, игнорируя эмпирическую реальность (стратегия ежей). И наоборот, есть стратегия лис, которые ориентируются только на эмпирический опыт и начисто отказываются это как-то концептуализировать. Там были примеры про всякие сложные штуки в применении этой концепции к глобальным системам, к экономике и стартапам, но я хочу обратить на то, что то же самое происходит не то, чтобы у нас под носом, а прямо-таки даже над носом – в черепной коробке. Что я под этим имею в виду?
Очень часто люди игнорируют (являются ежами), что они оперируют моделью своей психики и моделью себя, вместо того чтобы посмотреть на то, что с ними реально происходит. Они пытаются сделать вид, что испытывают или не испытывают те эмоции, которые их модель внутри своей головы должна была бы испытывать, а не те, которые они испытывают на самом деле. В частности, это проявляется у алекситимиков или на высоких уровнях напряжения. Люди могут сидеть, рыдать и отказываться признавать, что они переживают хоть какую-то эмоцию, не то, чтобы тем более допустить, что это, к примеру, горе. Или могут орать полсессии, и отказываться признавать, что они отклонены от состояния абсолютного спокойствия, не говоря уже о том, что они гневаются. Таких примеров сколько угодно: они происходят в личной терапии, семейной терапии, в групповой терапии. Любой психолог, который полторы консультации провел, уже с этим сталкивался. Что можно делать в таких ситуациях и что я вообще рекомендую делать? Я потом отдельно, наверное, буду писать посты по этим инструментам, но пока пройдусь по заголовкам.
Полезно в таких ситуациях задаваться вопросом, что сейчас с вами происходит, то есть переходить от рефлексии к самонаблюдению. Посмотреть на себя как сторонний наблюдатель, как вы сидите, что вы делаете, какой у вас тон голоса и громкость речи. Можно это ещё дополнить вопросом, что бы другой человек на вашем месте мог испытать в этой ситуации, задаться вопросом на что это похоже, или что бы вы предположили переживает человек, который ведёт себя так, как вы сейчас себя ведёте. То есть сидит в такой позе, говорит такие же вещи с таким же тоном, громкостью и так далее. Дальше часто возникает сопротивление, и клиент может сказать, что да, какой-то человек на моём месте мог бы переживать злость, но я не он.
А тут можно сделать такой трюк. Вместо того, чтобы в лоб бодаться с сопротивлением или пытаться рационально доказать клиенту (или себе, если вы не на сессии), что всё-таки это злость, то можно протащить это как теоретическое предположение. Ну, вот давайте поиграем, допустим на секунду, что, может быть, всё-таки вы переживаете «икс», что бы это для вас значило? Даже если вы не считаете, что переживаете «икс», но вот у нас игра такая, и предположим на секунду, что всё-таки переживаете, то как бы вы к этому относились? Что бы вы тогда стали делать?
Такое перешагивание сопротивления без попытки его победить, через теоретическое допущение, вполне может привести к ситуации, когда по ту сторону сопротивления в этой гипотетической среде будет проведено достаточно работы, сделано достаточно открытий, чтобы человек от сопротивления отказался и сказал: «Да, я и, правда, я это переживаю».
Повторение угрозы
Поскольку я занимаюсь психологией отношений, значительная часть проблем, с которыми мои клиенты сталкиваются, и с которыми мне приходится разбираться, связана с нарушением коммуникации. Это ситуации, когда человек, который подал сигнал, и человек, который его воспринял, интерпретировали его совершенно различными способами. Один, допустим, изначально хотел выразить претензию, а второй – увидел в этом шутку. Или один думал, что выражает потребность, а второй – увидел в этом агрессию. Я хочу обратить ваше внимание на жанр, который достаточно часто встречается и воспроизводится на всех уровнях величины, то есть между людьми, между сообществами, между странами. Но меня, как психолога, в первую очередь интересует жанр межличностного общения.
Речь о повторении угроз и месседже, который они доносят. Повторение угрозы и вообще повторение чего бы то ни было может как усиливать сигнал, так и ослаблять его. Оно может как означать то, что вероятность исполнения угрозы увеличилась: Вася сказал раз, сказал два, возможно, третьего раза уже не будет, и он перейдёт к исполнению. Так и то, что вероятность её исполнения снизилась: если Петя сказал раз и ничего не сделал, два и ничего не сделал, то, может, и в третий раз ничего не будет. Проблема этой ситуации в том, что невозможно сказать, какой из этих вариантов правильный, и обе стороны могут воспринять подаваемый сигнал двояко.
Как правило, угрожающая сторона хочет, чтобы принимающая сторона воспринимала угрозу как более страшную и то, что вероятность её реализации с каждым повторением растёт. Но проблема в том, что это не абсолютное правило, потому что достаточно часто подобные угрозы – это ирония и часть местного фольклора. Когда, допустим, среди друзей в мужской компании звучат угрозы физического насилия, иногда густо замешанные на гомосексуальном юморе. Их повторение как раз указывает на то, что они мало реалистичны, это юмор и не имеется в виду реальное насилие. Для внезапно присутствующих новичков и женщин это может оказаться новостью. Они могут решить, что тут очень напряжённая обстановка, хотя ничуть не бывало.
Когда вы угрожаете или когда вам угрожают, всегда надо быть внимательным к неоднозначности и дополнять акт коммуникации дополнительными его слоями. А именно – давать много обратной связи другой стороне о своих чувствах, о том, как вы воспринимаете происходящее, чтобы между вами сохранялся когнитивный контакт. Если вам угрожают раз за разом, и вы это воспринимаете либо как повышение рисков, либо как их снижение – хорошо, чтобы вы это донесли это до угрожающей стороны. Никому не будет приятно, если вы решили одно, а ваш собеседник что-то другое. Можно делать это фразами по типу «когда ты воспроизводишь эту угрозу ещё раз, мне начинает казаться, что» – и дальше ваша версия. «Ты всерьёз, и мне правда надо тебя бояться, и на эту угрозу реагировать как на факт насилия» Или наоборот: «Ты так много говоришь не всерьёз, что я перестаю тебя бояться, и мне перестаёт быть важно, что ты говоришь. Того ли эффекта ты добиваешься?».
К сожалению, то же самое работает со всеми остальными вещами, просто это менее очевидно. Например, повторение сообщения о любви. Казалось бы, людям нравится, когда им говорят, что их любят, но если это делать слишком часто, то это может привести к обратному эффекту. Если Вася признаётся Фёкле в любви – это хорошо и, скорее всего, Фёкле приятно. А если Вася сказал Фёкле «я тебя люблю», дождался её отклика и ещё раз сказал, это можно воспринять двояко. С одной стороны, Фёкла может решить, что эти слова усиливают сигнал, а с другой – что если ему нужно несколько повторений за единицу времени, то, может быть, он не очень уверен в своих чувствах. Может быть, он пытается в чём-то её убедить, это больше проявление тревоги, чем любви, или это больше про него информация, чем про неё.
Повторение сигнала может приводить как его усилению, так его ослаблению. Надо быть внимательным к тому, какого эффекта вы добиваетесь, и дублировать этот сигнал в других формах коммуникации, чтобы оставаться в контакте с собеседником.
Удобный терапевт
Есть идея, что клиенты могут выбирать себе психологов, которые не очень мешают их неврозу. Сопротивление – это не просто психоаналитический термин, оно начинается задолго до прихода в психотерапию и приходит вместе с появлением невроза. Собственно, сопротивление – это и есть часть невроза. Сопротивляться движению в сторону избавления от невроза человек начинает не тогда, когда его психотерапевт проводит интервенции, а с того момента, когда жизнь ставит его перед необходимостью что-то с этим делать.
Одна из форм такого сопротивления, которая начинается очень рано, состоит в том, что клиент может выбрать себе психолога или форму психологической помощи, которая не помешает ему оставаться в его неврозе. Самые простые примеры, с которыми я периодически сталкиваюсь, как человек, к которому приходят люди после других психологов и различных форм психологической помощи, – это люди с алекситимией. Причём в той форме алекситимии, которая не даёт им даже заметить масштаб своей невротизированности. Они годами ходят к когнитивным психологам, даже не третьей волны, а к хардкорным когнитивистам. Те с удовольствием вместе с ними купаются в интеллектуализациях, когнитивных схемах, предлагают таблички, домашние задания, книжки, а клиенты радостно выполняют все задания. Только вот эта работа в итоге вообще никуда не приводит. Потому что, разумеется, проблема у них не когнитивная. Я тут не умаляю эффективность когнитивной терапии, а просто обращаю внимание на то, что не все задачи этим подходом решаются. В частности, есть такие состояния, при которых обмазывание когнитивными схемами усугубляет или, по крайней мере, уж точно не развивает человека в нужную ему сторону. Двигаться ему надо в сторону развития чувств, контакта с собой и эмоциональности. А такой человек, сопротивляясь этому движению, находит себе психолога, который категорически этого не делает, и помогает ему максимально от такого развития воздерживаться.
Приведу и противоположный пример, чтобы никому не было обидно. Представим, есть у нас максимально эмоциональный экзальтированный человек, у которого яркие демонстративные наклонности, он склонен к амплитудным переживаниям, его надо собирать в кучку, успокаивать, замедлять, давать возможность осмыслить, что с ним происходит, разбавлять аффективные процессы. И вот такой клиент нередко оказывается, в рамках такого же сопротивления, вместо кресла когнитивного психолога на арт-терапии, психодраме или гештальт-группе. Он будет там орать на стулья, закатывать сцены, рисовать эмоциональные мандалы до бесконечности, и это никак не будет помогать ему решать его проблемы. Потому что с эмоциональностью у него-то никаких проблем нет, у него проблема с её избытком. Поэтому методы, направленные на фасилитацию и развитие эмоциональности, как минимум, не пойдут на пользу и потратят время впустую, как максимум – могут навредить.
Так что и психологи должны быть крайне внимательны к тому, кто к ним приходит, и при случае перенаправлять клиентов к коллегам, и клиентам неплохо бы помнить, что им нужен психолог, с которым им достаточно плохо.
Для эффективной работы нужен психолог, который заставляет вас делать то, что для вас не характерно, даёт задание, которое вам делать неприятно, непривычно и не нравится. Психолог, который с вами говорит только о том, о чём вам нравится говорить, в том жанре, с той степенью эмоциональности, интеллектуальности, решительности, которой вам удобно, – не поможет выйти из невроза. Есть ситуации, когда такая психологическая помощь полезна. А именно: в кризисе, экстренной психологической помощи при природных катаклизмах или на войне. Там, да, у психолога совершенно другие задачи и нужен, наоборот, такой, чтобы вас успокоить, поднять настроение, придать ресурса, пойти за вами и вернуть в зону комфорта. Но если вы хотите изменить жизнь и измениться к лучшему, вам нужно искать психолога, работа с которым вам трудна до неприятности.
О злодеях и варварах
Важно понимать разницу между злодеями и варварами: и те, и другие наносят ущерб людям, причиняют страдания, уничтожают ценности и расходуют ресурсы. В общем, совершают вещи, которые окружающими воспринимаются как нежелательные. Делают они это исходя из разных побуждений, по разным причинам и реагировать на это следует по-разному.
Злодей (если он цивилизованный) отличается от варвара тем, что он понимает, что он злодей. Он может своё злодеяние рационализировать, оправдывать, утверждать, что это восстановление справедливости, что это сначала с ним поступили неправильно, или что не такой уж большой ущерб он наносит, что это каким-то образом простительно или карма всё восстановит. Но даже если он считает, что он вправе совершить плохой поступок, нарушить чужие границы, воспользоваться кем-то, совершить акт насилия, преступление, он понимает, что совершает преступление. То есть сам факт того, что ему приходится этот поступок оправдывать, указывает на то, что у него нет иллюзий и дефицита понимания того, что его действия плохие.
Варвар же совершает злодеяние (которое таковым кажется тем, кто не варвар) не в силу того, что он придумал себе какое-то оправдание или просто решил, что согласен быть плохим человеком. А в силу того, что его ценности отличаются от ваших. Собственно, потому он и варвар, и важно понимать, что варвар – это субъективная, а не объективная оценка. Это не человек какой-то конкретной культуры, это человек другой культуры, не той, которая ваша. Для западного человека мусульманские традиции часто кажутся варварскими. С тем же успехом мусульмане считают, что люди, живущие по канонам западной культуры, – варвары. Ибо последние предаются гедонистическим утехам и забыли о благочестии, Боге и скромности.
Варварство – это просто способ обозначения людей, которые не разделяют ваши ценности. Варвар может быть хорошим человеком и совершать добрые поступки, но при этом он будет делать что-то, что лично вы воспринимаете как плохое. Он будет делать это, сам не замечая того, не относясь к этому соответствующим образом, не нуждаясь в оправдании и не чувствуя по этому поводу вины, и потому – не понимая ваших претензий на этот счёт. Если же вы придёте к цивилизованному злодею и скажете: «Что же ты за мудак такой, как нехорошо поступаешь», – он может с вами поспорить или согласиться, но у него не возникнет вопросов к предпосылке вашей претензии. У варвара же возникнет непонимание, почему ему вообще предъявляется претензия. По его мнению, он не сделал ничего плохого, он следовал своим ценностям и ему должны быть благодарны. То, что у вас какие-то другие ценности, – ваша проблема.
Важно понимать это различие, потому что отношения с варварами и злодеями могут строиться по-разному. С цивилизованными злодеями есть возможность договориться о границах, поскольку они понимают, где ваши границы находятся, какие у вас ценности. Вопрос соблюдения ваших границ для злодея – чисто мотивационный вопрос. А в случае с варваром защищать границы или пытаться выторговать уважение к ним – бессмысленно. Для него это вообще какая-то странная концепция, что у вас внезапно вот здесь существует границы.
Если захотите попробовать наладить границы с варваром, придётся начать не с мотивационного компонента, а с информационного. Вам придётся сначала обучить его тому, что в этом месте есть такая категория как границы и их неплохо бы уважать. Вам нужно будет донести мысль, что, например, существует понятие личных вещей, которые не надо брать; тайны переписки, которую нельзя разглашать; разницы профессионального и личного, которые лучше не смешивают. Вам придётся учить варваров своим ценностям, иначе – бессмысленно пытаться отстаивать границы. Вы будете просто, с его точки зрения, совершать какие-то хаотичные действия, никак не концептуализируя.
Таким образом, естественное следствие состоит в том, что прогноз на успешность отстаивания границ с варваром, даже учитывая, что этот конкретный варвар – хороший человек, гораздо более пессимистичный, чем со злодеем. При условии, конечно, что злодей цивилизованный.
Риторические вопросы
Риторические вопросы – важный элемент выразительности речи, который хорошо используется в политических дебатах. Это очень удобный способ задать нужный эмоциональный тон или пропихнуть какое-то утверждение мимо рациональных критических защит. За счёт того, что мы задаём вопрос, а не заявляем утверждение, необученные люди на этот вопрос реагируют не как на утверждение. Хотя, на самом деле, за ним, конечно, стоит утверждение. Таким образом, утверждение, подразумеваемое вопросом, оказывается в нашей психике как бы в обход базового фильтра восприятия. Когда оратор с трибуны спрашивает: «Неужели мы продолжим это терпеть?» – слушатель якобы сам приходит к идее, что «нет, конечно, не продолжим, хватит это терпеть», как будто это его собственная мысль. Но это не так, это не его ответ на вопрос, а ответ, впихнутый оратором, задавшим вопрос соответствующим образом.
Для меня, как для психолога-консультанта, риторические вопросы интересны с противоположной стороны. Когда клиент пытается выдать какое-то утверждение, обойдя не чужие защиты, а свои собственные. Потому что если он скажет: «Близкий мне человек – плохой человек, который меня не любит и плохо со мной обращается», – то это будет утверждение, и оно спровоцирует все обычные, связанные с утверждениями защиты. Но также можно это продать себе под видом вопроса, и вместо того, чтобы сказать «у меня плохая мать», задаться вопросом «какая мать так себя ведёт?». Вместо того, чтобы заявить «мне нужно прекратить эти отношения», задаться риторическим вопросом «а есть ли вообще смысл в таких отношениях?». Тогда это оказывается удобным способом поконтактировать с эмоционально значимым утверждением, при этом не приняв за него ответственность, потому что как бы оно ни было утверждено, оно было в подразумеваемом вопросительном формате.
С одной стороны, это хорошо и неплохо, когда человек движется со стороны серьёзных психологических защит с полным игнорированием, защиты себя от какой-то темы, и вдруг он доходит до этапа риторических вопросов. Во-первых, это признак положительной динамики, его эмоциональность растёт. Во-вторых, это инструмент для психолога – делать такие конфронтационные утверждения. Говорить клиенту: «Знаешь у тебя в окружении есть человек, который плохо к тебе относится», – не то, чтобы нельзя, но это гораздо более опасный маневр со стороны психолога, чем потихоньку подкидывать клиенту материал для риторических вопросов. Конечно, если психолог сам начнёт задавать риторические вопросы вслух, если он начнет задавать вопросы «а не пора ли тебе закончить отношения?», то это будет манипуляцией с его стороны. Но если задавать вопросы, подводящие к риторическим – «как ты считаешь, имеет ли близкий тебе человек право так себя вести?», ожидая, что клиент сам им задастся – «а действительно, кто дал право ему так себя вести?», то это гораздо более экологичная интервенция. В ней гораздо меньше внушения и риска. Если клиенту она не зайдет, если он пока не готов или не согласен с психологом, то тогда она сработает как прояснение. Клиент просто ответит на вопрос, и они пойдут дальше. Но если клиент уже близок к инсайту, это может инициировать следующий уровень осознания проблемы.
При этом сами по себе риторические вопросы – это полумера. Конечно, их появление, если до этого их не было в помине, – это хорошо, но ещё лучше, когда человек идёт дальше, и риторические вопросы переформулирует в нериторические утверждения. Поэтому если вы обнаруживаете себя или, если вы психолог, своего клиента, выражающим эмоции через риторические вопросы, то, возможно, это длится уже какое-то время, и пора сделать следующий шаг. А именно: предложить себе или клиенту те же самые его риторические вопросы переформулировать в виде утверждений, заявить в явной форме те утверждения, которые этими вопросами подразумевались.
Заземление до контакта с реальностью
Наиболее внимательные читатели могли заметить, что я считаю, что люди не всегда в хорошем контакте с объективной реальностью, и что это не очень хорошо. Контакт с объективной реальностью важен, ведь именно в объективной, а не субъективной реальности находятся источники ресурсов для удовлетворения наших потребностей и проблемы, фрустрирующие наши потребности. Люди же имеют тенденцию при первой возможности создавать идеализированную и сильно искаженную в целом модель реальности в своей психике и дальше жить по ней. Но иногда люди всё же замечают, что карта не совпадает с территорией, что мир снаружи от их черепа отличается от его модели внутри.
Это происходит, когда степень удовлетворённости потребностей оказывается сильно отличающейся от запланированной, то есть в основном в трёх ситуациях: когда человек не получил сокровища, которое было указано на карте, когда выхватил ущерба там, где карта его не прогнозировала, и, в редких случаях, когда столкнулся с сокровищем там, где его не было по карте. Элементарная комбинаторика подсказывает, что должен был бы быть ещё и четвёртый вариант: когда человек не получил ущерба, хотя ожидал его, но на это мало кто обращает внимание.
И есть три темы, в которых такие расхождения между картой и территорией возникают чаще всего, и, соответственно, чаще всего заставляют людей вылезать из своих фантазий и обращать внимание на реальный мир. Эти темы – деньги, секс и смерть.
Очень много красивых слов, пылких обещаний и умных аргументаций оказываются на поверку пустым звуком, когда доходит дело до того, чтобы за них заплатить, с ними переспать или за них умереть. Я предполагаю, что причины у этого разные: деньги – самый ликвидный ресурс, они могут превращаться в удовлетворение почти любой потребности, так что, если у человека хоть где-то болит – вероятно, он не будет рад тратить деньги на менее приоритетные вещи. Секс – потому что это самая чувственная сфера, с наибольшими требованиями по оптимальности условий. Секс вылетает в отношениях одним из первых, какие бы ни были проблемы в семье, они почти наверняка скажутся на сексе. И смерть, потому что подведение итогов. Все остальные проблемы можно стабилизировать с опорой на будущее, взять денег в кредит, отложить секс на завтра, пообещать себе начать новую жизнь с понедельника. У смерти нет отсрочек, тут уж как есть, так и есть.
Соответственно, большинство проблем с этими темами – на самом деле проблемы не с этими темами. Проблемы с деньгами – не про деньги, с сексом – не про секс, страх смерти — это, на самом деле, страх пустой жизни. И когда эти проблемы всплывают в консультировании, они работают как мощное заземление, как показатель честности заявления. Признания в любви на фоне целибата, рассказы об интересах, в которые не вложено ни копейки, заявленные ценности и смыслы, занимаясь которыми нет готовности прожить жизнь – это всё формы неконгруэнтности, всё маркеры вранья. У меня очень прагматичный подход. У здорового человека есть деньги, секс и понимание, как ему жить, чтобы не бояться смерти. Всё остальное – разговоры в пользу бедных.
Удовольствие и границы
Вопрос о том, где проходят границы, что является их нарушением, а что нет – это большой философский вопрос, который можно обсуждать с точки зрения различных этических систем. Но можно назвать, как минимум, одно часто всплывающее интуитивное понимание границ, которое точно заведомо неверно.
Это ассоциация границ и удовольствия. То есть, когда человек считает, что нарушение его границ – это когда ему что-то не нравится, а если ему что-то нравится, то это не нарушение границ. С первой половиной всё более или менее понятно. Если Васе что-то не нравится, это ещё не значит, что его границы это нарушило. Есть люди, которые этого не понимают или не хотят признавать, и считают, что если вы верите не в то, во что верят они, или имеете ценности не те, которые имеют они, то вы нарушаете их границы, просто живя своей жизнью, просто находясь на одной планете с ними. Эти люди – мудаки, пошли они нахер. В переводе на психологический язык – это означает, что они абьюзивные токсичные скоты, которые не границы выставляют, а пытаются подчинить окружающих. Никакого уважения эта практика и эти персонажи не заслуживают. Повторять за ними не надо.
Гораздо интереснее другая сторона: когда люди путают удовольствие с отсутствием нарушения границ. Если Фёкле что-то нравится, она считает, что это не нарушало её границы. То есть ограничить себя в том, что ей что-то не нравится, но это не её дело, и другой человек имеет право пользоваться своей жизнью, даже так, как ей не нравится – это более понятная позиция. А вот пресечь что-то, что Фёкле нравится, потому что это нарушило её границы на том основании, что не психогигиенично допускать нарушение границ, даже если ей нравится результат этого нарушения, – это более сложная идея. Тем не менее, она критически важна. В предельном случае иллюстрацией этой идеи является ситуация изнасилования, когда жертва насилия получила какое-то физическое удовольствие от процесса или от каких-то его частей. Потом удовольствие от этого процесса становится одним из главных факторов, приводящих к чувству вины, чувству предательства самого себя, отвращения к самому себе, сопротивлению отстаиванию границ, и самое главное – признанию того, что факт нарушения границ состоялся. Ведь какое же это нарушение границ, если жертва получила удовольствие и были физиологические признаки этого удовольствия? Так вот нет. То, что ей что-то понравилось, не значит, что это не было нарушением границ.
Кто-то может нарушить ваши телесные границы физически приятным для вас способом – это всё ещё будет нарушением границ. Кто-то может отобрать у вас ответственность, которую вы не хотели отдавать, и это принесло некоторое облегчение, – это всё ещё может быть нарушением границ. Если кто-то подчинился вам, с одной стороны, угодив вам и порадовав вас, но при этом переложив на вас ответственность, которую вы не просили, самим фактом подчинения, – это тоже может быть нарушением границ.
Одним словом, факт удовольствия ортогонален факту нарушения границ. Ваша реакция на то, что произошло, не должна мешать вам давать оценку того, по какую сторону от ваших границ находится чужое поведение.