Ну и третья книжка про революцию — «Империя должна умереть» Михаила Зыгаря. Усовестившись укором С. Смирнова, открыл — и проглотил за три дня: как говорят в таких случаях, unputdownable; все написано и построено так, что семнадцать лет, которым посвящена книга, с одной стороны, проходят перед глазами очень быстро, с другой — кажутся невероятно насыщенными событиями, местами (собственно, в случае самого 1917 года) до абсурда. Так оно, видимо, и было.
В России очень мало исторической журналистики, попыток именно по-репортерски описать историю — с ходу могу вспомнить разве что Леонида Юзефовича, который такие вещи делает по-настоящему гениально. У Зыгаря задача в каком-то смысле еще сложнее — он берется за события, которые, с одной стороны, вроде как всем известны, более того, давно и прочно беллетризированы и мифологизированы, с другой, именно благодаря этой мифологизации к ним очень трудно прорваться, превратить их во что-то живое. В «Империи» это, по-моему, получается — прежде всего засчет именно что журналистского внимания к деталям (по-моему, впервые столько выделял для себя цитат) и построения повествования через людей: книга складывается как мозаика из разных судеб; вероятно, более рачительный автор рецензии мог бы посчитать, сколько там оптик (то есть героев, как бы глазами которых мы смотрим на происходящее); я готов только сказать, что их ровно столько, сколько нужно на отведенный объем — немало, но и не настолько много, чтобы запутаться в основных персонажах.
Начинает Зыгарь аж с 1900 года — и конкретно 1917-му посвящены только последние две, кажется, главы; в этом смысле «Империя» хорошо работает в тандеме с тем же Мьевиллем, у которого как раз сильно не хватает бэкграунда и контекста. Тут с ними как раз все хорошо — хорошо понятно, откуда появляются первые российские партии, по-американски кропотливо выведен бэкграунд главных героев (включая происхождение и родителей), последнее поколение Романовых явлено во всем его странном многообразии — ну и так далее. Особенно подробно прописана культурная жизнь, которая явно интересна автору не меньше, чем политическая; собственно, если говорить о претензиях к книге, то, пожалуй, можно было бы поспорить с выбором Гиппиус и Дягилева как героев и подробными хрониками их жизней — это при том, что толком понять, почему Россия вступила в Перввую мировую, почему война началась и почему ей сопутствовал такой подъем патриотизма, из книги затруднительно. И это не очень хорошо — потому что «Империя» тоже, конечно, во многом такой популярный и захватывающий учебник истории, а учебник такие вещи объяснять должен; с другой стороны, это одна из немногих претензий.
Любопытно, что начинается книга Зыгаря с отлучения Толстого от церкви — любопытно с той точки зрения, как соотносится концепция истории автора книги с толстовской. Для Зыгаря (во всяком случае, как это, кажется) следует из тандема «Всей кремлевской рати» и «Империи») история — это, с одной стороны, именно про действия отдельных акторов-героев; с другой, не столько про их сознательный расчет, сколько про совокупность случайностей. Иными словами, история — это прежде всего история ошибок и непониманий, а не решений и прозрений. В эпилоге автор четко обозначает, что исход 1917 года был не единственно возможным, что существовали определенные развилки, где все могло пойти по-другому; интересно в этом смысле было бы узнать, могла ли пойти по-другому история большевиков уже во власти — и не привести к Сталину (гораздо более болезненный и в каком-то смысле более актуальный вопрос). Но это уже, наверное, в следующих сериях.
Много интересного в книжке
и про эпоху — прежде всего про 90-е, и это отдельно смешно: почти все собеседники Авена, включая какого-нибудь Познера, да и сам интервьюер, когда речь заходит про путинскую эпоху, либо включают фигуру умолчания («ну, что тут говорить»), либо — реже — начинают рассуждать как-то в духе «зато теперь бизнес отделен от государства» (кхм). Про ельцинское же время круче всего наблюдать, как на глазах меняется статус кво — в том числе в элитах, которые, несомненно, представляют герои этой книги. В общем контексте времени «Времени Березовского» нашумевший разговор Авена и Чубайса, опубликованный в «Снобе», смотрится совсем иначе, чем если его читать изолированно: в хоре голосов, присутствующих в книге, Чубайс выглядит отщепенцем, чуть ли не последним, кто считает, что на выборах 1996 года все было сделано правильно (симптоматично, что Чубайса тут в какой-то момент называют «большевиком»). Почти все остальные — кто в большей, кто в меньшей степени — признают, что да: именно из 1996 года во многом вышел путинский режим (там еще тот же Юмашев в какой-то момент смешно проговаривается — мол, и до сих пор в АП работают замечательные ребята, которых я нанял; скажем, Леша Громов). Кажется, даже когда выходила «Революция Гайдара», этого консенсуса еще не было.
Ну и еще важно, конечно, про самого Авена, который тут, повторюсь, выступает не столько как журналист, сколько как друг-собеседник-оппонент — и который, помимо прочего, двумя этими книжками явно создает место в истории не только для Гайдара и Березовского, но и для самого себя (а заодно для своего партнера по «Альфа-банку» Михаила Фридмана). Симптоматично в этом смысле, что один из главных лейтмотивов первой части, причем очень навязчивый (то есть Авен буквально повторяет это из интервью в интервью), — вообще не про Березовского, а именно что про автора: тезис тут заключается в том, что в советское время общество было коррумпировано тотально, а сейчас это все же вопрос выбора — и вот, дескать, в «Альфа-банке» все «гораздо чище» в моральном смысле, чем в советских НИИ. Позицию, которую избирает для себя Авен, можно в целом описать примерно так: это место заинтересованного просвещенного наблюдателя, который всегда хотел лучшего, но — в силу своей невключенной позиции — мало на что мог повлиять. Из правительства быстро ушел; в залоговых аукционах не участвовал, потому что не пустили (но и идея аукционов им с Фридманом сразу не нравилась — это много раз подчеркивается); в состав «семибанкирщины» их Березовский включил совсем за компанию; на власть влиять не пытался, хотя в итоге выясняется, что Березовский познакомился с Путиным именно через Авена, да и вообще довольно во многих эпизодах Авен нередко оказывался при делах — и злосчастное покаянное письмо Березовского, написанное незадолго до смерти, ему показал лично Путин на личной встрече.
В какой-то момент Авен симптоматично замечает: мол, я не пишу тексты, потому что «с моей биографией заниматься здесь публицистикой невозможно». Ну да — вместо этого Петр Олегович пишет историю. Нельзя не признать: получается у него довольно круто.
(Насколько я понимаю, кроме книжки должен выйти документальный сериал Андрея Лошака, который тоже, конечно, надо смотреть, когда он появится.)
https://www.litres.ru/petr-aven/vremya-berezovskogo/
Руководитель «Альфа-банка» Петр Авен в последние годы неожиданно оказался едва ли не самым ценным историографом российских 90-х. Лет пять назад вышла его совместная с Альфредом Кохом книжка «Революция Гайдара» — про первое либеральное правительство при Ельцине и про дальнейшую судьбу его участников; книжка захватывающая и, на мой взгляд, блистательно саморазоблачительная: авторы осознанно и эксплицитно ставили задачу сакрализировать фигуру Гайдара, которого они сами видят как спасителя России, а получили в итоге портрет человека, который сделал то, что было единственно необходимо, а потом потерялся — и так никогда и не понял, зачем объяснять людям свои действия. Это совсем огрубляя, конечно; книжка большая, в ней много всего примечательного.
Теперь — уже формально в одиночку (а по сути, я так понимаю, с большой помощью Анатолия Голубовского и Андрея Лошака) — Авен сделал книгу «Время Березовского»: восемьсот страниц совместных попыток понять эпоху вместе с другими ее фигурантами — от Чубайса и Юмашева до Белковского и Васильева. Как и «Революция Гайдара», книжка строится как серия бесед, где автор не только ставит себе задачу понять, что про те или иные вещи знает или думает собеседник, но и последовательно отстаивает свою версию событий; как и в предыдущий раз, получилось исключительно интересно и познавательно. На сей раз основная оптика, как и следует из названия, — труды и дни Бориса Березовского, первого и главного российского олигарха. Во всяком случае, из книги ясно, что сам Березовский был бы рад, если бы его так называли.
800 страниц интервью — слишком большой объем, чтобы в рамках телеграм-рецензии останавливаться на занятных мелочах, хотя их тут и полно (пример навскидку — интервью Юмашева про кампанию 1996 года, где он путает ключевую последовательность событий; что было раньше — «коробка из-под ксерокса» и увольнение Коржакова или публикация записи разговора Бориса Федорова с Березовским и Юмашевым). Поэтому я отмечу вещи, которые мне представляются ключевыми.
Про самого Березовского — тут действительно получается очень мощный, выпуклый, по-хорошему неоднозначный его портрет. Авен, безусловно, очень давит на собеседников набором своих представлений о герое (про это см. чуть ниже), но не все поддаются этому давлению — отчего возникает еще большая многогранность. Березовский, как следует из этих материалов, — прежде всего игрок, авантюрист, человек, которому был интересен вызов как таковой, чем глобальнее, тем лучше. Математиком в советское время он толком не был, скорее организатором-связным в академической среде; бизнесмен из него тоже был, в общем, так себе — и деньги его интересовали не сами по себе, но как инструмент влияния (ну и личного благополучия). Главный, видимо, талант Березовского был в том, чтобы порождать неограниченное количество самых диких идей и собирать вокруг себя людей, умеющих их фильтровать и реализовывать; впрочем, в какой-то момент представления этих людей и главного героя о нужности Березовского в этой конструкции разошлись — и все покатилось под откос.
Интересное соображение (и по-прежнему самый интересный телеграм-канал); сохраню себе.
Читать полностью…Вообще у этого канала накопилось столько долгов, что непонятно, когда их раздавать — или лучше объявить банкротство и начать с чистого листа. Тем не менее, какие-то вещи наверстать все же хочется — в частности, прочитанные за последние месяцы книжки.
Начну с «Мира английского футбола» — книги, которую написал редактор сайта Sports. ru и один из моих лучших друзей Ваня Калашников. Я, конечно, непростительно долго до нее добирался, но когда добрался — прочитал за пару счастливых дней, чего и всем советую. В принципе, то, что концентрация удивительных человеческих историй в спорте едва ли не выше, чем в любой другой отрасли человеческой деятельности, уже давно не удивляет — но тут футбол понимается не только как сюжет человеческой жизни, но и оптика для рассмотрения культуры, что в случае Англии, разумеется, более чем уместно. Книга устроена как путеводитель — и рассказывает не только про географию, но и про современную историю империи, которая растеряла все основания претендовать на мировое господство и обустроила в себе культ обычая, локуса, местности; футбол, разумеется, стал одной из самых ярких манифестаций этого культа. Гастрономические традиции стадионов в разных уголках Англии и комические интеракции с болельщиками; поразительные сюжеты из 70-х и современный экономический бум; безумные владельцы, деспотичные тренеры и пьющие игроки; ну и главное — масса анекдотов, через которые видно, как меняется мир. Мой любимый — история про немецкого военнопленного, отличника Люфтваффе Берта Траутманна, который после Второй мировой, выйдя из лагеря под Манчестером, стал патриотом Англии и легендарным вратарем «Манчестер Сити»: в финале Кубка Англии 1956 ему чуть не сломали шею прямо на поле.
Вообще — это чрезвычайно комфортное чтение, в самом лучшем смысле слова. Мало что бывает интереснее таких спортивных баек — а тут еще и культурологические смыслы в полный рост. Жаль, что про российский футбол такое никто писать не торопится.
На «Букмейте» книжка была, но сейчас почему-то нет, так что ссылка опять на покупку. Кстати, автор книги ведет отличный канал про футбол как жизнь — @piespiespies.
https://www.litres.ru/ivan-kalashnikov/mir-angliyskogo-futbola-znamenitye-kluby-legendarnye-igroki-i-dramatichnye-suzhety/
Вячеслав Дацик — боец ММА, ультранационалист, расист, гомофоб, борец с «борделями», беглец в Норвегию, человек, который вел петербургских секс-работниц в отделение полиции по улице ночью в одних трусах. В общем, чего уж там говорить, вполне себе чудовище, пусть и с авантюрной судьбой.
Антигероев такого рода мы обычно видим только в статике — когда они уже являют собой готовый, цельный образец чего-то, к чему не хотелось бы иметь никакого отношения. Мы не знаем, как они стали теми, кем стали; плохо понимаем, что у них в голове, кроме ненависти, и, в общем, небезосновательно не хотим понимать — потому что ненависти хватает самой по себе. Полина Еременко сделала для нас материал про Дацика, который преодолевает эту обычную инерцию, показывает человек в динамике, в развитии, во всей его противоречивости и сложности — и пытается понять, как ненависть в нем рождается. Ответ, в общем, оказывается довольно парадоксальным — рождается от скуки, помноженной на чрезмерную энергетику и специфический круг общения.
Горжусь этим текстом и просто потому, какой кропотливый тут уровень проработки фактуры, и потому что пытаться понять людей, которые не хотят, чтобы их понимали, — тоже важно.
https://meduza.io/feature/2017/11/17/chelovecheskoe-zarazno
— Мне кажется, феминизм борется еще и за то, чтобы никто не считал, что женщина по определению слабее или легкомысленнее мужчины.
— Ну, да. Но мне не нравится именно то, что на женщин при этом надевают военную форму. Мне кажется, что штаны женщине не идут абсолютно. Вот мой посыл. У меня слезы на глазах, когда я вижу насилие, которое происходит. Но было бы классно, если бы общество развивалось гармонично, а человеческое сознание двигалось в сторону того, что женщине не нужно быть военным с автоматом, чтобы доказать, что она заслуживает равноправия.
Большое интервью с Луной — нашей любимой молодой певицей из Киева, которая делает песни, наследующие лучшим образцам русскоязычной поп-музыки 90-х, и у которой сегодня вышел второй альбом (точнее, как выясняется из разговора, только его первая половина). Поговорили обо всем — и о психологическом прорыве, и про сексуальность, и про те же самые 90-е, и про феминизм, и про Крым.
Кстати, Луна — ее зовут Кристина Бардаш — жена Юрия Бардаша, создателя группы «Грибы». Про это тоже поговорили!
https://meduza.io/feature/2017/11/17/mne-ne-nravitsya-chto-zhenschina-dolzhna-borotsya-ona-dolzhna-kayfovat?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Посмотрел на днях документалку «Про рок» — несмотря на не очень удачное название, это довольно удачный фильм, натурально, про рок, причем про русский. Завязка такая: молодой режиссер-документалист решает зафиксировать хроники творческой жизни нескольких начинающих екатеринбургских групп; после кастинга с участием Шахрина и Бобунца выбирают трех героев — но тут деньги кончаются, и следующие несколько лет музыканты снимают свою жизнь сами.
Как оказывается, так даже лучше — люди быстро привыкают к камере и фиксируют на нее самые интимные и отчаянные моменты; вместо истории про сопровождение съемочной группой и прочие селебрити-атрибуты получается история про дневники музыкантов-неудачников. Это слово может показаться сильным, но это правда так: сюжет в фильме развивается из ниоткуда в никуда, ни с одними из героев так ничего существенного и не происходит — но это-то и ценно, потому что получается честная и притом яркая, одновременно смешная и пронзительная картина того, что представляет собой русский рок 2010-х годов, почти полностью утративший релевантность и проигравший конкуренцию за умы хип-хопу (слово «рэп» в фильме не звучит ни разу, но, конечно, подразумеваются). Повезло создателям фильма и с героями, потому что они очень по-разному реагируют на свою тяжелую творческую жизнь: один всю дорогу продолжает надеяться и биться; другой быстро впадает в печаль и депрессию (тут есть несколько мощнейших сцен про то, как у человека на наших глазах опускаются руки); третьим просто по барабану — по счастливому совпадению, последние к тому же лучшая с музыкальной точки зрения группа из всех представленных, «Городок чекистов», авторы замечательного альбома «Пустота».
Конечно, фильм не без недостатков. 550 часов материала — это очень много, и неудивительно, что в кино есть какие-то совсем необязательные сцены, а последовательность событий иногда начинает ускользать. Без линии самого режиссера, про которого в какой-то момент выясняется, что он тоже неудачник, можно было обойтись — тут уж возникает ощущение, что автор давит на жалость. Многовато группы «Смысловые галлюцинации». Толком нет финала. Ну и так далее. Но все равно — это скорее хороший фильм, сделанный не таким уж частым для российского документального кино методом прямого погружения в жизнь героев, а не восстановления ее постфактум. Если угодно, «Про рок» — это такая гуманизация говнарей: тоже, в сущности, нужное дело.
Фильм будут показывать в десятках городах России в последних числах ноября и первых числах декабря. Я бы рекомендовал сходить. Помимо прочего, он правда остроумный. Вот отрывок про кастинг на «Медузе» — ну правда, гомерически смешно же.
https://meduza.io/feature/2017/11/15/nol-seksualnosti-oni-zhe-molodye-lyudi-ih-chto-eto-ne-volnuet
«Я потому и люблю русский рэп, что там — даже если это что-то очень калечное, с неудачными строчками — проглядывает настоящий человек с его *** [загонами]».
Поговорили с рэпером Гнойным, который вдобавок ко всему теперь еще и судит вместе с Филиппом Киркоровым музыкальное реалити-шоу на СТС. Мне показалось, что интервью с Гнойным, где он виртуозно посылает по разным адресам интервьюеров и заодно всех остальных, уже достаточно — в связи с чем я решил попытаться поговорить с ним как с музыкантом, которым он, собственно, и является (как ни относись к производимой Гнойным и всеми его альтер-эго музыке). Кажется, получилось, во всяком случае, неожиданно — и всерьез.
https://meduza.io/feature/2017/11/02/ya-chestno-hochu-zarabotat-na-kvartirku-v-chem-problema?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Вот казалось бы — на первый взгляд, обычная российская история, которых, к сожалению, много, и поэтому обычно ну не то что проходишь мимо, но как-то реакция уже притупленная. Государство уклоняется от выплаты пособий родственникам солдат, погибших на службе, — что может быть стыднее и банальнее?
Но меня ужасно задел и сильно впечатлил этот материал — видимо, потому что она имеет непосредственное отношение и к тому делу, что я занимаюсь, то есть к словам. Я, конечно, воспринимаю это как текст про зловещую силу языка, про то, как слова могут если не ломать судьбы, то по крайней мере сильно усложнять жизнь людям. Ну то есть буквально: если в документах написано, что ваш сын или муж в армии «умер», — то государство в деньгах вам может легко отказать. А если написано «погиб» — то все в порядке. Почему-то прямо пробирает.
https://meduza.io/feature/2017/09/27/umer-ne-znachit-pogib
Друзья. Как вы могли заметить, я никогда не публикую тут рекламу, не «делаю вп» и не занимаюсь прочей ерундой для денег / привлечения аудитории.
Однако же сейчас есть личная просьба — вдруг у кого-то из почти 21 тысячи подписчиков есть пара лишних билетов на матч МЮ-ЦСКА или четкое понимание, как их можно достать не за астрономические деньги? Честно говоря, уже не понимаю, за что хвататься, поэтому решил прибегнуть к такому способу. Простите.
Подробности тут: https://www.facebook.com/alexander.gorbachev/posts/10214429288394018
мой личный телеграм @shurikgorbachev, если что
Одной январской ночью Лонг Ма, эмигранту из Вьетнама, работавшему в Калифорнии в службе такси, поступил вызов: трое мужчин сообщили, что они хотят добраться домой из городка Санта Ана. Приехав на место вызова, Ма обнаружил, что мужчины почему-то одеты в майки, хотя погода к тому не располагала, и требуют, чтобы он вез их не «домой», а в ближайший «Волмарт». Общался с ним преимущественно один из трех — сам вьетнамец, говоривший с Ма на вьетнамском. Дальше — хуже: через некоторое время мужчины попросили довезти их до мотеля, а потом вытащили пистолет и сообщили, что Ма придется некоторое время поработать их водителем. Когда в комнате мотеля кто-то из них включил телевизор, таксист обнаружил, что там показывают его пассажиров — троих преступников, которые сбежали из тюрьмы, выбравшись на крышу здания через вентиляцию и спустившись вниз по веревке, сделанной из постельного белья. Все как в кино.
Из этой завязки вырастает не только авантюрная история неудачного побега из тюрьмы, но и в какой-то мере рассказ про этническую группу: через злоключения самого Ма и его земляка-зека Дуонга показано одновременно и то, с какими трудностями сталкиваются вьетнамцы при ассимиляции в Америке, и то, как они сообща их преодолевают. В процессе выясняется, что Дуонг — человек, в общем-то, хороший, в отличие от лидера беглецов Найери, судимого за убийство: он больно бьет таксиста и все время угрожает ему смертью, а однажды даже вывозит куда-то на украденном минивэне явно с целью избавиться от свидетеля — но в итоге все же не убивает.
В итоге Дуонг, сначала по вьетнамскому обычаю называвший водителя «Дядей», начинает называть его «Папой», бежит вместе с Ма от напарников, по совету таксиста добровольно сдается властям — и теперь, сидя в тюрьме, все время общается со старшим товарищем, говоря, что обязан ему жизнью и что он и правда относится к нему как к родителю. Какой-то стокгольмский синдром наоборот. Душевно!
https://www.gq.com/story/the-accidental-get-away-driver
Жуткая история про силу и роль медиа в США. Оказывается, в середине 2000-х на телеканале NBC выходила серия передач под названием «Поймать насильника» («To Catch a Predator»). Совместно с волонтерской организацией «Правосудие для извращенцев» продюсеры передачи занимались буквально тем, что ловили педофилов на живца в прямом эфире. А именно: нанятые актеры сначала притворялись несовершеннолетними мальчиками, заинтересованными в сексе, в сети, а потом, когда на мальчиков клевали взрослые мужчины и соглашались встретиться с ними с известными целями, — этих самых мужчин встречали с камерами и полицейским нарядом. Волонтерской организации за помощь в работе шоу платили большие деньги, а полицейские так хотели попасть на телевидение в качестве успешных борцов с самым омерзительным видом преступности, что зачастую фактически подчинялись всем командам телепродюсеров.
Во всяком случае, именно так все произошло в городке Мерфи, штат Техас, где предположительным насильником оказался не кто-нибудь, а местный окружной прокурор Билл Конрадт — человек, которого все хорошо знали и к которому все, в общем, хорошо относились, несмотря на странности (для Техаса мужчина за сорок, живущий один без семьи, — это, конечно, не самое характерное явление). По крайней мере, было достоверно установлено, что Конрадт переписывался с актером, притворявшимся мальчиком, в самых эксплицитных формулировках относительно их возможных сексуальных отношений.
Однако Кондрадт не захотел ехать в гости к «мальчику». И в какой-то момент вообще перестал отвечать на сообщения своего нового сетевого друга. Максимум, в чем можно было обвинить мужчину, — так это в интенции нарушить закон, однако продюсер и ведущий Крис Хансен решил, что отступать уже поздно, и убедил в том же администрация полиции города Мерфи. Одному из следователей начальник поручил подготовить ордеры на арест Конрадта и обыск его дома — и хотя следователю этот приказ казался сомнительным, он выполнил приказ, потому что всегда выполнял приказы.
Команда передачи поначалу предполагала «поймать» свою жертву-преступника, когда он выйдет за утренней газетой или, скажем, за кофе — и обустроилась в засаде около дома Конрадта. Однако тот, видимо, был действительно неплохим следователем — и, судя по всему, понял, что что-то не так. Он не подходил к телефону и не открывал дверь. В какой-то момент полиция и продюсеры решили, что ждать больше нет сил, — и вызвали наряд спецназа, чтобы штурмовать дом и взять преступника, раз он не хочет выходить.
Когда спецназовцы вошли в дом, Конрадт еще был жив. Увидев полицейских, он отошел из коридора в темноту своей комнаты, крикнул: «Я не собираюсь никому причинять вреда!», достал пистолет и застрелился.
То, что Конрадт был педофилом, так и не было достоверно установлено; в тексте достаточно фактов, чтобы принять за возможную гипотезу, что прокурор сам изображал педофила в интернете, проводя какое-то расследование. Вскоре после его самоубийства программа «Поймать насильника» была закрыта. В суде за смерть Конрадта никто не ответил. В 2015 году Крис Хансен собрал денег на новый проект на Kickstarter и перезапустил передачу, начав с расследования в маленьком городке в штате Коннектикут.
(Последнего факта нет в тексте — материал написан в 2009 году. Что важнее — это совершенно классический «эсквайровский» текст, тут все в лучшем смысле слова по Тому Вулфу: и смена оптики, и рассказ о событиях с разных точек зрения, и нелинейное повествование, и крайне драматичная кульминация; в общем, новая журналистика жива.)
http://www.esquire.com/news-politics/a3269/to-catch-a-predator/
Ставятся в материале и этические вопросы. Макмаллен напрочь отрицает обвинение в том, что его роботы легитимизируют эксплуатацию женщин (ответ ученого: «Это как обвинять вас в том, что вы эксплуатируете тостер для поджаривания хлеба»), но, разумеется, существуют люди, которые такие претензии выдвигают — например, ученая Кэтлин Ричардсон, запустившая кампанию против секс-роботов. Ричардсон утверждает, что роботы удаляют из секса эмпатию, по сути легитимизируя рабство и насилие, не говоря уж об объективации женского тела; производители роботов возражают на это, что, наоборот, если у человека будет робот для реализации его фантазий, он не пойдет насиловать реальную женщину. Это, конечно, интересная этическая дилемма — и судя по всему, реальной она станет в самом ближайшем будущем: недаром же Голливуд то и дело снимает фильмы и сериалы про механических женщин — от тех же «Ex Machina» и «Westworld» до «Her».
https://www.theguardian.com/technology/2017/apr/27/race-to-build-world-first-sex-robot
Вторая книга про революцию — «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида, американского журналиста-активиста, оказавшегося в России ровно осенью 1917 года и видевшего все происходящее своими глазами. Его активистские увлечения и конкретно огромная симпатия к большевикам, конечно, сильно влияют на книгу — и риторически (порой автора, хоть книга и написана в 1919 году, вроде как еще до формирования торжественного советского канона, срывает в почти сорокинского толка славословия), и содержательно (некоторые байки, рассказанные с чужих слов, больше похожи на пропаганду, чем на свидетельства очевидцев). И тем не менее, это очень ценный взгляд — во-первых, все-таки чужой, не вполне вовлеченный во все перипетии российской политики; во-вторых, все-таки журналистский, стремящийся все увидеть своими глазами и предоставить слово всем сторонам конфликта. Рид заходит в осажденный Зимний, едет в Царское село, откуда, как ожидается, должны наступать войска, поддерживающие Керенского, ходит по многочисленным митингам и заседаниям — и все это описывает в ярких коротких сценках. Кстати, правда коротких: «Десять дней» — еще и хорошее свидетельство того, сколь другим был подход к нарративной журналистике, когда она только начиналась; очевидно, что, если бы эта книга писалась на несколько десятилетий позже, при всей той же фактуре она была бы гораздо длиннее попросту из-за обилия дополнительных деталей.
Помимо этой живой динамики ценна книжка Рида прежде всего двумя вещами. Первое — ощущение Петрограда помимо революции; у Зыгаря (о котором позже) это тоже немного есть, но у Рида как у человека внутри ситуации все-таки больше: мы видим город, в котором, с одной стороны, решается судьба страны и который, вообще говоря, скоро могут оккупировать, при этом в нем вовсе не останавливается совершенно обычная, будничная жизнь. Самый в этом смысле милый момент — когда Рид пишет чуть ли не про само 25 октября: мол, проснулся поздно, у меня были на этот вечер билеты в театр, но я в итоге решил все-таки не ходить — на улицах было интереснее. И второе — описание того, что происходило сразу после захвата власти в большевиками, буквально в следующие несколько дней. И Мьевилль, и Зыгарь заканчивают повествование более-менее ровно 25 октября — прием понятный и легитимный, но ведь последующее не менее интересно, чем предшествующее, и Рид дает повод заинтересоваться им еще больше, заканчивая ровно на альянсе большевиков с левыми эсерами на втором Съезде крестьянских депутатов. Что случилось с этим альянсом дальше — мы примерно представляем; каким был путь к этому случившемуся, хочется узнать немедленно.
https://bookmate.com/books/aDGnnmt1
При этом любопытно и то, что тут умалчивается или проговаривается впроброс. Например, все люди из, условно, околопрезидентской тусовки 90-х (Чубайс, Юмашев, Волошин) настолько хором и в одних и тех же снисходительных выражениях говорят, что ничего на самом деле Березовский не решал, что это только убеждает в том, что, конечно, решал очень много — тем более что в конечном итоге консенсус собеседников Авена явно сводится к тому, что в двух ключевых политических эпизодах десятилетия, президентских выборах 96 года и думских 99-го, Березовский сыграл ключевую роль. Хотя автор много раз проговаривает, что сам относится к Березовскому неоднозначно, какие-то моменты — уж не знаю, специально или нет — тут вообще почти совсем не раскрыты: история с исчезновением Рыбкина в 2004 году; история с убийством Юшенкова и вообще партией «Либеральная Россия»; другие обвинения подобного рода. (При этом кто-то тут рассказывает, как Березовский просил его убить журналиста Голембиовского, а тот вместо этого Березовского с Голембиовским подружил — ну то есть вообще тема про насилие намечена.)
Читать полностью…Курс биткоина на днях побил очередной рекорд, превысив 10000$. В связи с этим нельзя не поговорить о социально-политическом значении технологии блокчейн, на основе которой работают криптовалюты.
Даже у нас в России по общемировой инерции подсознательно радуются успеху этой технологии. А ведь эта неосознанная радость имеет свои корни в либертарианской школе мысли, сторонники которой свято верят, что блокчейн и криптовалюты принесут с собой повсеместную политико-экономическую децентрализацию и трансформацию вертикальных структур власти в горизонтальные. Мол открытый код, да еще и алгоритм, который невозможно обмануть. Это в свою очередь должно ликвидировать такие феномены как «принуждение» и «олигархию».
Сейчас попробуем объяснить, почему эта радость необоснованна. Во-первых, необходимость устранения принуждения посредством ликвидации таких централизованных структур как государство исходит из ложной анархо-марксисткой предпосылки о том, что принуждение есть репрессивность и неизбежно осуществляется через нарушение индивидуальных прав граждан. В этой трактовке принуждение обычно противопоставляется консенсусу. Однако, загвоздка заключается в том, что либеральная теория эту дихотомию уже преодолела через концепцию «верховенства закона». Ведь принуждение основанное на законе — это и есть источник гражданских прав. То есть с этой точки зрения блокчейн — это скорее угроза для гражданских прав. Сказать надо не только о бессмысленности противопоставления принуждения консенсусу, но и о том, что сама попытка измерить качество системы отсутсвием принуждения — это не политическая теория, а моральная доктрина, которая не имеет под собой никаких рациональных оснований, но лишь веру в то, что так лучше.
Если говорить об олигархии, то она тоже никуда не исчезнет. Да, системы, основанные на блокчейне, имеют открытый код, что теоретически позволяют каждому внести в нее изменения. Эдакая прямая демократия. Однако, даже ели абстрагироваться от того факта, что создатели блокчейн проектов имеют неоспоримое преимущество в символическом капитале и технических возможностях по сравнению с рядовыми пользователями, перед нами сразу встает когнитивное ограничение. То есть далеко не каждый интеллектуально способен на то, чтобы работать с кодом. Это приводит нас опять к элитизму и централизации. В общем, как говорил Моска, власть в социально-политических системах всегда принадлежит организованному меньшинству.
Блокчейн лишь ускоряет тренд на потерю политическими институтами легитимности и трансформацию граждан в потребителей. То есть за равенством, эффективностью, и свободой на самом деле скрывается все тот же процесс корпоративизации политики, который ставит экономику над политикой, а рынок над индивидом.
Еще летом — говорю же, долги — прочитал наконец и новую книжку Максима Семеляка про «Ленинград». Ну то есть как — новую? Автор, честно скажем, не стал переутруждаться и писать второй том «Музыки для мужика», которой в 2007-м было отмечено десятилетие (и, кажется, очередной распад) группировки Сергея Шнурова: к ней тут добавлено несколько реплик, разбросанных по давно знакомым главам, и две дополнительных главы — одна покрывает все последнее десятилетие (и, в отличие от остальных, строящихся на манер пьесы, написана целиком как авторский текст), другая представляет собой интервью со Шнуровым про его детство и юность.
Конечно, в какой-то мере это обидно — хотя бы потому что в последнее десятилетие (и особенно в последние несколько лет) с «Ленинградом» творились не менее, а то и более интересные вещи, чем раньше; с социокультурной точки зрения так уж точно — оставим сейчас за скобками возможные претензии к музыке или риторике. Если в 2007-м Шнуров еще казался человеком из мира музыки «рок», которого перечисляли через запятую с Лагутенко и Земфирой, то в 2017-м поставить рядом с ним можно только Аллу Борисовну Пугачеву — и это при том, что начиналось для Шнурова текущее десятилетие с бодрой, но совсем необязательной группы «Рубль». Книжку, описывающую и осмысляющую то, как герой журнала «Афиша» и «Нашего радио» превратился в подлинного народного артиста, почитать хотелось бы ужасно.
Впрочем, и того, что есть, хватает с лихвой. «Музыка для мужика» как была, так и осталась одной из самых бодрых и живых книжек про музыку на русском языке — из тех, что, когда становится окончательно гнусно, хорошо открыть за обедом или в уборной на любом месте и потом не выпускать из рук как минимум до конца главы. И то, что автору подвальные времена «Проекта ОГИ» интереснее солд-аутов в «Арене», а «Дачники» ближе «Экспоната», тоже, прямо скажем, можно понять. К тому же апдейты тут, хотя и точечные, местами весьма интригующие (скажем, Авдотья Смирнова в какой-то момент сообщает, что Шнуров очень религиозен — ого), а то самое интервью со Шнуровым и правда представляет собой очень нужный последний штрих — появляется-то в книге главный герой уже более-менее сформировавшимся, пусть и не реализовавшимся; раньше мы не понимали, откуда он такой взялся, теперь — контекст возникает.
Ну и еще важное соображение. «Ленинград. Невероятная и правдивая история» (теперь книга называется так) — еще и про то, как некоторые артисты умеют выбирать себе друзей и общаться с летописцами. Потому что величие Шнурова, конечно, еще и в том, что про него такая книжка есть, а ни про кого другого из тех, кто собирал стадионы в России в 21 веке, — нет. И пока не видно, откуда бы такой взяться.
(Элитной группе — элитные цены: в рознице книжка стоит совсем уж больших денег, впрочем, и представляя собой то, что зовут coffee table book. PDF сильно дешевле и тоже красивый.)
https://www.litres.ru/maksim-semelyak/leningrad-neveroyatnaya-i-pravdivaya-istoriya-gruppy-20-let-24160066/
Сложно было не прочитать что-нибудь по случаю юбилея революции — настолько он был закономерно вездесущ. Я в итоге пока освоил только «Октябрь» Чайны Мьевиля — в частности, потому что видел о нем комплиментарные отзывы, а вот нашумевшую книжку Зыгаря все мои друзья ругают (впрочем, возможно, все-таки и до нее доберусь — руки тянутся).
Мьевиля же и правда можно порекомендовать — правда, без всяких особых восторгов: это просто честная и дельная хроника 1917 года от января до октября. (Если что, я не читал ничего другого, что написано этим писателем.) По большому счету, так должен быть сделан хороший учебник истории — с вкраплениями ярких сценок, с четким изложением последовательности событий и причинно-следственных связей, с краткими экскурсами в контекст, без особых симпатий к одной или другой стороне конфликта. Ленин, Керенский, Корнилов и прочие герои того времени здесь раскрыты настолько, насколько их нужно раскрыть, чтобы понять логику развития событий; поэтому, например, второго и третьего куда больше, чем первого, — их действия в каком-то смысле куда более «странные», местами иррациональные; Ленин же действует четко исходя из обозначенной задачи, все его метания обусловлены тем, что способствуют достижению цели.
Понятно, что в погоне за четкостью неизбежно выпадают какие-то обстоятельства — иногда, вероятно, существенные. По большому счету, «Октябрь» есть главным образом история борьбы за власть в Петрограде — редкие вкрапления типа «а в это время в Азербайджане» дела не меняют и выглядят искусственно (похоже, автор просто читал книжку про Азербайджан и хочет поделиться узнанным); про повседневную политику Временного правительства, а также события на фронте непонятно толком ничего. Но, кажется, Мьевиль и не претендует на тотальность —и зато сохраняет объем, который никого не отпугнет. Для того, чтобы уложить в голове ход событий в 1917 году, — вполне вариант; за широким контекстом и интерпретациями — это к кому-нибудь другому.
На «Букмейте» книги пока нет, купить ее можно, например, здесь.
https://www.litres.ru/chayna-mevil/oktyabr/
Русских в Чечне живет меньше, чем людей в московском районе Арбат. Раньше было гораздо больше — но все поуезжали: сначала когда распался СССР, потом когда началась одна война, потом когда другая.
Тем не менее, русская жизнь в Чечне продолжается. Люди ходят в православные храмы и ищут могилы родных на русском (заброшенном) кладбище. Кто-то остался со старых времен, потому что не хотел отрываться от родной земли; кто-то начал приезжать уже в новую, богатую и страшную кадыровскую Чечню — дирижер, с нуля воспитывающий чеченских академических музыкантов и беседующий о Моцарте с замминистра МВД; бывшая пиарщица госкомпаний, ставшая чеченской чиновницей с номерами КРА через инстаграм. Это люди, которые сделали неоднозначный моральный выбор, но есть и другие — сельчане, которые делятся с соседями-чеченцами производительным кроликом; старушки, которые доживают свой век в Грозном и вспоминают своих мертвых.
В этом материале важна не только галерея портретов — очень, впрочем, яркая и жива. В какой-то мере он работает еще и на деэкзотизацию Чечни, усложнение нашего представления об этом регионе. Разумеется, Чечня воспринимается в первую очередь как территория террора — и в тексте есть и эта сторона. Но есть и другая: на территории террора тоже есть обычные люди — и их жизнь не исчерпывается кадыровщиной.
Очень хороший текст моей любимой Нины Назаровой и Лизы Фохт для «Би-би-си».
http://www.bbc.com/russian/features-42002686
Последнее время почему-то удаются неплохие, кажется, интервью. Пардон за несамокритичность!
Читать полностью…Осознав, что Тимати и Оксимирон выступают в «Олимпийском» буквально друг за другом, я подумал, что это уникальный шанс: во-первых, вот наглядное подтверждение тотальной победы хип-хопа над всей другой музыкой; во-вторых, когда еще увидишь двух идеологических антиподов в одинаковых боевых условиях?
В общем, сходил на оба концерта. Тимати, конечно, был позрелищнее. Оксимирон — поважнее.
https://meduza.io/feature/2017/11/07/timati-i-oksimiron-drug-za-drugom-vystupili-v-olimpiyskom-kto-byl-luchshe?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Давненько тут ничего не было; буду исправляться. Отчасти причина молчания в том, что за последний месяц мы выпустили на «Медузе» много классных материалов, и времени на то, чтобы писать еще и сюда, не оставалось. Поэтому начну с краткого дайджеста нашей нарративной продукции, которой тут еще не было и которую вы могли пропустить.
Текст номер раз из спецпроекта про блокчейн — про то, как непризнанные республики вокруг России пытаются внедриться в мир криптовалют. Абхазия, ДНР, Приднестровье — везде есть энтузиасты; в Абхазии и вовсе пытаются внедрить свою криптовалюту на государственном уровне. С одной стороны, парадокс (прорывные технологии v. государства-изгои); с другой стороны, сюжет еще и про то, что объединяет блокчейн и непризнанные республики: авантюризм.
Текст номер два из спецпроекта про блокчейн — очень душевный (трудно подобрать другое определение) репортаж про бывшего московского дельца и банкира, который заболел раком, уехал умирать в деревню и стал сначала фермером, а теперь и криптовалютчиком. Причем в отличие от многих подобных сюжетов, «колионы» — это не просто про пиар; их создатель Михаил Шляпников уже привлек более миллиона долларов инвестиций. Впрочем, самое важное тут не это, а портрет героя — веселого, противоречивого, остроумного, почвенного и какого-то очень русского.
Выдающийся материал про Березники — второй по величине город в Пермский области, построенный на калийных шахтах, который теперь из-за этих шахт проваливается под землю. Завораживающая метафора русской жизни, которая производит тем большее впечатление, что снабжена исключительным визуальным рядом: фото и видео тут не менее важны, чем текст.
Ну и текст про то, что случилось после того, как два года назад террористы взорвали российский «Аэробус» над Египтом. Если конкретнее — про то, как теперь живут родственники жертв, потерявшие детей, родителей, близких и друзей. Материал не только про боль, но и про то, как ее преодолеть, — и любви и надежды тут не меньше, чем ужаса.
Возможно, лучший текст, который я выпускал как редактор.
Полтора года назад я прочитал в журнале Texas Monthly текст про расстрел в университете Техаса — там в 1966 году снайпер забрался с ружьем на башню и довольно долго отстреливал людей; это был один из первых массовых шутингов в истории США. Текст, впрочем, был не столько про само событие, сколько про его последствия — и про конкретную женщину, которая была на восьмом месяце беременности, когда ее подстрелил снайпер, и потеряла ребенка: злосчастная пуля повлияла на всю ее дальнейшую жизнь.
Я тогда подумал, что это классный разворот: как большая история, событие в календаре влияет на конкретные человеческие жизни, меняет их на дистанции десятилетий. И даже вспомнил, что в 2017 году 55 лет событиям в Новочеркасске, к которым можно было бы применить ту же оптику. И даже пост в телеграме написал.
Потом я устроился работать в «Медузу», эта история долго лежала у нас в портфеле — и в конце концов за нее, к счастью, взялся Даня Туровский. В срок к дате расстрела мы не успели, но это, думаю, не беда — зато получился невероятной, головокружительной мощи материал с потрясениями на каждом повороте.
трудно выбрать любимую деталь, но когда я читал самый первый раз, меня особенно поразило вот это:
Милицейские записи об убитых выглядели примерно так. «Утром шел оформляться на другую работу. Сквозное огнестрельное ранение головы. Зевака». «4 месяца беременности. Травма грудной клетки с повреждением органов грудной клетки. Зевака». «Травма с повреждением костей черепа и вещества мозга. Зевака». «Сидел на дереве. Упал, как груша. Стал убегать, упал. Пуля вошла в затылок, вырвала часть лица. Зевака». «С друзьями пошли смотреть демонстрацию. Травма шеи с повреждением крупных сосудов. Убит из автомата. Активный».
Когда имеешь отношение к таким материалам, думаешь, что все не зря.
https://meduza.io/feature/2017/10/26/vtoraya-katyn
Еще одна дивная история из времен, когда английский футбол был другим, — почти как про безумного лебедя из «Суонси». Существует предание, что в 1994 году, когда Харри Реднапп тренировал «Вест Хэм», он однажды реализовал на практике принцип «сперва добейся». А именно: предложил поиграть за команду одному не в меру ретивому фанату, бесконечно ругавшему футболистов и тренера. И тот действительно вышел на поле.
Это действительно звучит как городская легенда — тем более учитывая, что видеозаписи того матча (это была предсезонная игра с «Оксфорд Сити», командой уровнем ниже; не решающий финал, прямо скажем) не существует. Однако эта история действительно произошла — и журналист специализирующегося на такого рода сюжета издания Howler подробнейшим образом воссоздал все обстоятельства этого инцидента. И то, каким тогда был английский футбол (премьер-лига была только-только создана), и то, каким были его зрители (Стив Дэвис к 1994 году был отцом двух детей и кормил семью, днями и ночами работая курьером, — а по выходным, разумеется, ходил в паб на районе выпить пива и посмотреть футбол), и то, кто в тот момент были основными игроками «Вест Хэма» и «Оксфорд Сити».
В общем, Стив Дэвис поехал на матч с приятелем; с самого начала стал выкрикивать какие-то грубости футболистам и тренеру; и в какой-то момент, когда очередного игрока «Вест Хэма» унесли с поля с травмой, Реднапп спросил его: «Эй, а ты играешь так же хорош, как говоришь?» На второй тайм в составе команды вышел уже Дэвис. И даже забил гол — описание этого момента тут совсем уж эпическое; как будто в замедленной съемке. А потом вернулся к своей обычной жизни — как будто ничего и не было.
Как всегда в таких материалах, тут масса грандиозных деталей; например про то, что в становлении английской фанатской культуры огромную роль сыграл стиральный порошок Persil купоны на скидки на железнодорожные билеты, — и это позволило тысячам подростков и студентов путешествовать на игры. А еще — интересный рассказ про то, как автор искал свидетельства произошедшего (и в итоге нашел — на микрофильме, погребенном в архиве Британской библиотеке) и главного героя: в 2011 году пожар уничтожил архив самого Стива Дэвиса, тот в печали начал искать истории про матч в интернете — и нашел запрос журналиста, и согласился на встречу.
Ну и уже упоминавшийся кикер тут тоже присутствует. В самом финале выясняется, что тот самый гол, который вышедший на поле фанат «Вест Хэма» забил «Оксфорду», был отменен. Там был оффсайд.
https://www.theguardian.com/football/blog/2013/sep/05/harry-redknapp-played-fan-west-ham
Одна из моих любимых профессиональных телег — про то, как важно задавать неожиданные вопросы к окружающему миру: именно из попыток на них обычно получаются выдающиеся журналистские материалы. Вот — яркий пример: про жизнь, смерть, идеи и наследие Осамы бин Ладена все более-менее понятно, но ведь у него была огромная семья, несколько жен и куча детей; как они переживали все приключения лидера «Аль-Каиды»? На этот вопрос подробно и увлекательно отвечает опубликованный The Guardian фрагмент книги двух британских журналистов.
Пересказывать здесь всю сложную генеалогию бин Ладенов тут было бы бесполезно, тем более конкретные имена не так важны для главного ощущения, которое остается от материала: что сын за отца отвечает далеко не только в тоталитарном обществе, но и — волей-неволей — практически при любых связанных с публичностью обстоятельствах (особенно, разумеется, когда эти обстоятельства такие, как у Бин Ладена). Первая жена основателя «Аль-Каиды» выходила замуж за богатого наследника, любившего футбол и быстрые машины, когда ей было всего 16, — и видела, как ее муж превращался в человека, объявившего глобальный джихад. Третья была детским психологом в Саудовской Аравии, консультировала сыновей Осамы, была старше него на семь лет и прекрасно понимала, за кого выходила замуж. Четвертой было 18 и она бесила остальных. Так или иначе, когда случилось 11 сентября, всем им пришлось пуститься в бега — кроме первой: она к тому времени вместе с одним из сыновей, которому не нравился образ жизни отца, ушла из семьи и уехала в Сирию.
Семья бин Ладена, постоянно разрастаясь (дети рожали внуков и так далее), много лет скиталась из одной страны в другую, из одного схрона в другой: то они жили в спартанских условиях на границе Афганистана и Пакистана, то много месяцев содержались в межеумочном статусе — то ли пленники, то ли гости — в Иране (в этой части есть мощная сцена, когда жены и дети бин Ладена устраивают голодовку, выкрикивая лозунги «Нам нужна свобода! Нам нужны права человека!»). Периодически кто-то не выдерживал и сбегал: одни — искать отца и вершить джихад; другие — искать родственников, не аффилированных с Осамой, и жить по-новому. Самая, пожалуй, впечатляющая сцена текста — бегство дочери бин Ладена Иман из иранского супермаркета, куда семью вывезли на прогулку: в одном из магазинов она быстренько переоделась в джинсы и блузку, сбежала, попросила мобильный у прохожего и позвонила дяде, с середины 90-х жившему в Саудовской Аравии. Когда семья вечером смотрела телевизор в своем доме-тюрьме, они увидели бегущую строку: «Иман в порядке, она добралась».
Поскольку текст — глава из книжки, он заканчивается телеграфным перечислением дальнейших судеб главных героев. Иман добралась до матери в Сирии и теперь живет в Саудовской Аравии; «бэбиситтер» бин Ладенов, переживший с ними большинство приключений, вернулся на родину в Мавританию. Еще три жены и их дети были с Осамой, когда его убили в 2011 году в Пакистане; большинство из них были депортированы в Саудовскую Аравию и живут в доме-тюрьме рядом с Джеддой; один — сын бин Ладена Хамза — теперь состоит в «аль-Каиде», США считает его «глобальным террористом».
https://www.theguardian.com/world/2017/may/06/osama-bin-laden-family-on-the-run-after-9-11
Еще один хороший текст на русском языке, опять же неновый — профайл рэпера Bahh-Tee на The Flow. Вряд ли читатели канала, не интересующиеся музыкой, когда-нибудь этого артиста специально слушали — но его песни вполне могли вам попадаться в магнитолах таксистов. В отличие от того же Фейса, Бахти — это, в общем, настоящее зло, действительно плохая музыка: лирика в духе той, что сочиняют троечники в десятом классе, бит с типовой грустной пианинкой, надрывно-душевные интонации, ну и так далее. При всем при том музыка уроженца Азербайджана Бахтияра Алиева, разумеется, пользуется широким спросом — и из этого материала выясняется, что, собственно, так и задумано и что «плохую» музыку Алиев делает сознательно, после чего почему-то проникаешься к нему некоторым уважением: все же цинизм как-то обаятельнее клишированной искренности.
Впрочем, материал ценен не только рассказом о бизнес-стратегии, но и хорошо описанными поворотами карьеры Бахти, объясняющими, почему он делает именно такие песни. Заниматься рэпом его вдохновила «Фабрика» с Тимати и Домиником Джокером, первый раз популярность он пытался завоевать, пробиваясь с группой на шоу «делаем деток » на MTV, потом рэпер учился в университете МВД, параллельно по ночам пробуя что-то записывать на студии Птахи (тоже, конечно, демонический персонаж), потом выложил на ютьюб клип на (ужасную) песню «Ты меня не стоишь» — и начал набирать популярность, постепенно дорос и до дуэта с Сергеем Жуковым из «Рук вверх», которому (и это тоже располагает к себе) Бахти респектует без всякого стеснения. Есть и крутые детали — оказывается, какие-то минусы Бахти покупал у будущего продюсера Ивана Дорна; оказывается, он очень на раннем этапе, еще до всяких видеоблогеров, начал заниматься монетизацией своего ютьюб-канала — причем вполне успешно; ну и так далее.
Ну и еще — у этого текста шикарный финал; ровно то, что по-английски называют «кикер»: одна удачная и точная деталь, которая во многом переворачивает впечатление от материала и заставляет долго вертеть его в голове.
http://the-flow.ru/features/bahh-tee-2017
Истории двух погибших в Сирии российских военных, написанные Полиной Еременко. Вроде бы на поверхности все понятно: гуманизация строчек в новостях; (удачная) попытка чуть получше понять, что за люди живут и умирают в рядах российской армии, которые воюют на чужой земле; личное измерение памяти. Но с этим текстом есть и еще одно обстоятельство, сильно его углубляющее, — это соположение двух не жизней даже, а смертей и отношений к этой смерти.
Первая история — молодого летчика Евгения Долгина — это как раз таки то самое личное измерение, близкое и пронзительное: истории любви и дружбы; будничная русская жизнь пополам с воздухоплавательной романтикой; эмпатизирующее знакомство с погибшим. А вот вторая — его как бы командира, полковника Ряфагата Хабибуллина — совсем другая: тут уже измерение общественное. Хабибуллину посмертно присвоили звание Героя РФ и по такому случаю в его родной поселок Вязовый Гай должны проложить асфальтовую дорогу; гибель Хабибуллина для его земляков оказывается не столько трагедией, сколько поводом для гордости. Здесь у смерти измерение не столько личное, сколько общественное, официозное и — особенно на контрасте с первой историей — это измерение оказывается пустым, фальшивым. Частная судьба Хабибуллина — не менее «настоящая», чем у Долгина — оказывается абсолютно заслонена массовым ритуалом, и это производит мощное и страшное впечатление: российское государство умеет дотянуться даже до мертвых.
(Текст апрельский — как я уже писал, у меня длинная очередь из рекомендаций, а пишу, когда доходят руки. Впрочем, силы материал не растерял, в отличие от редакции «Сноба», в которой уже нет ни Полины Еременко, ни ее редактора Егора Мостовщикова.)
https://snob.ru/selected/entry/123848
Технологии не стоят на месте: уже сейчас можно за несколько тысяч долларов заказать себя настоящего секс-робота, которая будет с вами шутить, флиртовать, ну и понятно что. Почему в женском роде? Потому что такова суровая реальность — некоторые производители даже пытались или пытаются производить и роботов-мужчин, но они, увы, почти не пользуются спросом. Зато если доплатить (вплоть до 50 тысяч долларов), у робота могут появиться рога или, например, густые волосы по всему телу. Всякие бывают у людей причуды.
Тема секс-роботов по понятным причинам очень рассказанная, но этот материал в The Guardian, пожалуй, собирает историю наиболее полно — разве что не рассказывая толком о том, кто же их все-таки заказывает (самая заметная гипотеза — это «очень одинокие люди»; ну да, неужели). Зато тут много подробностей о том, кто, как и с какими целями таких роботов происходит.
Для главного героя материала — Мэтта Макмаллена — их разработка — это в первую очередь научный эксперимент самого серьезного свойства, который, ну да, так уж вышло, финансируется людьми, которые хотят получить роботов для занятия сексом. Начинал свои разработки Макмаллен, вообще не думая ни о чем скабрезном; по первому образованию он художник — и исходно интересовался прежде всего тем, чтобы создать манекен, настолько похожий на человека, чтобы все его за человека принимали. Когда он начал выкладывать картинки своих произведений в интернете, его завалили сообщения: «А сексом с ними можно заниматься?» Макмаллен сначала пытался объяснять, что речь вообще не об этом, а потом понял, что это вообще-то идея. Сейчас его компания уже производит RealDoll — гиперреалистических секс-кукол, у которых тоже есть определенный искусственный интеллект, но главная разработка Макмаллена — робот по имени Гармония. В массовое производство она пока не запущена, но судя по описаниям в материале, она пугающе похожа на настоящую девушку; во всяком случае, она умеет шутить — в том числе полуругаясь, хотя и запрограммирована исключительно на то, чтобы доставлять владельцу удовольствие. Прямо как в сериале «Westworld», Гармонии можно задавать разные параметры поведения, увеличивая ее интеллектуальность или сексуальность. Когда к Макмаллену приехали корреспонденты CNN, он сделал ее посексуальнее — и робот в грубой форме потребовала от одного из журналистов увести ее в отдельную комнату; было неловко.
Есть тут и другие герои. Если у Макмаллена история примерно как в фильме «Ex Machina», то у Дугласа Хайнса — почти как в сериале «Черное зеркало»: он сначала создал искусственный интеллект, чтобы «общаться» с близким другом, погибшим в результате терактов 11 сентября, потом сделал робота-компаньона для своего парализованного отца, а потом понял, что его создания можно продавать — переформатировав их в секс-роботов. Правда, прототип его робота Рокси выглядел максимально неубедительно, но зато он хорошо хайпанул — и Хайнс утверждает, что уже сильно улучшил свою разработку, и даже продает ее за 10 тысяч долларов, и ее даже покупают, хотя саму улучшенную Рокси никто не видел.
Зато можно купить робота RealDoll, которых делает Роберто Карденас, создавая внешность своих говорящих кукол на основе реальных людей (например, стриптизерш). Тут другая история — выходец с Кубы, придумавший прибыльную идею и подписавший на ее реализацию своего дядю, защитившего диссертацию по кибернетике. Карденасу до реального продукта тоже еще далеко, но он с большим энтузиазмом смотрит на будущее своего проекта — и полагает, что в конечном итоге его роботы смогут не только заниматься сексом, но и, например, готовить и пылесосить (во всяком случае, таковы запросы его потенциальных покупателей).