Размашистая политическая панихида президентству Обамы в исполнении Дэвида «когда же это кончится» Рэмника (ну серьезно — вот чисто риторически даже странно, что тончайший профайл Коэна и совсем нетонкое такое пишет один автор). Очевидно, задумывался текст как торжественное политическое завещание — Обама поддерживает Хиллари Клинтон на митингах по стране перед выборами и затем передает ей ключи от Белого дома, — но не фортануло, и теперь это материал про то, как, скрепя сердце, действующий президент делает вид, что следующий президент — это нормально (а Рэмник делает вид, что избрание Трампа не является вердиктом избирателей Обаме — сам Обама, к его чести, все-таки вроде понимает, что это он и есть). Заканчивается все, кроме шуток, такой сентенцией: Америка — страна возможностей, это ее главный козырь, но это же, похоже, главная для для нее угроза.
Есть, впрочем, и интересное. Например, про двойные стандарты — значительная часть текста посвящена явно сочувственному обоснованию того, как Обама резко сменил риторику на примирительную, как только Трамп победил, — при этом хорошо вспоминать, как те же примерно люди прохаживались по Трампу и примкнувшим к нему, когда тот менял риторику в адрес проигравших и переметнувшихся оппонентов во время кампании.
Кроме того, из текста ясно следует, что за свое наследие Обама намерен бороться в том числе активной политической деятельностью в структурах Демократической партии — для которой это, пожалуй, хорошая новость. Более того: президент настойчиво говорит о «себе и Мишель», что может означать реальную перспективу карьеры для его жены, благо многие об этом, кажется, мечтают. Мне бы лично казалось малоприятным превращение Обам в политическую династию, но надо признать, что шансы избраться пусть не сразу в президенты, но как минимум в Конгресс у Мишель Обамы, конечно, немалые.
Еще интересна технологическая сторона вопроса. Судя по всему, последний разговор Рэмника с Обамой произошел вечером в пятницу недели выборов, то есть 11 ноября. Текст этот полностью уже висел на сайте The New Yorker в субботу, 19 ноября. То есть на обработку всей фактуры, написание и фактчек ушло в общей сложности восемь дней. Учиться, учиться и учиться.
А вообще, конечно, любопытно, как дальше будут складываться отношения Трампа с прессой. Сегодня уже случился скандал с отмененной, а потом назначенной заново встречей с редакцией The New York Times; поступают также возмущенные реакции на закулисную встречу избранного президента с представителями телеканалов — мол, Трамп все также пышет нелюбовью к журналистам и вопит, что все врут и против него. Очевидно, что впервые за долгое время американские медиа получили в качестве одного из главных своих объектов человека, который их открыто не уважает. И вопрос теперь в том, станут ли они уважать его, как того, кажется, требует профессиональный кодекс — или продолжат работать в режиме «отечество в опасности». Хотелось бы, чтобы случился первый вариант, конечно.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/11/28/obama-reckons-with-a-trump-presidency
Дочитал наконец «In Cold Blood» Трумена Капоте. Наверное, рецензировать классический роман тут было бы странно, так что будем считать этот пост скорее каминг-аутом — поздновато я за него взялся, конечно, — и рекомендацией: в Америке книгу много критиковали с пуристских журналистких позиций, и, конечно, понятно, что кое-чего Капоте там присочинил, но вообще-то с точки зрения глубины исследования темы и того, как детализация дает глубину, вещь совершенно образцовая и необходимая всем, кто хочет писать нарративные репортажи.
Для проформы все-таки укажу, о чем речь. В 1959-м году в маленьком городке в штате Канзас был жестоко убит местный зажиточный фермер со всей своей семьей: жена и двое детей-подростков. Убийство шокировало город, штат и даже попало в The New York Times, где его и углядел Капоте, давно хотевший написать что-то в жанре криминального расследований и немедленно отправившийся на местность (про историю создания книжки рассказывает, кажется, фильм «Капоте» — кажется, потому что я его дважды начинал и оба раза засыпал). Убийц поймали довольно скоро — ими оказались два бывших заключенных канзасской тюрьмы, безосновательно надеявшихся найти в доме жертв сейф с кучей денег (сдал их другой зек, который о жертвах им и рассказал). Их судили, вину свою обвиняемые не отрицали, обоих приговорили к смерти — и через пять лет повесили.
Банальная, в сущности, история, у которой заранее известны основные очертания (во всяком случае, в 2016 году сложно себе представить человека, берущегося за «Хладнокровное убийство», не зная, о чем это и чем дело кончится) и которую Капоте превращает в великий роман именно благодаря предельной детализации — особенно, конечно, удались сами преступники, а совсем особенно — завороживший автора Перри Смит, неглупый, незлой и в чем-то даже обаятельный ветеран корейской войны, страдавший приступами неконтролируемой злобы из-за тяжелого детства. Ну и все остальные тоже, конечно, — от семьи погибших до следователя, поймавшего убийц. Читал я по-английски, но и в русский перевод в минуты малодушия заглядывал — и думаю, что можно смело читать и его: меня немного смутила некоторая интонационная неточность в передаче речи Херба Клаттера (это и есть тот самый несчастный фермер) в самом начале, но она совсем мелкая и ничему не препятствует.
Посмотрел на днях благодаря хорошим людям документальный фильм «Forever Pure» — он довольно новый и в ближайшее время его можно будет увидеть только на фестиваля, но хочется верить, что в том числе и на местных, потому что кино хорошее, да еще и в каком-то смысле про Россию.
История такая. Есть в Израиле, в Иерусалиме футбольный клуб «Бейтар», у которого крайне преданные фанаты, — поскольку команда связана с сионистским движением и вообще историей еврейского государства. Обратная сторона этого феномена заключается в том, что, разумеется, фанатская база «Бейтара» — радикальные националисты, отчего ни одного араба в команде никогда не было, а на трибунах часто реет баннер «Чистые навсегда», пугающей напоминающий известно чьи лозунги.
Несколько лет назад «Бейтар» купил Аркадий Гайдамак — выходец из России с неоднозначной репутацией. Футбол Гайдамак, по его собственному признанию, совершенно по барабану, но ему нужно было политическое влияние, и «Бейтар» казался ему неплохой платформой для того, чтобы в итоге стать мэром Иерусалима. Благодаря инвестициям Гайдамака команда два года подряд становилась чемпионом — но выборы он проиграл и на четыре года фактически остановил инвестиции в клуб, за что болельщики его возненавидели. А тут, в 2013 году, Гайдамак возвращается и внезапно вывозит команду, которая снова начала показывать неплохую игру, на выставочный матч в Чечню. А после их возвращения к «Бейтару» присоединяется два чеченских игрока. Араба.
Рассказ о дальнейшем, пожалуй, будет спойлером — а это только завязка сюжета; далее режиссер, израильская журналистка-расследовательница, следует за командой и двумя ее новичками всюду — и переживает вместе с ними кучу драматических событий. Получается, пусть и просто сделанный, но очень мощный фильм, который одновременно и про спорт как веру, и про спорт как бизнес, и про современный Израиль, и про тоску по родине, и еще про много разных вещей.
Вот тизер «Forever Pure»:
https://www.youtube.com/watch?v=MBHnx6RmJJI
Смотрели сериал «Обмани меня»? Или фильм «Молчание ягнят», где следователям помогают искать маньяков психологи с выдающимися способностями? Так вот — сюрприз — это не просто выдумки голливудских сценаристов, а отдельная профессия. Люди, которые якобы умеют по разнообразным мелким деталям преступления определять уникальные особенности личности преступника, а также выводить на чистую воду лжецов по жестам и прочим особенностям поведения, называют себя профайлерами — и неплохо на своем ремесле зарабатывают. В том числе и в России.
Более того: эти самые профайлеры помогают расследовать реальные преступления реальным следователям. Изнасилования, убийства десятителетней давности — что угодно; хотя научность их методов, прямо скажем, спорная, экспертные заключения профайлеров регулярно привлекаются к материалам уголовных дел. Они читают лекции для сотрудников Следственного комитета, получают наградные грамоты от МВД, и так далее, и так далее. В общем, это какой-то совершенно удивительный мир, существующий в контексте российской правоохранительной системы, — иногда заявления профайлеров звучат, скажем так, сомнительно, но все это жутко интересно, прямо настоящее кино.
Большой репортаж Павла Мерзликина, среди героев которого — бывший протеже движения «Наши» и обнаруженный в подвале скелет убитого солдата.
https://meduza.io/feature/2016/11/18/rossiyskie-profaylery
Посмотрел «Gimme Danger» — документальный фильм Джармуша про The Stooges (именно и прежде всего так — Игги Поп режиссеру интересен постольку, поскольку он являлся частью группы). Вообще не могу сказать, что являюсь заведомым поклонником формата «один большой человек снимает кино про других»; иногда получается скучно. Но тут — хорошо, причем не потому что фактура жизни The Stooges была такой, что не соскучившись. Как раз вот этот миф про фактуру жизни Игги, братьев Эштон и прочих примкнувших, Джармуш если и не игнорирует полностью, то убирает как бы на задний план, жизненный фон: ну да, были наркотики, Нико приезжала к Игги в Детройт на пару недель, подружились с Боуи, снимали заброшенный дом вместе и торчали там непонятно с кем; но все эти истории имени прошу-убей-меня тут совсем не главное. Главное — музыка; в сущности, «Gimme Danger» посвящен прежде всего доказательству тезиса, что The Stooges были величайшей рок-группой на земле, — и доказательства предъявлены довольно убедительные. Сам Игги, Джеймс Уилльямсон и остальные из тех, кто дожил до съемок (некоторые, увы, скончались прямо в процессе), больше всего рассказывают именно про музыку: кто как играл и сочинял и почему именно так — и это страсть как интересно. Ну и сделано здорово — от параллельного монтажа воспоминаний Игги о повлиявших на него телешоу с самими шоу до обаятельных мультфильмов про разное.
Если что и резануло — пожалуй, затянутые разглагольствования явно загорелого и живущего миллионерской жизнью Игги о нонконформизме и антисистемности (особенно это бросается в глаза в эпизоде, где The Stooges принимают в Зал славы рок-н-ролла). Ни в коем случае не хочу обвинить кумира в лицемерии или чем-то таком, все по делу, на все имеет право, но выглядит как-то нетонко.
А фильм «Gimme Danger» можете посмотреть и вы — он на днях выходит в прокат, причем не только в Москве и Петербурге, но и по всей России, включая, например, город моей мечты Якутск (в смысле почему-то очень хочется там побывать); слава нашим друзьям из фестиваля Beat.
https://www.youtube.com/watch?v=ruqmemgLc2E
Неплохая история новых правых партий в Европе и того, как они совершили ребрендинг собственной идеологии; конкретно речь идет в основном о Франции, Дании и Голландии. Интонация, как водится во всех текстах про новых правых, несколько алармистская, но уж приходить в ужас или нет, каждый может выбрать сам — зато текст наглядно показывает, как Мари Ле Пен и ее коллеги в других странах сумели размежеваться с наследием антисемитизма и нацизма и перехватили традиционно левую повестку, оформив себя как политические силы, которые намерены защищать достижения прогрессивной европейской политики (права женщин и меньшинств, например) от новой угрозы в лице иммигрантов-мусульман. Похожи на левых они и с точки зрения экономической политики — эти тоже за велфэр, но с ограничениями и только для своих, и тоже против корпораций и банков. К этому всему, разумеется, присоединяются уже отработанные и эффективные механизмы атак на политкорректность — мол, за красивыми словами о дружбе всех со всеми политики прячут свое нежелание признавать реальную угрозу, — и умело созданный имидж не радикальных борцов за правду, а умеренных компетентных политиков, которые просто отдают себе отчет в происходящем. Ну и занятных исторических анекдотов тоже много — например, рост популярности новой правой партии в Голландии начался с того, что ее первого лидера, открытого гея, застрелил активист, выступающий за права животных (через пару лет после этого радикализировавшийся мусульманин застрелил режиссера Тео Ван Гога — и пошло-поехало).
https://www.theguardian.com/world/2016/nov/01/the-ruthlessly-effective-rebranding-of-europes-new-far-right?utm_source=esp&utm_medium=Email&utm_campaign=Long+reads+base&utm_term=198264&subid=17797629&CMP=ema-1133
Абсолютно великий профайл Леонарда Коэна в The New Yorker, написанный главный редактором журнала Дэвидом Ремником. Притом что — ну вот казалось бы, чего мы не знаем про Леонарда Коэна? А вот же — грандиозный текст, одновременно бесконечно грустный, ужасно смешной и чрезвычайно увлекательный.
Взять хотя бы с чего он начинается. Известно, что «So Long, Marianne» написана про реальную женщину, с которой у молодого Коэна были отношения на греческом острове Гидра и с которой он продолжал дружить все эти годы (история их отношений рассказана в тексте очень красиво — такие фаулзовские почти сцены греческой жизни). Этим летом Коэну пришла весточка, что его былая возлюбленная умирает от рака. Он написал ей письмо — в материале приводится его полный текст, одновременно спокойный и душераздирающий; разговор о смерти умных людей, у которых она уже стоит на пороге. Через два дня Мэриэнн умерла, слушая, как ее близкий друг напевает ей «Bird on the Wire».
И так — всю дорогу: сценки, детали, сюрпризы. Отдельная часть посвящена взаимоотношениям Коэна и Дилана — собственно, Рэмник попросил Дилана изложить, что он думает о коллеге-сопернике, и Дилан крайне подробно, в нескольких прекрасно написанных абзацах объяснил, почему Коэн — великий мелодист. Еще есть феерически смешной момент, когда Коэн вспоминает, как съел ЛСД, чтобы взбодриться во время концерта в Иерусалиме, который никак не получался, — и вся аудитория в его голове превратилась в одного еврея, который говорил: «Ну что ты еще мне можешь показать, чувак? Я многое повидал, и это как-то не трогает!» (концерт в итоге так и пришлось прервать). Еще — история про то, как Рэмник с коллегой случайно опоздали на встречу с артистом (все они проходили у Коэна дома, тот неизменно встречал их в костюме), за что тот дико их отчитал, попутно напомнив, что ни у кого из них нет свободной воли, на самом деле. Пунктиром рассказываются все важнейшие сюжеты из жизни Коэна: литература, женщины, музыка, боязнь концертных выступлений, алкоголизм, годы, проведенные в буддистском монастыре, увлечение всеми религиями сразу — но скорее как дисциплиной тела и духа, чем как системой верований, суд со своим менеджером, которая украла у него все, возвращение к музыкальной деятельности и так далее, и так далее.
В прессе уже появились заголовки вроде «Леонард Коэн: «Я готов к смерти» — и он действительно произносит эту фразу, и текст вообще во многом про отношения Коэна со смертью. Выясняется, что концерты конца 2000-х-начала 2010-х, на которых некоторым из нас посчастливилось побывать, точно были его последним туром — и не факт, что здоровье вообще позволит ему когда-либо выйти на сцену. Новый альбом, судя по всему, будет во многом завещанием. Но при этом отношения со смертью у Коэна тоже довольно удивительные. Какие-то философские, почти дружелюбные. Заканчивается материал, например, таким пассажем: мол, всю жизнь он слышал какой-то внутренний голос высшего существа, которое говорило ему, что он что-то делает не так. «А теперь, — рассказывает Коэн, — этот голос говорит: "Леонард, просто продолжай заниматься тем, чем должно". Он больше не говорит: "Ты все проебал". Это очень успокаивает.»
Правда, потрясающей силы материал. Я вот, честно говоря, записи Коэна, начиная с начала 80-х, не люблю совсем (впрочем, это отдельная тема — то, как Коэн по сути придумал звук русскому шансону); даже последние альбомы мне кажутся, по большому счету, прежде всего скучными. И местами, на мой вкус, Рэмник немного чрезмерно восхищается коэновской поэзией. И тем не менее — в целом материал ошеломляет довольно сильно. И конечно, хочется немедленно все переслушать — и «So Long Marianne», и «Dress Rehearsal Rag», и «Famous Blue Raincoat», и «Lover Lover Lover», и, конечно, «A Singer Must Die», и обязательно — «Who By Fire». Так и поступим.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/10/17/leonard-cohen-makes-it-darker
Написал про Коэна. Вообще, конечно, сложные это вызывает чувства. Вроде бы человек сам подробно и отчетливо попрощался — и в альбоме, и в недавнем материале The New Yorker. И ушел так, что, ну, дай бог каждому (интересно, что, как оказалось, Коэн умер еще в понедельник, но объявили об этом только сегодня — в этом, конечно, тоже есть понятный элемент театральности). И вроде бы его пластинки после 78-го года я не переслушиваю никогда. Но все равно ощущение, что что-то важное закончилось. Хорошо, что я успел побывать даже на двух его концертах; в тексте об этом немного есть:
«Мне посчастливилось увидеть его дважды — в 2008 году в Копенгагене и в 2010-м в Москве, — и, насколько я помню, концерты эти были почти одинаковыми: Коэн в одни и те же моменты снимал шляпу, прижимая ее к сердцу, падал на колени и даже шутил в паузах одни и те же шутки. Впрочем, никакого рыночного автоматизма в этом не было, зато была неумолимая логика чувств, которую большое искусство умеет превращать в рефлексы: так моя мама плачет каждый раз, когда слышит «Метель» Свиридова.»
Ну и про все остальное важное тоже — женщины, поэзия, вера, утешение; постарался кое-как сформулировать.
https://meduza.io/feature/2016/11/11/vera-beznadega-lyubov?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Прошу прощения за долгий простой — было очень много работы, а в перерывах читаю опять книжку. Так или иначе, вот — перед завтрашним — итожащий последние полтора года в американской политике текст. Не то чтобы там много нового по отношению к уже сказанному, но цикл нужно было закончить, а основные тезисы — уложить в голове.
http://carnegie.ru/commentary/?fa=65044
В начале августа мы на «Медузе» (у которой, кстати, сегодня день рождения, ура!) опубликовали материал Ильи Азара про последствия неудавшегося государственного переворота в Турции. По ряду причин он был устроен как пьеса — полтора десятка жителей Стамбула (и не только его) рассказывали, что произошло в роковую ночь и что происходит теперь. Из материала создавалось впечатление, что турки то ли коллективно сошли с ума, то ли крайне запуганы — потому что все, включая оппонентов Эрдогана, говорили, что переворот совершили сторонники исламского просветителя Гюлена, который на деле вовсе не просветитель, а узурпатор, и готовил смену элит в своих многочисленных школах несколько десятилетий.
Все это дико смущало, и я, конечно, задним умом ждал, когда какое-нибудь основательное западное издание объяснит, что же произошло. И вот две недели назад материал про переворот и про Гюлена вышел в журнале The New Yorker. Неосновательным его не назовешь: автор добивался встречи с живущим в Америке Гюленом несколько лет (и все-таки добился, хотя просветитель был не очень здоров, побубнил журналисту что-то скучное сорок минут и был таков), много говорил с разными немаловажными турками и до, и после переворота, ну и так далее. И что мы видим? Результат абсолютно такой же. То есть самые разнообразные источники подтверждают: да, гюленовский проект только кажется безобидным и благонамеренным — а на самом деле они все это время готовились взять власть, подменяли руководство армии и образования, и если бы Эрдоган это не начал вовремя останавливать, сбив планы гюленовцев, вероятно, добились бы своего.
С ума сойти, конечно.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/10/17/turkeys-thirty-year-coup
Полезный материал про западных новых правых — в данном случае про лидера немецкой антимигрантской партии «Альтернатива», стремительно набирающей электоральную силу. Лидера зовут Фрок Петри, она родом из восточной Германии и имеет высшее химическое образование, которое позволяет ей виртуозно спорить с оппонентами по поводу глобального изменения климата: зачастую собственно механику этих изменений Петри знает куда лучше. Ну и вообще — эта умная и умеренно харизматичная женщина (слишком харизматичных в немецкой публичной политике по историческим причинам не любят), как водится, наглядно опровергает стереотипы про то, что за новых правых голосуют исключительно деклассированные нацисты (примерно таковы лозунги протестующих против «Альтернативы» — они называют Петри «Адольфиной»); все сложнее.
Текст подробно объясняет, как Ангела Меркель своим чрезмерным энтузиазмом по поводу мигрантов сама придала ускорение «Альтернативе» — и как ее ХДС и сама теперь поворачивает вправо, усваивая кое-какую риторику конкурентов. Автор также рассказывает о тех, кто новую партию поддерживает — и о том, что успех «Альтернативы» во многом объясняется тем, что немцы снова хотят гордиться собственной нацией, а историческая травма вины и стыда вокруг нацизма постепенно сходит на нет. Все опять сложно: с одной стороны, антииммигрантская риторика и нападения на беженцев более заметны в бедных городах бывшей Восточной Германии; с другой, Германия и правда не очень хорошо справляется с тем количеством беженцев, которое она приняла до нового договора с Турцией, — и особенные трудности возникают с ассимиляцией.
В общем, не сказать, что тут есть что-то умопотрясающее, но в голове уложить полезно. Отдельно отмечу, что где-то на середине текста автор (мужчина) отправляется с героиней и ее помощником в спа. Вот это я понимаю — уровень доступа.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/10/03/the-new-star-of-germanys-far-right
Любящий конспирологические теории канал Красный Сион выступил с претензиями (/channel/redzion/1996) к тексту про Уганду. В этой связи я изменю правилам канала и опубликую небольшое опровержение:
1. Автор материала не является прихожанкой ни центра «Восстановление», ни какой-либо другой евангелистской церкви. Это заявление — просто неправда.
2. Тезис, что это «та же самая церковь», которая фигурирует в документальном фильме «Бог любит Уганду», также неверен. Обе церкви являются евангелистскими, но считать их одной и той же организацией — невежество: в мире существуют сотни, если не тысячи, евангелистских церквей с довольно разными платформами, ритуалами и прочими атрибутами (например, к таковым принадлежат и баптисты, и пятидесятники). В разных странах существует организации, обеспечивающие коммуникацию между разными евангелистскими церквями, но это не отменяет того, что церкви разные.
3. Разумеется, гомофобия в Уганде — это огромная проблема, к которой имеют прямое отношение и консервативные христианские организации, в том числе западные, и местное государство, раздувающее ксенофобию в политических целях. Очевидно, тот факт, что у людей, с которыми героини были знакомы через церковь, нашелся в Уганде знакомый пастор, обусловлен тесными связями евангелических миссий со страной, частью каковых связей является и гомофобная идеология, и об этом можно было упомянуть в тексте. Вместе с тем центр «Восстановление», хоть и не отличается либеральной позицией по отношению к ЛГБТ, не поддерживает смертную казнь гомосексуалов и их принудительное лечение (информация от пастора церкви), а заведомо подразумевать, будто несколько российских девушек, работающих в Уганде с детьми из бедных семей, на самом деле ездят туда распространять гомофобию, довольно странно.
(Простите за внимание.)
Прошу прощения за раздражающие технические накладки — пытаюсь освоить способ чуть более прогрессивно верстать посты, получается не без труда.
Кому интересно — вот тут инструкция, кстати: http://mediaskunk.ru/2016/10/telegram-crunches/
Очередной отчет о состоянии американской президентской кампании на Карнеги — под условным названием «Она развалилась». Трамп, похоже, все, и старик приложил для этого больше всех усилий.
http://carnegie.ru/commentary/?fa=64848
Так выглядит обложка «Мертвой руки» — к сожалению, ее нет ни в Bookmate, ни на Litres, да и в бумажном виде мало где осталась
Читать полностью…Африка — континент, где государственные перевороты случаются чаще, чем где-либо еще; Западная Африка — часть континента, где эти перевороты случаются еще чаще. Едва ли не самый хрестоматийный и комичный случай такого рода произошел в Сьерра-Леоне в 1992 году, когда солдаты, не получавшие зарплату, пришли бунтовать в город — и, войдя в президентский дворец, обнаружили, что президент готов им сдать власть. Так во главе государства стал Валентин Страссер, 25-летний капитан, который до того был известен разве что своими впечатляющими победами на танцевальных конкурсах.
Поначалу граждане дико любили Страссера и его однополчан, которые пообещали восстановить демократию и наладить экономику (кроме того, новый глава государства устроил дискотеку прямо в своей резиденции, якобы провозгласил день рождения Боба Марли государственным праздником и думал сделать государственным гимном диско-хит); через несколько месяцев, когда новое правительство расстреляло на пляже несколько десятков человек, якобы замышлявших очередной переворот, популярность Страссера начала снижаться; в итоге его под дулом пистолета отлучил от власти собственный заместитель (Страссер вообще был, хоть и представительный, но довольно застенчивый). Потом бывший вождь пытался учиться в Англии — но его прогрессивные земляки, оказавшиеся в том же университете, протестовали против обучения диктатора на деньги британских налогоплательщиков; тогда он начал сильно пить и чуть ли не побирался на улицах Лондона.
Собственно текст тоже с интересной историей — журналистка сидит в Сьерра-Леоне летом 2014-го в разгар эпидемии эболы и начинает искать Страссера, чтобы отвлечься от мыслей о том, что она скоро умрет мучительной смертью (уехать из страны в тот момент нельзя — закрыты и сухопутная, и воздушная граница). В конце концов она его находит и выпивает с ним в его любимом баре — впрочем, нынешняя жизнь бывшего властителя, который теперь живет с мамой и ничем особенно не занимается, все-таки менее интересна, чем анекдоты о его бурном прошлом.
https://www.buzzfeed.com/monicamark/what-do-you-do-with-your-life-after-youve-already-been-the-w?utm_term=.lxlzdjVBp#.bulLE9VDp
Помните нашумевший документальный сериал «The Jinx»? По его завязке — когда главный герой Роберт Дерст приходит на премьеру фильма по мотивам собственной жизни — можно было бы подумать, что сделал его режиссер художественного кино, но вообще-то Эндрю Джерецки снимал документальные картины и до «The Jinx» — причем не хуже. Во всяком случае, я вчера посмотрел картину «Capturing the Friedmans», и она в каком-то смысле даже интереснее сериала про Дерста.
Завязка, в общем, довольно банальная. Тихий богатый городок на Лонг-Айленде; счастливая на первый взгляд семья: папа-учитель, преподающий в школе и на дому, мать, трое сыновей, все живут душа в душу — пока отца не ловят на том, что он выписывает из Европы журналы с детской порнографией. А потом — на том, что он и его младший восемнадцатилетний сын якобы творили с учениками, приходившими к ним домой учиться компьютерной грамоте, черт знает что; ну то есть — насиловали, многократно, в самых извращенных формах.
В принципе, такого рода историй много, они всегда шокируют, но все похожи друг на друга. Однако «Capturing the Friedmans» сделан блестяще именно с режиссерской точки зрения — потому что как только зритель убеждается в одной версии событий, ему сразу предъявляют не менее убедительную альтернативную, и так всю дорогу. Вот свидетели, которые рассказывают о своих травмах, — а вот оказывается, что вспомнили они о них под гипнозом, что вообще-то очень спорный метод добывания доказательств; вот несколько приятных людей, в один голос доказывающих, что ничего такого быть не могло, — а вот признания отца семейства, что его с юности влекло к десятилетним мальчикам; ну и так далее. При этом сделано все максимально спартанскими методами — денег у Джерецки особенно не было, зато ему повезло с тем, что у семьи Фридманов сохранились часы и дни домашней документальной хроники за несколько десятилетий; от этого фильм одновременно похож на расследование и любительское видео.
Получается в итоге не только рассказ про одну несчастливую американскую семьи, но и более общий сюжет и про неумолимость американского правосудия, и про то, как работают общественные истерии (тут — вокруг педофилии; не самая чуждая России тема, кстати). И выводы зрителю предстоит делать самому — в отличие, скажем, от создателей «Making A Murderer», Джерецки внутри картины не занимает никакой определенной позиции; задает вопросы, но не дает на них собственных ответов (хотя, если поисследовать контекст, выясняется, что сам он, видимо, был уверен в невиновности как минимум Фридмана-младшему).
А еще «Capturing the Friedmans» можно просто так взять и посмотреть на ютьюбе целиком, даже качать ничего не надо.
https://www.youtube.com/watch?v=UaatTnsx9-s
Профайл Коэна, который я тут уже много раз нахваливал, перевели на русский. Почитайте, кто еще не (с поправкой на то, что по-английски, конечно, это написано лучше).
http://lechaim.ru/events/the-new-yorker-leonard-koen-eshhe-mrachnee/
Последний эпизод моего аналитического сериала про американские выборы — кто бы мог подумать год назад, что этот финал будет таким.
Впрочем, не все так страшно — судя по всему, администрация Трампа при всей эксцентрике нового президента может оказаться вполне системной. Другое дело, что с прогрессивными инициативами в области миграционной политики и глобального изменения климата можно попрощаться. Ну и Обаму жалко.
http://carnegie.ru/commentary/?fa=66124
Есть в России такой прокурор — Мария Семененко. Вы о ней когда-нибудь слышали? А между тем, она выступает сейчас гособвинителем на процессе об убийстве Бориса Немцова. А до того вела процесс Тихоновой и Хасис. И суд над предполагаемым убийцей болельщика «Спартака» Егора Свиридова. И суд по делу об убийстве Анны Политковской. И процесс «битцевского маньяка» тоже. И вообще почти все громкие дела, которые разбирает суд присяжных.
Иными словами, по факту Семененко — главный прокурор страны, но о ней толком ничего не известно, и интервью она давала полтора раза в жизни. Мы решили исправить эту странную ситуацию: наш спецкор Илья Азар поговорил (точнее, попереписывался) с самой Семененко, с ее бывшими оппонентами в суде, с присяжными, которые участвовали в ее процессах, — и рассказал профессиональную биографию прокурора. Получилась не только история конкретного гособвинителя, но и мощный рассказ про то, как вообще работают суды присяжных в России. Работают, прямо скажем, странно. То есть если обвинению коллегия чем-то не нравится — ее просто берут и заменяют. Ну и масса занятных историй, из которых складывается сложная и тревожная картина.
Почитайте — таких людей надо знать: именно они определяют лицо российской правоохранительной системы.
https://meduza.io/feature/2016/11/14/glavnyy-prokuror-rossii
Жуткий репортаж из Венесуэлы, в которой экономический кризис одновременно с конституционным, правительство объединяется с уличными бандами, чтобы контролировать граждан, и показывает иностранным корреспондентам потемкинские деревни в больницах, в то время как ресурсов зачастую не хватает даже на самую простую помощь или анестезию. Больницы охраняют солдаты, у которых у самих большие проблемы с деньгами, так что коррупция повсеместна. Уровень преступности зашкаливает — по некоторым подсчетам он самый высокий в мире. В одном из эпизодов материала журналист сам вынужден прятаться в каком-то кафе, когда слышит звуки уличной перестрелки в довольно благополучном с виду провинциальном городке; через десять минут люди в кафе продолжают есть и болтать, как будто ничего не произошло. Ну и прочие страсти.
Разумеется, присутствует исторический контекст: как предыдущий венесуэльский центристский режим постепенно оторвался от народа и сам погряз в коррупции; как в 1992-м полковник Уго Чавес попытался совершить военный переворот, сел за это в тюрьму, но сильно впечатлил сограждан, и когда вышел, легко выиграл выборы; как государство Чавеса, очень талантливого популиста, было построено на получении народного мандата на все (Чавес выигрывал все голосования, включая референдум о его отставке в 93-м), а также на контроле за инакомыслящими и построению экономических связей с близкими по духу государствами вроде Кубы. В Венесуэле по-прежнему много сторонников и поклонников Чавеза, которые винят в бедах страны Америку и корпорации вроде Polar — большой продуктовой компании, которую бесконечно прессует государство, из-за чего в стране возникают перебои с едой.
При этом у нового президента Мадуро, бывшего водителя автобуса, чавезовской харизмы нет, и в случае проведения референдума о его отставке он наверняка проиграет — из-за чего правительство использует самые разнообразные методы, чтобы его не проводить. Со свободой слова тоже проблемы — отдельная главка посвящена главной независимой газете и тому, как на нее нападают и как ей мешают печатать тиражи в стране. В это время в столице Венесуэлы Каракасе проводятся миллионные демонстрации против правительства (хотя треть населения не поддерживает ни Мадуро, ни оппозицию), а в самой стране чудовищная инфляция, усугубляемая искусственным курсом доллара, который был установлен государством (отсюда черный рынок огромных размеров), и проблемы с экологией, вызванные безответственностью при добыче нефти.
Все это, конечно, звучит предостережением — особенно учитывая рассказ про то, как Чавес сумел улучшить благосостояние населения и пустил деньги на соцпрограммы, но при этом увеличил зависимость экономики от нефти, что в конечном счете Венесуэлу и погубило. И отдельно приятен пассаж, четко обозначающий, что винить во всем социализм антиисторично, потому что проблемы с коррупцией и даже с едой были и до Чавеса, и вообще слабость законов и хищное государство — это не следствие конкретного общественного строя, а общий диагноз. Но читаешь все равно с некоторым сомнение: больно уж все плохо; начинаешь подозревать, что должна быть и вторая (третья) точка зрения, которая тут не представлена. Вот вам и следствие президентской кампании в США — начинаешь не доверять привычным источникам информации.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/11/14/venezuela-a-failing-state
Ну и еще раз продублирую ссылку на текст Рэмника. И так один из лучших материалов, которые я в этом году читал, а теперь еще какое-то дополнительную мощь обретает.
Читать полностью…А вот текст дня, а может, и не только дня (как я когда-то писал в другом издании). Наш спецкор Даниил Туровский провел максимально глубокое, учитывая секретность российских органов, расследование того, как Министерство обороны создает «научные роты» — а на самом деле, кибервойска — для того, чтобы искать уязвимости в программах и (потенциально) взламывать государственные сайты и критическую инфраструктуру других стран.
В программе: покупавший хакерское оборудование человек из ФСБ, ныне отвечающий за информационную безопасность в МТС (вспоминаем историю с оппозиционерами, у которых взломали «Телеграм»); сериал на канале «Звезда», созданный для продвижения «научных рот»; долгая история хакерских нападений на страны, у которых были в момент атаки конфликты с Россией; а также разбор методов взломавших Америку Fancy Bear — из которого следует, что наиболее логичным объяснением их стратегии является то, что они сидят на госзарплате.
Ну и на закуску: В ответ на запрос о посещении научной роты и интервью с военными представитель Минобороны перезвонил корреспонденту «Медузы» и сообщил, что ведомство никому их не показывает и никому о них не рассказывает, «чтобы никто не мог узнать, как мы их можем применить». «Эта тема закрыта такими органами, как федеральная служба… следующая буква „о“ и ФСБ, — добавил представитель ведомства. — Не рискуйте дальше ничего делать, не ставьте на себе прицел».
В общем, надо читать.
https://meduza.io/feature/2016/11/07/rossiyskie-vooruzhennye-kibersily?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Объявление! В ближайшую субботу участвую в дискуссию про роль интернета в современной жизни (о как), которая пройдет в кинотеатре «Фитиль» после показа любопытного и неожиданно смешного фильма Вернера Херцога «О, Интернет! Грезы цифрового мира». Официальная тема диспута — Нужно ли бояться технологий, а главное — помимо меня там будут куда более интересные и понимающие люди, например, Андрей Солдатов, едва ли не лучше всех в стране разбирающийся в деятельности спецслужб (в том числе в сети), и легендарный человек из «Яндекса» Андрей Себрант.
В общем, Херцога поглядеть правда стоит — это неоднозначный, но любопытный фильм, — а потом можно и нас послушать.
https://www.facebook.com/events/1785401118396946/
Кстати о новых правых — довольно душевный и честный текст про завязанный на угольной индустрии штат Западная Вирджиния, который примерно единогласно поддерживает на грядущих выборах Дональда Трампа. Автор исходит из гуманистической перспективы (The perception that people in West Virginia are voting for Trump because they are racist or ignorant is significant, though, since it’s one of the reasons they’re voting for Trump in the first place) — и ставит себе задачу честно разобраться в том, почему семейные работяги, рабочий класс и даже местные социальные активисты все поддерживают человека, которого либеральные элиты считают угрозой демократии.
Получается познавательное исследование характеров, экономики (в Западной Вирджинии боятся проэкологической программы демократов — люди думают, что они совсем останутся без работы, потому что от угла окончательно откажутся), а также гения места: например, тут есть прекрасная формулировка про то, что люди совсем необязательно хотят укрепления границ, потому что они ксенофобы, — иногда это желание может быть связано со стремлением принадлежить к более тесной и связной группе, чем все человечество, и именно так, похоже, все устроено именно в Западной Вирджинии, где у людей вообще очень сильное чувство дома. Ну и вообще здесь много очень симпатичных героев, которым — особенная редкость в материалах про сторонников Трампа, обычно подразумевающих, что людей заставляет сделать такой чудовищный выбор их бедственное положение — совершенно не требуется сочувствовать; они относительно успешные, неглупые и рассудительные.
И это все, конечно, поразительно — еще и потому, что колоночная часть что журнала, что сайта The New Yorker давно превратилась в бесконечную анти-трамповскую пропаганду, где его только что не матерят, да и в репортажной части журнала был всю дорогу заметный перекос (так, чуть ли не про каждого ключевого члена трамповского штаба вышел отдельный профайл — ни один из них не был комплиментарным; про людей, обеспечивающих кампанию Клинтон, текста не было, кажется, ни одного). Ну лучше поздно, чем никогда; или лучше иногда, чем никогда. Еще некий текст с похожим пафосом — мол, хватит экзотизировать сторонников Трампа и выставлять их расистами, — недавно был в The Guardian, но до него я пока не добрался.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/10/10/in-the-heart-of-trump-country
Сейчас тут будет небольшой дайджест самых интересных материалов The New Yorker за последний где-то месяц — подчитал пропущенные номера.
Вот первый — Доктор Хаус в реальной жизни и в каком-то смысле о лимитах журналистики (про похожий случай я недавно писал в отношении нью-йоркеровского же профайла создателя ресторана, места в который якобы забронированы до 2025 года). Сотрудница британского пенсионного фонда Анна Линдси весной 2005-го вдруг ощутила, что свет — дневной, электрический, любой — причиняет ей боль: кожа начинает невыносимо гореть, и спасает только темнота. Сначала болело только лицо, потом начало жечь все тело — а врачи не помогали (точнее, один дерматолог, к которому Линдси сходила и который предположил, что ее болезнь обусловлена психосоматическими причинами, чем дико разозлил пациентку). В результате Линдси уволилась, переехала в загородный дом к своему будущему мужу (вскоре они поженились) и следующие десять лет провела преимущественно в темной комнате без единого источника света, лишь очень изредка, в сумерках выходя в другие помещения дома и уж тем более на улицу. Через десять лет вышла виртуозно написанная автобиография Линдси, которая быстро стала британским бестселлером. Сама Линдси говорит, что качество и специфика ее письма обусловлены тем, что в темноте она не могла даже слушать музыку (потому что та сразу ввергала ее в истерику), а потому оттачивала собственные слова и воображение.
Анна Линдси — это псевдоним, ни своего имени, ни места жительства больная писательница не разглашает, опасаясь за свою приватность и безопасность (а если кто воспользуется ее болезнью, чтобы днем ограбить дом?). Журналист The New Yorker договорился с издательством о том, что ему настоящее имя сообщат, поговорил с бывшими коллегами Линдси и ее родственниками, а также побывал у нее в гостях. Кроме того, в материале есть обстоятельный рассказ о предыдущих кейсах чрезвычайной чувствительности к свету (один из них — жена бывшего канцлера ФРГ Гельмута Коля) и высказывания врачей, ни один из которых Линдси не обследовал, — она все эти годы отказывается ехать к доктору, мотивируя это тем, что визит неизбежно причинит ей огромную боль, а толку в нем будет мало, — но многие говорят, что никогда таких экстремальных случаев не видели и высказывают сомнения; хотя да, история дерматологии знает похожие случаи, и нередко они связаны с психологическими причинами, которые Линдси продолжает отрицать, указывая на свое безмятежное детство и счастливое семейное положение.
В гостях у пациентки все тоже оказывается странно: Линдси сама открывает журналисту при свете дня и объясняет, что ее состояние недавно чудесным образом улучшилось, — она даже иногда выезжает с мужем на автомобильные прогулки. Есть и еще много подозрительных подробностей: например, ее мать оказывается поклонницей довольно сомнительных методов самолечения, придуманных бывшим теннисным тренером, объявившим себя реинкарнацией Леонардо да Винчи, и недавно запостила на одном из интернет-форумов рассказ о том, как она избавилась от заболевания кожи, написанный от имени заболевания; например, у нее странные отношения с Томасом Харди, любимым писателем ее покойного отца; например, в какой-то момент она объявляет журналисту, что уже придумала следующую книгу, — это будет художественная антиутопия.
Лимиты журналистики тут при том, что до самого конца включительно мы так и не понимаем, что все-таки случилось с Линдси и насколько «реальна» ее болезнь, — сомнение в версии, которую автор книги так настойчиво предъявляет читателям, определенно появляется, но фактов недостаточно, чтобы сделать выводы. Пользуясь образным рядом самого материала — в этой темной комнате по итогу прочтения текста появляются кое-какие источники света, но достаточно их только для того, чтобы увидеть смутные тени.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/09/26/a-decade-lived-in-the-dark
В июле, когда я только начинал работать редактором спецкоров в «Медузе», мне написала девушка по имени Олеся Остапчук и предложила написать историю про Street Temple — компанию московских девушек, которые по собственному желанию и без всякой формальной структуры занимаются благотворительностью по всему земному шару, помогая не только детдомовцам из Калужской области, но и жертвам гражданской войны в Уганде.
Три месяца спустя из этого получился вот такой материал про людей, для которых религия (и конкретно небольшая протестантская церковь в Москве, которая проводит свои службы в рок-клубе) оказывается в первую очередь способом помочь другим людям, — причем максимально увлекательными и захватывающими способами. Это почти приключенческий роман: побег на мотоцикла от коррупционеров в Уганде; просвещение детей в криминальном районе Чикаго с помощью брейкданса; свадьба под хип-хоп, на которую героиня приглашает незнакомого уголовника, только что вышедшего из тюрьмы — и так далее, и так далее. К новостной повестке материал, конечно, особого отношения не имеет — зато это настоящая живая жизнь, про которую местами даже не верится, что она происходит в Москве. Почитайте.
https://meduza.io/feature/2016/10/17/afrika-na-tvoih-rukah
Прочитал на прошлых выходных «Авиатора» Евгения Водолазкина. На середине книги было неприятное ощущение «зачем я это делаю» (и роман действительно не без изъянов — скажем, вторая часть написана как дневник трех разных героев, но разговаривают они, в общем, одним и тем же голосом), но к концу все вырулило в вещь равно трогательную и осмысленную. Как было понятно еще по «Лавру», Водолазкина в первую очередь интересует язык; как становится совсем понятно по «Авиатору», язык его интересует не с формально-экспериментальной точки зрения, а как одновременно самый надежный и безнадежный инструмент хранения памяти. В «Авиаторе» это очевиднее и отчетливее, например, потому что никаких собственно языковых выкрутасов тут нет, хотя могли бы быть — по сюжету главного героя, которого в 1930-х заморозили на Соловках в рамках научного эксперимента, размораживают в 1999-м, но говорит и пишет он почти так же, как его новые знакомые из современности (хотя мог бы, конечно, по-другому). В «Авиаторе» вообще много чего значимым образом нет — скажем, с таким сюжетным поворотом явно напрашиваются разговоры о судьбах России, но они тут появляются как бы исподволь, помимо главного, а о России 99-го (значимый вообще-то для современности год) не сказано толком ничего.
А что есть? Ну вот о том, что есть, в сущности, и книга. О частной, мелкой как памяти как самой достоверной и (снова парадокс) самой обманчивой. Об одновременной индивидуальности и обобществленности языка. О том, что, возможно, и пресловутые судьбы России имеет смысл рассматривать через уничтожение частного и мелкого в пользу глобального, а вернуть эту землю себе возможно только через возвращение этого частного и мелкого. О том, в конце концов, что торжественное и грациозное слово «авиатор» в конечном итоге сменилось на бытовое, почти мещанское «летчик» — и есть в этом нечто симптоматичное.
Bookmate | Litres
Абсолютно великий профайл Леонарда Коэна в The New Yorker, написанный главный редактором журнала Дэвидом Ремником. Притом что — ну вот казалось бы, чего мы не знаем про Леонарда Коэна? А вот же — грандиозный текст, одновременно бесконечно грустный, ужасно смешной и чрезвычайно увлекательный.
Взять хотя бы с чего он начинается. Известно, что «So Long, Marianne» написана про реальную женщину, с которой у молодого Коэна были отношения на греческом острове Гидра и с которой он продолжал дружить все эти годы (история их отношений рассказана в тексте очень красиво — такие фаулзовские почти сцены греческой жизни). Этим летом Коэну пришла весточка, что его былая возлюбленная умирает от рака. Он написал ей письмо — в материале приводится его полный текст, одновременно спокойный и душераздирающий; разговор о смерти умных людей, у которых она уже стоит на пороге. Через два дня Мэриэнн умерла, слушая, как ее близкий друг напевает ей «Bird on the Wire».
И так — всю дорогу: сценки, детали, сюрпризы. Отдельная часть посвящена взаимоотношениям Коэна и Дилана — собственно, Рэмник попросил Дилана изложить, что он думает о коллеге-сопернике, и Дилан крайне подробно, в нескольких прекрасно написанных абзацах объяснил, почему Коэн — великий мелодист. Еще есть феерически смешной момент, когда Коэн вспоминает, как съел ЛСД, чтобы взбодриться во время концерта в Иерусалиме, который никак не получался, — и вся аудитория в его голове превратилась в одного еврея, который говорил: «Ну что ты еще мне можешь показать, чувак? Я многое повидал, и это как-то не трогает!» (концерт в итоге так и пришлось прервать). Еще — история про то, как Рэмник с коллегой случайно опоздали на встречу с артистом (все они проходили у Коэна дома, тот неизменно встречал их в костюме), за что тот дико их отчитал, попутно напомнив, что ни у кого из них нет свободной воли, на самом деле. Пунктиром рассказываются все важнейшие сюжеты из жизни Коэна: литература, женщины, музыка, боязнь концертных выступлений, алкоголизм, годы, проведенные в буддистском монастыре, увлечение всеми религиями сразу — но скорее как дисциплиной тела и духа, чем как системой верований, суд со своим менеджером, которая украла у него все, возвращение к музыкальной деятельности и так далее, и так далее.
В прессе уже появились заголовки вроде «Леонард Коэн: «Я готов к смерти» — и он действительно произносит эту фразу, и текст вообще во многом про отношения Коэна со смертью. Выясняется, что концерты конца 2000-х-начала 2010-х, на которых некоторым из нас посчастливилось побывать, точно были его последним туром — и не факт, что здоровье вообще позволит ему когда-либо выйти на сцену. Новый альбом, судя по всему, будет во многом завещанием. Но при этом отношения со смертью у Коэна тоже довольно удивительные. Какие-то философские, почти дружелюбные. Заканчивается материал, например, таким пассажем: мол, всю жизнь он слышал какой-то внутренний голос высшего существа, которое говорило ему, что он что-то делает не так. «А теперь, — рассказывает Коэн, — этот голос говорит: "Леонард, просто продолжай заниматься тем, чем должно". Он больше не говорит: "Ты все проебал". Это очень успокаивает.»
Правда, потрясающей силы материал. Я вот, честно говоря, записи Коэна, начиная с начала 80-х, не люблю совсем (впрочем, это отдельная тема — то, как Коэн по сути придумал звук русскому шансону); даже последние альбомы мне кажутся, по большому счету, прежде всего скучными. И местами, на мой вкус, Рэмник немного чрезмерно восхищается коэновской поэзией. И тем не менее — в целом материал ошеломляет довольно сильно. И конечно, хочется немедленно все переслушать — и «So Long Marianne», и «Dress Rehearsal Rag», и «Famous Blue Raincoat», и «Lover Lover Lover», и, конечно, «A Singer Must Die», и обязательно — «Who By Fire». Так и поступим.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/10/17/leonard-cohen-makes-it-darker
Прочитал книгу Дэвида Хоффмана «Мертвая рука» — про финальную стадию Холодной войны и про то, как решали вопрос накопившихся в уже бывшем СССР ядерных (а также биологических и химических) вооружений в начале 90-х. Книга — шестьсот страниц плотного текста со всеми подробностями, например, выработки штаммов чумы в предприятии «Биопрепарат», так что начинал я ее, когда второй полноценной Холодной войной и гонкой вооружений пахло не так сильно, как сейчас, а в итоге получилось очень познавательно.
Вообще, книга очень познавательная и по-своему, с точки зрения глубины проработки материала образцовая — иногда даже слишком: мне вот лично всякие аспекты работы над вирусами и бактериями не очень интересны, и соответствующие главы давались тяжело; впрочем, с той же основательностью написаны главы о разговорах Рейгана (а потом Буша) и Горбачева, а также о взаимном шпионаже между СССР и Америкой — и они читаются в один захватывающий большой скачок. К тому же получается интересная и неочевидная перспектива на распад СССР — собственно политические процессы в стране Хоффмана в данном случае не интересуют, зато он подробно описывает, что происходило с ядерным чемоданчиком, пока Горбачева блокировали в Форосе. Производит книга и отрезвляющее воздействие — ядерное разоружение, положим, честно по мере сил форсировали и Ельцин, и Горбачев, а вот для приостановки разработки в каком-то смысле даже более чудовищного биологического оружия ни тот, ни другой чрезмерных усилий не приложили.
Количество этого самого биологического и химического оружия у СССР впечатляет отдельно — впрочем, тут надо оговориться и сказать, что книга все-таки написана с точки зрения американца; это, безусловно, честная журналистская работа, но все равно такая, где США изначально скорее на стороне разума, а ее оппоненты скорее источники опасности (ну и соответственно, слова первых принимаются на веру, а вторых — нет, что приводит к чудовищным разоблачениям во втором случае и имплицитной конвенции, что поводов для них нет, в первом). Это абсолютно нормально, конечно, и ничуть не умаляет достоинств книги — но в голову неизбежно приходит.
Ну и отдельно — из «Мертвой руки» особенно наглядно следует, что то, что ядерное и прочее оружие не попало в по-настоящему плохие руки в начале 90-х, было, в общем, чудом. Последняя часть книги — вообще самая ошеломляющая: и когда описывается, как американцы почти случайно натыкаются на огромный склад обогащенного урана в Казахстане, и когда описываются экспедиции на заброшенный остров Возрождения в Аральском море, где на обезьянах и других животных испытывали бактериологическое оружие. Сила деталей: среди прочего, есть буквально одно предложение про то, как один американский дипломат нашел штаммы чумы хранящимися в жестяной банке из-под венгерского зеленого горошка — и его достаточно для того, чтобы холодок побежал за ворот со скоростью Усэйна Болта.
(Хоффман, кстати, вообще отличный автор — его книжка «Олигархи» тоже и даже в первую очередь рекомендуется к прочтению; наряду с «Революцией Гайдара» Коха и Авена это лучшее нон-фикшн-сочинение про российские 90-е, да и про современную Россию вообще.)