История про то, как в дальневосточный город Лучегорск, а также в другие населенные пункты в Хабаровском крае, повадились ходить медведи — в том числе редкие, которых, как все думали, почти и не осталось уже. С одной стороны, все сильно напугались, потому что медведи вообще-то в том числе нападали на людей, ну и вообще их стремление в места, где живут люди, было не вполне понятно (объяснялось оно, видимо, тем, что новые законы против браконьерства привели к увеличению популяции, а с едой в лесу летом 2015-го было туго). С другой, обрадовались — еще и потому, что азиатские черные медведи ужасно милые на лицо, и сердобольные граждане в том числе кормили их и вообще пытались как-то с ними взаимодействовать. Местные власти, однако, хотели главным образом обезопасить людей от животных, которые могли довольно легко их буквально задушить в объятьях, и медведей активно стреляли — причем глава местной администрации, который проявил инициативу и организовал отряд по защите от медведей, вместо благодарности получил скандалы со своими соседями, которые считали, что медведей надо усыплять (что было технически невозможно) и вообще протестовали против изуверства.
Много занимательного, есть и смешной диалог в локальной забегаловке, где пьяный таксист спорит с земляком, правильно ли это — убивать медведей. (К зиме они, впрочем, ретировались сами — видимо, в спячку, так что финала у текста особо нет.) Но самое удивительное, по-моему, — откуда этот текст вообще взялся. Иностранная корреспондентка, живущая в Стамбуле, поехала в Лучегорск и написала отличный материал на вообще-то довольно привлекательную тему, которой в русскоязычных медиа, кажется, не было вообще.
http://www.outsideonline.com/2090866/bears-who-came-town-and-would-not-go-away
Захватывающая история о том, как биологи Слава Эпштейн, Алексей Глаголев (урожденный Ким Льюис; его мать переехала в СССР, вдохновившись идеями советского проекта) и Михаил Шерман — все советские эмигранты, переехавшие в Америку жить и заниматься наукой — совершают прорыв в микробиологии. Самая крутая личная история у Эпштейна — он эмигрировал в первую очередь для того, чтобы эмигрировать, в 89-м; до этого долгие годы работал на биостанции в Беринговом проливе, на досуге заучивая наизусть английский словарь, приехав, сначала работал строителем, потому что уровень языка не позволял ему устроиться в университет, много слушал NPR, пока не начал понимать, о чем они говорят; теперь в свободное время путешествует к коренным племенам Южной Америки и вообще увлекается экстремальным туризмом; судя по всему, очень веселый человек, образцовый такой советский интеллигент-походник 70-х.
В детстве Эпштейн мечтал быть астронавтом, но потом открыл для себя мир микробов и понял, что настоящий космос — там: неисчислимое количество разных организмов, отличающихся генетически настолько же сильно, насколько человек от змеи, условно говоря, про многие из которых нам толком ничего неизвестно. А неизвестно из-за старой загвоздки с чашкой Петри, в которой этих самых микробов разводят: далеко не все микроорганизмы готовы в среде чашки образовывать колонии; более того — не готово подавляющее большинство. Что по факту означает, что про устройство и способности этого подавляющего большинства мы ничего не знаем — упущение тем более досадное, что вообще-то там могут быть микроорганизмы, полезные для борьбы с потенциальными новыми супервирусами, с которыми не в силах справиться традиционные антибиотики (про которые в тексте тоже есть отдельная теория — что не они сами по себе такие убийственные для болезней, а их количество; там еще классная аналогия с инопланетянами и духами).
Смысл в том, что микробы хорошо разводятся в своей естественной среде и не очень — в изолированной среде чашки Петри. И вот, обнаружив эту проблему, Эпштейн с друзьями решил найти способ, как сохранить естественную среду микробов, одновременно их изолировав. И нашел. И теперь они делают стартап, и уже нашли каких-то кардинально новых микробов, которые убивают практически все на своем пути, в смысле все плохое — грубо говоря, они уничтожают те микробы, которые им сопротивляются. Потенциальное суперлекарство, то есть, — теперь вопрос в том, найдут ли Эпштейн и компания денег на то, чтобы его в таковое превратить, и как к этому отнесется фармацевтическая индустрия. Вообще, очень интересный текст от начала до конца, с помощью понятных аналогий объясняющий мир микробиологии — а также внушающий важную надежду на то, что вся эта паника про новые неубиваемые вирусы-мутанты несколько преждевременна.
http://www.newyorker.com/magazine/2016/06/20/miracle-microbes
Многим понравился вышедший этой зимой сериал American Crime Story про процесс на О Джеем Симпсоном в 94-м году (как legal drama он, по-моему, действительно симпатичный, но первые две серии — какой-то ужас). Так вот, сейчас на ESPN выходит пятисерийный восьмичасовой документальный сериал OJ: Made In America — полноценная биография Симпсона, где (предположительное) убийство жены и ее друга — только один из эпизодов, пусть и существенный. Я вчера посмотрел первую серию, планирую продолжить — и всем сериал советую.
Советую вот почему: в American Crime Story, сделанном в первую очередь для внутреннего рынка, Симпсон дан уже как готовый характер — и при этом некоторые ключевые особенности его характера, а также то, чем обусловлены эти особенности, показаны впроброс, потому что и так уже все знают. Made In America подробно и интересно, в широком историческом контексте объясняет, почему был так важен Симпсон и почему он был фигурой гораздо более значимой, чем просто бывший успешный спортсмен. Симпсон стал большой звездой в футбольной команде Университета Южной Калифорнии в конце 60-х — то есть, во-первых, успешным черным атлетом в команде элитного белого колледжа; во-вторых, в команде элитного белого колледжа, кампус которого находился в непосредственной близости от бедных лос-анджелесских черных районов, в которых только-только случились знаменитые Watts Riots 65-го года, прообраз всех последующих американских расовых бунтов; в-третьих, успешным черным атлетом в эпоху расового пересамоопределения — от тактики ненасильственного сопротивления к Black Power, протестам против Вьетнама и бойкоту Олимпиады.
Реакция Симпсона на весь этот проблематический клубок была простой — и максимально удобной для белых поклонников спорта: «Я не чернокожий, я О Джей». Симпсон как бы отказался от своей расовой идентичности; стал улыбчивым и добродушным олицетворением афро-американца, которого белые должны были принять. О Джей отринул свои корни и делал вид, что все эти бойкоты и насилие не имеют к нему никакого отношения, — и белая Америка ответила ему сокрушительной любовью. В фильме есть очень характерный момент: один из тренеров команды Университета Южной Калифорнии, отвечая на вопрос, чем ему запомнился 1968-й год (убийство Кинга и Роберта Кеннеди; погромы в Детройте и Чикаго; скандалы на Олимпиаде; консервативный реванш; избрание Никсона), говорит: победный сезон — и триумфальные пробежки О Джея.
Все это только усугубилось в 70-х, когда Симпсон переехал на другое побережье, чтобы играть в команде НФЛ Buffalo Bills. В фильме также хорошо объясняется, что О Джей был по-настоящему великим спортсменом — даже если не знать толком правил американского футбола, его умение пробежать с мячом мимо десятка соперников, каждый из которых пытается его повалить, завораживает; ну и две тысячи ярдов за сезон, в котором было 14 игр, — это, конечно, вау. Тогда же О Джея взяла в разработку поп-культура — он стал сниматься в рекламе и голливудских фильмах; и там, и там его тоже, как правило, окружали белые — как и в жизни; отдельный фрагмент посвящен рекламе Hertz, которой О Джей принес, по сути, доминирующие позиции на рынке (реклама действительно впечатляющая в своем символизме). Короче говоря, к середине 90-х, когда Симпсон был мелкокалиберной звездой голливудских комедий, жил в белом районе для богатых и оставался символом успеха, никто его толком не воспринимал как афро-американца. Именно поэтому линия защиты, выбранная Джонни Кокрэном, была настолько радикальной и по-своему возмутительной; и именно поэтому сам судебный процесс над Симпсоном настолько ошарашил Америку. Об этом, впрочем, по всей видимости, в одной из следующих серий.
А вот та самая реклама Hertz:
https://www.youtube.com/watch?v=6z_VpVaPLWs
Дальше Сабар подробно и страшно увлекательно пересказывает свое расследование, в результате которого выясняется, что таки да, Фритц был тем самым владельцем, который сообщил ученой о манускрипте. Однако это самое неинтересное, что мы узнаем об Уолтере Фритце. Также мы выясняем, что, обучаясь в 80-х на египтолога в Берлине, он много выпендривался и подлизывался к старшим. Что его влиятельная статья в 91-м вызвала сильный гнев его профессора — поскольку Фритц выдал профессорские идеи за свои, толком не сославшись. Что вскоре после публикации Фритц просто исчез с кампуса и так и не сдал финальный экзамен — а вместо этого устроился на пост директора музея истории Ближнего Востока в бывшей Восточной Германии, сославшись на опыт, полученный в Германии западной (опыт этот исчерпывался ведением экскурсий). Что в музее этом он долго не продержался, и во время его директорства ряд экспонатов просто пропали. Что после этого он втерся в доверие к Лаукампу и стал совладельцем мастерской— к ярости третьего совладельца, который по-прежнему считает Фритца виновным в мошенничестве. А также что история про то, как Лаукамп заполучил манускрипт, абсолютно нереалистичная — в 63-м году Лаукамп два года как сбежал из Восточной Германии в Западную, переплыв озеро на границе, и вряд ли стал бы возвращаться с риском для жизни на нелюбимую родину, чтобы купить какие-то манускрипты, о которых он, человек с неполним средним образованием, ничегошеньки не мог знать. Родственники Лаукампа ни о чем, связанном с ранним христианством или Египтом, от него никогда не слышали — зато сразу сказали, что Фритц мог заставить его подписать что угодно.
Далее выясняются еще более яркие подробности. Начиная с 2003-го, Фритц и его жена основали несколько порносайтов, на которых торговали видео, где с женой Фритца в его присутствии занимались сексом другие мужчины (есть такой довольно распространенный порно-жанр). Жена Фритца также утверждала, что умеет говорить на языке ангелов и слышит божественные откровения, а уже в 2010-х выпустила книгу, якобы надиктованную ей неким архангелом Михаилом и написанную с помощью «автоматического письма». Узнав о всех этих подробностях, жена Сабара предложила ему прочитать «Код да Винчи» — где сюжет строится вокруг того, что церковь столетиями скрывала тот факт, что Иисус был женат и что он приветствовал секс, а маленькая секта великих людей этот секрет хранила, периодически предаваясь оргиям. Сабар начинает подозревать, что вся история с манускриптом (который Фритц в таком случае подделал) — это своего рода способ Фритца и его жены сакрализовать собственные сексуальные увлечения.
Получив все эти данные, Сабар снова звонит Фритцу и сообщает о том, что узнал. Фритц признает, что он владелец, говорит, что «никто никогда не утверждал, что папирус настоящий» (что правда, владелец и правда не утверждал, а просто спрашивал), но на вопрос, подделывал ли он его, отвечает, что нет. Он также рассказывает Сабару историю того, как познакомился с Лаукампом и как тот якобы продал ему манускрипты, — но нет ни одного источника, способного эту историю подтвердить. Более того: контракт с Лаукампом датирован днем, когда тот, согласно воспоминаниям его родственникам, был не во Флориде, а в Германии и безотлучно сидел у постели жены, умиравшей от рака легких. Более того: фотокопия письма от египтолога из 82-го года, которую Фритц предоставил Сабару, тоже оказывается крайне сомнительной — типографическое сравнение позволяет остановить, что, скорее всего, оно было написано не раньше 90-х (и вполне возможно, сфабриковано Фритцем). Сабар звонит Кинг и предлагает рассказать ей о том, что узнал, но Кинг отвечает, что ей это малоинтересно и что она прочтет материал, когда он будет опубликован.
Мощный сюжет из области бытового криминала. 50-летний чувак по имени Дон из провинциального городка в Индиане встретил на сайте знакомств женщину по имени Тери, переехавшую в Индиану из Чикаго, и влюбился в нее; они встречались несколько лет и планировали поехать в путешествии по Италии, после чего пожениться, — как вдруг Тери сначала уехала помогать больной матери, потом сообщила, что мать умерла, а потом прислала смс, что, мол, все кончено, мы больше не увидимся, прости. Чувак удивился и огорчился, но когда Тери категорически перестала отвечать на смс, отвез все ее вещи к ее дому и стал горевать. Как тут выяснилось, что Тери за два дня до того, вскоре после отправки предположительно любимому смс, покончила с собой, застрелившись. А потом выяснилось, что она вообще-то была замужем за чикагским мужчиной по имени Милан, с которым его семья к тому времени пыталась выйти на контакт не первый год. А потом выяснилось, что Милана Тери убила и расчленила, а тело спрятала в гараже. И свою мать тоже убила — толком неясно, почему. И про то, что мать больна, всю дорогу Дону врала — как и про все остальные обстоятельства своей биографии (никакого бизнеса по аренде недвижимости в Чикаго у нее не было, а тратила она всю дорогу, видимо, деньги покойного Милана). А застрелилась, видимо, поняв, что избежать разоблачения не удастся.
В общем, дикая и захватывающая, почти твин-пиксовская по сочетанию тупой обыденности и какого-то нечеловеческого безумия история; еще и написана виртуозно с чисто композиционной точки зрения — в каждой части картина происходящего открывается по-новому.
http://www.indianapolismonthly.com/longform/blindsided-fowler-don-huckstep-teresa-jarding-milan-lekich/
И еще русскоязычная ссылка — очень красивый и захватывающий фоторепортаж Макса Авдеева с метеостанции на краю света, где в нескольких часах от ближайшей цивилизации живет и работает на износ семейная пара, по восемь раз в день на лютом морозе измеряя климатические показания.
Полноценного текста, конечно, не хватает — непонятно, например, почему вообще всю эту работу вынуждены делать люди, неужели современные технологии не умеют такого рода механический сбор данных? Ну и вообще с таким уникальным сюжетом хочется чего-то более основательного, а не просто очерка характеров. Но все равно интересно. И, кстати, про места, близкие к тем, по которым в последней книге Леонида Юзефовича бродила армия генерала Пепеляева.
http://dv.land/spec/meteostantsiya-vostochnaya
Рубрика «свои тексты»: написал для журнала The New Times про альбом певицы Энони (бывшая певец Энтони), самую политизированную поп-пластинку этого года — и одну из самых мощных.
http://www.newtimes.ru/articles/detail/112236/
Мощная левацкая критика в адрес покойной Захи Хадид и типа архитектуры, который она репрезентировала. Смысл критики простой и достаточно убедительной: Ле Корбюзье и его сподвижники понимали архитектуру как социальный проект — и строили для того, чтобы улучшить жизнь обычных и бедных людей (огрубляя, конечно, но все же); Хадид и архитекторы ее поколения стали понимать архитектуру исключительно как эстетику — и строят для сверхбогатых, не обращая внимания на то, какие последствия их здания имеют для людей, выселяемых ради их построек, или для людей, которые работают на этих стройках (см. скандал с адскими условиями жизни рабочих, строивших спроектированный Хадид стадион в Катаре).
Однако же, указывает автор, напрямую уподоблять архитектуру музыке или литературе некорректно: «No one lost a home when Dylan went electric. No one became an indentured servant to print the latest Franzen. Yet ordinary people, whether they like it or not, must live with the consequences of architecture’s creations». Снимая с себя социальную ответственность и притворяясь свободными художниками, архитекторы таким образом работают на укрепление существующего статус кво и социальной несправедливости; для подавляющего большинства людей их архитектура оказывается во всех отношениях недоступной (стоит ли в таком случае удивляться, добавлю я, существующему «непониманию» современной архитектуры, популярному в условном народе).
Понятно, что на эту критику, в которой, кроме прочего, много цифр и данных, можно ответить и другими цифрами и данными — но сама идея достаточно интересная хотя бы для того, чтобы над ней задуматься.
https://www.jacobinmag.com/2016/06/zaha-hadid-architecture-gentrification-design-housing-gehry-urbanism/
Еще один хороший материал из The Guardian — про нынешнего мэра Барселоны, у которой история прямо как будто из левацкой утопии: закончила философский и немножко театральный; заинтересовалась политикой и протестнами в контексте антиглобалистского движения в начале 2000-х; стала одной из лидеров локальных антибанковских выступлений, когда Испанию накрыл кризис и людей стали массово выселять из их квартир; обрела популярность по всей стране, когда на слушаниях в парламенте открыто назвала финансистов преступниками; стала кандидаткой в мэры Барселоны от нового гражданского движения, поддержанного левыми партиями, — и выиграла; урезала себе зарплату в пять раз, передвигается на минивэне или вообще на общественном транспорте, провела ночь в приюте для бомжей и так далее. В общем, не руководитель, а мечта.
Есть, впрочем, и проблемы — потому что одно дело протестовать (занимая одну сторону конфликта), другое — работать в правительстве, которое обязано находить компромиссы. Обитатели Барселонетты, например, дико недовольны туристами, которые ссут в подъездах (не только российская проблема), а также — что важнее — делают приморский район слишком дорогим для коренных жителей; мэр Колау ответила на это замораживанием всех строек отелей в центре города и мерами, регулирующими деятельность AirBnB — но барселонетцы все равно считают, что сделано мало. С другой стороны, ассоциация арендодателей теперь протестует против мэра, указывая на то, что для тысячей жителей Барселоны доход от сдачи квартир туристам критически важен. Ну и так далее.
Вообще, полезный текст не только с точки зрения левого поворота в европейской политике, но и с точки зрения недавнего спора, который я имел в фейсбуке с культовым фотографом Е. Фельдманом про то, должен ли город принадлежать жителям или туристам, и насколько у этих двух групп общие интересы.
Также было бы интересно услышать мнение резидентов Барселоны о мэре Колау — вроде как резиденты среди читателей есть.
https://www.theguardian.com/world/2016/may/26/ada-colau-barcelona-most-radical-mayor-in-the-world
Эссе о социальном статусе военных в США, написанная человеком, который и сам записался добровольцем в 2005-м году (то есть когда уже было примерно понятно, что с Ираком и Афганистаном получается так себе) и отслужил в Ираке. Интересно в нескольких аспектах. С одной стороны, в историческом: когда Америка создавалась и была война за независимость, английская регулярная армия рассматривалась как сборище наемников; относились к ней с презрением. Когда эти обученные наемники погнали благородных офицеров, воевавших за свою новорожденную родину, взгляды пришлось пересмотреть — но вообще сакральный статус, который для военных принято считать традиционным сейчас (support our troops; всюду без очереди и так далее), развился только в ХХ веке, после мировых войн. С другой стороны, тут имеет место аналитическая рефлексия человека, который был в Ираке, когда там вроде бы начало что-то улучшаться (стало меньше взрывов, смертей, нападений на американских солдат; сунниты восстали против Аль-каеды и победили с помощью американцев и тп.), — и который несколько лет спустя обнаружил, что миссия, которую он считал важнейшим в жизни, похоже, не сработала; более того, это широко распространенное чувство среди американских ветеранов, которое влечет за собой разнообразные психологические последствия. Наконец, интересно про сложные отношения общества и солдат — на ком моральная ответственность за те или иные злоупотребления или просто неудавшиеся военные проекты: те же вторжения были в той или иной степени санкционированы всем обществом, но солдаты не могут делать вид, что у них чистые руки, в отличие от, например, политиков, которые посылали их в бой.
http://www.brookings.edu/research/essays/2016/the-citizen-soldier
Любопытная объяснялка про Карла Поланьи, теоретика демократического социализма, написавшего в 1940-х книгу «The Great Transformation» — и, по утверждению авторов текста, важного автора что для современных лево-ориентированных экономистов, что для Берни Сандерса.
Ключевые тезисы Поланьи, насколько можно понять из текста, следующие:
1. Идея «свободного рынка», который государство ограничивает, а зря, — довольно мошенническая: как показывает Поланьи на исторических примерах, нет такой ситуации, что существует свободный рынок, а государство приходит и ограничивает его; наоборот — абсолютно всегда дерегуляция и «освобождение» рынка становится прямым следствием государственной политики, это не натуральное, а форсированное положение дел. Этот тезис может показаться банальным, но вообще-то он довольно важен, потому что опрокидывает существенную правую пресуппозицию о том, что свобода — это некое естественное состояние рынка, на которое покушается злое государство.
2. Важное ценностное свойство прогрессирующего капитализма — товаризация (commodification) человека и его активностей: например, труд или образование понимаются как товар, услуга, которую государство предоставляет гражданам; соответственно, кто не может эту услугу себе позволить — ну извините. Поланьи и его последователи — и конкретно Сандерс — предлагают смотреть на труд или образование не как на товар, а как на право, такое же неотъемлемое, как право на жизнь или на свободу, что, конечно, переворачивает дебаты вокруг этих вопросов совсем в другую ценностную плоскость. Одно из ключевых различий между Сандерсом и Клинтон — как раз в том, что последняя продолжает рассматривать, например, образование как товар, просто предлагает его сделать более доступным для потребителей.
Там есть и другие всякие истории, но эти два тезиса, насколько я уразумел, наиболее существенные в наследии Поланьи — ну и действительно, кажется, небесполезные.
https://www.dissentmagazine.org/online_articles/karl-polanyi-explainer-great-transformation-bernie-sanders/
Перерыв в вещании связан с тем, что я для разнообразия решил почитать книги, а это занимает несколько больше времени. Поэтому пока дам ссылку на очередной свой текст — про то, в чем проблема с Хиллари Клинтон как потенциальным президентом; точнее — как эти проблемы по-разному видятся американским правым и американским левым. Впрочем, и вне идеологического контекста основные претензии к ХК текст, кажется, суммирует.
http://carnegie.ru/commentary/2016/06/08/ru-63750/j1in
Поскольку по ряду морально-нравственных причин в «Стрелку» я не хожу (и всем не советую) и на Адама Кертиса не попал, а по ряду жизненно-географических причин шенгена у меня нет, и в Барселону я тоже не попал, посетил в рамках все того же фестиваля Beat новейший фильм про Леонида Федорова «ЛеФ». И это, честно говоря, полный провал. Даже хуже, чем фильм того же автора про Аукцыон, который тоже был совсем не блеск.
Как и в фильме про группу, здесь не происходит более-менее ничего, и из девятилетних съемок никто даже не предпринимает попытку выстроить какую-то связную историю. Вот Федоров на отдыхе, вот на концерте, вот в студии, вот чаи гоняет, вот что-то рассказывает в камеру, вот что-то рассказывают о нем — ну и все, а что вам еще надо. Самый ужас — это то, что примерно треть фильма занимают видео, твою мать, клипы на песни главного героя, причем в жанре примерно фотообоев: ну вот буквально, играет песня, скажем, «Зимы не будет», а на экране — осень, листья падают в лужи; играет другая песня — а на экране люди ходят по улицам в Петербурге; играет песня «Стало» — на экране почему-то февральский митинг 2012-го на Болотной; играет песня Хвостенко — на экране какая-то непонятно зачем возникшая бородатая кукла, обозначающая Хвостенко. Плюс к тому — это опять, как и в случае с Аукцыоном, «фанатский» фильм, то есть фильм, прямо скажем, сделанный с неуважением к зрителю: ни один из людей, которые тут что-то произносят, даже не подписан титром; про альбом «Сноп снов» не сообщается, на чьи тексты он записан (это важно в контексте), и так далее; думаю, человек, который интересуется фигурой Федорова, но не знает вдоль и поперек его дискографию, просто вышел бы из зала через полчаса.
Притом что зацепки вообще-то есть — Федоров очень интересно (и, кажется, впервые) рассказывает о своих отношениях с отцом; в фильме вообще можно уловить некий лейтмотив смерти и отцовства (Хвост, конечно, тоже такая father figure), но опять же, это совершенно никак режиссерски не отработано. Есть и несколько мелких золотых эпизодов — например, как ЛФ и Озерский в лифте сочиняют текст одной из лучших поздних федоровских песен «Сверху вниз», — но целостного кино из этого никак не складывается. И можно тут было бы, конечно, развести теорию — мол, Федоров сам любит спонтанность, понимает свободу как максимальную невынужденность, и фильм избегает нарратива во имя заветов героя, но это буллшит: вызов автору тут как раз и был бы в том, чтобы попытаться построить нарратив из того, кто его избегает, но автор, кажется, даже про это не думает так, а хочет, чтобы было красиво и одно сплошное многоточие. (А как раз про избегание нарратива вполне убедительно высказался Игорь Волошин в недавнем фильме «Жилец вершин», доступном на Vimeo, — смотреть это почти невозможно, но в каком-то смысле это более честная работа, так как она ничем не притворяется.)
Вообще, конечно, это в своем роде трагедия. И частная — потому что человек девять лет ходил и ездил за Федоровым, и в итоге отдает треть экранного времени съемкам дождя под фонограмму. И наша общая — потому что на круг имеем то, что про крупнейшего русского музыканта снято уже три документальных кино, и хотя ни одно из них не является сколько-нибудь удовлетворительным, представить себе, что будут снимать еще, затруднительно. Бу.
Мэттью Генцкоу — профессор сначала Университета Чикаго, а теперь Стэнфорда, который одним из первых, если верить этому материалу, применил методы экономики и социологии к изучению медиа-эффектов. Имеется большое интервью с ним, устроенное примерно следующим образом: «А вот у вас есть такая интереснейшая работа, перескажите ее, пожалуйста». «Да, конечно, извольте» — и так примерно семь раз.
Так или иначе, некоторые работы правда интересны — хотя Генцкоу и сам последовательно подчеркивает, что выводы их касаются в первую очередь того рынка, на котором проводились исследования (то есть американских медиа), и огульно экстраполировать не стоит. Что любопытного: во-первых, вывод о том, что либеральный или консервативный идеологический уклон газет определяется вовсе не владельцем, а читателями; то есть пресса выполняет некоторый ценностный запрос, который создает публика, — а не наоборот. Во-вторых, смотреть телевизор вовсе необязательно вредно для детей — более того, для детей из бедных семей телевизор становится важным источником знаний и языкового образования, и если бы они не смотрели телевизор, не факт, что они проводили бы время более полезно (с другой стороны, правда и то, что телевизор в конечном счете способствует потере интереса к локальной политике). Есть и всякие соображения про социальные медиа и прочие дела — в общем, полезное чтение для тех, кто интересуется медиа-эффектами.
https://www.minneapolisfed.org/publications/the-region/interview-with-matthew-gentzkow
А вчера в «Октябре» была мировая премьера фильма Placebo: Alt. Russia, снятого, соответственно, группой Placebo об их позапрошлогоднем туре по России. Если бы меня не попросили провести постпремьерное интервью с Молко и Стефаном Олсдалом, я бы туда ни в жизнь не пошел — и многое бы пропустил: фильм, вообще говоря, отличный и делает важную медийную работу, показывая Россию за пределами противостояния между Путиным и всеми остальными (но не делая вид, будто этого противостояния не существует). Группа ездит по городам от Красноярска до Краснодара и встречается — ну точнее конкретно Олсдал встречается, он явно мотор и сорежиссер этого кино — с разными местными деятелями искусства: художниками, аниматорами, этническими музыкантами, и так далее, вплоть до журналиста Зыгаря в Москве и художника Павленского в Петербурге; все это перемежается путевыми заметками из Транссибирского экспресса и концертными клипами. Поразительным образом по результату создается и правда достаточно объемная картина современной России — в которой хватает и дикостей, и уникальных редкостей и красот, и злоупотреблений, и сопротивления этим злоупотреблениям. Возможно, просто из-за того, что Placebo сюда и правда тысячу лет ездят, они — of all people — умудрились выйти из привычных медиаштампов и сделать простое, человечное и тонкое кино, которое будет полезно посмотреть любому читателю / зрителю западных СМИ (да и российских, благо люди, с которыми группа встречается, не так уж известны и здесь). Это еще не говоря о том, что в рамках этого самого постпремьерного интервью Брайан Молко в первом же ответе задвинул такую патетическую речь про необходимость любви и толерантности в нашей стране, что было странно, что она не закончилась канье-уэстовским выдвижением своей кандидатуры в президенты.
В общем, при всем моем равнодушии, переходящем в активную нелюбовь, к музыке группы Placebo, документальный фильм у них вышел очень достойный — и я надеюсь, что они не пустят его на фанатский самотек, а попытаются как-то продвинуть в кинематографическом мире, на фестивали и так далее; было бы полезно, в том числе для всех нас.
(В предыдущем посте просьба вместо «вирусы» читать «бактерии». Неизбежно лажанул, как и боялся, прошу прощения.)
Читать полностью…Полезное напоминание, за что мы действительно любим Григория Ревзина (не за тексты про политику): его рецензия на архитектурную биеннале в Венеции — про то, где архитектура чертит сейчас линии фронта, и про то, что российский павильон с ВДНХ не так уж бессмысленен, потому что в России линия фронта проходит по сталинизму (тезис не то чтобы бесспорный, но как минимум любопытный). Интересен текст еще и тем, что оказывается, что вся эта архитектурная критика слева, как в тексте про Хадид в журнале Jacobin (писал про него некоторое время назад тут), — это не просто какие-то конструкты отдельных ренегатов, а вполне себе предмет рефлексии в архитектурной элите; судя по тому, что описывает Ревзин, самые удачные проекты биеннале посвящены возвращению архитектуры себе своей социальной миссии и попытке понять, как она может способствовать преодолению неравенства, чуть менее, чем полностью. Вот и замечательно.
http://kommersant.ru/doc/3008043
В последней сцене Сабар наконец встречается с Фритцем лично. Фритц рассказывает, что в детстве его изнасиловал католический священник (Сабар, уже не очень доверяя своему собеседнику, проверил эту деталь, и она была подтверждена несколькими независимыми источниками). Становится ясно, что смысл манускрипта для Фритца, который чувствует, что христианская церковь его предала, очень важен; он вообще считает гностические евангелия важнее и достовернее канонических — и понятно, что папирус бы придал этому аргументу релевантности. В конце ланча Фритц предлагает Сабару, чтобы они вместе сочинили «правдивую» историю Марии Магдалены, что-то вроде триллера, звучащего похоже на «Код да Винчи», заодно сообщая, что придется «кое-что выдумать» и что «правда не абсолютно». Сабар, разумеется, отказывается — но для него эта сцена становится еще одним свидетельством того, как Фритц мог вовлекать людей в свое предположительное мошенничество.
Послесловие: Карен Кинг читает статью и впервые признает, что манускрипт, скорее всего, действительно фейковый. Никаких подробностей о себе Фритц ей не сообщил, о его экспертизе в египтологии она не знала. Занавес. Аплодисменты.
http://www.theatlantic.com/magazine/archive/2016/07/the-unbelievable-tale-of-jesus-wife/485573/
Ну а вот — текст недели; если есть время на что-то одно журналистское на выходных — прочитайте этот материал (также рискну предположить, что коллеги из «Медузы» его перескажут и так далее).
Сюжет такой. В 2012-м году историк Карен Кинг, изучающая раннее христианство, объявила об обнаружении куска доселе неизвестного раннехристианского манускрипта (папируса), в котором цитируется речь Иисуса, где он говорит о своей жене и о ее роли в церкви. Это, разумеется, стало огромной сенсацией и потенциальным прорывом в богословии — потому как вся истории христианской религии построила на доминировании мужчин, целибате и так далее. Конечно же, католическая церковь и коллеги Кинг немедленно усомнились в подлинности манускрипта, указывая на мелкие ошибки в коптском и буквальное совпадение с формулировками Евангелия от Фомы. Сторонники подлинности на это отвечали, что ошибки — это нормально, равно как и прямое заимствование из других христианских источников, а также никто не утверждает, что этот манускрипт — свидетельство того, что Христос был женат; скорее — того, что этот сюжет присутствовал и обсуждался в раннем христианстве. Главное же — что самые разнообразные химические анализы подтверждали подлинность материалов манускрипта, то есть папируса и чернил.
Ариэль Сабар, автор The Atlantic, однако, заинтересовался не химическим составом документа, а его происхождением. Кинг сообщила, что ей манускрипт передал его частный владелец, который не хотел публично обнародовать свое имя; тот, в свою очередь, купил его у немецкого коллекционера, который сам приобрел папирус в 1963-м в Восточной Германии, а в 1982-м показал его египтологу-специалисту в Берлине, предположившему, что текст может цитировать Евангелие от Иоанна (существовала фотокопия фотографии этого письма, подтверждавшего, что в 82-м документ действительно уже существовал). И коллекционер, и египтолог к моменту, когда о манускрипте стало известно публике, были уже мертвы.
Сабар начал рыть дальше — в гугле, в библиотеках, среди знакомых египтолога и коллекционера, и постепенно начали открываться интересные подробности. Немецкий коллекционер Лаукамп оказался не вполне коллекционером — вообще-то он всю жизнь владел мастерской по производству запчастей и сроду не интересовался древним Египтом. Однако владел он этой мастерской вместе с человеком по имени Уолтер Фритц (он в 90-х переехал во Флориду и развил там довольно мощную гражданскую активность, протестуя против различных действий локальных чиновников). Как оказалось, существовал также Уолтер Фритц, в начале 90-х опубликовавший в научном журнале довольно важную статью, предлагавшую расшифровку текста на древнеегипетской табличке с помощью инфракрасных лучей. Довольно быстро подтвердилось, что это один и тот же человек. Сабар разыскал его — и тот заявил, что владельцем документа не является и вообще про увлечение коллеги манускриптами толком ничего не знает.
Познавательный рассказ Bloomberg Businessweek про то, как Intel делает свои сверхскоростные чипы, которые и обеспечивают движение больших данных с такой скоростью, с какой они движутся. Тем, кто в целом в курсе про физику процесса, вряд ли будет сильно интересно (про собственно бизнес сообщается в основном то, что это очень дорого и рискованно — на производство одного чипа уходит три месяца, дольше, чем нужно для строительства «Боинга»), но для нас, гуманитариев, полезно, хоть подробно пересказывать всю фактуру я и не возьмусь. Так или иначе, там про то, как лютое количество транзисторов укладывают в сложные архитектурные узоры, позволяющие увеличить количество транзисторов и скорость их связи между собой, причем происходит все это на площадях, изменяемых нанометрами, и делается исключительно с помощью роботов; в идеале в процессе производства чипа ни один человек до него даже не дотрагивается. Отдельная мощь — открывающее описание помещения, где эти самые роботы работают: воздух и вода там такой чистоты, какой в природе в принципе не бывает.
http://www.bloomberg.com/news/articles/2016-06-09/how-intel-makes-a-chip
И еще одна самореклама — внеочередной текст для Карнеги по следам чудовищных событий в Орландо: про американские страхи и партийное размежевание по линии трактовки теракта — то ли виновато оружие, то ли мусульмане.
«Они хотят прийти за вашим оружием», – страх, который правые политики и медиа последовательно поддерживают среди своих сторонников.
Во что это выливается, хорошо показано в документальном фильме Роберто Миннервини «Другая сторона»: мускулистые техасские юноши, попивая пиво, практикуются где-то в глуши в стрельбе по манекенам в масках с лицом Обамы, уверенные в том, что их главный враг – федеральное правительство, желающее получить безраздельную власть над американскими гражданами. Правило «один человек – один голос» для этих людей пустой звук; правило «один человек – один ствол» дает им куда более сильное ощущение политической вовлеченности. В свете этих обстоятельств тот установленный исследователями в Гарварде факт, что на территориях, управляемых республиканцами, после массовых расстрелов законы, регулирующие ношение оружия, становятся слабее, а не сильнее, кажется даже по-своему логичным. Как видно на практике, трагедии вроде Орландо не оказывают никакого значительного воздействия даже не публичную дискуссию вокруг продажи оружия. Видимо, привыкли.»
http://carnegie.ru/commentary/2016/06/17/ru-63829/j20e
Тем временем количество подписчиков перевалило за шесть тысяч. Всем мое почтение!
https://www.youtube.com/watch?v=SV2YrZtIBVI
Рецензия на новую книжку про последние дни Сталина (а точнее — удобный пересказ книжки). В основном излагается набор понятных фактов, суждений и мифов (о том, как радовались смертям Сталина и Берии заключенные ГУЛАГа — не в том смысле миф, что это обязательно неправда, а в том, что очень распространенный анекдот), но есть интересная телега про причины антисемитской кампании, которую я раньше не встречал; кажется, у Хлевнюка не было про это.
Суть, если совсем вкратце, в том, что Сталин, который вообще-то поддерживал создание Израиля (СССР был первой страной, Израиль признавшей), потом был поражен восторженной реакцией евреев на визит в Москву Голды Меир — и начал считать, что их лояльность Израилю заведомо выше их лояльности СССР; ну и отсюда все и пошло. Цитата:
Stalin had always been suspicious of Soviet citizens whose homelands lay outside the USSR; he had already persecuted the nation’s Koreans, Poles, and Greeks. With the founding of Israel, Jews too had become foreigners, and their loyalty was now suspect. Most Soviet Jews had relatives in either Israel or America. With their close ties to the outside world, to a mind like Stalin’s they were clearly a potential Fifth Column.
Звучит довольно стройно (но, конечно, ни в коем разе не делает репрессии против любой этнической группы более разумными или обоснованными; просто проговорю это на всякий случай, а то мало ли).
http://www.tabletmag.com/jewish-arts-and-culture/books/202978/stalins-curse
Официальная позиция Обамы и Хиллари Клинтон в отношении Эдварда Сноудена заключается в следующем: да, проблемы, к которым он привлек внимание, важные, но ему как сотруднику АНБ не следовало нарушать законы США — а следовать использовать каналы внутри американского государство, позволяющие — теоретически, во всяком случае — пресечь злоупотребления с помощью самой системы. Так вот, как показывает материал The Guardian, это просто враки: люди, которые пытались бороться с тотальной слежкой АНБ с помощью внутрисистемных каналов, существовали до Сноудена; с ними жестоко расправлялись — как и с теми, кто вел расследования их заявлений и позволял себе считать, что вообще-то претензии разоблачителей имеют под собой основания.
Речь здесь идет о предшественнике Сноудена Томасе Дрейке, который сообщил о сомнительных методах своих работодателей по официальным каналам и был в итоге арестован ФБР (в тюрьму его не посадили, но карьеру разрушили полностью), — а также о Джоне Крейне, работавшем в отделе Минобороны, в задачи которого входила проверка соответствующих заявлений. Там долгая и сложная история, но смысл в том, что Крейн считал, что заявлениям Дрейка надо дать ход, — а его начальство говорило, что это ни к чему и что «сами разберемся»; в итоге строго конфиденциальные материалы, которыми Дрейк делился с департаментом Крейна, были использованы против Дрейка в суде; ряд важнейших документов был якобы случайно уничтожен; Крейн, которого вынудили уволиться, теперь работает в независимой организации, расследующей злоупотребления правительства, и судится со своим начальством. Проще говоря, отдельные честные люди внутри системы могут существовать — но это не делает погоды, если вся система структурирована под самозащиту любыми методами. Сноуден, кстати, про дело Дрейка знал — и именно поэтому пошел к журналистам: мол, с медиа много рисков, но хоть какой-то шанс на успех, а с государством — никакого.
http://www.theguardian.com/us-news/2016/may/22/how-pentagon-punished-nsa-whistleblowers?utm_source=esp&utm_medium=Email&utm_campaign=Long+reads+base&utm_term=174530&subid=17797629&CMP=ema-1133
Новый текст на The Atavist, моем любимом издании из цифровых лонгформов (про которые я писал диплом); на сей раз скорее развлекательно-комического толка — про то, как некий китайский богатей, сделавший состояние в начале 2000-х на строительстве и недвижимости, решил спродюсировать фильм по собственному сценарию, который наконец стал бы блокбастером и в Китае, и в Голливуде. Разумеется, у него ничего не получилось, — фильм не вышел толком до сих пор, и, видимо, очень плох, — но из того, как именно не получилось, могло бы получиться отдельное кино.
Богатей написал совершенно безумный и нелепый сценарий, замешанный на греческой мифологии, про то, как некий герой подводного мира Атласа спасает похищенный у его народа храм, а потом оказывается вовлечен в грандиозную битву с каким-то всемогущим демоном — которым он сам потом и оказывается (?!?). Автор, полный решимости сделать из этого текста настоящий кинематографический прорыв, подкатывал к голливудским тяжеловесам, но они, быстро поняв, что характер у инвестора скверный и переделывать сценарий в более адекватную сторону он не хочет, быстро сливались. В итоге единственная звезда, которая играет в фильме «Подводные империи», — Ольга Куриленко, а у кино за время съемок сменились пять режиссеров, каждый из которых рассказывает в тексте свою фантасмагорическую историю про то, что им пришлось пережить на съемках (например, передвигаться ползком по пересеченной местности, чтобы достигнуть одного из локейшенов, на которых настаивал инвестор). Каждый из режиссеров трактовал сценарий по-своему — кто-то как эпос в духе «Индианы Джонса», кто-то как комедию; что из этого склеилось — можно только догадываться, в тексте отзывы в духе «настолько плохо, что этот фильм может стать культовым». В сущности, сборник анекдотов — но еще и неплохая картина разница двух рабочих культур, китайской и голливудской; собственно, во многом из-за ее столкновения такой бардак и получился.
И еще интересно — а вот недавний (грандиозный, всем следует посмотреть) фильм Стивена Чоу «Русалка» имеет в виду комическую отсылку к этой истории? В Китае, как следует из текста, вокруг этого проекта было много шума.
https://read.atavist.com/sunk
Прочитал наконец «Зимнюю дорогу», книгу Леонида Юзефовича, которая недавно получила большую литературную премию. Читал не из-за премии (и начал читать до объявления результатов), но любые регалии, конечно, заслужены — книга действительно выдающаяся и к тому же абсолютно подходит под основной жанровый набор этого, с позволения сказать, канала. По сути, «Зимняя дорога» представляет собой историческую журналистику, какой у нас — хоть в книжном формате, хоть в более мелком — почти нет; и трудно найти более весомый аргумент в пользу того, что вообще-то должна быть, и потрясающих сюжетов в истории русского чего угодно миллион.
Формально «Зимняя дорога» — обстоятельный рассказ о походе белого (точнее, наверное, — независимого) генерала Пепеляева на Якутск с целью поддержать повстанческое движение местной интеллигенции и коренного населения против красных в 1922-м — и о том, как красные (и конкретно бывший анархист по имени Иван Строд) ему противостояли. Рассказ при этом постоянно уходит в ширь и вглубь — про каждого героя мы узнаем, что он, откуда и о чем (что как раз в традициях западной журналистики, хоть и вряд ли Юзефович ими как-то руководствовался); про Якутию и вообще необъятные просторы российского Востока тоже сообщается масса всего интересного.
Этот формальный сюжет, даром что малоизвестен и вряд ли значим с точки зрения традиционной макроистории, дает массу потрясающих литературных эпизодов и сам по себе — чего стоит только трехдневная осада белыми одной несчастной юрты, в которой укрылся отряд Строда, и укрепления, которые красные строили из замерзших тел своих и чужих убитых. Но важнее — что из него вырастает и куда более всеобъемлющий сюжет про Россию вообще — и про то, сколько в ней, на самом деле, неопределенности; про то, насколько страна, с одной стороны, немонолитна (то, что якуты в итоге приняли-таки большевистскую администрацию — результат скорее их общего фатализма: на этой дальней и холодной территории любая власть оказывается во многом условной), а с другой, бесконечна в отношении традиции, тайн, идентичностей и стратегий взаимодействия с собственной судьбой. После «Зимней дороги» хочется, конечно, немедленно отправиться вон из Москвы исследовать территории вокруг Якутска — и больше, и выше. Ну, общие планы такого рода есть, скажем так.
Книгу можно купить здесь; на Букмейте она тоже есть наверняка.
http://www.litres.ru/leonid-uzefovich/zimnyaya-doroga-general-a-n-pepelyaev-i-anarhist-i-ya-strod-v-yakutii-1922-1923/
Фестиваль Beat продолжается (еще сегодня и завтра — если кто еще не посетил, рекомендую). Вчера посмотрели «Внутренний реп», короткометражку про гастроли группы «макулатура» в новогоднюю пору между 2015-м и 2016-м. Ну как — коротко-, добрых сорок минут фильм идет, и впечатление от него весьма цельное — и хорошее. Режиссер, поездившая с Евгением Алехиным и Константином Сперанским по Челябинску, Ижевску и Перми, а также поснимавшая их в самой что ни на есть интимной обстановке, дает простой, но эффектный контраст: вот музыка «макулатуры», мрачный упаднический рэп с большим количеством неймдроппинга и самоуничижения; а вот сами ее авторы — симпатичные, немного нелепые и очень обаятельные люди, которые все время шутят над собой и над реальностью и в быту относятся к миру совершенно без той звериной серьезности, что напрягает меня лично в творчестве их ансамбля. Очень смешная сцена, как пьяный Алехин пытается что-то начитывать, сидя в квартире с Феликсом Бондаревым; еще очень трогательные все время звонки по скайпу его девушке; еще ужасно милая и какая-то до боли знакомая сцена, как музыканты сидят после концерта в баре как бы флиртуют с двумя девушками, а потом девушки уходят, и привет. Единственное что — немного, как показалось, перебор с матом; кажется, несколько кадров включили в фильм в основном потому, что там звучат слова «хуй» и «блядь». Но вообще — хорошее кино. Уж точно лучше фильма про Федорова (притом что, понятно, с музыкальной точки зрения, как по мне, герои просто несопоставимы, и не в пользу «макулатуры»).
Читать полностью…Профайл человека с гарри-поттеровским именем Ринс Прибус — главы ведущей организации Республиканской партии (Республиканский национальный комитет, или РНК), который пять лет пытался перестроить идеологию своей партии в сторону большей инклюзивности, чтобы она могла привлечь голоса иммигрантов, женщин и молодежи, и вроде бы преуспел — а потом пришел Трамп, и привет, и ничего Прибусу теперь не остается, кроме как поддержать кандидата, избранного сторонниками партии, и попытаться сделать все, чтобы он победил на выборах. С одной стороны, тут интересно про провалившийся опыт электоральной перестройки в партии (ну как — провалившийся; все-таки за время, пока Прибус был у руля, республиканцы взяли обе палаты Конгресса); с другой — это такой красивый и печальный character study — как технократ, всю работу которого новая политическая реальности опровергла за какие-то полгода, пытается сохранить лицо и делать свою работу просто ради партии.
http://www.bloomberg.com/features/2016-reince-priebus/
Вчера в рамках фестиваля Beat смотрел фильм «Реквием по американской мечте», своего рода, как правильно сказавший представлявший кино Алексей Цветков, политическое завещание Ноама Хомского — в течение часа с небольшим старик излагает на камеру основные причины своей нелюбви к капитализму вообще и современной Америке в частности; все это иллюстрируется его мудрым лицом, нарезкой из исторических хроник и тревожной голливудской музыкой.
Приятный факт: на фильме внезапно случился солд-аут; и вряд ли все это были зрители, зомбированные антиамериканской пропагандой российских госСМИ — по всей видимости, потребность в левой идеологии есть, и это радует.
Менее приятный факт: сам фильм, конечно, сильно упрощает представление об американской истории — вероятно, Хомский и режиссеры делают это специально, понимая, что сложность в 73 минуты не упихнешь, но осадок местами остается. Например, Хомский долго рассказывает о том, как богатеи и правящий класс борются с профсоюзами, потому что профсоюзы представляют угрозу их неограниченному контролю над классами ниже, — и не упоминает о том, что история профсоюзов в США вообще-то крайне проблемная, и сопротивление им как минимум отчасти связано с их коррумпированностью и тем, что их долгие годы контролировала организованная преступность. Или: ближе к концу Хомский говорит, что, дескать, свобода слова не прописана в Конституции или Билле о правах, что уж совсем странно, учитывая первую поправку; да, возможно, он имеет в виду, что применять ее в контексте свободы слова начали уже в 20-м веке (не знаю, так это или нет), но осадок от такого заявления все равно остается. Или: всю дорогу Хомский выстраивает картину истории, согласно которой 50-е и 60-е годы в США были годами экономического роста, избавленного от манипуляций финансового сектора, и подъема гражданского самосознания, и вообще все было классно — забывая как минимум о том, что это было время, когда в южных штатах чуть ли не ежедневно линчевали афро-американцев, а федеральному правительству приходилось вводить войска, чтобы преодолеть сопротивление белого населения Арканзаса десегрегации школ. Впрочем, последнее понятно больше всего: всем нам — и, видимо, даже Хомскому — свойственно идеализировать времена нашей молодости просто потому, что в те годы мы сами были молодыми.
В любом случае, кино, конечно, идеологически полезное, да и посмотреть на дедушку всегда приятно. Еще раз его будут показывать на фестивале 4 июня, обратите внимание.
https://www.youtube.com/watch?v=zI_Ik7OppEI
Второй фильм называется «Фонко»: три шведских режиссера путешествуют по Африке в поисках новой музыки, выражающей специфические для континента идентичности. Гана, Нигерия, Буркина-Фасо, Ангола, ЮАР, что-то еще — везде находится что-то околоэлектронное / танцевальное, замешанное на локальных традициях; слова shangaan electro не звучат, но из музыки много звучит похожего. Параллельно в перерывах звучат фрагменты из интервью Фелы Кути, где он говорит про панафриканизм, про то, что ислам и христианство — это все чуждые африканцам вещи, привнесенные поработителями, ну и так далее. С одной стороны, как впечатление это, несомненно, интересно — тут тебе и несколько полезных экскурсов в африканскую историю (интересно, например, что сразу в нескольких странах среди молодежи есть культ бывших справедливых лидеров, которых сменили / убили диктаторы), и много мощного звука, и, главное, отсутствие почти неизбежной в таких случаях экзотицирующей интонации. С другой — после фильма сами режиссеры упомянули о том, что изначально снимали материал на телесериал, а есть еще и 10-часовая серия радиопередач про те же путешествия на шведском, и это, в общем, многое объясняет: все-таки уложить шесть стран в полтора часа сложно, и цельности месседжа фильму не хватает; впрочем, зато зрителю есть, о чем додумывать.
Читать полностью…