я просто текст

28 августа 2017 17:52

Вернемся к микроистории. Если в London Review of Books через конкретный кейс была раскрыта проблема Брекзита и современного состояния Евросоюза, то вот текст, в котором на не менее выпуклом примере раскрыта проблема интеграции беженцев.

По состоянию на 2015 год в деревне Сумте, что на востоке Германии, в Нижней Саксонии, жили 102 человека — а рядом с ней стоял опустевший комплекс, в котором до кризиса 2008 года тренировали будущих коллекторов. А потом управляющей деревни сообщили новости: чего комплексу стоять бесхозным; давайте мы поселим туда мигрантов с Ближнего Востока, которых обязалась принять и ассимилировать Ангела Меркель. Тысячу, скажем, человек. В 10 раз больше, чем собственно население Сумте. (В процессе выясняется, что саму идею переоборудовать помещения в миграционный центр подал один из жителей деревни — кажется, тот же, что в свое время подал идею построить экономику деревни на этом самом центре подготовки коллекторов.)

Автор рассказывает об этом эксперименте максимально подробным образом — и ездил в Сумте на протяжении года. Тут много разных сюжетов: есть и благородный энтузиаст, который занимается миграционным центром и пытается сделать его таким, чтобы людям там было хорошо и было, чем заняться; есть противники мигрантов — впрочем, их немного, и в основном они люди пришлые, приехавшие Сумте специально, чтобы попротестовать; есть люди, пытающиеся делать на новой ситуации какой-то бизнес; есть местные чиновники и активисты, тоже искренне старающиеся, чтобы всем было хорошо; наконец, есть и сами беженцы, которые находятся в постоянном культурном шоке — от зимы, от отсутствия интернета, от окружающей пустоты.

Здесь меньше аналитики, чем в тексте LRB, и больше драмы характеров: мы подробно наблюдаем, как люди переживают происходящее, — и понимаем, что ничего такого уж страшного нет даже в таком раскладе: не то чтобы в деревне тут же начинаются ограбления и изнасилования. Однако кое-что все же сильно мешает ассимиляции: во-первых, страх, приводящий к тому, что между местными жителями и мигрантами возникают заборы — как физический, так и метафорический (это уж не говоря про языковой барьер); во-вторых, отсутствие понимания того, как должна работать интеграция. Местные жители в большинстве своем считают, что то, что они уступили территорию, — само по себе серьезный шаг, и оставляют всю остальную работу с мигрантами на усмотрение экспертов; не то чтобы их нельзя понять, но в итоге никаких собственно социальных процессов не происходит — два социума оказываются изолированными друг от друга, хоть и не испытывают друг к другу никакой враждебности.

По сути, это история негромкого провала — в конце оказывается, что большинство мигрантов уже уехали из миграционного центра: не потому что им там не рады, а потому что им там нечего делать; нет ни работы, ни социальной инфраструктуры. Сюжет про деревню Сумте оказывается красивой иллюстрацией общеевропейского миграционного кризиса: соответствие собственным провозглашенным ценностям — это хорошо, однако неплохо также было бы иметь конкретные механизмы решения конкретных социальных проблем.

http://www.vqronline.org/reporting-articles/2017/04/useful-village

я просто текст

25 августа 2017 13:51

Прекрасная история эпохи фейк ньюс. Один и тот же человек годами выдумывает (просто выдумывает) разнообразные безумные инициативы типа экскурсий в Сирию, кафе для толстяков или вина Dimon и рассылает про них пресс-релизы в российские СМИ. И российские СМИ — причем в том числе безусловно профессиональные и качественные — про это пишут и берут у него интервью. И так каждые несколько месяцев.

Герой причем оказывается таким типичным трикстером-проходимцем, даже веселым по-своему человеком, который считает всех вокруг идиотами и любит водить их за нос. Все это, конечно, смешно (особенно про день ежа вместо дня сурка: «Да еж мог бы вообще стать национальным героем! И достойным ответом празднику США. Еж - очень русское животное. Прям свое в доску! Ну и конечно пузико»), но хочется верить, что, по крайней мере, РБК, «Ведомости» и «Афиша» больше на основании пресс-релизов от Анатолия Аронова ничего писать не будут.

http://www.bbc.com/russian/features-41045229

я просто текст

19 августа 2017 14:09

Однажды где-то в середине 1980-х корреспондент газеты The Baltimore Sun Дэвид Саймон болтал с сотрудниками убойного отдела городской полиции, о котором ему часто приходилось писать. Один из них в какой-то момент сказал что-то вроде: «Если бы кто-нибудь провел с нами весь год и записал все, что тут происходит, такой сюжет бы вышел!» «А это идея», — подумал Саймон; договорился с начальством и с издателями — и провел с сотрудниками отдела весь 1988-й год в формальной должности интерна. Выезжал на места преступления, присутствовал при допросах, выпивал вместе с детективами в их любимых барах, ходил с ними в суды, рылся в уголовных делах — и так далее, и так далее, и так далее.

Получилась из этого книжка «Homicide: A Year on the Killing Streets», один из самых ярких и классических теперь уже документов американской криминальной журналистики; шесть с половиной сотен страниц о том, как следователи собирают доказательства, выбивают признания, ошибаются, идут по ложному следу и — нередко — раскрывают убийства. Долго собирался добраться до нее — и вот наконец освоил; книжка и правда великая и может служить мастер-классом по типам журналистского письма для всех, кто таковым письмом интересуется. Понятно, что у Саймона гора материала — шутка ли, год включенного наблюдения (книжка так и строится: от 1 января к 31 декабря; не со всеми остановками, но со многими), — но справляется он с этой горой блестяще. Постоянно, но уместно жонглирует стилистиками и точками зрения, ведя повествование то от лица полицейских, то от лица преступников, то от лица документов (ну почти); рассказывает примерно про все аспекты американской правоохранительной системы — от особенностей структуры местной полиции до процедуральных деталей, — при этом никогда не забывая о том, чтобы работали два основных двигателя повествования: собственно процесс расследования конкретных преступлений — и эволюция героев, которых читатель довольно быстро научается отличать друг от друга, потому что и репрезентируют они разные полицейские типажи.

Тут есть гениальный стареющий следователь, пытающийся выкарабкаться из профессиональной и психологической ямы, куда его загнало расследование дела о стрельбе со стороны полицейских. Есть герой-одиночка, которого не любят коллеги, но который может разговорить любого драг-дилера. Есть фанатичный новичок, устроившийся в полицию фактически с мороза, который всю дорогу бьется над расследованием таинственного убийства 11-летней девочки (и — спойлер — безуспешно; на то книга и документальная, чтобы не заканчиваться хэппи-эндом). Есть сержант, который ведет с себя с сотрудниками, как отец, и сержант, ведущий себя с сотрудниками, как менеджер, — ну и так далее.

Ну и сами дела, конечно. «Homicide», помимо прочего, — это, разумеется, еще и рассказ о Балтиморе конца 80-х, городе черной бедноты, постепенно подсевшей на крэк; большую часть времени герои книги проводят в тех районах, где убивают ни за что и нипочему. Однако помимо обычных преступлений, связанных с конкуренцией за перекрестки или наркотическими помутнениями, тут есть и масса выдающихся сюжетов. Мой любимый — про местную «черную вдову», некрасивую старую женщину, которая обманом и угроза женила на себе мужчин, чтобы переписать на себя их страховые выплаты, а потом убить; причем на момент ареста мужей у нее было четыре одновременно, и они друг о друге не знали.

я просто текст

10 августа 2017 15:08

Представьте себе место, где нет интернета и мобильной связи (потому что сотовые компании отказываются ее проводить), общественного транспорта и отопления. Еще это остров в северном озере. Рядом — другой остров, где в здании бывшего монастыря содержатся люди, осужденные на пожизненное заключение. На материке — бывшие совхозные поля, по которым теперь гуляют медведи.

Кажется, что это какой-то пейзаж из фильмов, например, Луцика и Саморядова, но это реальная жизнь — именно так все устроено на острове Сладком, что расположен в вологодском Новозере. Наш спецкор Илья Жегулев съездил на остров и выяснил, как все устроено в этом удивительном месте и в округе. Получился очень душевный — вот правда, не знаю, как сказать иначе, — репортаж про ту самую русскую жизнь, которая существует немного вопреки всему.

https://meduza.io/feature/2017/08/10/budem-zhit-poka-budet-tyurma?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live

я просто текст

09 августа 2017 19:14

For a change, грандиозная история из жизни английского футбола — того самого, по которому скучают люди, считающие, что сейчас в этом спорте слишком много денег и слишком мало крови. В конце 90-х и валлийский город Суонси, и местная футбольная команда пребывали в кризисе — угольные шахты, когда-то являвшиеся основным доходом для местной экономики, закрывались; безработица росла; клуб находился на грани того, чтобы перестать быть профессиональным; его долги составляли 2 миллиона долларов — и команду продали новому владельцу всего за сто фунтов.

Новым коммерческим директором «Суонси» стал Майкл Льюис, специалист по спортивному пиару. На одной из своих предыдущих работ, в «Тоттенхэме», он придумал, как с помощью чемпиона по дзюдо, факиров и самого высокого человека в мире превратить в шоу пятнадцатиминутный перерыв между таймами на стадионе. В «Суонси» его идея была еще проще — клубу нужен маскот, живой символ. Разумеется, лебедь. Почему-то по имени Кирилл. Им стал 21-летний Эдди Донн, который до того просто поддерживал вместе с другими рабочими домашнее поле команды в порядке.

Лебедь был почти три метра высотой. Льюис убедил Донна: Кирилл должен спасти дух команды. Он приказал молодому человеку никогда не разговаривать и никогда не признаваться в том, что в костюме именно он. 11 августа 1998 года Кирилл-Донн почти случайно изобрел себе имидж — он в знак протеста против слабой игры своей команды побежал, размахивая крыльями, по кромке поля, столкнулся с помощником тренера «Норвича», с которым играл «Суонси», тот в ответ начал ругаться, а лебедь вместо того, чтобы извиняться, начал провоцировать соперников и вести себя нахально. Трибуны завелись. «Суонси» сравнял и добился ничьей. Так Эдди Донн стал звездой. Вскоре он стал любимцем фанатов «Суонси» — Льюис даже выпустил про Кирилла книгу и песню; а Донна в костюме стали приглашать на вечеринки и свадьбы. Продажи мерчендайза тоже выросли благодаря лебедю-хулигану.

Как флегматично сообщает текст, it was a most violent era for mascots. В том же 98-м году во время матча «Бристоль-сити» с «Вулверхэмптоном» их маскоты — волк и свинья — подрались прямо на поле. Лев, талисман «Астон Виллы», был уволен после того, как обнял и поцеловал мисс «Астон Виллу» во время игры. Первый саммит маскотов быстро превратился во что-то непотребное. Кирилл полностью соответствовал духу времени. 13 ноября 1998 года перед домашним матчем с «Миллуоллом» он сначала, как обычно, попровоцировал гостевых фанатов — а потом пнул своим пушистым телом судью. После того как «Суонси» забил третий гол и повел 3:0, маскот выбежал на поле и пнул мяч так, что он попал по голове игроку соперника; тот упал. Потом Кирилл побежал к судье на линии и начал оглаживать его по лысой голове. «Суонси» выиграл и после прошел еще два раунда в кубке Англии — но футбольные власти действия лебедя не одобрили и назначили ему судебное разбирательство в Уэльской футбольной ассоциации.

Донн пришел на разбирательство в костюме лебедя, и когда они спросили его о его ценностях, начал специально падать, пытаться цеплять клювом печенья и переворачивать тарелку с ними. Льюис заявил, что лебедь немой; в ответ на все вопросы он либо кивал, либо мотал головой. В итоге ему выписали штраф в полторы тысячи долларов (несмотря на прискорбное финансовое состояние, заплатил его «Суонси») и отстранили от игр до конца сезона — по итогам которого «Суонси» поднялся из третьего дивизиона во второй.

Впрочем, быть на играх Донну уже было необязательно — он стал национальной звездой, ходил в телевизор, тусовался со сборной Англии. Бесконтрольное поведение лебедя, когда он снова появился на играх, беспокоило хозяев клуба — они пытались его увещевать, пытались даже его заменить, но ничего не помогало. В 2001-м «Суонси» снова играл с «Миллуоллом» — и все закончилось кулачным боем с талисманом противников львом Зампой прямо в центральном круге. Его попытались арестовать — но Донн забежал в раздевалку, снял костюм и спокойно вышел из другой двери: никто ведь не знал, кто играет Кирилла.

я просто текст

08 августа 2017 15:52

Пол-пятого вечера 23 июля 2015 года, накануне своего девятнадцатилетия, молодой человек по имени Джозеф Келлер вместе с другом Коллином начал пробежку от ранчо своего дяди в гористой и лесистой местности в штате Колорадо. В какой-то момент они разделились. Коллин вскоре вернулся обратно. А Джо не вернулся. Ни через час, ни через день, ни через неделю. И до сих пор никто не знает, куда он пропал. Его искали сотни людей на машинах и лошадях, полтора десятка собак, вертолеты и дроны, но так и не нашли — ни живого, ни мертвого.

Мы живем в большом мире, и в этом мире много мест, где легко потеряться, — даже в 21-м веке. Собственно, об этом — на одном конкретном примере — и материал; своего рода американский пандан к давнему блестящему тексту Ромы Грузова про то, как он, власти и волонтеры искали старика, пропавшего в лесах под Петербургом. Автор материала подробно восстанавливает хронику поиска Келлера — показывая, что (в отличие от российского случая) все, в общем, было сделано по правилам: тут сразу подключилась и полиция, и родственники, и волонтеры; вскоре была объявлена еще и награда в 10 тысяч долларов за информацию о пропавшем юноше. Ничего не помогло — и через несколько дней волонтеры начали расходиться по домам, полиция сворачивать операцию, а родственники — придумывать что угодно и обращаться к кому угодно, вплоть до экстрасенсов, чтобы объяснить происходящее (например, Келлер сам куда-то сбежал — или его похитили, чтобы продать на органы).

Всего в списках пропавших людей в США ежедневно числятся до 90 тысяч (!!) человек — впрочем, большинство из них все же пропадают в городах. Материал посвящен тем, кто теряется в местах диких: горах, лесах, национальных парках и заповедниках. По ним нет отдельной специальной статистики, но, судя по всему, таких чуть более полутора тысяч человек. И при том, что с Келлером все было сделано правило, шансов найти их и правда не очень много — хотя бы потому что на 400 тысяч акров округа, где находится ранчо дяди Келлера, всего один рейнджер-полицейский: на этой территории почти никто не живет, поэтому и правоохранителей там почти нет. Как только операция по спасению прекращается за безнадежностью таковой (с Келлером это произошло через четыре дня), по сути, близкие остаются один на один с задачей найти своего родственника — точнее, скорее всего, его тело.

Ну и что только они не пытались делать — и нанимали частных сыщиков (очень дорого, никаких результатов); и привлекали специалиста по поиску людей с помощью собак (его лучшая собака привела его к озеру в четырех с половиной миля от места, где Джо видели в последний раз); и пошли благотворительный фонд из Миннесоты, созданный специальный для помощи семьям пропавших (нашли следы каких-то заплутавших туристов — но не Джо). В конце концов тело Джо нашел сыщик-любитель — почти через год после того, как Келлер пропал. Оно лежало под одним из утесов между валунами в почти двух милях от ранчо; поиски проводились почти там, где надо, но все-таки не там. Семья Келлера по-прежнему считает, что тут что-то нечисто, и одним несчастным случаем все не объяснишь: слишком далеко Келлер забежал, учитывая его усталость после переезда на ранчо; слишком высоко он был, учитывая, что юноша никогда не любил карабкаться по горам. Впрочем, эти вопросы легко можно объяснить и просто работой защитных психологических механизмов.

я просто текст

07 августа 2017 16:13

Если вы в принципе готовы отличать авторов журналистских текстов друг от друга, запомните это имя: Тэффи Бродессер-Акнер (окей, не самое простое имя для запоминания, но кто сказал, что будет легко!). Я уже не раз писал про ее материалы — например, про гуру уборки Мари Кондо или лучшего в мире мужчину-синхрониста Билла Мэя, — а читал их сильно больше, и это всегда как минимум весело и, как правило, неожиданно. Бродессер-Акнер немножко слишком любит писать про себя и жанр «журналист ставит над собой эксперимент» — но зачастую находит ужасно интересные сюжеты и ужасно интересных героев.

Вот еще один ее текст — про то, как люди, которых воспитали в ультраортодоксальных еврейских общинах (например, хасидских, но не только), пытаются из этих общин выйти и начать жить обычной нью-йоркской жизнью. Как выясняется, это непростая задача — потому что в общинах их к этой жизни совершенно не готовили. Например, в самом начале описывается встреча их группы поддержки, где одна из девушек пытается понять, на каком свидании уже можно целоваться, а другой мужчина не понимает, как ему развестись со своей женой, которой запрещает развод религия.

Группа поддержки — это, на самом деле, целая НКО под названием Footsteps, существующее с 2003 года и действующее по самым разным направлениям: от сексуального образования (которое в ультраортодоксальных общинах отсутствует) до фэшн-вечеринок. В самом коммьюнити отношение к организации, разумеется, отрицательное — ее обвиняют в попытках разрушить традиционный еврейский уклад жизни. Иногда, впрочем, сам уклад разрушает жизни конкретных людей – в тексте упоминается несколько передозировок и одно вполне классическое самоубийство с прыжком с крыши; есть и история девушки, которая собиралась покончить с собой, когда узнала, что ее выдают за незнакомого мужчину, но в итоге получила развод и ушла из семьи.

Как это свойственно Бродессер-Акнер, на определенном этапе она рассказывает и свою собственную историю (она тоже росла в хасидской семье) — и это работает на сложность текста: дело тут все-таки не в том, что замшелые консерваторы портят жизнь своим детям, но в том, что разлом между одной и другой жизнью проходит по самим этим детям, которые зачастую всей душой принадлежат к культуре, где их взрастили, но существовать в ней уже не могут. Авторка явно не одобряет то, что ей ребенком вдолбили в голову, что она плохой человек и может стать лучше, только соблюдая правила религии, — но она все равно часть этой культуры и по-прежнему ходит в синагогу.

А в конце — вообще какая-то совсем пронзительная история спасения через любовь.

https://www.nytimes.com/2017/03/30/magazine/the-high-price-of-leaving-ultra-orthodox-life.html?_r=0

я просто текст

06 августа 2017 13:07

Лучший текст из попадавшихся мне про Брекзит и состояние Европы. Образцовый пример журналистского приема, который я называю локализацией, — когда большая, сложная и глобальная тема рассказывает через что-то максимально конкретное; своего рода современная микроистория. Джеймс Мик (не буду притворяться, что знаю, кто это) из London Review of Books сводит вместе несколько ключевых вопросов: британцы, проголосовавшие за выход из Евросоюза, жалуются на то, что восточноевропейцы отбирают у них рабочие места, и специально не любят поляков; меж тем, в самой Польше у власти ультраконсерваторы, отрицающие европейские ценности открытости и светскости, — однако страна скорее хочет переделать Евросоюз под себя и уж точно не собирается оттуда выходить.

И сводит он их вместе так: Мик нашел фабрику по производству шоколада Cadbury, которая раньше существовала под Бристолем и десятилетиями обеспечивала работой целый небольшой городок Киншем, — а с 2007 по 2011 годы переехала в польский Скарбимеж, где то же самое производство стоило владельцам в пять раз дешевле. Автор поехал в Киншем и поговорил там с людьми, вся семейная история которых была связана с фабрикой, — и поехал в Скарбимьерж, чтобы понять, что за люди работают на этом заводе теперь. Дополнительный бонус: люди, лишившиеся работы в Англии, разумеется, голосовали за Брекзит; люди, получившие ее в Польше, разумеется, голосовали за партию «Право и справедливость». И еще один: переехав в Польшу, фабрика перестала принадлежать исторически британской Cadbury — потому что Cadbury в свою очередь купила огромная американская пищевая корпорация Kraft Foods, потом переименовавшая свою внеамериканскую часть в Mondelez. Фантастический, конечно, кейс с точки зрения экземплификации вообще всей ключевой проблематики, связанной с глобализацией.

Разумеется, в лучших традициях журналистики глубокого погружения двумя командировками и сличениями того, как устроены головы у людей по разные стороны пролива, материал не ограничивается. Мик дает подробный экскурс в историю конкретной фабрики и вообще бренда Cadbury, который и оказывается путеводителем по истории капитализма, и объясняет, почему из квакеров получались отличные предприниматели, и показывает, в чем состояла обратная сторона превращения Великобритании в хотя бы какой-то степени социальное государство. После того, как правительство взяло на себя этические обязательства, владельцам бизнесов стало проще вовсе игнорировать этическую сторону вопроса и заботиться исключительно о доходах, резонно полагая, что заботиться обо всем остальном — не их дело; как формулирует сам Мик, предприниматели теперь действовали так, будто существуют за пределами культуры.

С другой стороны, Мик подробно описывает историческую судьбу польского Скарбимежа — поселения, которое когда-то было частью постоянно переходившей из рук в руки Силезии, а после Второй Мировой стало местом расположения одной из крупнейших баз военной авиации в странах Варшавского договора. После чего Скарбимеж, разумеется, впал в затяжную депрессию. Она же в конце концов помогла городку (и другим подобным Польше) привлечь зарубежных инвесторов и бизнесы, которых интересовала дешевая земля —а также статус свободной экономической зоны, который позволял Cadbury получить разнообразные субсидии и платить меньше налогов; в Польше таких зон немало, поскольку Евросоюз разрешает их создание в странах, которые беднее других участников соглашения (причем в Польше они создаются не в беднейших регионах страны, где они, по идее больше нужны людям, а там, где это больше удобно инвесторам); обстоятельная история свободных экономических зон в тексте тоже есть. Впрочем, польским властям все равно нужно было предоставить новым инвесторам инфраструктуру — и строилась она в основном за счет денег того же самого Евросоюза; то есть британцы не то чтобы безосновательно жалуются на то, что они заплатили своими налогами за то, чтобы у них потом отняли работу.

я просто текст

31 июля 2017 15:08

Не знаю, как у вас, а со мной такое бывает: когда начинает казаться, что по тебе кто-то мелкий ползает — и вроде понимаешь, что мерещится, но хочется прихлопнуть или как-то еще избавиться. Быстро проходит, но, как выясняется, не у всех. Оказывается, это такое отдельное (пусть и не до конца описанное) психологическое расстройство — Delusional Parasitosis, иллюзорное паразитирование: когда люди уверены, что их одолели какие-то неведомые насекомые — и никто не может их убедить, что это не так. Как и другие расстройства, оно нередко бывает связано с жизненными потрясениями вроде развода или смерти близких; в отличие от них, тут не обойдешься таблетками — нужно, чтобы человек как-то понял, что насекомые ненастоящие. В мире — например, в Голландии — существует несколько клиник, которые специализируются на такого рода кейсах: там назвали это психодерматологией. С пациентами там обращаются очень осторожно — первым врачом, который их лечит, всегда становится дерматолог, «настоящий» медик, валидирующий боль людей, подтверждающий, что они страдают по-настоящему и никто не считает их сумасшедшими. Психолог присоединяется уже потом.

Впрочем, о таких клиниках надо еще узнать — и в Америке, например, люди с такого рода диагнозами чаще всего в итоге оказываются на приеме у специалистов по энтомологии, в обычное время занимающихся консультациями по клопам и прочим насекомым, заводящимся в домах (их разнообразие в США, где дома частные и зачастую деревянные, кажется, сильно больше, чем в России). Оно и понятно: в обычной больнице людям говорят, что ничем помочь не могут; к психологу они обращаться не собираются, поскольку уверены, что их и правда терзают какие-то жучки. Собственно, материал по ссылке представляет собой профайл Гейл Ридж, энтомолога-консультанта из Коннектикута со степенью доктора философии (а не медицины), которая в какой-то момент осознала, что люди регулярно приходят с ней с Delusional Parasitosis — и стала пытаться им помочь.

На самом деле, самое интересное в материале — даже не рассказ об удивительном расстройстве, а собственно героиня, которая искренне влюблена в многообразие мира насекомых, держит у себя в кабинете бесконечное количество разных жучков и ухаживает за ними, невероятно увлекательно рассказывает об их привычках, повадках и функциях — и даже умудряется убеждать людей, которые к ней приходят, в том, что те или иные насекомые, встретившиеся им, безвредны, и не то чтобы их нужно немедленно уничтожать. То, что в этом мире есть и люди, которые питают искреннюю симпатию к тараканам и готовы посвятить им жизнь, несомненно, изрядно обогащает наши представления о мире.

https://www.statnews.com/2017/03/22/insect-delusional-parasitosis-entomology/

я просто текст

31 июля 2017 12:28

Гастроли «я просто текст» на «Медузе»: как по заказу NYT Magazine опубликовал материал про то, откуда берутся все эти ужасные фильмы по мотивам мобильных игр — и почему не стоит надеяться на то, что ситуация изменится.

я просто текст

30 июля 2017 14:20

В очередной раз предупреждаю, что ссылки тут публикуются зачастую с задержкой — сначала надо найти время, чтобы разобрать склад на чтение; потом — чтобы написать про то, что показалось заслуживающим внимания. Этот текст, например, мартовский — но, собственно, менее интересным с момента публикации не стал.

Редкий в наше время, к сожалению, нарративный репортаж в «Коммерсанте» — про то, как отец дагестанского мужчины, уехавшего в Сирию воевать, пытался его оттуда вытащить. Основное отличие от истории Константина Журавлева или от нью-йоркеровского монументального материала про то, как американцы пытаются вызволить родственников из плена ИГИЛ, — в том, что ни о каком пленении речь не идет: Марат Нурмагомедов уехал воевать в Сирию сам, по собственной воле, по всей видимости — в знак протеста и в поисках религиозной справедливости, оставив в Махачкале беременную жену. Соответственно, и на помощь государство семье рассчитывать не приходилось, скорее уж наоборот — на угрозу с его стороны.

Первый раз Казим Нурмагомедов поехал за сыном почти сразу после его отъезда — прошло менее месяца. Отсюда, собственно, в тексте начинается длинная одиссея мужчины в Сирии, охваченной гражданской войной, которая в какой-то момент выльется в создание халифата; любопытно, что смотрим мы на эту войну с таким остраннением, глазами мужчины, который совершенно не разделяет устремления воюющих, но пытается их понять. Собственно, именно понять сына было целью отца — он не мог просто взять и забрать взрослого человека, сделавшего осознанный выбор; надо было его переубедить. Когда почти получилось — начались проблемы с возвращением; турецкую границу перейти было все сложнее; курдские проводники взяли деньги Казима, но сына так и не привели. Контактировать с ним было все сложнее.

Потом отец начал искать связи с Сирии через турецкую дагестанскую диаспору; потом они с женой поехали в Египет, чтобы выручить сына, — но ничего не получалось; потом мать Марата поехала в Сирию сама — но уговорить сына не получилось, и сама женщина тоже еле-еле выбралась обратно за пару дней до провозглашения халифата. Ну и так далее: как принято говорить в таких случаях, это настоящее кино с кучей сюжетных поворотов вплоть до игиловской тюрьмы, известия о казни Марата, тюрьма в Стамбуле, рейда ФСБ в родном селе героев, а также уголовного дела, возбужденного в отношении второго сына Казима, который живет в Москве и занимается бизнесом. Вернулся Марат в итоге не в Россию, где его разыскивают по понятным статьям, а в Украину, а потом в Грузию — так надежднее; помимо прочего, это, конечно, история о том, что за людей, обвиненных в России в терроризме, отвечают и отец, и брат, и какие угодно родственники — а также о том, что об обратной ассимиляции тех, кто разочаровался в радикальном исламе, здесь никто даже не задумывается.

https://www.kommersant.ru/doc/3250133

я просто текст

29 июля 2017 08:30

Написал про новый альбом Arcade Fire, который, кажется, все модные западные музыкальные СМИ дружно объявили провалом — но мы с ними не согласны.

https://meduza.io/feature/2017/07/29/marsianskie-hroniki-nas

я просто текст

28 июля 2017 12:34

Под запрещенным словом имелся в виду «пиздец», а телеграм почему-то сокращает шесть звездочек до двух! (Выяснилось, что это разметка такая появилась у телеграма, всем спасибо)

я просто текст

28 июля 2017 12:28

Дико веселый текст получился; вот правда!

я просто текст

22 июля 2017 16:15

Мощный репортаж моей жены Нины Назаровой в BBC про то, как в России родители похищают друг у друга детей. Выясняется, что там есть дикая юридическая коллизия: по закону понятие похищения к родителю неприменимо, его действия как бы в любом случае не нелегальны - что в результате порождает кейсы вроде центрального: женщина уже пять лет судится с отцом дочери, который ее выкрал; суд каждый раз становится на ее сторону, но ничего не происходит.

Еще тут есть инфернальный совершенно герой-женоненавистник, бывший милиционер, судимый за превышение полномочий, который делает деньги на том, что помогает отцам выкрадывать детей, притворяясь журналистом. Важно, впрочем, что текст при этом не повергает читателя в пучину ада - при такой-то теме в нем нет безысходности: и из-за многообразия героев и героинь (в частности, есть крутые адвокаты, которые рубятся на этом поле), и из-за структуры; отчасти это еще и про то, что русские не сдаются.

http://www.bbc.com/russian/features-40658599

я просто текст

28 августа 2017 08:40

Прочитал нашумевшую книжку «Sapiens» — обозрение истории человечества с космической высоты (то есть в максимально широких масштабах) в исполнении Юваля Ноя Харрари, профессора Еврейского университета в Иерусалиме и автора соответствующего курса лекций на «Курсере». Собственно, устность текста Харрари тут местами чувствуется — но это скорее плюс.

Книжка, безусловно, любопытная — хотя бы тем, что максимально четко все систематизирует и позволяет уложить в голове эту самую краткую историю человечества, по ходу дела опровергая ряд стереотипов и отстаивая ряд полезных ценностных положений (например, тут тонко, без активистских перегибов написано и про патриархат, и про развитие капитализма). Самое интересное, пожалуй, — это первые главы: я вообще обычно не очень люблю про доисторическую эпоху, но Харрари рассказывает про нее с помощью действительно захватывающих парадокс; выясняется, например, что и ранним хомо сапиенс была свойственна редкая агрессия в отношении окружающей среды — и значительное количество видов животных были уничтожены еще до всяческих промышленных или научных революций. Еще Харрари хорошо показывает, что сапиенс — не столько вершина эволюции, сколько вид, сумевший по тем или иным причинам пережить или истребить другие аналогичные виды; и причины эти — прежде всего (ха-ха) в умении рассказывать друг другу истории, создавать коллективные мифы, позволяющие, в свою очередь, создавать массовые сообщества, способные на сильно большее, чем отдельные общины.

С другой стороны, есть ощущение, что при всем своем внимании к роли нарратива и культуры Харрари в какой-то момент все же отдается сциентизму: начиная где-то с Нового времени он рассказывает эту самую краткую историю прежде всего как историю взаимодействия науки и политэкономии, почти забывая про роль культуры и медиа в изменениях человечества; про интернет тут и вовсе примерно полабзаца — и вряд ли это легитимный подход, даже если воспринимать историю человечества в масштабах тысячелетий. Я как-то особенно резко почувствовал нехватку культурных смыслов еще и потому, что следующим номером начал наконец осиливать пятикилограммовый ад-маргинемовский фолиант «История искусства с 1900 года». Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз — вряд ли скоро.

(Впрочем, читатели сообщают, — спасибо! — что про культуру и интернет много в книжке «Homo Deus», которая писалась в пару к «Sapiens».)

https://bookmate.com/books/nXoQyaGM

я просто текст

19 августа 2017 14:09

«Homicide» — это, конечно, уже журналистика-как-литература; но все-таки журналистика: Саймон в послесловии методично описывает все свои процедуры и указывает, что всякий раз, когда в книге использован глагол «подумал», он спрашивал у своего героя, о чем он думал — ну и прочие подобные детали. Впрочем, какие-то этические сомнения тут все равно неизбежно возникает. Автор явно и осознанно очарован своими героями и их работой; и эта книжка, несомненно, при всем гомофобском юморе сотрудников полиции и окказиональных ошибках героев представляет собой оду работникам убойного отдела. Пара случаев, когда они пытаются обвинить в убийстве невиновных, тут даны почти впроброс; то обстоятельство, что чернокожие балтиморцы заведомо не доверяют белым полицейским, представлено как бы по умолчанию, без объяснения причин (которые, конечно, существуют); есть и подробные рассуждения о том, что большая часть арестованных виновны — а реальный приговор из них получают процентов 30-40.

Конечно, в 2017 году, когда одной из главных проблем США является насилие со стороны полиции, все это читаешь не без скепсиса. Но Саймон все-таки грандиозный писатель и способен преодолеть любое читательское сомнение — и довольно быстро героям начинаешь и сопереживать, и доверять. Это книга, после которой и правда впору начать считать полицейских ежедневными героями; в этом смысле ясно, что в России такая — по крайней мере, прямо сейчас, — просто невозможно.

А, ну и если кто не знает: эта книга резко изменила судьбу и самого Дэвида Саймона. Сначала «Homicide» пару раз экранизировали с грехом пополам, по ходу дела журналист сам увлекся кино и сценарным делом — и результатом всего этого стал «The Wire», лучший (по-прежнему) сериал в истории телевидения. И, конечно, отдельное удовольствие — угадывать, кто был чьим прототипом, когда читаешь «Homicide». А отдельный подвох — что довольно быстро начинает хотеться пересмотреть все пять сезонов в третий раз.

https://www.amazon.com/Homicide-Killing-Streets-David-Simon-ebook/dp/B003J4VELI/ref=sr_1_1?s=digital-text&ie=UTF8&qid=1503144539&sr=1-1&keywords=homicide+a+year+on+the+killing+streets

я просто текст

15 августа 2017 08:40

В феврале 2017 года Сергей Собянин и его заместители полторы недели выслушивали настоятельные просьбы горожан и общественников снести пятиэтажки вместо того, чтобы их ремонтировать, и отвечали, что у них нет на это денег и ресурсов. А потом мэр Москвы пришел к Владимиру Путину и сказал, что деньги есть — и по многочисленным просьбам власти города хотят запустить программу реновации.

Как выяснил наш спецкор Иван Голунов, все это было спектаклем. На деле программу по сносу домов и переселению их жителей в мэрии готовили с 2013 года, а ее общие очертания были представлены Собянину еще в августе-сентябре 2016-го, год назад. Просто потом вице-мэр Анастасия Ракова решила превратить все это в политический проект с голосованием и прочими делами — и получилось то, что получилось.

Мощная история про то, что бывает, когда российские чиновники решают изобразить политику. Из которой становится даже известно имя человека, всю эту реновацию разработавшего, — его зовут Андрей Валуй. Раунд!

https://meduza.io/feature/2017/08/15/kto-pridumal-renovatsiyu?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live

я просто текст

09 августа 2017 19:14

А потом «Суонси» опять продали — теперь уже за полтора фунта и самому Льюису (который до того был только финансовым директором). Тот в свою очередь продал его австралийцам, которые первым делом попытались уволить семь игроков (им не разрешили; фанаты устроили демонстрацию протеста). Тем временем Кирилл участвовал в третьем национальном слете маскотов — и перед их соревновательным забегом толкнул одну из конкуренток так, что она поранила руку. В конце концов его арестовали — уже всерьез, — но потом сняли обвинения. Тем временем фанаты выкупили клуб у австралийцев — и сами стали хозяевами «Суонси». Кирилл продолжал вести команду за собой — но уже без прежнего пыла и энтузиазма: стадион, на котором он провел всю жизнь, снесли и построили новый; на эскапады уже не хватало здоровья. В 2007 он передал костюм своему преемнику. Через четыре года «Суонси» первой из валлийских команд пробился в английскую премьер-лигу.

Сейчас Кирилла играет человек, которого автор называет Бэрри. Теперь внутри костюма есть вентилятор, чтобы не было слишком жарко; в костюме нельзя находиться дольше 15 минут; и у него есть напечатанные правила поведения. Как и было сказано, это история про футбол, которого больше нет.

http://www.espn.com/espn/feature/story/_/id/18915677/swan-song-story-cyril-swan

я просто текст

08 августа 2017 15:52

Тут есть и сторонний сюжет — про бывшего полицейского, который стал экспертом по поискам Снежного человека и выпустил шесть томов серии книг про людей, исчезнувших где-то в диких местах; про группы людей, чьи родственники пропали без следа. Оказывается, что в календаре штата Колорадо даже есть специальный День пропавших без вести. Больше всего прочего тут вызывает некое странное восхищение именно эта способность американского общества создавать микрокоммьюнити вокруг любых, даже самых редких проблем, если вокруг них в принципе есть, кому объединяться. Впрочем, справедливости ради, как следует из того же текста Грузова (а также из работы организаций вроде «Лиза Алерт»), в России с этим тоже все не так плохо.

https://www.outsideonline.com/2164446/leave-no-trace

я просто текст

07 августа 2017 19:08

И еще один текст Бродессер-Акнер — на сей раз правда смешной: тут она пробует на себе новейшие методы спа-процедур, которые, как обещано, должны сделать вас счастливыми, абсолютно счастливыми. Начинается все с, кхм, отпаривания вагины, которое дико пропагандирует Гвинет Пелтроу; но много и других удивительных вещей: витамины внутривенно; горячие камни на живот — и прочие прогрессивные и дикие детокс-методы.

Все это стоит денег, и немалых (отпаривание вагины — по сути, короткий поход в баню со стулом с дыркой — стоит 50 долларов, например); в США сейчас больше 21 тысячи спа-салонов, в которые люди ходят 179 миллионов раз в год. Текст представляет собой попытку ответить на вопрос — это все мошенничество или все-таки не совсем? Ответ, как мы любим, амбивалентный — в частности, потому что он дается не только и даже не столько через врачебную экспертизу (которая, конечно, ко всему этому относится скептически), сколько через личный опыт и человеческие свидетельства. Плюс к тому по дороге становится ясно, что и вопрос сам по себе философский: кто, собственно, решает, хорошо ли мы себя чувствуем? Как это понять — если ты в целом здоров, но все равно как будто несчастлив?

Основную часть материала занимает рассказ о поездке в калифорнийский салон We Care Spa. Идеология у него, хм, интересная: утверждается, что наша иммунная система устает, постоянно перерабатывая пищу, — а потому, чтобы почувствовать себя лучше, надо дать ей отдохнуть. А именно — сначала выпить специальный очень неприятный детокс-коктейль, который предположительно выводит из кишечника всю гадость. А потом ничего не есть, пить касторку и специальные коктейли, а также постоянно опорожнять желудочно-кишечный тракт до его полной, ангельской чистоты. И не просто так, а с помощью клизма. То есть да — люди в Калифорнии платят большие деньги, чтобы им несколько раз в день ставили клизму. И за коллективные дискуссии о том, как люди испражняются. Довольно раблезианский текст, на самом деле — и правда очень смешной:

And then there was the considerable, ridiculous amount of time we spent talking about poop. We used words like eliminate and release. We referred to the poop itself as matter, which, sure, but isn’t everything matter? We talked about our colonics and we talked about ways to move them along a little better, to facilitate them. There were three separate machines in the main gathering area that helped facilitate the poop. A couple of them would shake you like a martini until it was jostled free. There was also a machine that you used by lying on the floor and putting your feet into slots. It dragged you from side to side, also to liberate the poop.

Разумеется, полезность всего этого не подтверждается никакими внятными исследованиями. Но — говорит один из собеседников журналистки — то, что, например, кино может помочь нам почувствовать себя лучше тоже, в общем, ничем не подтверждается. А ведь может. И здесь материал совершает традиционный для Бродессер-Акнер разворот — потому что она говорит примерно следующее: ну да, понятно, что все это с научной точки зрения чушь собачья, легальный способ отъема денег у населения, но — сама она и правда почувствовала себя лучше, при всем скепсисе у нее было ощущение очищения; и оно не прошло даже спустя два месяца. Заставляет, что называется, задуматься — впрочем, этот материал ни в коей мере не назовешь пропагандой безумных спа; все-таки главное в нем — обзор самого явления и анекдоты.

https://www.outsideonline.com/2170436/we-have-found-cure-sort

я просто текст

06 августа 2017 13:07

Мик также указывает на интересные психологические парадоксы. Угрюмые британские работяги уверены, что Польше повезло с Евросоюзом — но в самой Польше так совершенно не думают: из-за открытых границ из страны вовсю уезжает молодежь; новым зарубежным инвесторам по барабану польская культура и польская земля; в страну прут украинские мигранты; в общем, происходящее с рабочими местами — хоть какая-то компенсация, но все равно даже среди польских чиновников доминируют ощущение экономической небезопасности и бесприютности, ощущение постоянной угрозы их укладу жизни. И немудрено, когда узнаешь, как, собственно, люди работают на всех этих заводах транснациональных корпораций — с 4 утра до 4 вечера; за гроши; одну из героинь уволили с конвейера Toyota, когда узнали, что она учится в свободное от смен время. (Кроме того, что по-своему забавно, поляки ощущают как угрозу соседнюю Украину, откуда приезжают люди, готовые на условия труда еще хуже тех, что уже существуют в Польше.)

Собственно, пример того, как была устроена работа на заводе Toyota: за восьмичасовую смену, которая начиналась в шесть утра, Анна Пастернак 445 раз повторяла одну и ту же последовательность действий, длящуюся минуту. В восемь утра ей полагался восьмиминутный перерыв, в десять утра — двадцатиминутный; в полдень — семиминутный. Ко всему этому прибавляется то, что в Польше слабые профсоюзы (еще одно конкурентное преимущество этой страны для корпораций по сравнению, например, с Британией), и менеджеры могут сколько угодно более-менее безнаказанно злоупотреблять властью и увольнять людей по малейшей провинности; на шоколадной фабрике, например, рабочих зачастую нанимают на контракты, предполагающие ежемесячное (!) продление — или непродление.

Как показывает Мик, все эти обстоятельства парадоксальным образом работают на политический успех партии «Право и справедливость»: они не столько предлагают решения, сколько прикрывают агрессивной риторикой противоречивость собственной идеологии (которая одновременно почти сакрализует свободный рынок — и при этом клянет мультикультурализм и глобализацию за то, что они не соответствуют польским традиционным ценностям). Про «Право и справедливость» и их политику — агрессивная религиозность, ограничения свободы слова и репродуктивного выбора, повышение социальных выплат пенсионерам и молодым родителям, — тут тоже много; равно как и про то, почему их конкуренты «Гражданская платформа» им проигрывают (потому же, по мнению Мика, что и новые лейбористы имени Тони Блэра — они изымают из политики культуру и идентичность подобно бизнесам, изымающим их из экономики; это партии с образом мышления корпораций).

Выводы, в общем, неутешительные: английский Киншем в кризисе; у тамошних рабочих была возможность забастовать и вообще как-то посопротивляться решению работодателей — но они забили; в город пришли новые девелоперы и строят там жилье для людей, которым слишком дорого жить в Бристоле; в процессе переезда рабочих мест сами эти рабочие места сильно ухудшились — теперь, например, пенсий не будет ни у бывших работников английской фабрики, ни у нынешних — польской. В итоге получается, что не польский рабочий класс потихоньку подтягивается к британскому уровню жизни, а наоборот — британские рабочие начинают жить так же плохо, как польские.

Ну и там, как водится, много крутых мелких наблюдений и по-своему узнаваемых подробностей — вроде польского мэра, который уверен, что миром правят американские евреи, и всякого другого в таком духе. Это был длинный пост, но в тексте смыслов еще на несколько порядков больше.

https://www.lrb.co.uk/v39/n08/james-meek/somerdale-to-skarbimierz

я просто текст

05 августа 2017 11:51

Посмотрел «Casting JonBenet» — документалку про убийство шестилетней Джонбене Рэмси, девочки с конкурса красоты, в городе Болдере, что в штате Колорадо, в середине 90-х (на этот сюжет идеально ложится то, что в сразу нескольких книгах Стивена Книга дело происходит в Болдере).

Про само убийство я немного писал вот здесь . История и правда сильная: однажды ночью мать Джонбене позвонила в полицию и заявила, что ее дочь похитили; прибыв на место, полицейские обнаружили непривычно длинное письмо от похитителей, которые почему-то требовали очень конкретную сумму денег (118 тысяч долларов — ровно столько, сколько составлял рождественский бонус Рэмси-отца), а потом, в подвале — тело девочки под одеялом. Она была задушена, ей проломили голову, имелись и следы сексуального насилия. Подозрение, разумеется, пало в первую очередь на родственников: на мать, которая орала на дочь, когда та писалась, и неистово пихала ее на конкурсы красоты, в которых когда-то сама участвовала; на отца, даже на девятилетнего брата. Отстраненное и безэмоциональное поведение родителей только подкрепляло основную версию большинства американцев — впрочем, к ответственности так никого и не привлекли: полицейские как-то совершенно безответственно подошли к расследованию и пускали на место преступления всех желающих; расследование убийства формально до сих пор не закрыто.

Фильм, впрочем, во многом подразумевает, что общие черты истории мы уже знаем. Это скорее жанровый эксперимент по типу великого «Kate Plays Christine» (о нем я писал здесь и здесь); попытка преодолеть грань между художественным и документальным. «Casting JonBenet» — это фильм о (несостоявшемся) фильме; отчет о пробах актеров-любителей из Болдера на роль в кино об убийстве Джонбене Рэмси. Местные жители вживаются в роль родителей, полицейских, брата и его убитой сестры — и попутно вспоминают, где они были, когда стало известно об убийстве, и рассказывают, что они о нем думают; по мере развития кино становится все менее и менее документальным в классическом смысле этого слова; финал и вовсе напоминает многими любимый «Синекдоха, Нью-Йорк».

Эксперимент любопытный, но, кажется, все же не очень успешный — понятно, что у авторов есть проблема с исходной историей (у нее нет финала), но их прием ее, кажется, так и не решает. Чего-то тут не хватает — хотя посмотреть стоит все равно: это красивая и сильная вещь. Надо только иметь в виду, что она совсем-совсем не про расследование убийства — а скорее про обсессию, которая возникает у маленького города (да и у всей Америки) вокруг одной трагедии; о темной стороне локальных сообществ; о том, как люди пытаются осмыслить некое событие, вживаясь в роль его участников, — хотя вжиться в роль человека, который находит мертвой в подвале свою шестилетнюю дочь, вряд ли возможно.

https://www.netflix.com/title/80142316

я просто текст

31 июля 2017 12:28

💩💀😎 Скоро выходящий в России фильм про эмодзи бьет антирекорды критических оценок в Америке — но это не значит, что он не отобьет вложенных в него денег: в конце концов, целевая аудитория этого кино рецензий не пишет и не читает. Так что эмодзи — это только начало; сейчас в стадии разработки находится полнометражный фильм по мотивам Fruit Ninja. Игры, где нет ничего, кроме падающих по экрану арбузов и бананов, которых надо разрезать пальцем.

Мне давно хотелось прочитать текст, объясняющий эту новую страсть Голливуда к превращению в кино вещей, в которых заведомо нет никакой нарративной составляющей. Несколько дней назад такой текст опубликовали в The New York Times Magazine — и мы решили его пересказать. Там все ужасно интересно — ну и становится понятно, что на эмодзи все не кончится: с большой вероятностью нас ждут полнометражные фильмы по «Монополии» и Magic: The Gathering.

https://meduza.io/feature/2017/07/31/emodzi-i-angry-birds-prevraschayutsya-v-kino-i-eto-tolko-nachalo?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live

я просто текст

30 июля 2017 20:33

На следующей неделе ненадолго реанимирую в себе музыкального журналиста. Например, завтра в Музеоне намечается вот такое мероприятие — наше совместное с организатором великого фестиваля «Боль» Степой Казарьяном путешествие по волнам памяти, оно же разговор о российской независимой музыке последнего десятилетия. Заявлено это, как лекция; надеюсь, что получится все же не она, а живой спор о состоявшихся и несостоявшихся путях развития этой самой музыки.

Бесплатно, но с регистрацией!

https://metod.timepad.ru/event/532304/

я просто текст

29 июля 2017 10:30

Наконец добрался еще до одной книжки — «Как музыка стала свободной» Стивена Уитта, хроники mp3-революции, написанной нью-йоркеровским журналистом, который додумался задать ряд вопросом, до него никем толком не заданных. Например — а как и зачем вообще придумали формат сжатия mp3 и почему он так называется? Или — а что это были за странные аббревиатуры и .nfo-файлы в большинстве архивов с «утекшими» альбомами?

В итоге получилась дико захватывающая летопись, в которой к тому же любой человек определенных лет рождения найдет поводы для ностальгии, — как минимум в рассказе о великой торрент-аудиотеке Oink или о том, как была слита та или иная пластинка (а, так вот благодаря кому я тогда скачал «Graduation» Канье Уэста за две недели до релиза). Уитт строит повествование через три пересекающихся персонажных линии. Во-первых, это человек по имени Карлхайнц Бранденбург, в лаборатории которого и был изобретен mp3 после долгих лет проб и ошибок, — и разработки которого, по сути, спасло пиратство: если бы mp3 не подхватили в интернете, формат, скорее всего, умер бы, поскольку индустрия к середине 1990-х уже сделала коварный выбор в пользу другого алгоритма сжатия, более сложного и менее качественного, но поддержанного большими корпорациями. К концу 1990-х Бранденбург со товарищи, еще недавно пребывавшие в отчаянии, обнаружили себя миллионерами и главными экспертами по цифровой музыке.

Во-вторых, это Даг Моррис, бизнесмен и продюсер, который за последние 30 лет успел постоять у руля трех главных мейджор-лейблов: Warner, Universal и Sony. Хотя история того, как музыкальная индустрия проспала интернет-революция, рассказана, кажется, лучше всего, Моррис тут — один из самых неожиданных персонажей в силу своей сложности: это не просто бессмысленный делец, который не понимает, что происходит вокруг, и действует исключительно по проверенным схемам, а хваткий и по-своему обаятельный человек, которому в конце концов даже удается поймать время за хвост (как следует из книги, именно Моррис придумал ютьюб-монстра Vevo и заставил сервис отчислять музыкантам деньги за просмотры рекламы в клипах).

Ну и в-третьих — это главная удача Уитта, «нулевой пациент» mp3-революции, человек по имени Дэнни Гловер, который работал на заводе Universal по производству компакт-дисков и годами сливал оттуда самые ожидаемые альбомы, предоставляя их пиратской группировке Rabid Neurosis. Большая часть участников группировки делала свои нелегальные дела ради веселья и идеи; у Гловера была вполне конкретная бизнес-цель — своего рода бартер: сливая музыку, он получал доступ к серверам с новейшими фильмами, которые затем продавал на DVD из-под полы, на пике зарабатывая по нескольку тысяч долларов в неделю. История «сцены» — сети мелких пиратских групп, соревновавшихся в том, кто быстрее сольет тот или иной альбом, — пожалуй, самое интересное и уникальное, что есть в книге: кто из нас иногда не задумывался, что означают эти странные аббревиатуры в конце имени mp3-файла? Другое дело, что в сжатом виде она уже была рассказана Уиттом в нашумевшем нью-йоркеровском профайле Гловера, вышедшем незадолго до книги, — но, в конце концов, читали его не все, да и именно про структуру и методы работы «сцены» в книге информации сильно больше.

Парадоксальным образом книги про интернет-пиратство в интернете нет принципиально — по крайней мере, легально; такова политика издательства «Белое яблоко». Если попадется под руку в книжном — не пропускайте.

я просто текст

29 июля 2017 08:28

Интереснейшая статья Ильи Кукулина "Периодика для ИТР" о журналах "Наука и жизнь", "Техника - молодежи" и "Знание - сила" и мировоззрении позднесоветской научно-технической интеллигенции; текст, в каком-то смысле продолжающий линию книги Алексея Юрчака "Все было навсегда, пока не кончилось" и не менее впечатляющий. Научно-популярные журналы были основаны в 30-е, в околовоенное время они пишут в основном о научных достижениях, которые могут пригодиться на производстве. С началом оттепели Хрущев делает ставку на фундаментальную науку, вузы резко увеличивают набор на инженерные специальности, а журналы о науке начинают писать не столько о "полезном", сколько об "интересном", развивая творческий горизонт молодых ученых. Помимо статей о кибернетике или физике элементарных частиц, появляются тексты о парапсихологии, древних контактах с инопланетянами или пограничных состояниях сознания, в 1965 году "Знание - сила" публикует переводную американскую статью о влиянии ЛСД на человеческий мозг. В огромных количествах печатается фантастика — от Ефремова и Стругацких до Брэдбери, Хайнлайна и Артура Кларка. Важную роль играют рубрики "Маленькие хитрости" и "Хозяйке на заметку": считается, что читатели, уносясь воображением в далекие миры, должны справляться с бытовыми трудностями с помощью смекалки и нехитрых технических приспособлений, и даже находить в этом известный драйв. Непредсказуемым, помимо будущего, становится прошлое: первый зам главреда "Техники - молодежи" Щербаков пишет книги о том, что древние славяне жили в Палестине до семитов и в Двуречье до шумеров, главный редактор того же "ТМ" Вадим Захарченко входит в ближний круг Ильи Глазунова и обсуждает с ним историю древних ариев, (в 1984-м году Захарченко снимут с должности, он начал публиковать роман Артура Кларка, не заметив, что все герои-космонавты в нем носят фамилии советских диссидентов — Сахаров, Якунин, Марченко и т д). Фактически журналы для ИТР, параллельно с популяризацией науки, переносят в СССР идеологию нью-эйджа с ее интересом ко всему странному и необъяснимому. Фактически научпоп-журналы создают альтернативу стратегии шестидесятников — для последних движение в будущее было невозможно без осмысления исторических ошибок и травм, но в мире ИТР-журналов этих травм как бы не существует: энергия исторического движения создается многообразием воображаемых и проектируемых миров, а с несовершенствами советского строя можно справиться с помощью отвертки и смекалки, не претендуя на переустройство общества. Заодно журналы как бы встраивали в сознание читателей фильтр, который пропускает идущее с Запада "интересное" и задерживает "идеологически чуждое": "можно было заимствовать «технические достижения» или мысленные эксперименты, осуществленные в произведениях фантастов, и представлять их как интересное приращение жизненного мира советского ИТР – и не обращать внимания на «западные», или, точнее, внесоветские общественные или моральные категории". Эта идеология пережила даже распад СССР: отказавшись от осмысления исторических травм, бывшие ИТР с увлечением занялись конспирологией и альтернативной историей: статьи про заговор рептилоидов или книги Фоменко-Носовского — прямые наследники рубрики "Антология таинственных случаев" из "Техники - молодежи". http://nlobooks.ru/node/8614

я просто текст

28 июля 2017 12:28

«Матч-ТВ» был, пожалуй, самым громким российским медийным запуском последних лет — «Газпром медиа» потратил очень много денег на то, чтобы создать слить спортивные каналы «НТВ Плюс» с государственной «Россией-2» в единую спортивную телемонополию, а управлять всем этим внезапно наняли Тину Канделаки, у которой не было опыта спортивной журналистики.

Громкие истории и публичные конфликты окружили новую компанию «Матч ТВ» с самого начала — а к лету 2017-го с каналом и вовсе происходит что-то непонятное: комментаторы почти перестали ездить на матчи в регионы; почти всех их вывели за штат; с «Матча» уходят самые заметные фигуры вроде тренера Валерия Карпина. Спецкор Жегулев решил разобраться в том, что случилось с «Матч-ТВ», — и получил в результате лихую историю с традиционной моралью: хотели, как лучше, а получилось, как всегда. В ролях — недоумевающий американский консультант; начальники, которые общаются друг с другом фразами вроде «Я снимал “Форт Бойяр”, я знаю, как это делается»; большие деньги, потраченные на элитные костюмы из ГУМа; а также ведущий, пьющий мочу в эфире своей программы.

Происходящее на «Матч-ТВ» сейчас одна из собеседниц «Медузы» описала запрещенным словом **.

https://meduza.io/feature/2017/07/28/eto-rossiya-u-nas-drugie-standarty?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live

я просто текст

28 июля 2017 08:32

А вот самая интересная история, что я читал за последнее время. У 80-летнего отца журналиста Джеймса Влахоса диагностировали рак. Джеймс решил увековечить память своего отца и пока тот более-менее неплохо себя чувствовал, записал с ним 12 часов бесед о жизни. А потом превратил эти беседы в чатбота, с которым можно пообщаться в мессенджере.

Отец Влахоса - очень интересная личность. Сын греческих эмигрантов, родился в Калифорнии в 1936 году. Закончил Университет в Беркли, был редактором местного спортивного издания и диктором на стадионе. Фанат бейсбола - с 1948 года Влахос-старший пропустил всего семь домашних игр местной команды. Управляющий партнёр юридической фирмы, актёр любительского театра, полиглот, шутник и образцовый семьянин - кажется, лучшей биографии для такой истории не придумаешь.

Это очень личный текст. Автор описывает свои сомнения и опасения (А вдруг ничего не получится? А вдруг это вообще глупая затея? А вдруг отец умрёт, так и не увидев своего цифрового двойника?), и параллельно рассказывает две истории: в то время как его творение (он назвал его DadBot) со временем становится всё лучше и лучше, сам отец стремительно угасает. Кульминация рассказа - момент, когда отец знакомится со своей цифровой копией. Демонстрация проходит успешно, автор понимает, что сделал не бесполезную фигню - его детям будет интересно услышать истории о жизни деда. В начале эта идея кажется циничной (грубо говоря, хайпануть на смерти отца), но к концу рассказа становится понятно, что на самом деле это отличная идея - дать возможность умирающему человеку остаться в вечности с помощью технологий. Мне сложно представить себя на месте автора, но с другой стороны, мне было бы очень интересно пообщаться с цифровым двойником моих предков. И записать после себя такой же цифровой архив. Кто знает, может к тому времени, когда я постарею, такая практика станет обыденностью?

Текст большой, но читается легко и заставляет задуматься о вечном. Тот случай, когда "мастрид" - не преувеличение.

https://youtu.be/oQ7V74s6e04

https://www.wired.com/story/a-sons-race-to-give-his-dying-father-artificial-immortality/

я просто текст

21 июля 2017 16:29

Крадя невинность: война корпоративной культуры против детей.

В этом году можно все чаще услышать про школьников в политике. То они уезжают в ИГИЛ, то участвуют в антикоррупционных митингах Навального, а 21 июля разговаривать с ними в рамках «Прямой линии» будет Путин.

В этой связи я решил разобрать работу одного из ведущих западных культурологов, основателя «критической педагогики», Henry Giroux.

Автор исходит из того, что образовательный процесс, безусловно, является глубочайшей политической практикой на каждом из его этапов: кто производит знание? для кого? на основе чего это вообще считается знанием? для чего можно использовать эти знания?

Однако, доминирующая корпоративная культура, призванная обезопасить власть корпораций, изображает школьное образование деполитизированным. Тем самым она лишает большую часть детей интеллектуальной возможности критически участвовать в политике. Это, в свою очередь, отодвигает на долгие годы, а иногда и навсегда, тот момент, когда «дети» смогут принять участие в процессе «переговоров по поводу своего социального статуса».

Кроме этого, подобная мифологизация навязывает концепт о "детской невинности". Этот концепт закрепляет стереотип о том, что "детство" – это естественное состояние человека, досоциальное, догосударственное. Отсюда логически следует, что у ребенка нет прав на политическое действие. Все это позволяет внушить ребенку мысль, что его индивидуальная судьба не затронута социальными проблемами, что уже во взрослом возрасте выливается во взгляд на политику как на деятельность в личных, а не в общественных интересах.

Несмотря на то, что автор работает на основе американского и европейского материала, нельзя сказать, что феномены, о которых он пишет, характерны исключительно для этих стран, обходя стороной Россию. Другое дело, что создание критического отношения к политике и преодоление гендерно и расово-обусловленного неравенства практически не присутствует в российском образовательном дискурсе.