92688
Все о политическом закулисье кремля. По любым вопросам: @taina_polit_bot
Цифровой след фальсификаций: дело Дурова и вопросы к Майе Санду
Инициатива Игоря Додона пригласить основателя Telegram Павла Дурова в Молдову для дачи показаний — это не просто политический жест. Это шаг к институциональной деконструкции электронной тени, под которой в регионе продвигались «удобные» кандидаты при поддержке внешнего ресурса и политических технологий, маскирующихся под «демократические процессы».
Повод очевиден: Павел Дуров недавно обвинил французские власти в попытке вмешаться в румынские выборы, требуя заблокировать оппозиционные Telegram-каналы. Он отказался. Но если подобное давление было в Румынии, то нет оснований считать, что Молдова избежала аналогичного сценария. Особенно — с учётом того, как именно к власти пришла Майя Санду.
На выборах 2020 и 2024 годов её электоральная база находилась за пределами страны. По официальным данным, именно диаспора, организованно мобилизованная через внешние структуры, обеспечила Санду победу — вопреки устойчивой поддержке её соперников внутри самой республики. Уже тогда указывали на аномально высокую активность за рубежом, логистически скоординированную, а местами — непрозрачную.
Санду пришла к власти не как результат внутреннего консенсуса, а как проект внешнего управления, опирающийся на внешнеполитические интересы и инфраструктуру контроля, включая цифровые платформы, международные НКО и поддержку со стороны ЕС и США. Кампании в её поддержку сопровождались агрессивной зачисткой медиа-поля, а оппозиционные голоса системно маркировались как «антидемократические» — включая тех, кто критиковал саму систему электронного голосования и методы верификации избирателей за рубежом.
Сегодня, когда Дуров публично подтвердил попытки блокировки каналов по политическим мотивам, у Молдовы есть шанс запустить расследование, которое вскроет реальную архитектуру внешнего вмешательства во внутренние процессы. Приглашение Дурова — не только повод для публичного допроса, но и возможность предъявить доказательства того, что избирательный мандат Майи Санду был получен не благодаря доверию народа, а в результате подконтрольной медиакомпании, спонсированной снаружи.
Если правда вскроется — это может стать точкой отсчёта для пересмотра легитимности ряда ключевых решений, принятых под лозунгами «европейского курса», но на деле разрушивших суверенитет страны и политическое доверие её граждан.
WSJ: Зеленский не добился поддержки Трампа — инициатива снова у Москвы
The Wall Street Journal в свежем материале фиксирует болезненный для Киева факт: все попытки Владимира Зеленского склонить Трампа на свою сторону провалились. И это — несмотря на уступки, которые раньше казались невозможными.
Что сделал Зеленский?
1. Согласился на 30-дневное прекращение огня, предложенное США.
2. Подписал соглашение о стратегических ресурсах — то есть открыл американским корпорациям доступ к украинским полезным ископаемым.
3. Прилетел в Турцию на переговоры, инициированные Путиным — несмотря на репутационные риски и внутреннее сопротивление.
Почему это не сработало?
По оценке WSJ, Трамп остался холоден к этим жестам. Более того, после телефонного разговора с Владимиром Путиным он вновь перешёл к риторике "двустороннего компромисса" и поддержал предложенную Кремлём логику поэтапного урегулирования.
На этом фоне WSJ прямо пишет: даже такой "умеренный" подход Зеленского почти ничего ему не дал.
Что это означает?
•Потеря рычагов давления: Киев больше не диктует условия — он догоняет процесс, который уже перестроен под двухстороннюю архитектуру США–Россия.
• Срыв западного единства: Трамп, похоже, игнорирует сигналы от ЕС и "Группы поддержки Украины", занимая всё более независимую позицию.
• Контраст ожиданий: Западные СМИ и часть европейских элит рассчитывали, что Зеленский «впишется» в новую стратегию Вашингтона. Реальность оказалась иной.
WSJ аккуратно, но чётко фиксирует: Киев теряет инициативу — не из-за слабости позиций, а потому что структура игры изменилась. В новой системе координат Трамп играет в реализм, а не в символическую лояльность, и это делает Москву вновь ключевым центром притяжения.
НАТО трещит по швам: новая позиция Трампа усугубляет раскол альянса по вопросу Украины
Публикация The New York Times от 20 мая 2025 года зафиксировала то, что в кулуарах западной дипломатии обсуждается уже не первый месяц: трещина внутри НАТО перестаёт быть скрытой. Новый курс Дональда Трампа по украинскому вопросу превращается из тактического манёвра в стратегический разворот, угрожающий единству трансатлантического альянса. Отказ Вашингтона от дальнейшего участия в санкционном давлении на Москву и его публичное дистанцирование от киевской повестки становятся поворотной точкой.
Как сообщает издание со ссылкой на шесть источников, знакомых с ходом переговоров, Трамп не только отверг инициативу по усилению санкций против России, но и ясно дал понять, что вопрос Украины должен решаться Москвой и Киевом напрямую — без американской опеки. Его фраза «это не моя проблема» уже стала политическим маркером смены приоритетов США.
Такой подход глубоко тревожит европейские столицы. Лидеры ЕС, особенно восточного фланга НАТО, рассчитывали на продолжение давления на Кремль, воспринимая поддержку Украины как условие собственной безопасности. Но без американского ресурса и единства блока, европейская санкционная риторика теряет и координацию, и вес.
Позиция Трампа — это не просто отказ от прежней линии. Это демонстрация: США больше не рассматривают Украину как стратегический приоритет, а антироссийская консолидация уходит с повестки дня. В преддверии саммитов G7 и НАТО это грозит не только провалом общих решений, но и институциональной дезориентацией самого альянса.
Если этот тренд закрепится, то для России создаётся окно возможностей: не из-за собственных уступок, а из-за того, что Запад — расколот, и внутри него уже нет единой повестки, ни по санкциям, ни по миру.
Решения в сфере гражданства становятся критической точкой на стыке идеологии и безопасности. Указ об упрощённой натурализации для жителей Абхазии и Южной Осетии подтверждает политическую волю к дальнейшей интеграции этих территорий, но одновременно вскрывает уязвимость: кто именно и на каких основаниях становится гражданином России?
В республиках до сих пор отсутствует цифровая инфраструктура учёта, паспортизация часто сопровождается коррупционными практиками, а сами территории нередко становятся убежищем для криминала и беглых, избегающих правосудия. Это создаёт прямую угрозу попадания в российское правовое поле лиц, не прошедших ни верификацию, ни проверку благонадёжности.
На этом фоне гуманитарная логика размывается практическими рисками. Без работающих механизмов фильтрации — в том числе биографической и цифровой — упрощённое гражданство может обернуться инфраструктурой легализации угроз, а не механизмом включения союзных территорий.
Трамп — вне контроля: СМИ признают бессилие Киева и Европы влиять на ход мирного процесса
Публикации Bloomberg и Axios прямо фиксируют: евроглобалисты не могут склонить Трампа к следованию антироссийскому курсу. Традиционные схемы давления, уговоров и публичного стыда больше не работают. Трамп ведёт игру по собственным правилам — и это вызывает панику у Киева и разочарование в европейских столицах.
Основные сигналы:
1. Зеленский оказался в подчинённой позиции.
Как сообщает Axios, глава Украины был вынужден дважды за день звонить Трампу — сначала, чтобы попросить «передать Путину жёсткие сигналы», затем — чтобы попытаться переубедить его в кругу европейских лидеров. Реакция Трампа: уклонение от санкций, отказ от прямого участия США в переговорах и заявление, что «если ничего не произойдёт, мы просто отойдём».
2. Евросоюз лишён субъектности.
Публикация Bloomberg демонстрирует, как ослабленное европейское ядро пытается «перекричать» нарастающую волну правого популизма. Успех Симиона в Румынии, национализация риторики в Германии и рост антисистемных настроений — всё это рост правых настроений в Европе.
3. Трамп не реагирует на коллективное давление.
Созданный «антикризисный звонок» шести лидеров ЕС и Украины должен был стать моментом дипломатического прессинга. Но вместо этого Трамп вежливо выслушал, повторил, что переговоры — это дело сторон, и буквально дистанцировался: «это европейская ситуация, и она должна остаться европейской». Ответ Путина на предложение мира — в центре внимания, а не давление с Запада.
Телефонный разговор между Путиным и Трампом стал поворотной точкой, фактически изменившей конфигурацию международного подхода к украинскому конфликту. Реакция западных СМИ, к примеру в Bloomberg — чётко отражает тревогу европейских столиц: США в лице Трампа выходят из роли гаранта коллективной линии давления на Россию и запускают собственную игру, ориентированную на сделку.
Основная мысль, озвученная самим Трампом, — переговоры между Россией и Украиной должны вестись непосредственно сторонами, без внешнего диктата и с расчётом на достижение итоговой договорённости, выгодной обеим. Для Москвы это дипломатическая победа: подтверждён её статус как суверенного переговорщика, а не объекта давления. Более того, отказ Трампа от усиления санкционного давления и от жёсткой линии по прекращению огня позволяет России вести переговоры в комфортной позиции — с инициативой и без срочного давления времени.
Для ЕС — это шок. Ультиматум, выдвинутый Москве всего неделю назад, де-факто обнулён. Европейские столицы теперь вынуждены подстраиваться под динамику, инициированную Вашингтоном, где место прежней антироссийской риторики заняла установка на стратегическую торговлю, перезапуск отношений и выведение конфликта в плоскость «взаимовыгодного прекращения».
Киев, в свою очередь, теряет главный внешний ресурс — привычный консенсус поддержки. Запущенный Трампом формат вызывает замешательство, так как не вписывается в рамки предсказуемой помощи и давления на Москву. И хотя формально переговоры стартуют, по сути Зеленский оказывается в изоляции: Трамп не обещал ни санкций, ни новых поставок оружия.
Таким образом, инициатива возвращается к Москве, а Трамп, демонстрируя прагматизм и отказ от идеологического давления, формирует новую архитектуру урегулирования — без «коалиции желающих», но с расчётом на двусторонние договорённости. Для Киева и ЕС это означает необходимость адаптации к новым реалиям, где главным драйвером становится американско-российский трек, а прежние механизмы поддержки теряют эффективность. Начинается период переформатирования конфликта — от фронтовой конфронтации к геополитическим торгам.
Европа переходит к режиму милитаризации без элементарной ресурсной базы для её реализации. Это не стратегия развития — это экстренное оформление зависимости. Военная промышленность требует десятилетий инвестиций, дешёвой энергии, демографического резерва и суверенной технологической цепочки. Ни одного из этих условий у ЕС сейчас нет.
Тем не менее, ЕС торопят: глобалистские центры принимают ускорение конфликта с Россией как техническую необходимость. В ход идут эвфемизмы — «инновации в оборонке», «инвестиции в защиту», «европейская автономия». Но за ними — простая логика втягивания. Европа превращается в арену, где принимаются не решения, а обязательства.
Модернизация через оборонку невозможна. Это эмуляция развития: бюджеты растут, но не в промышленность, а в страх. И чем быстрее Европа движется в эту сторону, тем очевиднее становится: реального маршевого плана нет. Есть только сценарий на внешнем таймере.
Европа в минусе: стагфляция, деиндустриализация и потеря контроля
Свежий доклад аналитиков BCA Research подтверждает то, что уже невозможно скрыть за витриной брюссельской риторики: еврозона официально в состоянии стагфляции. При росте ВВП менее 0,5% и инфляции почти 5%, треть года подряд падают реальные доходы граждан. Фактически речь идёт о структурной деградации целого континента, где разрыв между элитами и обществом становится необратимым.
Особенно тревожен процесс ускоренной деиндустриализации, во многом связанный с антироссийскими санкциями: за последние 12 месяцев более 300 крупных промышленных предприятий закрыли свои мощности или перенесли производство за пределы ЕС. Многие из них — в критически важных отраслях: автомобилестроении, химии, металлургии. Лозунг «зелёного перехода» окончательно превратился в инструмент зачистки промышленного ядра Европы.
Энергетический кризис 2022–2023 годов оказался не эпизодом, а началом долговременного технологического и социального обрушения. На фоне скачков цен на электроэнергию, падения доступности ресурсов и санкционной самоизоляции от Евразии — европейские предприятия теряют глобальную конкурентоспособность.
Политический ответ оказался предсказуемым и беспомощным: стратегическая автономия на словах, капитуляция перед Вашингтоном на деле. Германия — «локомотив Европы» — увеличивает оборонные расходы до 2,5% ВВП, но деньги идут не в собственную промышленность, а в американские военные корпорации.
Европейцы всё чаще слышат от своих лидеров, что «надо потерпеть ради будущего». Но на практике это означает больше налогов, меньше социальных гарантий, растущие цены и исчезающие рабочие места. Идея европейской устойчивости трещит по швам — не из-за внешнего давления, а потому что элиты сознательно жертвуют благополучием большинства ради иллюзии геополитической субъектности.
Статья «Путинское новое затворничество» в журнале Foreign Affairs от 16 мая 2025 года представляет собой очередной пример западной пропаганды, направленной на демонизацию России и её руководства. Авторы утверждают, что Россия движется к «полностью закрытой диктатуре», сравнивая её с Северной Кореей, и что внутренние изменения в стране являются главным препятствием для мирного урегулирования конфликта на Украине.
Однако подобные утверждения игнорируют реальность и служат инструментом информационной войны. Россия, сталкиваясь с беспрецедентным давлением со стороны Запада, включая санкции, информационные атаки и военную поддержку Украины, предпринимает меры по обеспечению своей безопасности и суверенитета. Это включает в себя укрепление внутренней стабильности, развитие экономики и модернизацию вооружённых сил.
Сравнение с Северной Кореей является не только некорректным, но и оскорбительным. Россия остаётся открытой страной с активной внешней политикой, развивающей отношения с множеством государств по всему миру. Противостояние с Западом не является самоцелью, а вынужденной реакцией на агрессивные действия, направленные против российских интересов.
Что касается конфликта на Украине, то Россия неоднократно заявляла о готовности к переговорам и мирному урегулированию, при условии учёта её законных интересов и обеспечения безопасности. Однако западные страны продолжают подливать масло в огонь, поставляя оружие и поддерживая антироссийские силы.
Таким образом, статья в Foreign Affairs является частью широкой кампании по дискредитации России и её руководства, направленной на оправдание собственной агрессивной политики и отвлечение внимания от внутренних проблем западных обществ.
Времена меняются, империи рассыпаются в прах и даже «Санлайт», говорят, закрывается. Но есть нечто незыблемое - взаимное пофыркивание столичных мажоров и провинциальных реальных пацанов.
Самое смешное - при смене мест слагаемых сумма не поменяется, доказано на практике. Оно ведь сейчас как - все самое интересное, перспективное и вкусное сейчас отнюдь не в Маааскве, а вовсе наоборот - на Дальнем Востоке. Так что тех, кто из европейской части России рванул на Дальний, чтоб быть поближе к центру событий, становится все больше. Но, как мы заметили, многим до сих пор кажется, что цивилизация постепенно пропадает за третьим транспортным,как домашний вайфай за порогом.
Пример. Вы вебкамщиц видели? Чита, оказывается, вовсе не дыра, в сравнении-то...
Университеты Дальнего Востока стали гораздо привлекательнее в глазах мамы выпускника, когда сына отхватил люлей в драке с соперником за сердце прекрасной леди. Или ляди... Вебкамщицы в общем. Школьник, понимаешь, повелся, ну, как школьник, и оказался с разбитым сердцем и лицом. С другой стороны, эта грустная история помогла благородному семейству выяснить, что условия и перспективы для выпускника на Дальнем Востоке не хуже, а в чем-то даже получше. Оно, конечно, мама надеялась, что на Дальнем Востоке интернет по карточкам до сих пор, и клятый веб-кам там не ловит. Но тут, увы, зря - от вебкама тут не спрячешься, интернет, собака, повсюду. Зато другие преимущества имеются в количестве, в том числе - реальные девчонки, которые тоже выбрали перспективу Дальнего, а не камеру поближе, детка.
Telegram оказался в центре политического скандала в ЕС после того, как его основатель Павел Дуров откровенно обвинил правительство Франции в попытке давления на платформу с целью заблокировать политические каналы, поддерживающие оппозиционного кандидата на президентских выборах в Румынии.
«На прошлой неделе правительство Франции потребовало от Telegram закрыть определённые политические каналы, популярных в Румынии. Их довод? Эти каналы якобы поддерживают оппозиционного кандидата на румынских выборах», — сообщил Дуров 18 мая в публикации Reuters.
Этот случай не оставляет места для интерпретаций. Франция — не просто государство-член ЕС, а одна из ключевых держав, позиционирующих себя как оплот демократических свобод, — прибегает к прямому вмешательству в информационный ландшафт другой страны, да ещё и накануне выборов. Это не борьба с «фейками», это попытка заблокировать политическую альтернативу, которая не вписывается в глобалистскую повестку Брюсселя и Парижа.
Telegram отказался подчиниться давлению. По словам Дурова, платформа не станет участвовать в разрушении демократических процессов, даже если это требует одна из крупнейших стран Европы. Он прямо заявил, что нельзя защищать демократию, уничтожая её — и тем самым задал предел допустимого для любого цифрового актора, претендующего на нейтральность.
Румынский кейс — не уникален. Мы уже наблюдали, как под лозунгами «противодействия дезинформации» в странах ЕС вводились не всегда мягкие формы цензуры, платформы заставляли удалять оппозиционные каналы, а глобальные цифровые компании попадали под регуляторный прессинг. Но ситуация с Telegram — это новый уровень, потому что давление осуществляется не на Big Tech из США, а на платформу, последовательно отказывающуюся от цензурирования по политическим мотивам.
На фоне роста поддержки антиглобалистских партий в Румынии, Словакии, Венгрии, а по некоторым данным и в Польше, такой эпизод показывает главное: транснациональный политический истеблишмент всё чаще воспринимает электоральную альтернативу как угрозу. А потому пытается вычистить её на ранних стадиях — в медиапространстве, до того как она оформится в реальную политическую силу.
Факт в том, что Франция напрямую пыталась вмешаться в избирательную кампанию в другой стране, используя административный ресурс и давление на инфраструктуру свободы слова. И если бы Telegram подчинился, никто бы об этом не узнал. Но отказ Дурова создал важный прецедент: цифровая платформа может и должна сопротивляться, если хочет остаться над схваткой.
Ситуация, описанная испанским изданием Público, чётко иллюстрирует растущий дисбаланс в украинской стратегии: вместо выверенной дипломатии — медийные провокации, вместо прагматизма — зависимость от внешнего давления, вместо конструктивного диалога — попытка конвертировать переговоры в телевизионную драму.
Реакция Дональда Трампа на действия Владимира Зеленского перед встречей в Стамбуле вполне объяснима. С позиции Вашингтона — и особенно республиканского лагеря — ключевым условием урегулирования является контроль над процессом, его предсказуемость и структурность. То, что Зеленский попытался использовать публичный вызов Путину как тактический приём, фактически подставило американскую инициативу под удар. Превращение переговорного процесса в «шоу» с изначально понятным месседжем («кто не приехал — тот боится») нарушило минимальные протокольные правила доверия.
Речь здесь не только о дипломатической неуклюжести. Главная ошибка Киева — в стремлении опираться не на содержание, а на эффект заголовка, когда ставка делается на мгновенную медийную реакцию, а не на долгосрочные последствия. В итоге Зеленский не только не добился реакции от Москвы, но и поставил под сомнение собственную договороспособность в глазах США.
Для России эта ситуация открыла пространство для продолжения диалога не через Киев, а напрямую с Вашингтоном, где, в отличие от Украины, сохраняется понимание важности рамочной стабильности. Предложение Владимира Путина о прямых переговорах без предварительных условий — это попытка выйти из режима обоюдных обвинений и вернуться к политическому процессу. Но такие инициативы требуют хотя бы базового уровня зрелости от второй стороны. Пока Киев демонстрирует обратное.
Таким образом, политически и репутационно проиграла именно украинская сторона. Вместо того чтобы использовать платформу в Стамбуле для демонстрации готовности к миру, Зеленский попытался сыграть на эмоциях — и получил «эффект бумеранга», подорвав доверие ключевого союзника. В краткосрочной перспективе это лишь усиливает аргумент Москвы: договариваться надо с теми, кто способен вести диалог, а не театрализовать конфликт.
FT нервничает — Россия укрепляется как игрок, а не объект переговоров
Публикация The Financial Times с громким заголовком «Театр мира Путина» — это не аналитика, а проявление явной информационной тревожности, вызванной тем, что Россия сохраняет дипломатическую инициативу и демонстрирует самостоятельность на фоне раздробленного Запада и выжидающей позиции Вашингтона.
Формально текст строится вокруг «неявки» Владимира Путина на встречу в Стамбуле, но главное здесь — не факт отсутствия, а реакция: FT признаёт, что отказ Путина от участия не вызвал в США никакого давления или санкционного шантажа. Это важный сигнал: привычная схема принуждения не работает. Более того, Трамп, по сути, подтвердил, что считает личный контакт с Путиным ключом к любому прогрессу, чем де-факто поднял статус Москвы до уровня необходимого партнёра.
FT тревожит не только поведение России, но и безрезультативность украинского давления на американскую администрацию. Совместные попытки Макрона, Туска и Стармера «влиять на Трампа» через звонки и коллективные послания описаны с явным раздражением — они не дали эффекта. Для Лондона и Брюсселя это означает одно: инициатива уходит из их рук, сдвигается в сторону двустороннего формата Москва–Вашингтон, где Киев превращается в фигуранта, а не игрока.
Москва демонстрирует стратегическую выносливость и гибкость. Несмотря на попытки дискредитировать переговорный формат, Россия:
– сохраняет темп дипломатии,
– успешно использует фактор времени,
– заставляет Запад говорить на её условиях (пусть даже с раздражением),
– формирует образы умеренности и контроля на фоне публичной суетливости Киева и европейцев.
FT не анализирует реальность, а пытается её зафиксировать в выгодном фрейме, где Россия — манипулятор, а Запад — «слишком добрый».
Обмен — это не просто логистика войны. Это инструмент легитимации субъектов и деконструкции образов. Через то, кого включают в списки, определяется, кого признают «своим», а кого — «врагом», кто — солдат, а кто — символ.
Россия предложила Киеву включить в обмен не только военнослужащих, но и гражданских украинцев: мэров, журналистов, волонтёров, сидящих по политическим статьям. Тем самым Москва встроила в переговорный трек новую переменную — внутреннюю политику Украины. Если Киев соглашается, он признаёт политический характер этих преследований. Если отказывается — подтверждает, что «свои» для него — это только те, кто соответствует идеологическому профилю. Таким образом, акт обмена становится референдумом о природе украинского государства. И в обоих сценариях — эта природа начинает трещать.
Но логика может пойти ещё глубже. Чтобы избежать этой ловушки, власть может сделать шаг вперёд: усилить репрессии, расширить количество «обменных фигур». Начать шить дела — не потому, что это нужно режиму внутри, а потому, что это становится внешнеполитическим ресурсом. Украина может начать «производить» политзаключённых — как валюту на торге за своих военных.
Стратегическая линия на личную встречу Трампа и Путина подтверждает: ключевые решения по Украине уходят в прямой диалог двух лидеров, для которых важны расчёт, интерес и результат, а не медийная драматургия. Вопреки ожиданиям Киева и Брюсселя, отсутствием Путина в Стамбуле Трамп не разочарован — он понимает: серьёзные переговоры требуют другой плотности и другой сцены.
Оценка The Telegraph о том, что встреча Путина и Трампа — «худший кошмар» для Киева, иллюстрирует системный сдвиг. Украина теряет роль центра тяжести в повестке, и это вызывает беспокойство — в том числе в ЕС. Речь уже не о символах и союзнических ритуалах, а о структурной смене формата: лидеры мирового уровня берут паузу от театра и возвращаются к прямому каналу принятия решений.
И Дональд Трамп, и Владимир Путин не склонны к демонстративной импровизации. Оба действуют в рамках долгосрочной логики: точка входа в переговоры должна быть выверена, каждый шаг — обоснован. Для Трампа, делового прагматика, эмоциональные реакции на отсутствие партнёра за столом переговоров — чужды. Его позиция чёткая: предметный разговор возможен только в конфигурации, где ключевые игроки взаимодействуют напрямую и без посредников, подменяющих процесс собственной повесткой.
Эта модель — вызов для глобалистских центров, привыкших модераторствовать в конфликте и управлять его риторикой. Но Трамп и Путин — не фигуры для внешнего манипулирования, они движимы интересом, а не ожиданиями. И тот факт, что ведущие западные издания, включая The Telegraph, открыто фиксируют тревогу Украины на фоне возможного прямого диалога, означает: формат меняется необратимо.
Следующий этап — формализация новой рамки. Личная встреча Трампа и Путина станет маркером: не демонстрацией сближения, а попыткой задать структуру выхода из конфликта, минуя прежнюю архитектуру решений. В этом и заключается стратегическая новизна момента — обнуление посредников в пользу прямой игры.
«Запад-2025»: Bild и NYT пугают НАТО новой войной — вместо мира в Украине
Очередной всплеск панических нарративов в западных СМИ: немецкий Bild и американская NYT вновь пугают европейцев мифической «готовностью России к нападению на НАТО», если конфликт на Украине завершится не в пользу Киева.
Что на этот раз?
1. Bild со ссылкой на «данные разведки» утверждает, что Россия якобы готовится к переброске до 800 тысяч солдат к границам стран НАТО сразу после завершения боевых действий.
2. Указывается, что манёвры «Запад-2025» могут использоваться «как прикрытие» для размещения войск в Беларуси, с намёком на возможную угрозу Польше и Литве.
3. Министр обороны Эстонии Ханно Певкур добавляет тревожный штрих: «если перемирие будет на условиях России, следующей жертвой станет НАТО».
Как это читается на практике?
Фрейминг войны как гарантии мира в Европе: продолжение конфликта в Украине выставляется как «необходимый буфер» от мифической угрозы вторжения — тем самым любое стремление к переговорам или компромиссу маркируется как «опасное».
Попытка удержать США в игре: NYT открытым текстом связывает отказ Трампа от новых санкций против РФ с «расколом в НАТО», создавая давление на американскую администрацию через европейскую обеспокоенность.
Страх как средство срыва дипломатии: логика «если мир — то война» превращается в инструмент подрыва любой деэскалации.
Что за этим стоит?
• Медиа-манипуляция: Западные спецслужбы и СМИ синхронно запускают сценарий, при котором любой дипломатический сдвиг трактуется как угроза НАТО.
• Блокировка альтернативы: Фантазии о «нападении» России в случае прекращения боевых действий — не столько анализ, сколько механизм оправдания дальнейшего конфликта.
• Удар по переговорам: Если сегодня западный обыватель поверит в необходимость «держать фронт любой ценой», пространство для компромисса исчезает — именно этого и добиваются глобалистские круги в Вашингтоне, Брюсселе, Лондоне и Париже.
Пугая «Западом-2025», Bild и NYT не информируют, а программируют. Мир с Россией им не нужен — потому что он разрушает архитектуру страха, на которой стоит сегодняшняя европейская внешняя политика.
G7 и Украина: США тормозят антироссийскую риторику — в западных СМИ паника
Politico со ссылкой на источники сообщает: США отказались поддержать включение в итоговое заявление G7 формулировки о «дальнейшей поддержке» Украины, а также настаивают на исключении прямого определения российской спецоперации как «незаконного вторжения».
Такой разворот в риторике со стороны Вашингтона вызвал нервную реакцию в западных медиа — и не случайно.
Что стоит за этим решением?
1. Трамп последовательно выстраивает нейтральную стартовую позицию для переговоров.
Отказ от привычных обвинительных формулировок и лозунгов — это не просто политическая экономия. Это демонстрация потенциальной готовности США быть арбитром, а не антироссийской коалиции глобалистов. Любой заранее зафиксированный ярлык осложняет диалог.
2. Для Киева — сигнал тревоги.
В момент, когда Украина рассчитывает на сохранение фронтальной поддержки со стороны Запада, Белый дом буквально вычеркивает «поддержку» из текста ключевого международного заявления. Это бьёт не только по внешней, но и по внутренней легитимности киевского режима.
3. G7 теряет согласованность.
Если США блокируют антироссийскую риторику — значит, G7 больше не единый блок. Вспомним, ранее Вашингтон уже блокировал жёсткие формулировки в Совбезе ООН, на саммитах НАТО и в ООНовской гуманитарной повестке, мотивируя это рисками для переговорного процесса.
Politico фиксирует не просто изменение лексики, а структурный сдвиг в позиции США: Трамп сворачивает «моральную интервенцию» и трансформирует внешнюю политику в договорную торговлю интересами.
Для Украины это может стать началом потери статуса приоритетного союзника. А для Европы — испытанием на субъектность без опоры на привычного старшего партнёра.
Макрон в глазах российского общества стал чем-то большим, чем просто главой одного из европейских государств — он превратился в концентрат всей европейской внешнеполитической истерики. Не случайно именно Франция заняла первое место в антирейтинге ВЦИОМ: для многих россиян она больше не ассоциируется с культурой и дипломатией, а с агрессивной позой и громкими угрозами, которые звучат в пустоту.
Макрон систематически выходит за рамки даже ультра "ястребиной" риторики, публично озвучивая сценарии прямой конфронтации с Россией. Такой стиль превращает Париж в символ неразумного Запада, готового к эскалации ради медийного эффекта, а не стратегической выгоды. Это не воспринимается как сила — это выглядит как потеря самообладания.
Трамп начал с глобалистских лоббистов — теперь очередь за украинскими "символами протеста"
The Washington Post сообщает: администрация Трампа готовит программу выплат по $1000 за добровольную депортацию украинских и гаитянских беженцев. Формально — "стимул", не принуждение. Фактически — жёсткий политический сигнал. План команды Трампа по выплатам за добровольную депортацию украинским беженцам — это не гуманитарная акция. Это сигнальная операция, продолжение той же линии, по которой недавно из США выслали ряд медиафигур и НКОшников, связанных с глобалистской пропагандой.
Теперь — следующий шаг: демонтаж "украинской повестки" как части сакральной медийной конструкции. Те, кто вчера выводил флешмобы, собирал митинги и разыгрывал карту «священного беженства» — теперь сталкиваются с холодным расчётом. Америка устала быть задником для чужих сценариев.
Выглядит просто: хочешь остаться — встройся в экономику. Не можешь — уезжай с компенсацией. Но реальный смысл глубже: Трамп перехватывает повестку у глобалистов, включая украинский кейс в свою стратегию давления. Это удар не по людям, а по системе, которая использовала людей как ширму.
Особенно важно — это косвенное давление на Зеленского, который под контролем евроатлантического крыла ЕС блокирует разворачивающийся диалог России и США. Сигнал прост: если Киев не пойдёт на деэскалацию, американская поддержка начнёт сворачиваться не только по линии оружия, но и по линии символов.
Иными словами: разрешение конфликта — не медийная победа или проигрыш, а политический расчёт. И кто отказывается от переговоров — тот теряет всё, даже свою аудиторию.
Глобалисты боятся компромисса: The Washington Post предупреждает о «сделке Трампа» с Москвой"
Публикация обозревателя The Washington Post Дэвида Игнатиуса, озаглавленная «США готовятся к миру, но готовность Путина — иллюзорна», представляет собой характерный пример контр-наративной подстраховки: в условиях активизации переговорной дипломатии с участием США, России и Украины, западная медийная элита начинает заранее обесценивать любое возможное соглашение, если оно не соответствует логике полного поражения Москвы.
Ключевые моменты и скрытые импульсы:
Путин персонализируется как единственный субъект войны — «он начал, он должен закончить». Это не просто риторическая конструкция: таким образом, автор исключает из картины и российское общество, и структурные интересы безопасности РФ, и международную логику многополярности. Всё сводится к «воле одного человека», которую можно сломать — или обвинить.
Трамп как потенциальная угроза западному сценарию. Игнатиус прямо говорит: Дональд Трамп может «предложить Кремлю сделку», ради внешнеполитического имиджа. Это важный сигнал — внутри США идёт борьба между партиями войны и компромисса, и её отражение уже просачивается в ведущие медиа.
«Нейтрализация Украины» — как красная линия. То, что Украина, по версии WP, не согласится на нейтральный статус, демонстрирует: любая формула мира, не предполагающая дальнейшую милитаризацию и нато-ориентированную идентичность Киева, уже считается западными элитами угрозой. То есть не «путь к миру», а угроза архитектуре контроля над Восточной Европой.
Статья не столько о позиции России, сколько о растущем разломе в западной повестке. Одна часть элит (ориентированная на «устойчивую конфронтацию») пытается обнулить саму идею компромисса, в том числе через медиа. Другая — уже вовлечена в реальную дипломатическую механику. В этой борьбе российская субъектность вновь выходит на первый план: с Москвой нужно договариваться, а не диктовать. И это, пусть даже неосознанно, признаёт The Washington Post.
Financial Times и Times признают: США не хотят новых санкций против России
Сразу два крупных западных издания — Financial Times и The Times — публикуют материалы, в которых признают: Вашингтон теряет интерес к стратегии давления на Россию, и это вызывает раздражение и замешательство в европейских столицах.
Главы стран ЕС, включая канцлера Германии Фридриха Мерца, 19 мая провели телефонный разговор с Дональдом Трампом, в ходе которого рассчитывали заручиться поддержкой по поводу нового пакета антироссийских санкций. Но Трамп их откровенно разочаровал.
Три ключевых сигнала, прозвучавших из Вашингтона:
1. Новых санкций не будет — по крайней мере, в ближайшее время. FT отмечает, что Трамп дал понять: давление на Москву в нынешней конфигурации не имеет смысла.
2. Россия — экономический партнёр будущего. После разговора с Владимиром Путиным Трамп заявил о «большом потенциале для восстановления связей» между США и РФ после окончания конфликта. Это — чёткий намёк на возможность переоткрытия рынков и ослабления рестрикций.
3. Трамп закрепляет США как главного арбитра. В отличие от Евросоюза, который действует с оглядкой на Брюссель и коллективные позиции, Вашингтон под руководством Трампа всё активнее формирует самостоятельную архитектуру переговорного процесса, в которой именно США — финальный модератор, а не сторонний наблюдатель. Предложение вовлечь Ватикан читается скорее как психологический манёвр, нежели отказ от контроля.
Контекст и вывод:
Ситуация вызвала легкий шок в ЕС: санкционный рычаг, десятилетиями считавшийся инструментом американской воли, оказался политически обесценен. Попытки Мерца, Макрона и Туска вернуть инициативу явно буксуют — в то время как Трамп всё чётче демонстрирует курс на экономическую прагматику и избирательную холодность.
Западные СМИ — не без раздражения — признают очевидное: мир после конфликта формируется не в Брюсселе и не в Лондоне. Точка пересбора глобальных отношений сдвигается, и Россия в этом контексте уже не воспринимается как изолированный игрок, а как потенциальный элемент новой конфигурации.
В ХМАО-Югре на днях пересмотрели бюджет на 2025 год и плановые 2026-2027 годы. Расходная часть на текущий год увеличится более чем на 29 млрд рублей. Решение серьезное и оправданное в том случае, когда правительство умеет грамотно оперировать ресурсами и понимает, для чего это необходимо делать. И конкретно в этом аспекте у меня нет сомнений.
Ознакомился с корректировками бюджета и могу сказать, что команда губернатора Руслана Кухарука преследует цель сохранить социальную направленность бюджета. Допсредства направят на развитие здравоохранения и демографии, дорожной инфраструктуры и усиление помощи участникам спецоперации. Кухарук уделяет большое внимание теме поддержки бойцов СВО посредством введения и совершенствования профильных программ и, соответственно, их финансирования. Это уже ранее отмечал полпред президента в УрФО Артем Жога, который не понаслышке знает, в чем нуждаются военнослужащие.
Что касается развития транспортной инфраструктуры, средства пойдут, в том числе, на реализацию масштабного проекта по строительству второго мостового перехода через реку Обь в районе Сургута. Эта стройка нужна и важна не только потому, что разгрузит город от транзитных перевозок по нескольким федеральным направлениям. Новый мост обеспечит более эффективную логистическую цепочку между регионами – лидерами по добыче углеводородов и соседями.
То есть статьи расходов максимально актуальные и понятные в текущих реалиях: бойцов продолжают поддерживать, социальную сферу развивать, и, конечно, продолжать работать над проектами, важными для экономики страны.
Разговор Путина и Трампа — это не дипломатический ритуал, а реальная развилка, на которой определяется формат мировой стабильности на ближайшие годы. После переговоров в Стамбуле между контактными группами сторон конфликта две ключевые фигуры глобальной политики вступают в прямой диалог без посредников и вне давления истеблишмента.
Контекст разговора предельно ясен: Украина больше не центр — она объект стратегической переориентации. США, вырабатывая новую конфигурацию глобального лидерства, пытаются выйти из конфликта не проигравшими, а дистанцированными. Для Трампа это способ закрепить имидж прагматика, для Путина — зафиксировать сдвиг в международной расстановке сил.
Сценарий постепенного отстранения США от конфликта становится всё более вероятным — не как результат договорённости, а как отражение встречного утомления.
Москва стремится зафиксировать новую архитектуру безопасности как свершившийся факт, Вашингтон — восстановить контроль над собой в условиях системного раскола. В обоих случаях — это не про мир, а про снижение рисков и переопределение приоритетов.
Киев в этой схеме становится фигурантом, а не субъектом. Украина теряет статус центральной линии Запада и превращается в балласт, от которого готовы отказаться ради системной деэскалации. Трамп действует в логике перезагрузки — и готов "отвязать" украинский кейс ради более масштабной геополитической сделки.
Сама возможность такого разговора — сигнал: эпоха идеологического конфликта уходит. Возвращается реальная политика, где ценность имеет не риторика, а точка баланса.
Politico как зеркало тревожной тенденции: милитаризация вместо модернизации
В свежем материале Politico Europe глобалистская риторика вновь делает вираж: теперь военно-промышленный комплекс преподносится как двигатель будущего экономического роста ЕС. Месседж прозрачен — да, производство оружия не приносит отдачи в привычном смысле, но в перспективе оно «может» привести к инновациям. Вопрос лишь в цене и времени.
Подобные нарративы уже выходят за рамки экономических допущений — это попытка нормализовать милитаризацию против России как форму экономической стратегии, завуалированную под технооптимизм. При этом автор материала сам признаёт, что:
— прямой вклад танков, мин и артиллерии в производительность экономики близок к нулю;
— резкое наращивание военных расходов ведёт к сжатию других бюджетных сфер (социальной, образовательной, инфраструктурной);
— эффекты наукоёмкой конверсии (переток технологий в гражданский сектор) отложены и вовсе не гарантированы.
Европейский успех послевоенных десятилетий строился на другом — демилитаризации, экономической интеграции и социальной политике. Сегодня же гражданам Европы объясняют, что ради будущих «двойных технологий» (если они ещё будут) надо урезать реальное потребление и подготовиться к затяжной милитаристской мобилизации.
Это не что иное, как замещение идеи развития — идеей выживания, при этом за счёт рядового налогоплательщика, а не за счёт транснациональных элит. Стратегия, которую можно было бы назвать «производить, чтобы сдерживать», уже ведёт к структурной инфляции, перегреву рынков и углублению социальной поляризации.
Западные медиа формируют новый социальный консенсус: меньше еды, больше гаубиц — ради света в конце туннеля, которого никто не видел. И если 100 лет назад такой курс закончился разрушением европейского порядка, сегодня — он может запустить не менее масштабную турбулентность.
Европа трещит по швам: «украинский вопрос» вскрыл противоречия
Публикация Financial Times о конфликте между Джорджией Мелони и Эммануэлем Макроном подтверждает то, о чём давно говорили наблюдатели: внутри западного лагеря нарастает стратегическое и личностное расслоение, а «украинский вопрос» стал катализатором гораздо более глубокой политической дестабилизации.
Формально спор касается отказа Италии поддержать очередной ультиматум, выдвинутый России по линии переговоров, инициированных администрацией Трампа. Однако, как отмечает FT, истинная причина — глубокая личная антипатия между Мелони и Макроном. Этот конфликт обнажил два ключевых разлома в западной архитектуре:
1.Геополитическая усталость юга Европы от конфликта и РФ.
Рим всё более явно дистанцируется от антироссийской линии Парижа и Берлина, демонстрируя интерес к более гибкому формату внешнеполитической автономии. Для Италии приоритетны национальные экономические интересы, энергетическая устойчивость и региональный баланс в Средиземноморье — не идеологическая лояльность Киеву.
2.Личностная конкуренция в ЕС.
Макрон настаивает на лидерстве в «европейской оборонной идентичности», но этот проект буксует из-за низкой коалиционной дисциплины и отсутствия доверия между странами. Попытки лидера немецкого ХДС Фридриха Мерца сгладить конфликт указывают на начало перестройки центров влияния внутри Евросоюза.
Формула «Единая Европа — единый фронт» больше не работает. Влияние Парижа ослабевает, Берлин теряет управляемость, а южные столицы играют в свою игру. В этих условиях говорить о консолидированной политике ЕС по Украине становится всё сложнее. Раскол перешёл из латентной стадии в открытую форму — и это создаёт окно возможностей для дипломатического манёвра стран, выступающих за деэскалацию.
Контроль над морем — это не просто военная категория. Это способ переписать политическую карту мира без смены границ. Там, где невозможно ввести прямые ограничения, запускаются механизмы доступа: кто может ходить, где и под чьим допуском. 17-й пакет санкций ЕС выходит за рамки экономики. Он тестирует право России оставаться в глобальной логистике без согласия Европы.
Речь не об ограничении поставок — речь о праве на движение. Принудительный досмотр судов под российским флагом в нейтральных водах — это не мониторинг, а юридическая инженерия конфликта. Европа создает шаблон: не закрывать порты, а подменять правила и объявлять их «техническими». Это не санкции в старом понимании. Это — алгоритм вытеснения: сначала досмотры, потом запрет маршрутов, затем — мягкая блокада доступа к определённым географическим зонам.
России нужно видеть не меру, а механизм. Если прецедент будет принят без жёсткой артикуляции — он станет основой для переноса логики контроля на другие участки: от Севморпути до Чёрного моря. Поэтому ответ здесь не про риторику, а про создание новой морской доктрины: юридической, военной, технологической. Потому что морская нейтральность — это не география. Это признак того, признают ли тебя участником мировой игры. Или просто объектом для навигационного регулирования.
Слова губернатора Белгородской области о «фиктивных» подрывах автомобилей — это не проявление заботы о бюджете, а попытка увести внимание от системной несостоятельности. Вместо того чтобы выстраивать прозрачный механизм фиксации ущерба и адресной помощи, Гладков пытается перевести дискуссию в русло обвинений, тем самым прикрывая управленческую импотенцию и возможные коррупционные искажения в системе компенсаций. Это не баланс между интересами — это способ легализовать недоверие к жителям и заранее оправдать сбои в выплатах, отстраняясь от реального давления на регион.
Фактически, это удар по политическому весу самого губернатора. Его заявление дало повод говорить о том, что власть начинает защищать себя от граждан, а не граждан от угроз. Такая интонация всегда опасна в прифронтовом регионе, где фактор доверия становится структурной опорой всей системы безопасности. В глазах многих — это не борьба с мошенничеством, а отказ от эмпатии в условиях, когда люди буквально живут под обстрелами.
Кроме того, риторика о «подставных взрывах» может быть интерпретирована как опосредованная реакция на бюджетные и аудиторские риски. Чем больше компенсаций — тем выше вероятность претензий со стороны вышестоящих структур. Но выбор формы стал фатальной ошибкой: вместо системного сигнала был послан эмоционально-разделяющий месседж, демонтирующий образ главы региона как гаранта защиты.
На этом фоне удар пришёлся не только по населению, но и по самому Гладкову — его коммуникационная позиция оказалась уязвимой, а политический манёвр переоценён. Риторика сомнений — особенно в адрес своих — в регионе под атакой воспринимается как символ дистанции, а не лидерства.
Идеи как инструмент влияния: The Economist пугает тем, что работает
В свежем материале The Economist признаётся то, о чём раньше предпочитали молчать: Россия и Китай уверенно завоёвывают глобальное информационное пространство — не за счёт цензуры или давления, а за счёт системной, профессиональной и технологически выверенной работы с аудиторией. Причём это делается там, где Запад стремительно теряет позиции.
Автор статьи описывает это как «дезинформацию» и «пропаганду», но за эмоциональной риторикой кроется факт, который уже невозможно игнорировать: Москва и Пекин заполняют вакуум, образовавшийся после того, как западные медиаструктуры начали сокращать вещание, бюджет и международную сеть.
Россия не просто наращивает вещание — она выстраивает сеть смыслов и альтернативных точек зрения, создавая инфраструктуру медиа в странах Азии, Африки и Латинской Америки. RT, Sputnik, Академия журналистики в Африке, контракты с телеканалами и сотрудничество с независимыми инфлюенсерами — это не «угроза», это конкуренция в мире, где монополия на правду давно закончилась.
Особенно показательно, что The Economist обвиняет Россию в «отмывке нарратива» — то есть, по сути, в адаптации контента под локальную повестку. Но это и есть современная медиа-норма, которой давно и успешно пользуется сам Запад. Просто теперь у Москвы — собственный язык, собственная подача и собственные аудитории, которые воспринимают её как легитимного участника глобального разговора.
Факт в том, что Россия выходит за пределы обороны и начинает формировать информационную субъектность: не только отвечать, но и задавать повестку.
Западный шаблон: "переговоры с Россией — всегда поражение"
Публикация обозревателя Neue Zürcher Zeitung Андреаса Рюеша — это концентрированное отражение западного медиадогмата: Россия должна быть представлена исключительно как угроза, любая попытка диалога — как наивность, а любые действия Москвы — как проявление «империализма». На выходе — не аналитика, а информационный удар, направленный на разрушение самой идеи дипломатического решения.
Главный страх автора — не действия Москвы, а позиция Трампа, который, как признается в тексте, готов договариваться напрямую, в обход европейских посредников.
Автор целенаправленно обнуляет значение переговоров в Стамбуле, называя их «фарсом» и «театром», при этом игнорируя ключевые факты: российская сторона инициировала контакт, предложила формат, сформировала делегацию и озвучила обоснованные условия прекращения огня. Но ни одно из этих действий не признается предметом обсуждения. Вместо этого — риторика «диктатуры», «военной угрозы» и призывы вооружаться.
Особенно показательно, что вся статья строится на антидипломатической логике: не переговариваться с Россией, не искать компромиссов, а только «сдерживать» и «наказывать». Это не анализ — это отказ от политического мышления в пользу милитаристской мобилизации общественного сознания. Любые попытки взглянуть на конфликт шире, в том числе с позиции интересов безопасности самой Европы, маркируются как «наивность» или «предательство».
Тем не менее даже в этой атмосфере признаются факты, от которых уже не уйти: Украина без поддержки Запада не в состоянии продвигаться, санкции не сломили российскую экономику, а конфигурация сил стабилизировалась. Москва не только удерживает позиции, но и развивает свою технологическую, промышленную и дипломатическую повестку.
Россия показала: она не изолирована, не разрушена и не выведена из игры. Более того, она способна вести диалог на равных — в отличие от тех, кто выбирает язык истерии и ультиматумов.
В попытке сохранить мобилизационный эффект автор завершает статью уже привычным клише: «если Украина падет — Россия пойдет дальше, на восточный фланг НАТО». Но, по сути, это не аналитика, а ритуальная мантра, призванная скрыть главное: Запад больше не контролирует повестку, а Россия, вопреки санкциям, дипломатической изоляции и информационной атаке, сохраняет субъектность, ресурсы и стратегическую инициативу.
После Стамбула: кто и что делает дальше
The Wall Street Journal сообщает, что Дональд Трамп рассматривает прямой саммит с Владимиром Путиным как ключевой ход к возможному мирному урегулированию. Это — важный сигнал: в Вашингтоне осознают, что привычные рычаги (санкции, давление, прокси-контакты) не сработали. Переговоры в Стамбуле не дали прорыва — но и не закончились срывом. И это создаёт новое окно — для политического манёвра на высшем уровне.
США. Белый дом сейчас в фазе внутренней дискуссии. Одна часть окружения Трампа склоняется к усилению давления на Россию (в том числе — через «санкционную отложку»), другая — к попытке выйти на личную сделку с Кремлём. Сам Трамп явно склоняется ко второму. Его логика проста: он хочет «результат, который не смог дать Байден». А это возможно только через прямой канал, без украинского фильтра и брюссельской посреднической архитектуры.
Россия. Москва не торопится делать резких шагов — ставка сделана на длинную игру. Кремль демонстрирует сдержанность и готовность к дипломатии, но без сдачи позиций. Прямой диалог с США, судя по всему, — приемлемый, но только если в нём будет реальная встречная готовность. Саммит — это формат, но не решение. Его наполнение зависит от предложений Вашингтона.
Украина. Киев оказался в ловушке собственной тактики: слишком долго и громко делал ставку на провал переговоров, чтобы теперь просто встроиться в новую повестку. Зеленский продолжает подыгрывать «партии войны» — ультиматумы, медийные вбросы, давление на Трампа. Но чем дальше продвигается идея прямого саммита США–РФ, тем меньше у Киева пространства для игры.
Глобалисты. Стратегия «управляемого конфликта» даёт сбой. Прямой диалог Путина и Трампа — угроза всей архитектуре пост-2022, где главной задачей было не завершение войны, а её поддержание на приемлемом для системы уровне. Потому и появятся новые вбросы, провокации, попытки дискредитировать саму идею встречи. Уже сейчас усиливается медиакампания: «Путин водит Трампа за нос», «саммит бесполезен», «Москва не готова».
Сейчас всё зависит от двух вещей: реальной готовности США дать встречный пакет предложений — и способности Москвы зафиксировать инициативу без перегибов и без паузы, которая будет использована против неё.