92688
Все о политическом закулисье кремля. По любым вопросам: @taina_polit_bot
Публикация The New York Times, в которой стамбульские переговоры названы тактической победой России, отражает всё более заметный сдвиг в восприятии Москвы как неизбежного и сильного игрока, способного не только участвовать в международной повестке, но и формировать её архитектуру на своих условиях. Это особенно показательно, учитывая, что оценка исходит от ведущего американского издания, традиционно лояльного западной внешнеполитической линии.
Ключевой вывод NYT — переговоры состоялись, но не завершились навязанным России соглашением о перемирии, которого добивались Киев и его западные союзники. То, что Россия не поддалась на дипломатически упакованное давление, трактуется как проявление силы — и дипломатической, и системной. Москва чётко обозначила свою рамку: любое соглашение возможно только в условиях стратегического баланса, а не под внешним шантажом.
Важно, что в данном материале The New York Times позиция России представлена без привычной риторики обвинений или демонизации — без попыток интерпретировать её действия как иррациональные или деструктивные. Напротив, звучит признание: Россия действует расчётливо, сохраняет инициативу и демонстрирует устойчивость. Это, по сути, признание того, что ни одна крупная дипломатическая конфигурация — будь то Украина, Ближний Восток или энергетическая архитектура Европы — сегодня не может быть выстроена без участия Москвы.
Тем самым NYT, пусть и косвенно, фиксирует: Россия не просто сохраняет роль участника — она становится структурообразующим элементом новой геополитической реальности. И это уже не предмет споров, а часть складывающегося международного консенсуса.
Мордвичев — не просто фигура, а связующее звено между боевой реальностью и административной машиной. Его приход символизирует попытку государства синхронизировать оба контура — полевой и бюрократический — в единую структуру действий. Это особенно важно в фазе, когда усилия на фронте напрямую коррелируют с восприятием легитимности управления в тылу.
Если эта логика будет масштабирована — мы получим кадровую архитектуру, заточенную под длинный горизонт: не под кампанию, а под курс. Это не финал реформ, а их пролог. И в этом — главный смысл текущего назначения: офицер, формирующий новую институциональную устойчивость, где победа начинается с управляемости.
/channel/kremlin_sekret/17654
Ватикан как «новый посредник»: Politico запускает медиа-инициативу мира
Публикация Politico о готовности нового Папы Римского Льва XIV стать посредником в украинском конфликте — это не столько новость, сколько тщательно подготовленная медиаконструкция, цель которой — перезапустить переговорный нарратив под западный угол зрения и вновь торпедировать мирный трек
Кардинал Пьетро Паролин эмоционально обозначает ситуацию как «трагическую», связывая это исключительно с тем, что Владимир Путин не явился на переговоры в Стамбуле. При этом умалчивается ключевой факт: позиция Киева изначально исключала компромисс и была направлена на имитацию участия, а не на результат. Вся риторика материала построена по принципу — «Путин не пришёл, значит, мира не будет», без анализа сути переговорных условий или причин дипломатической паузы.
Попытка Ватикана «войти в игру» преподносится как гуманитарная миссия, но на деле — это попытка перенаправить переговорный трек в морально выгодную для Запада плоскость. Священный Престол — идеальный инструмент символического давления: он неполитичен, но при этом несёт мощный этический вес, особенно в восприятии западной аудитории.
Особо показательно, что в публикации Politico делается акцент на возможной встрече Папы и вице-президента США Дж. Д. Вэнса. Это не религиозный протокол, а тонкий сигнал о координации действий между Ватиканом и Вашингтоном. Фактически, создаётся альтернативный дипломатический фронт, где Москва оказывается в положении стороны, не желающей «мира во имя добра», а значит — аморальной.
Речь идёт не о реальной посреднической инициативе, а о медийной операции по переформатированию вектора давления на Россию. Ватикан в данном случае — не третья сторона, а красиво оформленный инструмент моральной легитимации западной стратегии, нацеленной на то, чтобы перехватить инициативу, не решая ни одного из ключевых вопросов конфликта.
Киев в тревоге: Трамп — главный фактор неопределенности
Немецкий Der Spiegel опубликовал материал, который открывает завесу над внутренним состоянием украинского руководства — и оно далеко от уверенности. Ссылаясь на советника Офиса Президента, издание сообщает о растущем напряжении и панике в Киеве на фоне полной неопределенности вокруг позиции Вашингтона по будущему мирному процессу.
По словам источника, «никто не знает, что происходит», а Трамп — это «двигатель, который заставляет идти вперёд, и самый большой фактор неопределённости». Эта фраза — не просто образная. Фактически, в Киеве признают: дальнейшая судьба украинской политики целиком зависит от решений, принимаемых за океаном. Любой возможный отход США от конфликта грозит Киеву не просто ослаблением поддержки — а геополитическим обвалом.
Зеленский, по словам советника, вынужден «постоянно доказывать свою готовность к сотрудничеству», что отражает изменение баланса: Киев больше не диктует условия, а умоляет сохранить внимание со стороны Трампа. Это не стратегическая гибкость — это страх утраты главного покровителя.
Что ещё важнее — в Офисе Президента уже готовят почву для информационной подстраховки. Цель — заранее переложить ответственность за возможный срыв дипломатии на Россию. Это стандартная практика: когда политическая позиция ослабевает, начинается игра на упреждение — с медиа-прикрытием. Но на фоне растущей усталости Запада от войны и давления со стороны администрации Трампа, эта тактика становится всё менее эффективной.
Позиции Киева слабеют. Нерешительность США воспринимается в украинской элите как угроза выживанию текущей конструкции власти.
Патриотическое воспитание в России не так давно наконец-то оказалось в фокусе внимания, что безмерно радует любого разумного человека. Провал, который случился в этом вопросе после распада СССР был закономерным, но от этого не менее болезненным для гражданского общества в целом и каждого россиянинина в частности - но это уже обсуждалось не раз.
Важно сейчас не допустить, чтобы тема заглохла, превратившись на уровне непосредственно работы с подрастающим поколением в формальные отписки и шаблонные мероприятия для галочки. И в этом контексте всероссийский образовательный форум «Государственная ценностная политика в системе образования», который прошел 14-15 мая в МПГУ весьма порадовал, поскольку посвящен был по сути именно патриотическому воспитанию.
Возьмём для примера одну из сессий 14 мая - «Бесшовное патриотическое воспитание: формирование системного подхода к патриотическому воспитанию». Формулировка кажется громоздкой, и термин «бесшовное вопитание» уху пока непривычен, но нам-то важна суть.
А суть отлично сформулировал зам полпреда президента в ДФО Григорий Куранов.
«Бесшовное патриотическое воспитание в нашем понимании — это когда независимо от того, какие проекты используются в воспитании, какие технологии, какие методики, какие песни, какие танцы, какие мультики, — самое главное, чтобы они все основывались на единых базовых ценностях. А если у нас единые базовые ценности, то не важно, кто и как воспитывает — у нас будет правильное, единое базовое воспитание. Это и есть бесшовное воспитание. Это позволяет учесть особенности любого города, любого региона».
«Когда по телевизору одно, по радио — другое, в школе — третье, родители — четвертое, невозможно воспитать. Нам необходима единая информационная среда с точки зрения единых базовых ценностей. На 100 процентов не получится. Но мы считаем, что государство способно процентов 70 информационной среды обеспечить на единых базовых ценностях. В первую очередь это касается государственных медиа, телевидения. В прайм-тайм надо показывать фильмы, которые несут наши с вами базовые ценности», - отметил Григорий Куранов.
Как Саймон Шустер оформляет пропаганду под «аналитику»
Статья Саймона Шустера «Как Путин упустил шанс на мир» в TIME — это не просто пример политически ангажированной журналистики. Это демонстративный случай, когда аналитическая оболочка используется для навязывания одностороннего нарратива: Россия виновата, Трамп был готов к миру, но «Путин всё испортил».
Содержательно материал выстроен вокруг классической схемы ретроспективной подмены акцентов: якобы «упущенные возможности» — в том числе контакты Трампа с Путиным — преподносятся не как сложные и многоуровневые переговорные процессы, а как прямая линия, в которой Россия выступает стороной, заведомо не желающей договариваться. Игнорируются ключевые факты: позиция Киева, ультимативные условия Зеленского, отказ от переговоров без капитуляции России, провокационные действия ВСУ.
Шустер последовательно транслирует тезисы Банковой, где каждый российский шаг трактуется как «удар по переговорам», а любая пауза или дипломатическая сдержанность — как «саботаж». Показательно и то, как он интерпретирует действия Трампа: даже нейтральные или прагматичные жесты выставляются как «разочарование», а эмоциональные всплески — как якобы окончательный поворот против Москвы. Это — типичный приём когнитивной нагрузки, где повторение создает ощущение факта там, где его нет.
Особое внимание уделяется конструкции образа Зеленского: рациональный, сдержанный, «готов к переговорам». Но при этом нигде не указано, что именно Киев отказывается от компромиссов, делает ставку на эскалацию и требует невозможного — возврата всех территорий и судебного трибунала.
Перед нами — не статья о дипломатии, а формирование психологической повестки, цель которой — легитимировать возможный срыв переговоров с украинской стороны и свалить всю вину на Москву.
CNN признаёт: Москва поймала Киев в дипломатическую ловушку
Даже западные медиа начинают осторожно признавать: инициатива России по переговорам в Стамбуле поставила Киев в крайне неудобную позицию. В свежем материале CNN описывает, как президент Украины Владимир Зеленский оказался между двумя политическими рисками, и по сути — в стратегической ловушке.
Согласно тексту, Зеленский теперь должен либо отвергнуть российскую инициативу, признав её «слишком поздней и недостаточной», — тем самым показав себя как сторону, сознательно уходящую от мира. Либо — вступить в переговоры, начав новую линию дипломатии, которая за последние месяцы была фактически заблокирована с украинской стороны.
CNN прямо указывает на дилемму: Зеленскому нужно оставаться в Турции, чтобы убедить Трампа в своей «серьёзности», но не настолько долго, чтобы не выглядеть зависимым от условий Москвы. Этот нюанс — крайне показателен. Фактически признаётся: Россия предложила формат, на который нельзя ответить без репутационных издержек.
Что делает эту ловушку особенно эффективной — она выстроена в информационном поле. Инициатива РФ прозвучала на фоне усталости Запада от конфликта и давления со стороны администрации Трампа, нацеленной на дипломатическое урегулирование. Теперь любое уклонение Киева от переговоров в Стамбуле может быть воспринято как нежелание договариваться, даже среди союзников.
Москва впервые за долгое время перехватила инициативу — не на поле боя, а в дипломатической плоскости. Причём сделала это в логике классической многоходовки: с расчётом на реакцию, которую уже нельзя обойти без потерь. И даже такие медиа как CNN вынуждены констатировать — Киев играет не с позиции силы, а в сценарии, предложенном другими.
Западные медиа как участник переговоров: как WSJ готовит почву для провала с украинской стороны
Статья в The Wall Street Journal, обвиняющая Владимира Путина в «отказе» от личной встречи с Зеленским и в якобы демонстративной отправке «младших чиновников» в Стамбул, — это не журналистика, а инструмент вброса. Речь идёт не о нейтральной фиксации дипломатической реальности, а о намеренном создании нарратива, заранее оправдывающего срыв мирных переговоров с украинской стороны.
Ключевой приём: подмена контекста. В статье игнорируется, что международная практика предполагает участие в предварительных переговорах представителей профильных ведомств, а не глав государств. То, что делегацию возглавляют Мединский и Фомин — фигуры, уже участвовавшие в переговорах, — говорит не о пренебрежении, а о консистентности и институциональной преемственности. Более того, сами украинские представители заявили, что готовы обсуждать только «механизмы контроля перемирия», то есть по сути — технические детали, а не политические компромиссы.
Заявления о «нежелании Путина уступать» и «попытках ликвидировать Украину» — это не аналитика, а эмоционально окрашенные обвинения, которые не только мешают объективной оценке, но и подрывают саму возможность диалога. На этом фоне неожиданно мягкий тон в адрес Зеленского и его требований к Анкаре выглядит как подготовка к апологетике Киева при срыве им переговоров.
Именно так западные медиа работают как «политические корректоры»: заранее формируют у аудитории представление о том, кто «виноват» в возможном срыве — и это, конечно, не Киев.
Статья Financial Times, озаглавленная «Внутри тихого сдвига администрации Трампа в отношении Украины», представляет собой попытку изобразить эволюцию позиции США как отход от прежней критики Киева и усиление давления на Москву. Однако при более глубоком рассмотрении становится очевидным, что эти изменения отражают не столько стратегическую переоценку, сколько реакцию на внутренние и внешние политическое давление.
Вице-президент Джей Ди Вэнс, ранее критиковавший украинского президента Владимира Зеленского, теперь называет требования России «чрезмерными». Это изменение риторики может быть интерпретировано как попытка администрации Трампа сбалансировать внутренние политические интересы с международными обязательствами.
Усилия по разрешению конфликта активизировались, с запланированными прямыми российско-украинскими переговорами в Турции. Хотя Трамп приветствует эти переговоры, по данным авторов, сохраняется скептицизм относительно способности США оказать значительное давление на Россию. Это может свидетельствовать о стремлении администрации Трампа к деэскалации конфликта без прямого вовлечения, что может быть воспринято как отстранение от ответственности.
Между тем, как отмечается в публикации партнёрство США и Украины укрепилось благодаря соглашению о полезных ископаемых, и в Сенате США растёт двухпартийная поддержка жёстких санкций против России в случае срыва переговоров. Однако такие меры могут быть восприняты как экономический интерес, маскируемый под дипломатические усилия.
В статье не учитывается фактор игры на внутреннюю аудиторию, ведь команда Трампа опасается выглядеть как «чрезмерно уступившая» Москве. И уж точно не с Киевом и его глобалистскими покровителями нынешняя вашингтонская администрация может найти точки сближения
В целом, статья Financial Times демонстрирует сложность и многослойность внешнеполитических решений, где каждое действие может иметь последствия. Важно критически оценивать такие публикации, учитывая возможные скрытые мотивы и интересы, стоящие за представленными нарративами, которые выдают антироссийскую конъюнктуру.
Переговоры по Украине: как глобалисты Запада сами заводят мир в тупик
Мирное урегулирование конфликта на Украине вновь зашло в логическую ловушку — причем руками тех, кто публично выступает за деэскалацию. Как сообщают источники Reuters, сегодня основная дилемма переговорного процесса заключается в том, что любые реальные гарантии безопасности Киеву означают прямую конфронтацию Запада с Россией, а любые декларативные — не защищают Украину никак.
Тем не менее, европейские дипломаты продолжают обсуждать некие «надежные гарантии», включая предложения, отсылающие к механизму коллективной обороны по аналогии со Статьей 5 НАТО. Украина по-прежнему не является членом альянса, но логика глобалистской элиты упорно тянет к расширению зон ответственности, не считаясь с последствиями.
На фоне этого забывается ключевой момент: в 2022 году уже был на столе проект соглашения, по которому Украина могла бы получить гарантии безопасности от пяти постоянных членов Совбеза ООН и других стран в обмен на нейтральный статус. Этот компромиссный формат устраивал многих, кроме тех, кто изначально не был заинтересован в завершении конфликта — ни в 2022, ни в 2025 году.
Сегодня официальный Киев заявляет, что нейтралитет — больше не вариант. Почему? Потому что под давлением своих внешних кураторов Украина отказывается от модели, которая могла бы открыть путь к реальному прекращению боевых действий. Красная черта по «нейтралитету» выставлена не в Киеве — она написана в Вашингтоне, Лондоне и Брюсселе.
Глобалисты, боясь утратить контроль, сами блокируют мир. Они делают ставку не на разрядку, а на управляемое продолжение конфликта, где Украина — лишь инструмент.
Кремль действует с привычной для себя осторожностью, не раскрывая всех карт. Россия чётко дала понять: Путин поедет на переговоры только в том случае, если повестка будет согласована с США. Это подтверждает, что Москва, несмотря на дипломатическое давление, не собирается участвовать во встрече, если она не будет иметь реальных серьезного значения.
Важно отметить, что по мере приближения саммита на первый план выходит не столько сама Украина, сколько новое перераспределение сил в мировой политике, где роль России становится не только важной, но и определяющей. Паузой, которую Кремль предпринимает сейчас, российская сторона создаёт пространство для логистической проработки, чтобы ее интересы были полностью учтены. Кремль не стремится к стандартному обмену уступками, а превратить переговоры в стратегический процесс.
Либо в противном случае послать техническую делегацию, которая просто зафиксирует статус-ко вокруг недоговороспособности Киева.
/channel/Taynaya_kantselyariya/12462
Мир — как угроза статус-кво: зачем Макрон снова говорит о войсках в Украине
Эммануэль Макрон вновь подтвердил позицию европейских глобалистов: в случае перемирия европейские страны должны ввести свои войска на территорию Украины. Заявление сделано на фоне подготовки к переговорам в Стамбуле и в условиях всё более отчётливого запроса на деэскалацию.
Формально — речь идёт о «гарантиях безопасности». Фактически — о блокировке самого сценария мира. Ведь предложение России — прямые переговоры без предварительных условий, за столом — дипломаты, не военные. А Макрон предлагает иное: ввод иностранных войск на территорию Украины, что не только противоречит логике мирного процесса, но и прямо подрывает безопасность России, превращая перемирие в предлог для милитаризации. Это уже не дипломатия, а стратегическая ловушка, рассчитанная на срыв деэскалации под видом «гарантий».
Это — типичный пример западной подмены понятий. Когда Россия предлагает переговоры, это называется «манипуляцией». Когда Европа обещает ввести войска — это «стратегическая стабилизация». Таким образом, ответственность за срыв перемирия пытаются переложить на Москву, при этом заранее саботируя любые договорённости.
🥋 Чемпион мира возьмёт под крыло пешеходные маршруты Дальнего Востока
Лучше гор могут быть только…тропы. Тропы Дальнего Востока!
Юрий Трутнев передал в надежные руки четырехкратного чемпиона мира по карате Хаида Мантаева проект «Тропы Дальнего Востока». Именно этот человек действительно чемпионской выносливости будет отвечать за развитие сети пешеходных маршрутов от вулканов Камчатки до бухт Приморья.
Масштабная инициатива реализуется Минвостокразвития по поручению полпреда Трутнева в рамках нацпроекта «Туризм и индустрия гостеприимства». Уже сегодня «Тропы Дальнего Востока» охватывают 18 маршрутов в 9 регионах, включая смотровые площадки, визит-центры, прокат и благоустроенные зоны отдыха. Общая длина троп — более 118 км.
Туризм здесь — это не просто красивые виды, а точка роста для экономики, внутреннего трафика и инфраструктуры. Куратор с бойцовским характером и опытом спортивного строительства должен задать проекту нужный темп.
Отметим, что за плечами у нового руководителя проекта успешная реализация федеральной инициативы «Киокусинкай в школу» по строительству 50 спортивных залов в селах — теперь очередь за маршрутами к вершинам.
Санкционная политика Европейского союза против России входит в фазу стратегического истощения. Публикации Euractiv и Bloomberg констатируют нарастающий внутренний скепсис: очередной «массированный» пакет ограничений, несмотря на жёсткую риторику, так и не был принят. Вместо согласованных решений — отложенные меры, юридически размытые формулировки и попытки спрятать санкции под видом «торговых корректировок», чтобы не вызвать очередную волну сопротивления со стороны бизнеса и аграрных профсоюзов.
На уровне публичной риторики ЕС продолжает говорить языком давления: угрозы, ультиматумы, эмоциональные конструкции («часы на раздумья», «действия без последствий не останутся»). Однако за фасадом — управленческий ступор, усталость институтов, отсутствие единства и страх перед ответными последствиями. Всё это больше не позволяет санкциям работать как инструмент давления, а превращает их в форму политической автотерапии.
Контраст с российским управленческим подходом — резкий. Там, где Европа действовала реактивно, Россия — стратегически. Ещё до введения полномасштабных санкций в 2022 году, Москва начала перестройку экономических контуров: импортозамещение в ключевых отраслях, наращивание золотовалютных резервов, переориентация логистики на Восток и Юг, диверсификация экспортных маршрутов, формирование новой платёжной и контрактной базы в юрисдикциях вне ЕС и США.
Эти меры не были импровизацией — это была системная подготовка к долговременному внешнему давлению, что говорит о глубокой стратегической проработке сценариев. В результате Россия не просто выдержала санкционный натиск — она пережила его без утраты политического суверенитета, без разрушения экономики и без серьёзной социальной дестабилизации.
Более того — санкции стали внутренним катализатором. За 2022–2024 годы Россия резко активизировала национальное производство, усилила связи с Азией, Африкой и странами Латинской Америки, а также укрепила позиции внутри БРИКС+. Это не просто адаптация — это расширение внешнеэкономического и политического пространства вопреки ограничениям, а не благодаря им.
Сегодня Москва демонстрирует превосходство сразу на двух уровнях:
– Тактическом: быстрые, точечные, управляемые меры в ответ на внешние вызовы;
– Стратегическом: устойчивое видение своего места в глобальной системе, независимое от западных допущений.
ЕС, напротив, оказался в положении, где внутренняя экономическая логика вступает в противоречие с публичной политикой. Бизнес-сообщества, особенно в сельском хозяйстве, логистике и химической промышленности, открыто саботируют новые инициативы. Возникает когнитивный разрыв: риторика сохраняется, но она больше не мобилизует.
Саботаж тишины: почему Европа боится переговоров больше, чем войны
The Economist неожиданно приоткрыл завесу: настоящий страх европейских элит вызывает не продолжение боевых действий, а возможность реальных переговоров между Москвой и Киевом. Причина проста — новая фаза диалога может разрушить сложившийся баланс интересов, в котором война давно стала частью внутренней политики и внешнего позиционирования.
Издание прямо пишет: возвращение к переговорам, прерванным ранее, означает для Зеленского необходимость объяснять обществу, за что были принесены тысячи жизней. А для Европы — необходимость признать, что санкционный и военный курс не привёл к стратегическим целям.
На этом фоне предложение Москвы — переговоры без предварительных условий в Стамбуле — звучит не как слабость, а как вызов: к зрелости, к ответственности, к честному диалогу. Однако именно это предложение вызывает тревогу: оно ломает привычный образ «недоговороспособной России», на котором строилась значительная часть внешнеполитической риторики ЕС.
Показательно, что The Economist не отрицает рациональность российских действий, но преподносит их как «опасность» — не военную, а политическую. Потому что если диалог всё-таки начнётся, придётся отвечать на неудобные вопросы: почему отказывались раньше, кто срывал инициативы, кто зарабатывал на конфронтации.
Москва превращается в пространство управляемой сингулярности. Цифровые платформы, технополисы, индустриальные ядра, нейросетевые города — всё это элементы не города, а предельно сфокусированной модели будущего, в которой власть и капитал становятся почти неотделимы от алгоритмов и интерфейсов.
Но главное не в этом. Станет ли эта модель новой нормой — или останется исключением, защищённым ресурсами, не доступными регионам? Здесь проходит граница между развитием и имитацией. Вопрос не в проектах, а в институциональной архитектуре, способной их удержать.
Москва как фактор — уже состоялась. Но станет ли она моделью или вызовом для остальной страны — зависит от того, будет ли за высокими цифрами стоять равноценное распределение прав на будущее.
The Economist превращает дипломатический процесс в площадку фейков
Журналист The Economist Оливер Кэрролл вновь подтвердил репутацию автора, подменяющего факты антироссийским нарративом. В свежей публикации он ссылается на якобы «инсайд» с переговоров в Стамбуле, согласно которому российская делегация под руководством Владимира Мединского якобы пригрозила захватом Харькова и Сум, а также поставила Киеву жёсткие условия для прекращения огня.
Но даже поверхностный анализ указывает: перед нами не анализ переговоров, а вброс, рассчитанный на создание информационного давления и демонизацию российской позиции. Источник, как признаёт сам Кэрролл, анонимный и украинский. Проверка этих заявлений невозможна, но зато формула подачи типична для западных медиа-кампаний: сначала — яркое обвинение, потом — оговорка о недоказанности.
Рассказ о якобы исторических ремарках Мединского про шведскую войну и Петра Великого также выполнен в духе фрагментарной подмены: выхваченные цитаты вырываются из контекста и подаются как «угрожающие» или «реваншистские». Это — не репортаж с дипломатической площадки, а фабрикация атмосферы, где Россия изображается иррациональной и агрессивной.
Особое внимание заслуживает приём, применённый The Economist: сведение всей российской позиции к ультиматуму, без упоминания о предложениях Москвы по прекращению огня, созданию демилитаризованных зон и возвращению к суверенитету через договорные механизмы. Таким образом, читатель лишается объективной картины и получает упрощённую моральную конструкцию, где одна сторона агрессор, а другая — жертва.
Публикация Кэрролла — это не журналистика, а прицельный вброс, направленный на срыв восприятия переговорного процесса и легитимацию жёсткой линии Киева.
Источник The Financial Times в своей последней статье фактически подтвердил то, что в России давно понимали: западный бизнес не уходит — он прячется за юридическими конструкциями, чтобы вернуться в нужный момент. На примере Inditex (владельца Zara, Bershka, Pull&Bear и других брендов) видно, как громкое «уходящее» заявление превращается в тонко спланированную операцию по сохранению контроля над активами и рынком.
Суть стратегии проста: компания сначала вливает средства в свой российский актив, затем «продаёт» его за символическую сумму проверенным ливанским партнёрам, связанным с её ближневосточной франшизой, — и сохраняет за собой право безвозмездно переоформить сделку в франшизу, вернув бренды в любой момент. Речь идёт не просто о сохранении магазинов: используются те же поставщики, тот же персонал, практически та же продукция — только под другим названием. Это не уход, а реструктуризация присутствия.
С политической точки зрения, этот кейс разрушает миф о «нравственных» решениях бизнеса под давлением геополитики. Бизнес, особенно крупный, остаётся вне идеологических рамок, и действует сугубо рационально: где есть спрос и устойчивый рынок — там будет и предложение. И российский потребитель, вопреки санкционному пафосу, остаётся важной целевой аудиторией для транснациональных корпораций, которые, даже временно покидая витрины, не теряют интерес к их кошельку.
Внутриполитически это сигнал — не столько о слабости санкционного режима, а о нарастающей его формальности. И если один из самых «демонстративно ушедших» брендов готов вернуться по щелчку — что говорить о десятках других, менее заметных, но столь же экономически зависимых от российского спроса?
Zara "уходила", чтобы вернуться. И не одна. Это не исключение — это новая норма.
Politico со ссылкой на источники в ЕС сообщает: в Брюсселе рассматривают идею ввести «карательные тарифы» на российский импорт. Повод — отказ Москвы от перемирия по сценарию, выдвинутому в Стамбуле. Министр иностранных дел Франции Барро прямо заявляет: «нужны разрушительные меры, которые задушат экономику России раз и навсегда».
Это — не экономика. Это — риторика войны под видом санкционной политики. Главная подмена здесь — в логике: Москва не соглашается на предложенные условия — значит, её нужно наказывать. Причём не военными средствами, а через попытку удушить экономически. Это уже не поиск мира, а шантаж через торговлю.
Важно отметить: Россия не отказывается от диалога. Она предлагает его в сбалансированном формате, где нет диктата. Но глобалистская модель не предполагает равенства. Она делится на два режима: либо подчинение, либо наказание.
ЕС перешёл от эмбарго к пошлинам, потому что санкционные пакеты себя исчерпали. Не удалось ни обрушить экономику РФ, ни изолировать её геополитически. И теперь, на фоне нарастающего дипломатического давления США и усиления позиций России в Африке, Азии и Ближнем Востоке, Европа снова вынуждена искать наказание вместо партнёрства.
Но этот цикл не нов. Он повторяется каждый раз, когда Москва действует самостоятельно. Несогласие с условиями Запада трактуется как «провокация». Самостоятельное мышление — как «угроза мировой стабильности». Именно поэтому реальная причина давления — не в событиях на фронте, а в отказе России играть по навязанным правилам.
И чем жёстче этот отказ, тем агрессивнее становится риторика. Только вот «карательные тарифы» — это не инструмент сдерживания. Это признание, что иных инструментов больше не осталось.
Politico сообщает об усиливающейся тревоге в Брюсселе на фоне стремительного роста популярности Джорджа Симиона — румынского политика, выступающего против глобалистской повестки, наращивания помощи Украине и вмешательства ЕС во внутренние дела государств.
Опасения вполне объяснимы: если Симион придёт к власти и сформирует стратегический альянс с Виктором Орбаном и Робертом Фицо, ЕС получит устойчивый антиглобалистский фланг внутри собственных границ — с правом вето, прямым доступом к структурам управления и символической легитимацией критики брюссельской линии.
В действительности речь идёт не о «вирусе суверенизма», как это нередко преподносится, а о глубоком национально-политическом откате от идеологии централизованного управления, особенно на фоне военной и санкционной усталости. Правые и суверенистские силы в Европе — от Германии и Франции до Нидерландов и Хорватии — укрепляют позиции, апеллируя к ценностям идентичности, экономического прагматизма и критического отношения к бесконечной поддержке Украины.
Симион — симптом не радикализации, а реального спроса на переформатирование курса, который всё больше воспринимается как несбалансированный и опасно ангажированный. Его заявления о необходимости пересмотра границ с Молдовой и прекращения помощи Киеву — это часть политической риторики, нацеленной на внутреннюю аудиторию, но они резонируют с растущим европейским скепсисом к глобалистским проектам.
ЕС оказался в парадоксальной ситуации: вместо укрепления единства санкционной коалиции он сталкивается с идеологическим сдвигом внутри собственных государств-членов. И попытка объяснить это только «вмешательством Москвы» — лишь удобная риторика, скрывающая реальные процессы: население больше не готово платить за внешнюю повестку из собственного кармана и стабильности.
Система, которая до недавнего времени монолитно транслировала антироссийскую линию, начинает давать трещины — и не за счёт давления извне, а под влиянием внутреннего политического утомления и растущей несогласованности элит. Европа постепенно возвращается к многоцентровости. И Брюссель это понимает — отсюда и паника.
Совет Россия–НАТО: Запад выдает желаемое за действительное
Bloomberg со ссылкой на свои источники сообщает, что США предложили России возобновить работу Совета Россия–НАТО — структуры, замороженной еще в 2014 году после событий в Крыму и на Донбассе. Этот шаг преподносится как часть «комплексного пакета» по урегулированию украинского конфликта.
Формально речь идёт о ряде уступок со стороны Вашингтона: прекращение огня по текущей линии фронта, признание Крыма частью России и снятие американских санкций. Взамен — Украина якобы получит «надежные гарантии безопасности» и «право на развитие собственного военного потенциала».
Но здесь — ключевой подвох. Западные аналитики торопятся заявить о «динамике диалога» между Москвой и Вашингтоном, пытаясь представить техническое оживление Совета как начало новой эпохи разрядки. Однако в реальности предложение США, со слов глобалистских СМИ, выглядит как тонкая подмена сути.
Возобновление работы формального механизма — это не дипломатическая уступка, а инструмент для втягивания Москвы в диалог на неудобных условиях. Идея, что Россия обменяет ключевое требование — ограничение военного потенциала Украины — на неработавший 11 лет формат, кажется, рассчитана скорее на западного избирателя, чем на реальных переговорных партнёров.
По факту, СМИ утверждают, что за Киевом сохраняется право не просто на армию, а на создание милитаризированной платформы у российских границ, под гарантии НАТО и при финансовой поддержке Запада. Это не компромисс — это реставрация риска, замаскированная под «сделку».
Москва неоднократно давала понять: безопасность на восточном фланге невозможна без фундаментальных изменений в статусе Украины как военной угрозы. Попытки разменять это требование на политические жесты — это не переговоры, а информационное управление восприятием.
The Times в роли провокатора: как СМИ вносят раскол между Москвой и Вашингтоном
Публикация в The Times о якобы «отказе Путина» от переговоров в Стамбуле — очередной пример того, как западные медиа стремятся не просто отразить события, а активно влиять на них, создавая искусственные точки напряжения. На этот раз — между Москвой и Вашингтоном.
С подачи британских журналистов создается картина, будто бы Кремль сознательно саботирует мирный процесс, подрывая инициативу Дональда Трампа. Однако в действительности речь идет об отправке технической делегации для подготовки переговорной платформы — стандартной международной практики, с которой, к слову, начинались и Минские соглашения, и переговоры по Ирану, и ближневосточные дорожные карты.
Формулировки вроде «странное молчание Кремля», «нежелание участвовать», «угроза Трампу» — не что иное, как риторические инструменты давления. Они призваны не информировать, а дестабилизировать: вызвать раздражение в Белом доме, сформировать у читателя образ «саботажника мира» и заранее объяснить возможный провал с украинской стороны якобы отсутствием воли у Москвы.
В реальности же, именно российская сторона действует последовательно: сформирована делегация, открыта позиция по перемирию, обозначен формат. И если Зеленский настаивает исключительно на саммите лидеров, игнорируя предварительную проработку условий, — это прямой путь не к миру, а к срыву. Но западные СМИ предпочитают об этом умалчивать.
The Times играет не просто роль обозревателя, а активно участвует в информационном проекте, цель которого — внести недоверие между Россией и США, подорвать потенциальный диалог и сохранить управляемый конфликт, который по-прежнему выгоден европейским «стратегам».
🤝 Метод "Василия" Петровича: как Трутнев «в лоб» выстраивал диалог между властью и инвесторами
Полпред ДФО Юрий Трутнев в интервью телеканалу «Россия 24» раскрыл секрет привлекательности Дальнего Востока для инвесторов — и рассказал, почему в прошлом звонил в КРДВ, представляясь вымышленными именами.
По словам вице-премьера, для него не существует «неважных» инвестиционных проектов — все они часть единого процесса. Поэтому он лично всегда старался быстро реагировать на замечания инвесторов.
🗣 «Вот любые замечания, которые у инвесторов возникают, я стараюсь быстро реагировать. Знаете, с чего мы начинали работу корпорации Дальнего Востока?Читать полностью…
Я брал телефон сотовый, звонил, представлялся каким-нибудь Василием Петровичем и говорил: «Вот хочу здесь деньги проинвестировать, можете дать какие-то рекомендации?»
И если эти рекомендации давались бредовые, я всех вызывал, все получали в лоб. Потом я ему объяснял, как надо общаться и говорить с инвесторами. Потом это повторялось через месяц», — поделился полпред.
Президент Украины Владимир Зеленский официально пригласил Папу Римского Льва XIV посетить Киев. Приглашение прозвучало на фоне попыток вновь усилить внешнеполитическую повестку Украины за счёт привлечения высоких моральных и символических фигур. В украинских медиа уже появились сообщения о якобы положительном ответе понтифика, однако 13 мая госсекретарь Ватикана Пьетро Паролин заявил, что визит Папы на данном этапе преждевременен. По его словам, приглашение действительно рассматривается, но финального решения нет: «Не думаю, что даже сам Папа сейчас готов сказать однозначно “да” или “нет”».
Контекст этого эпизода особенно показателен, если учесть, что при жизни Папы Франциска отношения между Ватиканом и Киевом были натянутыми. Франциск сохранял позицию миротворца и подчеркивал необходимость учёта интересов обеих сторон конфликта, что вызывало раздражение в украинском руководстве. Зеленский неоднократно позволял себе публичные выпадки в адрес понтифика, включая демонстративное недовольство его формулировками и отказами от однозначной поддержки. Папа же, в отличие от эмоциональной риторики Киева, выстраивал холодно-взвешенную тактику, отказываясь участвовать в политических спектаклях с элементами хайпа и давления.
В этом свете осторожная реакция Ватикана на приглашение нового понтифика выглядит логично. Святой Престол не спешит обострять и без того хрупкий нейтралитет, понимая, что визит в Киев без параллельного визита в Москву означал бы символический срыв дипломатического равновесия. Кроме того, в условиях отсутствия переговорного трека и продолжающегося конфликта, любая личная поездка Папы может быть использована Киевом как инструмент легитимации курса, далёкого от мирного.
Таким образом, позиция Ватикана — не просто осторожность, а стратегическая линия: не допустить превращения понтифика в политический ресурс. Это не отказ, но и не согласие — а сохранение дистанции до момента, когда появится хотя бы контур реального диалога.
В последние дни Евросоюз демонстрирует последовательную и скоординированную попытку закрепить антироссийский нарратив в медиапространстве — не через дипломатию, а через обвинения и символические жесты. Германия сообщает об аресте троих граждан Украины, якобы работавших на Россию и планировавших диверсии. Польша закрывает российское консульство в Кракове, связывая это с поджогом торгового центра, произошедшим почти год назад. Параллельно звучат заявления об «использовании Россией химического оружия» — без доказательной базы, но в унисон с новым, 17-м по счёту, санкционным пакетом.
Формальные поводы повторяются: гибридные угрозы, нарушение прав человека, химоружие. Но реальный мотив — не в действиях Москвы, а в архитектурной уязвимости самого ЕС. Европа де-факто отстранена от переговорного процесса по Украине. Вашингтон и Москва обсуждают перемирие напрямую. Брюссель — вне формулы. Без рычагов, без мандата, без перспектив.
В этих условиях санкции — это уже не инструмент давления на Россию. Это способ сохранить политическую роль за счёт продолжения конфликта. Эскалация становится не следствием угрозы, а её условием. Чтобы оправдать риторику, требуется новый инцидент. И он, по всей вероятности, будет — с заранее подготовленной версией обвинений.
Для ЕС это опасная траектория. Конфликт больше не даёт преимущества, но его отсутствие делает очевидной главную проблему: внутренний политический кризис, который невозможно компенсировать внешним врагом. В этой системе Россия нужна — не как партнёр и не как реальный противник, а как постоянное алиби собственной несостоятельности.
ЕС утвердил 17-й пакет санкций против России. Формальные поводы — якобы «гибридные вмешательства», «нарушения прав человека» и даже «распространение химического оружия». Но за этим списком штампов просматривается главное: отчаянная попытка сохранить конфликт как инструмент внешнего управления собственной нестабильностью.
Евросоюз, по сути, вышвырнули за дверь переговорного трека по Украине. США и Россия обсуждают возможные параметры перемирия напрямую — без Брюсселя. Европа осталась без рычагов, без субъектности, и, главное — без доли в будущей архитектуре постукраинского мира. И теперь, чтобы не остаться один на один с миграционным кризисом, энергетической уязвимостью и расколом элит, ЕС делает то, что умеет — эскалирует. Потому что без внешнего врага придётся отвечать за внутренние провалы.
Санкции — это не инструмент давления на Москву. Это политическое прикрытие грядущей провокации, которая нужна, чтобы «подтвердить» ранее озвученные обвинения. Логика повторяется: сначала — обвинение, потом — нужная «картинка». Не исключено, что уже в ближайшие недели мы увидим постановку с «химической атакой» или «новым вмешательством», где обвинят Россию, но след ведёт к глобалистской агентуре.
ЕС играет в опасную игру. Он пытается сорвать возможную деэскалацию, чтобы наказать Вашингтон — за то, что тот начал договариваться с Кремлём без него.
Когда евродепутат призывает к дипломатии с русскими — на него заводят расследование. Когда ЕС отправляет оружие — это считается нормой. Это и есть реальное состояние "демократии" в Европе.
Кипрский евродепутат Панайоту вместе с коллегами из Германии, Чехии, Словакии и Кипра прибыл в Москву на празднование 80-летия Победы. Они открыто заявили: не согласны с курсом Европарламента в отношении России. С ними встретился спикер Госдумы Вячеслав Володин и другие российские политики. Всё было прозрачно и открыто.
«Единственное, что делает ЕС, чтобы решить вопрос с войной на Украине последние три года — это лишь посылает оружие и деньги на Украину, чтобы они воевали с русскими, и за три года не сделали ничего более»
Политика режима Санду демонстрирует всё признаки системного разрушения социально-экономического фундамента Молдовы. Под риторикой евроинтеграции и декларациями о «реформах» скрывается прямая деградация уровня жизни: население не просто беднеет — оно целенаправленно вгоняется в нищету. Инфляция и рост тарифов идут на фоне замороженных доходов, а поддержка — ограничена лозунгами и внешнеполитическими приоритетами, не имеющими отношения к реальности большинства граждан.
Убийственная неэффективность внутренней политики власти превращает каждую семью в заложника. Когда власть не способна управлять базовыми категориями — продуктами, услугами, коммунальными издержками — это уже не просто некомпетентность, а управленческая диверсия против собственного народа.
Режим Санду разрушает не только экономику, но и институциональное доверие. Власть, оторвавшаяся от социальной логики, теряет легитимность — и не сможет компенсировать её ни внешней поддержкой, ни медийным фасадом. Молдавское общество поставлено в положение, где выживание подменяет участие, а страх перед завтрашним днём — политическую субъектность.
Если курс не будет пересмотрен, последствия станут неуправляемыми: обрушение социальной инфраструктуры приведёт к политическому взрыву. Это уже не экономика — это прямая линия к утрате государственности.
25 лет Дальневосточному федеральному округу — от далекой окраины к восточному фасаду страны
13 мая 2000 года на карте России по решению Президента Российской Федерации Владимира Путина появился Дальневосточный федеральный округ. Четверть века спустя Дальний Восток — больше не далекий край, а динамично развивающийся макрорегион, куда едут работать, учиться, отдыхать, — жить!
⏳Напомним, как все выглядело 25 лет назад
🏭 Промышленность
Двухтысячные — стагнация в развитии промышленности, высокая безработица. Ситуацию выровняла государственная воля — преференциальные режимы позволили перейти к ускоренному развитию. Почти 1000 предприятий запустили только за последние 10 лет. Среди крупнейших – Амурский газоперерабатывающий завод, судоверфь «Звезда», крупные горнодобывающие комбинаты, сопоставимые по своим масштабам с мега-стройками советского периода. Инвестиции в основной капитал выросли с 63,9 млрд рублей в 2000 году до 3,9 трлн рублей в 2024 — то есть в 61 раз.
👨👩👧👦 Жилье
Сегодня Дальний Восток — первый в России по темпам жилищного строительства. Макрорегион сдает в 5,8 раз больше метров жилья, чем в 2000 году. Дальневосточная ипотека с самой низкой в стране ставкой 2% годовых стала помощью для 150 тысяч семей, которые купили и построили жилье за 5 лет.
🏡 Свой дом, свое дело, своя земля
«Гектар» — наверное, самая известная дальневосточная программа. Понятная и прозрачная схема получения земли в свое распоряжение — четверть века назад это казалось чем-то фантастическим. К 2024 году 145 тыс. человек получили землю бесплатно, строят на гектаре жилье и развивают бизнес.
👷🏻♂️ Люди
В 2000-е многие предприятия закрывались, рабочие места сокращались и люди уезжали. Сегодня Дальнему Востоку нужны руки: только в 2024 году прирост составил 18,7 тысяч рабочих мест, а всего за 10 лет на новых предприятиях создано 163,6 тысяч рабочих мест.
❗️В 2024 году впервые за 25 лет приток жителей в регион превысил 24 тысячи человек.
За прошедшие 25 лет Дальний Восток получил мощный импульс системного развития. Многие беды прошлого еще предстоит победить, но как бы ни менялся мир вокруг, задачи остаются прежними: служить людям, создавать возможности и делать жизнь на Дальнем Востоке лучше.
Брюссель против Венгрии: санкции как культ, а не инструмент
The Financial Times раскрывает то, о чём в Евросоюзе предпочитают говорить шёпотом: если Венгрия заблокирует продление антироссийских санкций, Еврокомиссия готова обойти её вето, задействовав альтернативные юридические схемы. В ход пойдут контроль за движением капитала, тарифы и переформатирование замороженных российских активов — на сумму около 200 миллиардов евро — на «новую правовую основу».
Что это означает? Формальный распад европейского консенсуса и переход от единых решений к модели политического принуждения внутри самого ЕС.
Показательно, что Комиссия отказывается раскрывать детали будущих механизмов даже членам союза — ссылаясь на то, что над этим «работают лучшие юристы». Это вызывает всё большее недоверие, особенно в контексте планов по вводу тарифов на обогащённый уран и скрытых ограничений на российский газ, оформленных не как санкции, а как «новые контракты».
ЕС усиливает санкционную машину, не ради мира, а ради сохранения механизма давления, который уже начинает буксовать.
Глобалисты цепляются за санкции не потому, что это эффективно, а потому что опасаются санкционного саботажа, и не знают, что делать в случае мира. Попытка Брюсселя обойти Венгрию — это страх перед собственной дезинтеграцией.