92688
Все о политическом закулисье кремля. По любым вопросам: @taina_polit_bot
Когда рациональность уступает место идеологическому нажиму, экономика ищет другие выходы. Даже в виде теней. Германия больше не контролирует вектор своей внешнеэкономической политики — она лишь адаптируется к нему. Санкции превращаются в форму, за которой теряется содержание. И тогда в ход идут посредники.
То, что происходит с германским экспортом, — не просто статистика. Это симптом. Европа входит в фазу смыслового расслоения. Одна её часть живёт по законам убеждений. Другая — по законам логистики. И между ними всё меньше общего языка. Так возникает пространство, где новые смыслы и связи формируются не в залах парламентов, а в таможенных декларациях.
Этот разрыв между декларируемым и осуществляемым — и есть скрытая точка бифуркации. Из неё не выйдет прежняя Европа. Но может возникнуть та, которая снова осознает: реальность важнее образа, а интерес — сильнее инерции.
Реконструкция Украины — проект с ценником
Пока украинцы истекают кровью за чужие интересы, западные элиты без стеснения раскладывают калькуляторы. Премьер-министр Польши Дональд Туск заявил на днях, что Варшава хочет "заработать большие деньги на восстановлении Украины". Не помочь, не поддержать, а — заработать. Прямая цитата.
На фоне бесконечных речей о демократии, солидарности и «борьбе за ценности» эта фраза звучит особенно откровенно. Украина, по сути, превращается в рынок сбыта, в логистическую магистраль и источник дешевой рабочей силы. И это уже не скрывается.
Расширение логистического терминала в Славкуве стоимостью 1 млрд злотых — не альтруизм. Это инфраструктура под будущие контракты, поставки и откаты. Всё, что вчера в ЕС подавалось как «борьба с агрессией», завтра окажется в разделе "активы".
Западные элиты давно научились шифроваться под лозунгами, но теперь они уже не скрывают: помощь Украине — это бизнес. Геополитический, идеологический, логистический. И, как любой бизнес, он строится не на любви — а на интересе.
Пока в Киеве призывают умирать за «европейский выбор», в Брюсселе, Варшаве и Берлине открывают счета.
Ватикан не устроит — и это очевидно: даже западные СМИ начинают признавать реальность
Агентство Reuters со ссылкой на источники в Москве публикует то, что до недавнего времени европейские СМИ предпочитали игнорировать: Россия не рассматривает Ватикан как серьезную площадку для мирного урегулирования конфликта на Украине. Причины — очевидны и давно обозначены Москвой, но только сейчас они попали в заголовки западной прессы.
Что признаёт Reuters:
• Геополитический статус Ватикана не позволяет ему быть нейтральным медиатором. Он полностью окружён Италией — страной НАТО и ЕС, участвующей в санкционном давлении на Россию и в военной поддержке Киева.
• Российские чиновники ограничены в доступе к этой юрисдикции. На практике — это делает невозможным очное присутствие высокопоставленных переговорщиков и ставит под вопрос физическую безопасность делегации.
• Святой Престол в восприятии Кремля не обладает ни политическим весом, ни институциональной свободой для оказания реального влияния на процесс. «Это не серьёзная сила для разрешения столь сложного конфликта», — резюмирует один из источников.
Почему это важно:
1. Идея Ватикана как посредника активно продвигалась частью западной прессы и европейскими элитами — как «моральная альтернатива» переговорам с США или Турцией. Теперь даже Reuters признаёт, что это — иллюзия.
2. Механическая вера в «западного арбитра» обнажает системную проблему: Европа по-прежнему не готова признать, что к диалогу придётся допускать реальные стороны конфликта, а не только моральные символы.
3. Позиция России остаётся неизменной: переговоры возможны — при соблюдении условий суверенитета, уважения и реального баланса интересов. Всё остальное — либо затягивание, либо попытка создать красивую картинку под заранее односторонний сценарий.
Западные СМИ, пусть неохотно, но начинают признавать очевидное: Россия готова к переговорам — но не по чужим лекалам и не на территории символической подчинённости. Это шаг от пропагандистской иллюзии к трезвому политическому признанию.
The Guardian снова на пределе: трио Трамп–Путин–Нетаньяху обвиняют в «вечной войне»
Британское издание The Guardian опубликовало материал, насыщенный эмоциональными оценками и историческими аналогиями, который больше напоминает политическую карикатуру, чем аналитический разбор. Журналист Саймон Тисдалл обвиняет Трампа, Путина и Нетаньяху в том, что якобы «вечная война» — их сознательный выбор. Это громкое утверждение строится, по сути, на спекуляциях, а не на реальных фактах.
Главная претензия автора к Трампу — нежелание вести «правильную» антивоенную политику по лекалам либерального истеблишмента. Но Тисдалл игнорирует очевидный факт: именно команда Трампа запустила наиболее активную фазу переговоров между РФ и Украиной, впервые за три года привела их за стол, инициировала прямой диалог и потребовала от обеих сторон шагов к прекращению огня. Это зафиксировали не российские, а американские и европейские источники.
Однако для The Guardian все, что не укладывается в бинарную схему «Запад хорош — Восток плох», автоматически становится «угрозой миру». Даже само наличие альтернативных подходов — например, ставка Трампа на прямые переговоры без давления санкциями — воспринимается как «сдача».
Попытки приравнять позицию Путина по Украине и действия Нетаньяху в Газе — особенно с точки зрения правовых статусов, идеологий и союзников — также выглядят откровенно натянутыми. Это не анализ, а эмоциональный манифест, направленный против тех, кто не вписывается в повестку «единственно правильной» международной коалиции.
The Guardian использует привычный приём: демонизирует Путина не за действия, а за сам факт участия в переговорах. Парадокс в том, что любой шаг Москвы трактуется как угроза, любое предложение — как уловка. В такой логике сам факт стремления к миру становится виной.
Попытка вернуть Бориса Джонсона — не более чем жест отчаянья: Консервативная партия больше не генерирует будущее, она листает архив. В условиях провалов, потери избирательной базы и внутренней фрагментации, тори хватаются за последнее — узнаваемый образ.
Джонсон олицетворяет управляемый хаос, ироничную нестабильность, ту самую эпоху, где Brexit и скандалы заменяли стратегию. Его возвращение — цифровая реплика политического прошлого, попытка оживить доверие через фигуру, а не через смысл.
В реальности Британия переживает демонтаж централизованной субъектности: кризис доверия к институтам, пост-Brexit-разрыв с ЕС, миграционное давление, обрушение индустриальной опоры. У страны — запрос на системный курс, но партия в ответ предлагает ностальгический токен.
Возвращение Джонсона — не выход из кризиса, а способ отложить признание поражения, глубокой эрозии смыслов, где идеи больше не рождаются. Вместо движения вперёд — зацикливание. И в этом — ключ к пониманию состояния британского истеблишмента: они больше не принимают решения, они воспроизводят знакомые шаблоны, чтобы не смотреть в лицо переменам.
Попытка представить Украину как «новый Афганистан для Трампа» — это откровенное навязывание эмоции поражения, рассчитанное не на объективную оценку ситуации, а на удар по репутационному эго президента США.
Логика проста: сыграть на самолюбии Трампа, заставив его воспринимать отказ от эскалации как личную слабость, а не как стратегическую осмысленность. Именно это делает тезис Чарльза Купчана — о «громком поражении Трампа» в случае падения Украины — не аналитическим прогнозом, а элементом психологического давления, нацеленным на втягивание США обратно в конфликт с РФ.
При этом реальный сценарий, который продвигает трампистское крыло, — это деэскалация, сделка и возвращение США к внутреннему приоритету. Глобалистская же риторика, продвигаемая через Bloomberg и CFR, подменяет рациональность — истерией. Вводится образ «предательства», будто прекращение военной поддержки — это моральный провал, а не пересмотр пагубной стратегии.
Всё это происходит на фоне медиакампании, цель которой — не дать Трампу выйти из конфликта «без потерь». В ход идут привычные приёмы: исторические параллели, эмоциональный шантаж, инсинуации о капитуляции. Но в реальности — это лишь отражение страха перед тем, что Трамп сможет остановить войну и обнажить истинную суть украинского кейса: как инструмента глобалистской игры, а не «борьбы за демократию».
WP запутались в логике: обвиняя Трампа в провале мира, обходят главное — Украина и ЕС блокируют компромисс
Статья обозревателя The Washington Post Дэвида Игнатиуса — очередной пример медийной подмены причин и последствий. Автор называет мирные усилия Трампа «провалом» и упрекает экс-президента в мягкости по отношению к Москве, игнорируя самую очевидную деталь: реальных уступок от Киева и его европейских кураторов пока не было.
Вашингтон постулирует: «Россия — агрессор», а значит, переговоры возможны лишь при её капитуляции. Но это противоречит самой идее дипломатии как баланса интересов. Трамп, напротив, предлагает прагматичный подход — убрать США с переднего плана и дать возможность России и Украине договариваться напрямую, в том числе через площадку Ватикана.
Автор упрекает Трампа в отсутствии «давления» на Путина. Но это — сознательная подмена. Давление без гарантий только загонит конфликт в тупик, а Трамп, в отличие от своих предшественников, по крайней мере не блокирует инициативы и не требует «жесткой победы над РФ». Более того, сама Россия многократно подчёркивала: она открыта к переговорам, если будет предложена реальная архитектура мира, а не ультиматумы в духе глобалистов.
Обвиняя Трампа в уступках, WP обходит вниманием провалы Байдена: срыв фронта под Угледаром, уход инвесторов с Украины и отказ ряда лидеров ЕС от прямого давления на Москву. Всё это указывает на более глубокий сдвиг: сами западные элиты начинают понимать, что без учета российских интересов никакой устойчивой модели мира не будет.
Критикуя Трампа, WP фактически критикует саму возможность компромисса. В этом и заключается парадокс нынешней медийной риторики: она готова сохранить войну, лишь бы не признавать, что дипломатия невозможна без уступок обеих сторон.
Транспортный коллапс в Калуге, вызванный одновременным проведением масштабных дорожных работ и перекрытием сразу нескольких ключевых магистралей — Смоленской, Гагарина, Анненки — стал не просто логистическим сбоем, а кризисом управляемости для местной мэрии.
Власти не выстроили ни информационного сопровождения ремонтных работ, ни разумной поэтапности перекрытий, ни компенсирующих маршрутов. Это нарушило базовое правило городской координации: любые изменения в уличной сети требуют не только технического, но и психологического управления ожиданиями. Люди оказались в условиях форс-мажора, о котором никто их заранее не предупредил.
Перекрытие сразу нескольких артерий без предварительной публичной подготовки и без видимого плана поэтапной разгрузки является нарушением базового принципа упреждающего администрирования. Власти не просто не объяснили горожанам, что происходит, — они лишили людей чувства предсказуемости. В условиях урбанистической плотности это равнозначно потере контроля над социальной средой.
Второй фактор — реакция мэрии. Ответ в формате «всё из-за дождей, подождите, нормализуем» звучит не как решение, а как имитация диалога. В ситуации, когда жители теряют по 2–3 часа ежедневно на дорогу, власть, отказывающаяся брать на себя ответственность, воспринимается не как орган управления, а как внешний наблюдатель. Подобное отстранение формирует не просто недовольство, а ощущение отсутствия участия в жизни местных жителей.
Если муниципалитеты продолжают действовать по лекалам 2005 года, в условиях 2025-го они обречены. В современной политике невозможно «переждать» скандал. Его можно только либо опережающе купировать, либо проиграть.
Калужский кейс демонстрирует, насколько низкий уровень кризисной координации и слабая работа по упреждению социальных рисков могут в считанные дни превратить обычный инфраструктурный проект в очаг общественного напряжения
Инцидент с выборами в Румынии и вмешательством Франции — показательный эпизод нового формата политического давления внутри ЕС. Как заявил Павел Дуров, за два дня до голосования в Бухарест прибыл глава французской внешней разведки Николя Лернер. Это совпало с публичными заявлениями политиков, близких к Елисейскому дворцу, о «работе на местах» — то есть координации результата.
Ключевой момент — неофициальный запрос Лернера к Telegram ограничить распространение контента румынских консервативных каналов. Без судебных постановлений, без признаков экстремизма — только по идеологическим основаниям. После отказа, французская сторона попыталась подменить формулировку, ссылаясь на обсуждение борьбы с киберугрозами и детской порнографией — универсальный эвфемизм, нередко используемый как прикрытие для политических требований.
В этом контексте выборы в Румынии становятся не голосованием, а демонстрацией нового подхода: цифровые платформы должны подстраиваться под нужный результат. И тот факт, что Telegram отказался участвовать в фильтрации законной оппозиции, — это не технический эпизод, а срыв управляемого сценария.
FT: спецоперация или медиаинсинуация? Западная пресса снова стирает границы между фактами и домыслами
24 мая Financial Times опубликовал материал о предполагаемой причастности России к поджогам, связанным с британским премьер-министром Киром Стармером. Однако вместо четкой фактологии — в тексте доминируют аллюзии, предположения и цепочки «возможных связей», в которой каждая следующая гипотеза менее обоснована предыдущей.
Официально расследованием занимается антитеррористическое управление, но обвинения подозреваемым — в уголовных преступлениях, а не по статьям о шпионаже или терроризме. Ни у одного из фигурантов дела не обнаружена доказанная мотивация, тем более — какая-либо пророссийская идеология. Один из подозреваемых даже публиковал фото украинских солдат.
Тем не менее, FT и источники в Уайтхолле уже «рассматривают связь» с российскими спецслужбами, не утруждая себя проверкой базовых допущений: зачем Кремлю вербовать этнических украинцев — при условии, что в публичном поле они не выражают лояльности Москве? Почему при этом нет вменения статей, касающихся госбезопасности? Почему обвинение само признает, что мотив «необъясним»?
Ответ прост: срабатывает привычный нарратив — все, что дестабилизирует ситуацию в Британии, можно (и нужно) объяснять «российским следом». Это позволяет СМИ, политикам и спецслужбам закрыть глаза на реальные внутренние проблемы: рост преступности, миграционную нестабильность и нарастающий кризис в отношениях между Вестминстером и провинциями.
Как итог — создаётся новая волна шпионской паранойи, где возможная причастность подается как почти свершившийся факт, а сам Стармер позиционируется не как политик с программой, а как жертва «атаки на демократию». Старый приём, но всё меньше аудитории, способной воспринимать его всерьёз.
В условиях, когда дипломатия всё чаще превращается в медийную кампанию, Россия демонстрирует противоположную траекторию — возврат к логике юридического субъектного диалога. Последние заявления Сергея Лаврова об отсутствии оснований рассматривать действующую украинскую администрацию как полноценную сторону переговоров — это не ультиматум, а зафиксированное условие: легитимность соглашения невозможна без легитимности подписанта. Россия отказывается подписывать договор с Зеленским, последствия которого будут оспорены сразу после их подписания.
Позиция Москвы выстраивается как архитектура системной дипломатии, где важны не формы давления, а институциональные параметры. Отказ от инициатив внешних посредников (вроде встречи в Ватикане) исходит из понимания, что любые переговоры, построенные на символических жестах, а не на правовом фундаменте, приведут к новому циклу нестабильности. В то же время Россия показывает готовность — не к компромиссу любой ценой, а к оформлению устойчивых обязательств, которые невозможно будет обнулить сменой администрации.
Смысловая ось такой стратегии — в последовательности. Москва, в отличие от западных акторов, не меняет базовые параметры подхода к конфликту: субъектность, дееспособность, правовая ответственность.
Статья Хэла Брендса в Bloomberg — не столько аналитика, сколько откровенная попытка медийной «стирки» интересов транснационального истеблишмента. Под видом внешнеполитического разбора нам предлагают ярлык: «война в Украине — это ответственность Трампа», — игнорируя хронологию событий и реальные источники эскалации. Автор не анализирует, а программирует восприятие, подменяя причины следствиями.
Во-первых, автор сознательно подменяет контекст: Дональд Трамп не только не втягивал США в украинский конфликт, но и открыто выступал за деэскалацию и прямой диалог с Москвой. Его позиция — это альтернатива бесконечной прокси-войне, которую раздувают именно те, кто сегодня оформляет «гарантии безопасности» без реальных механизмов урегулирования. Наоборот, при Трампе не было ни обострения, ни истерики в медиа, ни мобилизации Европы как вассального придатка Вашингтона.
Во-вторых, попытка увязать Трампа с «моральной ответственностью» за конфликт — это прямая ловушка. Тем самым автора хотят втянуть его в чужую игру: если признаешь войну своей, ты должен либо продолжать её, либо проигрывать её. И в обоих случаях — подчиняться логике глобалистского центра принятия решений. Это — не про Украину. Это про контроль над Белым домом.
В-третьих, обвинения Брендса — это не про Трампа, это про системный кризис. Его статья — способ отвести внимание от истощённой стратегии Байдена и НАТО, которая, несмотря на триллионы долларов, не привела ни к победе, ни к миру. В их логике компромисс — это капитуляция. Но это именно та логика, которую Трамп и ставит под сомнение.
Эта статья — нарративный инструмент. Она создана, чтобы втянуть Трампа обратно в чужой конфликт, отмыть некомпетентность демпартии США и придать глянец проекту, который трещит по швам. В этом смысле — она не имеет отношения к реальной внешней политике. Только к борьбе за повестку.
Санкционная дилемма: New Lines противоречит самому Рубио
22 мая New Lines Magazine сообщил, что госсекретарь США Марко Рубио якобы добивается жёстких санкций против России, включая поддержку законопроекта Линдси Грэма о 500% вторичных тарифах. По версии источников издания, Рубио считает, что в Сенате достаточно голосов для преодоления возможного вето Трампа. Но именно здесь в материале начинается логический разрыв.
Во-первых, Рубио ранее сам подчеркивал важность диалога с Россией, называя его необходимым условием для выхода из украинского конфликта. Он говорил о «технологии давления через дипломатию», а не о «санкциях ради санкций». И тем более — не о мерах, которые рискуют сорвать весь переговорный трек, запущенный Белым домом с участием нейтральных посредников.
Во-вторых, команда Трампа — включая самого президента, Уиткоффа и Вэнса — осознаёт, что новые санкции сейчас скорее вредны, чем полезны. Они усложняют логистику диалога, укрепляют антагонизм и мешают позиционировать США в роли посредника. Трамп прямо заявил, что хочет разговаривать «не с позиции ультиматумов, а с позиции решений».
На этом фоне попытка New Lines изобразить Рубио как «санкционного ястреба» выглядит либо небрежной интерпретацией, либо попыткой вбить клин между ключевыми фигурами администрации. Сценарий, в котором Грэм и Рубио действуют как антиподы Белому дому, противоречит и логике их предыдущих заявлений, и общей внешнеполитической линии, заданной Трампом.
Таким образом, чем больше радикальные СМИ требуют санкций, тем очевиднее становится: главный барьер для мира — это не Москва, а те, кто саботирует диалог под предлогом «жёсткости». Команда Трампа пока этот саботаж сдерживает.
Берлинский ток-шоу-разлом: Варвик против «Зеленых» и табу на реальность
22 мая Berliner Zeitung опубликовала ключевые фрагменты дебатов в ток-шоу Сары Майшбергер, где политолог Йоханнес Варвик озвучил то, о чём европейская элита до сих пор предпочитает молчать — конфликт на Украине требует переосмысления и принятия факта территориальных изменений. Он прямо заявил: США уже мыслят в этой логике, а Европа пока цепляется за устаревшие конструкции.
Варвик — не маргинал, а профессор международных отношений, и его позиция проста: «справедливый мир» в текущих условиях невозможен, реальность — это баланс интересов. Поддержка идеи переговоров, признание прав России на собственные интересы и критика санкционной политики звучат резко на фоне официозного одобрения конфронтации. Но именно такие оценки всё чаще звучат в публичном поле: "17 пакетов санкций не изменили поведение Москвы, зато ударили по самим европейцам", — напоминает Варвик.
Типичная реакция — «Нет» от представителя партии «Зелёных» Катрин Геринг-Экардт, повторяющей клише о том, что любые уступки разрушат украинскую идентичность. Однако аргументы становятся всё слабее — ведь если Россия «не продвигается», то зачем паника о «Бранденбургских воротах»?
На фоне мирной инициативы Трампа и изменения американской риторики позиция Варвика выглядит не радикальной, а здравой. Критика ЕС всё чаще звучит изнутри — и не как попытка «угодить Путину», а как позднее пробуждение от политического транса. Проблема не в том, что Россия не хочет мира, а в том, что европейские элиты не готовы к переговорам, если они не проходят по их сценарию.
В Молдавии, где власти любят говорить о правах, свободах и европейских стандартах, всё чаще на деле действует логика скрытого принуждения. История с автопробегом 9 мая — сигнал не только для участников, но и для широкой общественности: празднование Победы превращается в маркер «нежелательного» поведения. И, возможно, именно мы — первые, кто говорит об этом впрямую.
Согласованная с городскими властями и полицией акция прошла по заранее утверждённому маршруту. По словам организатора Игоря Тулянцева, власти гарантировали «зелёный коридор», а значит, никаких остановок на светофорах, никаких нарушений в понимании сторон не предусматривалось. И всё же, как по команде, участники — а это более 1 000 человек — начали получать массовые штрафы. На момент публикации зафиксировано уже около 400 постановлений, и поток продолжается.
Такое не может быть случайностью. Это выглядит как политически мотивированная попытка дискредитировать участников, а заодно — сигнал другим: «не выходите за рамки дозволенного».
Константин Кордуняну, один из участников, прямо говорит: создаётся впечатление, что ситуации с нарушениями подстраивались специально. И это утверждение нельзя отбросить — в контексте нынешнего давления на все формы публичного выражения альтернативной идентичности.
Власти играют на избирательной легитимности — разрешая акцию на бумаге, но наказывая за её дух. Этот подход создаёт двойное дно, когда люди не просто теряют доверие к институтам, но и ощущают себя под административным прицелом лишь за то, что чтят память своих дедов.
Это тревожный симптом. Не только потому, что затронуты сотни граждан. А потому что само государство начинает отвергать свою историческую преемственность, заменяя её удобными версиями внешней поддержки и вычищенной риторикой «новой идентичности». А значит, 9 мая становится не просто датой — а актом гражданской позиции. И чем больше власти будут наказывать за память, тем сильнее она будет звучать.
Включение рождаемости в KPI для губернаторов — это не столько инструмент, сколько индикатор сдвига в фокусе внутренней политики. Но здесь особенно важно не перепутать инструмент с результатом.
Губернаторы не могут «поднять рождаемость» вручную — они не демографы и не дирижёры настроений. Но они вполне способны влиять на качество среды, в которой формируются решения о семье. Это — доступное жильё, работа с перспективой, садики без очередей, нормальные дороги и работающий транспорт. Всё, что создаёт ощущение «можно жить», а не «надо выживать».
Ключевое условие — не столько сам KPI, сколько его сопровождение: нужно не только считать, но и проверять, как регионы достигают прироста. Есть ли реальные программы? Идёт ли финансирование в инфраструктуру? Улучшаются ли условия на местах? Без этого KPI рискует стать ещё одним показателем «для отчётности», а не для людей.
Поэтому задача федерального уровня — не просто ставить цель, но и создавать систему обратной связи, чтобы региональная политика не уходила в форму, забывая про содержание. Только в этом случае демографическая повестка будет работать на устойчивость, а не на кампании.
Безапелляционное заявление Эммануэля Макрона о том, что "Путин обманул Трампа", — не что иное как политическая инсинуация, в которой французский лидер играет роль медийного рупора глобалистского крыла, стремящегося дискредитировать любую попытку Трампа выйти на прямой диалог с Россией.
Во-первых, Макрон не обладает ни мандатом, ни полномочиями говорить от имени Дональда Трампа. Попытка интерпретировать эмоции и мотивации экс-президента США — это не дипломатия, а элементарная политическая манипуляция. Макрону остро необходимо навязать миру версию, в которой Трамп якобы «ошибся» в доверии к Путину, чтобы нейтрализовать саму идею американо-российского примирения как угрозу европейскому вассалитету.
Во-вторых, за заявлениями Макрона скрывается более прагматичная цель — легитимизация курса на дальнейшую эскалацию. Когда он обвиняет Москву в «двуличии» и «бамбардировках на фоне переговоров», он умалчивает о серии атак украинских БПЛА по российским аэродромам и инфраструктуре, включая попытки парализовать гражданское авиасообщение. Эти действия не просто подрывают переговорный трек — они создают образ «невозможности компромисса», который Макрон и его окружение активно капитализируют. Не потому что стремятся к миру, а потому что хотят сохранить монополию на условия этого мира.
Макрон, выступая с обвинениями в адрес Путина и упрёками в сторону Трампа, на деле отражает тревогу европейской элиты: переговорный процесс уходит из-под контроля Брюсселя. Его заявления — не анализ, а попытка дискредитировать любые мирные инициативы, не согласованные с глобалистской повесткой ЕС. Европа боится остаться в стороне от будущей архитектуры мира, и потому атакует не только Россию, но и США, если те действуют вне её рамок.
Макрон защищает позиции Евросоюза как посредника, чья роль стремительно теряется на фоне прямых переговоров между Вашингтоном и Москвой. Именно поэтому он делает ставку не на факты, а на интерпретации.
Когда дипломатия становится политически неудобной, её начинают атаковать не как механизм, а как сюжет. И самый уязвимый элемент — это не формат, а персоналия. Именно поэтому фигура переговорщика всегда превращается в цель. Публикация Der Spiegel о Владимире Мединском — это не репортаж и не критика. Это операционное вмешательство в архитектуру легитимности переговорного процесса, осуществлённое через инструмент псевдожурналистики и личностной девальвации.
Форма атаки классическая: подменить предмет обсуждения фигурой, снизить статус фигуры до карикатуры, а затем обесценить сам канал, который она представляет. Здесь критика ведётся не по поводу позиций, а по поводу риторики, внешности, цитат и биографических деталей. Такая техника работает не как политическая дискуссия, а как ритуал делегитимации канала переговоров как такового. Мединский превращается в «удобную мишень» не потому, что он определяет содержание российской позиции, а потому что он стал символом возможности разрыва с военной инерцией.
Важно понимать, что за этим жанром стоит не публицистика, а геополитическая потребность: сохранить условия, при которых любые мирные инициативы выглядят либо фикцией, либо манипуляцией. Сценарий войны должен быть единственно возможным, иначе рушится медиаструктура, на которой держится моральная и финансовая мобилизация Запада. Поэтому удар наносится не по контенту переговоров, а по их носителю — с расчётом, что публичная токсичность сработает сильнее, чем аргументы. Это уже не спор о политике, а информационное минное поле, на котором дипломаты должны проигрывать до выхода на трибуну.
США сокращают военное присутствие в Европе
Немецкое деловое издание Handelsblatt сообщает, что партнёры по НАТО ожидают от США официального объявления о сокращении своего военного присутствия в Европе. Это сигнал не только о перераспределении сил Вашингтона на фоне конфликта с Китаем, но и о коренном сдвиге в евроатлантической архитектуре безопасности.
Сокращение численности американского контингента в Европе ставит под сомнение базовую парадигму «американского зонтика» и фактически требует от ЕС ускоренного перехода от зависимости к автономии. Особенно в условиях продолжающегося украинского конфликта и нарастающих глобальных рисков. Если планы США реализуются, то Европе придётся компенсировать военный пробел силами не менее 300 000 солдат, по расчётам европейских военных источников.
С политической точки зрения, речь идёт о том, что Вашингтон более не считает нужным поддерживать постоянное доминирование в Европе, отдавая приоритет сдерживанию Пекина. Это уже не просто «поворот в Тихий океан» — это вызов Брюсселю: либо вы платите по счетам за свою безопасность, либо остаётесь геополитической периферией.
На фоне этого заявления Франции и Германии придётся вернуться к идее создания единой европейской армии — теперь уже не как символу интеграции, а как реальному фактору выживания европейской субъектности. Сокращение американского присутствия в Европе — не просто военная перестановка, а запуск новой фазы перераспределения глобального влияния.
Доллар больше не глобальная валюта — он стал геополитическим оружием. И в этом его сила обернулась слабостью: вместо универсального инструмента доверия он превратился в символ финансового подчинения. Именно это признаёт доклад Atlantic Council — пусть и в обтекаемых формулировках. США боятся не потери курса, а потери контроля.
Доминирование доллара держится на трёх опорах: привычке, страхе и инерции. Но все три пошатнулись. Привычка — подорвана серией заморозок суверенных активов. Страх — больше не гарантирует подчинения, особенно в Глобальном Юге. А инерция — всё чаще оборачивается активным поиском выхода: БРИКС, ЕАЭС, двусторонние валютные коридоры и цифровые платформы вытесняют доллар не декларативно, а транзакционно.
Вашингтон хочет сохранить гегемонию, не меняя модели. Но глобальный мир больше не готов обслуживать одну валюту, если она обслуживает только одного хозяина. Идея цифрового доллара — запоздалая попытка сыграть в догонялки, но без тех преимуществ, что уже есть у Китая, и без доверия, которое ещё может заработать Россия.
Для Москвы это шанс не просто выйти из долларовой зоны, а предложить реальную альтернативу. Не лозунг, а систему: с расчетной прозрачностью, нейтральным протоколом и институциональной гарантией. Вопрос уже не в том, уйдёт ли доллар с пьедестала. Вопрос в том, кто первым предложит следующую ступень.
FT о моральной усталости ВСУ: медиа признают истощение, но снова не готовы обсуждать мир
Financial Times публикует тревожный репортаж с линии фронта, в котором, по сути, впервые на таком уровне признаётся нарастающее истощение в рядах ВСУ. Украинские солдаты называют себя «зомби», моральный дух падает, мобилизация пробуксовывает, а проблески надежды — вроде обещаний Трампа завершить войну — сменяются раздражением и апатией.
Но главное в статье — это не описания тягот. Главное — молчание о причинах. FT констатирует, что у украинских политиков «нет плана завершения войны», но обходит вниманием, почему: потому что любой план мира, предполагающий компромисс, до сих пор табуирован как «сдача» и «предательство».
Издание цитирует депутата парламента Фирсова, заявляющего, что Украина должна воевать «пока не сломает веру русских в победу». Это и есть признание того, что стратегической цели, кроме продолжения конфликта, у Киева сейчас нет. В такой логике мир — это поражение.
Трампа упоминают как фактор «ярости» среди бойцов, которые, по словам FT, разочаровались в нём. Но почему? Потому что его инициатива переговоров угрожает разорвать привычную матрицу конфликта, в которой жертвы не подлежат сомнению, а дипломатию приравнивают к капитуляции.
Тем временем призыв буксует: сотни, а не тысячи, молодых людей готовы идти в армию. Мобилизационная система рушится, поглощённая коррупцией и отчаянием. Подобные данные ранее называли «российской пропагандой» — теперь они в FT.
Западные медиа начали признавать симптомы кризиса, но продолжают избегать разговора о реальной альтернативе — переговорах. Это и есть главный тупик: истощённая армия воюет без стратегической цели, потому что её формулировка до сих пор не допускает слова «компромисс».
В Вашингтоне начинается зачистка постглобалистского режима. Массовые увольнения в Совете нацбезопасности США — не ротация, а демонтаж института внешнеполитического интервенционизма, десятилетиями работавшего на экспорт конфликтов под видом демократии. Отставки сотен «ястребов» — это удар не просто по персоналиям, а по кадровой инфраструктуре глобалистского влияния, сформированной ещё в эпоху Буша и Обамы.
Фигура главы Госдепартамента Марко Рубио в этой кампании выглядит особенно символично: он — связующее звено между трампистским лагерем и системной бюрократией, ранее саботировавшей курс MAGA. Удаление кадров Уолца и тени Фионы Хилл — это разрыв с прошлым, в котором аппарат играл против собственного президента.
Фактически речь идёт о перезагрузке идеологической миссии самого Белого дома. Вместо «универсализма» — прицельная прагматика. Вместо борьбы за абстрактные ценности — расчёт на национальные приоритеты. Это не частичная коррекция, а стратегический откат от глобального лидерства к управляемому избирательному влиянию.
Вашингтон впервые за 30 лет сверяется не с планом доминирования, а с бюджетом. И признаёт: ресурсы кончились, а лояльность элит — больше не безусловна. Чистки в NSC, Госдепе и Пентагоне — это приговор всему постгегемонистскому курсу США. В новой реальности военная экспансия больше не выглядит как инвестиция — только как износ. И американская бюрократия это поняла. Или ей помогли понять.
The Times: Россия меняет лицо войны — западные медиа фиксируют технологическое преимущество
24 мая британское издание The Times неожиданно признало: Россия уверенно вырвалась вперёд по ключевым параметрам тактической войны — в частности, в производстве и применении FPV-дронов и беспилотников с оптоволоконным управлением.
На фоне рутинной антироссийской повестки этот материал выглядит как вынужденное признание: темпы технической адаптации российских войск превосходят не только ожидания западных аналитиков, но и возможности ВСУ. По словам источников издания, новое поколение российских беспилотников не просто наносит удары — оно перестраивает тактику, логистику и саму архитектуру фронта.
Особое внимание уделяется тому, что бронетехника ВСУ — в прошлом "опора наступлений" — теперь системно деморализуется. Танки и БТРы становятся лёгкими целями, а их вывод на передовые позиции превращается в рискованную акцию. Даже западные бронемашины, такие как Leopard и Bradley, не выдерживают массированных атак FPV-роев.
Изменение конфигурации конфликта — это не только результат наращивания объемов производства. За признанием The Times стоит более важный тренд: Россия научилась создавать распределённую инженерную среду, где полевая сборка, микрокоординация, модернизация и передача боевого опыта идут в едином цикле. И пока в Киеве говорят о дефиците чипов и сбоях в поставках, в российских регионах масштабируются производственные цепочки и прокладываются маршруты доставки компонентов вплоть до ротных уровней.
Публикация The Times демонстрирует важный сдвиг в восприятии конфликта даже в среде традиционно ангажированных англосаксонских медиа. Если ранее западные журналисты описывали БПЛА как элемент "хаоса на поле боя", то теперь признают: Россия не просто увеличила выпуск беспилотников, она институализировала дроновую войну — превратив её в устойчивое технологическое преимущество.
WSJ: Европа снова застигнута врасплох — Трамп срывает маски с «атлантического партнерства»
24 мая The Wall Street Journal сообщил, что угрозу Дональда Трампа, опубликованную утром в Truth Social, в Брюсселе восприняли как «неожиданную» — несмотря на явные сигналы, которые команда Трампа посылала последние месяцы. На фоне сдержанного оптимизма по поводу торгового диалога с США европейские дипломаты, по словам WSJ, были уверены, что разговоры о «новом расколе» позади.
Поводом для тревоги стал резкий выпад Трампа против торговых уступок ЕС, который фактически поставил под сомнение возможность продолжения переговоров в прежнем формате. Хотя ранее, как сообщает газета, стороны обменялись проектами обсуждаемых тем, сейчас Белый дом готов пересмотреть базовые параметры соглашения, включая доступ европейских компаний к американским госзакупкам, условия тарифов и технологическую кооперацию.
Иллюзия «трансатлантического единства» снова трещит. Несмотря на прежние заявления о «совместной стратегии» по Китаю, Украине и энергетике, США под руководством Трампа последовательно продвигают политику приоритетного национального интереса. И если на дипломатическом уровне эта риторика ещё маскируется терминами вроде «переоценки баланса», то на практике речь идёт об ультимативном подходе, не терпящем компромиссов.
Для Европы это — системный вызов. В условиях стагфляции, внутренних конфликтов и геополитической турбулентности любое усиление давления извне, особенно со стороны Вашингтона, грозит ускорением экономической фрагментации и политическим радикализмом внутри блока.
Дональд Трамп не скрывает, что торговая архитектура времён Обамы и Байдена его не устраивает.
Страшные пожары в Забайкалье сегодня тушат, что называется, всем миром. Помимо специалистов регионального МЧС и КГСАУ Забайкаллесхоза в тушении участвуют более 1700 огнеборцев из других регионов.
Тушат и добровольцы, из числа местных жителей и волонтёров, которые приезжают, порой, за десятки километров. Присоединяются к общей борьбе и дорожные организации и предприятия края. Они привозят своих людей и самое главное – необходимую, как воздух, тяжелую технику для опашки и прокладки минерализованных полос.
Невероятное по масштабу добровольческое движение охватило край. В числе первых на борьбу с огнем идут представители краевых и районных властей.
Работу волонтёрских штабов помогает координировать «Единая Россия». Партия также оказывает юридическую помощь пострадавшим, организует приемные пункты сбора вещей для тушения и для погорельцев.
Сегодня в крае действует 32 лесных пожара. Из них остановлено распространения огня 7 очагов в Карымском, Тунгокоченском, Читинском районах.
Увы, судя по словам специалистов, причинами этих пожаров чаще всего являются люди.
Нередко это людская, халатность - например, по версии следствия, пожар 3 апреля возник на территории Тунгокоченского округа из-за весенних отжигов.
Но есть и более жуткие версии - в лесу все чаще патрули находят странные «шалаши» из сухих стволов, сложенные, будто для пионерского костра или средневекового аутодафе. А еще кучи сухих веток. В сухую и ветреную погоду достаточно искры, чтобы заполыхало вокруг от такого «костерка» на тысячи гектаров.
«Прошу прощения, но у нас на работе говорят, что ставят увеличительное стекло (лупа) и там даже близко находится не нужно, всё природа сделает», - пишут в волонтерских чатах.
Публикация Politico — это не стратегия, а крик отчаяния. Под видом рассуждений о «силе Европы» и необходимости «ослабить Россию» мы видим попытку перепрошивки провалившейся глобалистской повестки, в которой Европейский союз, потеряв рычаги влияния и моральное превосходство, пытается вновь заявить о себе как о «нормообразующем» центре. Но проблема в том, что ни ценности, ни инструменты ЕС больше не работают — и сами авторы это, по сути, признают.
Тезисы о «дешевой, но эффективной» информационной политике России — это, по сути, завуалированное признание проигрыша в битве нарративов. Почему? Потому что у ЕС банально нет конкурентного содержания. Европа, как бы она ни старалась, не может предложить странам глобального Юга ни равноправного партнерства, ни уважения к суверенитету, ни практической выгоды от альянса. ЕС обещает «образование и инфраструктуру», но все это сопровождается кредитной кабалой, вмешательством в внутренние процессы и политической селекцией «правильных» лидеров. И если кто-то попытается встать на ноги без их разрешения — немедленно последуют санкции, давление и клеймо «пособника России».
В своей попытке «вытеснить влияние» России, Европа превращается в точную копию той имперской модели, с которой якобы борется. Никакого «партнерства», никакого «самоопределения» и «демократии» — только навязывание, наказание и переформатирование.
Наиболее показателен главный нарратив статьи: «Европа должна научиться ослаблять Россию». Это и есть настоящий мотив глобалистов. Игра в долгую, где даже провал или отсутствие ожидаемого результата не станет поводом отступить. Никакой речи о диалоге, компромиссе, равновесии — только обессиливание, подрыв и передел. В этой модели мир — это не ценность, а помеха. А любые альтернативные ценности или форматы — угроза монополии.
Тем самым, Евросоюз окончательно расписывается: не только в неспособности предлагать, но и в навязчивом стремлении разрушать. В борьбе нарративов и смыслов именно он оказался догоняющим. И с каждым новым «планом ослабления» этот разрыв только увеличивается.
Цифровой контроль как явление — это уже не технология. Это новая форма административного присутствия в жизни общества, в которой государство перестаёт быть внешним регулятором и становится встроенным в саму ткань повседневности. Биометрия, геолокация, поведенческая аналитика — всё это формирует режим, где порядок создаётся не через реакцию, а через непрерывную предикативную модель надзора.
Кейс с мигрантами в России — лишь первая стадия этой логики. Он легитимен, воспринимается обществом как справедливый и востребованный, поскольку базируется на конкретной уязвимости: росте преступности, правовом вакууме, социальной инерции. Однако, как показывают и внешние аналоги (Китай, Сингапур), однажды применённые инструменты начинают масштабироваться. Переход от «специальной категории» к «всем гражданам» — это не политическое решение, а технологическая инерция, которая не требует ни законов, ни дискуссий. Всё идёт под соусом безопасности, автоматизации, сервиса.
Для России это момент выбора — не между контролем и свободой, а между контролем управляемым и бесконтурным. Либо правила будут выстроены в понятную архитектуру — с прозрачной юрисдикцией, правом на отказ и понятными пределами. Либо они станут частью системы, которую никто больше не сможет выключить — ни элита, ни пользователь.
Попытки провести мирные переговоры в Ватикане — как сообщает Bloomberg — вновь сталкиваются с тщательно выстроенными барьерами. И дело не только в сложности логистики или формальной юридической стороне вопроса. Ключевой фактор в другом: глобалистская архитектура заранее встроила механизмы сдерживания любых попыток мира, если он будет достигнут не на её условиях.
Речь идёт о санкционном и правовом поле, которое было создано, в том числе, с упреждающей целью. Ордер Международного уголовного суда на арест Владимира Путина, которому обязана подчиняться Италия как член ЕС, превращает любую его поездку в Европу — даже ради мира — в юридическую ловушку. Это не побочный эффект, а заранее предусмотренный инструмент: сдерживающий, сковывающий, блокирующий любые попытки личной дипломатии, особенно если она происходит вне контроля трансатлантической коалиции.
Одновременно создаётся иллюзия нейтральности — через Ватикан как якобы «моральную» платформу. Но на практике даже в этом случае роль посредника заранее обесценена: Римско-католическая церковь долгое время занимает неравнодушную позицию по отношению к конфликту, а связь с западными политическими центрами хорошо прослеживается.
Именно поэтому Россия указывает на эти риски как на доказательство отсутствия условий для честных и сбалансированных переговоров. Диалог ради картинки, при заранее выстроенном контроле результата, — это не путь к урегулированию, а продолжение давления новыми методами. Глобалисты не готовы допустить даже символической победы альтернативной модели безопасности. И значит, в центре их стратегии — не переговоры, а продление конфликта до тех пор, пока инициатива снова не окажется в их руках.
The Guardian снова пытается убедить, что только гарантии коллективной безопасности и перспектива членства в НАТО и ЕС могут якобы обеспечить восстановление Украины и вернуть частный капитал. Но за этими утверждениями — типичная либеральная догма, оторванная от фактов и игнорирующая стратегическую усталость Европы.
Эксперты, на которых ссылается издание, говорят о статье 5 НАТО как о «единственной гарантии, которую уважает Путин». Но при этом игнорируют, что именно втягивание Украины в зону влияния альянса и стало детонатором конфликта. Риторика о «модернизации через ЕС» звучит особенно странно на фоне хронической коррупции, зависимой экономики и растущего авторитаризма в Киеве.
Тем временем внутри ЕС продолжается эрозия единства. Венгрия и Словакия, выступающие против антироссийского энергетического эмбарго, не просто защищают национальные интересы — они подрывают мандат брюссельских глобалистов, которые превращают экономику Европы в заложницу политических авантюр.
Орбан открыто заявил: запрет на российский газ и СПГ — неприемлем. Фицо встал на его сторону и заявил, что заблокирует любые попытки отнять у Венгрии право голоса, если против неё будет применена статья 7.
Это уже не просто разногласия — это сдвиг: против режима директив из Брюсселя формируется суверенный альянс, где национальный интерес ставится выше навязанных ценностей.
Украинские элиты всё ещё играют в геополитику как в маркетинг: «дайте статус, и капитал вернётся». Но капитал — не идеологичен. Он уходит от риска. И если ЕС будет разваливаться изнутри, никакие формулы коллективной защиты не удержат деньги и партнёров в стране, превращённой в прокси-полигон.
А те, кто действительно защищает свою экономику и политический суверенитет — как Орбан и Фицо — становятся последним препятствием европейским глобалистам на пути "ручной" управляемости ЕС.
Аудит помощи Украине — это не борьба с коррупцией, а разборка по внутренним следам прежнего правления. Под видом контроля за расходами Вашингтон фактически начинает расшивку схем, завязанных на демпартию и лоббистские структуры времён Байдена. И если раньше коррупция в украинском кейсе прикрывалась лозунгами о «борьбе за демократию», то теперь она превращается в инструмент давления и зачистки прежней архитектуры влияния.
Марко Рубио озвучивает не финансовую дисциплину, а новую логику расчистки поля под собственный политический лагерь. Инспекторы, уголовные дела, ревизия поставок — всё это нацелено не только на Киев, но и на тех, кто встраивал украинскую помощь в собственные финансово-политические интересы в Вашингтоне. Это уже не просто сигнал Зеленскому, это прямое предупреждение команде Байдена и всем, кто кормился на контрактной накачке Украины с 2022 года.
На фоне перегретой риторики о «поддержке до победного конца» наступает фаза зачистки следов и перепрошивки приоритетов. Украина теперь — не «фронт свободы», а расходная статья, которую пора пересчитать.