4771
Я не интересуюсь тем, что пишут обо мне. Я обижаюсь, когда не пишут. Вопросы и предложения - @overbakh Купить рекламу - telega.in/channels/serega_dovlatov/card?r=ofgnpiQn
Бродский говорил, что любит метафизику и сплетни. И добавлял:
"Что в принципе одно и то же".
"Записные книжки"
В Пушкинских Горах было замечательно. Туристы задают дивные вопросы:
1. Была ли Анна Каренина любовницей Есенина?
2. Кто такой Борис Годунов?
3. Из-за чего вышла дуэль у Пушкина с Лермонтовым?
Из письма Сергея Довлатова Людмиле Штерн. 1976.
Вдруг она сказала мне:
— Хотите знать, на кого вы похожи? На разбитую параличом гориллу, которую держат в зоопарке из жалости.
Это было слишком. Кажется, я покраснел. Затем машинально пригладил волосы.
— Голову не чешут, а моют, — заявила Тася под общий смех.
Тогда я еще не догадывался, что колкости могут быть обнадеживающими знаками внимания. А может, догадывался, но скрывал. Видимо, мне импонировала роль застенчивого супермена, которого легко обидеть.
"Филиал"
Кокорев помедлил и затем сказал:
— А вы, Мария Федоровна, напишите.
— Что?
— Статью, заметку, что-то в этом роде.
— Я? О чем?
— Да обо всем. Детально изложите все, как было. Как вы жили без забот и огорчений. Как на вас подействовали речи Цехновицера. И как потом вы совершили ложный шаг. И как теперь раскаиваетесь... Ясно?.. Поделитесь мыслями...
— Откуда?
— Что — откуда?
— Мысли.
— Мыслей я подкину, — вставил Жора.
— Мысли не проблема, — согласился Кокорев.
"Иностранка"
Дома нас страшно угнетала идеологическая конъюнктура. В Америке тоже есть конъюнктура — рынка, спроса. Это тоже очень неприятно.
И все-таки я предпочитаю здешнюю конъюнктуру. Ведь понятия «талантливая книга» — «рентабельная книга» хоть изредка, но совпадают. Разумеется, не всегда. И даже не часто. Скажем, в трех из десяти.
Понятия же «талантливая книга» — «идеологически выдержанная книга» не совпадают никогда. Нигде. Ни при каких обстоятельствах.
"Как издаваться на Западе?"
Его герой — двухметровый чудак, неудачник, то фарцовщик без денег, то конвоир спецвойск, упускающий заключенных, то неожиданный муж, влюбленный и не знающий, где его жена, то русский в Америке, которого шпыняют люди намного ниже его и ростом, и умом. Это Долматов. Но Довлатов, пишущий, пристален, жесток, непрощающ, он создает себе множество щитов то грубого, то изысканного юмора и иронии, и за всем этим стоит тот мальчик, ранимый, добрый, чудесно-умный и чистый, которого я впервые увидел на университетском балу в новый, 1962 г., на елке, где он стоял в галстуке, под потолок, и думалось: как жить тому, у кого головы всех друзей — под мышкой, а женщины — по пояс?
Виктор Соснора. "Сергей"
Глаша часто спит у моих ног. Иногда тихонько стонет. Возможно, ей снится родина. Например, мелкий частик в томате. Или сквер в Щербаковском переулке...
Не печалься, Глаша, все будет хорошо.
И прости, что у меня нет хвоста. (В Союзе был, и не один.)
Прости, что у меня есть ботинки и сигареты. И еще — работа по специальности.
В остальном мы похожи. И судьба наша — общая.
"Марш одиноких"
Последний раз мы гуляли как следует уже после моего переезда в Москву. Я приехал на несколько дней в Ленинград, мы встретились на углу Невского и Литейного, дошли до Адмиралтейства, перешли по мостам Неву, Невку, на Большом проспекте Петроградской зашли в комиссионный магазин, погреться и прицениться. Хорошенькая продавщица, не спуская с Довлатова нежных глаз, проговорила почти умоляюще: «Есть пиджак на вас». Он примерил, отказался, и тогда она, как голубка, прогулила: «Вас зовут Сергей, да?»
Анатолий Найман. "Персонажи в поисках автора"
В нищем государстве одному человеку жить трудно. Вдвоем гораздо легче противостоять ударам судьбы.
Люди облокачиваются друг на друга. Так они чувствуют себя увереннее. Получается своего рода шалаш, или, вернее — карточный домик.
Как-никак — две зарплаты. Двойной комплект родителей в свете забот о будущем младенце. Удвоенное количество ценных знакомств. То есть у него — дядя Коля из рыбного магазина. А у нее тетя Дуся с фруктовой базы. Таким образом, в праздничные дни — нототения с мандаринами…
Сергей Довлатов. Колонка редактора: "Брак по-эмигрантски"
«Новый свет», № 6(94), 28 ноября — 4 декабря 1981г.
Мемуарная литература пользуется спросом во всем мире, а у российского читателя, долгие годы насильственно отчуждаемого от собственной истории, жанр воспоминаний вызывает особый, жадный и неутолимый интерес. При этом увлекают нас не столько частные подробности жизни мемуариста (иной раз сами по себе весьма любопытные), сколько возможность найти в чужом душевном опыте разгадку нашей собственной драмы.
"Против течения Леты". Журнал "Звезда", СПб., 1991, №9
Странная у меня судьба: в Союзе я - "бывший", продавшийся за чечевичную похлебку, а здесь меня считают чуть ли не большевиком, или во всяком случае розовым...
Из письма Тамаре Зибуновой. 1980-е
Мы прощались — он улетал в Вену, я в Техас. Стояла ночь и чернота, кафельный Нью-Йорк. Мы обменялись часами и очками. Больше мы не встречались. Я ношу часы Довлатова и хожу в его очках, мир притемненный. Узнав о его смерти, я запил и пил 12 дней стакан за стаканом, яд за ядом (по талонам), пока не свалился в руки медиков института им. Бехтерева, 5-е отделение, хорошо хоть, врачи были друзья, откачали. Русские банальности. НЕ ПЬЮ.
Виктор Соснора. "Сергей"
Леве Баранову за шестьдесят. Он бывший художник-молотовист. В начале своей карьеры Лева рисовал исключительно Молотова. Его работы экспонировались в бесчисленных домоуправлениях, поликлиниках, месткомах. Даже на стенах бывших церквей.
Баранов до тонкостей изучил наружность этого министра с лицом квалифицированного рабочего. На пари рисовал Молотова за десять секунд. Причем рисовал с завязанными глазами.
Потом Молотова сняли. Лева пытался рисовать Хрущева, но тщетно. Черты зажиточного крестьянина оказались ему не по силам.
Такая же история произошла с Брежневым. физиономия оперного певца не давалась Баранову. И тогда Лева с горя превратился в абстракциониста. Стал рисовать цветные пятна, линии и завитушки. К тому же начал пить и дебоширить.
Соседи жаловались на Леву участковому милиционеру:
— Пьет, дебоширит, занимается каким-то абстрактным цинизмом...
"Иностранка"
С чем имеет дело хороший переводчик? Он имеет дело не с песнями. Он имеет дело с временем. А число словарей, в общем-то, пополняется. Вышел, например, «Словарь блатного жаргона». Издал его в эмиграции писатель А. С. Скачинский. В Союзе он был малоизвестным литератором. Естественно, сидел. Упомянут Солженицыным в «Архипелаге» как почти единственный зек, успешно бежавший из магаданского лагеря.
Будучи заключенным, Скачинский увлекся языковыми проблемами. На богатом лагерном материале подготовил словарь. Смог издать его только на Западе.
Когда-то я разослал этот словарь чуть ли не всем знакомым переводчикам. Все они были счастливы. Профессор Дон Финн — большой чудак, американский коммунист и великий знаток русской литературы — написал мне: «Дорогой подельник! Благодарю тебя за железньш словарь. Думаю, что он будет в жилу». И подписался: «Тихий Дон».
"Переводные картинки"
ЛЕНИНГРАДЦЫ В КОМИ
(Донат! Этот стишок вызывает рев у 20 процентов присутствующих. Это ленинградские ребята).
И эту зиму перетерпим, охры
И будем драться
Мы с переулка Шкапина,
мы с Охты
Мы — ленинградцы.
Мы так и не научимся носить
Военной формы
Мы быстро отморозили носы
Отъели морды
Я помню воздух наших зим
И нашу сырость
И профиль твой, что так красив
И платья вырез
Мне б только выбраться живым
Мне б только выжить
Мне б под ударом ножевым
Себя не выдать.
Донат. Последняя партия стишков — отбросы. Некоторые я вообще не посылаю, чтоб тебя не пугать. Но в общем надо повысить требовательность. Так и сделаем. Сейчас у меня в производстве один неплохой стишок про ночные тактические учения.
Привет Люсе и Ксанке. Скоро напишу письмо Ксанке лично, с картинками.
Жду писем.
С. Довлатов.
Из армейского письма Сергея Довлатова отцу, Донату Мечику. Осень 1962
Рассказы, естественно, не печатали. Я стал больше пить. Маска непризнанного гения как-то облегчала существование.
И друзья появились соответствующие. Бородатые, загадочные и мрачные. Кроме того, они не мыли рук после уборной, а мать к этому относилась строго. Едва ли не строже, чем к правописанию.
Если друг шел в уборную, мать замирала. По смене тембров льющейся воды устанавливала, моет он руки или нет. Мать ждала и прислушивалась. Сначала было тихо. Затем с мощным грохотом падала вода из бака. И тотчас распахивалась дверь – значит, не мыл...
Мать начинала заискивать и суетиться:
– Наверное, кончилось мыло? Дать вам чистое полотенце?
Мать задавала наводящие вопросы. Настойчиво пыталась вынудить друга к гигиене.
Друг отвечал:
– Не беспокойтесь. Все нормально...
А некоторые лишь с удивлением поднимали брови.
Если друг задерживался, если грохочущий поток сменялся журчанием водопроводного крана, мать расцветала. Она прислушивалась к наступившей затем тишине. Улавливала шорох полотенца.
Она предлагала такому гостю кофе. Беседовала с ним о Рахманинове...
Но это случалось редко. Короче, те еще были друзья...
"Наши"
Любое проявление жизни травмировало Копорину, она ненавидела юмор, пирожные, свадьбы, Европу, косметику, шашки, такси, разговоры, мультипликационные фильмы... Ее раздражали меченосцы в аквариуме... Помню, она возмущенно крикнула мне:
— Вы улыбались на редакционном совещании!..
На почетном месте в ее шкафу хранилась биография Сталина. В редакции с Копориной без повода не заговаривали даже мерзавцы. Просить у нес одолжения считалось абсурдом. Все равно что одолжить у скорпиона жало...
"Ремесло"
Огромное место в лагерной жизни занимает переписка с родными. Хотя родственники есть далеко не у всех. А на особом режиме — тем более.
Сказываются годы лагерей и тюрем. Жены нашли себе других поклонников. Дети настроены против своих отцов. Друзья и знакомые либо тянут срок, либо потерялись в огромном мире. Те же, у кого есть родные и близкие, дорожат перепиской с ними — чрезвычайно.
Письмо из дома — лагерная святыня. Упаси вас Бог смеяться над этими письмами.
Их читают вслух. Незначительные детали преподносятся как форменные сенсации.
Например, жена сообщает: "...Ленька такой настойчивый. Кол по химии схватил..."
Счастливый отец прерывает чтение:
— Ишь ты, кол по химии...
Его физиономия растягивается в довольной улыбке.
И весь барак уважительно повторяет:
— Кол по химии... Это тебе не хрен собачий…
"Зона"
Один редактор говорил мне:
— У тебя все действующие лица — подлецы. Если уж герой — подлец, ты должен логикой рассказа вести его к моральному краху. Или к возмездию. А у тебя подлецы — нечто естественное, как дождь или снег...
— Где же тут подлецы? — спрашивал я. — Кто, например, подлец?
Редактор глядел на меня как на человека, оказавшегося в нехорошей компании и пытающегося выгородить своих дружков...
"Компромисс"
Вскоре я начал работать смотрителем фасадов. Это была странная должность. Я наблюдал за историческими памятниками, которые охранялись государством. Реально это значило — стирать мокрой тряпкой всяческую похабщину, а также бесконечные «Зина+Костя».
Я целыми днями бродил по городу. Вероятно, я и раньше был смотрителем фасадов, только не подозревал об этом. А главное, не получал за это денег.
"Филиал"
Брат писал, что его назначили дневальным. Затем — бригадиром. Затем — председателем совета бригадиров. И наконец — заведующим баней.
Это была головокружительная карьера. И сделать ее в лагере чрезвычайно трудно. Такие же усилия на воле приводят к синекурам бюрократического руководства. К распределителям, дачам и заграничным посадкам...
"Наши"
Встретились мы как-то с Грубиным. Купили "маленькую". Зашли к одному старому приятелю. Того не оказалось дома.
Мы выпили прямо на лестнице. Бутылку поставили в угол. Грубин, уходя, произнес:
— Мы воздвигаем здесь этот крошечный обелиск!
"Записные книжки. Соло на Ундервуде"
Вышла легкая промашка,
Ждали сына, а затем,
Родилась на свет букашка
С опозданьем дней на семь.
Не с Луны она, не с Марса,
День примерно на седьмой,
Нам с проспекта Карла Маркса
Привезут ее домой.
Нету большей мне награды,
Чем ребенок общий наш.
Все мы очень, очень рады,
До свиданья, твой алкаш.
Стих Довлатова на рождение Александры (дочери Сергея Довлатова и Тамары Зибуновой).
Источник: фейсбук страница Александры Довлатовой.
Чем примечательна повесть «Чемодан»
В повести «Чемодан» герой рассматривает вещи, про которые он забыл в старом заброшенном чемодане. И каждый предмет разворачивается в воспоминание, в целый рассказ: «Креповые финские носки», «Номенклатурные полуботинки», «Приличный двубортный костюм», «Офицерский ремень», «Куртка Фернана Леже», «Шоферские перчатки». За каждой вещью стоит не просто история или страна – это история героя, переданная через историю его вещей.
Вещи ничего не значат, не они определяют сущность человека, вещи могут только стать воспоминанием, потому что сами по себе они ничего не значат. Вот и шоферские перчатки напоминают о желании купить машину: «Да так и не купил. Не захотел. Должен же я чем-то выделяться на общем фоне! Пускай весь Форрест-Хиллс знает «того самого Довлатова, у которого нет автомобиля!»
Очередной парадокс писателя сводится к простой мысли, что герой характеризуется не наличием чего-либо, а отсутствием. Человек ценен не тем, чем владеет, а только сам по себе.
За материал я благодарю телеграмм-канал «Профессор кислых щей». В нем вы найдете много интересных заметок о литературе настоящего, прошлого и будущего. Проект ведет аспирант и будущий кандидат наук.
Очень увлекательно и доступно. Подписывайтесь.
В журнале "Нева" служил мой близкий приятель — Лерман. Давно мне советовал:
— Напиши о заводе. Ты же работал в многотиражке.
И вот я сел. Разложил свои газетные вырезки. Перечитал их. Решил на время забыть о чести. И быстро написал рассказ "По заданию" — два авторских листа тошнотворной елейной халтуры. Там действовали наивный журналист и передовой рабочий. Журналист задавал идиотские вопросы по схеме. Передовик эту заведомую схему — разрушал. Деталей, откровенно говоря, не помню. Перечитывать это дело — стыжусь.
В "Неве" мой рассказ прочитали и отвергли. Лерман объяснил:
— Слишком хорошо для нас.
— Хуже не бывает, — говорю.
— Бывает. Редко, но бывает. Хочешь убедиться — раскрой журнал "Нева"...
"Ремесло"
Сергей Довлатов у себя дома в Ленинграде, на ул. Рубинштейна, 23. 1970-е.
Читать полностью…
Отношения наши были построены четко. Миша брал для меня у тещи лук, сметану, грибы и картофель. Плату с негодованием отвергал. Зато я каждое утро давал ему рубль на вино. И удерживал от попыток застрелить жену Лизу. Иногда с риском для моей собственной жизни.
Получалось — мы в расчете.
"Заповедник"
Под окнами экскурсионного бюро сидели туристы. На скамейке, укрывшись газетой, лежал Митрофанов. Даже во сне было заметно, как он ленив…
"Заповедник"
У меня не осталось иллюзий, которые были на первых порах, а ведь многие из русских писателей до сих пор во власти иллюзий. Им кажется, что к ним, если не сегодня, то завтра, ворвутся издатели и агенты с бланками договоров в руках и будут выхватывать друг у друга рукописи этих писателей. Ничего подобного никогда не происходило и не произойдет.
Из русских писателей добился несомненного успеха один Иосиф Бродский. Остальные, как правило, врут.
Писатель в эмиграции. Интервью, данное журналу "Слово". 1991.