Пока предположение лишь гипотетическое, на уровне предчувствия, но озвучу. Есть ощущение, будто новые альбомы Stereolab (вышел сегодня) и Pulp (выйдет через две недели) объединяет печально бросающееся в глаза сходство: оба камбэка понравятся слушателю (у Pulp пока два сингла, но на Rateyourmusic оценки высоченные) — и при этом что Джарвис Кокер, что Летиция Садье в декламируемых ими новых текстах и близко не достигают тех вершин наблюдения за человечеством, которые когда-то выделяли их из толпы. Джарвиса хочется похвалить за смелость с наступлением зрелых лет поверить в концепт любви (почитайте его пояснения к новой песне, основанной на старом черновике 1999 года, это трогательно) — но пока что смотрится всё не как эволюция взглядов героя (или же аргументированная смена им оптики), а как некая путаная объяснительная, аннигилирующая заряд прежних хулиганских выходок: будто сначала красиво уходил в закат, что твои неуловимые мстители, а потом внезапно развернулся на сто восемьдесят и стал, ну, уловимым, ибо слушатель рад, если перед ним по выжженной пустыне музыкальной индустрии ещё немного подефилирует легенда — и согласие легенды это сделать скорее отражает согласие удовлетворить чужую жажду зрелища, чем наличие своего реального заряда этим заниматься. У Джарво уже и походка не быстрая, и взгляд не безумный (зато продюсер Джеймс Форд постарался: по звуку, скорее всего, сделал ансамблю самый роскошный альбом в карьере); рад буду ошибаться, но пока так — вместо возвращения постаревшего, но внутренне дерзкого юноши и его друзей слушатель получает какой-то очень анемичный, приглаженный образ группы Палп из коллекции мадам Тюссо. И подмены, скорее всего, не заметит.
Со Stereolab не так остро: да, критики всю дорогу только и делали, что выискивали в их музыке и текстах утончённость и посыл, а биография переплавляла лёгкую музыку в тяжкую ношу. Теперь же гибель Мэри Хансен, при жизни третьей движущей силы в группе, давно отгорёвана, утончённость на альбоме 2025 года осталась точно, а что посыл чуть потерялся и размылся — не особая беда. Ни пламенный огонь, ни хрупкое слово, ни умная панихида по планете — в привычном, разумеется, их виде для тех, кто историю музыки отчитывает с 1960-х — вряд ли спасут. И ничьей вины тут нет: древний язык отмирает, а задачка изобрести новый на новых же людях и лежит. Сами же Stereolab как люди прежней закалки своим примером показывают нам, что держаться заданной 30 лет назад генеральной линии в искусстве — возможно, не такое консервативное занятие, коим может поначалу показаться. Пока профанация, которую консерватизмом сейчас пытаются окрестить, под видом верности абстрактному традисьон от беспомощности присваивает себе симптомы ADHD, музло с иголочки и шарм как с киноплёночки демонстрируют удивительную стабильность и бодрость духа. Благодаря которым одобрительная реакция на лучший за 20 лет (но совсем не лучший за всю карьеру) альбом группы выглядит более чем уместной: будто не музыку знакомую послушал, а на дачу съездил к проработанной бабушке. Понять её, может, не поймёшь, но будешь счастлив, что она счастлива.
На фоне проделок кого угодно, от Йе до Гарри Линекера, Стивен Патрик Моррисси начинает выглядеть достопочтенным джентльменом — как минимум, можно легко и безболезненно вычесть в уме последние двадцать лет его карьеры и наслаждаться многим из того, что было до. Но даже это опционально, можно и минус десятью годами ограничиться.
Впрочем, я бы как раз предложил пойти в отрицании ещё дальше. Например, напомнить себе, что Моррисси эпохи The Smiths — это ходячее пособие по сохранению ауры анонимности без потери лица. Заигрывание с культами мёртвых, типа Джеймса Дина (или вот даже Элвиса), выглядит как попытка заклеить собственное изображение плакатами кумиров — будто речь идёт не о собственной карьере, но о провинциальной доске объявлений, где имена — это просто буквы на афише.
Ну, то есть The Smiths — это едва ли воплощение принципа кради-как-художник, тут скорее какая-то игра в леттеринг, в мерч, в музыкальную сцену как ватман, которую можно разрисовать хоть чем: агиткой, юмореской, пасквилем, шаржем, девятнадцатым веком поверх муляжа атомной бомбы. Ну, и автопортретами — так, тихонько, до кучи, где-то между личиком Оскара Уайлда и едва штрихованной, но различимой головой Тэтчер. Чтобы потом с коллажа разом, свирепо и внезапно всё лишнее было убрано. И стало — в сольной карьере Мозза, уже без лишних лавроносцев в эпизодах — вроде то, а вроде не то; вроде занятно, а вроде неинтересно.
Я утрирую, у Моррисси и в соло наберётся на подшивку вразумительных текстов — но были же времена, когда капитализм умел себя п(р)одавать в духе народного дашборда, полосы газеты «Из рук в руки» или журнала, скажем, «Хулиган» (хотя я не помню, был ли он действительно для хулиганов) — уже по адресу несколько более взрослых читателей, но с однозначно простодушным посылом: «привет меня зовут моззи люблю фильмы с джемс дином а ещё гулять у могилы йейтса хотя какая разница не пишите не отвечу )))». И выглядело это до гротескного раздуто даже по меркам шутки, порой раздражающе двусмысленно и двулично — но, если отбросить детали, действительно уморительно.
Что случилось бы дальше, откажись Моз принять свой насмешнический дар с такой звериной серьёзностью и сохрани игривую полуанонимность, в которой провокационные треки можно скипнуть и оставить для особых ценителей, а остальное спокойно ставить в top of the pops — кто знает. Впрочем, сам понимаю, глупый тейк: ну не может нарцисс слиться с пейзажем; вот с собственным отражением — да и ещё раз да.
Почему я вообще о Моррисси вспомнил? Пару месяцев назад Пётр Полещук в своём канале запрашивал у читателей любимые ими песни смитс; мой ответ в ролике ниже, а сам Пётр сейчас ищет работу. Давайте ему поможем. (Попросил бы и за себя, ибо по рынку труда вожделею, но из навыков у меня только проёбы и ложная скромность).
Песни Зари — 25 (2025)
art-rock, post-rock, amateur, psychedelic
Давно перестал стесняться рассказывать о своей музыке, но на смену стеснению пришли апатия и немножечко стыд: за прошлый год из планов и свершений не вышло примерно ничего: живые выступления сошли на нет, и я променял амплуа человека с акустической гитарой на личину затворника с процессором эффектов.
Так совпало, что сегодня, с одной стороны, ночь Полнолуния — а с другой, невесёлая годовщина. Ровно шесть лет назад нелепый случай унёс жизнь одной молодой женщины; я не был знаком с ней, зато её знали люди, которые в ту пору были мне близки. Сначала я хотел описать здесь эту печальную историю (и то, как я косвенно соприкоснулся с её последствиями), но вдруг почувствовал, будто паразитирую на чужой памяти; досадно, ведь с конкретикой всё было бы яснее, но это слишком мощное бессилие — сомневаюсь, что способен сейчас хоть что-то ему противопоставить.
Зато знаю, что к грустной дате потянуло выложить небольшой плод своих зимних импровизационных сессий: пятьдесят вечеров я записывал в домашней студии, как вживую играю одни и те же четыре долгих трека; с каждым днём они становились всё менее похожими на себя самих: коряво сыгранные блюзы превращались в молитвы без начала и конца, а пост-рок мутировал в пост-метал. К весне — дай бог на четверти пути к сыгранности и прогрессу — студию пришлось распродать, и теперь вряд ли скоро помузицирую вновь — но делать трагедию из этого факта в моих планах нет; в другие времена можно было просто смириться и положить результат на полку, подальше от глаз и ушей, но эпоха отлагательств не требует: кто знает, смогу ли в будущем показать, над чем работал. Да и сбивчивые черновики люблю сильнее окончательных версий: порой оживает в них какая-то сила, которую нелегко донести в целости сквозь версии и правки. Я без понятия, выйдет ли смонтировать из сессий целый альбом, или придётся смиренно перейти к следующим проектам — в любом случае, решение слегка откладываю, а сейчас, что называется, предпремьера.
(Возвращаясь к изначальному поводу: сделать такое посвящение и привязать релиз к годовщине меня побудила текстовая вставка, которая прямо по ходу записи данного дубля возникла в песне «Хоровод»: это кусок из старого стихотворения, родившегося за пару дней до трагедии и наполненного предчувствием неведомо чего; до сих пор помню, как меня трясло под утро в процессе сочинения, и я вообще не понимал почему. А потом всё встало на свои места.)
Запись: февраль 2025
Памяти М. В.
Bandcamp | Youtube
Был ли Бутусов личностью, которая по-настоящему способна нести ношу виновника торжества? Причём виновника во всех смыслах: хотя группа всю дорогу держалась на тандемах (сначала на музыкальном Бутусов-Умецкий, затем на музыкально-поэтическом Бутусов-Кормильцев), ВБ по факту был единоличным центром принятия решений; всех критических собак вешали на него, но ему же отходили и все лавры. В идеале творческие и управленческие рычаги либо умело распределены внутри группы, либо экономика делегирована наружу — и вот тут как раз, кажется, сказалось отсутствие толковой музыкальной индустрии. За любой отдельно взятый год у «Наутилуса» могло поменяться вообще всё: от состава музыкантов до менеджмента; думаю, непосредственно от процесса написания песен это порядком отвлекает, и вот тут у криэйтора возникают этические вопросы: зарабатывать пока дают или сохранить дружбу с соратником, ну и так далее. Но и здесь возможны только недоумённые восторги: на беззастенчивом моральном автопилоте Бутусов успел посотрудничать ещё с несколькими знаковыми музыкантами-ровесниками (Deadушки, Каспарян), и до последнего времени прошмыгивал мимо всех осязаемых почестей и наград, довольствуясь неформальной короной. Но даже если король теперь гол, былое коллективное наследие укрыло его достаточно. Кормильцев умер в 2007-м, и задолго до даты смерти отошёл от дел сочинительских к делам издательским, а роль Умецкого из 2025 года ясна дай бог Александру Кушниру и считаным свидетелям, которым посчастливилось видеть кухню группы изнутри или хотя бы по горячим следам. Одни твердят, что короля сделала свита — а другие уверены, что его сделал свитер; вечный сюжет.
https://www.youtube.com/watch?v=Ml0Q2asHfIM
Padla Bear Outfit — Oleg Berson Baranov Session (2025)
Только недавно написал про Морозова, а тут, оказывается, вышло сетевое переиздание старой студийной сессии Padla Bear Outfit 2011 года — это был самый матёрый релиз первого периода жизни группы, зафиксированный в студии звукорежиссёром Олегом Барановым. Памяти последнего и посвящён релиз. Тут и экстравагантный кавер на Лагутенко, и размашистые авторские «Марш» и «Фанаты», и оставленный за бортом изначального сингла, но в своё время ходивший по фанатским пабликам построковый бонус-трек.
Арсений сам всё прекрасно по этому поводу сформулировал и подытожил, поэтому — слово ему.
Немножко грустно, что у любимой (когда-то; за определённый, давно пройденный биографический отрезок) группы кадровый кризис — но пока до конца не верится. Напомню, что по итогам схожих неожиданных заяв Саймон Гэллап не ушёл из The Cure, а Джефф Барроу по-прежнему барабанит в Beak> (хотя ещё прошлым летом обещался свалить) — вдруг у Neubauten тоже полюбовно обойдётся. Хаке пришёл в EN подростком, уходит в 60 — вся взрослая жизнь в коллективе фактически.
А ещё Александр Ливер, оказывается, год как не в НОМе — если вдруг кому-то это было важно. Тяжкие времена для участников групп, которые казались вечно впаянными на своих местах. По меркам нынешнего мира это незначительные происшествия — но когда ссоры косят такие долгие партнёрства быстрее смерти, так и хочется сказать: братва, не ругайтесь друг с другом.
Arseny Morozov — «6» (2025)
От редактора
Есть подозрение, что слово «вненаходимость» достало даже самых терпимых к нему читателей — впрочем, новой лексики пока не подвезли, пользуемся привычной.
На неделе вышли два альбома с текстами на русском языке, настроение которых легко выразить этим понятием; на все вызовы времени оба их автора отвечают — что ты мне сделаешь, я в другой исторической плоскости. Автор одного — эмигрант внешний; автор другого — эмигрант, можно сказать, внутренний: песня Ивана Сердюка из петербургской группы «Жарок» начинается с фразы «на дворе кайнозой», а Арсений Морозов прямиком из отпускного евротура исполняет задорный — и, кажется, сознательно пародирующий пасторальную эстетику создателя групп «Утро» и «Лето в городе» Владислава Паршина — постпанк про родные просторы внутри каждого из нас.
Лично я оказался не готов слушать «Жарок» в формате большого альбома; да, он долгожданный, но этим песням стоит дать настояться — зато к морозовским релизам мой интерес вдруг вернулся. Мой хороший товарищ и давний фанат артиста, Григорий Камильский, поймал себя на той же мысли и решил объяснить, почему вдруг расслышал в новом альбоме АМ близкий себе вайб, несмотря на равнодушие к нескольким предшествующим — риторически довольно резким — релизам сабжа. Текст по-фанатски пестрит эмоцией, но с главным посылом — о пользе самости для художника — я солидарен.
Слово Григорию:
— Кажется, за последнее время я вырос. Возможно, слишком. Вероятно, мне вообще не стоило браться за эти строки. Одиночество — или хотя бы навык выбирать себе окружение — теперь считаю высшей человеческой ценностью. Арсению не повезло родиться в век эрзац-культуры с возведённым в культ неосознанным потреблением — разочаровавшись в паспортно взрослых, он десятилетие делал в проекте Sonic Death сугубо молодёжную музыку. Я ненавидел это опрощение, но терпел — даже ведомый странным желанием нести благую рок-весть в пластмассовый мирок незрелого слушателя, он всё равно был грёбаным лучшим, этот джипити во плоти. А потом он уехал. Я остался. На этом будто бы всё. Но...
Несмотря на легитимные сомнения в адекватности оптики Морозова, вытворять и исполнять за эти трудные для психики оказавшегося по ту сторону изгороди человека годы он точно не разучился; невероятная плодовитость снова при нём — в этом году у Арсения вышли два сольных альбома, и их впервые за долгое время можно слушать, не опасаясь, что исполнитель с ходу примется отделять неких «мы» от неких «они»; если сейчас Морозов это и делает, то скорее по методу старой песни Krol своего лучшего проекта Padla Bear Outfit — любую историческую ситуацию вокруг себя его герой умудрялся (и умудряется, выходит) воспринимать как набор мемов — и в этом смысле, несмотря на собственные опасения оскуфеть, добиться аннигиляции собственного таланта Арсению будет крайне сложно.
Да, мысль моя неглубока — но и сам Арсений скорее расширяет владения своей дискографии, чем пытается до чего-то докопаться; его сольное плавание превратилось в пешее блуждание по руинам песенной культуры, и попытку откопать среди них уместную эпитафию: вдобавок к дежурной цитате из любимого «Аквариума» и неожиданному городскому романсу в «Бездомном», Морозов — кажется, впервые — обращается к наследию Янки Дягилевой. Приятно слышать автора в привычном по временам Padla Bear режиме гиперссылки; видимо, и моё личное слушательское отношение к АМ от вводных этого режима напрямую зависит — в 2022-23 годах первоисточники информации явно вели своего медиума к состояниям злобы, паники и безысходности, теперь же — ведут к той фиксации, что нехитрым способом позволяет взглянуть не на положение вещей, а сквозь него. Одиночество — во всех смыслах — будто бы дару Морозова на пользу; в последний раз музыка заставала его без соратников примерно в 2009 году — и уже скоро первый состав Padla Bear поначалу всех смутил, а затем (не) всех покорил. В комментариях к свежему видео Арсений отвечает: обороты набираются. Снова. Хотелось бы.
Не знаю, где ты
Проводишь свои дни
Но я всегда там
Где находятся мои
Мои, мои, мои
Родные просторы
Оценка: 7/10
Cave In Ft Steve Brodsky & Adam McGrath — Live At Roadburn Festival 2018
grunge, acoustic rock, post-rock, sil'noe zayavlenie | live album
Средние века давно минули — но дневные часы по-прежнему слишком сакральны, чтобы устраивать светские песнопения. День свят, а под покровом ночи по привычке закатывается всё самое мирское и сомнительное. Потому ли так редки концерты при свете дня, а особенно — запоминающиеся концерты?
Однажды двое участников группы Cave In выступали на одной из локаций фестиваля Roadburn в полдень субботы; контекст печальный: за три недели до сета погиб басист, и действо превратилось в акустическую поминальную службу. Время и место совпали в печальной уместности — а я, перед тем как вы пойдёте слушать лучший анплагд в истории со времён Alice in Chains на MTV, воспользуюсь скользкой возможностью укольнуть: мне кажется, у группы Cave In нет ничего святого.
Их скачки от glory до хардкора приводят стороннего наблюдателя (меня) в жутковатое недоумение; мой друг из соседнего двора именно за это их ценит, а я не настолько готов. Да, меня на минуту сразила увесистость тяжёлого пенделя; да, я готов стереть из памяти целые периоды, куски песен и жизни группы, чтобы не забыть, что Jupiter — красивый альбом, а Стивен Бродский — слишком одарённый (возможно, лучше Иосифа) вокалист, чтобы размениваться на кощунство над Линдси Бакингемом. Наблюдая кавер на Fleetwood Mac, я реально не понимаю юмора — зато когда звучит Sing My Loves, с скримо- ли хвостом на альбоме или без него в акустике, я не понимаю, почему так больно. А вот потому что, Стивен сам же перечисляет в конферансе: light, therapy and healing, три воющих белугой кита.
Конечно, эти бостонцы сами отдают себе отчёт в своих достоинствах — к выходным распогодится, в полном составе вернутся на Roadburn, сыграют от первой до последней ноты свой The Bends Jupiter — а я оставлю зазор на поговорить: мой тир-лист группы будет жесток, а tear-лист — краток. Ниже — один из двух моментов из него.
Смотреть
Слушать
The Ex — If Your Mirror Breaks (2025)
art-punk | album
Не будем больше про релизы очевидные и вероятные: за сутки бедный читатель проскроллил минимум десять постов о Pulp, а за неделю минимум пять о «Мегаполисе» — ей-богу, конспекты я не списывал, методичек не открывал, музыку сейчас слушаю на уровне прожиточного минимума, поэтому все совпадения случайны, но предсказуемы. И всё же про ещё один альбом недели я забыл; записан он быстро, за три коротких дня прошлого года: по обыкновению, привитому продюсером Стиви Альбини, с которым эти музыканты когда-то работали — и теперь посвятили свою новую работу его памяти.
Голландцы The Ex отводят на запись своих альбомов от силы пару дней, зато в целом спешить им некуда — состав группы стабилизировался шестнадцать лет назад, комфортная музыкальная формула (леонид-фёдоровские запилы и наигрыши, монотонность сродни экстазу, баритон-гитара вместо баса) была найдена ещё на рубеже столетий. Но времена такие, что выбьют из колеи любого; собственно, любого и выбили, тем удивительнее видеть любую стабильность. Свежий — первый с 2018 года — альбом The Ex называется «Если ваше зеркало треснуло» (да простятся мне вольности перевода) — и с первой же песни демонстрирует карнавальный стоицизм своих авторов перед лицом разгулявшейся стихии. Предводимый ныне-слегка-за-семьдесят мужчиной в бриджах Терри Хесселсом, ансамбль начинался с азбучного анархопанка — и с годами оставил себе шум, но подрастерял в ярости: в какой-то момент изначальный вокалист G.W. Sok оказывался у микрофона реже приглашённых гостей, группа и он расстались, а новым автором текстов и вокалистом стал Арнольд де Бур из дружественного коллектива Zea — и подарил The Ex вторую жизнь. В этой жизни альбом может начаться с поэзии Уолта Уитмена, американского человека-фонтана, человека-праздника из XIX века — и захлебнуться слезами родом из чего-то фольклорного, когда к микрофону подойдёт барабанщица Катерина.
Это детали, по которым поздних «эксов» всегда сможет опознать человек, с их творчеством знакомый — но проблема восприятия альбома и новичком, и бывалым кроется там же, где и преимущества: в этой атмосфере бесконечной инструкции-по-выживанию под лихую музыку можно не найти выход, зато порядочно так устать. Когда де Бур поёт «It's time to rebuilt the ark», хочется поиграть смыслами и нарочно не разобрать, что же он имеет в виду: то ли зовёт перестроить ковчег (ark), то ли что-то сделать с аркой ([character] arc) персонажа — но суть понятна: нам хотят сказать, что все перемены — в сердцах, бег на месте — общеукрепляющий, жизнь — неизбежна, а если повторять себе, что всё великолепно, эту идею как минимум рассмотришь, как максимум — в неё поверишь. Сомнительно, но окей; к примеру, мне сейчас такого адд-она к общему подъёму бодрости духа вполне достаточно.
Оценка: 7.5/10
Очень правильным вопросом задаётся сегодня телезритель из Шеффилда.
Об этом и многом другом — в нашем слегка эйджистском обзоре.
⬇️⬇️⬇️
Узнал из поста Святослава об уходе Билла Фэя; странно, что не всколыхнуло будто больше никого — не вглядись я в чаты сегодня пристальнее обычного, так бы и мимо прошло известие.
Лет в 19 заслушивался первым альбомом Фэя с его пышными и уже старившимися в момент выпуска оркестровками — но с годами стал ближе второй, где автор отыгрывал на позиции кликуши-затворника, за что и полюбился определённой части британского эзотерического подполья. А за тон оф, так сказать, войс и сонграйтерство Фэя заценил Джефф Твиди из Wilco и взялся продюсировать недавние альбомы-возвращения годного ему в отцы человека. Но разговоры о поклонниках лично я люблю не очень, а вот замолвить слово о талантах — это да.
Прощаться чуть грустно, но и легко: не согласен с мыслью, что Фэю лучше было заканчивать всё полвека назад — его песни, несмотря на все в них странности и тревоги, оставляют тотальное ощущение света, даже один из альбомов прямо называется Still Some Light. Восемьдесят лет жизни за поиск лучей в тёмном царстве не всегда бывают наградой — а тут вот случилось; нам же теперь созерцать этот протоптанный путь, покуда дышим. Следующим постом — моя любимая вещь усопшего сейчас: и внушает, и взмывает, и визжит, успевая сделать примерно всё, на что способна добротная beatles-influenced-песня своей эпохи.
Пока вечером мир смотрит понятно-чьё кислотное видео (Йорка с Притчардом, если что), мы тут обращаем взоры на не менее отбитый аудиовизуальный контент — аккурат для тех, кто в фэнтези-раскладах хотел бы видеть реверансы каталогу WARP скорее от Скотта Уокера, чем от радиоголовы с радиорынка.
Судя по второму подряд крепкому — слово «отличный» расходовать не будем — синглу, у Хэйли Фор есть все шансы (вслед за Кэтрин Мор; рифма, достойная лимерика!) порадовать альбомом в копилку годового чарта Постмузыки. Ждём 14 марта.
[И в тот же день, кстати, выходит альбом Евгения Горбунова под вывеской Интуриста: если судить по бодрому мультикультурному настрою автора и упоминанию, что материал записан максимально кустарными способами из возможных, выслушать аж 69 (!) минут такой музыки будет как минимум любопытно.]
(Не) встретились как-то немец и англичанин; в инициалах обоих фигурировали буквы R и H — и оба затрагивали в своих треках тему велопроменадов: один (Ральф Хюттер из Kraftwerk) сделал это — как гласит легенда — своей обсессией и отпугнул от себя коллег, потому что во время очередного заезда упал, очухался в гипсе — а когда пришёл в себя, первым делом задался вопросом не о судьбе группы, а о судьбе велика.
Разуму (и телу) другого, Ричарда Гарольда Кирка, повезло больше — он отделался семью тематическими минутами в 1994 году, зато следы этих минут потом отыскивались в его дальнейшей дискографии, давая понять, что лучшее осталось позади именно тогда; то лучшее, что возвращается уже не в виде озарения, но в виде Тени, призрака.
К чему я это? Провёл неделю с альбомами лейбла Kompakt и день с альбомами лейбла Warp — и с возрастом всё меньше понимаю смысл существования первого (кроме сбычи тщеславных мечт г-на Фойгта сиять на блеклом фоне своих подопечных), но всё крепче уважаю второй.
За тридцать два с половиной года кто только ни пытался обратить меня в японство — но смог только он. Сусуму Хирасава в 1990-х, кажется, был настолько хорош, что задним числом изобрёл способ слушать группу Shortparis без опасения замараться — да ещё и включил у неё турборежим (с отметки 01:28 разгон просто королевский).
Конечно, рифм, потешных и не очень, отсюда можно вымучить сколько угодно — всегда ведь тянет к знакомым архетипам, а тут обнаруживается Фадеев+Гэбриэл в одном обличии, и тоже за пределами студии с таким вайбом, что о чём-то, кроме музыки, лучше его не спрашивать. В прошлом году справил семидесятилетие, выпустил очередной альбом — но главным достижением останется удача торжественно и технологично отпеть двадцатый век, да так, что когда под угрозой двадцать первый, эти песнопения по-прежнему тянут на саундтрек для ночи перед рассветом. Альбом 1998 года — и во вторую очередь два-три альбома, что вышли перед ним — рекомендую рьяно и всячески; он точно есть на чужеземных сервисах, иные придётся поискать тщательнее, но диванный диггинг того стоит: мне кажется, Хирасаве удалось тогда отыскать оптимальную формулу той звуковой поп-утопии, что вела за собой отдельными тропами и Бутусова с Кормильцевым времён «Яблокитая», и Фадеева с Линдой времён «Вороны», и Мадонну с У. Орбитом периода «Ray of Light», и кого только не (да любого страждущего, чего там) — а в итоге, вероятно, довела только тихого незнакомца, который пришёл и всех уел, и никто ничего не заметил; ну и не страшно.
wjerstean — raspad (2024)
Из старого года по-прежнему нагоняют события: внезапно выяснилось (на бэндкэмпе у меня больше нет аккаунта, поэтому фокуса внимания тоже нет), что у Лизы Викторовой — она как раз пела здесь больше никогда и ничего не будет — в декабре вышел альбом под очередным псевдонимом. Насколько я понимаю, после многих лет отдельных песен и совместных работ здесь теперь уже сольный дебют — поэтому вместо того, чтобы просто слушать и внимать, сперва есть побуждение всю дорогу делать скидку: такого вкрадчивого свойства звуковые ландшафты — с шумами, шорохами, синтезаторными пэдами и полушёпотом — давненько стали мировым золотым стандартом, и измерение личного высказывания при их прослушивании в сотом варианте непросто бывает расслышать, но в конкретном случае рулит и решает понятность истоков, знакомость ситуации: переезд в другую страну, упомянутое (просто как факт) в описании преследование и, как следствие, создание материала в довольно прессинговых обстоятельствах — два-три штришка, и уже на физиологическом уровне чуешь, что здесь к чему, а от вещи под названием «breathing slices» начинаешь сам понемногу разваливаться на живые куски, словно от знаменитой «песни гвоздя» Манагера — только уже по-всамделишнему, надолго, без крена в минутно-перфомативное.
Но общий вайб здесь не гнетущий, а скорее терапевтический, словно путь стоика сквозь ночь: во второй половине встречается даже название трека «i pust»; интересно заострить внимание на кавере — таковым тут выбрана песня Clan of Xymox, группы, самой, быть может, типично-готичной (в положительном смысле) из всего каталога лейбла 4AD: от текста Creature веет сколь романтическим, столь и прозаичным ужасом — мир людских взаимоотношений рисуется как пространство отчуждения, где способность одного легковесно отделиться равняется боли разделения у другого, а свято место если пустеет, то лишь для того, чтобы заполнить пустоту проклятьем вслед. Но это зона чувств, а они рано или поздно истончаются, трансформируются, чтобы смениться новыми словами, ситуациями, диспозициями; мёртвое и живое, проработка и рецидив, плен собственного тела и порывы уклониться от него, создание и распад — всё сменяет и дополняет друг друга, заканчивается и не кончается. Возможно, именно поэтому бесконечные вариации стилистически знакомого едва ли теряют свойство бесконечно цеплять.
Оценка: 6.5/10
Не разделяю восторгов коллег из телеграма насчёт конкретной песни — но действительно приятно, что Suede в настолько отличной форме. Чтоб я в возрасте за 50 таким изящным был, как каждый (!) из этих пятерых. Даже если после съёмок клипа Мэт Осман схватился за трость, а Ричард Оукс купил очередную шавуху, так держаться хотя бы в кадре — уже достижение.
Новый альбом последует 5 сентября, называется Antidepressants — и да, тут тоже стопроцентное в мою нынешнюю жизнь попадание.
По шажочкам налаживать свою жизнь — временами безмерное удовольствие, но порой и адская мука; тебе просто не может стать настолько плохо, чтобы ты слёг: вечно что-то тебя поднимает, вечно отыскиваются причины, сука, карабкаться... Человек — весьма живучая сущность: дай ей только чуть сил, озари надеждой её недоверие — и всё, своего не упустит.
Много лет назад я уже делал заметку об этой песне — и описывал своё на тот момент состояние фразой «потерять всё и заулыбаться». Сегодня без какой-либо прямой связи с прошлым снова вспомнил ту же фразу и тот же трек; совпадение ли? Возможно. Мальчишеского вида и голоса бразилец будто бы впервые открывает для себя дар речи; с такой интонацией, как мне всегда казалось, поют в состоянии растерянности, о каких-то совсем уж невозможных поразительных вещах — но оболочка из слов здесь донельзя минималистична, он просто смотрит на дождь и думает о зелёных глазах и пустынном сердце. Тогда я не понимал подобной механики мысли; сейчас — кажется, понимаю. Зато не понимаю, почему так трудно укладывалась в голове идея, что грусть свою можно прожить всего за четыре минуты, сидя у окна, ровно за песню и пару метафор — а не лежать целыми днями беспомощно, глядя в потолок, на бесконечном репите раскручивая внутри воображаемую катастрофу.
Маленькая веха: тоже восемнадцатого, только февраля, я раздумал бегать от своей депрессии, признал её и начал путь наверх. Сегодня три месяца.
Если говорить про любимые песни «Нау», с десяток фаворитов у меня запросто найдётся — но в основном (постарайтесь не кидать ничем тяжёлым!) они уже из поздней эпохи. Метафоричность текста про гороховые зёрна для моего примитивного сознания, увольте, сложновата — а вот когда первые секунды песни сулят Cocteau Twins на русский лад, это вот да, дайте две и с горкой.
Читать полностью…
Вчера на канале «спасибо, послушаю» вышло видеоэссе про Nautilus Pompilius, и попутно уже успело вызвать некоторую реакцию — вставлю им вдогонку пару слов.
Извиняющийся тон, который предваряет и видео Васильева, и пост Шульца, оспаривать не буду, но стоит всё-таки держать в голове, что меркой этой группы остаётся не абстрактное «качество звука», а живучесть, из-за которой феномен «Нау» каким-то чудом остаётся состоятельным спустя 28 лет после распада коллектива. Бутусов с неизменными сменами музыкантов и личного имиджа стойко выдержал экзамен на фронтменство, а поэту Илье Кормильцеву удавалось создавать хлёсткие тексты даже на основе речевых штампов (если фраза «слушая наше дыхание, я слушаю наше дыхание» и была сознательной издёвкой поэта над певцом своих строк, провокация провалилась).
Две с половиной — все вопиюще любопытные — версии группы, промеж которых уместился самый цельный по инструментальному и смысловому наполнениям её альбом («Чужая земля»), были по-своему хороши: сначала (1985-1988) перестроечный социальный театр, сооружённый буквально из палок и патологической (ибо с точки зрения обожателя взятых за эталон первоисточников результат звучит как бессмысленное издевательство над ушами) любви к нью-вейву, затем (1988-1991) какие-то задумчивые созерцания, на сюжетной глади которых плавают одинокие птицы, а песня в защиту мужчин соседствует с песней в защиту женщин, и — уже на финальной стадии (1994-1996) — стадионный замах (но сдержанная реальная слава) дилогии «Крылья»/«Титаник». Странно, конечно, что в роли кумира девяностых Бутусов держался так шатко и выдержал недолго: то лысина, то седина, было в этом что-то майкл-стайповское тех же лет, а песни хоть и грустны, но достаточно невесомы, чтобы молодые особи и особы могли парить под них над Петербургом, да и любым другим городом страны; Балабанов такой потенциал в позднем «Наутилусе» расслышал, сотворил не без помощи этих песен вайб первого «Брата», но дело даже не в том, что сделал это поздно, когда «Нау» был уже фактически распущен; просто по ряду причин сработать на всенародную славу такое творчество уже не могло. За пару месяцев до Бутусова, в одиночку делавшего с Биллом Нельсоном последний альбом уже не существующей группы, в городе Лондоне на записи своей «Морской» оказался 27-летний Илья Лагутенко, который не побоялся быть потешным там, где старый русский рок держался за знакомые строгость и героизм. Есть, разумеется, в печальном исходе и бытовая сторона: в ролике озвучена версия, что к тупику и распаду проекта Nautilus Pompilius привёл тупик и распад того, что могло бы называться музыкальной индустрией, но на деле было коммерцией, в угоду которой акульничали и тогдашние журналисты; в комментах напирают на идеологический конфликт поэта и фронтмена — и обе эти причины достойны рассмотрения, хотя обеим при лозунговой доступности вопиюще недостаёт глубины.
(Партнёрский материал — в том смысле, что если свято место пусто, найдётся хотя бы один человек, который его заполнит; мой любимый в нижне-среднем Интернете блог Нагазин волей автора перешёл в разряд архивных — но кто я такой, чтобы оставлять вас без любимой любимым архивным блогером музыки? Перед вами — мой самовольный текстовый трибьют дорогому автору; привет, М.!)
Ida — Will You Find Me (25th Anniversary)
acoustic/indie rock/slowcore
Ода сну, сексу, ночным разговорам, утрате родителей и рождению детей обещана нам в аннотации к переизданию этого альбома. Как могли бы обшутить такой инфоповод в старорежимных российских газетах, вроде Ida, а по размаху Галич — четырнадцать негромких авторских песен в жанре слоукор, и ещё 44 (а в делюкс-релизе на дисках все 89) бонусных песен сверху. Numero Group выручает, даже без акционных товаров.
Если отставить эссеистический жаргон и описать набор предложенных песен парой слов, выйдет, что лучшей в подобной распевно-гитарной тиши так и останется группа Low — но я предложил бы отказаться от игры в эталоны и эпигонов; по прошествии четверти века вдруг обнаруживается, что тексты не обязательно должны быть глубокими — как не обязаны быть и разговоры партнёров, для которых открытость ценнее велеречивости; главное, чтобы музыка гипнотически замедляла и подкупала всего раз, зато навсегда — первый же трек, максимально похожий как раз на Low, из всего сотне-трекового набора, возможно, лучший; такого теперь не делают — не в том смысле, что сейчас делают хуже, а в том смысле, что не делают именно такого. Чтобы странная фотография из леса в летнем casual вызывала скорее уважение к людской свободе звучать и выглядеть as is, чем недоумение. Чтобы простые словесные конструкции снова и снова спасали такую сложную штуку как любовь. Чтобы по итогу возник логичный вопрос: есть ли вещи поважнее слоукора?
Оценка: зачёт с плюсом
Умер Дэвид Томас, фронтмен группы Pere Ubu. Его жизнь была сюжетом, который я всегда хотел прожить сам: начинал покойный с журналистики, но в один момент подустал и решил, что музыку эффективнее не описывать, а делать.
С почтительного — именно что критически-слушательского — расстояния полувековая карьера Томаса могла показаться довольно вялой, но на деле корень у неё был крепкий: начинали Pere Ubu в эпоху, когда постпанк ещё не был стерильным обеззараженным понятием; одна из первых (отчасти прославивших её) песен группы называлась «Пакт о неприсоединении» — это и был нейтралитет, но не пассивный, Томас то и дело осуществлял стратегический тычок в бочок: то по одному рассорится с соратниками, с которыми начинал (почти что Марк Смит из The Fall на минималках), то внезапно придёт на телешоу с перфомансом в жанре передвижного балаганчика — и на долгие годы альбомы его основной группы превратятся в сборники старческих побасенок, иногда и не безобидных. Вряд ли, увы, забудется, что один из поздних альбомов Ubu изначально был назван Why I Hate Women — но это отдельный повод подумать над побочными эффектами пребывания любого артиста «не в себе»; герой не всегда положителен — и не от хорошей, разумеется, жизни. В целом, невсебейность (героя) Томаса была скорее на грани абсурдного, чем на грани дозволенного — он был (во всех смыслах) слишком тяжеловесен, чтобы зайти на территорию вреда кому-то, а уж тем паче себе. Музыка была силой, что одновременно его раззадоривала и купировала его же образа излишнюю буйность; сам покойный однажды описывал функционирование своей группы на примере одноразовой питьевой тары — ну и да, горячий кофе через край иногда делает больно, но чаще в таких ситуациях бывает просто смешно.
Не сказать что блещу знанием дискографии Pere Ubu или Томаса сольно — поэтому в выборе поминальной песни едва ли буду оригинален; вот одно из моих любимых — пусть и традиционно слегка пугающих — выступлений в дисциплине «буря в стаканчике»: текст истерично вертится вокруг пары фраз, в которых герой по-шпионски хочет стать чемоданом, чтобы следовать за неким объектом, скорее всего воздыхания, но понять, что конкретно имеется в виду, трудно. Кажется, понимать и не надо — словно пассажира электрички, в которой раз в месяц мне встречается немолодой человек, выдающий вслух рандомные фразы, а потом, тихо перекрестясь, на одной из станций его встречает жена, и они мирно идут куда-то прочь. С того же ракурса метафизически предлагаю проводить сегодня Дэвида Томаса.
The Mars Volta — Lucro sucio; Los ojos del vacio (2025)
pop-rock, art-rock, neo-psychedelia, progressive pop | album
Легко понять траур фанатов Марс Вольты. Тех самых, которые слышали первый альбом и которые помнят, как Джон «Скала» Теодоре разбивал свои первые барабанные установки. Или не разбивал, а потом его выгнали, но даже без него всё выглядело максимально люто и упорото — по меркам той картины музыкального мира, которую ждёшь увидеть, наивно уповая на второе пришествие прог-рока в эпоху рубашек из эйч-энд-эм. В итоге миф о «Вольте» как о немножко фриках и немножко гиках повредил группе не меньше, чем нездоровый образ жизни её участников: как только Омар Родригес-Лопес и Седрик Бикслер-Завала перестали выдавать вместе что-то одухотворённое, часто стало встречаться мнение, что вся их новая продукция (после второго альбома, а то и после первого) — откровенная халтура, эксперимент даже не ради эксперимента, а по привычке: что Омар со своей сотней сольных альбомов, что Седрик, кажется, не могут не писать. И делать это раздельно им ещё сложнее; сколько там длилась их единственная публичная ссора — полгода? год?
Помирившись и порезвившись — с пресным студийным результатом — в своей старой группе At The Drive-In, творческий дуэт вернулся к другому проекту своей жизни. В 2022-м обновлённые The Mars Volta выпустили альбом, который на контрасте с предыдущими выдался лёгкой поп-прогулкой (но тяжёлой с точки зрения реакции слушателей); через год релиз тех же песен в акустике немного сгладил шоковую терапию, а пару месяцев назад группа поехала в тур с Deftones — закинув в сетлист 18 песен с нового, далеко не идеального, но на удивление логичного в контексте собственной дискографии альбома.
Формально Lucro sucio; Los ojos del vacio (теперь Омар и Седрик не борщат с английским в названиях) метит сразу в несколько аудиторий — и в собственную, и в клуб любителей соула, и в клуб ностальгирующих по радийному поп-року для взрослых из 1980-х — но ни в одну из них не попадает, оставляет неудовлетворёнными вообще всех. Балом правят синтезаторы (среди которых в комментариях различают действительно влюбляющий в себя звук легендарного Prophet'а) — и голос Седрика: вокалист неожиданно пребывает даже не в хорошей, а в идеальной для своего возраста исполнительской форме. Больше нет ощущения, будто этот козырь он растерял — и в его новообретённом профессионализме совершенно не слышится манерности. Вокальных бенефисов, которые хочется переслушать, здесь не один и не два; для меня самой пронзительной стала композиция Morgana, напомнившая о подпольных рок-опытах Бобба Тримбла, странноватого, но безмерно одарённого аутсайдера с ангельским голосом.
Да, по меркам вышедшего 22 года назад эталонного дебютника сюжеты текстов кажутся безыскусными, а Омару как гитаристу будто больше нечего высказывать — но с продюсерской точки зрения Lucro sucio... звучит как безупречная квалификационная работа. Возможно, кому-то настроение новой записи покажется схожим с двумя кризисными альбомами «Вольты», записанными на излёте 2000-х (Octahedron и Nocturniquet) — и действительно, именно тогда Омара и Седрика перестал заботить накал инструментальных дорожек, но начала завлекать красота вокальных рулад. В отличие от тех опытов, теперь нет никаких следов усталости: группа научилась делать музыку для себя, памятуя о чувстве перед собой же ответственности. За эту работу может быть стыдно слушателям, по привычке ожидающим сенсаций и откровений, а получающим примерно ничего — но точно не самим авторам и причастным.
Оценка: 8/10
Слушать альбом
Pulp — Spike Island
жанры: art-pop, chamber pop / single / music video
🕴🏽🎤🌳
1998 год. Выпустив в свои 33 песню-идеальное оправдание стариковства, Джарвис Кокер дал время смириться, что скоро описанный момент наступит и с ним. 2025-й. Самое грустное в новом, крепко-классическом сингле пульпы — сам фронтмен: акцент от проблем с фрикциями сместился на проблемы с дикцией; преклонный возраст — тоже секси, так и хочет донести до нас своим присутствием Джарво, но даже с многолетней подготовкой эта мысль пока что невыносима. Альбом (первый у Pulp с 2001-го) выходит 6 июня; есть время адаптироваться.
Michael Gira & Kristof Hahn — The Merge (Live)
art-rock, singer-songwriter / live video
👨🌾🦷🦢
Неделей ранее, 30 мая, в который раз попрощаются с публикой Swans: подытоживая очередной цикл творчества, Майкл Джира пообещал впредь не шуметь и намекнул, что следы будущего, более спокойного, звука проекта стоит искать на новом альбоме. Очередную песню оттуда проспойлерили на концерте: многолетний напарник Майкла, Кристоф Хан восемь минут наигрывает на лэп-стил-гитаре что-то арт-роковое и благое, потом со стаканчиком появляется фронтмен и голосит так, будто по утрам ежедневно жуёт булыжники — вот у кого ноль проблем с артикуляцией (и интонацией) даже в 71 год. О других проблемах повествует сама песня; всё ещё не представляю, как ужасно носить такое в себе.
Мегаполис — С прочностью нитки
art-rock, post-rock, spoken word / album
👩🎨☔️☀️
«Мегаполис» тоже вернулся с очередной попыткой прощания. Однажды я видел, как Олег Нестеров на концерте группы остановил напарников, поскольку расчувствовался — и песню пришлось переигрывать заново; теперь, кажется, нервы стали покрепче, и битый час нам наговаривают о смерти и перерождении, не забывая улыбнуться, но даже не думая останавливаться. Очень сложный альбом — не потому, что музыка подходит ещё на полшажка, допустим, к Tortoise и прочему умненькому раннему построку, но ещё и потому, что звучат эти песни как нарочно незавершённые, и идеальный поток инструментала не сразу мэтчится с хмурым стихотворным потоком сознания фронтмена, поэтому слушателю (если он намерен продраться) придётся провести над собой некоторую работу. Со второго раза лично мне это удалось; с третьего — скажу, что сильнее в этом году не слышал почти ничего. После такого хоть мир сворачивай (что мир и сам, к несчастью, делает потихоньку).
Жарок — Мьюзик мейкер
norm indie rock / music video
😱📈🎸
Откланяются старики и уйдут в закат, но что же останется нам? Подсказка — у группы «Жарок» (без поста в другом канале так бы и прозевал этот клип; спасибо, Дмитрий!).
«Мьюзик мейкер», песня, много лет любимая фанатами (и мной безоговорочно, если выбирать из репертуара одну) наконец-то официально вышла и обзавелась видеорядом: в нём происходят максимально странные танцы в почти пустом ДК и за его пределами; если воспринимать зрелище в лоб, выглядит будто апология эзотерики и прочих полузапретных теперь вещей — но мне показалось, что перед нами наглядная метафора музыкальной сцены: максимально странные люди приходят на максимально странные гиги послушать странную музыку, которую никто — в том числе все они сами — не очень понимают. Мне понравилось; кажется, это самый честный взгляд на российскую (да и не только) инди-поляну изнутри неё самой.
[К слову, ещё немного о здешних — наши любимки из «Нелюдимки» пишут второй альбом, а в воскресенье играют в Питере.]
Stereolab — Aerial Troubles
eto klassika, eto znat' nado / single / music video
👩⚕️👨⚕️🎹🎼
Самый короткий рассказ Хемингуэя тейк недели: делать ататата клипам старших за AI-картинки — максимально странно и некрасиво; ладно бы за AI-звук. Уважаемые комментаторы, лучше насладитесь моментом: Летиция, Тим и прочие сотрудники легендарной лаборатории не только вернулись и выпустили максимально старательную песню, но ещё и расписали нам за ВСЕ свои синтухи (ладно, не за все, но жест крайне уважаемый). Гив э хэнд, иф ю кэн, как советовал уже упомянутый классик.
Мальчик: Достать чернил и плакать
Выросший мальчик: Достать из шкафа пиджак и врубить рокси мьюзик
Ну, или так: рано или поздно в жизни наступает странный период, когда в любой непонятной ситуации включаешь песню Брайана Ферри про непонятную ситуацию.
(Когда/если автору этого канала станет лучше, про сольные проделки Человека-костюма надо бы, конечно, поговорить; по следам напоминалки от коллег по телеграму много слушаю в последние дни).
Что ж. Издание The Quietus не стало дожидаться завтрашнего дня, чтобы отметить тридцатилетие третьего альбома Slowdive — ну, и мы здесь тоже не дотерпим; за окном погода сейчас под стать усталым звуковым скетчам, которые выдал на «Пигмалионе» лидер коллектива Нил Халстед: в феврале 1995 года на полках музыкальных магазинов под привычным именем группы очутилась скорее сольная контрольная работа по меланхолии, чем привычный командный труд.
Принято считать, что Pygmalion — это ещё одна вариация истории о весьма истратившемся и слегка сумасшедшем создателе рок-группы, то ли всеми брошенном, то ли самовольно от всех убежавшем — и отчасти это так, слух не обманешь: оказавшись в положении сам-себе-дирижёра, Халстед избавляет музыку своей группы, причисленной к первопроходцам шугейза, от лишнего шума, а формат былого унисонного пения с вокалисткой/гитаристкой Рэйчел Госуэлл переводит в одиночный разговор обоих по отдельности со стеной, от которой эхом отскакивают слова. С другой стороны, в отличие от иных добровольных затворников музыкального мира, типа Кевина Шилдса или Брайана Уилсона, наш герой оправился от помутнения молниеносно: спустя несколько месяцев трое из пяти участников Slowdive во главе с Халстедом основали новую группу, Mojave 3, в рамках которой попытались помножить юношескую наивность на стилистику радийного кантри — и вполне преуспели.
Пик интереса к Slowdive как к группе, которой они были до и после «Пигмалиона» (триумфальное воссоединение состоялось в 2014-м и длится по сей день), остался лично у меня в весьма далёком прошлом — в то время как чёрная метка признательности конкретно к этому альбому навсегда со мной. Если вконец придираться ко всему сущему и загоняться в буквализм, то мало ещё чему на свете настолько впору будет термин пост-рок: в сравнении с «Пигмалионом» поздние Talk Talk кажутся форматной радиомузыкой, в которой подавляющую часть времени хотя бы фигурирует ритм-секция — в то время как у треков Slowdive в 1995 году нет за парой исключений ни основы, ни опоры, ни надежды. Это совершенно не говорит нам о гениальности метода — тут просто случилась остановка в пустыне запутавшегося человека, причём запутавшегося именно слегка, зато исторически вовремя: вслед за ренессансом гитарной музыки по логике обязательно должны были последовать публичные кризисы — и случаи их героического спустя годы преодоления.
Вышел ли хэппи-энд у истории с мифом о «Пигмалионе», вопрос по мне риторический: одно дело помещать альбом в контекст вынужденно (и, как казалось долгие годы, навсегда) прерванной биографии знаковой группы; другое — осознавать, что на деле у этого сюжета ни пауз, ни завершения не оказалось. Тогда Pygmalion, словно пассажир общественного транспорта в центре города в час пик, не обнаруживает для себя места — и тут уж всё равно, нёрвос трекс фор ноубади или лав-сонгс-он-зэ-рэйдио; трамвай проследует со всеми остановками, будьте бдительны и внимательны, о подозрительных самовыражениях больше не сообщайте своему лейблу. Но шутки шутками, а желание творца быстрее отряхнуться и идти дальше всегда стоило бы понять и принять — в конце концов, жизнь ввиду своей мимолётности реально не стоит затяжных огорчений; уже и мне-то с возрастом Pygmalion начинает слышаться не образцом трогательного и хрупкого саунд-дизайна, а скорее саунд-пастишем загрустившего молодого человека, вместо которого всегда отыщется что послушать из тех времён.
Ночная рубрика «оооо, спарксы»: пока одних восьмидесятилетних мы по очереди теряем, другие бьются с жизнью насмерть — братья Маэл по-прежнему работоспособны и обещают в этом году альбом. А в ожидании предлагают такую вот привычную для себя гипнотическую считалочку — но подвох-то чуется: в этом январе простые фразы с вежливым наказом гнуть свою линию слушаются (да и выглядят: см. обложку) как-то зловеще.
Читать полностью…
Kathryn Mohr — Waiting Room (2025)
Ещё одна по-тёмному заряженная авторская песня; на этот раз релиза в первые недели года я прямо ждал. Альбом, на котором акустические призраки Cat Power соседствуют с тревожной обработкой сообщения на автоответчик, записан за месяц в исландской глуши на заброшенной рыбной фабрике. Половину здания освоили художники; будет ли что-то сделано с другой половиной, неясно — и, надо полагать, на границе архаики и реновации блуждает много необжитого и вытесняемого.
Предыдущий альбом исполнительницы продюсировала Мэдлин Джонстон, известная под сценическим именем Midwife — но теперь для постижения мрака и достижения нужного уровня реверберации Мор хватило собственных усилий: тексты загадочны и случайны, и всю погоду делает атмосфера оставленности наедине с собственными мыслями и помещением, в котором всего пятнадцать лет назад доживало свои дни местообразующее предприятие (при взгляде на лампочки с обложки гложет мысль, что вдовесок к паре снимков в соцсетях не помешал бы отдельный фотопроект о локации — но, видимо, что-то одно: либо песни, либо стулья). Чуть подробнее о создании Waiting Room можно прочитать в интервью вот тут; из того же источника можно узнать, что песни для альбома рождались в том числе из размышления над опытом одиночества и принятия, что кто-то новый может появиться и этого кого-то придётся впустить: пять лет без человека рядом вдруг заканчиваются, как только отпускаешь мысли о том, насколько ты форевер элоун — плавали, знаем, шлём дистанционный понимающий привет.
Кому можно рекомендовать: лицам, для которых Этель Кейн — слишком forever Elon, чтобы слушать её полуторачасовой мини-альбом.
Оценка: положительная.
(Waiting Room на стриминг-платформах.)
