7344
Канал об античной философии и классической филологии. Станислав Наранович @snaranovich. «За исключением слепых сил природы, все, что движется в этом мире, имеет свое начало в Греции» Генри Мэн
Преподаватель античной этики Нэнси Шерман выступила с критикой индивидуалистских тенденций современного стоицизма:
«Это лайфхак не только для меня и моего контроля над импульсами, но для нас всех, размышляющих, как построить сообщество и не быть при этом разорванными на части страхом и яростью. Цель ежедневной медитации — не просто самообладание. Самообладание гнездится в добродетели, а добродетель для древних греков и римлян, включая стоиков, всегда заключалась в том, чтобы хорошо жить как активный участник сообщества».
О том же самом недавно писал The Baffler и stas-naranovich/toni-longh-stoitsizm-antichnyi-i-sovriemiennyi">говорил историк античной философии Тони Лонг. В конечном счете это должно быть очевидно всякому, кто читал самих стоиков, для которых индивидуальное благо неотделимо от общественного. Мне кажется, такого рода критика имеет два следствия. С одной стороны, общественное благо есть только там, где есть групповая идентичность. Стоицизм ушел в массы, а массы слабо заинтересованы в массовом благе. В отличие от древних греков и римлян, у нас нет интуитивного представления об общественном благе, обусловленного традиционным устройством общества. Нет родовых, имущественных, религиозных и прочих подразделений общества, причастность к которым практически полностью определяла ход жизни античного человека, его место в обществе и обязанности перед ним. Стоический космополитизм не отрицал эти страты, но включал их все и благодаря им был возможен: сначала род, затем фратрия, потом фила или триба и только на основе этой иерархии групп можно помыслить себе ойкумену и космополита в ней. Это первый вектор проблематизации: представителями каких социальных и политических групп мы себя считаем? Каковы наши обязанности внутри этих групп?
С другой стороны, как представителям постхристианской цивилизации, нам близка если не концепция общего блага, то по крайней мере самопожертвования и альтруизма. «И благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего» — под этими и многими другими словами Иисуса, я уверен, подписался бы любой античный стоик. Как писал Сенека, безвозмездное благодеяние — связующее звено всего общества. Если рассматривать стоическую этику под этим углом, зазор между ней и сегодняшнем обществом становится гораздо меньше: не только потому, что базовые заповеди добрососедства и взаимовыручки доступны каждому независимо от его групповой идентичности, но и потому, что сегодня нам известно гораздо больше методов низовой самоорганизации, предоставляющих благодатную почву для стоической теории дарообмена. Таков второй вектор: на какие благодеяния мы сегодня способны? Какие новые форматы осуществления взаимопомощи можем придумать? Где-то на перекрестье этих двух векторов лежит ответ на вопрос, как возможна стоическая этика общего блага сегодня.
У главного древнегреческо-английского словаря Liddell–Scott–Jones спустя 180 лет появился конкурент. Теперь еще 180 ждать, пока оцифруют и в открытый доступ выложат:
«Редкое событие исключительной важности произошло на исходе апреля в лексикографии классических европейских языков: спустя почти сто восемьдесят лет Кембридж ответил Оксфорду, выпустив собственный древнегреческо-английский словарь The Cambridge Greek Lexicon, призванный стать альтернативой знаменитому LSJ (Liddell–Scott–Jones), editio princeps которого увидело свет в далеком 1843 году (на тот момент еще без фамилии Стюарта Джонса на обложке).
В отличие от своего визави The Cambridge Greek Lexicon не основывается на переводном или более раннем издании и готовился на материале, собиравшемся с нуля, – управиться с таким неимоверным объемом работы за всего-то лишь 23 года редакторам словаря удалось во многом благодаря возможностям электронных корпусов Perseus и Tesaurus Linguae Graecae.
Словарные статьи написаны современным английском языком без архаизмов и застенчивых иносказаний викторианской эпохи, а логика изложения строится таким образом, что списку контекстуальных значений в каждом случае предпослана вводная часть, объясняющая их развитие и группировку в семантические блоки.
6 мая классическая кафедра Кембриджского университета провела торжественную встречу, на которой об особенностях нового словаря и труде, вложенном в более чем полторы тысячи страниц с лексикой от Гомера до Нового Завета, рассказывает главный редактор The Cambridge Greek Lexicon блестящий эллинист Джеймс Диггл (James Diggle)»
via Лаборатория ненужных вещей
Перевёл тут латинскую автоэпитафию Алексея Игоревича Любжина.
Любжин А. И. Сирень Таврического сада. М: Acta PR, 2012. С. 161.
Не стремился познать я причины вещей и дорогами звёзд пройти не пытался.
Юриспруденции сладость по глупости мне не пришлась, как и лавры военных.
Поверишь ли? Лик призрачный любви я нёс по жизни.
Тропинка мне мила ученых рощ.
— Никчемнейший, - может ты скажешь, здесь проходя. — Ответь!
Я молчу.
— Отчего?
— Не волнуют меня твои речи.
Все так:
«Псевдо-Феофраст.
31. Филолог
(1) Филология, без сомнения, является некой преувеличенной страстью к древним письменам и делам, (2) а филолог — это такой человек, который книги, папирусы, надписи и тому подобное готов необычайно почитать и смотреть на них как на нечто священное ради самой их древности; причём он особенно радуется, когда находит их не в хорошей сохранности, а повреждёнными, со множеством неисправностей и пропусков, причём он утверждает, что исправлять и приводить в порядок такого рода вещи есть занятие самое для него приятное и вообще в высшей степени достойное. (3) И когда где-нибудь найдены древние надписи, то он, если они на бумаге, радуется, если на пергаменте — пляшет, если на папирусе — вопит от счастья, если на камне — запевает пэан, а уж если на бронзе — так прямо падает ниц. (4) И он нисколько не восхищается тем, что создано его современниками, всякий раз бормоча гомеровское „каковы ныне смертные люди“ (Il V, 304; ср. XII, 383). Стоит ему увидеть очередную статую — безносую, увечную, без рук, без ног — или черепок от старого горшка, на котором изображена задница мальчишки, он скачет от удовольствия и голосит: „Так вот оно где — совершенство!“ (5) В библиотеке он проводит больше времени, чем дома, а дома у него и столовая, и гостиная и спальня завалены книгами. (6) Служанке он приказывает не расчищать и не приводить в порядок свой письменный стол. (7) Встретив во время прогулки кого-либо из своих многочисленных детей, он не узнает своего детища и с присущей ему человечностью спрашивает: „Что ты плачешь, дитя? Где живёшь? И кто же отец твой?“ (ср. Od. XXIV, 298; Sen, Apocol 5, 4) 8) А ещё он заставляет пятилетних детей заучивать эпические поэмы, а жену свою посвящает в греческую словесность. (9) Древние установления греков и римлян он знает лучше, чем законы собственной страны. (10) Плащ он носит, конечно, старого покроя, а брюки непомерно короткие. (11) Он всегда чему-нибудь учит и сердится, когда кого-нибудь не сумел убедить. (12) Жизнь свою он проводит, яростно воюя со своими собратьями по ремеслу; перекрикивая других, он объявляет правильным только то, что утверждает сам; причём пользуется такими вот выражениями: „Быть того не может“, „Вздор“, „Справедливость противоположного я неопровержимо показал третьего дня“, „Вы, верно, ещё незнакомы с моей последней статьей на эту тему?“ (14) За границу он ездит главным образом в Афины и Рим и славит тамошнее небо, землю, и море, и тамошних мужчин, женщин, девиц, с восхищением глядя на изображения всех их, которые он постоянно таскает с собой. Покупая сомнительные и поддельные монеты, черепки, камешки, флакончики и безделушки, он не замечает, как истратил деньги необходимые в путешествии. А вернувшись домой, он обещает жене (на полях рукописи: и теще) в следующий раз взять с собой и её.
„Филолог“ был написан группой лейпцигских классиков, в 1897 году совместно подготовивших изд.: Theophrasts Charaktere. Hrsg., erkl. und übersetzt von der philologischen Gesellschaft zu Leipzig. Leipzig 1897). Завершив работу над „Характерами“, учёные не удержались от искушения дополнить их. Русский перевод впервые появился в вестнике Общества аматеров изящной словесности „Метродор“ (1978, № 4) и печатается ныне с поправками благодаря любезному разрешению редакции». Древний мир и мы. Классическое наследие в Европе и России. СПб.: Алетейя, 1997. С. 288-290.
Правильные темпы книгоиздания: отец Эмиль де Страйкер готовил комментированное издание платоновской «Апологии» с 1948 года до своей смерти в 1978. Далее на протяжении десяти лет выверкой и подготовкой рукописи занимались его ближайшие коллеги. В 1988 они обратились за помощью в поиске издателя к другому филологу-классику Симону Слингсу. Он довел труд де Страйкера до завершения и издал его в 1994 году — таким образом, комментарии к одному из самых маленьких произведений Платона готовились почти полвека. По сей день издание Страйкера-Слингса остается одним из наиболее подробных комментариев к «Апологии».
Читать полностью…
Во второй книге «Анабасиса» есть любопытный момент, где Ксенофонт играет с философскими терминами в военном контексте. Вестник персов предлагает потерявшим предводителя грекам сдаться и сложить оружие, иначе Артаксеркс нашлет на них свои полчища. На что один из греков отвечает (далее следует мой корявый перевод): «„Фалин, как ты видишь, ныне у нас ничего не осталось, кроме оружия и доблести (ἀρετή). Итак, имея оружие, мы смеем рассчитывать, что и доблесть (ἀρετή) проявим. Сдав же его, мы лишимся жизни. Поэтому не надейся, что единственное наше благо (ἀγαθὰ) мы отдадим — напротив, с его помощью мы еще и ваши блага (ἀγαθὰ) отвоюем!“ Выслушав это, Фалин, усмехнувшись, сказал: «„Юноша, ты говоришь словно философ и речь твоя не лишена очарования, однако знай: ты безумен, если возомнил, что ваша доблесть (ἀρετή) одолеет могущество царя“». (Xen. Anab. II.1.12-13)
Понятно, что задолго до того, как стать философским термином, арете было именно тем, о чем здесь говорится, то есть воинской доблестью. Ксенофонт не был бы учеником Сократа, если бы не отсылал в шутку и к философскому значению добродетели как единственного человеческого блага, хотя добродетель здесь заключается в убийстве неприятеля, а благо — в военном трофее. Однако, мне кажется, эту игру слов можно воспринимать несколько более серьезно, поскольку она свидетельствует, что при всей своей humanitas, особенно расцветшей в римскую эпоху у стоиков, добродетель философов никогда не была отрезана полностью от прежних бытовых и воинских коннотаций. Добродетельно можно исполнять любое дело, в определенных обстоятельствах даже человекоубийство. Стоические списки добродетелей это хорошо иллюстрируют: точно так же, как бывает добродетельное законотворчество или добродетельное судопроизводство, должно быть и добродетельное военное дело. Едва ли Марк Аврелий, резавший германцев и казнивший христиан, сомневался, что поступает в полном соответствии со своими представлениями о стоической добродетели, что человека современного может удивить. В этом смысле добродетель представляет собой концепт, максимально далекий от самодостаточности, за которую ее превозносили античные философы. Несмотря на тяготение к универсальности, никогда не бывает просто добродетели как таковой — она всегда нуждается в иерархии ценностей, внутри которых может развернуться.
Любопытное замечание Гатри о том, как можно помыслить закругленное бытие Парменида, имеющее предел, но не имеющее (поскольку небытия нет) за ним некоего бесконечного пустого пространства, которое нам интуитивно хочется представить: «„Все“ Парменида ближе к искривленному и конечному пространству Эйнштейна, чем к Евклидовой концепции, которая все еще господствует над нашим обыденным мышлением. В связи с этим ср. замечания фон Вайцзеккера в книге The Revelance of Science, 145 по поводу эйнштейновской концепции пространства, в особенности предложение: „За пределами определенной границы может не оказаться ни других галактик, ни пустого пространства, но там могут быть те же самые галактики, что по эту сторону границы“».
Читать полностью…
При всей сосредоточенности на virtue ethics современный стоицизм подчас упускает, что для стоиков добродетель включала не только четыре общеизвестные душевные качества, но и три основные топоса учения: логику, физику и этику — иными словами, теорию, которая была не просто неким предметом для зазубривания, а областью постоянно возобновляемых изысканий, сиречь философствования. Стоики могли сколько угодно подтрунивать над схоластическим знанием и подчеркивать важность аскесиса, но никто из них не отрицал, что именно теория является основой всех остальных добродетелей: «Но гораздо лучше та „теорема“ философа,... о которой говорит Зенон: знать основания учения, определить, чем каждое из них является, как они соотносятся друг с другом и что из них следует» (Epict. Diatr. IV.8.12). Современный же стоицизм в своих наиболее вульгарных формах, делая акцент на практических добродетелях, минимизирует теоретические основания или упраздняет вовсе. Понятно, что к философии это имеет мало отношения: исследование добродетелей является такой же неотъемлемой частью добродетельного образа жизни, как и следование им.
Читать полностью…
к серьезным новостям
Клаудио Морескини, Энрико Норелли. История литературы раннего христианства на греческом и латинском языках. Том 1: От ап. Павла до эпохи Константина.
Издательство «Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина», стоит 1482 руб.
издательская аннотация:
После успешного первого издания (1995 г.), которое было переведено на множество языков, мы представляем русский перевод второго, дополненного и пересмотренного издания «Истории греческой и латинской литературы раннего христианства», чьи авторы поставили своей целью проанализировать литературные свойства сочинений первых веков христианства, о которых часто умалчивается в аналогичных исследованиях. Христианские сочинения почти всегда рассматриваются либо как источники по истории древней церкви, либо как определенные вехи в развитии патристической мысли. В этой работе мы предлагаем рассмотреть тот незаменимый вклад, который христианство внесло в становление западной культуры. Культуру мы не отождествляем с выдающимися художественными произведениями, но понимаем ее в более широком смысле; она включает в себя также и размышления о том, как на протяжении веков раннее христианство формулировало проблемы и давало на них ответы. В анализе контекста, в котором бытовали литературные произведения, человек лучше понимает своеобразие Евангельской вести, лежащего в основе каждого из литературных жанров христиан. Христианская литература представляла собой переход от античной цивилизации к средневековой, а ее содержание и жанры были одновременно и древними, и новыми.
Заказать книгу с доставкой: falanster1917@yandex.ru
📝 soderzhanie.pdf
➰ ВК
Вот тут можно послушать, как Алексей Козырев говорит с Дмитрием Бугаем о Плотине.
Читать полностью…
ЛОМОНОСОВ — 2021
Опубликована программа секции «Классическая филология» ежегодной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов».
16 апреля 2021 г., пятница, 11:00
Руководители секции — д.ф.н., проф. А. И. Солопов, к.ф.н. И. Р. Гимадеев.
Регламент выступления — 15 минут.
1. А. В. Волошина: Об особенностях цитирования в риторических сочинениях Дионисия Галикарнасского
2. М. П. Пархаева: Метафоры в ботанических трактатах Феофраста: растение как живое существо
3. А. А. Логунова: Диодор Сицилийский как историк-компилятор и самостоятельный автор (на материале вотивных надписей в сочинении «Историческая библиотека»)
4. А. А. Солопова: Значение цвета при описании превращений в «Метаморфозах» Овидия
5. А. Ю. Кошевская: Бывают ли клаузулы «неритмическими»? К вопросу о методологии изучения ритма латинской прозы
6. А. А. Алексеева: Словосочетания и синтаксические конструкции, оформляющие медицинские рекомендации в трактате Цельса «О медицине»
7. А. О. Захарченко: Синтаксис причастий в римской исторической прозе
8. Н. В. Преснова: Латинские переводы «Антигоны» Софокла в XVI веке: разнообразие подходов
Расплодившимся в последние годы популярным книжкам по античной философии, преподносящим читателям очередную философскую школу в качестве набора неких практик, призванных облегчить жизнь, следовало бы предпослать эпиграф из Адорно: «Философия сама по себе не способна предложить немедленные меры или изменения. Она производит перемены, именно что оставаясь теорией. <...> Разве теория — это не подлинная форма практики?» Очевидная в общем-то мысль, но ввиду засилья практицизма, принимающего подчас самые вульгарные и иррациональные формы, видимо, вновь нуждающаяся в том, чтобы быть артикулированной и заостренной. Как говорит Сократ в платоновской «Апологии», жизнь, не проведенная в исследовании, сиречь не посвященная теоретическим изысканиям, вообще не заслуживает того, чтобы быть прожитой.
Читать полностью…
Даешь больше древнегреческого в телеграме!
Читать полностью…
Важная история о том, как ап. Павел на протяжении недели оглашал льва, а леопард, пользуясь правилами античной риторики, просил апостола Филиппа о причащении.
Читать полностью…
Рубрика «аналитики шутят»: в прошлый раз цитировал Властоса, который в связи с проблемой добродетели у Сократа в статье Happiness and virtue in Socrates’ moral theory предлагает представить человека, спящего в кровати, «где прошлой ночью спал кто-то, напившийся до потери сознания и кого вырвало: простыни все еще склизкие от его рвоты»; теперь же Энтони Кенни в статье False Pleasures in the Philebus: A Reply to Mr. Gosling разбирает проблему ложных удовольствий в «Филебе» на примере человека, который выпьет пива на 70 тысяч фунтов:
«Некто может предвидеть, что выиграет 70 тысяч фунтов с футбольных ставок, и, будучи эгоистом, что потратит всю сумму на пиво. По Платону, его удовольствие, связанное с этим предвосхищением, ложно не потому, что он может ошибиться в своей надежде на выигрыш или в том, как его потратит, но потому, что он ошибается, полагая, что получит удовольствие, выпив пива на 70 тысяч фунтов. Часть его ментального образа, которая ошибочна (как подчеркивает Сократ в 40a11), — это образ самого себя в центре всей этой картины, наслаждающегося ею. Он ошибается, потому что он дурной человек, а корень всего зла (как объясняет позже Сократ в 48с5-10) — это незнание самого себя, в том числе незнание того, что действительно принесет нам удовольствие».
Все так:
«Греки поклоняются красоте Филологи пустословы и пустоплясы развивают тело заповедник уродов мастера говорить косноязычны преобразители повседневного охочие до грязи педанты в религиозное слушатели и наблюдатели ловцы словесных блох и ночные совы наклонны к символизму неспособность к символическому личная свобода рабы государства до неистовства незамутненный взгляд на мир переодетые попы разумом пессимисты филистеры». Ф. Ницше. Мы, филологи.
«Поистине примечательно то, что именно Платон, чьи философские и религиозные взгляды были в диковину у него на родину и прямо противостояли учению о конечности всех вещей, — Платон, этот провозвестник и предтеча эпохи протестантизма, в своем диалоге „Пир“ выступил с оправданием и защитой нашего соотечественника Шекспира». С. Т. Кольридж. Греческая драма.
Напишу статью о том, что Платон был провозвестником православия и посвятил «Пир» Пушкину.
Один из главных ныне живущих историков эллинистической философии в целом и стоицизма в частности Тони Лонг (р. 1937) обсудил сегодня с популяризатором стоицизма Массимо Пильюччи Эпиктета, который, как он рассказывал несколько лет назад, ему особенно близок: «Я тоже жил с Эпиктетом как преподаватель и автор (даже читал о нем лекции заключенным тюрьмы Сан-Квентин), поэтому теперь беспрестанно спрашиваю себя: а что сейчас на моем месте сказал бы Эпиктет?»
https://www.youtube.com/watch?v=HzZyT_kHl84
Связанные с этим старые материалы:
— доклад Лонга на Стоиконе-2018 stas-naranovich/toni-longh-stoitsizm-antichnyi-i-sovriemiennyi" rel="nofollow">https://syg.ma/@stas-naranovich/toni-longh-stoitsizm-antichnyi-i-sovriemiennyi
— мое интервью с Массимо, некогда забаненное (https://zona.media/news/2019/08/29/krtstk) Роскомнадзором https://web.archive.org/web/20190829135436/https://krot.me/articles/to-be-a-stoic
О важности рукописного чтения на примере Эмпедокла:
«Двоякое скажу: то Одно вырастает, чтобы быть единственным
Из многого; то снова распадается, чтобы быть многим из Одного.
Двояко рождение смертных [вещей], двояка гибель:
Одно из них порождает и губит схождение всех [корней];
Другое разлетается, разодранное, когда они вновь разделяются,
И они [= элементы] никогда не прекращают непрерывного чередованиям
То действием Любви все они сходятся в Одно,
То под действием лютой Ненависти несутся каждый врозь.
И поскольку они каждый раз заново образуют множество после разделения Общего,
Постольку они рождаются и век у них непостоянный,
А поскольку они никогда не прекращают непрерывного чередования,
Постольку они существуют вечно, неподвижные в круге.
Внемли же моим словам, потому как ученье (μάθη) взращивает ум».
У приводящего же этот фрагмент Симпликия в рукописи в последнем стихе читаем: «Пьянство (μέθη) взращивает ум». Между прочим, полностью согласуется со следующими словами Аристотеля: «Поскольку же конечная посылка [умозаключения] — это и мнение о воспринимаемом чувствами, и [сила], в чьей власти находятся поступки, а одержимый страстью либо не знает этой посылки, либо знает, но так, что это знание, как было сказано, означает не знание, а только повторение слов, так же как пьяный [бормочет стихи] Эмпедокла» (EN 1147b, 10-12).
Наш научный редактор об Аристотеле
https://youtu.be/5dQim9XI6K8
13 октября 1796 г. двадцатишестилетний Гёльдерлин, находясь под впечатлением философии Канта и Фихте (лекции последнего он слушал в Йене), пишет брату: «Ты должен изучать философию, даже если денег у тебя хватает только на покупку лампы и масла к ней, а времени — от полуночи до крика петуха».
Воистину.
В Штатах сбываются прогнозы историка Дэниэля Падильи, который несколько месяцев назад призвал упразднить классическую филологию: Говардский (пока не Гарвардский, но такими темпами и до него дело дойдет) университет объявил о закрытии кафедры классической филологии, существовавшей там с 1867 года. Как пишут авторы критической колонки в Washington Post, «академическая кампания по пренебрежению классикой служит признаком духовного и морального упадка и глубокой интеллектуальной узости, процветающей в американской культуре».
https://www.washingtonpost.com/opinions/2021/04/19/cornel-west-howard-classics/
Гигантское интервью со Светланой Месяц об основных понятиях неоплатонизма:
«Аристотель является вторым по значимости источником неоплатонической философии после Платона, хотя отношение к нему оставалось неоднозначным на протяжении всей более чем четырехсотлетней истории неоплатонизма. Плотин заимствовал у Аристотеля учение о божественном Уме, четыре типа причинности, деление сущего на форму и материю, на возможность и действительность. В то же время он отвергал его систему десяти категорий, считая ее неприменимой для описания мира идей, критиковал предложенное Аристотелем определение времени как числа движения и считал ошибочным введение дополнительного пятого элемента (эфира). В этике он отказывался признавать счастье зависящим от внешних условий, а в психологии — считать душу неотделимой от тела. У последующих неоплатоников отношение к Аристотелю становится менее критическим. Порфирий пишет специальный трактат, в котором показывает согласие аристотелевской философии с платоновской и, в частности, отстаивает правильность учения о категориях применительно к чувственно воспринимаемому миру. С еще большим уважением относятся к Аристотелю поздние неоплатоники. Они удостаивают его эпитетом „демонический“ (δαιμόνιος), что означает „полубожественный“, „гениальный“, и считают непревзойденным авторитетом в области логики и физики. Так, Прокл в „Началах физики“ полностью воспроизводит аристотелевское учение о движении, изложенное в V–VIII книгах „Физики“, даже несмотря на то, что в некоторых чертах оно противоречит платоновскому. Скажем, если Платон считал конечной причиной всего мирового движения Душу, поскольку только бестелесная сущность может сама приводить себя в движение, тогда как тела всегда приводятся в движение чем-то другим, то Прокл вслед за Аристотелем называет конечной причиной мирового движения неподвижный двигатель, выбрасывая всякое упоминание о чем-то самодвижном (αὐτοκίνητον). Как и Аристотель, Прокл считает, что мир существует вечно и не был сотворен во времени; что он состоит не из четырех элементов, как утверждал Платон, но из пяти и что пятый элемент представляет собой тело, не подверженное ни рождению, ни гибели. Прокл разделяет и учение Аристотеля о делении физического космоса на подлунную и надлунную сферы: область становления от Земли до Луны и область „бессмертных властителей космоса“, под которыми понимает вечные и неизменные звезды. Верит он и в „естественные места“ элементов, и в присущие им естественные движения. Прокл убежден, что при более внимательном рассмотрении между физикой Аристотеля и учением Платона о физическом космосе нет никакого противоречия и что она служит надежным проводником в мир платоновской мысли, позволяя правильно понять сказанное Платоном в „Тимее“. Если бы не знакомство с физикой Аристотеля, слова Платона о возникшем космосе или о времени, которое появилось вместе с небом, сбили бы нас с толку. Мы могли бы понять их буквально и не сумели бы разглядеть скрытый в них смысл. Вот почему в школах поздней античности изучение Аристотеля становится необходимым подготовительным этапом к чтению платоновских диалогов. Ученик и биограф Прокла Марин (конец V в.) сравнивает философию Стагирита с „малыми предварительными таинствами“, в которые должен быть посвящен всякий, кто жаждет приобщиться к „великим и истинным таинствам Платонова учения“. Общее отношение неоплатоников к учению Аристотеля — оно входит в платоновское как его часть и как пропедевтика, позволяющая не заблудиться в нем. Впрочем, вопрос о согласии Аристотеля с Платоном продолжал обсуждаться на протяжении всей истории неоплатонизма».
https://gorky.media/context/zachem-bog-sotvoril-zlo-kak-spasti-dushu-i-eshhe-17-neprostyh-voprosov-o-neoplatonizme/
В ГЛК вышел первый том «Истории литературы раннего христианства на греческом и латинском языках», в переводе которого участвовала Татьяна Александрова (среди прочего автор замечательного курса о серебряном веке римской литературы).
Читать полностью…
Знакомая ситуация:
«Когда случается отдых от судейства и прочих дел, и ради укрепления тела я прогуливаюсь пешком или в повозке, то иногда подвергаю рассмотрению сам для себя некоторые малозначительные подробности, которые как мелочи презирает человек недостаточно образованный. Однако же для углубленного изучения текстов древних писателей и знания латинского языка такие мелочи являются особенно необходимыми. Так, гуляя однажды вечером в одиночестве в Пренестинской расселине, я размышлял о том, сколь велико и значительно в латинском языке разнообразие предлогов. Таков и предлог pro». Авл Геллий, Noct. Att. XI.3
Наш стенд на Non/fiction A-2! Заходите к нам, будем вам рады! https://youtu.be/eybo9qECDGY
Читать полностью…
Χαίρετε, μαθηταί καὶ διδάσκαλοι! /Здравствуйте, студенты и преподаватели!
Нас уже довольно много, спасибо вам, что пришли. Добро пожаловать! Надеюсь, что смогу быть вам полезен в изучении великого греческого языка и делать полезные и регулярные посты. К вашим услугам комментарии, а также можете высказывать мнения и пожелания мне в личных сообщениях. Буду рад 😀
«Магистерия» продолжает радовать — на этот раз курсом про имперский Рим (про республику там уже был отличный).
https://magisteria.ru/category/roman-empire
«Что до меня, то я живу в маленьком городе и, чтобы он не сделался еще меньше, охотно в нем остаюсь, а когда жил в Риме и в других местах Италии, государственные заботы и ученики, с которыми я занимался философией, не оставляли мне досуга упражняться в языке римлян, так что лишь поздно, на склоне лет я начал читать по-латыни». Плутарх, Dem. 2.
Да и правильно, кому нужна латынь эта, если греческий и философия есть.
Вдогонку нашел письмо Цицерона, где тот обсуждает, как бы получше перевести стоическое καθήκον (надлежащее), останавливаясь в результате на officium. Можно отмечать 5 ноября как дату, когда Цицерон ввел стоическую идею долга в гораздо более широкий контекст западной морали.
Титу Помпонию Аттику, в Рим
Τὰ περὶ τοῦ καθήκοντος, насколько это относится к Панетию, я закончил в двух книгах. У него три; но разделив вначале вопрос о долге на три рода исследования — один, когда мы обсуждаем, почетно ли или позорно; второй, — полезно ли или бесполезно; третий, — как следует рассудить (таков случай с Регулом), когда, как кажется, между собой борются два положения: возвратиться — почетно, остаться — полезно, — два первых он разобрал прекрасно; насчет третьего он обещает впоследствии, но ничего не написал. Это положение разобрал Посидоний. Я и затребовал его книгу и написал Афинодору Кальву, чтобы он прислал мне главное, — этого я жду. Пожалуйста, напомни ему и попроси — возможно скорее. У него говорится о должном сообразно с обстоятельствами. Ты спрашиваешь о названии; не сомневаюсь, что καθήκον — это officium, разве только ты предложишь что-нибудь другое; но название De Officiis полнее.
Путеольская усадьба, 5 ноября 44 г.
