7344
Канал об античной философии и классической филологии. Станислав Наранович @snaranovich. «За исключением слепых сил природы, все, что движется в этом мире, имеет свое начало в Греции» Генри Мэн
О том, зачем учить латынь
Даже если усилия внимания в течение целых лет, по видимости, остаются бесплодными, однажды свет, в точности пропорционально этим усилиям, осияет душу. Каждое усилие прибавляет понемногу золота к сокровищу, которого никто в мире не может у нас отнять. Бесполезные усилия, которые в течение долгих и нудных лет прилагал Кюре из Арса, чтобы выучить латынь, принесли свои плоды в чудесном даре духовного рассуждения, с помощью чего он познавал сами души кающихся из их слов и даже из их молчания.
Итак, надо учиться без малейшего желания получить хорошие отметки, успешно сдать экзамены или достичь любого школьного результата; надо учиться, отнюдь не обращая внимания ни на собственные вкусы, ни на естественные способности, прилагая усилия в равной мере ко всем заданиям, помня о том, что все они помогают формировать то внимание, которое будет наиболее существенно важным для молитвы.
Вейль С. Размышления о пользе учебных занятий для воспитания любви к Богу
В букинисте разжился первым выпуском журнала ГЛК. Советский Союз развалился, авторы мечтают о грядущем возрождении, Ю. А. Шичалин пишет, что средства на издание искались год, статья А. И. Зайцева начинается словами «Первый номер нового журнала в наше время тревоги и невзгод, единственного в стране журнала, посвященного классической филологии и классической образованности, выглядит попыткой совершить чудо — восстановить распавшуюся связь времён. Но сейчас все народы России охвачены этим порывом: автор этих строк уже вполне официально живёт в Санкт-Петербурге, заполняются церкви, а кое-где уже появились губернаторы», у обоих много про вред усредненности, элитарное образование, надежду на православие и т.д. — русское интеллигентское бинго 1992 года. У Ю. А., впрочем, постоянно мелькает что-то «европейское»: «долг дать своим детям добротное европейское образование», «европейский путь приобщения к европейской культуре», «связь с нашим европейским прошлым», «мы ещё не успели нажить европейского опыта в области европейского образования». Дальше статья Россиуса о гарвардском Центре исследований античности, в которой рад был встретить имена Энтони Лонга и А. В. Лебедева: «Единственного пока нашего соотечественника, получившего право работать в Центре в 1989 г.» (Про опыт этой работы А. В. вспоминал в интервью). Ещё понравился отчёт о первом годе работы курсов ГЛК с длинным перечнем вузов, откуда к ним записались студенты, включая МИФИ и МФТИ — пересекается с воспоминаниями Д. В. Бугая о занимавшихся греческим мехматовцах в те же годы в МГУ.
Читать полностью…
В рамках подготовки ко второму туру универсиады в МГУ впервые прочел целиком «Энеиду» в переводе Ошерова, поскольку боги филологии подсказывают мне, что билет выпадет по Вергилию. До этого пытался читать на латыни первую песнь, но это не в счет. Так долго она лежала у меня нечитанной, потому что латинская словесность как таковая, за редким исключением, не вызывает во мне любви. Я отношусь к ней с уважением, но не по велению сердца, а потому что не считаться с ней нельзя. Я с удовольствием регулярно занимаюсь латынью, в том числе чтобы перебороть это предубеждение, но все же интерес к изучению языка и симпатия к авторам, к стилю мышления, к тем или иным настроениям — это совсем разные вещи. Пытаясь разобраться, что же со мной не так, чего я не вижу и как перестать к относиться к «Энеиде» как к дурному фанфику, прочел статью Гаспарова «Вергилий — поэт будущего» (хорошая, но проблемы мои только усугубила) и соответствующую главу у фон Альбрехта, трехтомник которого уже лет десять стоял у меня на полке в ожидании своего часа. У последнего, в частности, наткнулся на замечательное высказывание Аверинцева, адресованное критикам Вергилия:
«Пусть, по-вашему, Вергилий потерпел крушение, но этим „крушением“ мы живем вот уже 2000 лет».Читать полностью…
Не люблю жанр золотого фонда цитат, но сегодня, в трехсотлетний юбилей Канта, позволю себе. В моем представлении, Кант был последним великим философом, для которого философия была не чистым умозрением, но неким образом жизни и воспитанием вполне в античном духе. Пусть меня поправят специалисты, но никого из тех, кто последовал дальше, будь то ближайшие идеалисты, Маркс или Ницше, не волновал тот комплекс вопросов, связанных с практическими интересами, конкретной человеческой жизнью и нравственным благом, который служит отличительной чертой кантовского учения. В философии конца XIX — начала ХХ века были мощные виталистские тенденции, однако кантовское рациональное обоснование морали и правильной жизни им чуждо. В этом смысле Кант, при всех отличиях используемых им понятий человеческой природы, блага и разума, состоящих у него совсем в иных отношениях, нежели чем у философов древности, все еще движется в русле античной традиции и является более «античным» мыслителем, чем Ницше и Хайдеггер, у которых от союза с античной мыслью родилась самая что ни на есть современная, модернистская философия.
Прикладываю также лекцию «Трактат Иммануила Канта „К вечному миру“ и его влияние на современников и потомков», которую д.ф.н. А. Круглов прочел в Переделкино 8 апреля прошлого года, видео тогда не сделали, запись с телефона.
«Итак, морально практический разум произносит в нас свое неотменимое veto: никакой войны не должно быть; ни войны между мной и тобой в естественном состоянии, ни войны между нами как государствами, которые во внутренних отношениях хотя и подчиняются законам, но во внешних взаимоотношениях пребывают в состоянии беззакония; война — это не тот способ, каким каждый должен добиваться своего права. Следовательно, вопрос уже не в том, есть ли вечный мир нечто существующее или несуществующее и не обманываемся ли мы в нашем теоретическом суждении, когда допускаем первое; вопрос в том, что мы должны поступать так, как если бы было существующим то, чего, быть может, еще нет». Кант И. Метафизика нравов. С. 425.Читать полностью…
Для тех, кто изучает греческий и латынь, напоминаю, что у нас есть небольшая группа, в которой мы занимаемся по Athenaze, Logos. Lingua graeca per se illustrata и учебникам серии LLPSI. В последнее время пытаемся освоить натуральный метод и проводить встречи по возможности только на греческом или латыни, также занимаемся переводами по упражнениям Э. Черного и Э. Дики, кому интересно — присоединяйтесь, расписание и прочие подробности в группе:
/channel/+NXeFwDDiv9A3YTli
Чтения памяти Марка Аврелия в 1844-ю годовщину его смерти https://youtu.be/eQh6vE7L0z8
Читать полностью…
Сегодня нашему каналу исполняется два года.
Благодарю всех читателей за интерес к этой не самой простой и не самой популярной теме.
За это время многое удалось рассказать, но сокровищница позднеантичной поэзии не скудеет, так что материала хватит на многие годы, было бы желание. И оно будет, и тем вернее будет, если его будут подкреплять отклики в виде лайков и заинтересованных комментариев.
Поскольку non progredi est regredi, я решила несколько расширить сферу наших интересов и к традиционному выбору двух языков поздней античности, греческого и латинского, добавить третий, тоже весьма важный для этого периода – сирийский. Я сейчас этот язык понемногу учу, надеюсь, для меня это тоже будет стимулом не исключать его из профессиональной сферы.
И первое обновление последует в ближайшее время.
Истина начинается вдвоем
В рамках курса по экзистенциализму прочел довольно много Ясперса, к которому прежде практически не обращался. Основную его работу, трехтомник «Философия», только пробежал глазами, но «Введение в философию», «Истоки истории и ее цель» и «Философскую автобиографию» изучил более основательно. Вероятно, как и в предыдущих постах про Гуссерля и Хайдеггера, я опять открыл какую-то Америку, однако эти сочинения показались мне ничуть не устаревшими (такое впечатление возникает от некоторых «перераскрученных» философских работ ХХ века, но как раз Ясперс никогда чрезмерной популярностью, мне кажется, не пользовался) и крайне, не могу подобрать более подходящего слова, актуальными. Его концепт экзистенциальной коммуникации, то, что Ясперс говорит о трагедии обрыва коммуникации с другими, затрагивает самые острые нужды нас сегодняшних не меньше — если не больше — чем оказавшихся в межвоенном водовороте европейцев 1930-х годов. Третья, основная глава «Истоков истории» (все наслышаны про пресловутое осевое время из этой работы, однако идея осевого времени там служит только отправным пунктом для гораздо более существенных мыслей) о смысле истории может оттолкнуть сегодняшнего чересчур позитивистски настроенного читателя — что это еще за предмет такой, философия истории, спрячьте своего Шпенглера подальше и не позорьтесь — однако простой «секрет» в том, чтобы читать это не как абстрактный «метафизический» трактат, а как очень конкретное политическое рассуждение (как его Ясперс и преподносит в своей автобиографии) о единстве человечества как нашей главной цели — рассуждение с кантовским пафосом в постановке задач, подчеркивании их жизненной необходимости и одновременно невозможности воплощения. Все, что у нас есть — это преисполненные энтузиазмом поиски единства, которое едва ли достижимо в том виде, в каком бы нам хотелось, но и этого уже немало, особенно по нынешним временам. Наконец, автобиография Ясперса чудесна сама по себе как документ, я очень люблю, когда такое выходит из-под пера философа. Вдобавок к этому сегодня особым значением обладает то, что он пишет о своей жизни в Германии в 1933-1945 годах, — я бы многое процитировал оттуда, но лучше дам цитату из замечательной главы про философский образ жизни из «Введения в философию»:
«Конечно, первое, что проявляется в нашем существовании, — это необходимость следовать конкретным задачам, требованию дня. Однако воля к философскому образу жизни в том и заключается, чтобы не находить себе в этом удовлетворения, а, напротив, распознавать привычный процесс работы и продвижение к целям как путь к самозабвению и тем самым как упущение и вину. Результат этого — серьезное отношение к своему общению с людьми, счастью и огорчениям, удачам и промахам, а также ко всему темному и запутанному. Не предавать ничего забвению, но усваивать; не отвлекаться, но внутренне прорабатывать; не улаживать дело, но прояснять его — это и означает: вести философский образ жизни. <...> Память о собственной жизни в обществе является тем фоном, на котором обретают ясность насущные задачи дня вплоть до самых мелочей <...> Если бы то, чего я достигаю, ограничивалось рамками этого вдумчивого размышления для себя одного, то это означало бы отсутствие какого-либо достижения. То, что не осуществляется в коммуникации, еще не обладает бытием; то, что в итоге не основывается на коммуникации, не имеет достаточного основания. Истина начинается вдвоем. Поэтому философия требует: постоянно искать коммуникации, безоговорочно идти на риск коммуникации».Читать полностью…
А вот еще ищет авторов невероятно классная команда историков философии, филологов и религиоведов Renovatio, глядя на пост которых, я и задумался о чем-то таком же для Портика — смотрите не перепутайте теперь!
Читать полностью…
Предложение сотрудничества
Московский Портик приглашает к себе авторов. Если вы имеете какую-либо научную квалификацию (в истории античности, истории философии, классической филологии, психологии, психотерапии и других науках), увлекаетесь стоицизмом в частности или античной философией в целом и вам было бы интересно рассказать что-то об этих областях или взаимосвязях с ними вашей дисциплины, а заодно узнать что-нибудь новое самим — пишите нам, и мы вместе подумаем над возможным форматом сотрудничества! Это может быть как отдельная статья или серия постов, так и стрим или офлайновая лекция. У нас есть большой опыт организации онлайновых и офлайновых мероприятий, связанных с античной философией, которые мы проводим с 2019 года.
В обмен мы с радостью пообщаемся с вами и будем готовы поделиться собственными знаниями (в том числе для производства чего-то совместного) и нашей аудиторией: самого канала Porticus Moscouiensis, ассоциированного с ним ютуб-канала MoscowStoa">Moscow Stoa, где мы выкладываем семинары и интервью с крупными западными и отечественными учеными, а также аудиторией дружественного канала παραχαράττειν τὸ νόμισμα.
О нас:
🤓 Станислав Наранович, научный редактор книг по современному стоицизму, автор интервью с М. Пильюччи, Д. Селларсом, Т. Лонгом и другими учеными.
🐳 Данил Попов, ассистент кафедры истории философии СПбГУ, автор диссертации о стоической традиции в философии XX века.
Контакт для связи: @snaranovich
Современный эпикуреизм: семинар московского Портика
Завтра в 11.00 по Москве постигаем тетрафармакос Эпикура и его современные перерождения, присоединяйтесь!
Porticus Moscouiensis приглашает вас на запланированную конференцию: Zoom.
Войти Zoom Конференция
https://us06web.zoom.us/j/89734033885?pwd=di0zmuD9JBaCfmaBW1Go8VTkE9IWtA.1
Идентификатор конференции: 897 3403 3885
Код доступа: 625968
«Непоколебимая уравновешенность равно как подавленное уныние повседневного озабочения, соскальзывание из той в это и наоборот, ускользание в расстройство суть онтологически не ничто, пусть эти феномены как якобы самые для присутствия безразличные и мимолетные оставляются без внимания. Что настроения могут портиться и меняться, говорит лишь, что присутствие всегда уже как-то настроено. Частая затяжная, равномерная и вялая ненастроенность, которую нельзя смешивать с расстройством, настолько не ничто, что именно в ней присутствие становится себе самому в тягость.
Бытие его вот в такой ненастроенности обнажается как тягота (Last). Почему, неизвестно (Warum, weiß man nicht)».
Хайдеггер М. Бытие и время. С.134.
«Предмет философского исследования — человеческое бытие (das menschliche Dasein) <...> Это основное направление философского вопрошания <...> следует понимать как эксплицитное схватывание глубинного движения (Grundbewegtheit) самой фактической жизни, которая есть таким способом, что она <...> озабочена своим бытием, и которая есть также и там, где она избегает самой себя. Фактическая жизнь имеет такой бытийный характер, что она сама является тяжелым бременем для самой себя. Самое верное подтверждение тому — тенденция фактической жизни к намеренному облегчению себя (Sichsleichtmachen). В этом трудном несении бремени самой себя (an sich selbst schwer Tragen) жизнь, согласно основному смыслу (Grundsinne) своего бытия, есть тягостная (schwierig) жизнь, но не в смысле какого-то случайного свойства. Если жизнь есть собственно то, что она есть в этом бытии-тягостным (Schwierigsein) и бытии-трудным (Schwersein), тогда подобающий подлинным образом способ доступа (Zugangsweise) к ней и способ сохранения (Verwahrungsweise) ее может состоять только в неком делании трудным (Schwermachen). Философское исследование должно придерживаться этой обязанности, если оно не желает в противном случае полностью потерять свой предмет. Но всякое делание легким (Leichtmachen) <...> отвергает уже в своем основном замысле <саму возможность> заполучить и удержать предмет философии для схватывания в поле зрения».
Хайдеггер М. Феноменологические интерпретации Аристотеля (Экспозиция герменевтической ситуации). С. 49-51.
Феноменология как образ жизни
Эти фрагменты я скидываю сюда, практически не комментируя, сейчас нет на это времени — просто для того, чтобы запомнить их самому и впоследствии к ним вернуться. Наверняка многим из вас эти мысли Гуссерля хорошо известны, в таком случае прошу простить — когда я читал их первый раз, не понял практически ничего, а сейчас многое из того, что открываю для себя заново, сильно отзывается во мне, хочется поделиться. Вот, например, лично меня поражающие слова Гуссерля о том перевороте, которой призвана совершить феноменология в жизни человека.
Тотальная феноменологическая установка и соответствующее ей эпохé прежде всего по своему существу призваны произвести в личности полную перемену (völlige personale Wandlung), которую можно было бы сравнить с религиозным обращением (religiösen Umkehrung), но в которой помимо этого скрыто значение величайшей экзистенциальной перемены (größten existenziellen Wandlung), которая в качестве задачи предстоит человечеству как таковому.
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. С. 187.
В издательстве Института мировой литературы РАН вышла вторая часть собрания оригинальных стихов древнегреческого поэта Алкея с комментариями С. А. Степанцова. Она посвящена теме вина и винного застолья. Для Алкея, уроженца острова Лесбос (VII-VI вв. до н. э.), винопитие было важной частью существования гетерии — товарищества достойных людей, совместно отстаивающих свои интересы в рамках полиса. Предлагаем ознакомиться с предисловием к этому изданию и комментариями к трем небольшим отрывкам из стихов Алкея.
«Алкей находит особенно большое удовольствие в приведении все новых доводов за то, чтобы выпить».
https://gorky.media/fragments/vinopitie-eto-aktivnaya-forma-soprotivleniya-unylym-dumam/
Нашел себе демотиватор на случай поступления в магистратуру по классике:
«Только три формы существования дают человеку возможность остаться индивидуумом: если он философ, святой или художник. Вы только посмотрите, на что убивает свою жизнь человек науки: что общего между учением о частицах в греческом языке и смыслом жизни?» Ницше Ф. Черновики и наброски 1874–1879 гг. Март 1875, 3 [63]Читать полностью…
ВАКАНСИЯ
Ищем преподавателя хинди в РГГУ с высшим образованием (специалист/магистр/к.н.), готового поделиться своими знаниями с юными и заинтересованными индологами. По вопросам занятости, расписания и формальным моментам пишите @tatiana_korneeva
Репостните, пожалуйста, вдруг среди ваших подписчиков и знакомых есть индолог нашей мечты 💙
Прошел первый тур универсиады «Ломоносов» в магистратуру МГУ по классической филологии. Второй наверняка завалю (просто трезво оцениваю свои силы — в отборочном туре было про Гомера, значит, дальше латинский автор попадется, а я их давно не перечитывал и вместо того, чтобы делать это сейчас, все свободное время трачу на перечитывание Локка и Юма к последнему оставшемуся у меня экзамену на философском, который почти одновременно со вторым туром пройдет), так что остается довольствоваться этим результатом. Из спортивного интереса написал эссе для первого тура на латыни, хотя задачи такой не стояло. Подумал, что было бы странно, если для поступления на классическую кафедру не примут латинский текст. В ответ жюри поворчало, что «автору стоило бы учесть, что официально языком универсиады является русский», но поставили все равно 90 баллов! Кажется, это было самое приятное нарушение правил экзаменации, которое я производил.
Читать полностью…
Culter auctores quaerit
«Нож» (https://knife.media/) ищет авторов, пишущих на темы, связанные с наукой (гуманитарной и не только), культурой и искусством. Несколько материалов в качестве референсов, мои собственные и моих авторов:
🧑🏫 научно-популярные тексты от авторов с соответствующей квалификацией: история экономических пузырей от тюльпаномании до NFT, чему нас может научить экономическая политика Ботсваны, Маврикия и Руанды, перспективы лечения биполярного расстройства;
📚 тексты исторического и биографического характера: история теолога Дитриха Бонхёффера, Пьера Тейяра де Шардена;
🗺 о городах и локациях: путешествие по Бенгалии со странствующим певцом-садху, гиды по афинскому району Экзархия, стамбульскому Кадыкёй, граффити Красноярска;
🎥 развернутые тексты (не рецензии) о кино и анимации: энвайронмент-арт Христо и Жанны-Клод в кино братьев Мэйслес, мир Коста-Гавраса, спор Дзиги Вертова и Эйзенштейна о принципах кинематографа, 85 лет эволюции Бабы-яги;
🎨 об искусстве: современные художники и Античность, интервью с искусствоведом К. Светляковом о Максе Фридлендере и знаточестве;
💥 моя любимая рубрика miscellanea: про кнопки для общения с домашними животными, путеводитель по интернет-эстетикам, краткая история шляп и швейных машинок;
👨🎓 интервью с учеными и философами: А.В. Лебедевым, Д.В. Бугаем, А.В. Белоусовым, Т. Лонгом, Г. Харманом.
Этот список демонстрирует не что, а как писать. Если вы хотите заработать и умеете грамотно облечь ваши мысли в доступную для широкого читателя форму, пишите на books@knife.media с заголовком «темы для Ножа». Не нужно писать «хочу написать о Делезе/Антониони/античной трагедии» — пожалуйста, предлагайте более конкретные темы. Прежде чем писать, изучите гайды: первый и второй. Не присылайте официальные CV: в письме расскажите в двух словах о себе, приложите ссылки на несколько своих публикаций и предложите пару-тройку тем с их кратким синопсисом.
Now add the monads
Продолжаю рубрику «открыл Америку» в рамках своих досдач. Cдавать приходится очень много, писать успеваю не обо всем — только что-то сдал, уже берусь за следующее. Практически все меня безумно увлекает — пожалуй, никогда я так часто не думал, что нисколько не жалею, что когда-то решил заниматься философией (пусть и удавалось мне это с переменным успехом, если удавалось вообще) — нет вещи на свете прекраснее и увлекательнее, простите за такую простую истину. С каждым философом, по которому я готовился, мне хотелось бы провести гораздо больше времени — если я чему-то и научился с 2009 года, когда поступил на философский первый раз, так это минимальному навыку доверия: любого автора, независимо от его «направления», хочется понять, примерить на себя. Последним открытием для меня стал Лейбниц, несправедливо обойденный мною прежде, — буквально несколько слов о нем, чтобы наметить пространство для будущих размышлений. Опять же, прошу прощения за столь очевидные вещи, но его фигура, в которой сошлись столь многие области знания, поражает воображение. Одно только понятие монады — призванное, казалось бы, быть чем-то самым простым — потрясает с точки зрения концентрации тех лучей, которые в ней преломились: здесь и спор с Декартом, и дифференциальное исчисление, и микробиология Левенгука, и аристотелевские формы, и неоплатонические элементы — голова идет кругом, пока пытаешься проследить все истоки и контексты. Монада служит образцовым концептом в делезовском смысле, на примере которого можно разбирать, как концепты производятся (что, собственно, Делез и сделал в своих лекциях о Лейбнице). Отдельного рассказа требует его любовь к античной философии — думаю, нужно было обладать определенной смелостью, чтобы в эпоху прощания со схоластическим наследием расписываться в своем согласии с Аристотелем: «Я не побоюсь сказать, что нахожу гораздо больше достоинств в книгах Аристотеля περὶ φυσικῆς ἀκροάσεως, чем в размышлениях Декарта: настолько я далек от картезианства».
Поздравляем Татьяну Львовну, подписывайтесь на ее замечательный канал!
Читать полностью…
Сегодня на девяностом году жизни умер философ Вадим Янков, супруг моей троюродной бабушки. У меня есть его книга с автографом «Истолкование ранней греческой философии», в начале которой есть такие слова: «Классическими языками я занимаюсь давно. В лагере у меня была в распоряжении греческая грамматика Соболевского». Рано или поздно я надеюсь написать об этой его работе — весьма обстоятельной, более 800 страниц — подробнее. Мне доводилось видеться с Димой (так называли его в кругу семьи) в детстве и подростковом возрасте, но когда я занялся древними языками, он уже сильно болел и обсуждения греческой философии, которое, я уверен, было бы невероятно увлекательным и глубоким, между нами, к сожалению, не произошло. Тем не менее один только факт свойства́ с таким человеком меня всегда вдохновлял. Ниже привожу цитату из книги «Святая мгла. Последние дни ГУЛАГа» Левана Бердзенишвили, с которым они были солагерниками.
«Вадим, то есть Вадим Анатольевич Янков, математик по образованию, а в реальной жизни одновременно тополог, филолог, философ, полиглот, математик, физик, химик, умник и просто, любовно и сокращенно – „лог и тик“, был одним из самых талантливых и эрудированных людей, встретившихся мне в жизни. „Кос“ – так его нарек мой брат Дато, и этим прозвищем он именовался только среди грузин. Дато искренне любил его, я считал его постницшеанским сверхчеловеком, Жора постоянно спорил с ним, а Джони тихонько над ним посмеивался. Арестованный в 1982 году, Вадим Янков был приговорен к четырем годам в колонии строгого режима и трем годам ссылки. Срок заключения он отбыл полностью, и его сослали в Бурятскую АССР. Родившийся в Таганроге, Вадим Янков вместе с другими интеллектуалами – Сашей Черновым, Жорой Хомизури, Мишей Ривкиным, Яшей Нефедьевым – был настоящей звездой московской колонии, одной из главных составных частей нашего политического лагеря (но отнюдь не лидером, так как у московских политзаключенных, так же как и у грузинских, такового не было никогда ни в одном политическом лагере). Вадим знал английский, французский, немецкий, испанский, итальянский, древнегреческий, латынь и древнеиндийский (санскрит) языки. Великолепно разбирался в вопросах общей и индоевропейской лингвистики, в том числе романских языков, был знаком со старым и новым грузинским языкознанием, часто упоминал труды грузинских языковедов Тамаза Гамкрелидзе, Гиви Мачавариани, Бакара Гигинеишвили, мог часами говорить об аблауте и системе сонантов в древнегрузинском. Древнегреческий он знал до того хорошо, что на наших совместных семинарах, проводимых нами поочередно для заинтересованных лиц, цитаты из Гомера читал безупречным гекзаметром, и не помню, чтобы допустил хотя бы одну ошибку (специалисты по классической филологии поймут, о знании какого уровня идет речь). Вадим был другом Мераба Мамардашвили и „сократиком“ в самом широком смысле этого слова».
Чтения памяти Марка Аврелия
17 марта исполняется 1844 года со смерти Марка Аврелия. В 1920-х годах французский историк и биолог Гюстав Луазель, автор работы Le Vie de Marc-Aurèle (1929) и других публикаций, посвященных нравственному перевоспитанию человека на основе стоических идей, учредил сообщество Société universelle d'études et d'action stoïcienne, чьи адепты, называвшие себя «маркаврелианцы» (Marcus-Aurelii), «каждый год в день весеннего равноденствия должны отмечать смерть Марка Аврелия; периодически собираются ассамблеи, издается ежемесячный журнал, а впоследствии — еженедельник La nouvelle Stoa. Организационная сторона разработана до мелочей, речь идет о настоящем культе, который венчает „терапию“» (цит. по А. Столяров. Стоя и стоицизм. С. 350).
Мы решили символически воскресить эту традицию и почтить память последнего значимого стоического философа Античности чтениями небольшого фрагмента из его «Размышлений» — XI.18, в котором он говорит о девяти главных принципах, данных ему Музами. Как указывают комментаторы, эти девять правил «пронизаны такой грустью и доброжелательностью, которым трудно найти параллель».
Чтения пройдут на древнегреческом по изданию The Meditations of the Emperor Marcus Antoninus, Vol. 1: Text and Translation. A. S. L. Farquharson (ed.) Publisher: Oxford University Press (1944). Нашей задачей в первую очередь будет не грамматический и текстологический комментарий, а содержательный и историко-философский. Если вы не знаете языка, вы можете поучаствовать в качестве слушателя и в обсуждении прочитанного. Изучающие греческий могут также вступить в нашу языковую группу, с участниками которой мы готовились к этим чтениям. По этим и другим организационным вопросам пишите сюда: @snaranovich.
Время: 17 марта, 10.00.
Тема: Marcus Aurelius XI.18 - Zoom Meeting Porticus Moscouiensis
Время: 17 мар. 2024 10:00 AM Москва
Войти Zoom Конференция
https://us06web.zoom.us/j/86935754852?pwd=rqnaSZwxNkZze4S6kmM5LCXO3JmTua.1
Идентификатор конференции: 869 3575 4852
Код доступа: 901223
Renovatio ищет новых авторов!
Чтобы стать частью команды Renovatio, отправляйте соответствующие заявки на почту renovatio.team@yandex.ru. Мы ждем, что заявка от каждого из соискателей будет состоять из двух частей:
1. Текст о себе в свободной форме с ответом на вопрос «о чем вы хотите писать в Renovatio и почему?» (200-1000 слов)
Расскажите, чем вам дорога латынь, как вы начали писать, кем мечтали стать в детстве или как выбрали свое хобби; расскажите о своем знакомстве с нашим проектом или о том, почему решили подать работу на конкурс — пусть ваша фантазия ничем не ограничивается, но направляется желанием познакомиться с авторами Renovatio в том виде, который вы сами посчитаете удачным! Предположите, какие темы вы бы в них осветили, о каких произведениях рассказали бы подписчикам, какими фактами, анекдотами или мемами поделились бы с ними.
2. Три ваших текста, которыми вы гордитесь и которые вы любите, — так мы сможем лучше разглядеть вас как автора.
Это могут быть как новые, не видевшие свет, так и опубликованные тексты. На них, как и на другие предоставленные вами материалы, распространяются принципы авторского права: мы не будем выкладывать их без вашего на то согласия.
Мы просим вас сопроводить письмо контактной информацией: указать ваши ФИО, возраст, а также место учебы или работы. Файлы, которые вы будете прилагать к письму, мы просим отправлять в форматах .docx или .pdf.
Дедлайн подачи заявок: 23:59, 10.03.2024
Те авторы, которым Renovatio предложит сотрудничество, получат возможность писать для нашей большой аудитории о самом любимом и интересном, обмениваясь опытом с коллегами — другими авторами проекта, хорошо вам знакомыми. Мы растем и развиваемся, и будем рады пожать в приветственном жесте те руки, которые возьмутся делать это вместе с вами.
Тем же соискателям, кто подаст заявки, но не будет приглашен в проект на постоянной основе, мы ответим небезразличием на небезразличие и подарим бесплатный подкаст на желаемую тему от одного из наших авторов.
Будем с нетерпением ждать ваших писем!
Современный эпикуреизм
Выкладываем запись доклада Владимира Бровкина и последовавшую дискуссию об Эпикуре и его последователях, античных и современных.
• Что собой представляют духовные практики в эпикуреизме?
• На какие вызовы современного мира отвечает философия Эпикура?
• Современный эпикуреизм и современный стоицизм: сходства и различия?
https://youtu.be/W_EF0Hkk8u8
Хайдеггер и греки — 1
Отложим на некоторое время причины тяжести бытия у Хайдеггера, тем более гнет нашего времени очевиден и без всяких философских исследований, и приступим к другому вопросу, который горячо и долго обсуждался, но, кажется, так и не получил какого-то однозначного ответа — Хайдеггер и греки.
Как нам все-таки относиться к хайдеггеровским прочтениям античных философов? Обладают ли они хоть какой-то историко-философской ценностью или нет? Не нужно быть историком античной философии, чтобы увидеть, что многое из того, что говорит Хайдеггер о любом античном мыслителе, будь то Аристотель, Платон или Анаксимандр, идет не то чтобы вразрез с историко-философским мейнстримом, но будто бы находится вообще в другом измерении.
Вместе с тем слова Хайдеггера о том, что он ежедневно читал по часу в день греческих мыслителей в оригинале, не дают повода сомневаться. При взгляде на «Феноменологические интерпретации Аристотеля» любому знакомому с древнегреческим очевидно, что эта работа не могла бы состояться без весьма высокой языковой компетенции автора. Хайдеггер, конечно, не был Виламовицем, но его уровня греческого ему более чем хватало, чтобы не только со знанием дела критиковать устоявшиеся переводы и видеть лежащие в них переводческие ходы, но и предлагать свои, выстраивая свою мысль вокруг довольно тонких нюансов греческого языка (скажем, значении приставки и медиального залога ἀποφαίνεσθαι).
Очевидно, Хайдеггер имел полное представление о методах и классической филологии, и истории античной философии, и при желании мог бы спокойно этими методами в своей работе воспользоваться (и иногда, разумеется, пользовался). И все же хайдеггеровское обращение к античным текстам нельзя спутать ни с каким другим — конечно, это совсем не то, чего мы ждем от историко-философской работы в привычном понимании. Тем не менее Хайдеггер не раз подчеркивал, что состоит в особом «собеседовании» с античными мыслителями, то есть в своих прочтениях тоже претендовал на определенную истину. На мой взгляд, мы не имеем права просто отбраковывать (как некоторые историки античной философии) это «собеседование» как плод фантазии одного только Хайдеггера — такого рода предубеждение не свидетельствует ни о чем, кроме тяжелой интеллектуальной лени. Более того, как мы покажем в следующих постах, в некоторых своих методологических принципах и предложениях Хайдеггер гораздо ближе «традиционной» истории философии, чем обычно принято считать.
#heidegger
О том, почему философствование должно быть трудным — 2
Продолжим наши хайдеггеровские штудии для чайников. Итак, мы разобрались, почему язык Хайдеггера так труден:
a) трудна сама жизнь человеческая;
b) человеческая жизнь при этом является предметом философского исследования per se;
c) что еще важнее, жизнь не просто «является предметом философского исследования, но <...> само философское исследование составляет определенный <модус> как фактической жизни» (Феноменологические интерпретации Аристотеля, с. 54-55). С помощью философии, которая схватывает и приводит «бытийный характер» жизни к очевидности, жизнь направляется на саму себя и приходит к самой себе. В каком-то смысле (который, конечно, подлежит дальнейшему уточнению) получается, что философия и есть сама жизнь как таковая, выражение наиболее существенных ее черт.
Таким образом, коль скоро изначально постулируется, что жизнь трудна, не может не быть труден и язык философского исследования, являющегося модусом жизни, предназначение которого состоит в том, чтобы эту жизнь ухватить в ее бытии-трудным. Если приспособить к этому «Письмо о гуманизме», то язык философии — это такой трудный дом, в котором сидит трудное бытие (вспоминается мем с собакой в горящем доме), которое при этом, если пройти этот трудный путь до конца, окажется предельно простым и распростертым к нам. Что ж, как по мне, so far so good, меня вполне удовлетворяет такое объяснение хайдеггеровского стиля, пока мы не задаемся вопросом, почему, собственно, изначально тягостно само бытие.
В «Феноменологических интерпретациях Аристотеля», как у Хайдеггера часто бывает, эта мысль просто вбрасывается без какого бы то ни было объяснения, и в рамках этого произведения остается только гадать, откуда он ее взял. Когда читаешь такие вещи у философа, начинаешь подозревать какие-то биографические мотивации, однако детство в бедной семье и семинарские годы Хайдеггера (которому на момент работы над «Феноменологическими интерпретациями» было 32 года), насколько мы можем судить по его собственным воспоминаниям и биографии Сафрански, не были настолько неблагополучными, чтобы извлечь из них фундаментальное ощущение тяжести. Напротив, он всегда вспоминал свою юность с удовольствием и теплотой. Хотя символично, что чувство трудности в этих воспоминаниях все же появляется: «Мы же, мальчишки, мастерили из дубовой коры кораблики и, снабдив гребными банками и рулем, пускали их в ручье Меттенбахе или в бассейне у школы. Эти дальние плавания еще без труда приводили к цели, а вскоре оканчивались на своем берегу. Грезы странствий еще скрывались в том едва ли замечавшемся сиянии, какое покрывало тогда все окружающее».
Не похоже, чтобы источником хайдеггеровского представления о жизни как о чем-то по самому своему существу тягостном был простой жизненный опыт. На самом деле даже представить, чтобы Хайдеггер взял одну из своих основных философских интуиций просто «из жизни», — идея довольно наивная, хоть позднее Хайдеггер, живописуя свое шварцвальдское отшельничество, и любил предстать поближе к этой самой жизни, к крестьянскому быту. Но у молодого ученика Гуссерля этот период опрощения еще не начался, и введение им в свое концептуальное поле тех или иных понятий, надо полагать, требовало в плане обоснования чего-то гораздо большего, даже если феноменолог и отправляется от естественной установки со всеми присущими ей тяготами.
Так откуда же берется это бытие-тягостным? На это мы постараемся ответить в следующих постах. Я думаю, этот вопрос затрагивает самую сердцевину хайдеггеровской философии, и ответить на него без обращения к «Бытию и времени» невозможно. Однако характерно, что когда мы пытаемся найти там какую-то зацепку, которая объяснила бы нам, почему бытие, собственно, трудно, то мы столкнемся со следующими словами:
О том, почему философствование должно быть трудным
Философскую герменевтику, будь у меня больше времени, я сдавал бы по какому-нибудь из текстов Шлейермахера, с которым я давно хочу ознакомиться ближе (про его статью Über den Werth des Sokrates als Philosophen и ее влияние на всю историю сократовского вопроса в XIX–XX вв. я обязательно напишу в отдельности), однако времени нет, поэтому выбрал ту тему, которая ближе к тем предметам, которые я уже сдавал, и оказалась ей герменевтика Хайдеггера с опорой на его «Феноменологические интерпретации Аристотеля» (в переводе Н. Артеменко, о курсе по введению в феноменологию которой я писал выше).
Когда я перевелся на философский в 2009 году, как и всякий уважающий себя первокурсник, я попытался читать «Бытие и время». Хватило меня где-то страниц на 100, и когда я пожаловался однокурснице (в отличие от меня, Хайдеггером загоревшейся), что читать это невозможно и книжку я забросил, она осуждающе на меня посмотрела и назидательно сказала, что где-то после сотой страницы там все самое интересное как раз-таки и начинается. На вторую попытку у меня терпения не было, к тому же Хайдеггер (да и вся феноменология впридачу) сильно шел вразрез с тем образом философии, который на тот момент сформировался у меня под влиянием Фуко, работами которого — ранними, поздними, какими угодно — я тогда зачитывался.
Некоторое время спустя я прочел «Письмо о гуманизме», «Время картины мира» и «Вопрос о технике», и этот Хайдеггер оказался мне ближе, однако не настолько, чтобы всерьез увлечься его заботами, почувствовать какое-то экзистенциальное соприкосновение с ним. Мне по-прежнему казалось, что это чересчур далеко от жизни, слишком абстрактно и практически не резонирует или резонирует еле-еле с тем, что понимал под философией я, с юношеским запалом вооружившийся максимой Генри Торо «У нас сейчас есть профессора философии, но философов нет», результаты необдуманного применения которой могут быть весьма вредоносны для того, кто только приступает к изучению философии.
Время все расставило по своим местам, у меня переменилось отношение и к философии в целом, и к Хайдеггеру в частности. Поэтому я был очень рад, когда в прошлом году удалось организовать лекцию Д. Кралечкина об эссе Хайдеггера Der Spruch des Anaximander. Также из недавно прочитанного меня очень впечатлили статьи Татьяны Васильевой из ее сборника «Семь встреч с Хайдеггером». Многие задаются вопросом, как филологи-классики оценивают хайдеггеровское прочтение античных философов, — тексты и переводы Васильевой могут послужить одним из возможных продуманных ответов на него (а не просто «это все ерунда, мы такое не читаем», что тоже можно услышать) со стороны самого что ни на есть филолога-классика. Об этом сборнике я еще напишу, а сейчас хочу привести одно место из Phänomenologische Interpretationen zu Aristoteles, на которое я был рад наткнуться.
В какой-то момент Хайдеггер, возможно, стал мне ближе, но он не перестал быть загадкой. Что это, в конце концов, за язык? Зачем он так пишет? Чего этим хочет достичь? Я, конечно, помнил предупреждение из начала «Бытия и времени» о том, что нечего удивляться нескладности этой книги, так как философия с самого момента своего рождения изобретала очень необычный, неслыханный язык. Однако этот аргумент к авторитету убедительным мне не казался — было очевидно, что Платон с Аристотелем сложны совершенно иным способом, нежели чем Хайдеггер. И вот мне попалось наконец своего рода обоснование (в кавычках, поскольку в нем самом много чего остается без пояснения) метода или стиля Хайдеггера, благодаря которому его позиция стала мне гораздо понятнее:
Такой способ прояснения истории в вопрошании об изначальном учреждении целей, связующих звенья цепи последующих поколений, поскольку цели эти по-прежнему живы в них в неких осажденных формах, но всегда могут быть пробуждены вновь и подвергнуты критике в своей вновь обретенной жизненности; такой способ вопрошания о том, каким образом сохранившие свою жизненность цели влекут за собой все новые попытки их достичь, а в силу неудовлетворительности последних — потребность прояснить их, улучшить, более или менее радикально преобразовать,— это, по моему убеждению, не что иное, как подлинное самоосмысление философа в отношении того, чего он собственно хочет, какая воля действует в нем из воли его духовных прародителей и как их воля. Это означает: вновь оживить те отложившиеся в осадке понятия, которые как нечто само собой разумеющееся образуют почву его частной, неисторической работы, оживить их в их скрытом историческом смысле. Это означает: в своем самоосмыслении продолжить в то же время и самоосмысление своих предшественников, и тем самым не только вернуть к жизни череду мыслителей, их мыслительную социальность, их взаимосвязанность в мыслящем сообществе, не только превратить их в живое для нас настоящее, но на основе этого восстановленного в настоящем общего единства осуществить ответственную критику, критику особого рода, которая находит свою почву в этих исторических личных целеполаганиях, в относительном достижении целей и во взаимной критике, а не в том, что само собой разумеется для нынешнего философа в частном порядке. Для того чтобы стать самостоятельным мыслителем, автономным философом, воля которого направлена к освобождению от всех предрассудков, он должен увидеть, что все само собой разумеющиеся для него истины суть предрассудки, что все предрассудки представляют собой осаждающиеся в традиции неясности, а не просто неопределенные в своей истинности суждения, и что уже это свидетельствует о великой задаче, об идее, носящей имя «философии».
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. С. 102-104.