Mid-Century, More Than

27 ноября 2024 21:43

Имя финского дизайнера Олофа Бэкстрема, пожалуй, известно лишь специалистам, изучающим историю дизайна. Выучившись на электроинженера и проработав 11 лет по специальности, в 1954 г. он переквалифицировался в промышленного дизайнера и в конце 1950-х гг. устроился в компанию «Fiskars». Уже в 1957 г. он был удостоен серебряной медали Миланской триеннале за ложки для салата и ложку-ситечко для заваривания чая, изготовленные из эбонита, в 1960 г. получил еще одну серебряную медаль за туристический комплект столовых приборов, а в 1961 г. начал работать над усовершенствованием ножниц… Вы уже, наверное, догадываетесь, что будет дальше?

———

The name Olof Bäckström would probably ring a bell with those who are well-versed in the history of product design. A Finnish designer, Bäckström was initially trained and worked as an electric engineer for 11 years before turning his eye to industrial design in 1954. Employed by Fiskars since the late 1950s, he earned himself a silver medal of the 1957 Milan Triennale for ebony salad spoons and tea strainer and another one, in 1960, for a portable set of cutlery. In 1961, he resolved to improve the design of Fiskars scissors… You probably see where we are going with this already, don’t you?

(photos here and below: fiskars.com, sbandiu.com, kruuna.fi, mentalfloss.com, nasjonalmuseet.no, moma.org, ebay.com)

Mid-Century, More Than

26 ноября 2024 20:38

В то время как Венделл Касл (1932-2018), оседлав старинную технологию изготовления фигурных предметов из наборных заготовок, трудился над созданием скульптурной мебели в США, параллельно преподавая столярное мастерство, по другую сторону океана аналогичной деятельностью занимался даже внешне похожий на американца голландец Франс Большер (1942-2010). Окончив Художественно-промышленную академию (AKI) и отучившись в художественной школе «Ateliers’ 63», Большер начинал как художник и скульптор, одновременно обучая студентов основам дизайна и столярного ремесла.

Участник многих выставок и основатель творческого объединения AG, он много работал с древесиной, создавая как скульптуры, так и вполне функциональные изделия. В 1989 г. Большер с коллегами по группе AG организовал выставку «Экспериментальные модели и прототипы стульев», на которой представил кресло, изготовленное в 1970 г. и очень созвучное работам Касла. Нам посчастливилось найти более современные фотографии этого исключительной бытовой скульптуры, и мы незамедлительно делимся ими с вами.

———

While Wendell Castle (1932-2018) was promoting stack lamination, a 19th-century woodworking technique, with his sculptural furnishings and teaching furniture-making to students in the US, the Dutch Frans Bolscher (1942-2010) was doing just that overseas. Having graduated from the AKI Academy for Art and Industry and studied at Ateliers’ 63, Bolscher pursued a career as an artist and sculptor while teaching design and woodworking.

Exhibiting his artworks at multiple venues and events, he was a keen woodworker and produced both artistic and functional sculptures made of wood. In 1989, Bolscher and other fellow members of AG, an art community he had co-founded, held an exhibition titled “Chairs: Experimental Models and Prototypes” that included a 1970 chair of his own design, which is reminiscent of Castle’s pieces of the same period. We were lucky to find present-day photographs of this masterpiece and couldn’t wait to share all of them with you. Check out the comments down below for a few additional pictures of this masterpiece.

(photos: kunstag.eu, massmoderndesign.com)

Mid-Century, More Than

24 ноября 2024 20:14

Вестник постмодернизма,
выпуск №178

Было бы удивительно, если бы юные дизайнеры-пассионарии не внесли свой вклад в борьбу с мэнспредингом. Пять лет назад Лейла Лорел, студентка Университета Брайтона, изучавшая 3D-дизайн, вдохновилась деятельностью Лоры Бейтс по привлечению внимания к бытовому сексизму и в рамках своей дипломной работы спроектировала стул, который должен был вынуждать мужчин принимать более компактное положение, а также стул для женщин, обладающий противоположным свойством.

Разлетевшись по соцсетям и СМИ, работа Лорел вызвала полярные реакции у общественности: в то время как феминистическое сообщество и жертвы мэнспрединга поддержали проект выпускницы, в том же году удостоенный Бельмондской премии, ящик Лорел в запрещенной сети наполнился неприличными сообщениями и даже угрозами. Пользователи сети Reddit в свою очередь предложили остроумное решение: седлать стул для мужчин на манер Слейтера из «Спасенных звонком» или Райкера из «Звездного пути» (погуглите «маневр Райкера», если интересно).

———

Sunday Postmodernism,
issue No. 178

We were not in the least surprised to see the new generation of designers contribute to tackling the problem of manspreading. Five years ago, inspired by Laura Bates’ Everyday Sexism Project, Laila Laurel, a graduate student of 3D design at Brighton University, designed two anti-manspreading chairs as part of her graduation project. One of them was intended to force men into sitting with their legs together while the other one was a female version that encouraged women to sit with their legs wide apart.

Quickly spreading all over the social networks and media, Laurel’s project was met with controversy. While her concept was supported by the feminist community and "victims" of manspreading and earned her the Belmond Award, Laurel’s social networks experienced a backlash of hostile and explicit messages and even threats. Reddit’s users took a humorous stance on the matter, quipping "Flip it around and sit Slater-style" or suggesting the Riker maneuver.

(photos: dezeen.com, theslicedpan.com)

Mid-Century, More Than

23 ноября 2024 20:01

Как и обещали, спешим поделиться с вами домом, в котором можно было увидеть светильники «Tumbo» (см. как минимум два «куста» на газоне перед домом). Речь идет о доме семьи Меникетти, построенном Пьеро Меникетти в итальянской Лукке в период с 1969 по 1970-й гг. К сожалению, изображений этой виллы в свободном доступе практически нет, поэтому приходится полагаться исключительно на описание проекта в разных источниках.

В частности, утверждается, что стены этого параллелепипеда скрывают два внутренних дворика, в одном из которых размещена лестница, а в другом - небольшой сад. В подвальном этаже дома Меникетти обустроил лабораторию, в цокольном, уходящем на метр под землю, - свою студию, а верхний этаж отвел под жилые помещения.

Автор заметки, опубликованной в октябрьском номере «Casa Vogue» за 1975 г., сравнивает розовый дом Меникетти с кирпичными домами местных крестьян, тут же делая оговорку: «Алюминиевые жалюзи с пластинами шириной 40 см, разительно контрастирующие в масштабе с кирпичной кладкой, решительно и недвусмысленно указывают то, что в этом проекте нет никаких отсылок к вернакулярной архитектуре».

———

As promised, we’re coming back to you with a few pictures of a house whose lighting included a few Tumbo lamps (see two outdoors clusters of them around the building). This villa in Lucca, Italy, was built by Piero Menichetti for his own family in 1969-1970. Regrettably, we’ve managed to find but a handful of pictures of this house and will rely solely on textual descriptions of its features.

According to first-hand accounts, this prism comprises two inner courtyards, the larger one dominated by a staircase and the smaller one containing a miniature garden. The lowest level of the residence, which is completely underground, was intended as a laboratory, the basement level, whose floor was set at one meter below the surface, functioned as the architect’s studio, and the upper level housed all the living quarters.

The October 1975 issue of Casa Vogue states that Menichetti’s villa bears some semblance to exposed-brick houses of Lucca peasants adding that "the aluminum brise-soleil with 40 cm shutters, brutally off the scale with the texture of the bricks, is a clear and decisive ‘no’ to any possible vernacular allusion".

(photos: censimentoarchitetturecontemporanee.cultura.gov.it, architetturatoscana.it, lostharvest.tumblr.com, Sailko via Wiki Commons)

Mid-Century, More Than

21 ноября 2024 20:00

В 1968 г. поэт стекла Макс Ингранд, за год до этого покинувший кресло художественного руководителя «FontanaArte», основал во Франции компанию «Verre Lumiere», которая возникла при деятельном участии фирмы «Mazda» и старинного стекольного завода «Сен-Гобен», известного многим по автомобильным стеклам. Художественное руководство было поручено Бену Свилденсу, который помогал Ингранду в других проектах маэстро, а в целом курс был взят на производство современных осветительных приборов, в том числе под отдельные проекты. В следующие десять лет компания будет сотрудничать со многими именитыми архитекторами, изготавливая светильники для их построек и выпуская некоторые из них ограниченным тиражом для реализации населению.

«Verre Lumiere» привлекала разнообразных архитекторов и дизайнеров для создания тиражных светильников, как французских, так и зарубежных. Одним из последних был тосканский архитектор Пьеро Меникетти, который в 1973 г. спроектировал для этого производителя лампу «Tumbo». Благодаря модульной конструкции и шарнирным соединениям потребитель мог наращивать тело светильника и придавать ему причудливые формы. Экземпляр этой лампы тоже впоследствии оказался в одной примечательной постройке. А какой, мы вам вскоре расскажем.

———

In 1968, Max Ingrand, the French poet of glass who had stepped down as FontanaArte’s artistic director one year earlier, founded a brand-new company called Verre Lumière which was a joint enterprise with Mazda and Saint-Gobain, one of Europe’s leading glassworks known to most of us as a manufacturer of car windows. The artistic leadership of the newly established business was entrusted to Ben Swildens who had previously worked with Ingrand on multiple projects and was to focus on the design of contemporary lighting for mass production and custom orders. The next decade saw Verre Lumière undertake commissions from eminent architects releasing some of their site-specific designs in limited-edition series.

For larger series, Verre Lumière collaborated with many celebrated architects and designers both in France and elsewhere. Tuscany-based architect Piero Menichetti was one of the contributors. In 1973, he created a lamp called Tumbo whose modular design and swivelling joints enabled the user to make lamps of different sizes and shapes. Like many other Verre Lumière’s lighting fixtures, one copy of the Tumbo found its way into a remarkable building we will feature shortly, so stay tuned.

(photos: demischdanant.com, meublesetlumieres.com, b22design.nl)

Mid-Century, More Than

19 ноября 2024 20:13

«Однажды я изготовил прототип стула из проволочной сетки и газет, но мой друг раздавил его, пытаясь на него усесться. Когда кое-кто решил “с пользой для дела” обратиться к моей идее, я тоже почувствовал себя раздавленным».

Эти слова принадлежат Гуннару Огору Андерсену, датскому художнику, скульптору и дизайнеру, который в 1952-53 гг. создал этот консольный стул, а адресованы они его соотечественнику, Вернеру Пантону, в 1956 г. ставшему автором похожего стула из фанеры, а в 1959 г. задумавшему изготовить пластмассовую версию, которая теперь известна как «Panton». Появившись в 1967 г., стул «Panton» (см. фото 3) вызвал жаркие дискуссии в дизайнерской среде, выплеснувшиеся на страницы журнала «Mobilia». Тогда многие дизайнеры отнеслись с пониманием к этому заимствованию и воздержались от обвинений в плагиате (даже несмотря на то, что Андерсен планировал воплотить свой прототип в жизнь с помощью прессованного алюминия или стеклопластика), но нам очень интересно, что теперь скажете вы?

———

“Once, I made a model using chicken wire mesh and newspapers. But a friend squashed the chair while trying to sit on it. Later, when someone tried to ‘make good use’ of the design, I, like the chair, was crushed.”

These are the words that Gunnar Aagaard Andersen, a Danish artist, sculptor, and designer who created this cantilevered chair in 1952-53, addressed to his countryman Verner Panton, who was behind a similar chair of plywood in 1956 and conceived a plastic version in 1959 known as the Panton Chair (pic. 3). Launched in 1967, the Panton Chair sparked a heated debate in the design community, which was even covered by Mobilia. Interestingly, most of the designers quoted by Mobilia were understanding of Panton’s thought process and refrained from accusing him of plagiarism even though, as we now know, Andersen had envisioned his prototype to be made of pressed aluminum or fiberglass-reinforced plastic. We’re really curious to hear what you think about the two designs decades later!

(photos: Stuhlmusem Burg Beverungen, gaaa.uk, tagwerc.com, vitra.com)

Mid-Century, More Than

19 ноября 2024 16:41

Ай да Настя, ай да ромашковый сбор - 4!❤️

Mid-Century, More Than

17 ноября 2024 20:26

Вестник постмодернизма,
выпуск №177

На протяжении большей части своей карьеры Освальд Матиас Унгерс неизменно проводил в жизнь универсальные принципы архитектурного проектирования, предложенные еще Жаном-Николя-Луи Дюраном в 1820 г. Примером этой комбинаторной методики служит вторая часть нашего триптиха, Вилла Гласхютте, дом, построенный Унгерсом для своей семьи в Утшайде 1988 г. Как и Дюран, Унгерс был одним из главных певцов «модульной сетки»: этот квадратный в плане жилой дом размером 17 х 17 м расположен в центре парка, так же разбитого при помощи модульной сетки со стороной 17 м. Обладатель огромной архитектурной библиотеки, насчитывавшей более 500 томов, Унгерс прекрасно знал историю архитектурной мысли и в своих проектах постоянно обращался к опыту древних.

Прообразом этой резиденции послужила, конечно же, вилла Ротонда: центром этого двухэтажного дома является лестница, вокруг которой расположены жилые и нежилые помещения, скрытые за четырьмя идентичными фасадами. Хоть в здании отсутствуют колонны, если не считать двух, не несущих никакой нагрузки, кроме смысловой, в его тектонике («ордере стены», по Пиранези) угадываются пропорции палладианской архитектуры. Редуцированная до базовых архитектурных элементов, постройка полностью лишена декора и кажется предельной точкой на пути Унгерса к первоосновам архитектуры. Однако, как покажут время и сам Унгерс, это еще не предел…

Продолжение следует…

———

Sunday Postmodernism,
issue No. 177

Oswald Mathias Ungers spent most of his career elaborating a system of modular architectural elements proposed as early as in 1820 by Jean-Nicolas-Louis Durand. The Villa Glashütte he built for himself in Utscheid in 1988 is the second part of our triptych and a textbook example of the use of this method. Just like Durand, Ungers was a known proponent of modular grids and placed this rectangular 17 x 17 m house in the center of a park which was also based on the 17-meter grid. Having amassed an architectural library over 500 books, Ungers was extremely well-versed in the history of architecture and always referred to the traditional architectural idioms developed by ancient builders.

This particular residence certainly alludes to the Villa Rotonda; centered around a staircase, the house features four identical facades and, even though there are no column save for the two purely decorative ones that have no load-bearing purposes, has a Palladian feel in its astylar tectonics and proportions. Reduced to basic architectural forms, this building is free of any ornament and, as such, seems to represent a climax in Ungers’ journey towards a pure architecture. However, as time and Ungers himself would show, there was still room for purification.

To be continued.

(photos: Stefan Mueller, Heidrun Hertel, ofhouses.org, archeyes.com)

Mid-Century, More Than

15 ноября 2024 20:07

Давно мы не предлагали вам отгадать назначение хитрого приспособления в наших традиционных пятничных викторинах. Исправляемся и предлагаем взглянуть на устройство, которое было известно в России еще до наступления 20-го века, но повсеместно применялось в первой половине прошлого века, вступая в некий диссонанс с курсом страны на индустриализацию. Мы впервые узнали о существовании «козы» (так это приспособление называлось в народе из-за сходства с рогами сельскохозяйственного животного) на выставке в московском «Зотове», посвященной русскому конструктивизму, но аналогичные экспонаты можно увидеть и в других музеях, например, в секции музея истории Волхова, рассказывающей о Волховской ГЭС.

Догадаетесь, что это за устройство? Только, как обычно, не гуглите, пожалуйста, и не торопитесь комментировать, если ответ вам заведомо известен - пусть другие тоже подумают.

———

It’s been a while since our usual Friday quiz invited you to guess the intended use of a contraption, so here comes a tricky one, which was invented before the 20th century and yet was indispensable everywhere in Russia up to the 1950s, which is somewhat out-of-tune with the country’s rapid industrialization. We’d been unaware of the existence of such goats, or so these devices were called referencing the resemblance of the protruding parts to the horns of a goat, until we saw one at the exhibition on Soviet constructivism at Moscow’s Zotov. Similar devices are also displayed elsewhere in Russia, e.g. it is one of the exhibits that tell the story of Volkhov Hydroelectric Plant at Volkhov History Museum.

Do you think you can guess the intended use of the goat without googling? Also, we’d appreciate it, if you could refrain from posting the correct answer down below, if you know it upfront, letting others think a bit, too.

Mid-Century, More Than

14 ноября 2024 20:00

…Скульптура же, установленная напротив полотна, своими парковыми размерами тоже создает ощущение того, что дом является продолжением сада вокруг. В этом смысле любопытно, что такое масштабное произведение по-домашнему легковесно: в отличие от более крупной версии из мрамора, установленной в фойе театра Дэвида Коха в Линкольн-центре, эта скульптура была выполнена Надельманом из папье-маше (!).
 
Однако ценность этих произведений искусства не сводится к выполнению сугубо утилитарной архитектурной задачи. Сам архитектор, в 1991 г. комментируя построенную им рядом со стеклянным домом галерею скульптуры, сказал следующее: «Я люблю строить здания. Нет никого, кто бы не любил это. Всем нам хочется создавать для себя гнезда и строить храмы. Сложно сказать, что появилось раньше: жилище или храм, - но оба этих желания лежат в основе человеческой природы», - а мы в свою очередь уверены, что появление в этих и любых других домашних интерьерах произведений искусства отражает такое же фундаментальное и извечное стремление человека приблизить свое жилище к храму, хоть ненамного сблизить свой земной быт с миром горним…

Настоятельно рекомендуем вам изучить и другие ответы на вопрос о месте искусства в интерьере, начиная со стартового поста нашей дорогой коллеги Насти Ромашкевич, которая и затеяла этот флэшмоб.

———

…The sculpture, which was placed opposite the painting, also contributes to the blending of the interior and exterior and, thanks to its garden-scale dimensions, makes it seem as if it were part of the surrounding park, not the house itself. Of note, unlike its larger version created by Nadelman for the David H. Koch Theater at Lincoln Center, it was made of papier mâché, not marble, and has therefore a much more domestic character.

As this note is supposed to be about the value of art in a home setting, not its function, it seems fitting to end it on a less pragmatic chord quoting the architect himself. Commenting upon the Sculpture Gallery he had built next to his Glass House, Johnson said in 1991, "I love to build buildings. Everybody does. They all want to build nests. They all want to build temples. Which came first, the temple or the nest, it’s hard to say. But both those drives are basic to human nature." It is our firm belief that works of art find their way into domestic interiors through the action of another drive, which is just as basic to human nature - that of bridging the nest and the temple…

We’re convinced you will enjoy other posts in this series starting from the first one by our dearest Nastya Romashkevich who actually masterminded the whole dialogue.

(photos here and above: architecturaldigest.com, metro.style, Andy Romer and Eirik Johnson via theglasshouse.org, Flickr user Hrag Vartanian, openspaceseries.com, samjacob.com)

Mid-Century, More Than

13 ноября 2024 20:05

Этим летом в одном неприметном букинистическом магазинчике Нижнего Новгорода нам посчастливилось приобрести альбом «современной» грузинской керамики 1984 г., в котором были не только биографические сведения о Шоте Нариманишвили, но и несколько фотографий его работ, дополняющих скульптуру «Лань». Поскольку имя Нариманишвили – хоть и мимоходом – упомянуто в Большой советской энциклопедии, считаем важным поделиться найденными деталями с вами.

Родившийся в 1925 г. в Тифлисе, Нариманишвили учился в Тбилисской академии художеств, которая была сформирована в 1922 г. и пять лет спустя обзавелась факультетом керамики. Студентом этого факультета и был Нариманишвили, окончивший его в 1958 г., когда технологическая лаборатория при факультете была превращена в учебно-экспериментальную и на ее базе молодому художнику Ревазу Яшвили удалось восстановить древнюю грузинскую технику изготовления чернолощеной керамики. Именно чернолощеная керамика, как вы помните, и принесла Нариманишвили серебряную медаль Международной выставки керамики в Праге и начиная с 1960 г. выставлялась по всему миру.

———

Vacationing in Nizhny Novgorod earlier this year, we came across an inconspicuous second-hand bookstore and left it with a lucky find, a glossy album of “modern” Georgian ceramics published in 1984. Not only did this album contain a short bio of Shota Narimanishvili – there were a few pictures of his sculptures that, together with his Doe, showcase Narimanishvili’s talent as an animal sculptor. Since the artist’s name is mentioned, albeit in passing, in the Great Soviet Encyclopedia, we cannot help sharing additional details about him we discovered recently.

Born in Tiflis in 1925, Narimanishvili was a student of Tbilisi Academy of Art which was established in 1922 and, five years later, grew to include a department specializing in ceramics. It was the Department of Ceramics Narimanishvili graduated from in 1958, the year when its Laboratory of Technology was converted into the Education and Research Laboratory and Revaz Yashvili, a young graduate artist working at the lab at the time, was able to reconstruct the black clay technology developed by Georgian ceramicists in ancient times. It was exactly his black clay portfolio that earned Narimanishvili a silver medal of the 1960 International Ceramics Exhibition in Prague and was exhibited all over the world starting from 1960.

Mid-Century, More Than

11 ноября 2024 20:15

«Ни один объект – будь то создание природы или произведение искусства – не существует в вакууме, что не мешает ему в такой степени повлиять на среду, что он сам станет окружающей средой».

Приличное время назад мы поделились с вами оттоманкой, спроектированной выдающимся Фредериком Кислером для квартиры Маргариты Мергентайм, а сегодня предлагаем заглянуть в эту нью-йоркскую квартиру, обстановка которой стала известна лишь десять лет назад, когда Мэтт Дамора, сын знаменитого архитектурного фотографа Роберта Даморы, нашел соответствующие негативы в архивах отца. Благодаря венскому Фонду Кислера эти негативы были отреставрированы, и некоторые элементы интерьера были даже воссозданы в музейных стенах. Квартира Мергентаймов, оформленная в 1935-1936 гг., была единственным проектом жилого интерьера, созданным Кислером, и интересна смешением эстетики немецкого функционализма, биоморфной пластики Жана Арпа или Исаму Ногучи и европейского сюрреализма. Об отдельных объектах, спроектированных Кислером и в наши дни побудивших производителей выпустить их для широкого пользования, мы поговорим в следующий раз, а сегодня предлагаем насладиться их окружающей средой, общими планами квартиры.
 
———
 
“No object, of nature or of art, exists without environment.  As a matter of fact, the object itself can expand to a degree  where it becomes its own environment”.

Some of you may remember our post of a while ago about a daybed designed by Frederick Kiesler for Marguerita Mergentime’s apartment on Central Park West, New York. Today, we’d like you to invite you to take a peek at the interiors it was created for thanks to Robert Damora’s negatives discovered ten years ago by his son, Matt Damora. As the negatives were “in terrible condition”, it took quite some time and effort as well as funding from the Frederick Kiesler Foundation in Vienna to properly restore and even use them to reconstruct the interiors in a museum setting a few years ago. Being the only documented private dwelling ever designed by Kiesler, this apartment completed in 1935-1936 is a well-proportioned blend of different aesthetics and influences that dominated the design scene such as German functionalism, biomorphic sculptures by Hans Arp or Isamu Noguchi, and European surrealism. We’re going to dissect this interior into a few digestible Kiesler-designed furnishings that are commercially available now and welcome you to enjoy the “environment” as a whole in the meantime.

(photos: Robert Damora, mullenbooks.com, metropolismag.com, Martin Seck, incollect.com, daniellaondesign.com, moma.org, curbed.com)

Mid-Century, More Than

09 ноября 2024 20:32

«Почему никто не позаботился об этом здании раньше? Где были все эти заступники, когда дом стоял бесхозным?» -

сказал Фил Донахью после того, как в 1988 г., предварительно выкупив соседний участок для обеспечения большей приватности, снес расположенный на нем дом, построенный в 1966 г. Джоном Йохансеном. Член Гарвардской пятерки, Йохансен спроектировал этот жилой дом на Лонг-Айленде для преуспевающего врача Говарда Тейлора, собиравшегося коротать в нем свои дни после выхода на пенсию. Может быть, поэтому архитектор задумал эту постройку в виде лабиринта (собственно, дом впоследствии получил именно такое прозвище): лабиринт здесь – это одновременно и путь, и пункт назначения. В этом смысле очень символично, что центром лабиринта, состоящего из хаотично расположенных стен из необработанного бетона со следами опалубки и стеклянных заполнений, были очаг (сердце жилища по Фрэнку Ллойду Райту) и башня, из который открывался вид на окрестности.

Поскольку проект сохранился лишь в виде ограниченного числа фотографий и неполного плана, приходится прибегнуть к услугам проводника, в роли которого выступит сам архитектор: «Стены этого дома в 290 квадратных метров были устрашающе грубыми снаружи, а их внутренние поверхности (те, с которыми непосредственно соприкасается организм – будь то моллюск или человек) были покрыты стеклянной плиткой ручной работы, подушками и шелком, расписанным вручную в компании “Fortuny”».

«Он мог найти дому лучшее применение, сделав из него библиотеку, сдав дом в аренду или безвозмездно передав его городскому историческому обществу. Публичной персоне не подобает поступать таким образом. А его еще называют “Мистер Чувствительность”»…

———

“Why didn't someone take care of this building? Where were all these caring people when the building was unoccupied?"

said Phil Donahue in 1988 after demolishing a house that stood on an adjacent lot he had purchased to have more privacy for his own house. Built in 1966 by John Johansen, one of the Harvard Five, this Long Island house was to function as a retirement home for a wealthy physician by the name of Howard Taylor. His client’s retirement was probably one of the reasons why Johansen designed the house as a labyrinth – the nickname this project would later acquire. While a labyrinth is usually defined as a path not a destination, Johansen’s house is both a destination and a path. In this context, it is especially telling that the labyrinth composed of a set of seemingly chaotic béton brut walls and glass enclosures in between was centered around a hearth, which as the heart of a dwelling in Frank Lloyd Wright’s terms, and a tower that offered views of the surrounding landscape.

Since only a handful of images and an incomplete plan of the house have survived, we needed a guide to take us inside the labyrinth and we found one in the form of the architect himself: “The walls of the 3,130-square-foot home were formidably rough on the outside, while the inside surfaces (which are those that the organism - marine or human - lives against) are covered with handmade glass tiles, cushions, and hand-painted Fortuny silk fabrics.”

“He could have found a better use for it: a library, he could have rented it out, made a donation to the town historic society. This wasn't a very exemplary act from a public figure. And they've nicknamed him 'Mr. Sensitivity.”

(photos: Robert Damora via artworkarchive.com, D. Hirsch, Deutsche Bauzeitung, November 1964, via ofhouses.com, reddit.com/r/brutalism, johnmjohansen.com)

Mid-Century, More Than

07 ноября 2024 20:18

Как известно, цветное телевизионное вещание в Советском Союзе началось в 1967 г., а заглавные фотографии датированы 1954 годом. Как же так? Дело в том, что семьдесят лет назад в Ленинграде был начат мелкосерийный выпуск опытного телеприемника «Радуга», первого в СССР цветного телевизора, и в то же время организовывались просмотры цветных телепередач в специально оборудованных для этой цели ателье. Телевизор «Радуга», созданный инженерами Н.С. Беляевым, П.И. Коршуновым и В.Г. Семёновым, которые в том числе отвечали за разработку передающей аппаратуры, не был цветным в общепринятом смысле: телевизор принимал черно-белое изображение и конвертировал его в цветное механическим образом (!), при помощи вращающегося диска со светофильтрами красного, синего и зеленого цветов.

В начале передачи необходимо было синхронизировать вращение диска с положением светофильтра на передающей станции при помощи ручки «Установка цвета», меняющей положение статора электродвигателя в диапазоне от 0 до 180 градусов. Из-за малоперспективности такой системы вещания в 1956 г. опыты были прекращены.

———

It is a well-documented fact that color television was introduced in the Soviet Union in 1967, yet the opening photographs date back to 1954. How come? The thing is that 1954 saw the start of the limited-edition production of an experimental TV receiver called Raduga (the Russian for a rainhow), the USSR’s first color TV set. To showcase the potential of color television, viewings were organized at selected and pre-equipped venues. The receiver was designed by N.S. Belyaev, P.I. Korshunov, and V.G. Semyonov who were also responsible for the development of broadcasting equipment and was not a color TV in the commonly accepted sense we are used to now. Essentially a black-and-white receiver, the Raduga was supplied with a rotating disc with red, green, and blue color filters that helped convert black-and-white images into color ones mechanically.

At the start of the broadcast, the user had to ensure that the rotation of the disc was in sync with the broadcasting station by adjusting the position of the stator in the 0 to 180 degrees range using a control knob. Soon it was found that this broadcasting technology was not favorable enough and the experiments were discontinued altogether in 1956.

(photos: rem-tv24.ru, opoccuu.com, polymus.ru, olegvp57.blogspot.com)

Mid-Century, More Than

05 ноября 2024 20:01

«Датская мебельная промышленность держится из последних сил, и только незаурядная инициатива способна спасти остатки мебельного производства в стране» (архитектурный критик Свенд Эрик Меллер по следам Кельнской мебельной выставки в январе 1968 г.)

Четырехтомник Греты Ялк «Четыре десятилетия датского мебельного дизайна» неслучайно заканчивается 1966-м годом – дело в том, что в этом году состоялась последняя выставка Копенгагенской гильдии краснодеревщиков. Отрасль переживала не лучшие времена: краснодеревщиков становилось все меньше, а «традиционная» деревянная датская мебель не могла конкурировать на международном рынке с более свежими и яркими работами молодых дизайнеров из новых материалов, в том числе пластика. В 1980 г. газета «The New York Times» так охарактеризовала закат мебельного дела в Дании: «Время широкого распространения и востребованности датской мебели ушло: сначала рынок наполнился подделками и аналогами более низкого качества, а после датские мастера были окончательно вытеснены производителями, сделавшими ставку на новизну и оригинальность».

Однако 1966-й год стал не только своего рода послесловием в истории уходящих мастеров вроде Ханса Вегнера или Финна Юля, но и прологом для творческой карьеры молодых дарований. Именно в этом году в Дании сформировался новый дизайнерский дуэт: закончив учебу в ремесленной школе при Королевской академии, однокурсники Руд Тигесен и Джонни Сёренсен основали собственную студию, и уже в 1967 г. в производство поступил первый совместно спроектированный ими предмет мебели, кресло «Circular», сиденье и спинка которого представляли собой дугу с центральным углом в 135 градусов. В том же году дизайнеры создали комплект кресел и диванов под названием «Welcome» и кресло «Rocket», и это было лишь началом…

Продолжение следует…

———

“Danish furniture is in a fight to the death - now only a talented initiative can save the scraps of Danish production” (Politiken’s architecture reviewer Svend Erik Møller in the wake of his visit to the Cologne Furniture Fair in January, 1968)

Grete Jalk’s choice of 1966 as the cut-off date for her “40 Years of Danish Furniture Design” is not incidental. 1966 saw the last annual exhibition organized by Copenhagen Cabinetmakers’ Guild and the furniture industry was clearly in decline. More and more cabinetmakers were going out of business and “traditional” wooden Danish furniture could no longer compete internationally with newer and much more colorful designs that used trendy materials such as plastic. Here’s how this predicament was described in a 1980 issue of The New York Times, “After being widely acclaimed and acquired, it was copied and cheapened and then replaced by those whose business is marketable novelty and change”.

However, while 1966 can be said to have marked the end of the Golden Age of Danish design as represented by Hans Wegner, Finn Juhl, and other great masters, it also opened a new chapter in the furniture-making history of Denmark thanks to a few budding talents. It was in 1966 that Rud Thygesen and Johnny Sørensen completed their studies at the Royal Academy’s School of Crafts and set up their own design studio. The very next year, the duo marketed their first design, the Circular Chair which was based on a 135 degree sector of a circle. Later the same year, they launched a set of chairs and sofas called Welcome as well as the Rocket Chair and they were just warming up for more…

To be continued.

(photos: designarkivet.dk, danish-modern.co.uk, johnny-sorensen.com)

Mid-Century, More Than

27 ноября 2024 16:55

На правах рекомендации

Алена из Каталога Алвара Аалто (на фото не она) собрала пока еще не каталог, но уже внушительную папочку из здоровских каналов о дизайне, в которой оказались и мы - смотрите: DesignArt.

———

Alyona of the Alvar Aalto Catalogue has just put together what is not yet a catalog but a sizeable folder of design-oriented Telegram channels we are once again happy to part of - check it out here: DesignArt.

Mid-Century, More Than

25 ноября 2024 20:08

«Могу плюнуть на снег, и он станет красным!»

Если бы мы читали лекции об историческом контексте, в котором появился Баухаус, то начали бы этот цикл с серии рисунков Генриха Цилле (1858-1929), знаменитого немецкого художника. Называвшийся современниками как «Генрихом Рука-кисть», так и «рисовальщиком отхожих мест», Цилле подробно документировал жизнь пролетариата в немецкой столице. Сын часовщика и дочери горняка, Цилле перебрался в Берлин в 1867 г. и, с детства вынужденный зарабатывать себе и матери на жизнь (отец, к тому моменту вышедший из долговой тюрьмы, переехал в Данию), не понаслышке знал условия, в которых жил существовал рабочий класс. Хоть знаменитая фраза «Жилищные условия убивают человека не хуже топора», авторство которой приписывают Цилле, в действительности была впервые произнесена немецким социал-демократом Альбертом Зюдекумом, рисунки Цилле красноречиво бичевали тяготы и лишения берлинских бедняков, загнанных в нечеловеческие условия.

P.S. Художник оставался верен своим корням и социалистическим убеждениям до самой смерти: и тогда, когда местная буржуазия в 1918-1923 гг. устраивала костюмированные «балы Цилле», участники которых наряжались в отрепья и копировали поведение бедноты («Возьмите свежую кубинскую сигару, мастер Цилле, своими шлюхами и бедняками вы доставляете нам так много удовольствия!»), и когда в 1923 г. Цилле избрали в Академию, чтобы использовать его влияние в политических целях. Он продолжал жить среди обитателей берлинского дна, не знакомых с бюргерским искусством и считавших художника своим…

———
 
“If I want to, I can spit blood in the snow!”

If we ever find ourselves lecturing on the origins of Bauhaus, we will certainly preface this discussion with a series of drawings by Heinrich Zille (1858-1929), a prominent German artist and photographer. Often referred to as Heinrich the Brush or Painter of the Gutter, Zille produced countless drawings and caricatures that showcase the horrible conditions the German working class was living in at the turn of the century. Born into the family of a watchmaker and a miner’s daughter, Zille moved to Berlin in 1867 and had to earn a living for himself and his mother starting from his childhood (his father, who had been in and out of a debtors’ prison, had moved to Denmark by then) – he knew the hardships of Berlin workers he would later depict firsthand. Even though it is Albert Südekum, a German Social Democrat, who was the original author of the famous phrase “You can kill a man with an apartment as easily as with an axe”, which is often misattributed to Zille, the latter’s drawings were convincing demonstrations of its validity.

P.S. Zille would remain faithful to his origins and Socialist beliefs up to his death. He did not waver in 1918-1923 amidst “Zille balls” that saw Berlin socialites dress in rags and imitate the poor (“Get yourself another fresh Habana, Master Zille, you always gave us so much joy with your whores and paupers!”). Nor did he falter or change lanes when he was appointed a member of the Academy in 1923 in a political move; he continued to live in the same poverty-stricken neighborhood surrounded by his “stereotypes” who knew nothing about bourgeois art and felt he was one of them…

(photos: wahooart.com, images.zeno.org,dennisbaganz-arch.de,garystockbridge617.getarchive.net, helmutcaspar.de, Wiki Commons, abebooks.co.uk, auctionet.com, nat.museum-digital.de, nekrasovka.ru, artnet.com)

Mid-Century, More Than

24 ноября 2024 14:19

На правах рекомендации

Пожалуй, больше, чем сами папочки, мы любим в них оказываться. На днях дизайн-школа «Детали» положила нас в папку с «лучшими из лучших»
в дизайн-сообществе Телеграма. Папочка называется «Pro Дизайн», но ее можно было бы назвать и «Дизайн - это…», поскольку вошедшие в нее каналы очень разные, но в совокупности дают представление о многообразии форм дизайна в истории и на текущем историческом отрезке. Делитесь и редактируйте на свое усмотрение!

Pro Дизайн

———

More than Telegram folders, we like being part of them, especially alongside the “crème de la crème” of the Telegram design community. Here’s one such folder, which was recently put together by Detali, an interior design school in Moscow. Together, these channels provide a glimpse into what design is actually about in all of its limitless permutations now and back in the day, so the folder might as well have been called “Design is…” In any case, do check this curated selection out and feel free to edit the folder by adding or removing content.

Pro Дизайн

Mid-Century, More Than

22 ноября 2024 20:04

«Я хочу создавать функциональные предметы, дизайн которых настолько очевиден, что они становятся незаметными для глаз пользователя».

Вернувшийся с советско-финской войны, Кай Франк, кристально чистая «совесть финского дизайна», не сразу стал заниматься стеклом. В декабре 1945 г. он устроился на фарфоровый завод «Arabia», не имея ровным счетом никакого опыта в работе с керамикой. Тем не менее, три года спустя он сменил Курта Экхольма на посту художественного руководителя фабрики. Стремясь создавать недорогие, массовые и удобные в использовании «оптимальные изделия», он действовал в русле популярного в те годы функционалистского подхода. Уже в 1950 г. компания «Arabia» выпустила спроектированную Франком коллекцию фаянсовой посуды «Kilta», ставшую первым в Финляндии примером массовой универсальной посуды, которую можно было использовать и для приготовления пищи, и для сервировки. Более того, предметы этой доступной линейки можно было покупать по отдельности по мере необходимости. Посуда «Kilta» была настолько востребована финнами, что фабрика выпускала ее вплоть до 1975 г., а позднее возобновила производство в несколько измененном Франком виде под названием «Teema».

Чуть раньше, в 1948 г., Франк создал малюсенький сливочник, который укупоривался пробковой пробкой. Поскольку сегодня пятница и мы не можем оставить вас без традиционной головоломки, предлагаем желающим ответить, чем были продиктованы размер и форма этого сливочника? Только, чур, не гуглить!

———

“I want to make practical objects that are so self-evident that you don't notice them”.

After returning home from the Continuation War, Kaj Frank, the crystal-clear “conscience of Finnish design”, did not immediately venture into the realm of glassmaking. In December of 1945, he joined Arabia having no experience in ceramics whatsoever. Three years later, however, he replaced Kurt Ekholm as the artistic director of the factory. Enthusiastic about creating what he called “optimal designs”, affordable, mass-produced, and easy-to-use pieces, he was all about functionalism, just like everyone else at the time. In 1950, Arabia launched Franck’s Kilta collection of faienceware that became Finland’s first ever example of mass-produced oven-to-table ware. What’s more, extremely affordable, Kilta tableware was sold both as sets and individual items to be purchased on an as-needed basis and mixed and matched with existing products. The Kilta line was so successful that it remained in production until 1975. Afterwards, Arabia re-launched the series with several Franck-designed alterations as Teema.

In 1948, when working on the Kilta collection, Franck designed a small creamer with a cork stopper you can see in the last images. Since it’s time for our usual Friday night quiz, we’re inviting you to guess, without googling, what made Franck opt for such a tiny and narrow design.

(photos: moma.org, bukowskis.com, kasma.eu, collections.vam.ac.uk, finnishdesignshop.com, bisarri.fi, laatutavara.com, culturalist.fi)

Mid-Century, More Than

20 ноября 2024 20:01

На заглавном фото – Лена Бергнер и «советский архитектор» Ханнес Майер в Батуми, 1930 г.

На прошлой неделе наша давняя подруга и уважаемая коллега Даша Сорокина коснулась непростой судьбы студенток Баухауса, занимавшихся дизайном текстиля, а мы сегодня поведем рассказ об одной из них…

Ярким примером тесных связей Баухауса и советского авангарда, а также того, как дизайн, или художественное конструирование, переплетался с политическими процессами в Европе, может служить история Лены Бергнер, которая почему-то неизвестна отечественной историографии. В 1931 г. эта выпускница Баухауса присоединилась к бригаде «Рот Фронт» из восьми учеников и преподавателей, отправившись вслед за Ханнесом Майером, бывшим директором Баухауса и ее будущим супругом в Москву. Выпускница текстильной мастерской, учившаяся у Пауля Клее, затем повышавшая квалификацию на красильном отделении знаменитого текстильного училища в Зорау и в течение года возглавлявшая ткацкую мануфактуру в Кенигсберге, Бергнер оказалась в СССР, будучи уже состоявшимся дизайнером, и, устроившись на крупную московскую фабрику «Декоративткань», на которой в 1929 г. работало 630 человек, немедленно направила свой опыт на строительство социализма.

Текстильные наработки Бергнер вкупе с ее идеологическими взглядами попали на плодородную почву: за пять лет пребывания в Советском Союзе она создала более сорока рисунков, в том числе служивших агитации во время двух первых пятилеток: «В то время нам следовало определиться: мы будем создавать то, что требуется, или настаивать на воплощении собственных идей, отказываясь от сотрудничества с государством; сделать выбор было нетрудно». Хоть из всех этих работ в свободном доступе имеется лишь одна, ткань с абстрактным рисунком «Метро», мы намеренно публикуем и другие рисунки Бергнер 1920-1930-х гг., чтобы картина была более полной.

В 1936 г. дизайнеры покинули Москву и вскоре переселились в Мексику, ставшую к тому моменту новым местом притяжения авангардистов, но это уже совсем другая история…

———

Shown in the opening photo are Lena Bergner and Hannes Meyer, Batumi, 1930.

A week ago, our dearest friend and colleague Daria Sorokina posted a short story about textile designers at Bauhaus and, today, we’d like to follow it up with a note about one of them…

What we’re bringing you today is a story of Lena Bergner, a lesser known Bauhaus graduate who is literally unheard of in Russia. Yet, her career path that included a five-year stint in Moscow in the 1930s is a telling example of the close ties between Bauhaus and Soviet constructivists as well as of how design was intertwined with political agendas. In 1931, Bergner joined the Red Bauhaus Brigade of eight Bauhaus students and teachers led by Hannes Meyer, a former director of Bauhaus and Bergner’s future husband, who had fled to Moscow one year earlier. A graduate of the Textile Workshop who had studied under Paul Klee, learned the craft of dyeing at the famous Technical School in Sorau, and headed a weaving factory in Königsburg, Bergner arrived in the Soviet Union as an accomplished textile designer and was quickly employed by Dekorativtkan, a large manufacturer of textiles that had a head count of 630 in 1929.

Just like Meyer who described himself as a “Soviet architect”, Bergner was an early adopter of socialism and quickly embraced the challenges of building the new Soviet state using her talent and experience. Over her stay in Moscow from 1931 to 1936, she produced over forty textile designs some of which promoted the first two Five-Year Plans: “At that time it was: shall we create what is needed, or shall we insist on our own ideas and renounce collaboration? The decision was not a difficult one.” Even though we’ve failed to find any of her Soviet-time designs save for the abstract Metro pattern, we’re publishing a few of Bergner’s 1920-1940s pieces to give you a better idea of her work.

In 1936, the designers had to leave Moscow and soon found themselves in Mexico, a new avant-garde hub, but that’s quite another story…

Mid-Century, More Than

19 ноября 2024 16:41

На этой неделе мы с коллегами-админами устроили флэшмоб — размышляли о месте искусства в интерьере. Если хотите раскручивать этот сюжет постепенно, то можно начать не только с начала, но и с финального поста в канале Mid-century, More Than, так даже удобнее — будете точно переходить с одного поста на другой. Кстати, некоторые канали сделали на эту тему не одну, а сразу несколько публикаций.

Но этим список интересных постов в дизайн-каналах не ограничивается:

«Дом вашему миру» рассказывает про блошиный рынок в Турине. Он, оказывается, один из самых больших в Италии.

Полезный пост о том, как лучше организовать хранение на кухне, читайте в канале «Красота в интерьере».

Мы с подругами в этом месяце хотели поехать в терем Асташово, но не срослось. Теперь смотрю, что мы упустили, в канале «На частоте 1 Герц» (это один из многих постов на тему).

Артём Дежурко буквально только что выложил пост с кучей забавных фотографий и рассказом о том, что великий детский дизайнер Пол Хеннингсен увлекался воздушными змеями.

Анна Эрман, прекрасный дизайнер и мама уже взрослых дочерей, размышляет о том, как наши сбывшиеся и несбывшиеся мечты отражаются в интерьере комнат, которые мы делаем для своих детей.

И напоследок важное объявление от «Изящного садоводства» — если кто не знает, это канал ландшафтного бюро «Мох», которое планирует предновогодний керамический маркет в своем московском пространстве и объявляет open call для керамистов. Подробности вот тут.

Mid-Century, More Than

18 ноября 2024 20:00

- Сэму Хардкаслу!

Если, подходя к своему холодильнику, вы когда-нибудь задавались вопросом, кому мы должны быть благодарны за магниты-сувениры, привозимые из туристических поездок, отвечаем: «Сэму Хардкаслу!» Первый патент на магнитный держатель для записок в США был выдан в 1956 г. некоему Орену Уайтвеллу. К началу 1960-х гг. в американских магазинах стали появляться декоративные держатели на магнитной основе в виде фруктов, но лишь в начале 1970-х гг. в продажу поступили сувенирные магниты в форме американских штатов, выпускать которые начала компания «Ad Specialties», основанная Сэмом Хардкаслом.

Последний в середине 1960-х гг. работал над созданием гибких магнитных букв и цифр, которые бы отливались из магнитной массы, а не наклеивались на магнитную основу, для нужд космической отрасли. Когда решение было найдено, Хардкасл воспользовался им для изготовления сувенирной продукции в гражданских целях, чтобы его соотечественники, путешествующие по стране, могли привозить домой магниты из тех мест, в которых они побывали. Такие магниты называются теперь «классическими» и производятся по сей день.

———

- It’s Sam Hardcastle!

If you’ve ever wondered whom we should be thankful to for refrigerator magnets that document our travels, the answer is Sam Hardcastle and here’s why. The first American patent for a magnetic memo holder was granted in 1956 to a certain Oren Whitewell. By the early 1960s, decorative – usually fruit-shaped - holder magnets had become commercially available. However, it was not until the early 1970s that souvenir magnets in the shape of American states went on the market. Those were produced by Ad Specialties founded by Sam Hardcastle.

In mid-1960s, Hardcastle was commissioned by the space agency to design flexible letters and numbers with a fully magnetic body as opposed to plastic ones with a magnetic underside. When he developed a magnetic molding compound, he saw a huge commercial potential in producing collectible magnets his fellow Americans could bring back home from their travels across the country. These are now referred to as Classic Magnets and remain in production to this day.

(photos: classicmagnets.com, faineg.substack.com, patents.google.com, amazon.com)

Mid-Century, More Than

16 ноября 2024 20:02

Если вас интересуют истории о мистификациях в искусстве, предлагаем посмотреть «Большие глаза» Тима Бертона, вышедший ровно десять лет назад и повествующий об американской художнице Маргарет Кин. Мы же покажем вам ванкуверский дом, сыгравший в этом фильме роль резиденции семьи Кинов. Построенный в 1957 г. для своей семьи канадским архитектором Алленом Смитом, известным многими общественными зданиями, этот дом интересен сочетанием традиционного для «Интернационального стиля» приземистого застекленного объема с плоской крышей и дома-шалаша, прямолинейность которых подчеркивается изгибами бассейна в виде почки. Еще одним контрастным элементом являются бронзовые входные двери, позаимствованные у первого в Ванкувере небоскреба, Марин-билдинг, признанного шедевра архитектуры ар-деко.

Утверждается, что раньше диалог прямых и кривых продолжался и в ванной комнате, в которой была устроена облицованная керамической плиткой ванна, повторяющая очертания бассейна, а столовая была отделена перегородками, форма которых была подсказана принадлежавшим Смитам роялем. За более чем полвека с момента постройки дом претерпел и другие изменения: в частности, в нем лишь фрагментарно сохранился пол из местного черного известняка, ранее простиравшийся вплоть до бассейна и тем самым выделявший общие зоны и нивелировавший рубеж между интерьером и ландшафтом.

———

If you are also into art-related mysteries and haven’t yet seen Tim Burton’s “Big Eyes”, we can wholeheartedly recommend a watch for the cast alone, not to mention the story of American artist Margaret Keane the movie retells. In the meantime, we will share a few photos of a house in Vancouver that portrayed Keanes’ residence in San Francisco. Designed in 1957 by Allen C. Smith, a Canadian architect known for multiple civic buildings, the house boasts a striking combination of an International Style-like prism and an A-frame whose rectilinear shapes were softened by a kidney-shaped pool. Another uncanonical feature of the house consisted of bronze doors that were borrowed from the Marine Building, which is Vancouver’s first skyscraper and an acclaimed Art Deco masterpiece.

The interior of the house featured a similar contrast of curves and angles; the bathroom had a sunken ceramic-tile tub in the shape of the swimming pool and the floor plan of the dining room was designed to follow the outline of Smiths’ grand piano. Over the past six decades, the residence went through several renovations losing some of its elements such as the black slate flooring that had been sourced from local mines and originally spread from the entrance to the pool deck, articulating common areas and connecting the inside and the outside.
 
(photos: Re/Max Select via nationalpost.com, vopenhouse.ca, Google Maps)

Mid-Century, More Than

15 ноября 2024 18:17

У нас важное объявление: в московском пространстве бюро МОХ в декабре планируется уже традиционный праздничный КЕРАМОМАРКЕТ. Это наш ответ проблеме поиска точных и изящных подарков.

Мы начнем со старта OPEN CALL’а!

Кого приглашаем: художников и мастеров, которые делают вазы для цветочных композиций, кензанов или одного цветка, подсвечники или елочные игрушки, свечи и скульптуры.

Чего ждем: фотографии готовых работ, которые могут быть представлены на нашем маркете, и их цену (максимальная цены на руки не должна быть больше 15 000 рублей за единицу).

Куда присылать: мы ждем ваши заявки до 1 декабря 23:59 по адресу gallery@mox.ru и 2 декабря ответим всем откликнувшимся и начнем готовить выборку.

Mid-Century, More Than

14 ноября 2024 20:00

С коллегами из дизайнерского Телеграм-сообщества решили устроить очередной флэшмоб, вступив в полилог на тему «Зачем в интерьере искусство?». С материалами коллег можно ознакомиться, переходя по ссылкам начиная с замечательного поста Анны и ее «Двух квадратов», а мы в свою очередь предложим довольно «прозрачную» версию ответа на этот вопрос, поделившись с вами очередной историей о стеклянном доме Филипа Джонсона.
 
В основном доме архитектора имеется всего два произведения искусства: картина «Перенесение тела Фокиона», написанная, вероятно, Никола Пуссеном, и скульптура «Две циркачки» (1930) Эди Надельмана. Помимо всего прочего, обе эти работы выполняют практическую функцию, способствуя нивелированию границы между интерьером и ландшафтом. Пейзаж, изображенный на картине, в свое время фактически подчинил себе «дорогостоящие обои», вид, открывающийся из дома, поскольку именно этим пейзажем руководствовались Джонсон и его партнер Дэвид Уитни, когда занимались ландшафтным дизайном. Более того, картина установлена в зоне гостиной таким образом, чтобы для сидящего в кресле линия горизонта, видимая сквозь стекло, совпадала с линией горизонта на картине…

———

Today’s note should ideally be experienced in a larger context as it is just a chapter in a new flash mob we are hosting together with our colleagues from the Telegram design community to try and provide different perspectives on what makes art an essential part of a domestic interior. Our take completes this series, which you are welcome to explore backwards starting from Anna’s wonderful post here, and will feature yet another story about Philip Johnson and his Glass House.

The Glass House itself boasts just two works of art, an image, "The Burial of Phocion" attributed to Nicolas Poussin, and a sculpture, "Two Circus Women" (1930) by Elie Nadelman. In this context, both of them can be thought of as examples of Functional Beauty as they are instrumental in blurring the lines between the interior and the surrounding Nature. The landscape depicted in the image was one of the references for Johnson and his partner, David Whitney, when the two of them were doing landscaping of the property and is thus one of the reasons why the "wallpaper" in the Glass House is so impressive. What’s more, displayed on a stand in the living area, the picture is positioned in such a way that, when a viewer is seated in the lounge chair, the horizon in the image lines up with the real horizon outside…

Mid-Century, More Than

12 ноября 2024 20:00

«Мы выбрали тех – в надежде на взаимность, - кто казался нам носителями нового и более человечного дизайна, дизайна для жизни, тех молодых ребят, кто плечом к плечу с нами оккупировал универмаги, участвовал в демонстрациях, организовывал митинги у заводских проходных, пытаясь добиться создания союза студентов и рабочих, который, как нам мечталось, должен был изменить мир вокруг».

Эти слова принадлежат итальянскому архитектору Паоло Деганелло, одному из основателей радикалистского движения «Archizoom», а произнесены они были в 2002 г. в преддверии 30-й годовщины кресла «AeO», ставшего последним проектом Деганелло в составе «Archizoom». «AeO» было задумано архитектором как антитеза креслу «La Soriana», спроектированному Тобиа Скарпой в 1969 г. и в том же году удостоенному «Золотого циркуля», креслу, которое сам Деганелло описывал так: «Раздутое воплощение комфорта и роскоши, лоснящееся от жира, а, вернее, от пенополиуретана, облаченного в дакрон и материю, … символ того благополучия и излишества, которому последовательно и убежденно противостояла группа “Archizoom”».

Проектируя кресло «AeO», Деганелло намеревался создать массовый объект, изготовленный из простых материалов и дающий потребителю свободу выбора: размера, конфигурации, цвета и пр. Компания «Cassina» заинтересовалась проектом и предоставила Деганелло свой исследовательский центр, в котором над креслом работало множество специалистов в самых разных отраслях. В 1973 г. кресло было запущено в производство; первоначально оно продавалось в разобранном виде и снабжалось инструкцией по сборке в виде комикса (привет, ИКЕА!).

Несколько десятилетий спустя кресло продолжает выпускаться в неизменном виде, вот только его «наполнение» за эти годы радикально изменилось:

«”AeO” остается передовым, революционным продуктом, однако теперь, когда оно выпускается в собранном виде и продается по цене, несовместимой с его исходной миссией служить малоимущим, этот инновационный предмет неизбежно и неуклонно становится элитарным – таковы законы общества».

———

“We chose, and hoped to be chosen by, those same individuals who seemed to bearers of the new and more human designs for life, by those young people who, along with us, occupied the departments, participated in demonstrations in the squares, and went in front of the factories seeking that student-worker alliance that we were hoping would have changed the world.”

These are words by Paolo Deganello, an Italian architect who co-founded Archizoom, a radical design movement. He wrote them in 2002, one year before the 30th anniversary of his famous AeO chair that marked Deganello’s departure from Archizoom and the beginning of his sole career. Deganello conceived the AeO chair as a radical response to Tobia Scarpa’s La Soriana designed in 1969 and awarded with a Compasso d’Oro the same year, the chair that Deganello himself described as “a swollen, opulent easy chair that dripped fat, or rather, soft foam covered with Dacron and fabric, from every part… the emblematic representation of that well-being and opulence that the Archizooms opposed with systematic dedication.”

In designing the AeO, Deganello wished to create an affordable and mass-produced piece that would be made of simple materials and put the customer into the driver’s seat as to the choice of the modules and their configuration, and various upholstery options. Cassina took a keen interest in Deganello’s concept and invited him to design the chair at their research center enlisting the help of many experts from different fields. In 1973, the chair was finally ready and put into production; initially, it was sold disassembled and supplied with a user manual in the form of a comic strip.

Five decades later, the chair hasn’t changed much, at least visually, and remains in production; its content, however, has undergone a radical change:

“AeO is still sold as an innovative, avant-garde product, but assembled and in a single version, at a price that contradicts its vocation as a poor object: in this society, the innovative product is inevitably, inexorably, elitist.”

Mid-Century, More Than

10 ноября 2024 20:03

6 октября выдающемуся итальянскому дизайнеру и архитектору Вико Маджистретти исполнилось бы 104 года, поэтому воскресный выпуск «Вестника постмодернизма» посвятим одной работе этого мастера, созданной в 2000 г., но со следующей оговоркой: «Дизайн и мода – это две разные вещи. Некоторая мебель, в частности, постмодернистская, не имеет ничего общего с тем, что я вкладываю в понятие “дизайн”, а потому мне неинтересна. На мой взгляд, такая мебель начисто лишена способности эволюционировать и представляет собой исключительно разновидность моды».

Выпускник Миланского политехнического института, Маджистретти в 1998-2003 гг. сотрудничал с компанией «FontanaArte», создав для нее ряд примечательных светильников, в том числе лампу-компаньона «Margaret», мягкое и увесистое кожаное основание которой позволяло переносить ее с места на место и устраивать на самых разных поверхностях. Конструкция «Margaret» вызывает в памяти работу Луиджи Качча Доминиони, еще одного известного выпускника Политеха, с которым Маджистретти тоже успел поработать, спроектировав вместе с ним миланский квартал Сан-Феличе в 1966-1975 гг.

В отличие от других светильников Маджистретти, выпускаемых упомянутой компанией по сей день, «Margaret» больше не производится, напоминая нам еще об одной мудрости автора: «За свою жизнь я создал порядка пятидесяти стульев, из которых, может быть, десяток не канет в Лету. Однако не будь этих пятидесяти стульев, этих десяти счастливчиков тоже бы не было».

———

October 6th marked the 104th anniversary of Vico Magistretti, a famed Italian designer and architect, so it’s only natural that this issue of Sunday Postmodernism will feature one of his "postmodern" designs, but with the following disclaimer by the maestro himself, ”Design and fashion are two different things. Certain furniture, such as postmodern, has nothing to do with what I consider to be design and therefore it doesn’t interest me. In my opinion, this furniture offers no possibility for development whatsoever. It is only a variant of fashion.”

A graduate of Milan Polytechnic, Magistretti had a successful collaboration with FontanaArte in 1998-2003 that produced a few celebrated designs as well as lesser known pieces such as a very sociable lamp by the name of Margaret that dates back to 2000. With a leather bag for a base, Margaret could follow her owner everywhere he/she went. Magistretti’s ingenious design calls to mind a much earlier work by a colleague of his, Luigi Caccia Dominioni, another renowned graduate of Milan Polytechnic whom Magistretti had a chance to work with on a residential district in Milan’s San Felice in 1966-1975.

Unlike his other designs for FontanaArte that remain in production to this day, the Margaret lamp was discontinued at some point, attesting to the accuracy of another witticism by the maestro, “I made about 50 chairs in my life, of which maybe ten will stick around. But if I hadn’t made all 50, those ten wouldn’t exist either.”

(photos: archivio.vicomagistretti.it, stylepark.com, dimanoinmano.it, vintageinfo.be)

Mid-Century, More Than

08 ноября 2024 20:04

В этом году исполнилось сто лет со дня рождения лавроносного американского фотографа Уильяма Хелберна. Отправившись служить в ВВС США в 1942 г., он не прошел медкомиссию в летчики и был определен в фотокорреспонденты. Работая на тихоокеанском театре военных действий, Хелберн вместе с Тедом Кронером, своим будущим партнером по фотостудии, которую он откроет в Нью-Йорке вскоре после войны на ветеранскую выплату, занимался аэрофотосъемкой и стал автором первых снимков Хиросимы и Нагасаки после бомбардировки. Собственно, Хелберн и в мирное время хотел продолжать работать аэрофотографом, но этот план не осуществился, и Хелберн, пройдя обучение в «Лаборатории дизайна» у Алексея Бродовича, редактора «Harper’s Bazaar», принялся документировать женскую красоту для модных журналов – в этом качеcтве он вывел рекламную фотосъемку на новую высоту.

Еще несколько снимков Хелберна помещаем в комментариях, а тем, кто ждет традиционную пятничную викторину, предлагаем ответить на вопрос: «Что мы скрыли от вас на последней фотографии, сделанной в 1955 г.?»

———
 
This year marks the 100th anniversary of William Helburn, a lauded America photographer whose artistic journey started when he joined the US Air Force in 1942 and was assigned to a topographic company because of a medical disqualifier for a pilot. Stationed in the South Pacific, Helburn and Ted Croner, his friend and future partner in a studio they would set up in New York shortly after the war using their GI Bill funds, were responsible for aerial photographers and reportedly made photographs of Hiroshima and Nagasaki shortly after the bombings. When Helburn and Croner returned to New York after the war, they were aspiring to continue doing aerial photography, but the plan did not work out and Helburn joined Design Laboratory’s workshops for photographers hosted by Alexey Brodovitch, the then Art Director of Harper’s Bazaar, and ventured into fashion and advertising photography, taking these forms of photography to new heights.

For more images, check out the comments down below. Also, as it’s Friday and time for our usual quiz, here’s a question for you. Can you guess, without googling, what object we’ve blacked out in the closing picture that dates back to 1955?
 
(photos: gadcollection.com, esquire.com, williamhelburn.com, hamiltonsgallery.com)

Mid-Century, More Than

06 ноября 2024 21:32

Одной из популярных в эпоху ар-деко техник была эгломизе, способ декорирования стекла при помощи чернил и фольги, а одними из мастеров, освоивших эту методику, были супруги Ингранд, известный многим Макс, в детстве живший во французском Шартре и, впечатленный витражами собора, связавший свою жизнь со стеклом, и Поле, менее известная художница, попробовавшая себя в самых разных областях искусствах, от графики до фресок и иллюстраций. В 1931 г. Макс, птенец гнезда Гюстава Моро, основал собственную студию, в которой в довоенные годы они с Поле создали множество произведений из стекла, в том числе церковных витражей, арт-объектов для коммерческих учреждений и декоративно-прикладных изделий. Вместе с Рене Лаликом они даже приложили руку к оформлению интерьеров знаменитого трансатлантического лайнера «Normandie».

Союз художников оказался непрочным, и сразу после войны супруги расстались: в 1950-х гг. Макс стал заниматься проектированием светильников и даже возглавил компанию «FontanaArte», а Поле посвятила себя созданию ювелирных изделий. А вот хрупкие эгломизе Инграндов живы по-прежнему и не утратили привлекательности…

———
 
Verre églomisé is a glass decoration process that consists of applying gliding and ink onto the rear face of glass and that experienced a spark in popularity during the Art Deco era partially thanks to the artistry of the Ingrands, Max, a world’s famous glass designer who spent his childhood in Chartres and, deeply touched by the cathedral’s stained windows, pursued a career in glass art, and Paule, a lesser-known but multifaceted artist who tried herself in graphic art, frescoes, and even magazine illustrations. In 1931, Max, who had apprenticed with Gustave Moreau, set up his own studio that saw the duo produce all kinds of glass artworks, from religious decorations to commercial installations and domestic decor in the pre-war years. At one point, they were even responsible, together with Rene Lalique, for the interiors of the SS Normandie.

Max and Paule’s marriage was over with the end of WWII; in 1945, the couple divorced with Max entering the realm of lighting in the 1950s and providing artistic direction to FontanaArte and Paule moving to Belgium to become a jeweller. However fragile, their verre églomisés have survived to this day and remain just as captivating.

(photos: maisongerard.com, artsy.net, artnet.com,oldplank.com, lynn-byrne.com, jacqueslacoste.com, osenat.com, 1stdibs.com)

Mid-Century, More Than

04 ноября 2024 20:31

… Не обратившись за помощью, Кеннеди вернулся в коттедж и рассказал о случившемся лишь двум своим друзьям, которые отвезли его на место происшествия и попытались проникнуть в затонувшую машину. Так и не заявив в полицию, Кеннеди вплавь добрался до своего отеля, где ночью пожаловался администрации на шумную компанию, а утром поучаствовал в непринужденной беседе о регате. Друзья Кеннеди отвезли его обратно на остров, откуда сенатор совершил несколько телефонных звонков своим близким и юристам. Только когда кто-то из местных жителей сообщил Кеннеди о найденном на дне пруда автомобиле с трупом девушки, он отправился в полицию и заявил о происшествии.

Признав свою вину в оставлении места происшествия, Кеннеди получил два месяца условного срока и запрет на управление автомобилем в течение 16 месяцев. Неудивительно, что «Фольксваген» не хотел такой рекламы, особенно учитывая, что Копекне ездила как раз-таки на «Жуке»…

———

… Neglecting to seek immediate help, Kennedy walked back to the cottage and recounted the incident to two of his friends only. They drove him back to the scene and attempted, albeit unsuccessfully, to rescue Ms Kopechne. Even though his friends insisted on his informing the police, Kennedy swam back to the hotel, went to bed, and even complained to the manager of being awakened by a noisy party. In the morning, he engaged in a casual conversation about the upcoming sailing race. When he was driven back to the island, Kennedy made a few calls to his close ones and lawyers asking for advice. It was not until he was approached by a local with news of a dead woman trapped in a sunken car that he went to the police and filed a report about the incident.

Pleading guilty of leaving the scene, Kennedy received a two-month suspended sentence and a suspension of his driver’s license for sixteen months. No wonder VW didn’t want anything to do with it especially considering that Ms Kopechne used to drive a Beetle…