midcenturymodern | Неотсортированное

Telegram-канал midcenturymodern - Mid-Century, More Than

13334

Этот русско-английский канал посвящён изучению модернизма середины прошлого века в архитектуре и промышленном дизайне. —— This is a bilingual (RU and EN) channel about the history and impact of mid-century modern in architecture and design. @Midmod_bot

Подписаться на канал

Mid-Century, More Than

Какая кропотливая работа.
Взгляд лёгок, спокоен и терпелив.
Ритм труда: методичная, монотонная работа.
Эта женщина величественна, прекрасна в своей работе…


Перед вами снимок, сделанный в 1960-м г. советским фотографом Николаем Маториным. Первые работы Маторина были опубликованы в журнале «Смена» в 1949 г., когда автору было всего семнадцать лет. В дальнейшем, с 1950-й по 1952-й гг. Маторин работал в «Огоньке», а в 1955-2002 гг. - в «Работнице». Виктор Горячев, один из известнейших российских портретистов, вспоминал, как его приняли в этот журнал в 1995 г. (орфография интервью сохранена): «…Взяли меня из-за несостоявшейся съемки Пугачевой. Ее должен был снимать мэтр журнала Николай Петрович Моторин, а он любил работать медленно. Когда она пришла, он выкурил первую сигарету, разговаривая с ней, поставил свет, выкурил вторую, после чего Алла Борисовна встала, сказала «спасибо» и ушла. Меня взяли на его место с условием, что я буду работать быстро».

P.S. Снимок Маторина называется «Ритм труда», а рассказанная Горячевым история напоминает о том, что трудовой ритм - величина индивидуальная: у текстильной работницы - один, у Пугачевой - другой, у Маторина - третий… Ну, а мы желаем вам ритмичной и продуктивной рабочей недели, пока мы - ритмично и продуктивно - продолжаем изучать сокровища советской фотографии и готовить для вас новые публикации.

———

What a meticulous nature of work.
The woman’s look is light, calm, and patient.
Her working rhythm is methodic and monotonous.
She is noble and beautiful in what she does.


This photograph of a textile worker was taken in 1960 by Soviet photojournalist Nikolay Matorin whose works were first published in the Smena magazine in 1949 when he was just seventeen years old. His subsequent professional path included stints with leading Soviet magazines, Ogonyok (from 1950 to 1952) and Rabotnitsa (from 1955 to 2002). Viktor Goryachev, one of Russia’s most celebrated portrait photographers, recalled how he had joined Rabotnitsa in 1995 (quoted with the original spelling): "I was offered a place on the staff in this magazine because of a photoshoot of Alla Pugacheva that had gone awry. Ms Pugacheva was to be photographed by Nikolay Petrovich Motorin, one of the magazine’s grands who liked taking things slow. When Pugacheva arrived, he smoked one cigarette, set up the lights while talking to her, then had another cigarette, and then Ms Pugacheva got up, said "Thank you", and left. The magazine then rang me up to do the photoshoot on the condition that I would be quick."

P.S. Matorin’s photograph was called "The Rhythm of Work" while Goryachev’s anecdote is a reminder that the rhythm of work varies from person to person, from textile worker to textile worker, from singer to signer, from photographer to photographer… That said, we wish you a comfortably paced and productive working week while we are continuing - productively and at a comfortable pace - to explore treasures of mid-century photography and put together new publications for you.

(photo: cameralabs.org)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Ликвидировал Стоун и еще одну скрепу нью-йоркской архитектуры, крыльцо, опустив вход на уровень тротуара и тем самым, как отметил его сын, Бенджамин Хикс Стоун, «усилив зрелищность просторного первого этажа, неожиданно открывающегося глазу по мере подъема по лестнице из цокольного этажа». При всей своей модернистской наружности внутри дом был оформлен Стоуном с любовью к предыдущей эпохе: аскетизм и стерильность современных деталей интерьера, среди которых была мебель работы архитектора, были уравновешены излишествами прошлого в виде роскошных люстр, точеных балясин, курульных кресел и прочего.
 
Примечательно, что балансирование дома между прошлым и настоящим проявилось и в восприятии его исторической ценности общественностью: как мы уже упоминали, первоначально такое «пренебрежение» Стоуна к зданию 19-го века вызвало у нью-йоркцев резкую критику, зато в 1981 г., через три года после смерти архитектора, дом был внесен в реестр охраняемых построек. Когда в конце 1980-х гг. вдова Стоуна избавилась от экрана из бриз-блоков, за три десятка лет покрывшихся грязью и копотью, она получила штраф и предписание восстановить экран, что было сделано в 1990-х гг. Более того, когда новые владельцы дома обратились к Хиксу Стоуну за проектом очередной перестройки дома, власти Нью-Йорка не разрешили реализовать предложенный сыном Стоуна замысел, который Пол Голдбергер охарактеризовал как «привлекательное и современное архитектурное решение, отсылающее к ранним работам его отца».

Дополнительные материалы см. в комментариях к посту.
 
——-

Stone also got rid of another cornerstone of New York architecture, the original stoop, bringing the entrance to the basement level, flush with the pavement, which, in the words of his son, architect Benjamin Hicks Stone, “had the added effect of increasing the dramatic nature of the entry as the expansive first floor suddenly struck you as you emerged from the interior stairs." The modernist exterior was juxtaposed with a blend of contemporary and traditional furnishings inside that included Stone’s own rustic designs and anything-but-sterile-and-sober remnants of the previous era such as imposing chandeliers, intricate balusters, or curule chairs, a respectful nod to the house’s past.

Interestingly, vacillating between old and new, the house evoked different sentiments regarding its architectural significance as years went by. Initially, this makeover caused public uproar, but when the 1980s came around, the building was listed as a landmark and, when in the late 1980s Stone’s widow removed the breeze-block filigree that had accumulated a lot of dirt, dust, and soot over the decades, she was fined and forced to restore the screen in the 1990s. Furthermore, when new owners commissioned Hicks Stone, the architect’s son, to redesign the building, Hicks’s design, which was praised by Paul Goldberger as “a handsome modern design that relates to his father's earliest work”, the face-lift was not approved by authorities.

For more images, see the comments down below.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

В 1960-х гг. Советский Союз противостоял Западу не только в космической гонке и гонке вооружений, но и в шоссейных гонках. Для этой цели в 1964 г. Сергей Иваницкий, конструктор Серпуховского мотоциклетного завода, создал передовую многоцилиндровую машину С-364, аналоги которой были только у японцев и итальянцев – остальные команды выступали на одноцилиндровых мотоциклах. Во время своего дебюта на гран-при ГДР мотоциклы С-364 привели Николая Севостьянова и Энделя Кийсу к финишу вторым и третьим, соответственно, а чуть позже в том же году Кийса занял третье место в гонке Финляндии, став первым советским гонщиком, поднявшимся на пьедестал чемпионата мира по шоссейно-кольцевым гонкам.
 
В 1965 г. конструкторы В. Поческин, В. Щербатов и Д. Киселев разработали мотоцикл С-565, взяв за основу С-364, но оснастив его новым двигателем объемом 500 см3 и мощностью 80,2 л.с., который по основным характеристикам превосходил 75-сильный мотор, установленный на итальянском «MV Agusta» легендарного гонщика Джакомо Агостини, и позволял машине развивать скорость до 250 км/ч. Вскоре финансирование мотопрограммы было прекращено, и противостояние с Западом в этой области сошло на нет.
 
По пятничной традиции вопрос: «Какое название получили два упомянутых мотоцикла?» Только, чур, не гуглить и не торопиться с ответом, если он вам заведомо известен.

———

The 1960s saw the Soviet Union caught up not only in the Space Race and arms race with the West, but also in motorcycle racing. For this purpose, funds were allocated to Serpukhov Motorcycle Factory to design a brand-new motorcycle and, in 1964, factory’s engineer Sergey Ivanitsky created the S-364, a groundbreaking bike equipped with a multi-cylinder engine the likes of which were piloted by the Japanese and Italian teams (other teams rode single-cylinders at the time). Debuting at the 1964 Gran-Prix in East Germany, the S-364 bikes took Nikolay Sevostyanov and Endel Kiisa to the second and third spots in the qualification round. Later the same year in Finland, Kiisa came third in the race becoming the first Soviet racer to make it to the winners’ podium in road racing.

In 1965, V. Pocheskin, V. Scherbatov, and D. Kiselyov revamped the S-364 creating the S-365 that had a top-notch 500 cc and 80.2 hp engine whose performance exceeded that of the 75 hp one that powered Giacomo Agostini’s MV Agusta propelling the S-365 to a speed of up to 250 km/h. However, the program’s funding was soon discontinued and motorcycle racing was no longer a field the Soviet Union could compete with the West in…

As it’s Friday today, here’s our usual question for you. Can you guess, without googling, the name both of these bikes were known under besides the alphanumeric codes?

(photos: polymus.ru, stoneforest.ru, vk.com/world_of_speed, omoimot.ru)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

За свою непродолжительную жизнь Джо Коломбо не раз прикладывал руку к проектированию изделий из стекла. В 1970 г. он не остался в стороне от всеобщего увлечения штабелируемой посудой и создал «коктейль» под названием «5 в 1», состоявший из пяти разных бокалов (для коньяка, белого вина, красного вина, граппы и воды), которые вкладывались друг в друга, превращаясь в скульптуру из стекла. Помимо того, что такие скульптуры было удобно хранить, поскольку они занимали мало места и могли находиться на виду, а не в ящике, их можно было с таким же успехом - в полном или усеченном виде - использовать для сервировки стола, предложив гостям широкий выбор напитков и избежав при этом нагромождения бокалов.

По всей видимости, этот комплект не утратил актуальности, поскольку он выпускается датской компанией «Karakter» до сих пор.

———

Over his short but illustrious career, Joe Colombo ventured into the realm of glassmaking on numerous occasions. For example, in 1970, when tableware had to be stackable, Colombo created "5-In-1", a truly unique "cocktail" of five different glasses (for brandy, white and red wines, grappa, and water) that could be inserted into one another turning into a glass artwork. While such a sculpture took up less storage space and could even be kept outside of a kitchen cabinet, there was another advantage - the glasses, all five of them or fewer, could be served nested together, enabling the host to offer their guests all sorts of drinks without cluttering the table.

As it turns out, this set remains in demand to this day and is now commercially available from Karakter, Denmark.

(photos: mytheresa.com, karakter-copenhagen.com, progetti.life, uncommoncave.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Последствия бомбардировок Великобритании и резкое сокращение поставок сырья на острова (преимущественно древесины, следовавшей из США), а также переориентирование промышленности на военные заказы заставили британцев отказаться от так любимой викторианской мебели и меблировать свои дома предметами, на которые был нанесен штамп CC41 (сокращение от «контролируемый товар 1941»), в народе называвшийся «двумя сырными головами».

Ограничениям подверглись не только проектирование и производство мебели, но и потребление: высокий спрос на мебель привел к тому, что новые изделия стали продавать по талонам. Приоритетным правом пользовались молодожены и граждане, лишившиеся жилья из-за бомбардировок. Таким лицам государство начисляло 60 баллов и выдавало соответствующие разрешения, которые позволяли приобрести мебель согласно утвержденным тарифам: например, платяной шкаф оценивался в 12 баллов, кровать – в 5, обеденный стол – в 6, а стул – в 1 балл.

———

Severe bombings coupled with a substantial shortage of raw materials (including wood that had been imported from the US) and mobilization of the industry to the war effort made Victorian furniture a thing of the past, which was quickly replaced with newly-made furnishings that bore the CC41 mark (short for "Controlled Commodity 1941") commonly referred to as “the two cheeses”.

Governmental restrictions were in place for the design, production, and, importantly, consumption of furniture, leading to the rationing of new furniture goods through a voucher scheme. As a matter of priority, utility furniture was made available to newlyweds and citizens who had lost their homes through enemy actions. Such households were entitled to 60 units and a permit to purchase furnishings according to the approved tariffs. For example, a wardrobe could be bought for 12 units, a bed for 5, a dining table for 6, and a chair for 1 unit.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Наше путешествие подошло к концу, а чье-то, быть может, только начинается, поэтому продолжим вот эту историю.

Вряд ли Роберт Плат, пилот американской авиакомпании «Northwest Airlines», слышал об изобретении Аниты Уиллетс-Бернем. Устав возить за собой багаж, как прицеп, в 1987 г. Плат отправился в гараж, где любил мастерить хитроумные приспособления, и вскоре изготовил для себя чемодан с двумя колесиками и телескопической ручкой, благодаря которым багаж можно было перемещать вертикально. Назвав изобретение «Rollaboard», пилот сначала обеспечил им коллег, а, когда пассажиры начали встречать в аэропортах членов экипажей с необычными чемоданами, основал компанию «Travelpro International» и в 1989 г. получил патент на свою разработку. Нужно ли говорить, что новая модель чемодана стала настолько успешной, что Плату пришлось сконцентрироваться на управлении своей компанией и покинуть авиацию.
 
Мы своими глазами видели детские чемоданы с электроприводом, на которых можно сидеть верхом, и взрослые чемоданы-самокаты и уверены, что в будущем чемодан с колесами ждут еще более интересные метаморфозы.

———

Our road trip is finally over, but some of you may just be starting theirs, hence we’re continuing the story of the wheeled suitcase.

It seems unlikely that Robert Plath, a Northwest Airlines pilot, knew anything about Anita Willets-Burnham’s ingenious suitcase. Flying a lot, he was sick of towing his luggage around and, in 1987, set to work in his garage workshop to find a solution. A capable tinkerer, he quickly came up with a new suitcase design that had two wheels, unlike Sadow’s four-wheeled models, and a telescoping handling, just like Willets-Burnham’s invention that predated Plath’s Rollaboard (that’s what he called his brainchild) by six decades. Plath initially sold Rollaboards to flight crew members and, when passengers began seeing pilots and flight attendants with new suitcases in tow, founded Travelpro and patented his design in 1989. Needless to say, when the sales took off, Plath had to quit his job as a pilot and concentrate on the business.

We’ve already seen kids riding electric-powered suitcases and adults using luggage scooters and can’t wait to see what developments lie ahead!

(photos: Molly Bradley, invention.si.edu, Google Patents, travelpro.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Пока лето радует нас жаркими днями, продолжаем по ежегодной традиции делиться с вами примечательными шезлонгами. В меню сегодняшнего «Вестника постмодернизма» две модели, спроектированные выдающимся бельгийским архитектором Маартеном ван Севереном. Закончив Королевскую школу изящных искусств в Генте, ван Северен вскоре решил посвятить себя созданию мебели и в 1986 г. начал проектировать предметы домашнего обихода и заниматься интерьерными проектами, в том числе в дуэте с Ремом Колхасом, под девизом «Именно мебель делает пространство жилым».

Как и многие другие работы ван Сеерена, шезлонг MVS, созданный в 2000 г. для компании «Vitra», демонстрирует знание архитектором классики модернизма: в контурах этого предмета угадываются черты знаменитых шезлонгов Шарлотты Перриан, вот только работа ван Северена позволяет сидящему сохранять связь с землей или отрываться от нее переносом веса тела.

———

It’s quite hot these days in St. Petersburg and we’re thus continuing with our summer tradition of sharing outdoor chaises with you. Today’s issue of Sunday Postmodernism features two remarkable pieces designed by Maarten van Severen, an outstanding Belgian architect. Having studied architecture at the Royal School of Fine Arts in Ghent, van Severen soon decided to switch to furniture designs and, starting from 1986, produced quite a number of domestic furnishings, often working alongside Rem Koolhaas as an interior designer, guided by his belief that ‘Furniture is what makes the space liveable’.

LIke many other furniture designs by van Severen, the MVS chaise created in 2000 for Vitra showcases the architect’s knowledge of the staples of modernism. We simply cannot unsee the outlines of the legendary chaises by Charlotte Perriand. Unlike the LC4 lounger, the MVS enables the seater to stay in touch with the ground or float above it simply by shifting his/her weight.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

К сближениям и… отражениям

В 1970-х гг. итальянский дизайнер-тяжеловес Родольфо Бонетто и малоизвестный французский дизайнер Роже Лекаль, специализировавшийся на графическом дизайне, а затем основавший собственную студию (кстати, в том же году, что и Бонетто) и занявшийся проектированием предметов для дома и оформлением интерьеров, создали независимо друг от друга зеркало в форме усеченного цилиндра. Обе модели – итальянская, выпускавшаяся фирмой «Bonetto Italia», и французская, производившаяся «Chabrieres & Co», - позволяли владельцу увидеть свое отражение в полный рост, а в линейке французского производителя была еще и настольная версия.

Отличить произведение Бонетто от работы Лекаля довольно сложно, и в нашей пятничной викторине мы не будем просить вас это сделать (для тех, кому это важно, пометим, что зеркало Лекаля повыше и пошире), а, как обычно, предложим отгадать, как называлась французская модель?

———

It’s like looking in a mirror…

In the 1970s, Rodolfo Bonetto, an Italian designer extraordinaire, and Roger Lecal, a lesser known French designer who had originally trained as a graphic designer and then set up his own studio (in 1958, just like Bonetto did) and turned to furniture and interior design, created, independently from one another, a mirror in the form of a cylindrical segment. While none of them was a full-length mirror, both of these models, the Italian one available from Bonetto Italia and the French one produced by Charbrieres & Co., allowed their users to see themselves from head to toe. The French manufacturer also had a tabletop version.

Telling Bonetto’s mirror and that of Lecal apart is a difficult feat and we’re not going to dare you to identify which is which (if you’re curious, the French one is slightly taller and wider). Instead, here’s a typical Friday night question for you. Can you guess the name of the French version?

(photos: zogoedalsoud.com, reliving.be, natavintage.com, schlicht-designmoebel.com, bestwelhip.nl, sejourfurniture.com, mutualart.com, wauw.be, drouot.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

В 1958 г., когда Рааке уже год как преподавал дизайн в Школе прикладных искусств в Касселе, к нему обратился Герберт Зайбель, потомственный фабрикант, руководивший предприятием по производству столового серебра, с предложением спроектировать совершенно новую линейку качественных столовых приборов, которые можно было бы выпускать большими тиражами с минимальным количеством отходов и продавать по умеренным ценам. Так в 1959 г. родилась серия «mono A», названная так из-за того, что предметы изготавливались из единой металлической заготовки. Поначалу новая коллекция не пользовалась спросом у населения, предпочитавшего барочные комплекты, а конкуренты называли приборы этой серии «кусками листовой стали, стремящимися стать столовым серебром».

Однако революционный дизайн, фирменный стиль, разработанный Карлом Оскаром Блазе, и вернувшаяся на родину минималистичная эстетика Баухауза сделали свое дело, и коллекция «mono A», как и последовавшие за ней серии, стала одним из самых востребованных, титулованных и известных образцов немецкого дизайна.

Дополнительные изображения см. в комментариях к посту.

———

In 1958, Raacke had already taught product design at the School of Applied Art in Kassel for a year when he was approached by Herbert Seibel, a third-generation manufacturer of cutlery, to design something completely different that could be mass-produced with minimal waste and moderately priced. Thus originated the mono A series whose name was a reference to the use of “monoblocks”, single pieces of steel, for the handle and the main parts. Designed in 1959, at a time when there was still a high demand for Baroque aesthetics in Germany, the Mono A products, dubbed by competitors “a piece of sheet metal that wants to be cutlery”, were initially a commercial failure.

However, thanks to their ground-breaking design, eye-catching packaging and promotional materials created by Karl Oscar Blase, and the post-war rediscovery of Germany’s own Bauhaus, the mono A collection and others that followed were soon one of the most popular, lauded, and best known icons of German product design.

For more images, please see the comments down below.

(photos here and below:
mono.de, collectorsweekly.com, institut-aktuelle-kunst.de, cooksandpoets.com, denverartmuseum.org, hiddenarchitecture.net, arthive.com, visitorapp.io, vielfaltdermoderne.de)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Технология, опробованная Петером Хвидтом и Орлой Мольгаард-Нильсеном при создании легендарной серии кресел «AX», была успешно использована десятью годами позже для изготовления другого кресла, ставшего одним из символов датского мебельного дела. Речь идет о модели FH6135, буквы в индексе которой указывают на то, что кресло это, больше известное теперь как «Кресло X», выпускалось компанией «Fritz Hansen». Именно этот производитель, в начале 20-го века первым в Дании освоивший гнутье древесины паром, продолжал закладывать такие виражи в подчинении древесины замыслу дизайнеров, что и в послевоенные годы оставался лидером в этом вопросе отчасти благодаря штурманской поддержке со стороны датского дуэта.

В этом кресле, в частности, дизайнерам и производителю удалось добиться геометрии, близкой к очертаниям «Барселоны», только в последней Мис ван дер Роэ использовал металл для всей конструкции, а здесь металлическими являются лишь распорки.

———

In 1958, about a decade after the release of the iconic AX series, Peter Hvidt and Orla Mølgaard-Nielsen took advantage of their technology in designing the FH6135, another chair that would become one of the staples of modern Danish furniture-making. Also known as the X Chair, this piece was produced by Fritz Hansen, a renowned furniture-maker that pioneered the use of steam bending at the turn of the 20th century in Denmark and continued bending over backwards to stay in the lead in the post-war years as well by implementing highly challenging designer concepts, including those by this visionary Danish duo.

This particular project involved achieving a geometry previously seen in Mies van der Rohe’s Barcelona, but in wood! Only the stretchers are made of metal here, the X-shaped frame used laminated wood around a solid core.

(photos: bukowskis.com, morentz.com, hgallery.com, scandinavia-design.fr, dmk.dk)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Спасибо Стефании за то, что собрала такую здоровскую компанию и не забыла про нас - см. ниже!

———

It was so awesome of our colleague Stefaniya to put together a curated list of urbanism- and architecture-related channels - feels great to be part of such a great company!

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

В этом здании, перекликающимся со значительно более ранними примерами ретроспективизма - зданием Государственного банка, построенным Владимиром Покровским в 1913 г., и зданием Крестьянского поземельного банка, возведенным Федором Ливчаком в 1914-1916 гг., - присутствует и строгость классицизма, и криволинейная пластика модерна, и оборонительная монументальность крепостного зодчества, и декоративность русского узорочья, и нарядность местного - «Строгановского» - барокко. Историзм этого многообъемного дома, который «выглядит как целая улица, застроенная под вкусы разных заказчиков, однажды собравшихся в открытом русском городе», усиливается и керамическими панно на исторические темы, украшающими фасад, - еще одна особенность ретроспективизма вековой давности.

Примечательно, что историческая преемственность проявляется в этом здании и на уровне его эксплуатантов: первоначально задуманная как контора банка, «Башня-репродуктор» сейчас занята Федеральной налоговой службой - как говорили двести лет назад, «Петербург — голова, Москва — сердце, а Нижний Новгород — карман России».

———

Calling to mind much earlier examples of architectural historisicm such as the State’s Bank designed by Vladimir Pokrovsky in 1913 and the Peasants’ Land Bank built by Fyodor Livchak in 1916, the Loudspeaker Building is a handbook of most of the styles of the past. Here, the refined forms of Classical architecture are supplemented with the curvilinearity of Art Nouveau, monumentality of Russian fortresses, ornamentation of Russian Uzorochye, and opulence of local Baroque. All these references create an impression that this is not a single building but "a row of distinct houses built for different clients that at various time points found themselves in an open Russian city" and are further enhanced by the ceramic murals that depict historic scenes - yet another feature of the 19th century historicism in architecture.

Of note, Nizhny Novgorod’s legacy is also felt here at the operational level. Initially designed to house a bank, the Loudspeaker Building is now home to the Federal Revenue Service. After all, "St. Petersburg is Russia’s head, Moscow is Russia’s heart, and Nizhny Novgorod is Russia’s wallet", or so they said two hundred years ago.

(photos here and above: culture.ru, av-otus.livejournal.com, dzen.ru/artelers_nn, milutkin.livejournal.com, architectstyle.livejournal.com, Natalya Burukhina via nn.ru, madeinfuture.ru, art.nnov.ru, Dima Chetyre, Ilya Bolshakov, The Village via dzen.ru/nizhny800)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Известный смелыми колористическими решениями, Пантон взялся довести дом до умопомрачения при помощи цвета: снаружи он выкрасил стены дома в ярко-зеленый, двери – в красный, а оконные рамы – в цвета соответствующих интерьеров. Внутри дома царило такое же буйство красок: каждая комната получила свой собственный цвет – красный, голубой, оранжевый, фиолетовый и пр.

Свежеокрашенный дом настолько выделялся на фоне сдержанной северной природы, что начинающие яхтсмены использовали его в качестве ориентира, а местные жители единодушно проголосовали за то, чтобы предъявить Пантонам официальную претензию. Правда, никто из них не решился поставить свою подпись под жалобным письмом, и дом остался зеленым. А через несколько лет Пантон выкрасил фасад в ярко-синий цвет, сливавшийся с цветом весеннего неба, как потолок в пентхаузе Милютина в Доме Наркомфина, если верить счастливым воспоминаниям дочери наркома.

———

Renowned for his unorthodox color choices, Panton decided to jazz the house up with paint alone. He painted the exterior of the house intense green with red doors and window frames the colors of the corresponding interiors. Inside, the same riot of colors graced the house; each of the rooms painted its own color such as red, blue, orange, violet etc.

The newly painted house was so vibrant against the subdued colors of Denmark’s landscape that amateur yachtsmen would soon use it as a beacon and the neighbors would unanimously vote in favor of filing an official letter of complaint. However, since none of the landowners went as far as signing the letter, the house retained its bright livery. A few years later, Panton painted the house blue making it blend with the high sky above, just like the ceiling in the living room of Nikolay Milyutin’s penthouse in the Narkomfin Building, as recounted by Milyutin’s daughter Ekaterina.

(photos here and above: verner-panton.com, vitra.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Переносной столик, входящий в серию предметов для дома «Servo», о которой мы как-то писали, напомнил нам о более ранней работе соотечественника и современника Кастильони, великого Франко Альбини. В конце 1940-х гг. он придумал небольшой столик, одна из ножек которого была одновременно ручкой для переноски, в 1952 г. идея приобрела законченную форму, а в 1953 г. столик был выпущен компанией «Poggia». Итальянский искусствовед и историк архитектуры Марчелло Фаджиоло так охарактеризовал этот легендарный предмет, который, к слову, теперь выпускается компанией «Cassina»: «Кажется, будто этот столик, с годами не утративший ни капли актуальности, вышел из-под карандаша Уолта Диснея».

По пятничной традиции мы не можем не оставить вас без вопроса. Итак, какое название, помимо кодов TN6 и 834, получил этот дивный столик? Только, чур, не гуглить!

———

The portable coffee tables mentioned in our note on Castiglioni’s Servo home furnishings reminded us of an earlier work by another great Italian, Franco Albini. In the late 1940s, Albini came up with an idea to design a side table one of whose legs would extend beyond the table top to become a handle. In 1952, the idea took shape, and, in 1953, Poggia put the table into production. Since 2008, the table is also available from Cassina. Marcello Fagiolo, an Italian historian of art and architecture, aptly described this piece as “an object that seems to have come out of Walt Disney's pencil, and to our eyes it still appears to be an extremely current design”.

As it’s time for our usual Friday quiz, anyone willing is welcome to guess, without googling, the name this iconic table is known under in addition to the numbers TN6 and 834.

(photos: doppiozero.com, santagostinoaste.it, sothebys.com, wright20.com, ponteonline.com, cassina.com, capitoliumart.it, cattelan.it, designwanted.com, cambiaste.com, italiandesignclub.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Социальное строительство 1920-х, архитектура «переходного типа» и идеи «нового быта» — в новом онлайн-курсе Музея «Гараж» Анна Броновицкая, искусствовед и исследователь архитектуры XX века, рассказывает о том, как в СССР строили дома, меняющие быт и сознание.

Онлайн-курс создан при поддержке девелопера городских кварталов FORMA.

Прослушать бесплатно — по ссылке.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Вестник постмодернизма №165

Мысли сегодня не об архитектуре, и хочется высказаться по поводу происходящего с нашим университетским товарищем Павлом Дуровым, благодаря которому мы здесь собрались, но подождем официального обвинения, а пока…

В последнем посте о японском архитекторе Сёэе Ё мы намеренно упомянули Пантеон. Дело в том, что луч света, увиденный им в этом римском храме задолго до исследования возможностей компьютерного моделирования и строительства конструкций из древесины, стал для Ё путеводной звездой: «Свет – начало всего, пример тому – Пантеон». С момента основания собственной студии в 1970 г. свет как «природное явление» занимал в творчестве Ё центральное место. В 1980 г. архитектор спроектировал для семьи врача «Решетчатый дом» в Нагасаки. Конструктивной основой этого дома стала сетка из стальных швеллеров, удерживающих непрозрачные панели, промежутки между которыми – ровно в тех местах, где наблюдатель ожидает увидеть балки каркаса, были заполнены полосками из стекла – таким образом, возникает ощущение, что несущая конструкция состоит из света. Стоит ли говорить, что свет, проникающий сквозь прорези, создает разнообразные геометрические рисунки на поверхностях, причудливо меняющиеся в течение дня?

Дом состоит из двух одинаковых и симметрично расположенных объемов, в основе которых - модульная сетка, которая подчеркивается плиткой, уложенной масштабно-координатным манером (подобно миллиметровке) и внутри дома, и снаружи. Заданный ритм сбивается только в тех местах, в которых дом по диагонали прорезают ступени, появление которых было обусловлено рельефом участка. Диагональ в свою очередь подчеркивается камином, который является частью лестницы (где-то мы уже видели похожее решение) и пронизывает объем эффектной цилиндрической трубой. Все эти и многие другие решения в совокупности с тем, как Ё переложил японские строительные традиции на современный лад, вызывают восхищение, но началом этого дома, безусловно, является свет.

Продолжение следует…

———

Sunday Postmodernism,
issue No.
165

Our thoughts today are obviously with Pavel Durov, a fellow student of ours from university days, but anything we say can now be misconstrued as jumping on a trend, so we’d rather wait for an official statement and talk architecture in the meantime…

Our mention of the Pantheon in the previous bit on Shoei Yoh was by no means accidental. The thing is that the ray of light seen by Yoh through the oculus upon his first visit to the Roman temple became Yoh’s guiding star commanding everything he did long before his venture into digital design and timber architecture: “Light comes first—like in the Pantheon.” Yoh was keenly interested in exploring “light as a natural phenomenon” from the moment he set up his studio in 1970. Ten years later, he designed a dwelling for a physician’s family in Nagasaki that came to be known as the “Light Lattice House”. Structurally, the house was built of C-shaped beams that held opaque panels in place with strips of glass in between. Placed where one would expect to see load-bearing beams, these strips of glass made it seem as if the frame were made of light. Needless to say, coming through these openings, the sunlight formed whimsical patterns on the surfaces that would change during the day.

The Lattice House is composed of two identical and symmetrical volumes that are based on a modular grid visually reinforced by the graph-paper-like tiling inside and outside the house. The rhythm created by the grid and the tiling continues throughout the house and changes where the space is cut across by impressive stairs that follow the terrain of the site. This change of rhythm and pattern is further enhanced by the fireplace, which was installed flush with the stairs (we’ve seen a similar fireplace already, haven’t we?) and punctuates the mass as an exclamation mark. All of these and many other architectural features of this house as well as the way Yoh reinterpreted the archetypical Japanese dwelling in a modern manner are simply breathtaking, but light definitely comes first here…

To be continued.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

История, которую мы сегодня вам расскажем, произошла в Нью-Йорке. Среди плотной блокированной застройки Манхеттена в 1878 г. появилось пять домов в неогреческом стиле, настолько узких, что их можно было бы назвать «гнездами угря». В начале 1950-х гг. один из них приобрел для своей семьи Эдвард Дьюрелл Стоун, в то время строивший здание американского посольства в Нью-Дели, которое в 1955 г. приятель Стоуна Фрэнк Ллойд Райт назовет «одним из самых красивых зданий», увиденных им.

К 1956 г. Стоун перестроил здание, заменив фасад с эркером, традиционный для конца 19-го века, фасадом из стекла и стали, традиционным для середины века 20-го. Кроме того, он повысил градус общественного недовольства и сделал температуру внутри дома более комфортной, скрыв стеклянный фасад за солнцезащитным экраном из декоративных блоков, подобным тому, который украшал упомянутое посольство (фото 9) и многие другие здания Стоуна.

———
 
The story we’re about to tell you took place in New York City and revolves around one of the five American neo-Grec row houses built in Manhattan in 1878. This “eel’s nest” of a house was purchased as his family townhouse by Edward Durell Stone who was then working on the design of the United States Embassy in New Delhi, which in 1955 would be dubbed by Stone’s friend Frank Lloyd Wright “one of the most beautiful buildings” he had ever seen.

By 1956, Stone had given his new townhouse a major overhaul that consisted of replacing its traditional 19th century bay-window facade with a facade of glass and steel typical of mid-century architecture. Furthermore, he ensured the comfort and privacy of the inside space protecting it from too much sun and public attention (over the removal of the historic facade) with his signature breeze-block screen similar to those he used in the embassy building (pic. 9) and elsewhere.
 
(photos here and below: Ty Cole for The New York Times, daytoninmanhattan.blogspot.com. Pedro Guerrero via guerrerophoto.com, Flickr user Hagen Stier, stone-architecture.com, ephemeralnewyork.wordpress.com, sanderpatelski.com, Hicks Stone)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Мы уже не раз писали про попытки дизайнеров создать мебель для детской, которая бы «росла» вместе с ребенком. Автором одного из таких проектов была Блаженка Кучинац, «первая леди хорватского дизайна». Система «Pipi», созданная этой «промышленной художницей» в 1972 г., была удостоена местной премии, а в 21-м веке признана проектом 1972 года в каталоге выставки «MoMoWo: 100 works in 100 years: European Women in Architecture and Design: 1918-2018», посвященной выдающимся женщинам-архитекторам и дизайнерам из стран Европы.

Эта трансформируемая модульная система настолько универсальна и вынослива, что могла сопровождать ребенка с младенчества до зрелого возраста, когда ему пора съезжать от родителей: колыбелька превращалась в книжную полку, ящики для игрушек – в растущие благодаря ребрам разной высоты табуреты, а кровать вытягивалась до двух метров. Да и после переезда ребенка родители могли запросто приспособить компоненты «Pipi» для взрослых нужд.

———

The history of design has seen many attempts at creating children’s furniture that would grow with the kid. One such concept was proposed by Blaženka Kučinac, “the First Lady of Croatian design”. Called Pipi, this system was designed back in 1972 and received a Good Design award in Belgrade the same year. When the 21st century came around, the Pipi set was featured as the design of the year 1972 in the catalog of a travelling exhibition titled “MoMoWo: 100 works in 100 years: European Women in Architecture and Design: 1918-2018”.

Extremely customizable and durable, the Pipi modular system could grow with the child from the cradle to the point when it’s time to move out. The cradle would at one point turn into a bookshelf, wooden boxes for toys would become stools with three different heights, and the bed could extend from 150 to 200 cm. What’s more, some of the components could be repurposed to serve the needs of the parents for a change.

(photos: dizajn.hr, dizajnerice.co, grazia.hr, vizkultura.hr, Blaženka Kučinac)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Такая мебель была простой и экономичной в изготовлении, функциональной и аскетичной. Другими словами, ее форма была полностью подчинена функции. Много лет спустя в своих мемуарах Расселл так описывал этот стилистический переход: «С введением ограничений в мебельное производство большинство уверовало в базовую правоту современных дизайнеров: мебельные ножки перестали быть пухлыми из-за дефицита древесины, украшения в виде даже самой простой резьбы стали невозможными вследствие нехватки мастеров, а прямые линии и незамысловатые формы в свою очередь делали предметы функциональными и экономичными в изготовлении».

Примечательно, что несмотря на усилия экспертного совета и дизайнеров, старавшихся приучить сограждан к модернистской простоте, аскетичная мебель военной и послевоенной поры не находила эстетического отклика у населения; многие по-прежнему нуждались в декоре и даже изыскивали способы украсить мебель на стороне…

———

Utility furniture was simple, economical, functional, and austere, or you might as well say that its form was wholly subordinate to its function. Many years later, Russell would publish an autobiography that describes this paradigm shift as follows, “With the introduction of utility furniture, the basic rightness of contemporary design won the day, for there wasn’t enough timber for bulbous legs or enough labour for even the cheapest carving and straightforward, commonsense lines were both efficient and economical."

Interestingly, even though the Advisory Committee and designers did their best to promote the simplicity of modernism, wartime and post-war utility furniture did not provide much in the way of aesthetic appeal for the British customers. Many of them still needed the frills and fancies and sought to ornament their utility furniture elsewhere…

(photos here and above: ft.com, AP Photo, flashbak.com, museum.wales, museumofthehome.org.uk, artfurniture.co.uk, Design Council/DHRC, University of Brighton, nationalarchives.gov.uk, kernowfurniture.co.uk, vam.ac.uk,  IWM, smow.com, iwm.org.uk)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

«Функция комитета состоит в подготовке спецификаций для производства мебели, отличающейся разумной и надежной конструкцией и простой, но привлекательной наружностью, в целях сбыта населению по приемлемым ценам, а также в обеспечении максимально экономичного использования сырья и человеческого труда».

Такие задачи в 1942 г. британский Совет по торговле поставил перед экспертным комитетом, сформированным для содействия правительственной инициативе по рационализации мебельного производства в условиях нехватки ресурсов. Соответствующая программа действовала в 1941-1952 гг. и была логическим продолжением ограничительной деятельности государства в других отраслях промышленности, целью которой было обеспечить население необходимыми товарами без ущерба для военных нужд.

В 1943 г. комитет возглавил выдающийся британский дизайнер Гордон Расселл, который в 1955 г. был посвящен в рыцари за свои заслуги в сфере дизайна, в том числе за работу в рамках этой программы.

———

“The function of the Advisory Committee will be to produce specifications for furniture of good, sound construction in simple but agreeable designs for sale at reasonable prices, and ensuring the maximum economy of raw materials and labour.”

These are the tasks that were put forth before the Advisory Committee set up by the British Board of Trade to assist with the implementation of the Utility Furniture Scheme, a governmental program that was adopted in 1941 to ration furniture production and sales in the wake of wartime shortages of supplies. The scheme was just one of British utility programs whose missions were to provide citizens with the required goods without disrupting the war effort.

Starting from 1943, the Committee was chaired by Gordon Russell, a stellar British designer who would be knighted in 1955 for his services to the British design, including his work for the Utility Furniture Scheme.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

P.S. В 2004 г., за год до смерти ван Северена в возрасте 48 лет, компания «Pastoe» выпустила еще один лаконичный шезлонг, спроектированный дизайнером в соавторстве с Фабианом Шверцлером. В отличие от MVS, его нежелательно использовать в качестве уличной мебели, но мы просто не можем не упомянуть о нем сегодня.

———

P.S. In 2004, one year before the demise of van Severen at the age of 48, Pastoe launched yet another lounger the architect had created, this time together with Fabian Schwaerzler. Unlike the MVS chaise, the LL04 is not intended to be used outdoors because of the genuine leather, but can’t help sharing it with you here.

(photos here and above: Fien Muller, The Maarten van Severen Foundation, wauw.be, chairblog.eu, vitra.com, galerie-jungmann.com, city-furniture.be, bukowskis.com, objekt-vintage.nl, depadova.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

«Мечтаю о более просторной студии…»

Недавно мы договорились с коллегами из онлайн-издания о современном искусстве и культуре ART FLASH, что обменяемся постами о Жоане Миро: мы для них написали о первой персональной выставке абстракциониста, а они для нас - о его студии. Мы лишь подготовили английскую часть поста для нашей зарубежной аудитории и предоставляем слово коллегам.

Студия была построена в 1955 году другом художника Хосе Луисом Сертом на Майорке. Внешнее оформление студии связано с модернистской эстетикой, влиянием Ле Корбюзье, а цветовая гамма заимствована из творчества художника. Бетонное здание, имеющее яркие цветовые акценты на фасаде, внутри разделено на два помещения — рабочее пространство и зону хранения законченных произведений. Структура здания была продиктована функциональными требованиями: просторный зал с большими оконными проемами для обеспечения естественного освещения. Проект сочетает традиции и инновации, что проявляется в контрасте бетонной конструкции с использованными средиземноморскими материалами — камнем и глиной.

———

“I dream of a larger studio…”

A few days ago, we decided to collaborate with our colleagues of ART FLASH, an online magazine on contemporary arts and culture, contributing two guest posts on Joan Miró. We’ve put together a note about Miró’s first personal exhibition and our colleagues have reciprocated with a post on the artist’s studio which we have merely translated for our English-speaking readership and are posting down below.

The studio was built in Majorca in 1955 to the designs of Joan Miró’s friend José Luis Sert. The modernist exterior, which shows Corbusian influences, was painted in Miró’s signature palette. A concrete building with splashes of color on its facades, the studio consisted of two spaces, the studio itself and a separate area to store completed artworks in. The form of this house followed the function it was meant to fulfil, hence there’s a spacious hall with large windows to maximize the amount of natural light. Built of reinforced concrete and traditional Mediterranean materials such as stone and clay, the studio is thus a blend of tradition and modernity.

(photos: finnishdesignshop.com, toa.st, Fundació Pilar i Joan Miró a Mallorca via wallpaper.com, architexturez.net)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Помимо ювелирных изделий и разнообразной посуды, на счету Хеннинга Коппеля было несколько осветительных приборов. Анкер Тидеманн, редактор датского интерьерного журнала «Bo Bedre», первый номер которого вышел в марте 1961 г., пожаловался однажды директору компании «Louis Poulsen», что несмотря на большое количество неэлектрифицированных домов в Дании так и не появилось ни одной современной керосиновой лампы, и порекомендовал поручить разработку такого светильника Коппелю.

В 1962 г. производитель выпустил лампу «Petronella», «грациозную красотку», способную непрерывно светить своему хозяину в течение 50 часов. В упомянутом журнале тут же появилась комплиментарная заметка об этой лампе, в которой утверждалось, что «Петронелла» уступает своим аналогам в яркости свечения, но превосходит их в плане хюгге. Вскоре было продано более десяти тысяч экземпляров, многие из которых даже заняли место в домах с электричеством.

———

In addition to his jewelry and holloware designs, Henning Koppel created quite a number of lamps. When the first issue of Bo Bedre was out in March, 1961, architect Anker Tiedemann, the editor-in-chief of this magazine on interior design, complained to the head of Louis Poulsen that, even though many of Denmark’s homes did not have electricity at the time, there was hardly any modern-looking oil lamp on the market.

He proposed entrusting the design of such a lamp to Koppel, and, already in 1962, Louis Poulsen released a kerosene lamp produced to Koppel’s designs. Called Petronella, this “little beauty with delicate curves and lines” was able to provide “50 hours of light on a single drink of kerosene”. The said magazine featured a note about the lamp, claiming that it was not as bright as the existing lamps but it was cozier. Over ten thousand lamps were soon sold to be used in homes with and without electricity.

(photos: auctionet.com, Jesper Garde via jespergarde.com, salut-store.com, pamono.eu, danish-lights.com, bukowskis.com)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Если бы мы жили в Германии, то наверняка бы хоть раз держали в руках какое-нибудь изделие из числа спроектированных Петером Рааке, признанным немецким дизайнером, оставившим после себя обширное и разнообразное наследие. С детства увлекаясь рисованием, Рааке по совету отца, работавшего трубочистом и желавшего, чтобы сын освоил востребованную профессию, в 1943 г. отправился учиться ювелирному делу в Художественную академию в Ганау. А в 1950 г., получив стипендию, поступил в парижскую Школу изящных искусств, после чего обустроил себе студию на одном из верхних этаже «Свадебной башни» Ольбриха в Дармштадте и, продолжая работать по специальности, начал интересоваться промышленным дизайном.

———

If we lived in Germany, we would probably often come into contact with products by Peter Raacke, a famed German product designer whose legacy is extensive and highly diverse. Raacke took a keen interest in art back in his childhood already, but, since his father, a chimney sweep master, wanted him to study something more practical, enrolled into the State Academy of Art in Hanau to learn gold- and silversmithing in 1943. Receiving a scholarship in 1950, he spent a year at the École des Beaux-Arts in Paris and then settled in Darmstadt where he rented a studio high up Josef Maria Olbrich’s Wedding Chapel to continue working as a metalsmith and, at the same time, turn his eye towards industrial design he would practice for the remainder of his career.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

🤩Готовимся к осени и подписываемся на лучшие урбанистические каналы 👍

Подписывайтесь сразу на все каналы:

➡️ ЗДЕСЬ

Или выберите интересные для себя каналы из списка:

⬇️

Mid-Century, More Than
— единственный русско-английский канал о модернизме (в том числе пре- и пост-) в архитектуре, дизайне и культуре

Ехал Грека по проспекту —канал о городской культуре: как видеть в городе больше остальных

Лена Пудова. Ваша ЛП —Все об урбанистике: конкурсы, воркшопы, новости и непрошенное личное мнение

Urbanoise — городской шум – авторский канал с фотографиями и заметками о городской среде

ReUseArch — канал об архитектуре «повторного использования»: редевелопмент, реставрацию, повторное использование материалов. Истории о том, как переплетение старого и нового неизменно обогащает настоящее

КошкинГород
канал о том, как сделать городскую среду комфортной для жизни. Отдельная тема канала - пешеходная и велотранспортная инфраструктура.

Профессиональная горожанка — канал городской исследовательницы Марии Быстровой из центра России

Вороньи мысли — канал урбаниста Даниила Воронина про урбанистику в Санкт-Петербурге, личном опыте городских проектов и происходящем в России

Velonation — канал о велотранспорте в России и мире. Исследования, интересные примеры, разбор успехов и неудач

Пошли-поехали
— продвигает идеи устойчивого развития транспорта, экологизацию, системную безопасность и инклюзивность городов

Дворчество — личный блог Ильи Курбатова.
Про Девелопмент, благоустройство, краеведение и мысли в слух

Ландшафточная — канал про инновационные тренды ландшафтной архитектуры, внедрение нейросетей, лайфхаки и секреты для дизайнеров с юмором и любовью

Форма и хаос — канал дизайнера-урбаниста: визуальные коммуникации, интерактивная среда, искусство и паблик-арт

Женя, города и зины —канал о краеведческом самиздате, независимых путеводителях, созданных местными сообществами

Let’s bike it! — канал о велокультуре: примеры инфраструктуры, уличные исследования и анализ нормативной базы, которая влияет на жизнь велосипедистов в России

Городские историки — канал о том, как историки смотрят на города и урбанистику, планирование и архитектуру, джентрификацию и редевелопмент

Брежневка в Купчино — канал Марины Павлюченко об атмосфере советских районов, эстетике панельных домов и модернизма, находках с блошиных рынков и истории самого патриотичного в СПб района Купчино

VOYAGE transport — мир транспорта через призму истории, моды и искусства

Сказ про Dva Kvadrata — авторский канал архитектора о реальной работе: подводные камни, сложности, решения

Каталог урбанистических каналов — тут вы найдёте эти и другие каналы про урбанистику и архитектуру.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

В архивах любимого МАММ (пора это уже делать названием рубрики) нашли снимок Сергея Лоскутова, на котором изображена авиетка «Октябренок», микросамолет, в 1936 г. ставший советским ответом на популярную в то время «Небесную блоху» Анри Минье (фото 7). Годом ранее ОСОАВИАХИМ и АВИАВНИТО организовали конкурс на создание легкого и недорогого в производстве и обслуживании самолета, который мог бы безопасно пилотироваться неопытными летчиками. Одними из участников этого конкурса был коллектив конструкторов во главе с Петром Грушиным, который незадолго до этого окончил МАИ и для которого «Октябренок» стал первым самостоятельным проектом. Примечательно, что «спонсорами» этого амбициозного проекта выступили советские школьники.

Предложив усовершенствованную – относительно «Блохи» - тандемную схему, Грушин добился «фантастических» конструктивных и летных качеств, подтвержденных как испытаниями модели, так и, собственно, полетами, первый из которых состоялся 23 октября 1936 г. с участием знаменитого летчика-испытателя Александра Жукова. «Октябренок» оказался намного устойчивее и безопаснее авиетки Минье, позволял выполнять разные пилотажные фигуры, легко взбирался на высоту в 1000 метров, требовал полосы всего в 50-60 метров для взлета и 15 метров для посадки, но, главное, был очень прост в управлении, благодаря чему сам Грушин вскоре научился пилотированию и получил на нем пилотское свидетельство.

———

The opening photo, which is once again being brought to you by MAMM’s precious archives, was shot by Sergey Loskutov and shows the Oktyabryonok, a 27 hp light aircraft produced in the Soviet Union in 1936 as a response to the famous Flying Flea (Pou-du-Ciel; pic. 7) by the French Henri Mignet. In 1935, OSOAVIAKHIM and AVIAVNITO held a competition to design a light, inexpensive, and low-maintenance aircraft that would be safe to fly by inexperience pilots. The Oktyabryonok was designed for the competition by a team of engineers led by Pyotr Grushin, a fresh graduate of Moscow Aviation Institute who had previously assisted other designers. Interestingly, the funds for this ambitious project were collected by Soviet schoolchildren.

A tandem plane just like the Flying Flea, Grushin’s aircraft was much more advanced in terms of its construction and flying qualities which were characterized as "fantastic" upon the completion of wind tunnel testing as well as the actual flights that started on October 23rd, 1936, when the Oktyabryonok was piloted by Aleksandr Zhukov, a renowned Soviet test pilot. The plane was much safer and more stable than the Flea, could perform multiple aerobatic manoeuvres, easily reaching the altitudes of around 1,000 meters, needed just 50-60 and 15 meters of tarmac for take-off and landing, and, more importantly, was so easy to fly that Grushin himself quickly mastered it and obtained a pilot license.

(photos: russiainphoto.ru, mkbfakel.ru, modelist-konstruktor.com, kid-book-museum.livejournal.com, pvo.guns.ru)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Вестник постмодернизма №163

Поскольку мы продолжаем путешествовать по Нижегородской земле, в очередной воскресной заметке о постмодернизме обратимся к одной из важных городских построек, являющейся преемницей архитектурного прошлого Нижнего Новгорода. Речь идет об административном здании на углу ул. Фрунзе и Большой Печерской, получившем название «Башня-репродуктор». Построенное в 1994-1995 гг. по проекту нижегородских архитекторов Александра Харитонова и Евгения Пестова при участии Сергея Попова и Игоря Гольцева, это здание в духе неорегионализма наследует богатому прошлому Нижнего Новгорода как в архитектурной плоскости, так и в культурно-исторической.

Как известно, в 18-19-х вв. Нижний Новгород, как и другие российские города, застраивался в основном по проектам, содержавшимся в «образцовых альбомах». Когда в 1858 г. это правило упразднили, зодчие и их заказчики из купеческого сословия дали волю своим чувствам, породив великое множество эклектичных построек, в которых в самых разных пропорциях перемешивались стили прежних эпох. В этом смысле «Башня-репродуктор» наследует нижегородской академической эклектике, сообщая прохожим о различных этапах городского прошлого без использования QR-кода, как это делают другие «говорящие дома» Нижнего Новгорода.

———

Sunday Postmodernism,
issue No. 163


We’re continuing to explore the architecture of Nizhny Novgorod and its surroundings and, since it’s time for our next installment of Sunday Postmodernism, would like to share a remarkable example of Neo-Regionalism that represents a pastiche of different local styles and typologies. Dubbed the Loudspeaker House, this administrative building was erected at the intersection of Frunze Ul. and Bolshaya Pecherskaya Ul. in 1994-1995 to the designs of prominent Nizhny Novgorod-based architects Aleksandr Kharitonov and Evgeny Pestov together with Sergey Popov and Igor Goltsev and respects both the architectural traditions and history of Nizhny Novgorod in general.

As you probably know, the 18th and 19th centuries saw Nizhny Novgorod as well as other Russian cities develop within the confines of government-approved "sample designs". The abolition of this rule in 1858 brought about an increasing demand for custom buildings that gave rise to a highly eclectic architecture of bits and pieces of different styles whose proportions were limited solely by the tastes and budgets of local merchants. Exemplifying this eclecticism of the past, the Loudspeaker Building does speak loudly about the architectural evolution of Nizhny Novgorod without using QR code plaques that can be found on the facades of other prominent buildings.

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

«Основной целью своего труда я вижу стимулирование воображения у людей. Большинство проживает свою жизнь в окружении унылого серо-бежевого однообразия и смертельно боится других цветов. Экспериментируя с освещением, цветом, текстилем и мебелью и обращаясь к последним технологиям, я хочу помочь людям дать волю своей фантазии и сделать окружающий их мир более захватывающим».

В разгар дачного сезона хотим поделиться с вами историей о том, как Вернер Пантон, долгое время живший в Швейцарии, в 1972 г. решил приобрести летний домик на родине, в Дании. Узнав о том, что дом в курортном местечке Хорнбеке, в котором чета Пантонов однажды останавливалась, был выставлен на продажу, супруги поспешили оформить покупку, не покидая Швейцарии. Как петербуржцы, мы очень хорошо понимаем «гамму» чувств, овладевших Вернером в серый и дождливый мартовский день, когда он приехал осмотреть свое новое приобретение и решил, что «безобразнее этого дома нет во всей Дании». Тогда, вернувшись домой после двухчасовой прогулки по окрестностям Хорнбека, дизайнер заявил жене: «Есть два варианта: либо мы продаем этот дом, либо превращаем его в нечто умопомрачительное!»

———

“The main purpose of my work is to provoke people into using their imagination. Most people spend their lives in dreary, grey-beige conformity, mortally afraid of using colours. By experimenting with lighting, colours, textiles and furniture and utilizing the latest technologies, I try to show new ways to encourage people to use their phantasy and make their surroundings more exciting.”

While summer is still in full swing, we’d like to share an inspiring anecdote about Verner Panton and his decision to acquire a piece of land in his home country of Denmark after years of living in Switzerland. In 1972, the Pantons learned that the house in Hornbæk they had once stayed in when visiting this seaside resort was put up for sale and immediately had their lawyer draw up the papers. It was a dull rainy day in March when the Pantons saw their residence for the first time under a new light; Verner was utterly despondent and felt his “must be the ugliest house in Denmark!” – something those of us from St. Petersburg can certainly relate to. When he returned home from a two-hour walk, he said to his wife, “We have two options: either we sell it – or we turn it into a really crazy house.”

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

Многие из вариантов современного бытового ландшафта, представленных на знаменитой выставке «Italy: The New Domestic Landscape», которая прошла в нью-йоркском Музее современного искусства в 1972 г., отличались способностью трансформироваться. Причем некоторые гибриды, придуманные дизайнерами, были довольно неожиданными, почти мифологическими. Так, архитекторы Альберто Сальвати и Амброджо Тресольди продемонстрировали созданные ими в конце 1960-х гг. раскладные кровати, превращавшиеся в журнальный столик или небольшой комодик.

Оба этих предмета были спроектированы для главного итальянского производителя мебельных трансформеров, компании «Campeggi», основанной в 1958 г. Луиджи Кампеджи, которому в современной мебели недоставало элемента игры и он решил добавить его, наполнив мебель движением. Правда, сам Кампеджи начинал с более простых сочетаний типологий вроде дивана-кровати, а его сотрудничество с Сальвати и Тресольди стало первым и крайне успешным опытом привлечения к работе над трансформерами внештатных специалистов.

———

The famous “Italy: The New Domestic Landscape” exhibition held at MoMA in 1972 featured a lot of multifunctional designs some of which represented very unusual, almost mythical, combinations of typologies. For example, architects Alberto Salvati and Ambrogio Tresoldi exhibited two folding beds they had designed back in the late 1960s that could turn into a coffee table or a small wardrobe.

Both of these transformers were produced by Campeggi, Italy’s main manufacturer of multi-use furniture founded in 1958 by Luigi Campeggi. The latter saw transformation as a source of movement and play the domestic landscape would clearly benefit from. However, he started off by designing more down-to-earth structures such as sofa beds and his collaboration with Salvati and Tresoldi was Campeggi’s first and very successful attempt at commissioning designs from outside the company, something the company has been doing a lot since then.

(photos: articule.net, moma.org, salonemilano.it)

Читать полностью…

Mid-Century, More Than

«Нас учили тщательно прорабатывать все детали изделия, чтобы добиться естественности в их сочленении. Корпус чайника должен переходить в носик так же естественно, как ветка выходит из ствола дерева».

Датский дизайнер Эрик Магнуссен считал себя в первую очередь керамистом, да и друзья называли его не иначе как «гончаром». В 1959 г. он получил диплом с отличием за проект чайника, который в 1960-61 гг. даже выставлялся в Метрополитен-музее. Окончив учебу в Школе прикладных искусств и дизайна в 1960 г., Магнуссен обустроил мастерскую в подвале родительского дома, а в 1961 г. устроился на фабрику «Bing & Grøndahl», где поначалу занимался художественной керамикой и малотиражными изделиями.

В том же году он создал чайник, отличавшийся от традиционных моделей, у которых носик и ручка изготавливались отдельно, тем, что отливался вместе с носиком. В 1965 г. он доработал проект и представил чайник, отливавшийся вместе с ручкой и носиком!

Дополнительные изображения см. в комментариях к посту.

———

“We were trained in working in depth to make the various elements come together in a natural way. The transition from the body of a teapot to the spout must look as natural as a branch running out of a trunk.”

Danish designer Erik Magnussen described himself as a ceramicist and was referred to by his friends as “the potter”. In 1959, he designed a teapot as his graduate project with the School of Applied Arts and Design that earned him a distinction and, in 1960-61, was part of the Met’s Art of Denmark exhibition. Graduating in 1960, Magnussen set up a studio in his parents’ basement and, in 1961, joined Bing & Grøndahl where he initially created ceramic artworks or small series.

The same year, he came up with a teapot whose body and spout were molded as one piece unlike traditional ones that had handles and spout attached to the body as a separate step. In 1965, Magnussen improved his 1961 design, creating a teapot in which the spout and handle were parts of the body.

More images can be found down below.

(photos: britishmuseum.org, nasjonalmuseet.no, Steen Rønne & Elizabeth Heltoft, Ture Andersen, erikmagnussen.com)

Читать полностью…
Подписаться на канал