Второе кресло было выпущено в 2023 г., в честь столетнего юбилея Дитцель, компанией «Fredericia», которая к тому же воспроизвела упомянутое выставочное пространство, благодаря чему мы можем взглянуть на него в цвете.
Это кресло иллюстрирует мысль, высказанную Дитцель в 1961 г., за год до его создания: «Среди нас нет вычерченных по линеечке людей, которым бы подошла прямоугольная мебель». Кресло было издано ограниченным тиражом в сто экземпляров и получило название «Chaconia» - в честь кустарника Warszewiczia coccinea, отсылающего к другой важной работе Дитцель, о которой мы расскажем в очередном воскресном «Вестнике постмодернизма».
———
As for the other chair, it was issued in 2023 to celebrate Nanna Ditzel’s 100th anniversary. The manufacturer of the chair, Federicia, also helped to recreate the 1962 exhibition space that can now be experienced in color.
Remarkable in its own right, the chair is also a perfect visual representation of Ditzel’s 1961 statement that “we don’t have any neatly square people to place in that kind of furniture.” Produced in a limited edition series of 100 copies, the chair is available as Chaconia, which is the common name of the flowering plant Warszewiczia coccinea, and echoes another important work by Nanna Ditzel we’ll be featuring in one of our next issues of Sunday Postmodernism – stay tuned!
(photos here and above: wright20.com, quittenbaum.de, mcmdaily.com, chairblog.eu, scandinaviandesign.com, fredericia.com, gallerifeldt.dk, nordicnew.nl, smow.com)
Поскольку мы встречаем понедельник продолжающимся автопутешествием в отпуск, поделимся с вами дополнительной опцией, предлагавшейся не только зарубежным, но и советским автолюбителям кофе. В 1970 г. в журнале «Новые товары» был анонсирован выпуск 16 000 автомобильных кофеварок (против 900 машин, в том числе 300 легковых). Такая походная кофеварка, питавшаяся от прикуривателя, позволяла приготовить 150 г кофе за 12-15 минут невзирая на дорожные условия: поскольку прибор был полностью герметичным, напиток не выплескивался из емкости даже на неровной дороге.
В комплект кофеварки, стоившей по тем временам недешево (11 рублей, или 115 литров бензина), входил пластиковый стаканчик. Вот только пользоваться стаканчиком в пути было неудобно, поскольку подстаканников в автомобилях тех лет еще не было ни в СССР, ни на Западе. Однако это уже совсем другая история…
———
As we’re spending this Monday on the road en route to vacation, here’s a Soviet coffee-brewing car accessory to kickstart your working week. Highlighted in the March 1970 digest of new consumer goods, this coffeemaker was intended to be a popular product with 16,000 copies to be produced by the end of 1970 (the annual output of the Soviet automotive industry was ca. 900 vehicles, including ca. 300 passenger cars. This portable device was powered from the cigarette lighter and produced 150 g of decent coffee over 12-15 minutes regardless of the traffic conditions and terrain. The coffeemaker was completely dripless, enabling one to brew coffee even in off-road adventures.
Costing an equivalent of 115 liters of gas, the coffeemaker came with all the components including one tiny plastic cup, which looks difficult to hold, so one could making coffee while driving, but had to stop to drink it - cup holders were basically non-existent both in the USSR and elsewhere, but that’s a whole other story.
(photos: picturehistory.livejournal.com, carakoom.com, vk.com/cars_from_ussr, fishki.net)
Dubai Art Season – не имеющий аналогов проект, в рамках которого Управление культуры и искусств Дубая ежегодно организует уникальное сочетание художественных и культурных мероприятий, превращающих город в культурную столицу мира весной. Ярмарка World Art Dubai проводится в рамках данного проекта на протяжении 10 лет. На площадке выставки-ярмарки ежегодно демонстрируются предметы современного искусства со всего мира, а особенно из галерей самого Дубая. Здесь можно увидеть работы как известных художников, так и молодых многообещающих авторов. Основная цель этого мероприятия - популяризировать искусство и сделать его более доступным для широкой аудитории, поэтому стоимость оригинальных произведений современных авторов начинается здесь от 100 долларов США.
WAD - это больше, чем просто художественная ярмарка. Помимо самих произведений искусства, у посетителей есть возможность стать свидетелями процесса их создания. Например, в этот раз можно было увидеть робота, создающего портреты, а также множество других перформансов в режиме реального времени. Хорошим примером являются перформансы японских художниц, которые завораживают и захватывают дух, будь то Коюки Сакамото и её представление с сахаром, который используется в Японии в качестве дара богам (во время представления Коюки, как жрица храма, вступает в контакт с невидимым миром; в спектакле используются традиционные японские кимоно и колокольчики, чтобы выразить мир Коюки), или же живое исполнение большого художественного произведения Мари Нисимура, изображающего цветение сакуры под вихрь её лепестков и музыку цветения.
———
Dubai Art Season is an unprecedented initiative by Dubai Culture & Arts Authority that occurs every year and brings together various artistic and cultural activities, turning Dubai into the cultural capital of the world for a brief period in spring. The World Art Dubai fair is one of the events of the season that has been held in Dubai for the past ten years displaying works of modern art by both accomplished and promising artists from around the globe, especially from Dubai’s own galleries, with a view to promoting art and making it more accessible and affordable: prices for contemporary artworks start as low as $100.
WAD is so much more than just an art fair as it shows both finished artworks and works in progress: one of the spaces featured a robot creating portraits and multiple performances were being held at other venues in real time. Examples of the latter include mesmerizing and breathtaking shows by Japanese artists such as Koyuki Sakamoto who uses sugar, a traditional offering to Japanese deities, to come into contact with the supernatural like a priestess would. During her shows, she employs traditional Japanese kimonos and bells to express the world she lives in. Another example is a live performance of a colossal artistic composition by Mari Nishimura that depicts the blooming of cherry blossoms with a whirlwind of petals and musical sounds of flourishing trees.
Осторожно, лонгрид!
В это жаркое воскресенье рады посвятить целый выпуск «Вестника постмодернизма» гостевому материалу от нашей коллеги, международного предметного дизайнера, лауреата престижных премий, включая Red Dot, Екатерины Елизаровой. В этом году ее выбрали единственным (!) представителем России в состав высоких жюри премий New York Architectural Design Awards и London Design Award, с чем мы ее от души поздравляем!
Пару месяцев назад Екатерина посетила выставку World Art Dubai и подготовила для нас репортаж от лица своего авторского канала. Мы же перевели этот материал на английский язык для нашей зарубежной аудитории и публикуем ниже.
t.me/elizarovadesign
———
Long Read Alert
It’s hot today, but not as hot as it gets in Dubai during the Dubai Art Season, so today’s issue of Sunday Postmodernism will see us collaborate with our colleague Ekaterina Elizarova, an internationally acclaimed designer whose achievements in product and interior design such as the Red Dot award earned her a place as the only Russian representative (!) on the juries of New York Architectural Design Awards and London Design Award earlier this year (a round of applause from all of us)!
In May, Ekaterina travelled to the World Art Dubai fair and has kindly shared her first-hand account of the experience with us, on behalf of her personal channel. We have translated this guest content for our English-speaking audience and are happy to share it all below.
t.me/elizarovadesign
Как и полагается продолжателям дела Баухауса, преподавателям и студентам Ульмской школы дизайна были известны работы баухаусовцев. Во время учебы в Ульме Клаус Криппендорф изучил и переработал шахматный комплект Йозефа Хартвига, «унаследовавший феодальную иерархию» у классических фигур. Свою версию дизайнер создал в 1960 г. в процессе написания дипломной работы о семантике дизайна, а в монографии о человекоориентированном дизайне, «The Semantic Turn: A New Foundation of Design», описал свою логику:
«Я хотел, чтобы фигуры своим видом сообщали игрокам о своих способностях и угрозах, которые они несут фигурам противника. Я надеялся, что, если роли фигур будут, как сейчас бы сказали, «самоочевидными», новичкам будет легче освоить шахматы, а во время игры будут лучше видны возможные сценарии, что будет способствовать развитию стратегического мышления».
По пятничному обычаю вопрос: как дизайнер хотел улучшить свой набор, чтобы во время игры невозможно было бы случайно превратить «неуклюжую» ладью в «более мобильного» слона и наоборот?
———
To continue the “heroic” Bauhaus tradition, teachers and students of Ulm School of Design had to go back to their roots. When he was a student there, Klaus Krippendorff studied Josef Hartwig’s chess set, which had “preserved its feudal heritage”, and came up with his own take thereon in 1960, when writing a thesis on design semantics. Later, Krippendorff elaborated on his logic in ‘The Semantic Turn: A New Foundation of Design’, a seminal book on a human-centered design culture:
“I wanted my chess pieces to inform players about what each was capable of doing, and reveal the threats they could pose to each other... I hoped that making their operational roles «self-evident», as one would say now, would allow the game to be learned more easily, render the strategic options … more transparent, and improve strategic thinking.”
For a Friday quiz, can you guess what the designer wished to add to his set to “prevent literally turning the more mobile bishops into clumsy rooks or vice versa”?
(photos: K. Krippendorff, ‘Designing in Ulm and Off Ulm’, ‘The Semantic Turn: A New Foundation of Design’)
Малоизвестно, что Уильям Бернбах, один из основателей знаменитого американского агентства «Doyle Dane Bernbach», которое произвело революцию в рекламной индустрии и стало прообразом «Стерлинг-Купер» из «Безумцев», обратился к Полу Рэнду с предложением о сотрудничестве в рамках первых двух рекламных контрактов, на что Рэнд ответил: «А не пойти бы тебе куда подальше? - а после добавил. - Стой, стой, погоди! В рекламном отделе есть один паренек, зовут его Боб Гейдж. Мне кажется, он очень талантлив».
Гейдж работал в агенстве «DDB» с 1949 г., «со дня его основания», до 1992 г. За это время он стал автором великого множества кампаний, вошедших в учебники по маркетингу, а его работа в паре с первой женщиной-копирайтером Филлис Робинсон («DDB» вообще состояло из «аутсайдеров: женщин, иммигрантов и битников») изменила и правила игры: до этого копирайтеры находились в подчинении у арт-директоров.
Еще несколько рекламных постеров Гейджа см. в комментариях к посту.
———
It is a lesser known fact that William Bernbach, a co-founder of Doyle Dane Bernbach, or DDB, an American agency that revolutionized the advertising industry and inspired Mad Men’s Sterling Cooper, invited Paul Rand to work for him when he had just two accounts. Rand responded, "Go fuck yourself.” But then he said, “There’s a kid—wait, wait, wait a minute, don’t go. There’s a kid in the promotion department, by the name of Bob Gage. I think he’s got a lot of talent.”
Gage joined DDB in 1949, "the day it opened its doors", and worked there as an art director until his retirement in 1992, creating numerous groundbreaking campaigns that have become textbook ads. His art director/copywriter tandem with Phyllis Robinson, the first ever female copyrighter in the business (DDB was a "team of outsiders – women, immigrants and beatniks"), was a game-changing partnership as, before that, copyrighters had been subordinate to art directors.
More of Gage’s ads can be found down below.
Перед вами очередной дизайнерский дуэт и его работа, представленная на выставке Копенгагенской гильдии краснодеревщиков ровно 60 лет назад. Того, кто находится слева на заглавной фотографии, звали Пребен Фабрициус, а того, кто справа, - Йорген Кастхольм. Архитекторы по образованию, Фабрициус и Кастхольм познакомились во время учебы в Датской школе дизайна интерьера, где их преподавателями были Финн Юль и Арне Якобсен. В 1961 г. дизайнеры основали студию, которая просуществовала до 1968 г. За это время Фабрициус и Кастхольм стали авторами значительного количества предметов быта, в том числе и кресла «Plico» (лат. я складываю), дизайн которого сложился из задач спроектировать комфортабельное и компактное кресло.
Для знакомства с этим дуэтом мы выбрали именно эту работу, поскольку союз древесины и металла в ней отсылает к ранним этапам профессионального пути дизайнеров: Фабрициус учился столярному делу, а Кастхольм – металлообработке.
———
Please meet yet another designer duo alongside one of their works that was displayed at the Cabinetmakers' Guild Exhibition in Copenhagen sixty years ago. The one on the left is Preben Fabricius and the one on the right is Jørgen Kastholm. Professional architects, the two met during their studies at the Danish School for Interior Design where both of them had Finn Juhl and Arne Jacobsen as their teachers. In 1961, the designers opened their own studio that operated until late 1968 producing quite a number of remarkable designs for home and office use, including the Plico (the Latin for “I fold”) which was inspired by a two-fold problem: the need for a comfortable lounger that would take as little storage space as possible.
The reason we’re featuring this particular chair in our first post about this prominent duo is that the synergy of wood and metal in it alludes to the professional synergy of the designers – Fabricius was originally trained as a cabinetmaker while Kastholm studied blacksmithing.
(photos: andtradition.com, danishdesignstore.com, carlhansen.com)
Universal University // Место, где исполняются мечты будущих архитекторов
Создавать концепции первых поселений на Марсе, возводить небоскребы или развивать современные города — звучит как работа мечты, правда?
Путь к профессии архитектора начинается в Universal University и архитектурной школе МАРШ — на программах бакалавриата и магистратуры. Здесь учат чувствовать, думать и брать ответственность за свои решения.
В Universal University студенты:
— учатся у практикующих архитекторов и основателей ведущих архитектурных бюро;
— имеют доступ к актуальной ресурсной базе: софт, фото- и видео-студии, арт-мастерские;
— собирают конкурентоспособное портфолио.
95% выпускников остаются в профессии и работают в крупных бюро России и за рубежом: «Атриум», «Практика», DNK ag, SPEECH, BuroMoscow, Kleinewelt Architekten и др.
✍🏻 Набор на программу открыт. Узнать подробности и подать заявку можно здесь: u.university
Реклама. АНО ВО «Универсальный Университет» ОГРН: 1197700010518, Москва, ул. Нижняя Сыромятническая, дом 10, строение 3
Как и во многих других своих проектах, Кан разделил обслуживаемые и обслуживающие пространства так, что кухня, ванные комнаты, гардеробные и кладовки сгруппированы в одной из частей здания и занимают меньше одной трети общего объема, а камины и вовсе вынесены за пределы дома. Основное же пространство делится лестницей на блок со столовой зоной и спальней и двухуровневой гостиной и объединяется полностью застекленным фасадом: «Комната становится комнатой только при условии естественного освещения». К тому же, заказчица владела книжным магазином и нуждалась в домашней библиотеке, поэтому жилые помещения наполнены светом солнца и знания.
P.S. Маргарет Эшерик перебралась в дом еще до окончания строительства, но прожила в нем всего полгода, скончавшись от пневмонии в возрасте 43 лет. Новые владельцы несколько лет назад провели бережную реновацию, удостоенную как минимум трех наград, и даже решили построить более современную и функциональную кухню рядом с оригинальной, сохранив последнюю в первозданном виде. Вот через эту кухню, «вылепленную» из дерева дядей Маргарет, мы и попадем в собственный дом-студию Уортона Эшерика, к которому в качестве ответного жеста приложил руку Кан. Только случится это уже в следующий раз…
Дополнительные материалы см. в комментариях.
———
Like in most of his projects, Kahn separated served and servant spaces, grouping the kitchen, bathrooms, closets, and utility rooms together in less than a third of the total space and even placing the two chimneys outside the building. A staircase split the core space into two halves, one comprising a dining area and a bedroom and the other containing a double-height living room, both with an impressive glassed-in façade that holds everything together – “A room is not a room without natural light”, after all. Since the client owned a bookstore and needed plenty of space for her library, all of the living quarters are filled with light and knowledge.
P.S. Margaret Escherick had moved into the house before it was completed, but lived there for about six months, dying of pneumonia at the age of 43. A few years ago, the current owners undertook a delicate renovation, which has since earned them at least three preservation awards, and even decided to keep the original kitchen, adding a more modern one next to it. It is this original kitchen, which was sculpted by Margaret’s uncle Wharton Escherick that will set the stage for our next post on a Louis Kahn design, Wharton’s own house and studio Kahn contributed to at about the same time, so stay tuned!
For more images and plans, see the comments down below.
(photos here and below: Richard Powers via houseandgarden.co.uk, Jon Reksten, Jeffrey Totaro, Doctor Casino, Louis Kahn via archeyes.com, Heidi’s Bridge via curbed.com, Ezra Stoller, craftcouncil.org, somewhereiwouldliketolive.com, loc.gov, James W. Rosenthal)
В том же 1970 г. свет увидел еще один двухцветный штабелируемый сервиз, который был спроектирован видным итальянским керамистом и преподавателем керамики Чезаре Сартори, начинавшим как скульптор и автор крупных художественных работ из стекла и керамики, а после приложившим руку и к сфере дизайна.
А закончим мы сегодняшнюю заметку серией штабелируемых сервизов, созданных Риккардо Швейцером, знаменитым итальянским художником и скульптором, в творчестве которого керамика всегда занимала особое место. В 1950-1954 гг. Швейцер жил и работал в Валлорисе, где познакомился с множеством деятелей авангарда, в том числе Пикассо, Роже Капроном и Корбюзье. Успешно совмещавший искусство и промышленный дизайн на протяжении своей головокружительной карьеры, Швейцер в 1970 г. начал сотрудничать с фабрикой «Pagnossin», для которой и были спроектированы все эти наборы, в том числе шарообразный комплект посуды для молодоженов.
По пятничному обычаю предлагаем желающим отгадать, как звали этот сервиз.
———
1970 saw yet another two-toned stackable set which was designed by Cesare Sartori, a prominent Italian sculptor and teacher of ceramics who had started as an artist responsible for unique large-scale sculptures made of clay and glass and then tried his hand with the field of design.
To conclude this snapshot of interlocking tableware designs from the 1970s, here’s a selection of stackable sets by Riccardo Schweizer, a renowned Italian artist and sculptor who was always passionate about ceramics; for one, in 1950-1951, he lived and worked in Vallauris meeting a lot of avant-garde figures such as Picasso, Roger Capron, or Le Corbusier there. Always successfully vacillating between art and design, Schweizer created a few mass-producible sets for Pagnossin starting in 1970.
We’re sharing some of these sets with you and, typically for a Friday night quiz, are inviting anyone willing to guess the name of the last one here which was designed for young couples.
(photos here and above: premiomidec.it, lulop.com, mudeto.it, museoginori.org, Archivio Cesare Sartori, nowarc.com, lot-art.com, bukowskis.com, deesup.com, drouot.com, stylepark.com, barbaraschweizeredizioni.com)
В 1953 г. архитектор Вильгельм Фест основал в Вене компанию «Vest Leuchten», которая до сих пор занимается производством осветительных приборов. Сам Фест спроектировал для своего детища несколько удачных светильников, включая «Dynamic», в 1969 г. удостоенный премии «IF Design» (см. первый снимок). В Германии продукция «Vest Leuchten» реализовывалась известной нам фирмой «Sompex», которая запомнилась геометрическими светильниками Поля Секона. Партнерство было удачным, поскольку лампы «Vest Leuchten» дополняли геометризованный репертуар «Sompex».
Одним из дизайнеров, сотрудничавших с австрийским производителем, была Миланда Хавлова, о которой, как и Поле Сезоне, ровным счетом ничего не известно кроме того, что в 1960-70-х гг. она стала автором этих и аналогичных светильников, составленных из произвольно изогнувшихся акриловых пластин.
Дополнительные материалы см. в комментариях.
———
In 1953, Austrian architect Wilhelm Vest founded Vest Leuchten, a Vienna-based manufacturer of lighting fixtures which is active to this day. Vest himself contributed several striking designs to the catalogues of his brainchild over the years. One of them was the Dynamic ceiling lamp awarded with a 1969 IF Design prize (pic. 1). In Germany, Vest Leuchten’s products were distributed by Sompex, the company we know thanks to Paul Secon’s sculptural lights. This was a successful partnership since Vest Leuchten’s designs were complementary to Sompex’s geometries of light.
The Austrian manufacturer partnered with many remarkable designers including MIlanda Havlova we know nothing about - just like with Paul Secon, the search for Milanda Havlova returns lots of hits with no factual information whatsoever. One thing is clear, though: in the 1960-70s, Havlova designed all of these and many more similar lamps that have one thing in common - the beautifully- and freely-shaped curves of their plastic components.
For more visuals, see the comments down below.
(photos: kleinanzeigen.de, chairish.com, auctionet.com, vintageinfo.be, troedelfuchs.de, bukowskis.com, auktionsverket.com)
Заглавный снимок представляет собой выдержку из номера нацистской газеты «Der Angriff» от 20 мая 1935 г. На опубликованной в газете фотографии изображена продукция керамической мастерской Маргарет Хейман, выпущенная до (слева) и после (справа) того, как Хейман была вынуждена продать фабрику за бесценок члену НСДАП в 1934 г.; подпись под фотографией гласит: «Расы отличаются тем, что их представители используют разные формы для одних и тех же функций. Какие из этих форм красивее?»
Из-за еврейского происхождения Хейман пришлось покинуть Германию в 1936 г. и перебраться в Великобританию, где целесообразнее всего оказалось обосноваться вдали от крупных городов, в городе Сток-он-Тренте, центре керамической промышленности Англии. Там она устроилась на фабрику «Mintons», руководство которой разрешило ей создать собственную мастерскую и даже уступило ее беспрецедентной просьбе быть включенной в состав совета директоров.
———
The opening picture is a clipping from the May 20th, 1935 issue of ‘Der Angriff’, the official newspaper of the Nazi Party, that juxtaposed ceramics produced by Margarete Heymann’s factory before (on the left) and after (on the right) Heyman was forced to sell her business to a NSDAP official in 1934. The caption reads, “Two races have different forms for the same purpose. Which is more beautiful?”.
In 1936, having relinquished her factory for a song, Heymann had to move to the UK because of her Jewish origins. She settled in Stoke-on-Trent, away from big cities yet in the center of England’s pottery industry, and joined Mintons whose management allowed her to set up an independent studio at the factory and even conceded to her demand for a seat on the Board of Directors, which was completely unprecedented.
(photos here and below: chipstone.org, collections.vam.ac.uk, aberystwythuniversitycollections.wordpress.com, ceramics-aberystwyth.com, Jewish Museum Berlin, blog.mam.org)
Продолжение для душнил вроде нас
Снимок из поста выше долгое время не давал нам покоя, и совсем не из-за сюжета (целомудренность съемки, к слову, гарантировалась мамой модели, которая присутствовала во время сессии). Мы не могли разобраться, что это за новая квартира, в ванной комнате которой есть окно (на это указывают и блики на кафеле, и радиатор), а ванна и раковина расположены по одной стене.
Если судить по остальным фотографиям из этой серии, то съемка происходила в одном из первых домов 9-го квартала Новых Черемушек, который как раз застраивался в 1959 г. Вот только таких планировок в этих четырехэтажках, по нашим сведениям, не было. На помощь пришел Денис Ромодин, в чей замечательный канал мы рекомендуем заглянуть. Он и поделился с нами выдержками из обзора этого проекта, которые указывают на то, что подобные ванные комнаты были в одном-единственном доме, корпусе 2 (теперь дом 23, к. 2 по пр. 60-летия Октября).
В последний приезд в Москву мы отправились на прогулку по 9-му кварталу и пообщались с местными жителями. Жительница упомянутого дома подтвердила, что ванные комнаты у нее и соседей действительно выглядят именно так.
Однако дом этот блочный, а не кирпичный; входные группы, подобные той, что Хорунжий запечатлел на одном из снимков, были только в корпусах 5 и 6 (25, к. 1 и 29, к. 1 по тому же проспекту). Тщательно изучив все подъезды, мы нашли тот самый, с фотографии - подъезд 2 дома 25, к. 1!
Теперь можно спать спокойно, если только вы не поделитесь своими соображениями, которые опровергнут наши выводы :)
———
If you are as nerdy as we are,
you may have also found the above image a bit disturbing and it’s not because of the scene (which, by the way, was being observed by the girl’s mother to keep eroticism in check). We simply couldn’t figure out what kind of a modern apartment would have a window in its bathroom, as indicated by the glare on the tiles and the radiator, and such a side-by-side setup of a bathtub and a sink.
Based on the rest of the series of pictures, the photoshoot was held in one of the first blocks of flats in Novye Cheryomushki’s Microdistrict No. 9 which was being developed in 1959. However, to our knowledge, none of the four-story houses had apartments like that. We thus contacted Denis Romodin, an expert in mid-century housing in Moscow and the author of an amazing channel, and he sent us a few blueprints confirming that only one of the houses, block No. 2 (now 23, bldg. 2, 60-letiya Oktyabrya Pr.) did have bathrooms like that.
When we were in Moscow for the Industrial Design Day, we went straight to Cheryomushki and talked to the current dwellers. One of them did confirm that her own apartment and those of her neighbors had a bathroom just like the one in the picture above.
Since block No. 2 was built of prefabricated panels, we assumed that only the bathroom shot had been done there while the entrance picture had been taken in block No. 5 or 6. Our quest paid off as we managed to find the entrance photographed by Khorunzhy by its brickwork! It belongs to 25, bldg. 1
Now we can finally consider this case solved unless you have a different perspective on this 😊
В частности, как следует из эскизов Умэды, эта конструкция должна была служить пространством для общения (совсем как американская «conversation pit»), местом проведения церемоний и отправления различных ритуалов, как праздничных, так и траурных, а также, разумеется, основанием для постели. 4,5 татами – площадь квартиры, в которой молодожены (с футоном и «Акари») обычно начинают совместную жизнь. Собственно, отчасти поэтому Умэда изначально назвал свой проект «Мебель 4,5», возможно, желая вызвать ассоциации с трагикомедией Феллини «Восемь с половиной». Соттсасс, правда, отверг предложение Умэды в пользу «Таварая», названия лучшего в Киото рёкана, традиционной японской гостиницы, что показалось дизайнеру забавным, учитывая намеренный аскетизм его работы.
P.S. Завершает эту заметку, конечно, легендарный снимок мемфисовцев той поры, демонстрирующий интернациональность нового стиля…
———
As you can see from these sketches, Umeda proposed using his structure as a conversation and entertainment space (just like a conversation pit in the US), a place to hold ceremonies and rituals, both festive and solemn, as well as a bed. 4.5 tatami is the size of a flat a young couple may move in together when they are just starting out, with a futon and an Akari. This is why Umeda named his structure Furniture 4 ½, possibly referencing 8 ½, Fellini’s famous tragicomedy. Sottsass rejected this title in favor of Tawaraya, the name of Kyoto’s finest ryokan, a traditional Japanese hotel, which Umeda found funny considering the minimalism of his design.
P.S. We couldn’t help ending this post on a truly international note, with this legendary picture of the 1981 members of Memphis using Umeda’s exhibition entry for entertainment.
(photos here and below: Fabio Cirifino, Studio Azzurro, Luca Miserocchi, Luca Miserocchi, fondazioneberengo.org, Aldo Ballo, Guido Cegani, Peter Ogilvie, Memphis Milano, mplus.org.hk, umedamasanori.com)
Торн добился нужного эффекта, спустившись вниз по склону холма и присоединив к дому значительный участок окружающего ландшафта (вместе с новогодней елкой) при помощи гигантского параллелепипеда из стали и стекла, в котором, к слову, архитектор предусмотрел систему орошения для растительности. Новый объем более 6 метров в высоту (а в заглубленной зоне гостиной – более 6,5 метров) был связан со старым домом парящей лестницей и окнами в некоторых комнатах старого дома, из которых открывается вид на застывшее, как в выставочной витрине, общее пространство.
Для усиления связи между двумя постройками Торн облицевал – с помощью своих детей, легко взбиравшихся по лесам, - гонтом все стены, кроме той, которая была полностью застеклена. У нас дух захватывает только от рассматривания фотографий – представляем, какие чувства испытывают ничего не подозревающие гости, которые впервые попадают в этот с виду обычный для Калифорнии домик…
———
To achieve the desired effect, Thorne designed a huge steel-and-glass prism that would cover a piece of land down the hillside together with a Christmas tree and include a built-in irrigation system for the interior landscaping.
The new mass with a ceiling height of over six meters (or six and a half meters over the conversation pit) was attached to the old house with a floating staircase and a few windows in private rooms that open onto the public area below which has a serenely static quality, much like an exhibit in a display case. To reinforce the connection between the two buildings, Thorne and his children, who were probably better at climbing the scaffolding, shingled all of the walls of the new volume save for the glassed-in façade. Looking at these breathtaking pictures, we can only assume how overwhelming it feels to find oneself in this seemingly unremarkable house for the first time…
(photos here and above: crosbydoe.com)
В начале 1950-х гг. Нанна и Йорген Дитцели забрались на обеденный стол, чтобы осмотреть свою гостиную с непривычной точки зрения. Это простое действие заставило дизайнеров радикально пересмотреть подход к проектированию мебели, начав по-настоящему воспринимать помещения как трехмерные объекты. Так появились знаменитые проекты «ступенчатых» интерьеров с разновысотными стульями, креслами и диванами, в которых дети и родители могли находиться на одном уровне.
В 1961 г. Нанна Дитцель потеряла своего мужа, напарника и отца троих ее детей, но продолжила начатое с ним и уже в 1962 г. оформила выставочное пространство по заказу Пола Кристиансена на выставке Копенгагенской гильдии краснодеревщиков. В рамках этого проекта Дитцель создала два интересных прототипа стульев с тремя точками опоры. Один из них попал на обложку октябрьского номера журнала «Mobilia» за 1962 г., но до массового производства дело не дошло.
———
Sometime in the early 1950s, Nanna and Jørgen Ditzels climbed on top of their dining table to have a different view of their living room. What they saw was an eye-opening change of perspective that prompted them to treat rooms they were designing furniture for as truly three-dimensional spaces, thus giving birth to their famous Stairscape installations with different seating heights that enabled parents and children to be on the same level.
In 1961, Nanna lost her husband, design partner, and father of three of her kids, but kept working on this concept and, already in 1962, was commissioned Poul Christiansen to design a booth for the Copenhagen Cabinetmaker’s Guild exhibition later the same year. Ditzel’s total design for this exhibition included two interesting three-legged chair prototypes, one of which was even featured on the cover of the October, 1962 issue of Mobilia but sadly did not make it to production.
Также на World Art Dubai 2024 была расширена специальная зона для представителей современного уличного искусства, где можно было увидеть граффити, танцы в стиле фристайл, музыку и многое другое. Уже в десятый раз Urban Art DXB радует посетителей яркими работами и мероприятиями. В этом году ZAK MINI MONSTER проводил Private Workshop в режиме реального времени наедине с посетителями, показывая основы работы с баллончиками и процесс создания персонажа. Zak (Захар Евсеев) - уличный художник, дизайнер, ставший популярным благодаря коллаборации c Nike и сотрудничеству с Джастином Бибером. Через своих уникальных персонажей Zak выражает идею, что в каждом живут «маленькие монстры», которых не стоит бояться. Среди участников World Art Dubai также ежегодно много талантливых представителей из России, которые работают в авторских техниках.
Большой блок на выставке посвящен детскому творчеству, можно наблюдать целый стенд "Создано детьми". Уделять внимание творческому развитию детей очень важно, ведь создание своих произведений позволяет детям работать с их чувствами и эмоциями, а обращение к законченному произведению помогает ребенку говорить о чувствах по-новому и осмысленно.
Ключевые фигуры в современном искусстве, такие как Аниш Капур, Микеланджело Пистолетто, Такаси Мураками, Марина Абрамович, тоже выставляют свои работы на Art Dubai. Поэтому неудивительно, что благодаря инвестициями, пристальному вниманию со стороны аукционных домов, местных коллекционеров и частных фондов, в ближайшем будущем Дубай может конкурировать с европейскими странами в качестве основной точки притяжения для любителей современного искусства.
———
The World Art Dubai 2024 featured an expanded space for contemporary street artists that showcased graffiti, freestyle dances, music, and more. The Urban Art DXB sector offered an impressive selection of artworks and activities for the tenth time in a row. ZAK MINI MONSTER held a one-on-one real-time private workshop teaching the basics of spray painting and ways to create one’s own character. Zak (Zakhar Evseyev) is a street artist and designer who gained prominence through his collaboration with Nike and Justin Bieber. His unique characters send a message that every one of us has their own tiny monsters we should not be afraid of. Just like the previous years, this WAD exhibition introduced the public to a host of talented Russian artists and their unique styles.
A significant portion of the exhibition focused on child art with a standalone space titled “Created by Children”. Teaching art to children is vital since creating their own artworks helps them get in touch with their feelings and experiences, while finished pieces contribute to discovering new and meaningful ways of conveying their emotions.
Key modern artists such as Anish Kapoor, Michelangelo Pistoletto, Takashi Murakami, and Marina Abramović are also bringing their works to Art Dubai, so it will not come as a surprise if major investments as well as the demand driven by auction houses, local collectors, and private foundations fuel Dubai towards stealing the spotlight from Europe in the nearest future.
Потребность в современном искусстве стран Ближнего Востока возникла недавно, но быстро стала расти. В ОАЭ проводятся международные выставки и открываются образовательные центры, в Марокко и Омане на государственном уровне выделяются средства на создание музеев, а Катар активно покупает выдающиеся произведения на аукционах. Художники из Ирана и Саудовской Аравии представляют свои работы на известных площадках в Европе и Америке.
Интерес к современному искусству на Ближнем Востоке стал заметен почти 17 лет назад, когда в 2007 году была проведена первая ярмарка Art Dubai, которая является одной из самых значимых художественных выставок в мире. Один из её экспонатов - скульптура иранского художника Парвиза Танаволи под названием «Стена» - был продан за рекордные 2,8 миллиона на торгах в Christie's уже в 2008 году.
———
Recent years have seen the emergence and ever-increasing demand for modern art in the Middle East with the UAE hosting international exhibitions and opening educational institutions, Morocco and Oman allocating state funds towards the building of museums, Qatar bidding for and purchasing prominent works of art at auctions, and Iran and Saudi Arabia sending local artists to showcase their artworks at major art spaces in Europe and the US.
Middle East’s interest in modern art became apparent almost 17 years ago, in 2007, when the UAE held the first Art Dubai fair that has since grown into one of the most important art exhibitions in the world. One of the first exhibits, The Wall, a sculpture by the Iranian Parviz Tanavoli was auctioned off at Christie’s for a staggering $2.8 million just one year later, in 2008.
В этом году исполняется 90 лет проекту первого построенного в США дома-шалаша, или А-образного дома. Этот дачный дом был возведен в 1936 г. по заказу калифорнийского модельера Жизелы Бенатти выдающимся австро-американским архитектором Рудольфом Шиндлером. Как писал историк архитектуры Чад Рандл в своей книге об А-образных домах, вышедшей двадцать лет назад, такой тип зданий стал популярным в благополучные 1950-е гг., период, когда американцы начали «удваивать» свое движимое и недвижимое имущество, обзаводясь вторыми автомобилями, ванными комнатами и домами. Шиндлер же предлагал своим клиентам проекты загородных домов-шалашей как минимум с 1922 г., и только дача семьи Бенатти в калифорнийском Лейк-Арроухеде была построена.
Интересно, что проект Шиндлера стал ответом на требования местной ассоциации домовладельцев, следившей за тем, чтобы новые постройки возводились в исключительно в ненорманнском (неороманском) стиле или стиле «неотюдор», а также на климатические особенности местности, расположенной на высоте и подверженной сильным снегопадам.
Дом Шиндлера стоит до сих пор, а его конструкция не утратила популярности: путешествуя по Нижегородской области, мы сейчас живем в великолепном А-образном доме под Нижним Новгородом и отмечаем все достоинства и недостатки такого типа жилья (спойлер: достоинств значительно больше).
———
This year marks the 90th anniversary since the design of the US’s first ever built A-frame. This cabin was designed in 1934 and completed in 1936 for Gisela Benatti, a Californian costume designer, by Rudolf Schindler, a celebrated Austrian-born architect. In his 2004 book on A-frames, American architecture historian Chad Randl notes that the boom of A-frames occurred in the 1950s, the time of "second everything" in the US, implying that these post-war years saw Americans purchase second TVs, second cars, and second homes. Schindler, however, proposed A-frame designs starting at least in 1922, but none of them were built until Benatti’s cabin in Lake Arrowhead, CA.
Interestingly, the choice of the design was based on two different conditions. The local Homeowners’ Association demanded that all new buildings be in the French Norman style or English Tudor style. Also, the site was in an elevated area usually affected by winter snowstorms.
This Schindler-designed house has survived to this day, bearing witness to the increasing demand for A-frames which are just as relevant today. We’re now vacationing in a superb A-frame in the suburbs of Nizhny Novgorod and can truly experience all the upsides and downsides of living in such a home.
(photos: usmodernist.org, adc-exhibits.museum.ucsb.edu, calisphere.org, archilovers.com)
А еще менее известно, что в 1951 г. Боб Гейдж принял участие в знаменитом конкурсе светильников, организованном компанией «Heifetz» совместно с нью-йоркским Музеем современного искусства, и выставке, прошедшей в музее по следам этого конкурса. Проект Гейджа был удостоен поощрительной премии и вскоре поступил в производство под названием «T-6-G».
Светильник состоял из легкого металлического каркаса, к которому прикреплялись четыре вращающиеся древесноволокнистые панели, покрытые лаком. В «закрытом» состоянии свет распространялся вверх, но стоило повернуть панели, и можно было регулировать освещение в горизонтальной плоскости.
Других дизайнерских работ Гейджа мы для вас не нашли, как и рекламы этого светильника. Интересно, как бы сам Гейдж преподнес его потребителю?
———
It is even a more little known fact that 1951 saw Bob Gage enroll in the famous lighting design competition organized by Heifetz and MoMA as well as the exhibition that followed the contest. Gage’s lamp was awarded with an honorable mention and soon became commercially available from Heifetz as T-6-G.
The lamp consisted of a metal frame and four pivoting panels made of lacquered masonite that were used to control the direction of light. In a "closed" state, the light was directed upwards, but it started spreading out horizontally once the panels were rotated.
Sadly, we’ve been unable to find any other products by Gage and feel this lamp may have been the only one he ever created. We’ve also failed to find any ads for this lighting fixture and are wondering how Gage would’ve advertized this piece.
(photos here and above: Maria Dumlao, davedye.com, f.hatena.ne.jp, artvee.com, commarts.com, briefercopy.com, gokelaererobinson.com, artsy.net, 1stdibs.com, wright20.com)
К вопросу о радикализме в советской керамике
Выдающийся художник, архитектор и преподаватель Владимир Сергеевич Васильковский (1921-2002), известный петербуржцам, например, по пешеходному Итальянскому мосту через канал Грибоедова (1956), скрывающему под собой теплотрассу, приложил руку к самым разным художественным областям. В частности, он запомнился многими нетривиальными решениями в такой отрасли декоративно-прикладного искусства, как керамика. В 1961 г. Владимир Сергеевич начал работать на кафедре керамики и стекла в своей alma mater, Мухинском училище, и до начала 1980-х гг. создал множество самобытных работ, в том числе ряд таких, которые можно считать рубежными. Уже в 1962 г. он стал автором сервиза «Табун», в котором плоское и объемное изображения составляют единый ансамбль. Этот выход композиции из плоскости в скульптуру был удостоен золотой медали на международной выставке керамики в Праге в том же году.
Помимо «Табуна» уместно упомянуть сервиз «Жар-птица», на поверхностях которого сказочные персонажи окружены первобытным узором, а также довольно неожиданный с сюжетной точки зрения сервиз «Спортивная передача по телевизору», датированный 1960-ми гг.
Дополнительные изображения см. в комментариях к посту.
———
Soviet Radicalism in Ceramics.
Part 2
A famed architect known to most of us living in St. Petersburg thanks to his Italyansky pedestrian bridge, which was built to conceal heating pipelines over the Griboyedov Canal, Vladimir Vasilkovsky was a very versatile master whose groundbreaking work spanned many fields of art, including ceramics. Vasilkovsky’s full-time employment with the Department of Glass and Ceramics at his alma mater, the Mukhina School of Art in Leningrad, gave birth to plenty of highly original and eye-opening pieces some of which marked a new chapter in the history of Soviet ceramics. As early as 1962, he designed a decorative set called “A Herd of Horses” whose two-dimensional ornament and three-dimensional pieces complemented each other, forming a single ensemble that represented a significant departure from the existing methods of composition. It’s no wonder this achievement earned Vasilkovsky a Gold Medal at an international exhibition in Prague later the same year.
Other remarkable works in the field of ceramics include the “Firebird” tea set ornamented with prehistoric art motifs as well as another 1960s set that was titled “Watching a Sports Program on TV” and depicted just that, people watching a game of football, a genre scene that had never before become the subject of coffee set decor.
More images can be found down below.
(photos: L. Kheifets, goskatalog.ru, glassceram.ru)
В 1950-е гг. Хельсинки повезло обзавестись личным фотографом, который долгие годы документировал жизнь финской столицы. Им был фотожурналист Фолькер фон Бонин, которому в августе этого года исполнилось бы сто лет. Немецкий аристократ, фон Бонин впервые оказался в Хельсинки в середине 1930-х гг., когда его отца командировали в Финляндию военно-морским атташе, а в 1942 г., за год до окончания немецкой школы в Хельсинки, отправился добровольцем на фронт.
Весной 1945 г. будущий фотограф попал в плен и провел три года в Сибири. Вероятно, пережитое фон Бонином на войне и в лагерях и сформировало в нем «гуманистический» взгляд на послевоенные годы и желание зафиксировать возвращение к жизни «не для житейского волненья, не для корысти, не для битв» - неслучайно такое место в его работах занимают люди: их фон Бонин фотографирует за самыми разными повседневными занятиями, оставаясь невидимым и, что, пожалуй, особенно ценно в его восприятии Финляндии, неместным наблюдателем.
Дополнительные фотографии см. в комментариях.
———
Starting from the early 1950s, Helsinki was lucky to have its own private photographer who was busy documenting the everyday life of the city for the next few decades. His name was Volker von Bonin and he would have celebrated his 100th anniversary on August 8th. A German nobleman, von Bonin first found himself in Helsinki in mid-1930s when his father was deployed to Finland as Germany’s Naval Attaché. In 1942, just before his final year at the German School in Helsinki, von Bonin volunteered to join the German army. His service ended in spring, 1945, when he was captured by the Soviet forces to spend the next three years in PoW camps in Siberia.
Von Bonin’s experience in the army and camps was probably what contributed to his development as a humanist photojournalist wishing to capture the mankind’s move away from the “the wordy agitation” and “the gold or bloody ways” in the post-war years, hence his attention to people and their mundane lives, attention as an inconspicuous and, more importantly, foreign observer.
For more images, see the comments down below.
(photos: finna.fi)
Вестник постмодернизма №161
Продолжим знакомство с японскими «гнездами угрей» (Unagi no Nedoko), на сей раз представив вам дом, вытянувшийся не вверх, а в длину. Эта постройка, спроектированная японским бюро «Heart Architects», была возведена в 2017 г. в префектуре Сига, втиснувшись между домами на участке шириной 5,5 и длиной 32 метра. Поскольку окружающие строения не позволяли обеспечить достаточную степень вентиляции и инсоляции на уровне земли, архитектор сделал первый этаж проходным, а второй этаж, выступающий над первым и частично опирающийся на пилоны, жилым. Благодаря этому семья заказчиков комфортно размещается на втором ярусе, как кусочек угря, покоящийся на подушке из риса.
Кроме того, поскольку окружить дом растительностью было вряд ли возможно, архитектор впустил ее внутрь, предусмотрев для деревьев зенитные фонари. «Таким образом, жильцы не теряют связь с природой и могут наслаждаться сменой времен года и течением жизни, не выходя из комнаты… этого простого и умиротворяющего дома, построенного с уважением к японским традициям».
Планы и дополнительные фотографии см. в комментариях к посту.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 161
Let’s continue to explore the examples of “eel’s nests” (or Unagi no Nedoko) with a house that stretches horizontally. This 2017 dwelling was designed by Japanese studio Hearth Architects and built in Shiga on a narrow site of 5.5 x 32 meters sandwiched between buildings. As there was not enough air or sunlight on the ground level because of the urbanscape around, the architect allocated the lower level for traffic and housekeeping functions and concentrated the main rooms on the upper floor, which was cantilevered and partially placed on piloti. The client’s family can thus enjoy the comfort of the upper space just like a piece of eel on a ball of sushi rice.
Moreover, as there was almost no spare room for greenery outside the house, the architect let it inside, installing skylights for some of the trees. “So, you can feel the nature and enjoy the change of the seasons and time… in the simple and peaceful Japanese style space.”
More images and plans can be found in the comments down below.
(photos: Yuta Yamada)
Недавно нас совершенно справедливо упрекнули в отсутствии в нашем канале публикаций о Луисе Кане, а все потому, что долгое время мы не могли выбрать, с чего именно из его обширного и самобытного наследия следует начать знакомство с этим архитектором. Пусть отправной точкой станет небольшой, но очень показательный жилой дом, спроектированный Каном для Маргарет Эшерик, племянницы Уортона Эшерика, знаменитого американского скульптора, который дружил с Каном и о котором мы тоже к своему стыду до сих пор умалчивали.
Этот дом был возведен в практически родной для Кана Филадельфии в 1962 г. в качестве убежища от городской суеты: небольшой параллелепипед с одной-единственной спальней надежно укрывал незамужнюю заказчицу своими бетонными стенами и огромными глухими окнами, впуская внутрь лишь свет и пенсильванскую природу, оформлением которой, к слову, занимался ландшафтный архитектор Фредерик Пек.
Дополнительные материалы см. в комментариях.
———
A little while ago, we received a wake-up call from one of our subscribers reproaching us for a lack of posts on Louis Kahn, so we simply kahn’t postponing our first publication on this stellar architect claiming that his oeuvre is too diverse and original to choose a project to begin with. As a starting point, let’s take a look at a small but significant residence Kahn designed for Margaret Escherick, the niece of Wharton Escherick, a revered American sculptor who was friends with Kahn and whom, much to our chagrin, we’ve also failed to mentioned in this channel.
The house was built in 1962 in Philadelphia, Kahn’s home town, as a retreat from the hustle and bustle of city life. A small single-bedroom volume, the house did provide a shelter for the unmarried owner thanks to its concrete walls and fixed and expansive windows that only let the sunlight and surrounding Pennsylvanian nature inside. As for the latter, it was largely contributed to by landscape architect Frederick WG Peck.
For more images and plans, see the comments down below.
Недавно друзья (спасибо, братцы!) сделали «редакции» совершенно невероятный подарок - комплект «La Boule» в модификации «Memphis», и мы решили углубиться в итальянскую историю этой типологии сервизов, особенно учитывая, что их коническую разновидность мы уже как-то публиковали. Оказывается, помимо Федериго Фаббрини и «Villeroy & Boch», аналогичные комплекты создавались и другими итальянскими мастерами и производителями. В 1954 г. выдающийся керамист Джованни Гарибольди, с 1946 г. работавший художественным руководителем фабрики «Ginori», представил один из первых в Европе штабелируемых наборов посуды «Colonna», который тут же был удостоен «Золотого циркуля», премии, учрежденной в том же году, за «функциональность, обусловившую форму сервиза и позволившую добиться чрезвычайной экономии пространства». В 1967 г. новая модификация сервиза принесла создателю золотую медаль от председателя Сената Италии.
В 1970 г., за год до своей смерти, Гарибольди спроектировал для компании «Ginori» штабелируемый сервиз «Uno più Uno» (ит. один плюс один), который занимал еще меньше места благодаря тому, что дизайнер практически избавился от ручек. При употреблении горячих напитков пользователи могли обходиться без ручек, вкладывая чашки друг в друга так, что внешняя чашка становилась подстаканником.
Дополнительные фотографии этих сервизов см. в комментариях.
———
A little while ago, our friends gave us an amazing present, a La Boule Memphis set of dishes by Villeroy & Boch. This wonderful gift prompted us to continue exploring the history of stackable tableware made in Italy as there were many interesting pieces in what seems to be a separate typology besides Federigo Fabbrini’s La Boule or Pierre Cardin and Ambrogio Pozzi’s Cono. In 1954, Giovanni Gariboldi, a famed Italian ceramicist who worked as an artistic director with Ginori starting from 1946, designed Colonna, one of Europe’s first stackable sets of tableware which received a Compasso d’Oro prize the same year (the year this award was actually established) for “the functional motif … that lies in the extreme reduction of the space occupied". Another variety of this set released in 1966 earned Gariboldi a gold medal of the President of Italy’s Senate at the 1967 International Ceramics Competition in Faenza.
In 1970, one year before his demise, Gariboldi designed another stackable set for Ginori called Uno più Uno, or “one and one”, which required even less space because it had basically no handles. In this design, the elimination of handles went hand-in-hand with doubling the amount of containers so that hot drinks could be served into a cup made of two elements, one placed inside the other for insulation.
For more images of these sets, see the comments down below.
Через шесть месяцев фабрика «Mintons» разорвала контракт с Хейман: официальной причиной было отсутствие спроса на ее изделия, но в действительности руководство расходилось с ней в вопросах художественного характера. Тогда Хейман основала мастерскую «Grete Pottery», продукция которой была чересчур новаторской для консервативного британского рынка, а технологии слишком отличались от ремесленных практик конкурентов, которыми в основном были мужчины. В 1940 г. Хейман, к тому моменту вышедшая замуж за педагога Харольда Маркса, закрыла студию и посвятила себя живописи.
P.S. Хейман во многом опередила время, раздвинув не только художественные границы, но и создав ряд важных прецедентов для творческой среды в целом. В 1921 г. студентка Баухауса Маргерит Вильденхайн была принята в керамическую мастерскую, где училась в течение следующих пяти лет, а затем стала одной из самых признанных художниц во всем мире, но это уже совсем другая история…
———
Six months later, however, Mintons terminated Heyman’s contract claiming there was a lack of demand for her pieces (the real reason consisted of Heymann’s conflicts with the management over the factory’s artistic direction). Heymann then founded her own studio called Grete Pottery. Her independent endeavors were not successful either because the British market was much too conservative for Heymann’s designs and her technologies were found to be too modern by male competitors. In 1940, Heymann, who had married English educationalist Harold Marks, had to close down her studio to focus on painting.
P.S. All in all, Heymann’s practice was ahead of her age; not only did she create ground-breaking ceramics that proved to be eye-opening for the industry, she also established a few important precedents for the artistic community in general. In 1921, Marguerite Wildenhain, a Bauhaus student, was admitted to the ceramics workshop at Bauhaus where she studied the craft for the next five years eventually to become one of the greatest female ceramicists, but that’s a whole other story…
В 1966 г. знакомый нам Райнхольд Вайс спроектировал для своего работодателя, компании «Braun», «вечную» настольную зажигалку TFG 1, которую в народе окрестили тостером. «Вечной» эта зажигалка называлась благодаря механизму поджига, не требовавшему батареек. Год спустя Вайс ушел из компании «Braun» и перебрался в США, а Дитер Рамс, его бывший руководитель, внес в изделие Вайса коррективы и в 1968 г. предложил покупателям зажигалки, корпус которых был покрыт золотом или – с целью приподнять завесу тайны над процессом образования огня - был полностью прозрачным благодаря использованию акрила. Идея сделать коробочку прозрачной, вероятно, появилась у Рамса на волне разработки электрических конструкторов «Lectron» годом ранее, а о том, что это за конструкторы, мы расскажем в следующей серии.
———
In 1966, Reinhold Weiss, a Braun designer we already know from here, designed the TFG 1 Permanent table lighter for his employer. Commonly referred to as the Toaster, this lighter was marketed as a permanent source of fire thanks to its self-sustaining ignition mechanism that required no batteries. The next year saw Weiss leave Braun and move to the US while Dieter Rams, Weiss’ former boss, decided to revamp the TFG 1. In 1968, two variations of Weiss’ design were introduced; one of them had a gold-plated casing and the other one was fully transparent. Encased in acrylic, the transparent one was to lift the shroud of mystery surrounding the way the lighter fired up at the push of the button. The idea to shed light on the inner workings of the TFG 1 was likely inspired by Rams’ success with Lectron System electric construction sets one year earlier, but that’s a whole other story we’ll feature shortly.
(photos: Flickr user Claes Pettersson, dasprogramm.co.uk, braundesign.es, future-forms.com, mdbarchitects.com, wright20.com, onlyonceshop.com)
Вот я, старик, в засушливый месяц,
Мальчик читает мне вслух, а я жду дождя.
Томас Элиот
В 1959 г. Николай Хорунжий, мастер художественной фотографии, учившийся живописи у Аполлинария Васнецова, а работе с кадром - на кинокурсах имени П.И. Чайковского, где его учителем был Анатолий Головня, получил задание сделать для журнала «Советский Союз» серию снимков на тему «Новая квартира». Самым знаменитым кадром стала великолепная с содержательной и исполнительской точек зрения фотография 17-летней девушки, озаглавленная «Первая проба новой ванны».
По воспоминаниям дочери фотографа, журнал сначала отказался печатать этот снимок, и Хорунжий был вызван к Фурцевой. Будущему министру культуры фотография понравилась, и она появилась в журнале вместе с другими снимками. Правда, в 1961 г., увидев эту работу на выставке «Семилетка в действии», Фурцева тут же приказала ее снять. Тем не менее, снимок получил Серебряную медаль выставки, а год спустя – и Золотую медаль на выставке в Белграде.
———
Here I am, an old man in a dry month,
Being read to by a boy, waiting for rain.
T.S. Eliot
In 1959, Nikolay Khorunzhy, a Soviet master of fine-art photography who studied painting under Apollinary Vasnetsov and, later, cinematography under Anatoli Golovnya, was sent on assignment to do a photoshoot of a modern apartment in Moscow for the Soviet Union magazine. One of the photographs entitled “Her First Time in the New Bathroom” was a masterfully staged and highly evocative picture of a 17-year-old girl behind a shower curtain.
According to Khorunzhy’s daughter, the magazine refused to publish the picture and the author was even called to appear before Ekaterina Furtseva, the country’s soon-to-be Minister of Culture. Furtseva approved the photograph and it was soon out. When she saw it at the Seven-Year Plan in Action exhibition in ca. 1961, however, Furtseva was adamant that the picture be taken off the show immediately. Still, Khorunzhy was awarded a Silver Medal and received a Gold Medal at an exhibition in Belgrade the following year.
Вестник постмодернизма,
выпуск №160
18 сентября 1981 г. состоялась первая выставка работ группы «Memphis», к которой в 1980 г. присоединился Масанори Умэда, приглашенный Этторе Соттсассом. Зная, что Соттсасс желал создать «новый интернациональный стиль», Умэда подготовил для выставки «предмет мебели, одновременно служащий пространством», подиум с ограждением, напоминающий боксерский ринг.
Опираясь на японские традиции, дизайнер стремился создать объект, который будет пригоден и для западного потребителя. Так, размер рабочей поверхности подиума составляет 4,5 татами, что соответствует площади самой крохотной японской квартиры. Кроме того, по замыслу дизайнера, трансформируясь, эта система должна была выполнять разные функции, удовлетворяющие потребностям восточных и западных пользователей.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 160
September 18th, 1981 saw the opening of the first exhibition held by the Memphis group that featured an important work by Masanori Umeda, who was then one of the members of this collective having joined Memphis in 1980 at the behest of Ettore Sottsass. Aware of Sottsass’s vision of “a new international style”, Umeda came up with a multi-purpose part-furniture, part-space object that looked like a boxing ring.
Employing Japanese traditions and materials, Umeda wanted to make his contribution just as relevant to and usable by the Western customer. The main part of the podium measured 4.5 tatami mats, which was equivalent to the floor space of the standard minimum apartment in Japan. Also, Umeda’s system was transformable depending on the function it had to perform.
В месяц столетия со дня рождения Беверли Торна заглянем в собственный дом архитектора в Окленде, строительство которого началось в 1964 г., вскоре после окончания работы над домом №26, последним из реализованных проектов «Case Study House», и продолжалось более десяти лет, став поистине семейным проектом, в котором участвовали многие Родные и Знакомые Торна, а сам архитектор был и заказчиком, и исполнителем.
Купив жилой дом 1930-х гг. ради вида, открывавшегося с участка посреди холмов Окленда, Торн перестроил его и облицевал шинделем, как и положено для построек вокруг залива Сан-Франциско, заимствовавших «Гонтовый стиль», популярный в Новой Англии в конце 19-го века, и переложивших его на свой лад под названием «First Bay Tradition». Однако перестроенный дом не отвечал современным архитектору калифорнийским представлениям о взаимопроникновении архитектуры и ландшафта.
———
Let us once again celebrate the 100th anniversary of Beverly Thorne by taking a peek at the architect’s own residence in Oakland whose construction started in 1964, shortly after Case Study House No. 2, and continued for over a decade without any contractors, solely thanks to the help of Thorne’s Friends-and-Relations with the architect functioning as a client and contractor at the same time.
After purchasing a 1930s house in the hills of Oakland because of a majestic view it offered, Thorne remodeled the interior of the house and clad the exterior in shingles, just like most of the Bay Area buildings that exemplify the First Bay Tradition, a variety of the Shingle Style California had borrowed from New England back in the late 19th century. However, the overhaul Thorne gave the old house was not sufficient to meet the mid-century demand for a seamless blend of the inside and outside that had spread across California.