Садоу действительно не был первым, кому пришла в голову идея поставить чемодан на колеса. Листая мартовский номер журнала «Popular Science» за 1963 г., мы наткнулись на описание приспособления, которое представляло собой чемодан с выдвижными колесиками. Патент на этот чемодан, имевший к тому же специальные бороздки на корпусе, которые позволяли перевозить несколько чемоданов из этой серии, был выдан группе изобретателей во главе с Альфредом Д’Этторе в 1960 г. Однако и это еще не все!
В 1954 г. или немногим ранее аналогичное устройство было создано хорватским художником польского происхождения Альфредом Джозефом Крупой. Во время войны Крупа перебрался из оккупированной Польши в Югославию, где стал членом антифашистского союза художников и участвовал в ряде важных партизанских операций, а после войны продолжил заниматься живописью и изобретательством, став автором множества приспособлений, которые, к сожалению, не были запатентованы.
Но и это еще не все…
———
It turns out Sadow was not the first to invent a wheeled suitcase. Leafing through the March, 1963 issue of Popular Science, we came across a description of a similar suitcase with retractable castors which was patented by Alfred D’Ettore et al back in 1960. Interestingly, the 1960 invention also had “interlocking ridges” that enabled the stacking of several suitcases for ease of transportation. However, the story goes even further back in history…
In or around 1954, a similar concept was executed by a Croatian artist of Polish descent by the name of Alfred Joseph Krupa. During the war, he moved from occupied Poland to Yugoslavia where he joined an antifascist movement of Croatian artists and was even involved in major guerrilla missions. After the war, he resumed painting and, having an innate passion for engineering, created numerous inventions none of which was ever patented.
To be continued…
(photos here and above: jeffreyrubel.substack.com, patents.google.com, croatiaweek.com)
Не можем молчать
и в начале трудовой недели хотим поделиться мудрым и мотивирующим высказыванием Акилле Кастильони:
«Опыт не только не прибавляет уверенности или безопасности, но и повышает вероятность ошибки. Чем дольше работаешь дизайнером, тем сложнее становится превосходить свои прошлые достижения. Есть ли решение? Каждый раз начинать с нуля, набравшись смирения и терпения».
P.S. Коллега из урбанистического сообщества по неизвестной причине в одночасье потерял всех подписчиков (кошмар любого админа) и в прямом смысле начинает с нуля, смиренно и терпеливо: t.me/zatoryest
———
We simply cannot wait
to share some of the inspiring wisdom of Achille Castiglioni we were lucky to stumble upon just now, at the start of another working week:
"Experience provides neither certainty or security. On the contrary, the chance for error increases. The more time passes, the harder it becomes to design better. The solution? Start from scratch every single time, with humility and patience."
P.S. One of our colleagues we know from a Telegram community of urbanists has experienced an admin nightmare unexpectedly losing all of his subscribers overnight, and is now starting from scratch, with humility and patience: t.me/zatoryest
Что бы сделал архитектор-модернист, если бы к нему обратилась семейная пара, пожелавшая сменить традиционный дачный дом в окружении идиллической природы на современный параллелепипед? Скорее всего, сровнял бы старый дом с землей и возвел на его месте каркасную призму в «Интернациональном стиле» с полностью остекленным периметром.
Когда подобный запрос поступил японскому архитектору Рюэ Нисидзаве, незадолго до этого покинувшему союз с Кадзуё Сэдзима, он сначала рассуждал аналогичным образом. Однако клиенты уточнили требования, объяснив, что вследствие своей уединенности дом должен быть безопасным, а также располагать большими вертикальными площадями для развески масштабных картин дочери. Нисидзава учел пожелания и поменял местами глухие и прозрачные стены, вместо панорамного остекления обшив внешний контур легкими профилированными панелями из стали и устроив три световых колодца внутри постройки, через которые в дом проникал не только свет, но и природный ландшафт.
———
What would a modernist architect do, if he/she were commissioned to replace a traditional weekend house in the wild with a modern prism? He/she would probably demolish the old building and erect an International Style post-and-beam whose glassed-in facade would wholly open to the idyllic surroundings.
Tasked with a similar project, Japanese architect Ryue Nishizawa, who had just walked out of a joint practice with Kazuyo Sejima, set out to deliver something along these lines, but was soon to break his stride when clients explained that, because of its isolation, the house had to feel safe and protected. Also, since their daughter produced large-scale artworks, it had to boast expansive vertical spaces to display those. Nishizawa obeyed and swapped the transparent and solid walls, opting for a closed-down facade of light-weight corrugated steel and letting the outside in through three “light courtyards” inside the house.
(photos here and below: Hiso Suzuki, Erhard Pfeiffer. Source: Detail 02/1999; El Croquis 99/2000; architecturaldigest.com, Shinkenchiku Sha, structuredenvironment.com)
Как известно, во время знаменитого визита Хрущева в США в 1959 г. американская сторона отказала советскому лидеру в посещении «Диснейленда», сославшись на неспособность службы охраны обеспечить его безопасность. Таким образом, шутка о восьмом по величине подводном флоте в мире, заготовленная Уолтом Диснеем для этого случая, не состоялась, как не состоялось и знакомство Хрущева с пластмассовым домом будущего, «Montsanto», экспонировавшимся в то время в «Диснейленде».
Тем не менее, в 1961 г. в Ленинграде появился первый дом из пластмассы на одну семью. Он был построен по проекту архитектора А.П. Щербенока, одного из авторов неоклассицистического здания института «ЛенНИИпроект», и инженера Л.Г. Левинского на Торжковской улице и три года подряд служил лабораторией для изучения возможностей строительства из пластмасс, а после обветшал и был разрушен.
———
It is a well-publicized story that, during his famous 1959 tour across the US, Nikita Khrushchev expressed a strong interest in visiting Disneyland, but was eventually barred from going there for security reasons (allegedly American security officials were unable to guarantee Khrushchev’s safety). The Soviet leader was thus spared a joke about the world’s eighth largest submarine fleet prepared for the occasion by Walt Disney who had intended to give Khrushchev a royal tour. Nor was Krushchev able to experience one of Disneyland’s exhibits, the Montsanto House of the Future which was made of plastic.
Two years later, however, Soviet architect A.P. Shcherbenok, who had previously worked on a neo-classicist building for the LenNIIproekt research institute, and engineer L.G. Levinsky joined forces and designed an experimental plastic house, which was the first of its kind in the USSR. Built in Leningrad in 1961, it was a single-family home that operated as a laboratory to test the construction potential of plastics until 1964, was abandoned, and demolished a few years later.
(photos here and below: ag84, romodin via pastvu.com, back-in-ussr.com, tenchat.ru, spbvedomosti.ru)
В 1954 г. Хеннинг Коппель создал еще одну легендарную скульптуру, которая в номенклатуре продукции «Georg Jensen» значится как «Блюдо для рыбы, модель № 1026» и которую сам художник охарактеризовал таким эмоциональным образом:
«Меня тошнит от всей этой функционалистской чепухи! Создавая подобную посуду, вы не руководствуетесь ее практической ценностью. Если вам хочется подать треску, вероятно, вы найдете для нее подходящую посудину… Это блюдо является произведением искусства и оно должно восхищать своим видом… Мне кажется, что все вокруг в первую очередь должно быть красивым… От этой функционалистской ерунды уже уши вянут!»
Когда в том же году датский репортер спросил у Коппеля, предполагается ли помещать внутрь этого изделия рыбу, скульптор не менее эмоционально ответил: «Такой вопрос могла задать только треска!»
P.S. В 2009 г. один экземпляр модели № 1026, созданный в 1970-х гг., ушел с молотка за $74 000; сейчас компания-производитель изготавливает это блюдо только на заказ, а его стоимость превышает $130 000.
———
In 1954, Koppel created another iconic sculpture that is known merely as Fish Dish No. 1026. Here’s how the sculptor described his success with this piece:
“I am sick to death of all that Functionalism nonsense. The utility value is not the main aim, when you make a dish like that. If you want to eat cod, you can probably find somewhere else to put it ... My dish is a work of art, and it has to be a wonderful thing to look at ... In my view everything must first and foremost be beautiful ... All that Functionalism nonsense is a damned pain to listen to”.
Also, when asked by a Danish journalist in 1954 if this dish was intended to put fish inside, Koppel was just as emotional saying, “Only a cod would ask that kind of question".
P.S. In 2009, one copy of No. 1026 dating back to the 1970s was auctioned off for a staggering USD 74,000. Similar copies can now be produced by Georg Jensen upon request and will cost over USD 130,000.
Хотели поделиться с вами одним каминным креслом, но традиция есть традиция, поэтому в этот жаркий день извлекаем очередной шезлонг, на сей раз прямиком из космических шестидесятых, а именно из 1968 года. Вопреки утверждениям о том, что автором этого кресла был некий Росси Молинари, уверены, что оно было спроектировано студией «Rossi-Molinari», основанной Пьерлуиджи Молинари, а вот имя конкретного дизайнера, как и имя партнера Молинари, неизвестно. Зато известно, что называлось это кресло «Toy»; его основание изготавливалось из листа оргстекла, а подушка – из других синтетических материалов, благодаря чему складывалось ощущение, что сидящий в нем находится в состоянии невесомости – настоящий #spaceage!
Великолепным дополнением к креслу могли бы стать светильники и журнальный стол, также спроектированные «Studio Rossi-Molinari» в конце 1960-х гг.
———
We’ve been meaning to put together a post about a remarkable fireplace chair, but we’ll save it for winter days. In the meantime, in keeping with one of our traditions of posting sun loungers when it is unbearably hot to post anything else, here is another outdoor chair for you, this time right from the space-age sixties. We tend to disagree with multiple sellers claiming that this 1968 piece was designed by a certain Rossi Molinari and believe it was in fact created by Studio Rossi-Molinari founded by Pierluigi Molinari. Regrettably, there’s no information on the studio or the actual designer behind this chair. What is certain though is that the chair marketed as Toy was produced of a single sheet of Plexiglas and came with a weatherproof cushion. When the base was transparent, it felt as though the seater were floating in midair in the absence of gravity – a true #spaceage design!
As a bonus, we can’t help sharing these lighting sculptures and coffee tables, designed by the same studio in the late 1960s.
(photos: moderndesign.org, wright20.com, quittenbaum.de, design-is-fine.org, studioalium.nl, leblogdelavieenrouge.wordpress.com, pabloschiavo.com, 1stdibs.com)
Вернувшись с Миланской триеннале 1951 года с серебряной медалью, через три года Тимо Сарпанева был удостоен уже гран-при. Эта награда была присуждена 28-летнему дизайнеру за три серии работ из стекла, созданные им для компании «Iittala», а именно «Orkidea», «Kajakki» и «Lansetti», названия которых, вероятно, не нуждаются в переводе. Сарпанева говорил, что еще в утробе матери решил стать ремесленником, а его увлечение стеклом объясняется детскими воспоминаниями о посещении мастерской деда, который был кузнецом и работал с расплавленным металлом.
———
Timo Sarpaneva’s silver-medal-winning entry in the 1951 Milan Triennale was followed by an even more triumphant comeback for the 1954 Triennale that earned the 28-year-old sculptor the Gran-Prix for three Iittala series, whose names, Orkidea, Kajakki, and Lansetti, do not require translation. Sarpaneva admitted to knowing he would be a craftsman when he was still in his mother’s womb. His interest in glass was inspired by childhood memories of seeing molten metal in his grandfather’s smithy.
(photos here and below: vankerkhoff-art.com, ritrovato.com.au, bukowskis.com, jacksons.se. wright20.com, artsy.com, collectionkakkonen.fi, Rauno Träskelin via designmuseum.fi, lamodern.com)
Как известно, одним из законодателей стиля в Италии была сеть универмагов, в 1917 г. сменившая владельца и получившая название «La Rinascente» (ит. возрождающаяся) с легкой руки Габриэле д’Аннунцио. Законодателем стиля «La Rinascente» был в первую очередь итальянский художник Марчелло Дудович, который долгое время сотрудничал с универмагом и уникальный стиль которого был универмагом «присвоен» (здесь мы цитируем Бруно Мунари, тоже немало сотрудничавшего с «La Rinascente» в деле оформления витрин и интерьеров магазина).
Дудович работал с «La Rinascente» с 1921-го по 1956-й гг. и создал за это время десятки плакатов и других рекламных материалов, стиль которых менялся вслед за временем, но в центре которых всегда была женщина, современная, раскрепощенная и уверенная в себе тысячеликая героиня «La Rinascente», чей образ ассоциировался с демократичностью и доступностью моды, хорошего дизайна и, конечно, современного стиля жизни в целом.
Дополнительные материалы см. ниже.
———
As you know, one of the driving forces behind the advance of mid-century modernism in Italy was La Rinascente, a major department store chain that acquired its name, which is the Italian for “she who is being reborn”, from Gabriele D’Annunzio, who was commissioned to come up with a new name when the chain changed ownership in 1917. As for the distinctive image of La Rinascente, it was created by Italian artist Marcello Dudovich, a long-time partner of the store whose style was “taken over” by La Rinascente (at least this is how this transaction was described by Bruno Munari, another partner of the chain responsible for its windows and interiors).
Dudovich worked for La Rinascente from 1921 to 1956, producing dozens of posters and other promotional materials that followed the changing aesthetics of the time, yet always featured a woman, a modern, emancipated, and self-confident heroine with a thousand faces who embodied the democracy and accessibility of good fashion, design, and… living.
For more images, see the comments down below.
(photos: archives.rinascente.it, marcellodudovich.it)
Вестник постмодернизма, выпуск № 156
«Если задуматься, первое, на что человек обращает внимание, заходя в ресторан, - это стулья. Именно стулья формируют облик любого ресторана. Стол – он и в Африке стол. Ключевым элементом интерьера является стул».
Эти слова, принадлежащие швейцарскому художнику Рольфу Заксу, объясняют, почему именно стулья занимают важное место в его творчестве. Закс создал, переосмыслил и превратил в арт-объекты множество стульев, среди которых есть вполне функциональные предметы, есть примеры «академического деконструктивизма», как, например, стул «Три равные части», позволяющий по-разному компоновать три его равные части, а есть просто забавные изделия, рассказывающие истории о его родной Швейцарии, как стулья с сердечками, выбитыми в спинках меткими швейцарскими стрелками, детях, которые не могут сидеть ровно, или самом распространенном в мире предмете мебели, пластиковом стуле «Monobloc», который Закс намеренно воспроизвел вручную из кевлара.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 156
“But if you think about it, if you go into a restaurant, the most dominant part that gives the restaurant its signature is the chairs. A table is always a table. But the chair is the key element.”
These words by Rolf Sachs, a famed Swiss artist, explain why his extensive oeuvre is dominated by chairs. Over his career, Sachs created from scratch, reinvented, and turned into art forms multiple chairs, producing perfectly functional pieces, examples of “academic deconstructivism” like the 3 Equal Parts chair whose three equal parts can be combined in various ways, or highly emotional models that have a story to tell. Some of these stories are about Sachs’ home country, Switzerland, like his Heart chairs decorated with traditional heart-shaped ornaments that were shot out by Swiss marksmen. Others are about children who “Can’t Sit Still” or the world’s most common piece of product design, the Monobloc chair, which Sachs intentionally hand-made in Kevlar.
Как и обещали, возвращаемся к вам с хорошей новостью об одной постройке Крейга Элвуда, знакомой нам по фотографиям Марвина Рэнда. Этот легендарный дом, построенный для семьи Смитов в Брентвуде, несколько раз переходил из рук в руки и в мае был выставлен на продажу, благодаря чему мы можем более подробно изучить этот драматичный проект.
Спроектированный в 1958 г., дом относится к тому периоду урбанизации Лос-Анджелеса, когда все равнинные участки были заняты и жители начали подниматься по склонам холмов, а архитекторам приходилось подчинять склоны доступными и надежными средствами. Установив Т-образный объем на изящные сваи и практически полностью остеклив выступающую часть, Элвуд добился того, что общие зоны были максимально распахнуты навстречу океану и наполнены естественным светом, а со стороны они словно парили над землей.
———
As promised, here comes the good news about one Craig Ellwood design we are very much familiar with through Marvin Rand’s photography. Initially built for the Smiths, this house in Brentwood, LA, has changed hands several times and is once again up for grabs which means that it is now open for viewing to any of you based in CA and can also be explored online thanks to high-res images.
The Smith house was designed in 1958 and exemplifies LA architecture of the time which was caught up in an uphill battle with the terrain in an affordable and efficient manner when all of the empty lots on the ground had been filled. Placing this T-shaped mass on slender pillars and glazing almost all of its perimeter, Ellwood was able to maximize the amount of natural light in the public areas and open the house to dramatic views of the ocean, making it seem as if the house were floating above the ground, especially at night.
(photos here and below: jennifer_lagdameo">Jennifer Baum Lagdameojennifer_lagdameo">, dwell.com, David Archer, skyscrapercity.com, Michael Locke, la.curbed.com, finwise.edu.vn, hous.com, modernlivingla.com, robbreport.com, tracydo.com, othermodern.com)
Как "всегда говорила" мама Форреста Гампа, "о человеке многое можно сказать по его обуви". О канале бренда 4CCCCEES, основанного Санг-Мин Парк, выпускницей лондонского Королевского колледжа искусств, тоже можно многое сказать по обуви: канал, в котором публикуется продукция бренда, вдохновленная свежей выпечкой, рыбными скелетами, поведением капель воды, колесами самосвалов, просто не может быть неинтересным!
А учитывая, что авторы канала видят в нем не только страничку бренда в соцсетях, но и полноценное СМИ о дизайне и искусстве, мы смело рекомендуем подписаться и следить за новостями. Нас, например, очень позабавили реди-мейды от лондонских студентов и классика в современной обработке от семейной пары, вдохновили высказывания Харпера Ли и Коко Шанель, и заставили задуматься кинетические работы Юко Мори.
t.me/fourccccees_ru
Поступив в Баухаус в 1920 г., в апреле 1921 г. Маргарет Хейман пожелала перейти на обучение в керамическую мастерскую. Cделать это было непросто, ведь Вальтер Гропиус, хоть и декларировал равные возможности для всех, считал наиболее подходящим местом для студенток текстильную мастерскую. Хейман пришлось настоять на своем и даже подать жалобу. Ее приняли, но вскоре художница с тяжелым сердцем покинула Баухаус из-за конфликта с Герхардом Марксом, возглавлявшим мастерскую, и Гропиусом.
Вкупе с ее природным талантом этого срока было достаточно, чтобы Хейман стала всемирно известным керамистом авангардного толка. В 1923 г. она вышла замуж за Густава Лебенштайна и вместе с его братом основала компанию «Haël Workshops for Artistic Ceramics GmbH», а в 1930 г., возглавив фабрику после смерти мужа и деверя, создала свою самую известную серию, в основе которой были базовые геометрические фигуры, так любимые Баухаусом…
———
A Bauhaus student since 1920, Margarete Heymann decided to enroll into the school’s ceramics workshop in April, 1921. Declaring equal opportunities for all, Walter Gropius was in fact opposed to the idea of letting women practice anything but weaving, so Heymann had to force her way into ceramics and even file a complaint. Eventually, she was admitted, but soon had to leave Bauhaus over continuing confrontation with Gerhard Marcks, head of the workshop, and Gropius himself.
Coupled with her talent, this stint was enough to ultimately bring Heymann to world’s fame as an avant-garde ceramicist. In 1923, Heymann married Gustav Loebenstein and the two, together with Loebenstein’s brother, founded Haël Workshops for Artistic Ceramics GmbH. In 1930, having lost her husband and brother-in-law in a car accident and taken reins of the business, she created one of her most famous series that used basic geometric forms, a classic Bauhaus motif…
(photos: Estate of Margarete Marks, bukowskis.com, kirklandmuseum.org, artsmia.org, mam.org, moma.org, quittenbaum.de, daniellaondesign.com, blog.liebermann-villa.de)
Десять лет спустя Сиро Курамата, тоже посвятивший себя изучению нематериального, создал прозрачные сервировочный столик и платяной шкаф из плексигласа, которые были изготовлены компанией «Ishimaru Co., Ltd.». Сложно сказать, был ли шкаф Кураматы вдохновлен выставкой Ива Кляйна или работой дизайнера в токийском универмаге, где он трудился с 1957 г., отвечая за оформление одной-единственной витрины, но высказывание получилось не менее убедительным, в том числе за счет художественно повешенного в шкафу «маленького черного платья»…
———
Ten years later, Shiro Kuramata, also a known explorer of the immaterial, used Lucite to create two transparent pieces, the Plastic Wagon and the Plastic Wardrobe, which were manufactured by Ishimaru Co., Ltd. We have no way of knowing what the designer drew on in this project, the Void by Yves Klein, his own experience of working at a department store in Tokyo, being “responsible for a tiny window display”, or something else. In any case, the Plastic Wardrobe ended up being a very convincing artistic statement, especially when photographed with a Little Black Dress inside…
(photos here and above: wright20.com, imageobjecttext.com, socks-studio.com, yvesklein.com, littleartnecdotes.com, The Estate of Yves Klein c/o ADAGP, Paris, thecarycollection.com, de_architects)
Вестник постмодернизма № 155
Одним из примеров парейдолии в архитектуре узких зданий, которые в Японии называют «гнездами угря» и которые растут в японских мегаполисах, как бамбук, по причине дефицита свободных пятен в застройке, является дом в Гифу, построенный в 1984-1985 гг. по проекту бюро «SEN». Кажется, что дом и сам удивлен тому обстоятельству, что из участка в 35,72 кв.м., на котором мог бы поместиться лишь маленький домишко с такой же двускатной крышей, архитектору удалось выжать целых 179,29 кв.м. площади да еще и отдать значительную ее часть под коммерческие функции: первые три этажа этого здания, построенного из железобетонных плит, отведены под магазины, а два последних - под квартиры.
Очень бы хотелось взглянуть на планировки, но в свободном доступе их нет. Если кто-нибудь из вас, друзья, подписан на старейший в Японии архитектурный журнал, то можете полистать номер, вышедший в марте 1986 года.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 155
Here’s one of the examples of pareidolia in architecture narrow buildings that are referred to as "eel’s nests" in Japan and that are commonly found in densely populated Japanese cities where there’s an increasing shortage of free space for construction. This five-story house was built in Gifu in 1984-1985 to the designs of SEN and looks truly perplexed over what was a challenging task of erecting a 179.29 sq. m. building on a 35.72 sq. m. site that could otherwise accommodate a single-family dwelling with a pitched roof, just like one of the summits of the present design. What’s more, the architect was able to combine commercial and residential spaces under the same roof; the first three stories were designed to house stores while the two upper levels contain private residences.
Regrettably, no further information is publicly available about this house. If you have access to Sinkenchiku, one of Japan’s oldest architectural magazines, you may want to leaf through the March, 1986 issue to see if it has the plans. If you could share them with us, that would be wonderful, too.
(photos: Shinkenchiku, March, 1986)
Эталонный пример калифорнийского наречия языка «Интернационального стиля», этот каркасный дом из стекла и стали стал героем нескольких публикаций в профильных журналах, а потому о нем осталась память в виде фотографий, сделанных, к слову, не Марвином Рэндом, калифорнийцем, которому Элвуд доверял почти все свои проекты, а нью-йоркцем Джулиусом Шульманом. Кроме того, имеются описания этого дома, из которых следует, что в его центре находился камин, отделявший столовую от гостиной, а спальни располагались по разные стороны от центрального объема. Полностью застекленный главный фасад с несколькими раздвижными секциями выходил в сад, за который отвечал Гаррет Экбо, звезда американской ландшафтной архитектуры того периода, и от которого тоже ничего не осталось.
Через неделю поделимся с вами хорошей новостью об Элвуде, а пока приглашаем вас поразмышлять о вопросах профессиональной этики, которые поднимает в связи с этой историей наш коллега Александр Острогорский.
———
A showpiece of the Californian variety of the International Style idiom, this glass-and-steel post-and-beam was featured in several architectural magazines and has thus survived in the form of a handful of photograph that were incidentally taken by Brooklyn-born and raised Julius Shulman, not by Californian Marvin Rand Ellwood entrusted most of his projects to. Moreover, a few descriptions of the house are available that provide a glimpse into the design. The dwelling was centered around a fireplace that separated the dining room and the living room. Two bedrooms were placed on different sides of the main prism that boasted a glazed facade with sliding doors opening onto the garden which was designed by Garrett Eckbo, a famed landscape architect of the time, and which has now been razed to the ground as well.
The good news is that another mid-century Ellwood has come to light and will be featured here next week. In the meantime, if you are in a reflective mood, check out a recent post by Alexander Ostrogorsky that raises a few ethical questions and concerns on the subject.
(photos here and above: Julius Shulman, J. Paul Getty Trust; dwell.com, usmodernist.org, eichlernetwork.com, dezeen.com, midcenturymondays.com, hyperallergic.com)
В пору отпусков впору вспомнить как пишется наречие «впору» историю появления колесиков у чемоданов, тем более что история эта не такая старинная и линейная, как может показаться на первый взгляд. Официально изобретателем чемодана на колесах считается американец Бернард Садоу. В 1970 г., будучи вице-президентом компании «US Luggage», специализирующейся на производстве вместилищ для ручной перевозки вещей, Садоу с семьей отправился отдыхать в Пуэрто-Рико и, сгибаясь под тяжестью нескольких мест багажа в аэропорту, обратил внимание на носильщика, который перевозил чемоданы на тележке.
Вернувшись домой, он немедленно прикрутил к чемодану колесики и прицепил веревку, а, доработав свой прототип, принялся демонстрировать его руководителям ведущих американских магазинов. После многочисленных отказов сеть «Macy’s» нехотя согласилась разместить новое изделие в своих витринах, и через несколько месяцев продажи чемодана взлетели. В том же году Садоу подал заявку на регистрацию своего изобретения, а в 1972 г. получил патент, который вскоре был аннулирован.
———
The start of vacation season has prompted us to explore the history of wheel luggage, which has a few interesting twists and turns. The first one to officially patent a “rolling suitcase” was the American Bernard Sadow, then Vice-President of US Luggage. In 1970, he was on a family trip in Puerto Rico, dragging multiple suitcases, when he saw an airport porter who was effortlessly moving a load of luggage on a trolley.
Upon his return home, he immediately attached a set of castors and a piece of rope to a suitcase and, after making a few improvements, began demonstrating his invention to the management of leading stores in the US none of which agreed to market the new product. It was Macy’s that reluctantly succumbed to Sadow’s insistence and began offering the rolling suitcase to its customers. A few months later, Sadow’s invention became a commercial success. Later the same year, Sadow applied for a patent which was issued in 1972 and soon annulled.
В основе квадратного в плане дома со стороной 13 м лежит модульная сетка с шагом между стойками в 2,4 м, расположенная с небольшим отступом от внешнего контура. При этом стойки не участвуют в перегораживании пространства: они лишь поддерживают деревянную крышу, а единственные перегородки, скрывающие ванную комнату, не привязаны к модульной сетке. Таким образом, личное пространство перетекает в общие зоны и отделено от последних исключительно застекленными «двориками».
Нисидзава вывернул наизнанку не только типичное для «Интернационального стиля» соположение открытых и закрытых пространств: аналогичная инверсия модернистских решений наблюдается у него даже в конструкции опорных стоек. Видя, насколько модульная сетка этого параллелепипеда созвучна проектам Миса ван дер Роэ, мы ожидали, что колонны будут металлическими, а их открытая часть - в поперечном сечении крестообразной. Однако Нисидзава сделал стойки деревянными, а металлические крестовины скрыл за потолком.
———
This 13 by 13 meter box is based on a grid of 2.4 by 2.4 meters, which is slightly offset in relation to the perimeter. The pillars that punctuate the interior do not form any partitions; their only function is to support the roof. With almost no partitions (save for those that close off the bathroom unit and do not align with the placement of the pillars), the interior space is very fluid and the private areas are visually separated from the public ones by the light courts only.
Nishizawa’s departure from the canons of the International Style as seen in the inside-out treatment of the relationship between closed and open spaces affected his structural choices as well. Seeing how similar this modular grid design is to Mies van der Rohe’s steel-and-glass boxes, we actually expected the pillars to be made of steel and have a Greek cross geometry. Nishizawa begs to differ, however; his columns are rectangular and were made of wood sourced from the previous building. Cross-shaped fittings were hidden by the ceiling.
В то же время в 4-м Вятском переулке в Москве, районе, который активно застраивался хрущевками, началось строительство пятиэтажного дома, получившего «небесного цвета фасад, серебристые переплеты больших окон, палевые торцы». Несущие стены возводились из армированного бетона, а панели ненесущих стен состояли из влагостойкого фанерного каркаса, заполненного пенопластом. Снаружи панели были облицованы стекловолокном, а изнутри укрыты фольгой и гипсовыми плитами; инженерные сети тоже были изготовлены из пластмассы и скрыты в стенах. Однако необычными были не только материалы, выдержавшие испытание сильными морозами 1962-1963 гг.: квартиры оснащались панорамными окнами с французскими балконами и мобильными перегородками, благодаря которым «на 33 квадратных метрах можно организовать пять различных планировок»!
P.S. Дом был заселен в 1963 г. и несмотря на сложности с обслуживанием и недостаточной звукоизоляцией в квартирах оставался жилым до 1988 г.; семь лет спустя его снесли.
———
At about the same time, a five-storied block of flats rose in 4th Vyatsky Per., Moscow, amidst newly built khrushchevkas, or low-cost apartment buildings. The house boasted a “sky-blue façade with huge windows in silvery frames and pale-yellow sides”. Its load-bearing walls were made of reinforced concrete while non-bearing ones had plastic panels made of a waterproof plywood frame with styrofoam insulation as well as a plexiglass coating on the outside and aluminum foil and drywall panels on the inside. Water and sewage pipes were also made of plastics and built into the walls. The house’s innovations extended beyond the choice of materials that withstood extreme temperatures of the 1962-1963 winter with flying colors; all units had full-height fenestration with balconettes and open-floor plans! Thanks to its movable partitions, “a 33-square-meter apartment offered five different zoning scenarios”!
P.S. Despite maintenance issues and lack of sound proofing, the house remained in use from 1963 through 1988 and was demolished in 1995.
Однако сегодня же пятница, а потому мы предлагаем вам не думать об этих астрономических цифрах, а отгадать название, которое Коппель дал более ранней, но не менее известной работе 1952 г., только, чур, не гуглить! Нам кажется, что ответ очевиден и совсем не обиден, но на всякий случай подскажем, что название состоит из двух слов.
———
However, we don’t want you to feel overwhelmed by these numbers and, since it’s time for our usual Friday night quiz, are inviting you to guess the name of yet another iconic piece by Koppel produced a little earlier, in 1952. Although the answer lies in plain sight and is certainly not offensive, we’ll just say that there are two words in it.
(photos here and above: royaldesign.com, l-art-copenhagen.com, bonhams.com, antiquitaeten-koenig-soest.de, lamodern.com, suzannelovellinc.com, voguescandinavia.com, nytimes.com, georgjensen.com,harpersbazaar.com, fineart.ha.com, gregpepinsilver.com)
Хоть Хеннинг Коппель продолжал заниматься ювелирным делом в дальнейшем, с конца 1940-х гг. он преимущественно создавал для компании «Georg Jensen» разнообразную посуду и предметы декора. Мы намеренно не говорим «проектировал», поскольку даже самые утилитарные изделия становились в его руках произведениями искусства. Что же говорить о предметах, которые и вовсе не задумывались как нечто функциональное? Взгляните, например, на модель № 1041, появление которой было приурочено к пятидесятилетию компании в 1954 г.: закончив работу над этой моделью, Коппель, недовольный результатом, уничтожил изделие, и скульптура была издана лишь к столетнему юбилею художника в 2018 г. на основе сохранившихся эскизов и фотоматериалов. Подробнее рассмотреть это произведение можно здесь.
———
Even though Henning Koppel went on to produce multiple jewelry pieces for Georg Jensen in subsequent years, starting from the late 1940s he mostly focused on creating holloware and decorations. We’re avoiding the word “design” on purpose because even his most practical creations were true works of art, let alone those that were intended to “function” as artworks like Koppel’s ‘1041’, which was originally created to celebrate Georg Jensen’s 50th anniversary in 1954. Considered not perfect enough by the sculptor himself, the prototype of the 1041 was destroyed only to be recreated in 2018, on the sculptor’s 100th birthday, based on the surviving sketches and photographs. Here’s a short video that tells more about the process and helps experience the sculpture better.
«Когда мне было восемь или девять лет, я взял в руки льдинку и держал ее в ладони до тех пор, пока тепло моего пальца не растопило лед, проделав в нем отверстие». Инвертировав эту «технологию», Сарпанева сделал ее своим фирменным методом, использованным, в частности, при создании упомянутых серий, только в роли пальца была мокрая ветка, а в роли льда – расплавленное стекло: при контакте со стеклом вода превращалась в пар, который и образовывал в массе стекла полость или отверстие. Говорят, после этого сотрудники «Iittala» взяли за правило собирать по пути на фабрику ветки яблони, лучше всего подходившие для этой цели.
———
“At the age of eight or nine, I held a piece of ice in my hand until I'd made a hole in it with my warm finger.” Inverting this “technology” at Iittala, Sarpaneva turned it into his signature glassmaking technique, which was also employed for the above collections. This time, he used a wet stick instead of his finger which he inserted into the hot mass of glass so that the resultant vapor would blow a hole or a cavity. Iittala’s glassmakers would allegedly make it a habit to collect branches of apple trees on their way to work as they were especially suitable for the wet stick method.
Сформировавшийся в 1962 году творческий союз датчан Оле Гьерлёва-Кнудсена (1930-2009), выпускника Академии изящных искусств, и Торбена Линда (1928-2016), дипломированного архитектора, подарил Дании и – благодаря сотрудничеству с ИКЕА - миру множество замечательных предметов мебели. Уже в 1963 г. дизайнеры спроектировали великолепный обеденный стол FF550, выпускавшийся компанией «France & Son».
В отличие от традиционных раздвижных столов с круглой столешницей, вытягивающейся для увеличения количества посадочных мест, этот стол претерпевает обратную трансформацию: благодаря столешнице, собранной из палисандровых «лепестков», овальный стол на четыре персоны мгновенно превращается в круглый на шесть, а образовавшаяся при увеличении площади брешь при необходимости заполняется вкладышем из фанеры с ламинированной поверхностью.
———
In 1962, Danish designer Ole Gjerløv-Knudsen (1930-2009), a graduate of the Academy of Fine Arts in Copenhagen, and Torben Lind (1928-2016), a professional architect, set up a furniture-making practice that gave their home country plenty of remarkable furnishings some of which were available to the rest of the world as well thanks to the designers’ collaboration with IKEA. Just one year later, the duo came up with a magnificent dining table which was manufactured and sold by France & Son as FF550.
Unlike conventional dining tables with a round tabletop that turns into an oval to seat more people, the FF550 has an oval top that originally seats four and can effortlessly transform into a round one when two more seats are needed. The ease and elegance of this transformation process was achieved through the use of pivoting comma-like “petals” made of rosewood and a Formica-covered plywood insert that covers the hole in the center when three leaves are combined.
(photos: 1stdibs.com, artsy.net, pamono.eu, danishmodernla.com)
Хоть сегодня и не пятница, предложим желающим отгадать, какое имя дал Закс стулу, запечатленному на последних фотографиях?
———
Even though it’s not Friday today, anyone willing is welcome to guess the name Sachs gave the chair shown in the last five pictures.
(photos here and above: rolfsachs.com, a2-2a.blogspot.com, wright20.com, aqqindex.com, iconeye.com, airmail.news, deesup.com)
Хорошая новость заключается не в том, что дом Смитов был выставлен на продажу (хотя мы, конечно, порадуемся за новых владельцев), а в том, что, в отличие от дома Циммерманов, разрушенного звездной четой, эта постройка Элвуда в 2018 гг. была подвергнута масштабной реновации, за которую отвечали Джим Тайлер, сотрудник бюро Элвуда, работавший с последним с 1965 г., а также архитектор Бартон Янке, исследователь творчества Элвуда. Команда специалистов бережно отремонтировала дом, вернув ему прежний лоск и наполнив его, совсем как это всегда делал в маркетинговых целях сам автор, предметами того времени. Учитывая влияние на проекты Элвуда Миса ван дер Роэ, особенно уместно здесь выглядят консольные стулья последнего.
Янке рассказывал, как отнеслись к реновации соседи: «Проходя мимо дома и видя меня с телефоном в руке, они аплодируют». Поаплодируем и мы.
———
While we are certainly happy for would-be owners of this striking home, the good news is not that it is now back on the market, but that, unlike the Zimmerman house recently destroyed by Hollywood celebrities, it was fully and carefully renovated back in 2018. The house was restored to its former glory by a team of experts that included Jim Tyler of Craig Ellwood and Associates, who had worked alongside Ellwood since 1965, and Barton Jahncke, an architect with Previous Partners and architecture researcher with a keen interest in Ellwood’s oeuvre. Just like Ellwood himself who would always furnish his buildings with latest and swankest designs for marketing purposes, the existing owners made sure to turn the house into a time capsule mixing and matching a handful of iconic mid-century designs. Considering the Miesian influence, Mies van der Rohe’s cantilevered chairs seem especially fitting here.
To top all these cherries with yet another cherry, here’s how Jahncke recalls the way neighbors felt about this renovation, "When I stand out in front having meetings [by cell phone], people clap." Let’s give Jahncke et al. a round of applause too, shall we?
Перед вами устройство, запатентованное в 1909 г. неким Генри Ноблоком и успешно продававшееся в США до 1920-х гг., когда потребители начали переходить на более высокотехнологичные модели. Правда, аналогичные изделия производились и до этого. В частности, утверждается, что американская компания «Jacob Bromwell» выпускала похожее приспособление с момента своего основания в 1819 г. Этот производитель, впоследствии запатентовавший «первое в мире механическое сито» и множество других предметов быта, существует до сих пор, продолжая выпускать проверенные временем товары, в том числе и это устройство, которому исполнилось уже более двухсот лет.
По пятничной традиции предлагаем желающим отгадать назначение этого приспособления. Только, как водится, чур, не гуглить и не спешить с комментариями, если ответ вам заведомо известен (а мы уверены, что среди подписчиков есть те, кто пользовался аналогичным прибором и в наши дни - может быть, даже в последнее время).
———
This contraption was patented in 1909 by the American Henry Knoblock and was sold under his name until the 1920s, when a more high-tech version became reliable and affordable. It turns out, however, that similar devices were commercially available much earlier than 1909. Jacob Bromwell, a renowned American manufacturer that patented “the world’s first flour sifter” and many other household gadgets, claims having produced such a device since its foundation in 1819 – their take on this piece of equipment remains in production to this day, more than 200 years later.
Typically for a Friday night quiz, anyone willing is welcome to guess the intended use of this contraption without googling. As usual, please refrain from replying if you already known the correct answer – this type of products is commonly used, albeit in a different context, now and we are certain that some of you have actually used it, perhaps even in recent days.
(photos: jacobbromwell.com, collection.powerhouse.com.au, worthpoint.com, rootsimple.com, classiccampstoves.com, timdc.pastperfectonline.com)
Семнадцать лет спустя Бруно Мунари исправил ошибки, допущенные при создании пепельницы «Cubo», и спроектировал еще один вариант этого курительного аксессуара под названием «Cipro». На сей раз вместо куба у дизайнера получился параллелепипед, состоящий из двух деталей: стального корпуса и алюминиевого блока с двумя отсеками для пепла. Дизайн был продиктован соображениями, положенными в основу пепельницы «Cubo» (и намекающими на то, что сам Мунари не курил): «Я взялся придумать такую пепельницу, которая бы не выставляла напоказ свое неопрятное содержимое. Когда во время еды кто-нибудь из сидящих за столом курит, окурки оказываются рядом с пищей, а это не очень хорошее соседство».
Что касается названия (Cipro – Кипр по-итальянски), ответ на вопрос о его происхождении, вероятно, можно найти, если обратить внимание на год создания пепельницы, 1974. Летом этого года, как известно, на Кипр высадились турецкие войска, взявшие под контроль более трети острова, но это уже совсем другая история.
———
Bruno Munari waited seventeen years after creating the Cubo ashtray to improve on his original design. His new version was released as Cipro and was now shaped as a prism that consisted of two parts, a polished-steel cover and a pressure-welded aluminum body containing two ash trays. Munari’s explanations about the design of the Cubo seem just as relevant for the Cipro (they also suggest that Munari was a non-smoker himself), “I thought I'd do something that would hide the mess, because when we're at the table and there's someone smoking we have a plate of food and a plate of butts in front of us, which isn't very nice."
As far as the naming of the Cipro (Cyprus in Italian) is concerned, we can assume it has to do with the year the ashtray was created in, 1974, which saw the Turkish forces land in Cyprus and capture over a third of its territory, but that’s quite another story.
(photos: drouot.com, moma.org, wikiart.org, quittenbaum.de, 1plus1.gallery, auctions.billingsauction.com, Aldo Ballo via design-is-fine.org)
Продолжая разговор о модульных конструкциях Пьерлуиджи Спадолини, важно не забыть комплект мебели «Boccio», появившийся в 1969 г., поскольку, с одной стороны, он отражает веяния времени (похожие гарнитуры были в репертуаре многих дизайнеров, в том числе итальянских), а, с другой стороны, является прекрасным примером того, что задача дизайнера заключается не только в проектировании формы в ответ на функцию, но и в физическом воплощении замысла.
Дело в том, что этот стол и призывающие к нему стулья стали результатом экспериментов Спадолини, Эмилио Гварначчи и Клаудио Ваньони с полиуретаном под названием «Baydur». Для успешной отливки последний должен «успеть» растечься по всей поверхности формы до того, как он начнет отвердевать, а этого добиться было непросто учитывая диаметр столешницы (140 см). Дизайнеры вышли из положения, сконструировав большой вибрирующий термопластавтомат. Правда, массовое производство, ради которого и затевались все эти эксперименты с полиуретаном, наладить не удалось.
———
Circling back to Pierluigi Spadolini’s modular designs, we cannot but mention his Boccio set of six chairs and a round table. Representative of the pop-art trends in design that found their way into similar sets, including those by Italian designers, this 1969 product is also a great example that the task of a designer is not confined to creating a form in response to a particular function; they must also follow its execution through to ensure that their idea is technologically feasible.
This set of furniture emerged from a series of experiments that Spadolini ran together with Emilio Guarnacci and Glaudio Vagnoni on Bayer’s innovative polyurethane called Baydur. To obtain a literally seamless product, Baydur needs to spread over an entire surface before it starts to harden, which, in the case of this 140 cm tabletop, was difficult to achieve. The designers came up with a large press that vibrated during the injection phase, causing the liquid material to spread. Despite this success and contrary to the designers’ aspirations, the Boccio set never made it to mass production.
(photos: wright20.com, anca-aste.it, cambiaste.com, mudeto.it, goldwoodbyboris.com)
В апреле 1958 г. Ив Кляйн, творчество которого было в значительной степени посвящено поискам нематериального, устроил в парижской галерее Ирис Клер выставку под названием «Пустота», или «Специализация чувствительности в первичном материальном состоянии до стабилизированной живописной чувствительности». Желая «создать атмосферу, невидимый, но существующий мир живописи, в духе того, что Делакруа в своем дневнике называет неопределяемым, считая это качество сущностью живописи», Кляйн опустошил выставочный зал, оставив лишь прозрачный шкаф, выкрасил стены и потолок в белый цвет, а витрину – в свой фирменный синий, чтобы «экспозицию» не было видно снаружи, задрапировал вход в галерею и пригласил три с половиной тысячи гостей.
Желающих посетить выставку было очень много, они выстраивались в очередь, чтобы проникнуть внутрь, но, оказавшись в выставочном зале, видели лишь пустоту. А на следующий день об испытанном на выставке гостям напоминал употребленный накануне коктейль из джина, «Куантро» и метиленового синего, который эвакуировался из организма, практически не изменив цвет… Кляйн был в восторге!
———
In April 1958, Yves Klein, whose works displayed an overarching interest for immateriality, held an exhibition at Iris Clert’s gallery in Paris titled ‘The Specialization of Sensibility in the Raw Material State into Stabilized Pictorial Sensibility’ or ‘The Void’. Seeking to “create an ambience, a pictorial climate that is invisible but present, in the spirit of what Delacroix referred to in his journal as the indefinable, which he considered to be the very essence of painting”, Klein emptied the gallery, leaving only a transparent cabinet, and whitewashed the walls and ceiling. He also painted the window in his trademark IKB blue to hide the “exhibits” from the outside, hung a blue curtain over the entrance, and sent out 3,500 invitations.
On the opening night, people were queuing to get inside… only to see nothing at all. Also, the gin, Cointreau, and methylene blue cocktails they had would leave their bodies almost unchanged the next day, reminding them of their experience at the exhibition… Klein was more than satisfied!
22 июня в Британке пройдет Industrial Design Day. Это мероприятие для всех, кому интересен промышленный дизайн — мир дизайна и технологий. Именно промдизайнеры меняют мир, к которому мы привыкли.
На одной площадке встретятся молодые специалисты, которые сами прошли путь от первых эскизов до успешных дизайн-проектов, и поделятся тем, как начать путь в промышленном дизайне и правильно оформить портфолио, а также обсудят с участникам индивидуальные проекты и проведут мастер-классы по скетчингу и макетированию.
В завершение Владимир Шипилов, руководитель направления промдизайна в «Трансмашхолдинге», Елена Пантелеева, директор по развитию Национального центра промышленного дизайна и инноваций 2050.ЛАБ, и Ирина Жданова, основатель бюро промдизайна «Масштаб», расскажут о трендах, технологиях и вызовах, стоящих перед индустрией.
Однако если у вас уже есть идеи и вы готовы их воплощать, то на интенсиве «Промышленный дизайн. Основы на практике» за 4 дня можно пройти все этапы разработки дизайна-продукта и протестировать свои идеи в Центре прототипирования и макетирования БВШД.
Регистрация на мероприятие здесь. Количество мест ограничено площадкой. Мы, кстати, уже зарегистрировались и будем рады встретиться с вами в стенах БВШД!
Совсем недавно в СМИ распространились две новости, касающиеся творчества знаменитого калифорнийского архитектора-самоучки Крейга Элвуда. Начнем, пожалуй, с плохой: в апреле сообщалось о том, что в созвездии архитектурных проектов Элвуда, насчитывавшем порядка ста построек (по большей части, жилых), стало на одну звезду меньше. Купив незадолго до этого дом семьи Циммерманов в Брентвуде, «страж Галактики» Крис Прэтт и его супруга Кэтрин Шварцнеггер сровняли постройку Элвуда с землей для возведения на освободившемся участке поместья площадью 1 400 кв. м.
Дом Циммерманов был одной из первых построек Элвуда, появившейся в 1950 г., за год до того, как Элвуд основал архитектурное бюро «Craig Ellwood Design», частично позаимствовавшее название у магазина спиртных напитков неподалеку от офиса, и тем более до того, как Элвуд, урожденный Джон Нельсон Берк, стал, собственно, Элвудом, сменив имя в паспорте.
———
Paging through architectural and real estate news outlets lately, we came across two pieces of news surrounding Craig Ellwood, a celebrated self-taught architect from California. We’ll start with the bad one now. In early April, the preservation community in the US and elsewhere was taken by storm over reports that the constellation of Ellwood’s built designs amounting to 98 houses or so (most of them residential) had lost some of its shine at the hands of Chris Pratt, one of the Guardians of the Galaxy, and his wife, Katherine Schwarzenegger. Having purchased the famous Zimmerman house in Brentwood, LA, shortly before that, the couple demolished the building to make room for a “15,000-square-foot farmhouse-style mansion” on the lot.
The Zimmerman house was an early design by Ellwood built in 1950, one year before the architect set up his own practice, Craig Ellwood Design, whose name was partially inspired by a liquor store near the studio, and before Ellwood, born Jon Nelson Burke, changed his name.