Наша коллега Лена Пудова устроила в своем канале недельный марафон с гостевыми материалами о «полезном и бесплатном» в сфере урбанистики. Мы решили не оставаться в стороне и хотим поделиться интересной и бесплатной находкой, хоть напрямую и не относящейся к модернизму.
Не так давно мы писали о детских городках, строившихся Карлом Теодором Соренсеном а) из подручных материалов и б) силами будущих пользователей. В 2007 г. австралийский учитель Маркус Верман, занимавшийся проектированием школьных классов в Таиланде, не смог отказать одной местной организации в просьбе помочь со строительством детской площадки. Вскоре аналогичные запросы стали поступать из самых разных концов страны, и в последующие два года Верман вместе с группой волонтеров соорудил сорок площадок вдоль Мьянманско-таиландской границы. Когда же заявки начали поступать и из других уголков мира, Верман создал некоммерческую организацию «Playground Ideas», призванную оказывать содействие школам, детским садам, дворам и отдельным лицам – преимущественно из развивающихся стран – в строительстве площадок из доступных материалов без привлечения строительных организаций.
За время существования организации Верман с коллегами разработали более 150 игровых элементов, которые можно сделать своими руками, и ряд руководств по строительству площадок. Справедливости ради, многие площадки выглядят довольно уныло, но инициатива кажется жизнеспособной и полезной, особенно учитывая, что на карте реализованных с помощью «Playground Ideas» проектов Россия предстает большим белым пятном – самое время подумать о том, чтобы перенять, усовершенствовать и локализовать этот - почти вековой - партиципаторный опыт и, преодолев бюрократические препоны, использовать его на пользу нашим детям и детям всего мира.
———
This week, our colleague Lena Pudova is hosting a series of guest posts on all things “useful and free of charge” in the field of urbanism and we are happy to be part of it, even if it means making a detour from our road through modernism with an interesting and potentially valuable find.
Some of you may remember a recent post of ours about adventure playgrounds built by Carl Theodore Sørensen using scrap metal, left-over wood, and other junk and employing future adventurers as workforce. In 2007, Australian teacher Marcus Veerman was residing in Thailand where he was helping local schools build classrooms when he was approached by a local NGO with a request to help them construct a playground. In a little while, similar requests started arriving from all over Thailand and the next two years saw Veerman and a group of volunteers build forty playgrounds along the Thai-Burma border. When requests began to pour in from other parts of the world, Veerman set up a non-profit organization called Playground Ideas and focused on providing assistance to schools, kindergartens, and private entities, mostly from developing countries, in designing and building junk playgrounds through local communities.
Since 2007, Playground Ideas have developed over 150 DIY designs as well as a few instructional handbooks. While some of the built playgrounds can admittedly be described as lackluster, the initiative is definitely valuable and viable especially in Russia which remains a blank spot on the map of Playground Ideas’ presence. This prompts us to spread the word so some of you can think of ways to learn from and localize this nearly century-old participatory experience hoping that it would, once red-tape stumbling blocks are cleared, make a difference for children in Russia and elsewhere.
(photos: playgroundideas.org)
В 1954 г. Петер Рааке отверг предложение Макса Билла присоединиться к основанной годом ранее Ульмской школе дизайне, а в 1962 г. принял приглашение, на сей раз поступившее от Отля Айхера, которому нужны были дизайнеры-практики, способные дать бой теоретикам, и преподавал в школе до 1967 г., почти до прекращения ее финансирования из-за споров в отношении учебной программы в 1968 г. Читая лекции и руководя студенческими проектами, в 1966 г. Рааке создал по заказу обойной фабрики – в соавторстве со студентом Дитером Раффлером – пластиковый кейс для малярного инструмента, появившийся отчасти благодаря тому, что в то же время Рааке разрабатывал неразъемный пластиковый шарнир для компании «Hoechst».
Известный как «Ульмский чемодан», этот яркий предмет стал использоваться немцами от мала до велика отнюдь не для кистей и валиков. Символично, что, став продуктом распада Ульмской школы, он почти не уступает в популярности «Ульмскому табурету» Билла и Ханса Жюгело, с которого началась история этого заведения в 1954 г…
———
In 1954, Peter Raacke declined Max Bill’s offer to join Ulm School of Design founded a year earlier. In 1962, he accepted the invitation which was extended by Otl Aicher, who needed experienced designers to compete with staff theoreticians at the school. Raacke left the HfG in 1967, almost before the school was defunded over curriculum disputes in 1968. In addition to teaching and supervising students’ projects, he designed, together with student Dieter Raffler, a plastic suitcase for wallpapering tools commissioned by a wallpaper producer. The case was created in 1966 when and because Raacke was also working on a plastic living hinge for Hoechst.
Known as the Ulm Case, this brightly colored product was soon found everywhere in Germany, from schools to offices, and, becoming one of the last HfG designs, is almost just as recognizable as the Ulm Stool created by Max Bill and Hans Gugelot at HfG’s dawn in 1954…
(photos: M.J. Leith, HfG-Archiv, institut-aktuelle-kunst.de, druot.com, exhibitionsmith.wordpress.com, hfg-offenbach.de, wright20.com, Museum Ulm)
Помимо «Руси», в котором, как нам стало известно благодаря другому верному подписчику, подавали медвежатину, жареного вепря, рыбную кулебяку и пр., по типовому проекту Хажакяна было возведено еще несколько теремоподобных ресторанов с говорящими названиями: «Сказка» в подмосковной деревне Кощейково (!), который любили посещать Владимир Высоцкий и Галина Брежнева, еще одна «Сказка» в деревне Киржач Владимирской области, сгоревшая в 2016 г., «Лесная сказка» в Переславле-Залесском, сгоревшая в 2006 г., «Русская быль» в селе Константиново Рязанской области и «Былина» в селе Красное Смоленской области.
———
According to another long-time member of this community, the Rus restaurant boasted a rustic Russian cuisine of brown bear and wild boar meat, shchi, fish pies and the like. Other fairytale A-frame restaurants designed by Khazhakyan include Skazka in Koshcheykovo, Moscow Region, which was frequented by Vladimir Vysotsky and Galina Brezhneva, another Skazka in Kirzhach, Vladimir Region, which was burned down in 2016, Lesnaya Skazka in Pereslavl-Zalessky, also lost to fire in 2006, Russkaya Byl in Konstantinovo, Ryazan Region, as well as Bylina in Krasnoye, Smolensk Region.
Сегодняшний пост начнем с дуэли высказываний, принадлежащих двум архитекторам, которые сформировали облик американской высотной архитектуры, а продолжим магией цифр.
В своей речи от 1910 года отец небоскребов Даниел Бернем произнес фразу, начало которой знакомо многим чикагцам: «Не стройте скромных планов – в них нет магии, способной будоражить кровь, и вряд ли они когда-нибудь будут реализованы. Стройте великие планы, ставьте себе амбициозные цели и в мечтах, и в делах, помня о том, что однажды созданный благородный и продуманный чертеж никогда не умрет – он будет жить еще долго после нас, все настойчивее утверждая свое право на существование». В 1970-х гг. отец современных небоскребов, Минору Ямасаки, родившийся, к слову, в 1912 г., год смерти Бернема, заметил: «Здания не должны вызывать трепет и восхищение. Скорее, они должны служить продуманным фоном для деятельности современного человека».
Сказал это Ямасаки о доме, спроектированном им для своей семьи с Теруко Хирасаки, на которой он незадолго до этого женился во второй раз. Как и планировал архитектор, дом получился «сдержанным и просторным»: за счет простых геометрических форм, свободной планировки и ненавязчивого интерьера эта Г-образная, частично двухэтажная постройка из алюминия, стекла и кирпича стала еще одним американским образцом «Интернационального стиля». Примечательно, что построен этот дом был в Блумфилд-Хиллз, мичиганском городе, который можно считать одной из цитаделей модернизма благодаря расположенной там Кренбрукской академии. А еще более примечательно в этом контексте то, что строительство завершилось в 1972 г., год, когда был взорван первый корпус жилого комплекса «Пруитт-Айгоу» (спроектированного Ямасаки двумя десятилетиями ранее), момент, который Чарльз Дженкс считает концом модернистского проекта, но это уже совсем другая история…
Дополнительные фотографии см. в комментариях.
———
We’d like to preface today’s post, which is mostly about the magic of numbers, by juxtaposing quotes by two architects who forged the American high-rise architecture decades apart.
In his speech of 1910, Daniel Burnham, a father of the American skyscraper, made a call whose opening lines are known to many Chicagoans, “Make no little plans. They have no magic to stir men's blood and probably will not themselves be realized. Make big plans, aim high in hope and work, remembering that a noble, logical diagram once recorded will never die, but long after we are gone will be a living thing, asserting itself with ever growing insistency.” In the 1970s, Minoru Yamasaki, a father of the modern skyscraper who was born in 1912, the year Burnham passed away, said, “Buildings should not awe and impress, but rather, serve as a thoughtful background for the activities of contemporary man.”
These words by Yamasaki were in reference to his own house he designed for himself and his wife Teruko Hirashaki whom he had re-married a couple of years earlier. Just like the architect had envisaged, the residence was “an understated house with large spaces”. Thanks to its simple geometries, open-floor plan, and unobtrusive interiors, this L-shaped two-level aluminum-frame building clad with glass and bricks became yet another American example of the International Style. Interestingly, this residence was built in Bloomfield Hills, a town in Michigan which was instrumental in forging the modernist landscape of the US thanks to the Cranbrook Art Academy. What’s more interesting in this context that the construction of Yamasaki’s house was completed in 1972, the year that saw the demolition of the first of Yamasaki’s 1954 Pruitt-Igoe buildings, the moment Charles Jencks described as “the day Modern architecture died", but that’s a whole other story…
For more visuals, check out the comments down below.
(photos: James Haefner Photography via michiganarchitecturalfoundation.org, Flickr account of Michigan State Historic Preservation Office, michiganmodern.org)
Знакомство с малоизвестным итальянским дизайнером Альдо Турой (1909-1963) предлагаем начать с серии журнальных столиков, созданных им в 1950-х годах, на которые, собственно, и пришлась основная масса его работ. Эти предметы как нельзя лучше характеризуют почерк этого ломбардского мастера, в отличие от большинства его современников не получившего ни архитектурного, ни дизайнерского образования: основав свое мебельное предприятие в 1939 г., Тура сконцентрировался на создании уникальных или малотиражных изделий, требовавших сложной ручной работы и не пригодных для массового производства, используя при этом такие нетипичные для 1950-х гг. материалы, как яичная скорлупа, пергамент и особенно любимая им козья кожа.
Предпочитая традиционные ремесленные методы промышленным, дизайнер вместе с тем не был чужд модернистской эстетики: как и эти столики, у которых скульптурные столешницы опираются на характерные лаконичные ножки, многие его работы балансируют между пластичностью модерна и ар-деко и строгостью и прямолинейностью модернизма 1950-х. Неслучайно некоторые работы Туры экспонировались в США во время передвижной выставки «Италия в труде: возрождение итальянского дизайна».
———
To give you a taste of the diverse oeuvre of Aldo Tura (1909-1963), a lesser-known Italian furniture designer of the mid-century era, we’re posting a few of his occasional tables from the 1950s, the period that saw most of his designs. Wonderful in its own right, this selection showcases Tura’s artistic vision. Having no background in architecture or design, Tura set up a furniture workshop in Lombardy in 1939 and focused on producing unique or limited edition furnishings that required a great deal of craftsmanship and used materials that were luxurious and highly unusual such as eggshell, parchment, or his all-time favorite, goatskin.
Firmly opposed to mass production methods embraced by his contemporaries, Tura infused his designs with modernist aesthetics. Just like these tables whose sculptural tabletops are supported by quintessentially mid-century legs, many of Tura’s pieces strike a delicate balance between the flowing forms of Art Nouveau or Art Deco and the clean lines of modernism. It’s thus no wonder that some of his designs were featured in the Italy at Work: Her Renaissance in Design Today exhibitions in the US.
(photos: wright20.com, grandvintage.it, sothebys.com, bukowskis.com, wannenesgroup.com)
По новой воскресной традиции рассказываю, о чем писали другие каналы про дизайн.
🌸 “Дизайнер в кокошнике” aka Марина Новикова рассказывает о том, как устроена русская изба и что у нее общего с русскими дворцами. Очень познавательно!
🌸 Знаете, почему в лондонском бассейне для пингвинов, который спроектировали Бертольд Любеткин и Уве Аруп, нет пингвинов? Если не знаете, то Globe Trotter расскажет.
🌸 В мире дизайна сейчас все молятся на “насмотренность”. Меня это давно смущает, и, как оказалось, не меня одну. Полностью согласна с Ольгой Косыревой и горячо рекомендую ее пост.
🌸 IN/EX рассказывает про студию Tonkosoloma, которая делает маркетри из соломки. Это дико популярная техника, и вот теперь кто-то занимается ею и у нас в России.
🌸 Лиза Кофанова мастерски находит в интернете интересный винтаж и делает подборки у себя в канале “Дом вашему миру”. На этой неделе она рассказывала, где купить винтажную “икею”.
🌸 No. 5 — это не только духи, придуманные Коко Шанель, но и серия стаканов и бокалов, которую придумал 1970-е датчанин Пер Люткен. Его историю рассказывает Mid-century, more than.
🌸 А на канале “Баугауз” продолжается олимпиада — мюнхенская. Там уже не первую неделю выходят посты об айдентике игр 1972 года. Последним вышел пост про их фирменную цветовую гамму.
О датском дизайнере Арне Петерсене (1922-2002) информации немного, да и предметов его сочинения в сети мало. Известно, что он освоил мастерство металлообработки, работая в фирме «C.C. Herman», а после, в 1948 г., устроился в компанию «Georg Jensen», где работал до 1976 г. Именно там он создал ряд примечательных изделий, в прямом смысле впечатав свое имя в историю датского дизайна. Среди этих изделий - солонка и перечница, продававшиеся вместе с содержимым, и аналогичная по форме, но более сложная с технологической точки зрения открывашка для бутылок, состоящая из двух половинок: стальной и медной.
Последняя появилась на свет в 1975 г. и вскоре стала экспонатом нескольких выставок, в том числе в Филадельфийском музее искусства и дизайна. В отличие от многих существующих открывашек, округлая, как камешек-окатыш, работа Петерсена прекрасно ложилась в ладонь и делала открывание бутылок таким же приятным занятием, как и употребление их содержимого.
———
Very little information can be found in the public domain on Danish designer Arne Petersen (1922-2002); his products are not commonly available either. What we do know is that he learned the craft of silversmithing while working for C.C. Herman and, in 1948, joined Georg Jensen where he stayed until 1976. It was for Georg Jensen that he produced a few interesting pieces, literally etching his name in the history of Danish design. His contributions to Georg Jensen’s product lines include a salt and pepper shaker set that was sold together with salt and pepper and a similarly-shaped, but more technologically complex bottle opener made of stainless steel and brass.
The latter was designed in 1975 and was later featured at several exhibitions, including one at Philadelphia Museum of Art and Design. Unlike traditional openers, Petersen’s pebble-like design was pleasant to hold and made the job of opening a bottle just as exciting as consuming its contents.
(photos: bidlive.rkauctioneers.co.za, the-saleroom.com, samanthahowardvintage.ca, auctionet.com, wyeth.nyc)
…Понимая противоречивость потребностей населения, Алвар Аалто, в репертуаре которого к тому времени уже были изделия с рамами из стальных трубок, в том числе штабелируемый консольный стул №23, спроектированный в 1929 г., к началу 1930-х гг. перековался и стал создавать консольные стулья и кресла из древесины. Самой знаменитой работой Аалто в этом направлении было кресло 31 (= 42), изготовленное для санатория в Паймио, который на тот момент был обставлен в основном стальной мебелью Аалто: койки, носилки, столики и стулья были частично металлическими…
———
…Aware of this trade-off between trends and wants, Alvar Aalto who had already tried his hand with tubular steel frame designs producing No. 23, his own take on the stackable cantilever chair, in 1929, changed lanes by the early 1930s and began experimenting with wooden designs of the cantilever chair. His most famous and lauded piece of the time is chair No. 31 (or 42) designed for Paimio Sanatorium, which was originally mostly furnished with Aalto’s tubular steel products; patient beds, stretchers, chairs, and tables all had metal frames…
В 1917 г. упомянутый недавно Отто Шульц, немецкий архитектор, обосновавшийся в Гетеборге и специализировавшийся на проектировании интерьеров судов, получил заказ на оформление кондитерской «Bräutigams», основанной Эмилем Бройтигамом, еще одним выходцем из Германии, в 1870 г. и в 1917 г. въехавшей в отреставрированное здание в центре Гетеборга. Поскольку эта кондитерская была точкой притяжения и горожан, и туристов, работа Шульца вскоре была замечена: Адольф Норденберг, глава проектного отдела стокгольмской компании «Nordiska Kompaniet», договорился с Шульцем о встрече, и спустя всего три года, в 1920 г., на свет появилось совместное предприятие «Boet», которое не только производило высококлассную мебель, но и занималось оформлением интерьеров «под ключ».
Интересно, что, хоть Шульц и был довольно консервативен, его стиль впоследствии претерпел трансформацию, а вот барочные интерьеры кондитерской сохранились в исходном виде вплоть до ее закрытия в 1993 г.
———
The year was 1917 and German architect Otto Schulz had already moved to Gothenburg and was busy working as an interior designer for yachts when he was commissioned to design the interiors of Bräutigams, a patisserie founded by the German Emil Bräutigam in 1870. The Bräutigams had purchased an entire building in the center of Gothenburg and, having fully renovated it, relocated their business there in 1917. An important destination for both the locals and tourists, the patisserie and its interiors were soon stamped on the architectural map, leading to a meeting between Schulz and Adolf Nordenberg, Head of Design at Stockholm’s Nordiska Kompaniet. Three years later, in 1920, Schulz and Nordenberg founded Boet, a successful business that produced exquisite furniture and designed custom interiors and all of their furnishings.
Interestingly, even though Schulz was quite conservative, his early style would evolve into new idioms. The Baroque interiors of the patisserie remained almost unchanged until its closure in 1993.
(photos: Roger Granat, Lars Gillis, lindelof.nu, gp.se, digitaltmuseum.se, tradera.com, goteborgshistoria.com, rohsska.se, svenskhistoria.se)
Такая конструкция позволила создать внутри единое пространство и сделать торцевые стены полностью прозрачными. Правда, когда поставщики стекла для фасадов в недоумении - из-за отсутствия несущих элементов в торцах - обратились к Рудольфу, он сказал: «Стекло усилит конструкцию».
Дом еще не был достроен, а Американский институт архитекторов уже признал его лучшим жилым проектом в США на 1949 г. За этой наградой последовали и многие другие, вплоть до статуса «американского достояния», присвоенного дому Библиотекой Конгресса, и включения здания в реестр охраняемых памятников Сарасоты в 1985 г.
А вот сам Рудольф много лет спустя критически отзывался о своем проекте: «Снаружи дом выглядел вполне пристойно, а вот с интерьером получился провал. Предложенная конструкция противоречила фундаментальным представлениям человека о жилище как о личном и домашнем пространстве: провисающий потолок создавал ощущение ненадежности, а его непостоянная высота, увеличивающаяся от центра к краям, выдавливала человека из дома. Дом Хилей научил меня тому, что физиологичность пространства в любом здании имеет большее значение, чем его форма».
Дополнительные материалы см. в комментариях к посту.
———
Such a design provided for an open-floor space inside the house and fully transparent end walls. The latter were to be completely frameless, causing a lot of concern among the glass contractors, which Rudolph dismissed saying, "The glass will stiffen it up".
In 1949, construction was still in progress when the American Institute of Architects named the house as the "Best House Design of the Year". This recognition was followed by many other awards and publications, including the US Library of Congress’s "American Treasure" designation and the status of a historic property assigned by the City of Sarasota in 1985.
Decades later, Rudolph himself would denounce the house as a failure saying, "It was okay on the outside, but the interior was not successful. The apparent instability of the sagging ceiling and the thrusting space upward to the perimeter, inviting you to leave – this violated the essential nature of an intimate, domestic space. The Healy Cottage taught me that the physiological nature of a space in every building was really more important than the form of the structure."
For more images, check out the comments down below.
Выдающийся американский архитектор Эдвард Дьюрелл Стоун в 1929 г. обосновался в Нью-Йорке, где создал ряд архитектурных шедевров, среди которых были, например, здание Музея современного искусства и мюзик-холл «Радио-сити». После войны он начал курсировать между Нью-Йорком и родным Арканзасом, в том числе ради того, чтобы проектировать мебель для Джеймса Уильяма Фулбрайта, того самого сенатора, который жил и учился в Фейетвилле, родном городе Стоуна, и с детства дружил с последним. В 1949 г. Фулбрайт решил диверсифицировать производство в двух принадлежавших ему арканзасских компаниях в связи с падением спроса на их основную продукцию. Так появилась компания «Fulbright Industries», выпустившая в 1950 г. целую линейку мебели по эскизам Стоуна.
Хоть эта коллекция и была сначала удостоена восторженных отзывов на страницах ведущих американских журналов (критикам нравились ее модернистские формы, выращенные в сельскохозяйственном регионе), продажи оставляли желать лучшего, и в 1952 г. Фулбрайт прикрыл лавочку. Одной из причин были сложности, связанные с переквалификацией рабочих, перед которыми была поставлена задача изготавливать мебель высокого класса.
По пятничной традиции предложим вам отгадать, глядя на эти предметы, на чем изначально специализировались компании Фулбрайта?
———
In 1929, Edward Durell Stone, a famed American architect, moved to NYC and contributed to its urbanscape by designing several important buildings such as MoMA and Radio City Music Hall. After the war, he began travelling between New York and Arkansas he had been born and grown in before finally settling down in Fayetteville. One of the reasons for these commutes was a project proposed by his childhood friend, J. William Fulbright, who had also lived and studied in Fayetteville. In 1949, Fulbright decided to breathe new life into two of his business that had been in decline because of a lack of demand for their products and enlisted Stone’s help in designing a series of furnishings. Thus originated Fulbright Industries that, in 1950, released a collection of Stone-designed furniture.
Even though its rustic roots that took on modernist forms enjoyed positive reviews from major magazines, the furniture did not sell well and Fulbright had to close down the new company. One of the reasons was that the workers did not have sufficient experience to manufacture premium furniture and the quality could hardly compete with that of established furniture-makers.
Typically for a Friday night post, here’s a question for you. Can you guess the line of business Fulbright’s companies were initially in, based on these images?
(photos: artsy.net, wright20.com, cooperhewitt.org, Flickr user Dave_R_, arkansasonline.com, esotericsurvey.com)
Цитируя одного знакомого итальянца, Джереми Кларксон однажды сказал: «Разумеется, в Италии есть ограничение скорости — это максимальная скорость вашего автомобиля». Из возрастных ограничений, кажется, раньше тоже было только одно - способность дотянуться до педалей. Для тех, у кого ножки совсем коротки, Раффаэлла Креспи придумала автомобильчик из любимого ей ротанга - эта удивительная модель с 1959 г. производилась компанией «Vittorio Bonacina» под названием «Disco Volante».
Для маленьких итальянцев повыше ростом в 1948-1949 гг. выпускался электрический автомобиль «Lucciola», создателем которого был Пьеро Патриа, отец блестящего гонщика Франко Патриа. Этот «Светлячок» развивал скорость до 10 км/ч и отличался запасом хода в 40-45 км. Вот только цена машины для послевоенных лет была непомерно высока: стоил «Светлячок» 200 000 лир (320$). Вероятно, поэтому и выпущено было всего 200 экземпляров.
———
Jeremy Clarkson once quoted an Italian professor as saying, “We have a speed limit in Italy, of course. It is the top speed of your car”. As for Italy’s age limits on driving, it seems they used to boil down to whether or not the driver could reach the pedals. Those whose legs were not long enough yet could drive a Disco Volante, a pedal car of rattan designed by Raffaella Crespi and available from Vittorio Bonacina from 1959.
For taller children, there was the Lucciola, an electric-powered car produced in 1948-1949 by Piero Patria, the father of Franco Patria, a very promising Italian racing driver. The Lucciola (the Italian for “a firefly”) could move at a speed of up to 10 km per hour for 40-45 km. Priced at a whopping 200,000 liras (or USD 320), the vehicle was not affordable for an average post-war family and only 200 copies were ever produced.
«Стул создан для того, чтобы на нем сидеть, а картина - для того, чтобы на нее смотреть. Тем не менее, красота присутствует и в том, и в другом».
Швейцарец Андреас Кристен состоялся и как дизайнер, и как художник, но знакомство с ним начнем с двух его дизайнерских работ, которые появились на свет с разницей в десять лет, но одинаково хорошо характеризуют подход дизайнера. Стремясь к созданию лаконичных, доступных и простых в производстве вещей, Кристен часто экспериментировал с новыми материалами. Так, в 1964 г. он спроектировал платяной шкаф «Polyesterbox», который изготавливался из пластика и стекловолокна.
В 1974 г., познакомившись с Эрнстом Швайцером, главой компании «Schweizer AG», Кристен создал знаменитый почтовый ящик B74.
Последний стал классикой швейцарского дизайна, и это неслучайно: Кристен сделал ящик модульным и намеренно соединил в нем пластик, из которого изготавливается внутренняя оболочка, водонепроницаемая и ударопрочная, и алюминиевые детали, которые крепятся к пластиковой основе без помощи сварки и могут с легкостью заменяться при необходимости. Дизайн Кристена прошел проверку временем: ящик B74 выпускается до сих пор и в этом году отметит свое пятидесятилетие.
———
"A chair is made to sit on, a painting is made to look at. Yet beauty is present in both disciplines.”
Although the Swiss Andreas Christen was also an accomplished artist, we’d like to introduce you to him through two of his design works. Created ten years apart, these two items are representative of Christen’s modus operandi. Concerned with designing minimalist, easy-to-produce, and affordable pieces, Christen experimented with new materials. In 1964, he designed a wardrobe of polyester and fibreglass called Polyesterbox.
Ten years later, Christen’s chance meeting with Ernst Schweizer, head of Schweizer AG, resulted in the development of the B74 mailbox.
The latter became a Swiss design classics and there’s a reason for that. Designed as a modular product, the mailbox consists of a waterproof and impact-resistant plastic shell and an aluminum cover whose parts are clamped onto the plastic interior without welding and can easily be replaced. Needless to say, Christen’s design has stood the test of time and will celebrate its 50-year production run in 2024.
(photos here and above: Fiona Knecht, zhdk.ch, emuseum.ch, baumuster.ch, hochparterre.ch, ernstschweizer.ch, simonnelli.com)
Продолжая серию публикаций о метаморфозах, которым подвергалось офисное кресло в 20-м веке, позволим себе еще одно отступление, чтобы взглянуть на то, как удачно датские дизайнеры Пребен Фабрициус и Йорген Кастхольм сочетали в своих работах наследие датских модернистов и более свежие находки американцев. В середине 1960-х гг. архитекторы спроектировали великолепное кресло FK84, которое напоминает многие изделия Чарльза и Рэй Имзов: и кресло «Time-Life», и стулья из литого алюминия «Alu Group», и даже легендарное кресло «Eames Lounge Chair», в котором, как и в модели FK84 датчан, спинка соединяется с сидением посредством подлокотников.
Это кресло появилось благодаря тому, что…
———
Our series of publications on the history of the office chair will benefit from another quick detour to admire the organicity of Scandinavian and American design influences in the works of the prominent Danish duo of Preben Fabricius and Jørgen Kastholm. A telling example in this regard is the FK84 chair that the architects designed in mid-1960s and that is very Eamesian both in terms of the structural design and aesthetics, recalling the Time-Life chair, the Alu Group models, and even the legendary Eames Lounge Chair, which uses a similar joinery method whereby the seat and back are separate and held in place by armrests alone.
The FK84 chair came to being thanks to…
(photos here and below: antibeige.de, corporate-workspace.com, auctionet.com, rarify.co, liebermoebelkaufen.de, whoppah.com, furniture-love.com, bukowskis.com, midmod-design.com, hoggarthstudio.com, city-furniture.be, wright20.com, massmoderndesign.com, modestfurniture.com, studioninedesign.nl)
Раз в неделю я делаю дайджест публикаций дружественных каналов. Вот о чем они писали на этой неделе:
🌸 Сразу два канала решили подхватить разговор о подделках. Дизайнер Юлия Кишкович размышляет о том, насколько справедлив рынок авторского дизайна на примере кресла Чандигарх. А канал Stone, Wood, Sea размышляет, нормальна ли ситуация, когда производители бессрочно владеют эксклюзивным правом издавать мебель давно умерших дизайнеров.
🌸 Mid-Сentury, More Than рассказывает о модульных диванах Bo-Möbler, которые выпускалась в 1935 году мебельщиком Отто Шульцем. Честно говоря, не знала, что модульные диваны существуют так давно.
🌸 У Bonmot диван совсем не модульный, наоборот — он задается вопросами о судьбе дивана, выпущенного фабрикой Colombostile для Майкла Джексона. Но видно, что дорогой Bonmot давно не бывал на Миланском салоне — подобного безобразия там сейчас днем с огнем не сыщешь, а Colombostile прекратила существование еще в 2021 году, как и многие другие производители сомнительной роскоши.
🌸 Хотела показать вам эту кухню, но не успела, поэтому смотрите ее в канале “Дом вашему миру” Лизы Кофановой. У бывших коллег по AD мысли и вкусы сходятся)
🌸 ReuseArch рассказывает про первый в России индустриальный парк “Бетонные сады Острогожска”, возникший на месте недостроенного завода в Воронежской области.
🌸 IN/EX показывает ресторан “Колокольная горка” по проекту студии Paum Design в Репино. Удачный пример интерьера, где местная идентичность и современный дизайн живут душа в душу.
Как мы уже неоднократно отмечали, история модернизма неразрывно связана с историей войн. Так, венгерский художник Матье Матего, окончивший Академию изящных искусств и архитектуры в Будапеште, переехал в 1931 г. в Париж и в начале Второй мировой войны присоединился к французскому Сопротивлению. Попав в плен, Матего был отправлен на завод делать шестеренки. Он настолько преуспел в металлообработке, что в какой-то момент получил свою собственную мастерскую. Дважды бежав из плена, Матего был пойман оба раза и возвращен на завод.
Освобожденный в конце войны, художник вернулся в Париж гражданином Франции и основал маленькое ателье, которое вскоре превратилось в крупное производство, выпускающее мебель, светильники и другие предметы обихода. Однако именно в плену, работая с перфорированным металлом, он открыл для себя возможности этого материала и разработал собственный материал и технологию его применения, впоследствии даже запатентовав их под названием «ригитюль» («твердый тюль», листовой метал с ажурной перфорацией, который Матего комбинировал со стальными трубками, создавая самые разные легкие и полупрозрачные конструкции).
Поскольку мы ни разу не упоминали Матего и не обращались к такой типологии предметов быта, как подставки для цветочных горшков, для знакомства с этим выдающимся художником мы выбрали несколько скульптурных подставок, которых Матего за свою дизайнерскую карьеру вылепил, пожалуй, больше, чем любой другой дизайнер.
Продолжение следует…
Дополнительные фотоматериалы см. в комментариях к посту.
———
Most of you heard us say in multiple posts that the history of modernism is closely interrelated with the history of the 20th-century wars. A telling example of this relationship is the story of Mathieu Matégot, a Hungarian artist and a graduate of Budapest Academy of Fine Art and Architecture who moved to Paris in 1931 and joined the French Resistance in the early months of WWII. Caught and placed in a prisoner-of-war camp, Matégot was sent to work for a cogwheel factory where his dexterity with metalworking earned him access to his own design office. Escaping twice, he was returned to the factory on both of the occasions and was finally liberated at the end of the war.
When he moved back to Paris as a naturalized French citizen, he set up a small workshop of his own to produce furniture, lamps, and other household items - Matégot’s designs were so successful that his firm would quickly grow and expand to have offices outside of France. The reason we mentioned his wartime past is because it was during the imprisonment that Matégot had a chance to work with perforated sheet metal and see the potential this material had in the field of design. This experience prompted him to develop his own material and technology he would patent as "Rigitulle", a portmanteau of "rigid" and "tulle" which refers to a combination of perforated metal sheets and metal tubing Matégot used to create various lightweight and semitransparent products.
Since we have never mentioned Matégot or featured mid-century planters in this channel, here is a selection of Matégot-designed sculptural flower pots and planters - something he produced a wealth of over his career, probably more than any other prolific designer.
To be continued.
For more images, see the comments down below.
(photos: bloomberry.eu, piasa.fr, jeanbaptistebouvier.com,retrostudio.nl, stoop.jp, galerieandrehayat.com, wright20.com, paulbert-serpette.com, organ.shop-pro.jp, drouot.com, ma-petite-boutique.fr, mutualart.com, pamono.eu, design-market.co, patrickparrish.com, 1stdibs.com, originalinberlin.com, objetvagabond.com, gallery-wa.com, gubi.com)
Не так давно работа нашей любимой кофейни была парализована на несколько часов из-за поломки кофемашины, разобрать которую оказалось непросто. В ожидании кофе мы вспомнили одну полузабытую историю…
В 1962 г. братья Акилле и Пьер Джакомо Кастильони спроектировали для компании «Cimbali» профессиональную кофемашину «Pitagora», которая в том же году принесла своим создателям «Золотой циркуль» и по сей день остается единственной машиной, удостоенной этой награды. Лаконичный корпус этой машины из нержавеющей стали радикально отличался от современниц «Pitagora», поблескивавших латунными и медными элементами, и состоял всего из 17 деталей, позволяя обслуживать машину непосредственно во время эксплуатации: лишенный резьбовых или заклепочных соединений, корпус поднимался, как «капот автомобиля».
Конструкция корпуса решала еще и важную технологическую задачу, которая стояла перед всеми производителями того времени и заключалась в стандартизации компонентов машины в целях оптимизации производства агрегатов с разным количеством варочных групп. Кроме того, Джованна Кастильони, дочь Акилле, отметила одну функционально-эстетическую особенность этого аппарата: разрабатывая «Pitagora», братья изучали поведение работников и посетителей кафе исфокусировали внимание на лицевой части машины и, соответственно, на бариста в то время, как Джо Понти, например, создавая великолепную машину «La Cornuta», ориентировался на посетителей...
———
A little while ago, our favorite coffee house stopped serving coffee for almost an entire day because of an espresso machine malfunction that necessitated a complete disassembly and reminded us of Cimbali’s Pitagora.
Designed by Achille and Pier Giacomo Castiglioni for Cimbali in 1962, the Pitagora was awarded a Compasso d’Oro the same year and remains the only professional coffeemaker that has ever been lauded with this award. The clean and simple lines of Pitagora’s stainless steel casing set it apart from its contemporaries that were still decorated with brass and copper elements. The simplicity of form translated into the simplicity of function: the body of the Pitagora consisted of only 17 pieces and was assembled without any screws or rivets which made it easy to maintain the machine without stopping work; the body could be opened “like the hood of a car”.
The bodywork of the Pitagora was also intended to address an unmet technological need of the time that affected all of the manufacturers and consisted of making the design and its elements suitable across an entire product range that included machines with different numbers of brewing groups. Another groundbreaking feature of the Pitagora’s simple design was mentioned by Giovanna Castiglioni, Achille’s daughter. According to her, designing the coffee maker, the brothers observed the behavior of baristas and their customers and thus focused on the front part of the machine producing a barista-oriented design as opposed to Gio Ponti whose La Cornuta was literally oriented towards the customer.
(photos here and above: bargiornale.it, adidesignmuseum.org, Flickr user Martin Grill, bargiornale.it, cimbali.com, Korea Foundation, piergiacomocastiglioni.it)
Вестник постмодернизма №169
С подачи одной нашей давней подписчицы решили продолжить изучение А-образных домов на примере типовых проектов ресторанов, автором которых был Михаил Николаевич Хажакян, известный всем любителям модернизма как главный архитектор Дворца пионеров на Воробьёвых горах. Оказывается, в 1960-1970-х гг. Хажакян спроектировал целый ряд ресторанов в виде домов-шалашей, отсылавших, как и, например, модернистский ГТК в Суздале, к русскому зодчеству. Одним из этих зданий был ресторанный комплекс «Русь» в балашихинской Салтыковке, два года назад подвергшийся реновации. Утверждается, что именно за этот проект Хажакян стал лауреатом Государственной премии РСФСР, хотя премия была вручена ему, конечно же, за Дворец пионеров.
——
Sunday Postmodernism,
issue No. 169
One of the long-time members of this community recently prompted us to explore the history of Russian A-frame restaurants designed by Mikhail Khazhakyan, a celebrated architect known to all aficionados of modernism thanks to the Palace of Young Pioneers in Moscow he was the chief architect of. As it turns out, the 1960-1970s saw Khazhakyan conceive a standard design for A-shaped wooden restaurants that drew on the traditions of medieval Russian architecture just like the tourist compound in Suzdal we’ve written about here.
One of the buildings erected to the designs of Khazhakyan is the famous Rus restaurant in Saltykovka, Moscow Region, which was renovated a couple of years ago. Some sources claim that it was this compound that earned Khazhakyan the USSR State Prize - this statement is clearly wrong as he received this award for the Palace of Young Pioneers.
(photos here and below: pastvu.com, wedwed.ru, skazka-1617603839.clients.site, dzen.ru blog City Secrets)
Почтим память великого Джо Понти, скончавшегося 16 сентября 45 лет назад, черно-белыми снимками одного его проекта.
В 1936 г. Понти спроектировал для некой итальянской компании, штат которой, по словам журналиста Гвидо Пиовене, представлял собой «аристократию из высокообразованного местного населения», здание штаб-квартиры в Милане. Мы не будем касаться архитектурных особенностей этой рационалистической постройки и разместим несколько снимков в комментариях для желающих ознакомиться с экстерьером, в котором заметно почтение архитектора к неоклассицизму окружающей застройки, и планировками, позволяющими с легкостью перестраивать внутреннее пространство. Вместо этого предлагаем заглянуть внутрь здания и рассмотреть его интерьеры и предметы мебели, автором которых тоже был Понти. Особый интерес, конечно, представляет кабинет президента компании, на двуцветных стенах которого красуются портреты Виктора Эммануила III и Муссолини.
Рассмотрели? А теперь, внимание, традиционный пятничный вопрос: что производила эта компания? Только, чур, не гуглить!
———
September 16th marks the 45th anniversary of the death of Gio Ponti and we’d like to pay tribute to the stellar architect with a few monochrome photos of one of his projects.
In 1936, Ponti designed the Milan HQ of an Italian company whose staff, according to Guido Piovene, represented “an aristocracy of highly educated locally recruited workers”. We’d rather not touch upon the architectural features of this rationalist design and are posting a few pictures down below in case you’re curious about the exterior of the building, which clearly respects the Neo-Classicist surroundings, and modular open-floor plans that make it possible to customize the internal space as needed. Instead, we’d like to share a few images of the Ponti-designed interiors and furnishings, especially the office of the company’s president with portraits of Victor Emmanuel III and Mussolini on one of its stiped walls.
As usual, here is a Friday question for you. Can you guess, without googling, what kinds of products this company is renowned for?
(photos here and above: Roberto Arsuffi, studio Garretti, Gio Ponti Archives, wmagazine.com, cosmicinspirocloud.com, blog.urbanfile.org)
По просьбе девелопера городских кварталов FORMA с радостью написали несколько строк об эволюции такого архитектурного решения, как свободная планировка. Прочитать эти несколько строк можно здесь.
———
We're happy to share a bit on the evolution of the free plan in the 20th-century architecture we have put together for our colleagues at FORMA. Feel free to check it out here.
…Однако приблизительно в то же время архитектор создал значительно менее известный консольный стул №21, изготовленный целиком из дерева и представленный на различных выставках, в том числе лондонской «Wood Only». А вот как в 1935 г. Аалто объяснял перемену в своих взглядах:
«Предметы мебели, являющиеся частью ежедневной среды обитания человека, не должны чрезмерно блестеть, отражая падающий на них свет. Следуя этой же логике, они должны быть лишены недостатков, связанных с отражением и поглощением звука… Мебель, вступающая в самый непосредственный контакт с человеком, как, например, стул, не должна изготавливаться из материалов, обладающих чересчур высокой теплопроводностью… Если сложить все эти критические соображения воедино, то станет понятно, что имеется в виду под таинственным словом “уют”».
———
…A much lesser known cantilever design from the early 1930s is Aalto’s chair No. 21, which was made wholly of wood and displayed at various exhibitions including London’s Wood Only. Here’s how Aalto explained this change of heart in 1935:
“… a piece of furniture that forms part of a person's daily habitat should not cause excessive glare from light reflection; ditto, it should not be disadvantageous in terms of sound, sound absorption, etc. A piece that comes into the most intimate contact with man, as a chair does, shouldn't be constructed of materials that are excessively good conductors of heat… These criticisms… when put together form the mystical concept of 'cozy'.”
(photos here and above: Maja Holma, alvaraalto.fi, r-and-company.com, wright20.com, abelsloane1934.com, bukowskis.com, collections.vam.ac.uk, moma.org, chickadee.jp, mutualart.com, daniellaondesign.com, smow.com, William Heath Robinson, meisterdrucke.uk, frieze.com)
Далеко не все в 1920-1930-х гг. были готовы к мебели из стальных труб. Карикатуристы вовсю иронизировали над такими изделиями, а Март Стам, запустивший в свое время «консолизацию» стульев, называл подобную мебель «летающими макаронными монстрами». Поглядите на эти веселые картинки Уильяма Хита Робинсона, и мы продолжим…
———
Not all of the early adopters of modernism in the 1920-1930s were pleased with tubular street furnishings. They were often mocked in cartoons and even Mart Stam, the author of the earliest cantilever chair, referred to them as “flying macaroni monsters”. Take a look at these witty sketches by William Heath Robinson and we’ll continue right away.
Вестник постмодернизма №168
В 2003 г. Чишен Чу, выпускник Школы промышленного дизайна при Национальном научно-технологическом университете Тайваня, спроектировал несколько предметов мебели под брендом «Flexible Love», вдохновленных, по всей видимости, традиционными китайскими гирляндами из бумаги «чжу ла хуа» (zhǐ lā huā, 紙拉花). Изготовленный из деревянных отходов производства и бумажного вторсырья, каждый такой стул мог растягиваться в диван и принимать практически любую форму. В зависимости от модели на одном «стуле» могло разместиться до двадцати человек, а в сложенном виде этот трансформер занимал меньше места, чем обычный стул. При этом утверждается, что конструкция была прочной, не боялась влаги и не любила разве что ударные нагрузки. Более впечатляющего напоминания о пользе сбора макулатуры мы, пожалуй, не встречали!
P.S. В комментариях см. короткий клип о возможностях трансформации этих стульев для влюбленных.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 168
In 2003, Chishen Chiu, a Taiwanese graduate of the School of Industrial Design with the National Taiwan University of Science and Technology, designed a few remarkable seats called Flexible Love that draw on the traditional Chinese craft of making paper garlands known as zhǐ lā huā (紙拉花). Produced solely of waste wood and recycled paper, the chairs could transform into a sofa of any size and shape by extending or contracting just like an accordion or honeycomb blinds. Depending on the model, a chair could seat up to twenty people and, when compacted down, took up less space than a regular chair. What’s more, these transformers were sturdy and waterproof and could withstand significant pressure, but was obviously fragile to accidental hits. What a stunning reminder of the value of recycling!
P.S. Below is a short video that shows the ease and beauty of transformation.
(photos: designapplause.com, uponafold.com, tinkitalks.blogspot.com, capitoliumart.com, onlinereality.co.uk, Reddit channel r/funny, danielswanick.com, gnr8.jp)
Операция «Нафталин»
В 1948 г. Пол Рудольф, которому на тот момент было 30 лет, присоединился к маститому сарасотскому архитектору Ральфу Твитчеллу и вскоре спроектировал с ним гостевой дом для родителей жены Твитчелла в местечке Сиеста-Ки. Во время войны Рудольф служил на военно-морской верфи в Бруклине, где открыл для себя технологию «облачения» отдельных частей судов в полимерный состав для консервации. Убежденный в том, что в задачи архитектора входит «донести свои потребности до производителей стройматериалов вместо того, чтобы постоянно подстраиваться под их продукцию», Рудольф решил произвести обратную конверсию и применить военные разработки в гражданском строительстве.
На небольшом участке у самой воды был подготовлен фундамент, на который были уложены балки с вылетами для последующего крепления крыши. Для формирования фасадных стен, состоящих из горизонтальных жалюзи, на балки были установлены опоры, связанные сверху продольными балками. Крыша же была устроена так: на продольные балки уложили стальные полосы, предоставив им свободу прогибаться как им вздумается и лишь зафиксировав места их крепления металлическими тягами, пущенными к выносам нижних балок, на них поместили термоизолирующие панели, а сверху покрыли полимерным составом.
Дополнительные материалы см. в комментариях к посту и следующем посте.
———
Operation Mothball
In 1948, 30-year-old Paul Rudolph joined Ralph Twitchell, a celebrated Sarasota architect at the time, and the two quickly designed a guest house in Siesta Key, Florida, for Twitchell’s in-laws by the name of Mr and Mrs Healy. During WWII, Rudolph had served at the Brooklyn Navy Yard watching how parts of battleships were being "cocooned" with saran-vinyl compounds to protect them from the weather when they were dispatched for storage. A firm believer that architects "must make clear to materials manufacturers our needs rather than continually adapting what they offer", Rudolph decided to use the military-developed polymer sprays in civic construction, starting from the Healey House.
When a platform for the house was set up right next to the water, out-rigger beams were placed on top to hold the roof and walls in place. The longitudinal walls were designed to have jalousie blinds for their entire span with a series of posts in between and structural beams above. The roof was made of a number of steel straps that were placed over the horizontal beams in a catenary manner. The straps were linked to the out-riggers with tie-rods and covered with insulating panels that were then coated with vinyl.
For more images, check out the next post comments down below.
(photos here and below: Ezra Stoller, Jenny Acheson, savingplaces.org, architecture-history.org, Sarasota Architectural Foundation, architectuul.com, Ryan Gamma via dwell.com, Bryan Soderlind via sarasotamagazine.com)
…А трое итальянских подростков могли похвастаться обладанием уменьшенной копией гоночного автомобиля «Porsche 360 Cisitalia» с мотоциклетным двигателем объемом 125 см3 – три эти копии тоже были изготовлены Пьеро Патриа (в 1952 г.), а одним из владельцев был 14-летний Франко Патриа, который семь лет спустя погибнет на гоночном треке…
———
…Three Italian youngsters were happy to own a scale model of the Cisitalia Grand Prix with a 125cc motorcycle engine on board. The only three copies were also produced by Piero Patria and one of them was presented to 14-year old Franco Patria who would die on a racing track seven years later…
(photos here and above: Collezione Permanente Triennale Design Museum, espazium.ch, Flickr user Vladimir Samoylov, domusweb.it, autopuzzles.com, automobilia-ladenburg.de, automobilia-ladenburg.de, negri.it, Jarnoux Maurice, Getty, mecum.com, clubitalia.it)
Хоть и утверждается, что Пер Люткен был одним из самых талантливых стеклодувов на датской фабрике «Holmegaard», сам он никогда не прикладывался к стеклодувным трубкам. Более того, придя на завод 25-летним выпускником копенгагенской Школы искусств и ремесел, он не имел ровным счетом никакого опыта в деле создания художественного стекла. Тем не менее, уже через год он был назначен художественным руководителем предприятия и занимал эту должность до своей смерти, став автором более трех тысяч работ и заслужив звание «датского мастера стекольного искусства». Не будучи стеклодувом, он вместе с тем прекрасно понимал возможности стекла и мастеров, работавших с ним, и требовал от своих подчиненных соответствующих результатов. Когда они жаловались на сложность его замыслов, Люткен невозмутимо отвечал: «А кто вам сказал, что будет легко?»
В 1970 г. Люткен создал одну из самых известных в Дании серий работ – коллекцию стаканов и бокалов «No. 5». Как и Коко Шанель, в начале 1920-х гг. отказавшаяся от вычурных форм, характерных для изделий Рене Лалика, чтобы флакон ее духов был «невидимым, эталоном прозрачности», Люткен сделал выбор в пользу лаконичного и вместе с тем узнаваемого объема. Как и флаконы для духов Шанель, бокалы и графины «No. 5» в неизменном виде производятся до сих пор. Правда, в отличие от флаконов Шанель, бокалы и графины Люткена выдуваются вручную.
———
Even though some sources refer to Per Lütken as one of Holmegaard’s most talented glassblowers, he never mouth-blew any of his designs. What’s more, when he joined Holmegaard at the age of 25 having graduated from Copenhagen’s School of Danish Arts and Crafts, Lütken had zero experience with glassmaking. Yet, just one year later, he was appointed Holmegaard’s creative director and stayed in this role until his demise in 1988 creating over 3,000 designs and earning the title “master of Danish glass design”. Having no hands-on experience, he was endowed with an extraordinary sense of the material and the possibilities it offered and was thus extremely demanding of factory’s glassmakers. Hearing their complaints that his designs were much too complex to execute, he would simply say, “Well, who said things were supposed to be easy?”
In 1970, Lütken came up with No. 5, one of Denmark’s most acclaimed series of glassware. Just like Coco Chanel, who felt the bottle of Chanel No. 5 should be “pure transparency” and “invisible” and ultimately chose against highly intricate bottle designs the likes of which were produced by René Lalique at the time, Lütken conceived the No. 5 collection as a series of minimalist, yet immediately recognizable pieces. Just like Chanel No. 5 bottles, Lütken’s No. 5 glassware has remained intact to this day and is still in demand. Unlike Chanel No. 5 bottles, however, Lütken’s glasses are all mouth-blown by his colleagues…
(photos: laboutiquedanoise.com, centurysoup.com, fjorn.com, vadärdenvärd.se, formadore.com, bymonicashop.com, rosendahl.com, themodernshop.com)
… во время мебельной выставки в 1965 г. на датчан обратил внимание немецкий промышленник Альфред Киль, основатель компании «Kill International». Находясь в поисках талантливых дизайнеров, он-то и предложил дуэту сотрудничество, а, получив вежливый отказ, пообещал крупное вознаграждение и полный контроль над производством.
Дизайнеры согласились и создали для упомянутой компании множество выдающихся изделий, в том числе и ряд других предметов для офиса, ставших иконами датского дизайна: письменные столы, офисные стулья и, конечно, кресла «Тюльпан» (FK6725, FK6726 и использовавшееся главной героиней фильма «Дьявол носит Prada» FK6727).
«Мы руководствовались одинаковыми установками: нам обоим хотелось упрощать. Во время поездки в США я познакомился с мебелью Имзов и Миса ван дер Роэ, и они стали для нас источником вдохновения. Простота означает долговечность. Еще со школьной скамьи мы помнили, что одним из свойств идеала является неподвластность времени» (Кастхольм).
———
… the entrepreneurial vision of German furnituremaker Alfred Kill, the founder of Kill International, who had been scouring for talent and met Fabricius and Kastholm at the Fredericia exhibition in 1965. Reluctant to scale up their output, the designers initially rejected Kill’s proposal to join his firm prompting the businessman to offer them a sweet monthly pay and total control over production. This partnership would prove to be immensely successful etching the names of Kill and the architects into the history of design.
Aside from spectacular household furnishings, Fabricius and Kastholm designed multiple pieces for the office such as desks and office chairs including the Tulip models FK6725, FK6726, and FK6727 (the latter was even featured as the Devil’s chair in “Devil Wears Prada”).
"We had the same basic approach, we both wanted to minimize. I had been to the US and seen furniture by Eames and Mies van der Rohe and it inspired us. The simplest lasts longest. At school we had learnt that timelessness was an ideal.” (Kastholm)
Вестник постмодернизма №167
Мы нашли еще два проекта, для которых Сёэй Ё позаимствовал концепцию «Решетчатого дома». В 1983-84 гг. он спроектировал «Дом – солнечные часы» в Куруме, Фукуока, в котором крестообразные проемы в стенах создавали причудливую игру света и тени. А в 1984-85 гг. в городе Дадзаифу, неподалеку от Куруме, Ё построил дом, в котором это решение было возведено в абсолют: на сей раз стены были глухими, а в плоской кровле был создан зенитный фонарь в форме креста, который делил самое крупное пространство в центре на четыре части и дал название всему проекту, «Гибридный дом со светящимся крестом».
Интересно, что модульные блоки были приподняты над землей и опирались на стальные «соцветия», аналогичные тем, что Ё, вдохновившись проектом «Multihalle» Фрая Отто, в 1988 г. использует при строительстве спортивного комплекса в Огуни, перекрыв при помощи коротких кедровых балок целый стадион. Но это уже совсем другая история…
Дополнительные фотографии см. в комментариях к посту.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 167
We’ve found two more projects by Shoei Yoh that drew on his concept of the Lattice House. In 1983-84, Yoh designed a house in Kurume, Fukuoka, called “The Sundial House”, which let sunlight inside (and internal light outside) through cross-shaped openings in the walls, contributing to the dynamic play of light and shadow. In 1984-85, the architect was commissioned to design a dwelling in Dazaifu, which is 25 km away from Kurume. Dubbed “The Hybrid House with a Light Cross”, this building did not have narrow openings in the walls, but featured a cross-shaped skylight that cut the central space into four parts creating a shrine-like effect.
Interestingly, the modular units of the house were suspended above the ground using steel trusses, the likes of which, albeit of short cedar beams, Yoh would employ to create a dome-like stadium in Oguni in the wake of Frei Otto’s Multihalle in Mannheim he had been inspired by. However, that’s a whole other story…
For more images, check out the comments down below.
(photos: Sharabe, ‘Shinkenchiku’ 03/1985, Masao Arai, ‘Jutakutokushu’ 05/1986 via ofhouses.com)