В 1958 г. Акилле и Пьер Джакомо Кастильони спроектировали для известной нам компании «Ferrania» принципиально новый и максимально честный фотоаппарат, заключенный в противоударный пластмассовый корпус и предназначенный для детей и новичков в фотографии.
«Хоть оно и ориентировано на детей, это не дешевое устройство, имитирующее, как иногда случается, дорогой аксессуар (ненастоящей кожей, ненастоящей нержавеющей сталью, ненастоящими экспонометром и экспонометрическими таблицами и т.д.). Этот фотоаппарат отличается характерной инновационной формой, ставшей возможной благодаря использованию пластмассы, и привлекает внимание не “мимикрированием”, а отсылками к вымышленному миру (научной фантастики…)».
К сожалению, руководство компании отвергло идею братьев Кастильони, а, как скажет Акилле в шуточном комиксе 1992 г., «через сто месяцев японцы запустили в производство практически аналогичный аппарат, оставив Италию в дураках…»
———
In 1958, Achille and Pier Giacomo Castiglioni were commissioned by Ferrania to design a camera for children and photography newbies which they soon did by proposing an extremely innovative and honest device with an impact-resistant body made of plastic.
“It is for kids but it's not a cheap camera posing as a luxury item as sometimes happens (with faux leather, faux stainless steel, fake meters, fake index charts, etc..).It is distinguished by a very specific and new form made possible only by the use of plastic. It is attractive - not through 'mimicry' but through fantastic allusion (to the sci-fi world ...).”
Regrettably, Ferrania rejected Castiglionis’ design and, as Achille would put in a 1992 comic strip, “One hundred months later, the Japanese were selling an almost identical model making a fool of our country”.
(photos: fondazioneachillecastiglioni.it, Massimiliano Terzi, nocsensei.com, domusweb.it, piergiacomocastiglioni.it)
Наше знакомство с творчеством выдающегося советского художника декоративно-прикладного искусства Виктора Михайловича Жбанова (1920-1988) началось с приобретения коллекционной вазы «Веточки», изготовленной в 1960-х гг. по форме Анны Александровны Лепорской и расписанной вручную по рисунку Виктора Михайловича, а многим из вас Виктор Михайлович, вероятно, известен по скульптурным миниатюрам, многие из которых до сих пор производятся ИФЗ: один только «фарфоровый зоопарк» скульптора Павла Веселова насчитывает почти сто зверей, расписанных Виктором Михайловичем.
А еще, в 1951 г. закончив Мухинское училище и поступив на Ленинградский фарфоровый завод, Жбанов начинал живописцем, а после стал мастером подглазурной и надглазурной росписи, работая в паре с другими скульпторами-анималистами (см., например, фигурку «Колли», которая была вылеплена Иваном Ризничем и отражала тогдашние предпочтения среди советских заводчиков собак, сформировавшиеся под влиянием показанного в 1970-е гг. сериала «Лесси»)…
———
We first learned about Viktor Zhbanov (1920-1988), a prominent Soviet artist, when purchasing a collectible vase manufactured by Leningrad Porcelain Factory in the 1960s. The vase was designed by Anna Leporskaya and had a hand-painted minimalist pattern of abstract leaves and twigs produced by Zhbanov. We’re certain that many of you may know Zhbanov for his decorations of porcelain miniatures some of which remain in production to this day.
Zhbanov’s collaboration with sculptor Pavel Vesyolov alone produced almost one hundred of various animal sculptures of different breeds and species and it is just a speck among joint artworks Zhbanov created with other factory’s sculptors over his career that started in 1951, when he graduated from the Mukhina School and was employed by the factory as an artist and then as an underglaze and overglaze decorator (take a look at Ivan Riznich’s Collie sculpture that highlighted one of the most common breed choices in the Soviet Union, all thanks to the Lassie TV series which aired in the 1970-1980s)…
Начнем рабочую неделю с очередной порции кофейных принадлежностей, важных для истории дизайна 20-го века. В 1925 г. немецкий художник и скульптор Герхард Маркс, в то время возглавлявший мастерскую керамики в Баухаусе, получил от компании «Schott & Genossen», руководство которой «восхищалось творческим авангардом» и нередко привлекало баухаусовцев, заказ на проектирование - для промышленного производства - нового кофейного перколятора, устройства, проникшего в домашний быт из лаборатории еще начале 19-го века. Так на свет появилась кофеварка «Sintrax» (словослияние из «sintering», рус. спекание, и «extract», рус. экстракция), упрощенная до нескольких компонентов, но наследующая, как и «Chemex» Шлюмбома, лабораторным предшественникам.
В 1932 г. модернизировать работу Маркса было поручено Вильгельму Вагенфельду, который за год до этого стал работать на упомянутой фабрике внештатным дизайнером. Дело в том, что изогнутая ручка, разработанная Марксом, была недостаточно эргономичной (из-за нее перколятор, по словам Эриха Шотта, казался «чрезмерно тяжелым») и имела свойство обгорать при приготовлении кофе на газовой плите. Предложенный Вагенфельдом простой и элегантный выход – спрямить ручку (!) – позволял решить сразу две этих задачи, и усовершенствованные кофеварки «Sintrax» пользовались спросом вплоть до 1939 г., когда их производство было приостановлено.
———
Let’s start this working week with yet another coffee-making fixture which is important for the history of design. In 1925, German glassmaker Schott & Genossen, which had “a great fascination for the artistic avant-garde” and often employed Bauhaus members, commissioned German artist and sculptor Gerhard Marcks, who was still a master at Bauhaus teaching the ceramics workshop, to revamp a coffee percolator, initially a laboratory device that had become a household item back in the early 19th, for mass production. Thus originated the Sintrax (a portmanteau of “sintering” and “extract”. Reduced to just a handful of components, the Sintrax still recalled its laboratory ancestors, just like the Chemex by Peter Schlumbom.
Enters Wilhelm Wagenfeld. A freelance designer at Schott & Genossen since 1931, Wagenfeld was asked to revamp Marcks’ percolator whose U-shaped handle was, first, not ergonomic enough, contributing to, in the words of Erich Schott, the Sintrax’s “top-heaviness”, and, second, had a tendency to burn when exposed to a gas stove. In 1932, Wagenfeld proposed a simple and ingenious solution of straightening the handle that helped kill these two birds with one stone, making Sintrax a commercial success until 1939, when production was discontinued because of the war.
(photos here and above: kammteapotfoundation.org, The Royal Ontario Museum, Museo Nacional de Artes Decorativas, moma.org, design20.eu, design-store-vienna.com, nordisten.com, funkcionalista.cz, mutualart.com, smow.de, bauhauskooperation.com,slam.org, bukowskis.com)
…Лоджия на втором этаже вместо ленточного остекления отсылает к одной из особенностей местной архитектуры, крытой галерее, соединяющей разные помещения. Кроме того, если внимательно посмотреть на эскизы этого дома, можно увидеть, как Банг постепенно отказывался и еще от одной из «отправных точек» современной архитектуры по Корбюзье, уменьшая количество колонн в нижнем ярусе и заменяя их капитальными стенами. Вероятно, он мог бы и полностью исключить колонны из проекта основного фасада, поскольку их конструктивная функция сведена к минимуму, но посмотрите, как они перекликаются с черными стволами деревьев, окружающих дом.
Внимание Банга к сопряжению архитектуры и ландшафта проявляется и в использовании натурального камня для облицовки террасы, и в устройстве огромных оконных проемов в нижнем ярусе, который был полностью отведен под разноуровневую столово-гостиную зону, отличающуюся свободной планировкой.
Мы намеренно публикуем лишь черно-белые фотографии этого дома, чтобы подчеркнуть его уместность в норвежском ландшафте, а более современные цветные фотографии разместим в комментариях к посту.
———
…One of the differences consists of a gallery in the upper floor where Le Corbusier would have used strip fenestration. Called a "svalgang" in Norwegian, this passage is a feature of local houses and was traditionally used to connect different rooms located at the same level. Also, if you look at the sketches for this project, you will be sure to find that, ultimately, Bang chose against most of the pilotis for the lower level replacing some of them with load-bearing walls. He could have dispensed with the pillars altogether as the ones in the front of the house have almost no structural value. Their aesthetic value, on the other hand, is substantial as they help the building blend with the surrounding trees.
Bang’s regard for the synergy of the house and landscape can also be seen in the use of natural stone for the terrace and giant windows of the ground floor that comprises free-plan living rooms placed on different levels and a dining room.
We’re intentionally limiting the choice of visuals to period black-and-white photographs to demonstrate how relevant this International Style prism of concrete and glass is for Northern Europe. If you are also in the mood for color images, a selection of those can be found in the comments down below.
Охватить все интересные связанные с реконструкцией, редевелопментом, реставрацией и архитектурно-дизайнерским повторным использованием истории одному каналу с одним гордым админом – не под силу.
Потому я внимательно отслеживаю истории у коллег и буду с вами раз в месяц делиться лучшими (кроме тех, которые ревниво планирую рассказать все-таки сама). А вы напишите мне, как вам формат и продолжать ли?
Итак, ReuseArch истории в других каналах за сентябрь:
🧱Канал FRAGMENTS, который люблю за лиричный подход и внимание к незаметным на первый взгляд (но таким удивительным) деталям – рассказывает про перестроенный сельский домик в Англии и почти беспроигрышный контраст старого и нового.
🧱Настя Ромашкевич в своем канале «Ромашковый сбор», который превратился в самый полный дизайн-дайджест, рассказывает про многообещающую площадку грядущей выставки ALCOVA.
🧱Маленький, но симпатичный мне канал ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ (и него даже название какое-то уютное) рассказывает о неожиданном решении по джентрификации одного из районов Болоньи.
🧱Канал Mid-Century, More Than, который рассказывает в основном про модернизм, опубликовал замечательную историю про игровые площадки из подручных материалов от Маркуса Венмана. Пусть они на первый взгляд и незатейливые, но история добрая.
🧱Архитектор Юлия Кишкович в канале «Собака архитектора» опубликовала феноменальное преображение трюмо, с которого сняли страшную масляную краску. Вот так многих из нас поскрести – а там чудеса и красота. Кто бы занялся только массовым облагораживанием.
🧱Канал НРАВИТСЯ АРХИТЕКТУРА, который я недавно рекомендовала как оплот логики в изучении искусства, по пунктам нам рассказывает, чем хорош Флигель «Руина». Что хорош, мы и сами видим, но здорово когда за всем стоит очень разумное профессиональное объяснение.
🧱 Дарья Сорокина, которая неустанно просвещает нас про Баухас в своем канале Баугаус, рассказывает про дом «Изокон» в Лондоне, ставший своего рода побратимом нашему дому «Наркомфина» по уникальному качеству реставрации, которая сама по себе превратилась в отдельный жанр искусства.
🧱 Алена Сокольникова в канале Design in Details опубликовала гениальные лампы, сделанные советскими дизайнерами из мусора. Вот где искать вдохновение-то!
Не так давно нам в руки попало несколько каталогов выставок «California Design», проходивших с 1955 по 1984 гг. за счет бюджета округа Лос-Анджелес сначала ежегодно, а затем, когда масштаб выставок существенно увеличился, один раз в три года, чтобы «продемонстрировать общественности примеры хорошего дизайна и по возможности поспособствовать воспитанию у населения вкуса». Закончить рабочую неделю предлагаем письменным столом, который в числе прочих экспонатов был отобран жюри 11-й выставки, состоявшейся в 1971 г.
Этот стол, изготовленный в духе американского движения «Искусства и ремесла», был создан коллективом из студии «Haskell Design Studio»: Ибеном Хаскеллом, Линном Макларти и Мартином Кирхнером. Дизайнеры деконструировали обычный стол, разбив столешницу на пять разноуровневых фрагментов и сделав его похожим на барабанную установку, бас-бочкой в которой выступает выдвижной ящик. Как это ни парадоксально, хаотично расположенные поверхности создают почву для организованной работы, то есть устроить на таком столе творческий беспорядок вряд ли удастся, а вот разложить все по полочкам, напротив, получится.
Мы когда-нибудь вернемся к разговору об этой серии выставок, в которых участвовали как именитые дизайнеры, так и неизвестные, а сейчас в порядке пятничной викторины предложим вам отгадать назначение приспособлений, представленных на последней фотографии и придуманных знаменитой Деборой Суссман во время работы над одним примечательным проектом вместе с Фрэнком Гери. По воспоминаниям Суссман, газета «The New York Times», опубликовав фотографию этого «изобретения», умолчала о его авторе; в противном случае жизнь дизайнера могла «пойти совсем по другому пути».
———
A while ago, we got hold of a few catalogs on California Design, a series of exhibitions funded by the County of Los Angeles that took place in 1955-1984. Initially hosted on an annual basis with a view to raising “awareness in the public of fine design, and hopefully to have some influence on the general taste level”, the exhibitions quickly gained traction and became so extensive that their frequency changed to once every three years. The writing desk that completes this working week was selected by the jury for the eleventh installment, California Design 11, held in 1971.
Designed in the spirit of the American Arts and Crafts movement, this desk was produced by Haskell Design Studio. Eben Haskell, Lynn McLarty, and Martin Kirchner deconstructed a conventional writing desk by splitting the table top into five separate surfaces and making it look like a drum kit where the bottom drawer represents a bass drum. Paradoxically, the five seemingly chaotic and multilevel pieces of the tabletop set the tone for an orderly and productive work environment that helps one to compartmentalize rather than stack everything together, multiplying chaos, confusion, and stress.
We’re going to come back to this series of exhibitions that showcased the works of both prominent and promising designers at one point or another. In the meantime, since it’s time for a Friday night quiz, how about guessing the intended use of the contraptions in the closing picture that were designed by the great Deborah Sussman as part of an interior design project she coauthored with Frank Gehry. According to Sussman, featuring these designs, The New York Times did not provide any credits; otherwise “it could have changed the course” of her stellar career.
(photos here and above: lamodern.com, donzella.com, craftinamerica.org, artsy.com, curator.org)
«Я хочу, чтобы, глядя на мои работы, люди думали: “Ну, конечно же!”»
Мы во второй раз предваряем пост о датском дизайнере Эрике Магнуссене его собственными словами, поскольку они как нельзя лучше подходят для предмета сегодняшней заметки. В 1975 г. к Магнуссену обратилась компания «Stelton», пожелавшая пополнить модельный ряд термокофейником, который бы гармонировал с цилиндрической посудой, спроектированной Арне Якобсеном. Дизайнер решил создать предмет, которым бы можно было управляться с помощью лишь одной руки: так цилиндрический корпус получил изящную ручку, а крышка была оснащена противовесом, подсказанным Магнуссену кардановым подвесом, за работой которого он наблюдал во время прогулки на своем катере.
Кроме того, к термосу прилагалась завинчивающая крышка, благодаря которой кофейник можно было брать на улицу. Но и это еще не все: выбрав сталь в качестве материала для корпуса кофейника, Магнуссен спроектировал изделие таким образом, чтобы в будущем можно было выпускать корпус из пластика. Так оно и получилось: выпущенный в 1977 г., кофейник EM77 первые два года изготавливался из стали, а затем оделся в разноцветный пластик.
«Ну, конечно же!»
———
"I want people to look at my designs thinking: of course!"
This is the second time we’re opening our note on an Erik Magnussen design with Magnussen’s own words as they seem to be very fitting to the subject. In 1975, Magnussen was commissioned by Stelton to design a thermos that would match the Cylinda collection designed by Arne Jacobsen earlier. The designer set himself on a mission to create a product that could be operated single-handedly. This led to adding an elegant handle to the casing and conceiving a tilting lid with a counterbalance underneath inspired by a cardan suspension Magnussen had studied in action during a trip on his sailboat.
Moreover, he supplied the jug with a screw cap making it possible to use it outdoors. However, there’s even more to this ingenious product as Magnussen took particular care to enable the manufacturer to switch from steel to plastic, which they did. Launched in 1977, the EM77 was made of steel for the first two years and got a plastic body in 1979.
“Of course!”
(photos: stelton.com, Piotr Fotografi, Elizabeth Heltoft, erikmagnussen.com, shinwashop.com, hivemodern.com)
«Художник идет на завод…»
Мы знали Валентина Яковлевича Бродского исключительно как одного из первых в СССР автомобильных дизайнеров, точнее, художников-конструкторов. Окончив ВХУТЕМАС в 1924 г., Бродский в 1934-1940-х гг. был консультантом ГАЗа и стал автором нескольких примечательных проектов, в том числе прообраза будущей «Победы». Увидев в нижегородском музее ГАЗ эскизы фаэтона ГАЗ-11-40, мы были восхищены безупречностью линии Бродского и бросились изучать его творчество. Оказывается, помимо автомобилестроительной деятельности, службы военным переводчиком на Балтийском флоте во время войны, преподавания в Академии художеств и публикации целого ряда книг, включая «Как машина стала красивой» (1965 г.), Валентин Яковлевич состоялся как художник-график и акварелист. Пользуясь - вместе или по отдельности - двумя этими техниками и минимальным количеством цветов, Бродский добивается удивительной выразительности за счет уверенности линии, оригинальности композиции и мастерской передачи движения.
Поскольку в пост помещается лишь десять изображений, а хочется поделиться с вами всеми, что мы нашли, еще несколько фотографий опубликованы в комментариях к нему: среди них и отечественные (преимущественно ленинградские) пейзажи, и виды Италии, которую Валентин Яковлевич, как и два других, пожалуй, более известных всем Бродских, в свое время посетил…
———
“An Artist Joins the Factory…”
Until recently, we had only known Valentin Brodsky as one of the USSR’s first ever car stylists. A VKHUTEMAS graduate, where he studied in 1922-1924, Brodsky was a styling consultant at the GAZ automotive factory. Working there in 1934-1940, he produced a number of remarkable designs including what would later become the famous Pobeda. It was during our visit to the GAZ Museum in Nizhny Novgorod that we came upon and were spellbound by Brodsky’s sketches of the GAZ-11-40 that prompted us to explore his legacy further. As it turns out, Brodsky was much more than a pioneering car stylist. He served in the army as an interpreter officer with the Baltic Fleet, taught at the Academy of Art, and published quite a few books on the history of art and design including “How the Car Became a Thing of Beauty”. What’s more, he was an accomplished artist. Successful as a pen-and-ink artist and watercolorist, Brodsky employed both of these methods, alone or in combination with one another, and a limited color palette to create striking images – all thanks to simple yet powerful lines, captivating compositions, and incorporating movement into the image.
As a post can have a maximum of ten images and we would like to share all of the artworks by Brodsky we’ve found in public domain, a few additional pictures can be found down below. You’ll notice that some of pictures show Russian landscapes (most of them created in Leningrad) while others feature glimpses of Italy which Brodsky, like two of his better-known namesakes, visited at one point.
(photos: goskatalog.ru, all-drawings.livejournal.com, dzen.ru/carshistory, periskop.su, vk.com/piter.vzgladnazad, oph-art.ru, forum.artinvestment.ru)
Друзья, делимся списком каналов, которые читаем. Сегодня будет архитектура:
«Love / wood / architecture» — канал о любви и с любовью к дереву. Ведет Евгений Макаренко — архитектор, исследователь, куратор резиденции «Не пустое место». Он следит за новыми материалами, приемами, технологиями. Мечтает сделать редевелопмент исторической деревянной среды.
«Длина волны» — рассказывает о том как свет помогает архитектору и дизайнеру сделать пространство удобнее и комфортнее. Ребята исследуют освещение, его структуру, слои и детали.
«Халтура Архитектура» — Лиза Кукитз собирает свежие события и вакансии для архитекторов. Второй год подряд проводит опросы и собирает анонимную статистику по зарплатам архитекторов, отзывы о работодателях, и делится ими с подписчиками.
«Стилобат» — мно-о-ого красивых картинок архитектуры в деталях.
«Сельский архитектор» = Илья Шевченко, пишет про управление проектами и построение команд в архитектурном бюро. А еще он ведет рубрику «что не так с квартирой» и обменивается мнением с подписчиками.
«Локус» — молодое издание о локальных бюро и архитекторах.
«Интересная архитектура» — большой сборник архитектуры мира. Вперемешку новое и старое, иногда что-то неожиданное.
«Мегабудка» — мы любим архитектуру и подход этих ребят. В канале подробно о принципах и структуре работы команды, о проектах и опыте, вдохновляющие примеры, интересные мысли.
«Лена Пудова. Ваша ЛП» — об урбанистике, городских инициативах и карьере урбаниста. Автор делится исследованиями и личным мнением.
«Каталог Алвара Аалто» — канал о предметном дизайне, названный в честь Алвара Аалто — финского архитектора и основоположника скандинавского стиля.
«Через объектив архитектора» — канал Тимофея Шапкина с историями об архитектуре и авторской фотографией. Кайф для глаз архитекторов и ценителей архитектуры.
«Projects & Principles» — авторская подборка чего-то на стыке города и текста от архитектурного редактора Полины Патимовой.
«Mid-Century, More Than» — русско-английский канал посвящён изучению модернизма середины прошлого века в архитектуре и промышленном дизайне.
«Записки проектировщика» — полезные мысли для тех кто строит и проектирует. Дмитрий Супрун изучает индивидуальные дома в разных странах и делится опытом из личной практики. Конструктор построил себе дом из СЛТ панелей и даже поучаствовал в создании первой в России печи-камина с наружным притоком вентиляции, что повышает КПД и бережет здоровье жителей.
Что читаете вдохновляющее об архитектуре?
Предлагаем для разнообразия перенестись в Норвегию, в муниципалитет Скедсмо, что в 20 километрах от Осло. Там в начале 1970-х годов появился комплекс Скеттенбюен из более чем тысячи жилых домов, спроектированных Торбьерном Родалем, который критиковал послевоенное жилое строительство в Норвегии, говоря, что тогдашние отдельные дома предназначались для «семей с картинки: мужчины 30-40 лет, его красивой супруги и двоих детей», а требуется строить жилье, которое бы учитывало потребности и других потребителей. Возглавив консультационный совет по адаптивному жилому строительству, он предложил возводить дома из модульных панелей размером 3x3 м, благодаря которым можно было бы менять конфигурацию исходного строения в зависимости от потребностей. Модули легко соединялись в самые разные конструкции, позволяя пристраивать к дому новые помещения и менять планировку существующих, а покупатели получали еще и инструкцию по сборке и могли строить и видоизменять свой дом самостоятельно.
Комплекс задумывался не как спальный район, а как полноценный поселок со школами, детскими садами, стадионом, торговым центром, пешеходными зонами, не пересекающимися с автомобильным трафиком, и пр. Успех и жизнеспособность этого проекта подтверждаются тем, что многие из детей, родившихся в Скеттенбюене, обзавелись своими собственными семьями и продолжают жить в поселке. Так, один из пользователей запрещенной сети рассказывает, что переехал в Скеттенбюен в 1971 г. и за это время – по мере увеличения семьи и роста благосостояния - расширил дом с 97 кв.м. до 147 кв. м. и пристроил к нему террасу площадью 18 кв.м.
Дополнительные фотографии см. в комментариях ниже.
———
How about taking a virtual trip to Norway for a change? In the early 1970s, Skedsmo, a municipality about 20 km away from Oslo, became home to an ingenious housing project of over a thousand single-family dwellings in Skjettenbyen by Thorbjørn Rodahl. Criticizing post-war housing in Norway, Rodahl said that those homes were built for “the man aged 30-40 with a pretty wife and two children in a cozy family situation” while new housing should be more “human-oriented”. As a chairman of the Information Council for Flexible Construction, the architect proposed building modular houses based on 3x3 modules that made it possible to modify the initial design in response to the changing needs. The modules could easily be rearranged and combined into various configurations, enabling dwellers to re-design or expand their house over time. What’s more, a separate user manual was included with a set of modules so that customers could build a house themselves.
Conceived as an autonomous settlement rather than a commuter town, Skjettenbyen turned into a lively self-sustaining community with its own schools, kindergartens, stadium, shopping mall, designated pedestrian walkways, etc. Half a century later, the community keeps growing, attesting to the success and viability of the project. Many of those who were born in Skjettenbyen have reportedly moved into their own houses. For example, one of the long-time residents claims that he settled in Skjettenbyen in 1971 and has since then expanded his house, according to his family’s needs and means, from 97 to 147 square meters and attached a 18-square-meter porch.
More images can be found down below.
(photos: nasjonalmuseet.no, Akershusmuseet, landeide.no, Pinterest user Svein Tore Finstad)
Наша коллега Лена Пудова устроила в своем канале недельный марафон с гостевыми материалами о «полезном и бесплатном» в сфере урбанистики. Мы решили не оставаться в стороне и хотим поделиться интересной и бесплатной находкой, хоть напрямую и не относящейся к модернизму.
Не так давно мы писали о детских городках, строившихся Карлом Теодором Соренсеном а) из подручных материалов и б) силами будущих пользователей. В 2007 г. австралийский учитель Маркус Верман, занимавшийся проектированием школьных классов в Таиланде, не смог отказать одной местной организации в просьбе помочь со строительством детской площадки. Вскоре аналогичные запросы стали поступать из самых разных концов страны, и в последующие два года Верман вместе с группой волонтеров соорудил сорок площадок вдоль Мьянманско-таиландской границы. Когда же заявки начали поступать и из других уголков мира, Верман создал некоммерческую организацию «Playground Ideas», призванную оказывать содействие школам, детским садам, дворам и отдельным лицам – преимущественно из развивающихся стран – в строительстве площадок из доступных материалов без привлечения строительных организаций.
За время существования организации Верман с коллегами разработали более 150 игровых элементов, которые можно сделать своими руками, и ряд руководств по строительству площадок. Справедливости ради, многие площадки выглядят довольно уныло, но инициатива кажется жизнеспособной и полезной, особенно учитывая, что на карте реализованных с помощью «Playground Ideas» проектов Россия предстает большим белым пятном – самое время подумать о том, чтобы перенять, усовершенствовать и локализовать этот - почти вековой - партиципаторный опыт и, преодолев бюрократические препоны, использовать его на пользу нашим детям и детям всего мира.
———
This week, our colleague Lena Pudova is hosting a series of guest posts on all things “useful and free of charge” in the field of urbanism and we are happy to be part of it, even if it means making a detour from our road through modernism with an interesting and potentially valuable find.
Some of you may remember a recent post of ours about adventure playgrounds built by Carl Theodore Sørensen using scrap metal, left-over wood, and other junk and employing future adventurers as workforce. In 2007, Australian teacher Marcus Veerman was residing in Thailand where he was helping local schools build classrooms when he was approached by a local NGO with a request to help them construct a playground. In a little while, similar requests started arriving from all over Thailand and the next two years saw Veerman and a group of volunteers build forty playgrounds along the Thai-Burma border. When requests began to pour in from other parts of the world, Veerman set up a non-profit organization called Playground Ideas and focused on providing assistance to schools, kindergartens, and private entities, mostly from developing countries, in designing and building junk playgrounds through local communities.
Since 2007, Playground Ideas have developed over 150 DIY designs as well as a few instructional handbooks. While some of the built playgrounds can admittedly be described as lackluster, the initiative is definitely valuable and viable especially in Russia which remains a blank spot on the map of Playground Ideas’ presence. This prompts us to spread the word so some of you can think of ways to learn from and localize this nearly century-old participatory experience hoping that it would, once red-tape stumbling blocks are cleared, make a difference for children in Russia and elsewhere.
(photos: playgroundideas.org)
В 1954 г. Петер Рааке отверг предложение Макса Билла присоединиться к основанной годом ранее Ульмской школе дизайне, а в 1962 г. принял приглашение, на сей раз поступившее от Отля Айхера, которому нужны были дизайнеры-практики, способные дать бой теоретикам, и преподавал в школе до 1967 г., почти до прекращения ее финансирования из-за споров в отношении учебной программы в 1968 г. Читая лекции и руководя студенческими проектами, в 1966 г. Рааке создал по заказу обойной фабрики – в соавторстве со студентом Дитером Раффлером – пластиковый кейс для малярного инструмента, появившийся отчасти благодаря тому, что в то же время Рааке разрабатывал неразъемный пластиковый шарнир для компании «Hoechst».
Известный как «Ульмский чемодан», этот яркий предмет стал использоваться немцами от мала до велика отнюдь не для кистей и валиков. Символично, что, став продуктом распада Ульмской школы, он почти не уступает в популярности «Ульмскому табурету» Билла и Ханса Жюгело, с которого началась история этого заведения в 1954 г…
———
In 1954, Peter Raacke declined Max Bill’s offer to join Ulm School of Design founded a year earlier. In 1962, he accepted the invitation which was extended by Otl Aicher, who needed experienced designers to compete with staff theoreticians at the school. Raacke left the HfG in 1967, almost before the school was defunded over curriculum disputes in 1968. In addition to teaching and supervising students’ projects, he designed, together with student Dieter Raffler, a plastic suitcase for wallpapering tools commissioned by a wallpaper producer. The case was created in 1966 when and because Raacke was also working on a plastic living hinge for Hoechst.
Known as the Ulm Case, this brightly colored product was soon found everywhere in Germany, from schools to offices, and, becoming one of the last HfG designs, is almost just as recognizable as the Ulm Stool created by Max Bill and Hans Gugelot at HfG’s dawn in 1954…
(photos: M.J. Leith, HfG-Archiv, institut-aktuelle-kunst.de, druot.com, exhibitionsmith.wordpress.com, hfg-offenbach.de, wright20.com, Museum Ulm)
Помимо «Руси», в котором, как нам стало известно благодаря другому верному подписчику, подавали медвежатину, жареного вепря, рыбную кулебяку и пр., по типовому проекту Хажакяна было возведено еще несколько теремоподобных ресторанов с говорящими названиями: «Сказка» в подмосковной деревне Кощейково (!), который любили посещать Владимир Высоцкий и Галина Брежнева, еще одна «Сказка» в деревне Киржач Владимирской области, сгоревшая в 2016 г., «Лесная сказка» в Переславле-Залесском, сгоревшая в 2006 г., «Русская быль» в селе Константиново Рязанской области и «Былина» в селе Красное Смоленской области.
———
According to another long-time member of this community, the Rus restaurant boasted a rustic Russian cuisine of brown bear and wild boar meat, shchi, fish pies and the like. Other fairytale A-frame restaurants designed by Khazhakyan include Skazka in Koshcheykovo, Moscow Region, which was frequented by Vladimir Vysotsky and Galina Brezhneva, another Skazka in Kirzhach, Vladimir Region, which was burned down in 2016, Lesnaya Skazka in Pereslavl-Zalessky, also lost to fire in 2006, Russkaya Byl in Konstantinovo, Ryazan Region, as well as Bylina in Krasnoye, Smolensk Region.
Сегодняшний пост начнем с дуэли высказываний, принадлежащих двум архитекторам, которые сформировали облик американской высотной архитектуры, а продолжим магией цифр.
В своей речи от 1910 года отец небоскребов Даниел Бернем произнес фразу, начало которой знакомо многим чикагцам: «Не стройте скромных планов – в них нет магии, способной будоражить кровь, и вряд ли они когда-нибудь будут реализованы. Стройте великие планы, ставьте себе амбициозные цели и в мечтах, и в делах, помня о том, что однажды созданный благородный и продуманный чертеж никогда не умрет – он будет жить еще долго после нас, все настойчивее утверждая свое право на существование». В 1970-х гг. отец современных небоскребов, Минору Ямасаки, родившийся, к слову, в 1912 г., год смерти Бернема, заметил: «Здания не должны вызывать трепет и восхищение. Скорее, они должны служить продуманным фоном для деятельности современного человека».
Сказал это Ямасаки о доме, спроектированном им для своей семьи с Теруко Хирасаки, на которой он незадолго до этого женился во второй раз. Как и планировал архитектор, дом получился «сдержанным и просторным»: за счет простых геометрических форм, свободной планировки и ненавязчивого интерьера эта Г-образная, частично двухэтажная постройка из алюминия, стекла и кирпича стала еще одним американским образцом «Интернационального стиля». Примечательно, что построен этот дом был в Блумфилд-Хиллз, мичиганском городе, который можно считать одной из цитаделей модернизма благодаря расположенной там Кренбрукской академии. А еще более примечательно в этом контексте то, что строительство завершилось в 1972 г., год, когда был взорван первый корпус жилого комплекса «Пруитт-Айгоу» (спроектированного Ямасаки двумя десятилетиями ранее), момент, который Чарльз Дженкс считает концом модернистского проекта, но это уже совсем другая история…
Дополнительные фотографии см. в комментариях.
———
We’d like to preface today’s post, which is mostly about the magic of numbers, by juxtaposing quotes by two architects who forged the American high-rise architecture decades apart.
In his speech of 1910, Daniel Burnham, a father of the American skyscraper, made a call whose opening lines are known to many Chicagoans, “Make no little plans. They have no magic to stir men's blood and probably will not themselves be realized. Make big plans, aim high in hope and work, remembering that a noble, logical diagram once recorded will never die, but long after we are gone will be a living thing, asserting itself with ever growing insistency.” In the 1970s, Minoru Yamasaki, a father of the modern skyscraper who was born in 1912, the year Burnham passed away, said, “Buildings should not awe and impress, but rather, serve as a thoughtful background for the activities of contemporary man.”
These words by Yamasaki were in reference to his own house he designed for himself and his wife Teruko Hirashaki whom he had re-married a couple of years earlier. Just like the architect had envisaged, the residence was “an understated house with large spaces”. Thanks to its simple geometries, open-floor plan, and unobtrusive interiors, this L-shaped two-level aluminum-frame building clad with glass and bricks became yet another American example of the International Style. Interestingly, this residence was built in Bloomfield Hills, a town in Michigan which was instrumental in forging the modernist landscape of the US thanks to the Cranbrook Art Academy. What’s more interesting in this context that the construction of Yamasaki’s house was completed in 1972, the year that saw the demolition of the first of Yamasaki’s 1954 Pruitt-Igoe buildings, the moment Charles Jencks described as “the day Modern architecture died", but that’s a whole other story…
For more visuals, check out the comments down below.
(photos: James Haefner Photography via michiganarchitecturalfoundation.org, Flickr account of Michigan State Historic Preservation Office, michiganmodern.org)
Знакомство с малоизвестным итальянским дизайнером Альдо Турой (1909-1963) предлагаем начать с серии журнальных столиков, созданных им в 1950-х годах, на которые, собственно, и пришлась основная масса его работ. Эти предметы как нельзя лучше характеризуют почерк этого ломбардского мастера, в отличие от большинства его современников не получившего ни архитектурного, ни дизайнерского образования: основав свое мебельное предприятие в 1939 г., Тура сконцентрировался на создании уникальных или малотиражных изделий, требовавших сложной ручной работы и не пригодных для массового производства, используя при этом такие нетипичные для 1950-х гг. материалы, как яичная скорлупа, пергамент и особенно любимая им козья кожа.
Предпочитая традиционные ремесленные методы промышленным, дизайнер вместе с тем не был чужд модернистской эстетики: как и эти столики, у которых скульптурные столешницы опираются на характерные лаконичные ножки, многие его работы балансируют между пластичностью модерна и ар-деко и строгостью и прямолинейностью модернизма 1950-х. Неслучайно некоторые работы Туры экспонировались в США во время передвижной выставки «Италия в труде: возрождение итальянского дизайна».
———
To give you a taste of the diverse oeuvre of Aldo Tura (1909-1963), a lesser-known Italian furniture designer of the mid-century era, we’re posting a few of his occasional tables from the 1950s, the period that saw most of his designs. Wonderful in its own right, this selection showcases Tura’s artistic vision. Having no background in architecture or design, Tura set up a furniture workshop in Lombardy in 1939 and focused on producing unique or limited edition furnishings that required a great deal of craftsmanship and used materials that were luxurious and highly unusual such as eggshell, parchment, or his all-time favorite, goatskin.
Firmly opposed to mass production methods embraced by his contemporaries, Tura infused his designs with modernist aesthetics. Just like these tables whose sculptural tabletops are supported by quintessentially mid-century legs, many of Tura’s pieces strike a delicate balance between the flowing forms of Art Nouveau or Art Deco and the clean lines of modernism. It’s thus no wonder that some of his designs were featured in the Italy at Work: Her Renaissance in Design Today exhibitions in the US.
(photos: wright20.com, grandvintage.it, sothebys.com, bukowskis.com, wannenesgroup.com)
…Однако наиболее интересными, на наш взгляд, являются пейзажи Виктора Михайловича, заполнявшие всю поверхность изделия. Об удивительных «зимних» росписях художника мы поговорим, например, в декабре, а сейчас публикуем несколько работ Жбанова на другие темы, разительно отличающихся от «Веточек» и таким образом демонстрирующих художественный диапазон и исполнительское мастерство автора.
———
…However, for us, it is Zhbanov’s full-surface landscapes that are true treasures. We’re making a mental note to feature some of his winter decorations in December and, in the meantime, would like to share a handful of other remarkable ornaments of his. Together with the laconic leaves and twigs pattern, these artworks are a testament to Zhbanov’s artistic range and mastery as a decorator.
(photos here and above: auction.ru, market.yandex.ru, litfund.ru, artlot24.ru, rusmuseumvrm.ru, northauction.ru, ru.bidspirit.com)
В 1935 г. знаменитый датский функционалист Флемминг Лассен принял участие в конкурсе, организованном Копенгагенской гильдией краснодеревщиков, представив три кресла для «жилища холостяка»: кресло «Гусар» (фото 1-2), «Третье» кресло (фото 3) и кресло, которое через год будет демонстрироваться на следующей выставке гильдии в слегка измененном виде под названием «Мужская слабость», или «Уставший мужчина» (фото 4-10).
Обтянутое овчиной и ультракомфортабельное, последнее кресло стало прадедушкой многих аналогичных кресел, которые воплотили в себе философию «хюгге» (а благодаря тому, что один экземпляр кресла был продан за 1,4 миллиона датских крон, как минимум до 2014 г. оставалось еще и самым дорогим лотом из числа дизайнерских кресел, проданных в Дании). Полагаем, это неслучайно, ведь это понятие, являющееся характеристикой датского быта, этимологически восходит к слову hugge, «объятие», а Лассен говорил, что сидящему в его кресле «так же тепло и спокойно, как полярному медвежонку в объятиях его матери среди ледников».
P.S. Дополнительные изображения см. в комментариях к посту.
———
In 1935, Flemming Lassen, a famous Danish functionalist, entered a design contest hosted by Copenhagen Cabinetmakers’ Guild presenting three armchairs for “a bachelor pad”, the Hussar chair (pic. 1-2), the Third chair (pic. 3), and the chair which would be slightly modified over the following year and resubmitted for the 1936 exhibition as “The Tired Man Chair” (pic. 4-10).
Upholstered in sheepskin, this quintessentially comfortable chair paved the way for many other Danish seats that exemplified the aesthetics of hygge (and, having fetched a staggering hammer price of DKK 1.42, was the most expensive designer chair ever sold in Denmark, at least as of 2014). The former is not incidental: etymologically, the word “hygge” derives from a sixteenth-century term that means “to hug” and Lassen described the feeling one experiences when sitting in his chair as “as warm and safe as a polar bear cub in the arms of his mother amidst the ice cap”.
P.S. For more images, check out the comments down below.
(photos: design-is-fine.org, Annmaris Auction, heile.dk, wright20.com, treloars.com, christies.com, audocph.com, phillips.com, jacksons.se)
Вестник постмодернизма,
выпуск № 171
«Гименей и любовь заключат договор, призванный очистить общественные нравы и сделать человека счастливее».
Этими словами Клод-Николя Леду защищал утопический проект «Дома удовольствий», разработанный им в 1780 г. для «идеального города Шо». Двести лет спустя американский архитектор Стэнли Тайгерман частично воплотил концепцию Леду в жизнь, спроектировав частный дом для семьи владельца нескольких бурлеск-клубов в Чикаго. Дом был построен на песчаной дюне на самом берегу озера Мичиган в Индиане, США, в 1978 г. и представляет собой пример антропоморфной архитектуры: «Как и человеческое тело, дом выглядит симметричным снаружи, но асимметричен внутри. Кроме того, экстерьер и интерьер дома символизируют противоположность мужского и женского начал». Последнее проявляется и в организации внутреннего пространства в виде двух половин – родительской и детской, - разделенных общей зоной: такая планировка, в которой очевидны два равноправных центра, напоминает процесс деления клетки.
Что касается формы дома, трагикомический прием Тайгермана вряд ли очистил общественные нравы, но человека – владельца дома, больного раком в терминальной стадии, - счастливее определенно сделал…
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 171
“Hymen and love will conclude a treaty which should purify public morales and make man happier…”
These are the words Claude-Nicolas Ledoux described his utopian House of Pleasure design he came up with in 1780 for the “ideal city of Chaux”. Fast-forward two hundred years, and Ledoux’s concept was partially realized by American architect Stanley Tigerman in a private residence he designed for the family of the owner of several burlesque show venues in Chicago. Called the Daisy House, this dwelling was built on a sand dune on the shore of Lake Michigan in Indiana, US, in 1978 and is an example of anthropomorphic architecture: “The house, like the human body, is symmetrical on the outside and asymmetrical on the inside. Also the reversal of male and female is symbolized by the outside versus the inside.” The latter can be witnessed in the way Tigerman planned the interior of the house; consisting of two equal nuclei, one with the adult bedrooms and the other with those of the owner’s daughters with a public area in between, the plan conjures up images of the cell division process.
As for the shape of the house, what happened to be Tigerman’s tragicomic design could hardly purify public morales, but it did succeed in bolstering the morale of the house’s owner, who was a terminally ill cancer patient…
(photos: skyscrapercity.com, wandrlust.tumblr.com, are.na by Levi Bruce, ofhouses.com, artic.edu, tigerman-mccurry.com, archeyes.com)
Перед вами не дом Ле Корбюзье. Перед вами дом, который, по мнению Зигфрида Гидиона, был «не хуже домов Корбюзье». Этот жилой дом, принадлежавший семье норвежского судовладельца Джона Дитлефа-Симонсена, а с 1949 г. занимаемый посольством США, был возведен в 1937 г. в Осло по проекту Уве Банга, архитектора, в течение первого десятилетия своей карьеры проектировавшего в основном неоклассицистические постройки. Все изменилось, когда в 1928 г. Банг отправился в Нидерланды и открыл для себя модернизм. С 1930 г. и до своей смерти в 1942 г. Банг занимался переложением «Интернационального стиля» на норвежскую почву, и вилла Дитлефов-Симонсенов является одним из достижений архитектора в этом направлении.
Сходство этой резиденции с Виллой Савой неслучайно: Банг сотрудничал с чешским архитектором Яном Райнером, помощником Корбюзье, и последовательно воплощал в своих более поздних проектах положения манифестов последнего. Однако в вилле Дитлефов-Симонсенов есть и важные отклонения от заповедей Корбюзье…
———
This here is not a Le Corbusier. This is what Sigfried Giedion as "as good as a Le Corbusier". This dwelling in Oslo was a residence of John Ditlev-Simonsen, a prominent Norwegian shipowner, and has been housing the US embassy since 1949. The house was built in 1937 by Ove Bang, a Norwegian architect who produced a number of Neo-Classical designs in the first decade of his architectural practice that came to an end in 1928 when he had an eye-opening trip to the Netherlands coming across modernism. From 1930 to the time of his death in 1942, Bang would work to adapt the International Style to the conditions of his homeland, Norway. The Ditlev-Simonsen villa is one of the highlights of his endeavors in this regard.
The building’s similarity to the Villa Savoye is not coincidental as Bang is known to have collaborated with Jan Reiner, a Czech architect who was also an assistant to Le Corbusier, and to have become an exponent of Le Corbusier’s canon. This villa, however, shows a few important deviations from the Corbusian tenets…
(photos here and below: Teigen fotoatelier via digitalmuseum.no, nasjonalmuseet.no, Wiki Commons, germanpostwarmodern.tumblr.com, archinform.net)
Держите еще классную подборку от дорогой коллеги, изучающей возможности повторного использования вещей и зданий.
———
Here’s another hand-picked list we’re happy to be part of courtesy of a wonderful channel on all things reusable.
С коллегами-авторами дизайн-блогов решили устроить в прямом смысле флешмоб и ослепить вас своими любимыми настольными лампами. Нам было очень сложно выбрать один, поскольку мы уже писали о многих своих фаворитах, а о еще большем числе обязательно напишем, и мы остановились на чуде инженерно-дизайнерской мысли, светильнике «Acrilica», 60 лет назад принесшем своим создателям первую золотую медаль Миланской триеннале. Во-первых, эта лампа примечательна тем, что она стала единственной совместной работой братьев Коломбо, Джанни и Джо; после этого пути братьев разошлись: Джо посвятил себя дизайну, а Джанни – кинетическому искусству. Во-вторых, братья создали ее в 1962 г., когда 31-летний Джо открыл свое архитектурное бюро. В-третьих, изогнув луч света, Джо Коломбо, «создатель будущего», как он себя называл, задал направление дизайнерам светильников на ближайшие годы.
А случилось это так: в 1962 г. братья активно экспериментировали с плексигласом. В частности, в том же году Джо проектировал интерьеры отеля «Pontinental», в фойе которого разместил на потолке трапециевидные светильники из плексигласа. Иньяция Фавата, партнер Джо по архитектурной практике, вспоминала, что «Джанни брал кубики из метакрилата, разрезал их по диагонали и изучал, как свет распадается на разные цвета и образует радугу. В отличие от своего брата Джо не желал, чтобы свет окрашивался в какие-либо цвета – он хотел добиться бесцветного свечения». Поэтому Джо работал преимущественно с пластинами из метакрилата, изгибая их таким образом, чтобы световой луч не смог покинуть тело светильника. Сейчас, когда наши тексты и картинки достигают ваших устройств благодаря волоконно-оптической связи, светильник «Acrilica» не кажется чем-то особенным, но в начале 1960-х гг., когда эти технологии только разрабатывались, произведение Коломбо было передовым…
———
Today’s note is part of a flash mob we are organizing with our colleagues from the Telegram design community whereby every one of us is supposed to literally “flash” you with our favorite table lamps. For us, it was more difficult to choose a particular design rather than write a post about it because we’ve already featured several of our all-time favorite lamps and are planning to share many more here. Ultimately, we went with the world’s famous Acrilica lamp that had earned its creators, Gianni and Joe Colombo, their first Gold Medal at the 1964 Milan Triennale. The Acrilica happened to be the only joint design by the Colombo brothers who went separate ways afterwards with Joe focusing on design and Gianni on kinetic artworks. The lamp was created in 1962, the year Joe, who was only 31 at the time, set up his design studio in Milan, and paved the way for many similar lighting designs for years to come – no wonder Colombo referred to himself as the “creator of the future”.
The Acrilica was a product of Colombos’ experiments with Plexiglass. For Joe, these experiments led to a concept he executed in the Hotel Pontinental. Entrusted with the interiors of the hotel, he attached a number of light-emitting Plexiglas blocks to the ceiling of the lobby. According to Ingazia Favata, Joe’s assistant, “Gianni used to take methacrylate cubes and cut them diagonally to experiment with the effect of light that colored, becoming a rainbow. Joe, on the other hand, did not want color, he wanted to achieve light without color”. Joe would, therefore, experiment with sheets of methacrylate folding them in a way that they would not let the light beam escape. We realize that, having received this post through an optical fiber, you may not be particularly impressed with this design, but back in 1962, at the dawn of fiber-optic communications, Colombo’s work was certainly a creation of the future…
(photos: derebussardois.com, italiandesignclub.com, oluce.com, philamuseum.org, moma.org, lightology.com, domusweb.it)
Возвращаясь к разговору о картонной мебели, делимся серией предметов, спроектированных Петером Рааке в 1967 г., через год после того, как его красный чемодан стал популярным аксессуаром в среде «революционеров». Эта линейка была не первой попыткой дизайнеров сделать мебель из бумаги, но имела особенный успех на фоне мятежных настроений конца 1960-х гг.
Заявив, что «мебель должна восприниматься как предмет потребления, а не обладания», Рааке назвал свой гарнитур «Стульями для неимущих» и предпослал им такой манифест: «… [мебель] не требует сложного, высокотехнологичного и трудоемкого производства или применения ручного труда…, освобождена от груза условностей, регламентирующих, что дарить на конфирмацию, что включить в приданое, что должно переходить по наследству и пр., … удовлетворяет нужды студентов и молодоженов, позволяет бросить якорь и вскоре его поднять…» Другими словами, этих стульев, «выдерживающих полторы тонны веса, хватит на два года, после чего их надо выбросить».
———
Here is another example of cardboard furniture from the 1960s. Designed by Peter Raacke in 1967, just a year after his red suitcase had become a must-have among “revolutionaries”, this series was not the world’s first attempt of using cardboard in furniture design, but had a tremendous success amidst the rebellious atmosphere of the late 1960s.
Declaring that “furniture is not meant to be owned, but to be consumed”, Raacke dubbed this line “Seats for the Dispossessed” and promoted it as follows, “... no complex, high-tech, or labor-intensive production, no manual labor, ... free of conventions (confirmation, dowry, inheritance, etc.)... satisfying students and young couples, enabling one to settle down on their own and change lifestyles... etc.” In other words of Raacke, the chair “can withstand one and a half tons of pressure and lasts two years, after that, you throw it away”.
(photos: anambitiousprojectcollapsing.com, daddytypes.com, Pulpo, Abisag Tüllmann, modus-moebel.de, bpk-archive.de, schoener-wohnen.de, institut-aktuelle-kunst.de)
«Это стул, на нем сидят. А еще стул - это воплощение особенностей времени, эротизма, порядка бытия, человеческих переживаний и чаяний. Хоть функциональность стула является необходимым условием его существования, для меня лично создание стульев все больше и больше становится способом найти ответы на все эти вопросы».
Вестник постмодернизма,
выпуск №170
Даже отдыхая, дизайнер продолжает пребывать в творческом поиске. Нанна Дитцель, к примеру, во время своих поездок на Тринидад вдохновлялась элементами колониального прошлого острова, местным архитектурным декором: «… Я обратила внимание на то, как фасады домов, напоминающие кружева, практически растворяются в игре света и тени, и задумалась о том, как можно использовать увиденное при проектировании стула».
В 1993 г. Дитцель соединила ремесленное наследие Тринидада с новой на тот момент технологией обработки древесины при помощи четырехкоординатного станка с ЧПУ, создав знаменитый стул «Trinidad», еще один предмет мебели, который поставляется в комплекте с ажурной тенью.
———
“A chair is for sitting in, but it also expresses age, eroticism, essence, human feelings, and dreams. While functionality must naturally be preserved, for me, chairs have increasingly become attempts to meet the challenge thrown down by all these other elements.“
Sunday Postmodernism,
issue No. 170
A professional designer never ceases to learn and question the world around, even on holiday. For example, during her trips to Trinidad, Nanna Ditzel found inspiration in the local architectural ornaments of colonial houses. “On Trinidad, I saw how the facades of the houses nearly dissolve in light and shadow – almost like a lace – and I thought to myself: ‘How can I use this for a chair?’”
In 1993, Ditzel found a way to express the aesthetics of Trinidad’s artisanal decor using a state-of-the-art technology, 4-axis CNC routing thus creating the famous Trinidad chair, yet another furnishing that comes with a poetic shadow free of charge.
(photos: Dennie Ditzel via dezeen.com, fredericia.com, scandinaviandesign.com, vinterior.co, 20decoarts.com, ministryofplanninganddevelopment-tt.blogspot.com, Flickr user Marsh E, galleryyuhself.tumblr.com)
Благодаря Юлии и Виталию вновь оказались в приятной компании!
———
Thanks to Yulia and Vitaly, we’re once again part of a great selection of architecture-oriented channels!
В традиционной пятничной викторине публикуем довольно красноречивую фотографию, практически не нуждающуюся в комментариях, а потому просто предложим тем, кому этот снимок и обстоятельства его создания неизвестны, ответить, где и когда он был сделан.
———
Today’s quiz features an eloquent photograph that seems to need no caption, hence we’d like to invite you to guess the exact date and location of whatever is happening in the picture (unless you already know it).
(photos here and below: fika-online.com, wired.com, miepvonsydow.wordpress.com, AP via theguardian.com, gigazine.net)
Как мы уже неоднократно отмечали, история модернизма неразрывно связана с историей войн. Так, венгерский художник Матье Матего, окончивший Академию изящных искусств и архитектуры в Будапеште, переехал в 1931 г. в Париж и в начале Второй мировой войны присоединился к французскому Сопротивлению. Попав в плен, Матего был отправлен на завод делать шестеренки. Он настолько преуспел в металлообработке, что в какой-то момент получил свою собственную мастерскую. Дважды бежав из плена, Матего был пойман оба раза и возвращен на завод.
Освобожденный в конце войны, художник вернулся в Париж гражданином Франции и основал маленькое ателье, которое вскоре превратилось в крупное производство, выпускающее мебель, светильники и другие предметы обихода. Однако именно в плену, работая с перфорированным металлом, он открыл для себя возможности этого материала и разработал собственный материал и технологию его применения, впоследствии даже запатентовав их под названием «ригитюль» («твердый тюль», листовой метал с ажурной перфорацией, который Матего комбинировал со стальными трубками, создавая самые разные легкие и полупрозрачные конструкции).
Поскольку мы ни разу не упоминали Матего и не обращались к такой типологии предметов быта, как подставки для цветочных горшков, для знакомства с этим выдающимся художником мы выбрали несколько скульптурных подставок, которых Матего за свою дизайнерскую карьеру вылепил, пожалуй, больше, чем любой другой дизайнер.
Продолжение следует…
Дополнительные фотоматериалы см. в комментариях к посту.
———
Most of you heard us say in multiple posts that the history of modernism is closely interrelated with the history of the 20th-century wars. A telling example of this relationship is the story of Mathieu Matégot, a Hungarian artist and a graduate of Budapest Academy of Fine Art and Architecture who moved to Paris in 1931 and joined the French Resistance in the early months of WWII. Caught and placed in a prisoner-of-war camp, Matégot was sent to work for a cogwheel factory where his dexterity with metalworking earned him access to his own design office. Escaping twice, he was returned to the factory on both of the occasions and was finally liberated at the end of the war.
When he moved back to Paris as a naturalized French citizen, he set up a small workshop of his own to produce furniture, lamps, and other household items - Matégot’s designs were so successful that his firm would quickly grow and expand to have offices outside of France. The reason we mentioned his wartime past is because it was during the imprisonment that Matégot had a chance to work with perforated sheet metal and see the potential this material had in the field of design. This experience prompted him to develop his own material and technology he would patent as "Rigitulle", a portmanteau of "rigid" and "tulle" which refers to a combination of perforated metal sheets and metal tubing Matégot used to create various lightweight and semitransparent products.
Since we have never mentioned Matégot or featured mid-century planters in this channel, here is a selection of Matégot-designed sculptural flower pots and planters - something he produced a wealth of over his career, probably more than any other prolific designer.
To be continued.
For more images, see the comments down below.
(photos: bloomberry.eu, piasa.fr, jeanbaptistebouvier.com,retrostudio.nl, stoop.jp, galerieandrehayat.com, wright20.com, paulbert-serpette.com, organ.shop-pro.jp, drouot.com, ma-petite-boutique.fr, mutualart.com, pamono.eu, design-market.co, patrickparrish.com, 1stdibs.com, originalinberlin.com, objetvagabond.com, gallery-wa.com, gubi.com)
Не так давно работа нашей любимой кофейни была парализована на несколько часов из-за поломки кофемашины, разобрать которую оказалось непросто. В ожидании кофе мы вспомнили одну полузабытую историю…
В 1962 г. братья Акилле и Пьер Джакомо Кастильони спроектировали для компании «Cimbali» профессиональную кофемашину «Pitagora», которая в том же году принесла своим создателям «Золотой циркуль» и по сей день остается единственной машиной, удостоенной этой награды. Лаконичный корпус этой машины из нержавеющей стали радикально отличался от современниц «Pitagora», поблескивавших латунными и медными элементами, и состоял всего из 17 деталей, позволяя обслуживать машину непосредственно во время эксплуатации: лишенный резьбовых или заклепочных соединений, корпус поднимался, как «капот автомобиля».
Конструкция корпуса решала еще и важную технологическую задачу, которая стояла перед всеми производителями того времени и заключалась в стандартизации компонентов машины в целях оптимизации производства агрегатов с разным количеством варочных групп. Кроме того, Джованна Кастильони, дочь Акилле, отметила одну функционально-эстетическую особенность этого аппарата: разрабатывая «Pitagora», братья изучали поведение работников и посетителей кафе исфокусировали внимание на лицевой части машины и, соответственно, на бариста в то время, как Джо Понти, например, создавая великолепную машину «La Cornuta», ориентировался на посетителей...
———
A little while ago, our favorite coffee house stopped serving coffee for almost an entire day because of an espresso machine malfunction that necessitated a complete disassembly and reminded us of Cimbali’s Pitagora.
Designed by Achille and Pier Giacomo Castiglioni for Cimbali in 1962, the Pitagora was awarded a Compasso d’Oro the same year and remains the only professional coffeemaker that has ever been lauded with this award. The clean and simple lines of Pitagora’s stainless steel casing set it apart from its contemporaries that were still decorated with brass and copper elements. The simplicity of form translated into the simplicity of function: the body of the Pitagora consisted of only 17 pieces and was assembled without any screws or rivets which made it easy to maintain the machine without stopping work; the body could be opened “like the hood of a car”.
The bodywork of the Pitagora was also intended to address an unmet technological need of the time that affected all of the manufacturers and consisted of making the design and its elements suitable across an entire product range that included machines with different numbers of brewing groups. Another groundbreaking feature of the Pitagora’s simple design was mentioned by Giovanna Castiglioni, Achille’s daughter. According to her, designing the coffee maker, the brothers observed the behavior of baristas and their customers and thus focused on the front part of the machine producing a barista-oriented design as opposed to Gio Ponti whose La Cornuta was literally oriented towards the customer.
(photos here and above: bargiornale.it, adidesignmuseum.org, Flickr user Martin Grill, bargiornale.it, cimbali.com, Korea Foundation, piergiacomocastiglioni.it)
Вестник постмодернизма №169
С подачи одной нашей давней подписчицы решили продолжить изучение А-образных домов на примере типовых проектов ресторанов, автором которых был Михаил Николаевич Хажакян, известный всем любителям модернизма как главный архитектор Дворца пионеров на Воробьёвых горах. Оказывается, в 1960-1970-х гг. Хажакян спроектировал целый ряд ресторанов в виде домов-шалашей, отсылавших, как и, например, модернистский ГТК в Суздале, к русскому зодчеству. Одним из этих зданий был ресторанный комплекс «Русь» в балашихинской Салтыковке, два года назад подвергшийся реновации. Утверждается, что именно за этот проект Хажакян стал лауреатом Государственной премии РСФСР, хотя премия была вручена ему, конечно же, за Дворец пионеров.
——
Sunday Postmodernism,
issue No. 169
One of the long-time members of this community recently prompted us to explore the history of Russian A-frame restaurants designed by Mikhail Khazhakyan, a celebrated architect known to all aficionados of modernism thanks to the Palace of Young Pioneers in Moscow he was the chief architect of. As it turns out, the 1960-1970s saw Khazhakyan conceive a standard design for A-shaped wooden restaurants that drew on the traditions of medieval Russian architecture just like the tourist compound in Suzdal we’ve written about here.
One of the buildings erected to the designs of Khazhakyan is the famous Rus restaurant in Saltykovka, Moscow Region, which was renovated a couple of years ago. Some sources claim that it was this compound that earned Khazhakyan the USSR State Prize - this statement is clearly wrong as he received this award for the Palace of Young Pioneers.
(photos here and below: pastvu.com, wedwed.ru, skazka-1617603839.clients.site, dzen.ru blog City Secrets)
Почтим память великого Джо Понти, скончавшегося 16 сентября 45 лет назад, черно-белыми снимками одного его проекта.
В 1936 г. Понти спроектировал для некой итальянской компании, штат которой, по словам журналиста Гвидо Пиовене, представлял собой «аристократию из высокообразованного местного населения», здание штаб-квартиры в Милане. Мы не будем касаться архитектурных особенностей этой рационалистической постройки и разместим несколько снимков в комментариях для желающих ознакомиться с экстерьером, в котором заметно почтение архитектора к неоклассицизму окружающей застройки, и планировками, позволяющими с легкостью перестраивать внутреннее пространство. Вместо этого предлагаем заглянуть внутрь здания и рассмотреть его интерьеры и предметы мебели, автором которых тоже был Понти. Особый интерес, конечно, представляет кабинет президента компании, на двуцветных стенах которого красуются портреты Виктора Эммануила III и Муссолини.
Рассмотрели? А теперь, внимание, традиционный пятничный вопрос: что производила эта компания? Только, чур, не гуглить!
———
September 16th marks the 45th anniversary of the death of Gio Ponti and we’d like to pay tribute to the stellar architect with a few monochrome photos of one of his projects.
In 1936, Ponti designed the Milan HQ of an Italian company whose staff, according to Guido Piovene, represented “an aristocracy of highly educated locally recruited workers”. We’d rather not touch upon the architectural features of this rationalist design and are posting a few pictures down below in case you’re curious about the exterior of the building, which clearly respects the Neo-Classicist surroundings, and modular open-floor plans that make it possible to customize the internal space as needed. Instead, we’d like to share a few images of the Ponti-designed interiors and furnishings, especially the office of the company’s president with portraits of Victor Emmanuel III and Mussolini on one of its stiped walls.
As usual, here is a Friday question for you. Can you guess, without googling, what kinds of products this company is renowned for?
(photos here and above: Roberto Arsuffi, studio Garretti, Gio Ponti Archives, wmagazine.com, cosmicinspirocloud.com, blog.urbanfile.org)
По просьбе девелопера городских кварталов FORMA с радостью написали несколько строк об эволюции такого архитектурного решения, как свободная планировка. Прочитать эти несколько строк можно здесь.
———
We're happy to share a bit on the evolution of the free plan in the 20th-century architecture we have put together for our colleagues at FORMA. Feel free to check it out here.