По новой воскресной традиции рассказываю, о чем писали другие каналы про дизайн.
🌸 “Дизайнер в кокошнике” aka Марина Новикова рассказывает о том, как устроена русская изба и что у нее общего с русскими дворцами. Очень познавательно!
🌸 Знаете, почему в лондонском бассейне для пингвинов, который спроектировали Бертольд Любеткин и Уве Аруп, нет пингвинов? Если не знаете, то Globe Trotter расскажет.
🌸 В мире дизайна сейчас все молятся на “насмотренность”. Меня это давно смущает, и, как оказалось, не меня одну. Полностью согласна с Ольгой Косыревой и горячо рекомендую ее пост.
🌸 IN/EX рассказывает про студию Tonkosoloma, которая делает маркетри из соломки. Это дико популярная техника, и вот теперь кто-то занимается ею и у нас в России.
🌸 Лиза Кофанова мастерски находит в интернете интересный винтаж и делает подборки у себя в канале “Дом вашему миру”. На этой неделе она рассказывала, где купить винтажную “икею”.
🌸 No. 5 — это не только духи, придуманные Коко Шанель, но и серия стаканов и бокалов, которую придумал 1970-е датчанин Пер Люткен. Его историю рассказывает Mid-century, more than.
🌸 А на канале “Баугауз” продолжается олимпиада — мюнхенская. Там уже не первую неделю выходят посты об айдентике игр 1972 года. Последним вышел пост про их фирменную цветовую гамму.
О датском дизайнере Арне Петерсене (1922-2002) информации немного, да и предметов его сочинения в сети мало. Известно, что он освоил мастерство металлообработки, работая в фирме «C.C. Herman», а после, в 1948 г., устроился в компанию «Georg Jensen», где работал до 1976 г. Именно там он создал ряд примечательных изделий, в прямом смысле впечатав свое имя в историю датского дизайна. Среди этих изделий - солонка и перечница, продававшиеся вместе с содержимым, и аналогичная по форме, но более сложная с технологической точки зрения открывашка для бутылок, состоящая из двух половинок: стальной и медной.
Последняя появилась на свет в 1975 г. и вскоре стала экспонатом нескольких выставок, в том числе в Филадельфийском музее искусства и дизайна. В отличие от многих существующих открывашек, округлая, как камешек-окатыш, работа Петерсена прекрасно ложилась в ладонь и делала открывание бутылок таким же приятным занятием, как и употребление их содержимого.
———
Very little information can be found in the public domain on Danish designer Arne Petersen (1922-2002); his products are not commonly available either. What we do know is that he learned the craft of silversmithing while working for C.C. Herman and, in 1948, joined Georg Jensen where he stayed until 1976. It was for Georg Jensen that he produced a few interesting pieces, literally etching his name in the history of Danish design. His contributions to Georg Jensen’s product lines include a salt and pepper shaker set that was sold together with salt and pepper and a similarly-shaped, but more technologically complex bottle opener made of stainless steel and brass.
The latter was designed in 1975 and was later featured at several exhibitions, including one at Philadelphia Museum of Art and Design. Unlike traditional openers, Petersen’s pebble-like design was pleasant to hold and made the job of opening a bottle just as exciting as consuming its contents.
(photos: bidlive.rkauctioneers.co.za, the-saleroom.com, samanthahowardvintage.ca, auctionet.com, wyeth.nyc)
…Понимая противоречивость потребностей населения, Алвар Аалто, в репертуаре которого к тому времени уже были изделия с рамами из стальных трубок, в том числе штабелируемый консольный стул №23, спроектированный в 1929 г., к началу 1930-х гг. перековался и стал создавать консольные стулья и кресла из древесины. Самой знаменитой работой Аалто в этом направлении было кресло 31 (= 42), изготовленное для санатория в Паймио, который на тот момент был обставлен в основном стальной мебелью Аалто: койки, носилки, столики и стулья были частично металлическими…
———
…Aware of this trade-off between trends and wants, Alvar Aalto who had already tried his hand with tubular steel frame designs producing No. 23, his own take on the stackable cantilever chair, in 1929, changed lanes by the early 1930s and began experimenting with wooden designs of the cantilever chair. His most famous and lauded piece of the time is chair No. 31 (or 42) designed for Paimio Sanatorium, which was originally mostly furnished with Aalto’s tubular steel products; patient beds, stretchers, chairs, and tables all had metal frames…
В 1917 г. упомянутый недавно Отто Шульц, немецкий архитектор, обосновавшийся в Гетеборге и специализировавшийся на проектировании интерьеров судов, получил заказ на оформление кондитерской «Bräutigams», основанной Эмилем Бройтигамом, еще одним выходцем из Германии, в 1870 г. и в 1917 г. въехавшей в отреставрированное здание в центре Гетеборга. Поскольку эта кондитерская была точкой притяжения и горожан, и туристов, работа Шульца вскоре была замечена: Адольф Норденберг, глава проектного отдела стокгольмской компании «Nordiska Kompaniet», договорился с Шульцем о встрече, и спустя всего три года, в 1920 г., на свет появилось совместное предприятие «Boet», которое не только производило высококлассную мебель, но и занималось оформлением интерьеров «под ключ».
Интересно, что, хоть Шульц и был довольно консервативен, его стиль впоследствии претерпел трансформацию, а вот барочные интерьеры кондитерской сохранились в исходном виде вплоть до ее закрытия в 1993 г.
———
The year was 1917 and German architect Otto Schulz had already moved to Gothenburg and was busy working as an interior designer for yachts when he was commissioned to design the interiors of Bräutigams, a patisserie founded by the German Emil Bräutigam in 1870. The Bräutigams had purchased an entire building in the center of Gothenburg and, having fully renovated it, relocated their business there in 1917. An important destination for both the locals and tourists, the patisserie and its interiors were soon stamped on the architectural map, leading to a meeting between Schulz and Adolf Nordenberg, Head of Design at Stockholm’s Nordiska Kompaniet. Three years later, in 1920, Schulz and Nordenberg founded Boet, a successful business that produced exquisite furniture and designed custom interiors and all of their furnishings.
Interestingly, even though Schulz was quite conservative, his early style would evolve into new idioms. The Baroque interiors of the patisserie remained almost unchanged until its closure in 1993.
(photos: Roger Granat, Lars Gillis, lindelof.nu, gp.se, digitaltmuseum.se, tradera.com, goteborgshistoria.com, rohsska.se, svenskhistoria.se)
Такая конструкция позволила создать внутри единое пространство и сделать торцевые стены полностью прозрачными. Правда, когда поставщики стекла для фасадов в недоумении - из-за отсутствия несущих элементов в торцах - обратились к Рудольфу, он сказал: «Стекло усилит конструкцию».
Дом еще не был достроен, а Американский институт архитекторов уже признал его лучшим жилым проектом в США на 1949 г. За этой наградой последовали и многие другие, вплоть до статуса «американского достояния», присвоенного дому Библиотекой Конгресса, и включения здания в реестр охраняемых памятников Сарасоты в 1985 г.
А вот сам Рудольф много лет спустя критически отзывался о своем проекте: «Снаружи дом выглядел вполне пристойно, а вот с интерьером получился провал. Предложенная конструкция противоречила фундаментальным представлениям человека о жилище как о личном и домашнем пространстве: провисающий потолок создавал ощущение ненадежности, а его непостоянная высота, увеличивающаяся от центра к краям, выдавливала человека из дома. Дом Хилей научил меня тому, что физиологичность пространства в любом здании имеет большее значение, чем его форма».
Дополнительные материалы см. в комментариях к посту.
———
Such a design provided for an open-floor space inside the house and fully transparent end walls. The latter were to be completely frameless, causing a lot of concern among the glass contractors, which Rudolph dismissed saying, "The glass will stiffen it up".
In 1949, construction was still in progress when the American Institute of Architects named the house as the "Best House Design of the Year". This recognition was followed by many other awards and publications, including the US Library of Congress’s "American Treasure" designation and the status of a historic property assigned by the City of Sarasota in 1985.
Decades later, Rudolph himself would denounce the house as a failure saying, "It was okay on the outside, but the interior was not successful. The apparent instability of the sagging ceiling and the thrusting space upward to the perimeter, inviting you to leave – this violated the essential nature of an intimate, domestic space. The Healy Cottage taught me that the physiological nature of a space in every building was really more important than the form of the structure."
For more images, check out the comments down below.
Выдающийся американский архитектор Эдвард Дьюрелл Стоун в 1929 г. обосновался в Нью-Йорке, где создал ряд архитектурных шедевров, среди которых были, например, здание Музея современного искусства и мюзик-холл «Радио-сити». После войны он начал курсировать между Нью-Йорком и родным Арканзасом, в том числе ради того, чтобы проектировать мебель для Джеймса Уильяма Фулбрайта, того самого сенатора, который жил и учился в Фейетвилле, родном городе Стоуна, и с детства дружил с последним. В 1949 г. Фулбрайт решил диверсифицировать производство в двух принадлежавших ему арканзасских компаниях в связи с падением спроса на их основную продукцию. Так появилась компания «Fulbright Industries», выпустившая в 1950 г. целую линейку мебели по эскизам Стоуна.
Хоть эта коллекция и была сначала удостоена восторженных отзывов на страницах ведущих американских журналов (критикам нравились ее модернистские формы, выращенные в сельскохозяйственном регионе), продажи оставляли желать лучшего, и в 1952 г. Фулбрайт прикрыл лавочку. Одной из причин были сложности, связанные с переквалификацией рабочих, перед которыми была поставлена задача изготавливать мебель высокого класса.
По пятничной традиции предложим вам отгадать, глядя на эти предметы, на чем изначально специализировались компании Фулбрайта?
———
In 1929, Edward Durell Stone, a famed American architect, moved to NYC and contributed to its urbanscape by designing several important buildings such as MoMA and Radio City Music Hall. After the war, he began travelling between New York and Arkansas he had been born and grown in before finally settling down in Fayetteville. One of the reasons for these commutes was a project proposed by his childhood friend, J. William Fulbright, who had also lived and studied in Fayetteville. In 1949, Fulbright decided to breathe new life into two of his business that had been in decline because of a lack of demand for their products and enlisted Stone’s help in designing a series of furnishings. Thus originated Fulbright Industries that, in 1950, released a collection of Stone-designed furniture.
Even though its rustic roots that took on modernist forms enjoyed positive reviews from major magazines, the furniture did not sell well and Fulbright had to close down the new company. One of the reasons was that the workers did not have sufficient experience to manufacture premium furniture and the quality could hardly compete with that of established furniture-makers.
Typically for a Friday night post, here’s a question for you. Can you guess the line of business Fulbright’s companies were initially in, based on these images?
(photos: artsy.net, wright20.com, cooperhewitt.org, Flickr user Dave_R_, arkansasonline.com, esotericsurvey.com)
Цитируя одного знакомого итальянца, Джереми Кларксон однажды сказал: «Разумеется, в Италии есть ограничение скорости — это максимальная скорость вашего автомобиля». Из возрастных ограничений, кажется, раньше тоже было только одно - способность дотянуться до педалей. Для тех, у кого ножки совсем коротки, Раффаэлла Креспи придумала автомобильчик из любимого ей ротанга - эта удивительная модель с 1959 г. производилась компанией «Vittorio Bonacina» под названием «Disco Volante».
Для маленьких итальянцев повыше ростом в 1948-1949 гг. выпускался электрический автомобиль «Lucciola», создателем которого был Пьеро Патриа, отец блестящего гонщика Франко Патриа. Этот «Светлячок» развивал скорость до 10 км/ч и отличался запасом хода в 40-45 км. Вот только цена машины для послевоенных лет была непомерно высока: стоил «Светлячок» 200 000 лир (320$). Вероятно, поэтому и выпущено было всего 200 экземпляров.
———
Jeremy Clarkson once quoted an Italian professor as saying, “We have a speed limit in Italy, of course. It is the top speed of your car”. As for Italy’s age limits on driving, it seems they used to boil down to whether or not the driver could reach the pedals. Those whose legs were not long enough yet could drive a Disco Volante, a pedal car of rattan designed by Raffaella Crespi and available from Vittorio Bonacina from 1959.
For taller children, there was the Lucciola, an electric-powered car produced in 1948-1949 by Piero Patria, the father of Franco Patria, a very promising Italian racing driver. The Lucciola (the Italian for “a firefly”) could move at a speed of up to 10 km per hour for 40-45 km. Priced at a whopping 200,000 liras (or USD 320), the vehicle was not affordable for an average post-war family and only 200 copies were ever produced.
«Стул создан для того, чтобы на нем сидеть, а картина - для того, чтобы на нее смотреть. Тем не менее, красота присутствует и в том, и в другом».
Швейцарец Андреас Кристен состоялся и как дизайнер, и как художник, но знакомство с ним начнем с двух его дизайнерских работ, которые появились на свет с разницей в десять лет, но одинаково хорошо характеризуют подход дизайнера. Стремясь к созданию лаконичных, доступных и простых в производстве вещей, Кристен часто экспериментировал с новыми материалами. Так, в 1964 г. он спроектировал платяной шкаф «Polyesterbox», который изготавливался из пластика и стекловолокна.
В 1974 г., познакомившись с Эрнстом Швайцером, главой компании «Schweizer AG», Кристен создал знаменитый почтовый ящик B74.
Последний стал классикой швейцарского дизайна, и это неслучайно: Кристен сделал ящик модульным и намеренно соединил в нем пластик, из которого изготавливается внутренняя оболочка, водонепроницаемая и ударопрочная, и алюминиевые детали, которые крепятся к пластиковой основе без помощи сварки и могут с легкостью заменяться при необходимости. Дизайн Кристена прошел проверку временем: ящик B74 выпускается до сих пор и в этом году отметит свое пятидесятилетие.
———
"A chair is made to sit on, a painting is made to look at. Yet beauty is present in both disciplines.”
Although the Swiss Andreas Christen was also an accomplished artist, we’d like to introduce you to him through two of his design works. Created ten years apart, these two items are representative of Christen’s modus operandi. Concerned with designing minimalist, easy-to-produce, and affordable pieces, Christen experimented with new materials. In 1964, he designed a wardrobe of polyester and fibreglass called Polyesterbox.
Ten years later, Christen’s chance meeting with Ernst Schweizer, head of Schweizer AG, resulted in the development of the B74 mailbox.
The latter became a Swiss design classics and there’s a reason for that. Designed as a modular product, the mailbox consists of a waterproof and impact-resistant plastic shell and an aluminum cover whose parts are clamped onto the plastic interior without welding and can easily be replaced. Needless to say, Christen’s design has stood the test of time and will celebrate its 50-year production run in 2024.
(photos here and above: Fiona Knecht, zhdk.ch, emuseum.ch, baumuster.ch, hochparterre.ch, ernstschweizer.ch, simonnelli.com)
Продолжая серию публикаций о метаморфозах, которым подвергалось офисное кресло в 20-м веке, позволим себе еще одно отступление, чтобы взглянуть на то, как удачно датские дизайнеры Пребен Фабрициус и Йорген Кастхольм сочетали в своих работах наследие датских модернистов и более свежие находки американцев. В середине 1960-х гг. архитекторы спроектировали великолепное кресло FK84, которое напоминает многие изделия Чарльза и Рэй Имзов: и кресло «Time-Life», и стулья из литого алюминия «Alu Group», и даже легендарное кресло «Eames Lounge Chair», в котором, как и в модели FK84 датчан, спинка соединяется с сидением посредством подлокотников.
Это кресло появилось благодаря тому, что…
———
Our series of publications on the history of the office chair will benefit from another quick detour to admire the organicity of Scandinavian and American design influences in the works of the prominent Danish duo of Preben Fabricius and Jørgen Kastholm. A telling example in this regard is the FK84 chair that the architects designed in mid-1960s and that is very Eamesian both in terms of the structural design and aesthetics, recalling the Time-Life chair, the Alu Group models, and even the legendary Eames Lounge Chair, which uses a similar joinery method whereby the seat and back are separate and held in place by armrests alone.
The FK84 chair came to being thanks to…
(photos here and below: antibeige.de, corporate-workspace.com, auctionet.com, rarify.co, liebermoebelkaufen.de, whoppah.com, furniture-love.com, bukowskis.com, midmod-design.com, hoggarthstudio.com, city-furniture.be, wright20.com, massmoderndesign.com, modestfurniture.com, studioninedesign.nl)
Раз в неделю я делаю дайджест публикаций дружественных каналов. Вот о чем они писали на этой неделе:
🌸 Сразу два канала решили подхватить разговор о подделках. Дизайнер Юлия Кишкович размышляет о том, насколько справедлив рынок авторского дизайна на примере кресла Чандигарх. А канал Stone, Wood, Sea размышляет, нормальна ли ситуация, когда производители бессрочно владеют эксклюзивным правом издавать мебель давно умерших дизайнеров.
🌸 Mid-Сentury, More Than рассказывает о модульных диванах Bo-Möbler, которые выпускалась в 1935 году мебельщиком Отто Шульцем. Честно говоря, не знала, что модульные диваны существуют так давно.
🌸 У Bonmot диван совсем не модульный, наоборот — он задается вопросами о судьбе дивана, выпущенного фабрикой Colombostile для Майкла Джексона. Но видно, что дорогой Bonmot давно не бывал на Миланском салоне — подобного безобразия там сейчас днем с огнем не сыщешь, а Colombostile прекратила существование еще в 2021 году, как и многие другие производители сомнительной роскоши.
🌸 Хотела показать вам эту кухню, но не успела, поэтому смотрите ее в канале “Дом вашему миру” Лизы Кофановой. У бывших коллег по AD мысли и вкусы сходятся)
🌸 ReuseArch рассказывает про первый в России индустриальный парк “Бетонные сады Острогожска”, возникший на месте недостроенного завода в Воронежской области.
🌸 IN/EX показывает ресторан “Колокольная горка” по проекту студии Paum Design в Репино. Удачный пример интерьера, где местная идентичность и современный дизайн живут душа в душу.
Лишившись за время строительства второй жены и двух своих детей, Шеваль продолжал работать, желая показать, «чего можно добиться силой воли», а когда государство запретило ему устраивать во дворце могилу для себя, принялся строить склеп на кладбище, работа над которым потребовала еще восьми лет. Умер Шеваль сто лет назад, 19 августа 1924 г., через год после строительства склепа, подарив Франции, как выразился Мальро, «единственный в мире образец наивного искусства в архитектуре». В 1986 г. Министерство почт и телекоммуникаций Франции, созданное, к слову, в год начала работы Шеваля над дворцом, поместило изображение дворца на почтовую марку.
P.S. Мы намеренно скупы на подробности и не помещаем цветные фотографии этого дворца, поскольку хотим предложить тем, кого заинтересовал проект всей жизни одного простого почтальона с юго-востока Франции, посмотреть фильм «Идеальный дворец Фердинанда Шеваля».
———
Despite losing his second wife and two of his children, Cheval continued working on his palace wishing to prove “what the will can do.” When the authorities forbade him to create a burial for himself on the site of the palace, Cheval spent the next eight years building a mausoleum at the local cemetery. He died on August 19, 1924, one year after the mausoleum had been completed. Forty-five years later, Malraux would refer to Le Palais Ideal as “the world’s only example of naïve art in architecture”. In 1986, the Ministry of Post and Telecommunications, which was created in 1879, the year of the start of Cheval’s life-time project, put the palace on a postage stamp.
P.S. We’re intentionally not saying more about the palace and its architect and are publishing black-and-white pictures only because we do recommend watching “L'incroyable histoire du facteur Cheval” to learn more about Cheval’s creation and don’t want to spoil the finale.
(photos here and above: Joseph Douzet, Robert Doisneau, Agnès Varda, Lucien Hervé, Clovis Prevost via Postman Cheval's Ideal Palace)
Давно мы не задавали вам пятничных вопросов о назначении канувших в Лету устройств, а потому посвятим сегодняшнюю викторину одному малоизвестному предмету.
Первопроходцем в создании устройств, которые в 1920-1960-х гг. можно было увидеть в неких общедоступных организациях, вероятно, был американец Джейкоб Лоу - он представил свою разработку в 1920 г. в Бостоне, а в 1927 г. получил патент. В те же годы (1920 и 1926 гг.) одна британская фирма начала выпускать такие устройства и получила патент. К 1950-м гг. аппараты распространились по всему миру, достигнув даже московского ГУМа, а в одних США в то время их насчитывалось около 10 000. Затем популярность устройства стала снижаться, а в 1999 г. журнал «TIME» включил его в перечень ста худших изобретений 20-го века.
Отгадаете, что это за устройство, где им можно было воспользоваться и кто особенно обрадовался его появлению, поскольку некая - прежде тягостная - процедура превратилась в развлечение?
———
It’s been a while since we played a guess-the-gadget game, so today’s Friday night quiz will feature one long-forgotten device.
Although several inventors have claimed to be the first in designing this gadget, which one could easily see and use in certain commonly accessible places in the 1920-1960s, it was most likely the American Jacob Lowe who invented it. Lowe presented his concept in Boston in 1920 and had it patented in 1927. In the meantime, a similar device was put into production and patented in the UK in 1920 and 1926, respectively. By the 1950s, these machines spread across the globe and even found their way into Moscow’s State Department Store. Ca. 10,000 pieces were in use in the US alone. In subsequent years, the demand for this contraption declined, resulting in TIME’s naming it one of the 100 worst ideas of the 20th century in 1999.
Can you guess the intended use of this machine, where it could be found, and who especially enjoyed using it, since one - formerly - dreaded procedure was suddenly entertaining?
(photos: sciencemuseumgroup.org.uk, allenrsmith.com, cityoflondon.gov.uk, gubarevan.livejournal.com)
В следующей главе нашего повествования о Вильгельме Вагенфельде обратимся к одной важной работе, которую особенно интересно рассматривать в историческом контексте. В 1934 г., за год до того, как Вагенфельд был назначен художественным руководителем «Vereinigte Lausitzer Glaswerke», крупнейшей стекольной фабрики в Европе, бывший баухаусовец спроектировал для компании «Fürstenberg» модернистский сервиз №639, воплотивший в своих лаконичных, эргономичных и пригодных для массового производства формах идеалы Баухауса.
Лишенный какого-либо декора и выдержанный в эстетике функционализма, сервиз позиционировался как набор стандартной посуды и, как это ни парадоксально, получил широкое распространение в гитлеровской Германии, а его белоснежные поверхности стали холстом не только для мещанских цветочных орнаментов, но и для различной символики НСДАП. Германия отправляла работу Вагенфельда на самые разные выставки: в 1936 г. сервиз был удостоен почетного диплома Миланской триеннале, а в 1937 г. экспонировался в немецком павильоне на Всемирной выставке в Париже и был награжден золотой медалью выставки…
———
Today’s chapter on Wilhelm Wagenfeld will touch upon an important and historically illuminative work of his. In 1934, a year before he was appointed the artistic director of Vereinigte Lausitzer Glaswerke, Europe’s largest glassworks, and nine years after he had completed his Bauhaus training, Wagenfeld designed a modernist set of tableware for Fürstenberg. Called Form 639, the set exemplified the aesthetics of Bauhaus in its pure and ergonomic forms and scalability.
Free from any decor, this functional set was marketed as standardized tableware and, paradoxically, had a truly mass appeal quickly spreading across the Reich with its pristinely white expanses serving as a backdrop for petit bourgeois ornaments and various Nazi signage. Germany was proudly and successfully submitting No. 639 to international exhibitions earning Wagenfeld an honorary diploma of the 1936 Milan Triennale and a gold medal of the Paris World Fair in 1937 where the set was even used at the rooftop restaurant of the German pavilion…
(photos: Porzellanmuseum Fürstenberg, Angelika Reuter, Wiki Commons, ifdesign.com, fuerstenberg-porzellan.com,ebay.com, fuerstenberg-schloss.com, artsandculture.google.com)
В начале рабочей недели поделимся с вами хоть и не очень свежей, но мотивирующей новостью. В 2000 г. Энрико Мальтони, исследователь итальянской кофейной культуры и коллекционер кофеварочных аппаратов, взял для своей будущей книги интервью у Акилле Кастильони, во время которого дизайнер продемонстрировал эскизы гейзерной кофеварки, спроектированной им вместе с Пьером Джакомо для компании «Cimbali» в 1960 г. Важное отличие этой кофеварки, так и не запущенной в производство, от аналогичных приспособлений для приготовления кофе на плите, заключалось в том, что варочная группа была отделена от корпуса, вследствие чего молотый кофе нагревался только за счет пара. Кроме того, корпус имел подставку, благодаря которой готовый кофе поступал прямо в чашку.
Спустя дюжину лет Мальтони наткнулся на прототип кофеварки в запасниках музея MUMAC и немедленно опознал в нем работу Кастильони. Фонд Кастильони подтвердил авторство, и кофеварка «Cimbalina» заняла почетное место в экспозиции музея.
———
Let’s start this working week with an anecdote that used to be fresh back in 2013 but remains just as inspiring. In 2000, Enrico Maltoni, a historian of Italy’s coffee culture and an avid collector of coffeemakers, interviewed Achille Castiglioni for his future book. During the interview, Castiglioni showed Maltoni sketches of a stove-top coffeemaker he designed together with his brother Pier Giacomo for Cimbali back in 1960. Never mass-produced, the coffeemaker stood out from its contemporaries because the brewing group was set away from the body thereby preventing the coffee powder from burning. What’s more, the coffeemaker had an integral cup holder enabling the user to place the device and the cup directly over the burner.
Over a dozen years later, Maltoni stumbled upon the prototype of this coffeemaker when exploring the archives of MUMAC. He immediately recognized the device and, after the identity of the device was confirmed by the Castiglioni Foundation, had the museum put the Cimbalina up on display.
(photos: domusweb.it, MUMAC)
Артем тем временем протянул еще одну ниточку к недавней записи на просторах интернета, за что мы ему очень благодарны!
———
In the meantime, Artem has kindly connected the dots for our research. Huge thanks for this follow-up!
…Однако приблизительно в то же время архитектор создал значительно менее известный консольный стул №21, изготовленный целиком из дерева и представленный на различных выставках, в том числе лондонской «Wood Only». А вот как в 1935 г. Аалто объяснял перемену в своих взглядах:
«Предметы мебели, являющиеся частью ежедневной среды обитания человека, не должны чрезмерно блестеть, отражая падающий на них свет. Следуя этой же логике, они должны быть лишены недостатков, связанных с отражением и поглощением звука… Мебель, вступающая в самый непосредственный контакт с человеком, как, например, стул, не должна изготавливаться из материалов, обладающих чересчур высокой теплопроводностью… Если сложить все эти критические соображения воедино, то станет понятно, что имеется в виду под таинственным словом “уют”».
———
…A much lesser known cantilever design from the early 1930s is Aalto’s chair No. 21, which was made wholly of wood and displayed at various exhibitions including London’s Wood Only. Here’s how Aalto explained this change of heart in 1935:
“… a piece of furniture that forms part of a person's daily habitat should not cause excessive glare from light reflection; ditto, it should not be disadvantageous in terms of sound, sound absorption, etc. A piece that comes into the most intimate contact with man, as a chair does, shouldn't be constructed of materials that are excessively good conductors of heat… These criticisms… when put together form the mystical concept of 'cozy'.”
(photos here and above: Maja Holma, alvaraalto.fi, r-and-company.com, wright20.com, abelsloane1934.com, bukowskis.com, collections.vam.ac.uk, moma.org, chickadee.jp, mutualart.com, daniellaondesign.com, smow.com, William Heath Robinson, meisterdrucke.uk, frieze.com)
Далеко не все в 1920-1930-х гг. были готовы к мебели из стальных труб. Карикатуристы вовсю иронизировали над такими изделиями, а Март Стам, запустивший в свое время «консолизацию» стульев, называл подобную мебель «летающими макаронными монстрами». Поглядите на эти веселые картинки Уильяма Хита Робинсона, и мы продолжим…
———
Not all of the early adopters of modernism in the 1920-1930s were pleased with tubular street furnishings. They were often mocked in cartoons and even Mart Stam, the author of the earliest cantilever chair, referred to them as “flying macaroni monsters”. Take a look at these witty sketches by William Heath Robinson and we’ll continue right away.
Вестник постмодернизма №168
В 2003 г. Чишен Чу, выпускник Школы промышленного дизайна при Национальном научно-технологическом университете Тайваня, спроектировал несколько предметов мебели под брендом «Flexible Love», вдохновленных, по всей видимости, традиционными китайскими гирляндами из бумаги «чжу ла хуа» (zhǐ lā huā, 紙拉花). Изготовленный из деревянных отходов производства и бумажного вторсырья, каждый такой стул мог растягиваться в диван и принимать практически любую форму. В зависимости от модели на одном «стуле» могло разместиться до двадцати человек, а в сложенном виде этот трансформер занимал меньше места, чем обычный стул. При этом утверждается, что конструкция была прочной, не боялась влаги и не любила разве что ударные нагрузки. Более впечатляющего напоминания о пользе сбора макулатуры мы, пожалуй, не встречали!
P.S. В комментариях см. короткий клип о возможностях трансформации этих стульев для влюбленных.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 168
In 2003, Chishen Chiu, a Taiwanese graduate of the School of Industrial Design with the National Taiwan University of Science and Technology, designed a few remarkable seats called Flexible Love that draw on the traditional Chinese craft of making paper garlands known as zhǐ lā huā (紙拉花). Produced solely of waste wood and recycled paper, the chairs could transform into a sofa of any size and shape by extending or contracting just like an accordion or honeycomb blinds. Depending on the model, a chair could seat up to twenty people and, when compacted down, took up less space than a regular chair. What’s more, these transformers were sturdy and waterproof and could withstand significant pressure, but was obviously fragile to accidental hits. What a stunning reminder of the value of recycling!
P.S. Below is a short video that shows the ease and beauty of transformation.
(photos: designapplause.com, uponafold.com, tinkitalks.blogspot.com, capitoliumart.com, onlinereality.co.uk, Reddit channel r/funny, danielswanick.com, gnr8.jp)
Операция «Нафталин»
В 1948 г. Пол Рудольф, которому на тот момент было 30 лет, присоединился к маститому сарасотскому архитектору Ральфу Твитчеллу и вскоре спроектировал с ним гостевой дом для родителей жены Твитчелла в местечке Сиеста-Ки. Во время войны Рудольф служил на военно-морской верфи в Бруклине, где открыл для себя технологию «облачения» отдельных частей судов в полимерный состав для консервации. Убежденный в том, что в задачи архитектора входит «донести свои потребности до производителей стройматериалов вместо того, чтобы постоянно подстраиваться под их продукцию», Рудольф решил произвести обратную конверсию и применить военные разработки в гражданском строительстве.
На небольшом участке у самой воды был подготовлен фундамент, на который были уложены балки с вылетами для последующего крепления крыши. Для формирования фасадных стен, состоящих из горизонтальных жалюзи, на балки были установлены опоры, связанные сверху продольными балками. Крыша же была устроена так: на продольные балки уложили стальные полосы, предоставив им свободу прогибаться как им вздумается и лишь зафиксировав места их крепления металлическими тягами, пущенными к выносам нижних балок, на них поместили термоизолирующие панели, а сверху покрыли полимерным составом.
Дополнительные материалы см. в комментариях к посту и следующем посте.
———
Operation Mothball
In 1948, 30-year-old Paul Rudolph joined Ralph Twitchell, a celebrated Sarasota architect at the time, and the two quickly designed a guest house in Siesta Key, Florida, for Twitchell’s in-laws by the name of Mr and Mrs Healy. During WWII, Rudolph had served at the Brooklyn Navy Yard watching how parts of battleships were being "cocooned" with saran-vinyl compounds to protect them from the weather when they were dispatched for storage. A firm believer that architects "must make clear to materials manufacturers our needs rather than continually adapting what they offer", Rudolph decided to use the military-developed polymer sprays in civic construction, starting from the Healey House.
When a platform for the house was set up right next to the water, out-rigger beams were placed on top to hold the roof and walls in place. The longitudinal walls were designed to have jalousie blinds for their entire span with a series of posts in between and structural beams above. The roof was made of a number of steel straps that were placed over the horizontal beams in a catenary manner. The straps were linked to the out-riggers with tie-rods and covered with insulating panels that were then coated with vinyl.
For more images, check out the next post comments down below.
(photos here and below: Ezra Stoller, Jenny Acheson, savingplaces.org, architecture-history.org, Sarasota Architectural Foundation, architectuul.com, Ryan Gamma via dwell.com, Bryan Soderlind via sarasotamagazine.com)
…А трое итальянских подростков могли похвастаться обладанием уменьшенной копией гоночного автомобиля «Porsche 360 Cisitalia» с мотоциклетным двигателем объемом 125 см3 – три эти копии тоже были изготовлены Пьеро Патриа (в 1952 г.), а одним из владельцев был 14-летний Франко Патриа, который семь лет спустя погибнет на гоночном треке…
———
…Three Italian youngsters were happy to own a scale model of the Cisitalia Grand Prix with a 125cc motorcycle engine on board. The only three copies were also produced by Piero Patria and one of them was presented to 14-year old Franco Patria who would die on a racing track seven years later…
(photos here and above: Collezione Permanente Triennale Design Museum, espazium.ch, Flickr user Vladimir Samoylov, domusweb.it, autopuzzles.com, automobilia-ladenburg.de, automobilia-ladenburg.de, negri.it, Jarnoux Maurice, Getty, mecum.com, clubitalia.it)
Хоть и утверждается, что Пер Люткен был одним из самых талантливых стеклодувов на датской фабрике «Holmegaard», сам он никогда не прикладывался к стеклодувным трубкам. Более того, придя на завод 25-летним выпускником копенгагенской Школы искусств и ремесел, он не имел ровным счетом никакого опыта в деле создания художественного стекла. Тем не менее, уже через год он был назначен художественным руководителем предприятия и занимал эту должность до своей смерти, став автором более трех тысяч работ и заслужив звание «датского мастера стекольного искусства». Не будучи стеклодувом, он вместе с тем прекрасно понимал возможности стекла и мастеров, работавших с ним, и требовал от своих подчиненных соответствующих результатов. Когда они жаловались на сложность его замыслов, Люткен невозмутимо отвечал: «А кто вам сказал, что будет легко?»
В 1970 г. Люткен создал одну из самых известных в Дании серий работ – коллекцию стаканов и бокалов «No. 5». Как и Коко Шанель, в начале 1920-х гг. отказавшаяся от вычурных форм, характерных для изделий Рене Лалика, чтобы флакон ее духов был «невидимым, эталоном прозрачности», Люткен сделал выбор в пользу лаконичного и вместе с тем узнаваемого объема. Как и флаконы для духов Шанель, бокалы и графины «No. 5» в неизменном виде производятся до сих пор. Правда, в отличие от флаконов Шанель, бокалы и графины Люткена выдуваются вручную.
———
Even though some sources refer to Per Lütken as one of Holmegaard’s most talented glassblowers, he never mouth-blew any of his designs. What’s more, when he joined Holmegaard at the age of 25 having graduated from Copenhagen’s School of Danish Arts and Crafts, Lütken had zero experience with glassmaking. Yet, just one year later, he was appointed Holmegaard’s creative director and stayed in this role until his demise in 1988 creating over 3,000 designs and earning the title “master of Danish glass design”. Having no hands-on experience, he was endowed with an extraordinary sense of the material and the possibilities it offered and was thus extremely demanding of factory’s glassmakers. Hearing their complaints that his designs were much too complex to execute, he would simply say, “Well, who said things were supposed to be easy?”
In 1970, Lütken came up with No. 5, one of Denmark’s most acclaimed series of glassware. Just like Coco Chanel, who felt the bottle of Chanel No. 5 should be “pure transparency” and “invisible” and ultimately chose against highly intricate bottle designs the likes of which were produced by René Lalique at the time, Lütken conceived the No. 5 collection as a series of minimalist, yet immediately recognizable pieces. Just like Chanel No. 5 bottles, Lütken’s No. 5 glassware has remained intact to this day and is still in demand. Unlike Chanel No. 5 bottles, however, Lütken’s glasses are all mouth-blown by his colleagues…
(photos: laboutiquedanoise.com, centurysoup.com, fjorn.com, vadärdenvärd.se, formadore.com, bymonicashop.com, rosendahl.com, themodernshop.com)
… во время мебельной выставки в 1965 г. на датчан обратил внимание немецкий промышленник Альфред Киль, основатель компании «Kill International». Находясь в поисках талантливых дизайнеров, он-то и предложил дуэту сотрудничество, а, получив вежливый отказ, пообещал крупное вознаграждение и полный контроль над производством.
Дизайнеры согласились и создали для упомянутой компании множество выдающихся изделий, в том числе и ряд других предметов для офиса, ставших иконами датского дизайна: письменные столы, офисные стулья и, конечно, кресла «Тюльпан» (FK6725, FK6726 и использовавшееся главной героиней фильма «Дьявол носит Prada» FK6727).
«Мы руководствовались одинаковыми установками: нам обоим хотелось упрощать. Во время поездки в США я познакомился с мебелью Имзов и Миса ван дер Роэ, и они стали для нас источником вдохновения. Простота означает долговечность. Еще со школьной скамьи мы помнили, что одним из свойств идеала является неподвластность времени» (Кастхольм).
———
… the entrepreneurial vision of German furnituremaker Alfred Kill, the founder of Kill International, who had been scouring for talent and met Fabricius and Kastholm at the Fredericia exhibition in 1965. Reluctant to scale up their output, the designers initially rejected Kill’s proposal to join his firm prompting the businessman to offer them a sweet monthly pay and total control over production. This partnership would prove to be immensely successful etching the names of Kill and the architects into the history of design.
Aside from spectacular household furnishings, Fabricius and Kastholm designed multiple pieces for the office such as desks and office chairs including the Tulip models FK6725, FK6726, and FK6727 (the latter was even featured as the Devil’s chair in “Devil Wears Prada”).
"We had the same basic approach, we both wanted to minimize. I had been to the US and seen furniture by Eames and Mies van der Rohe and it inspired us. The simplest lasts longest. At school we had learnt that timelessness was an ideal.” (Kastholm)
Вестник постмодернизма №167
Мы нашли еще два проекта, для которых Сёэй Ё позаимствовал концепцию «Решетчатого дома». В 1983-84 гг. он спроектировал «Дом – солнечные часы» в Куруме, Фукуока, в котором крестообразные проемы в стенах создавали причудливую игру света и тени. А в 1984-85 гг. в городе Дадзаифу, неподалеку от Куруме, Ё построил дом, в котором это решение было возведено в абсолют: на сей раз стены были глухими, а в плоской кровле был создан зенитный фонарь в форме креста, который делил самое крупное пространство в центре на четыре части и дал название всему проекту, «Гибридный дом со светящимся крестом».
Интересно, что модульные блоки были приподняты над землей и опирались на стальные «соцветия», аналогичные тем, что Ё, вдохновившись проектом «Multihalle» Фрая Отто, в 1988 г. использует при строительстве спортивного комплекса в Огуни, перекрыв при помощи коротких кедровых балок целый стадион. Но это уже совсем другая история…
Дополнительные фотографии см. в комментариях к посту.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 167
We’ve found two more projects by Shoei Yoh that drew on his concept of the Lattice House. In 1983-84, Yoh designed a house in Kurume, Fukuoka, called “The Sundial House”, which let sunlight inside (and internal light outside) through cross-shaped openings in the walls, contributing to the dynamic play of light and shadow. In 1984-85, the architect was commissioned to design a dwelling in Dazaifu, which is 25 km away from Kurume. Dubbed “The Hybrid House with a Light Cross”, this building did not have narrow openings in the walls, but featured a cross-shaped skylight that cut the central space into four parts creating a shrine-like effect.
Interestingly, the modular units of the house were suspended above the ground using steel trusses, the likes of which, albeit of short cedar beams, Yoh would employ to create a dome-like stadium in Oguni in the wake of Frei Otto’s Multihalle in Mannheim he had been inspired by. However, that’s a whole other story…
For more images, check out the comments down below.
(photos: Sharabe, ‘Shinkenchiku’ 03/1985, Masao Arai, ‘Jutakutokushu’ 05/1986 via ofhouses.com)
2 сентября 1969 г., когда во Франции переживала расцвет органическая архитектура, или «архитектура-скульптура», Андре Мальро, тогдашний министр культуры, подписал указ о присвоении статуса объекта исторического наследия «Идеальному дворцу», построенному в 1912 г. во коммуне Отерив местным почтальоном Фердинандом Шевалем. Не имевший никакого образования кроме пекарского, Шеваль однажды увидел во сне, как он возводит «дворец или замок, состоящий из пещер». Разнося по округе почту пятнадцать лет спустя, в апреле 1879 г., он споткнулся о необычный камень и взял его с собой, а на следующий день нашел на том же месте еще несколько причудливых камней и решил: «Раз Природа желает быть скульптором, я стану строителем и архитектором». Следующие 33 года Шеваль, не покладая рук, подбирал подходящие камни и строил из них сюрреалистический дворец.
———
On September 2nd, 1969, the time France’s “architecture-sculpture” movement was at the peak of its form, André Malraux, then-Minister of Culture, signed an order to provide protection for one important national landmark, Le Palais Ideal, or the Ideal Palace, built in Hauterives in 1912 by Ferdinand Cheval. Initially trained as a baker, Cheval was a local postman who once saw a dream of building “a palace, a castle of caves”. Fifteen years later, on one of his usual tours in April, 1879, Cheval stumbled upon a bizarre-looking stone. He put it in his pocket and, the next day, found “more beautiful stones” in the same place and said to himself, “Since Nature wants to do sculpture, I will do masonry and architecture." The next thirty-three years saw Cheval scout for more stones on his daily rounds and build a surreal palace, a feat that demanded all of his spare time.
Датского дизайнера с заглавной фотографии зовут Йорген Вольф, а конус, который он держит в руках, - «Конус», светильник, ставший одной из самых известных его работ. Модернисты, конечно, любили называть вещи своими именами, но кажется, что название этого предмета еще и намекает на другое значение латинского слова conus, сосновая шишка (англ. cone). Дело в том, что корпус светильника изготавливался из орегонской сосны – Вольф, потомственный столяр, соединил тоненькие сосновые планки настолько искусно, что в 1959 г. этот светильник экспонировался на выставке Копенгагенской гильдии краснодеревщиков, и в последующие годы «Шишки» свешивались с потолков многих датских домов (до тех пор пока не обзавелись ножками, конечно).
Выпускались же эти светильники компанией «Torben Ørskov», основанной в 1953 г. 23-летним Торбеном Орсковым, который в 1951-1952 гг. находился в США и привез оттуда на родину семена американского «mid-century», но об этом мы поговорим в следующий раз…
———
The Danish designer shown in the opening picture is Jørgen Wolff and the cone he is holding is the Cone, one of his best-known designs. Calling a spade a spade was certainly one of modernists’ favorite approach as far as the naming of their designs was concerned. In this particular case, however, it seems like the name alludes to another meaning of the Latin word conus, a pine cone, as the lampshade was made of Oregon pine. Born into a dynasty of furniture makers, Wolff joined thin pine planks with such a finesse that the Conus earned itself a spot at the 1959 exhibition of Copenhagen Cabinetmakers’ Guild and quickly made its way into Danish homes and interior magazines, both as a hanging lamp and as a floor version.
Conus lamps were available from Torben Ørskov, a forward-thinking Danish company founded in 1953 by the 23-year-old Torben Ørskov who had traveled to the US in 1951-1952 and had brought the seeds of mid-century modernism back to Denmark, but that’s a story for another post.
(photos: prbcollection.com, bukowskis.com, greenholt.com, pamono.de, artofvintage.nl, auctionet.com, modernity.se, loppefund.wordpress.com)
Перебравшись в Швецию из Германии, Отто Шульц первое время занимался созданием мебели в традиционных стилях и неодобрительно отзывался о «велосипедной мебели» баухаузовцев. Однако после знаменитой Стокгольмской выставки 1930 г., в которой, к слову, его компания «Boet» не принимала участие, Шульц несколько пересмотрел свои взгляды. В 1933 г. в издаваемом им журнале «Boet» предприниматель объявил о начале выпуска «группируемой мебели для дома». Первый диван в этой серии, получившей название «Bo-Möbler», появился в 1935 г. и состоял из нескольких модулей, которые можно было по-разному комбинировать друг с другом. Кроме того, производитель предлагал разные комбинации цветовых решений для обивки составных частей.
А еще Шульц, колебавшийся между традицией и модернизмом, оседлал не два, а целых три стула, придумав для этой линейки три стилистических варианта исполнения, чтобы удовлетворить вкусы любых покупателей: «Ренессанс», «Современный стиль с декором» и «Совсем без декора».
Дополнительные материалы см. в комментариях.
———
Having moved to Sweden from Germany, Otto Schulz initially found himself designing traditional furniture and interiors with an unconcealed aversion to Bauhaus “bicycle tube furniture”. However, his stance changed in the wake of the famous 1930 Stockholm Exhibition even though his firm Boet had not taken part in the event. In 1933, Schulz’s eponymous magazine, Boet, announced the launch of “home furniture with grouping possibilities”, a line of furniture that would be known as Bo-Möbler and would start with a sofa. Released in 1935, the sofa consisted of several modules that could be grouped in a number of ways.
What’s more, customers could choose upholstery from a variety of color options and their combinations. Schulz’s entrepreneurial genius didn’t stop there; faced with a tradition vs modernity conundrum, he offered Bo-Möbler furniture in three styles, ‘Renaissance’, ‘Modern with Decorative Embellishment’, or ‘Completely Plain’.
More images can be found down below.
(photos: bukowskis.com, jacksons.se, auctionet.com, auktionsverket.com, hostlerburrows.com, mutualart.com)
Читайте на канале mid-century, more than исследование с кучей картинок о немецких пластиковых люстрах Sompex — настоящих кинетических скульптурах в духе Любеткина Габо и группы G.R.A.V. Я обалдел, когда увидел их, хочу теперь всю квартиру этими люстрами завесить, как новогоднюю ёлку. Добавлю к публикации коллег кое-что от себя. Автором люстр Sompex считается некий Пол (Пауль?) Секон (Paul Secon), дизайнер, о котором никто ничего не знает. Зато известен американский предприниматель с теми же именем и фамилией, основатель торговой сети Pottery Barn. На реддите я наткнулся на спор, один это человек или два разных. Один из участников дискуссии опубликовал там скриншот из журнала 1965 года, где сообщается, что брат Пола, Эдвард Секон, — импортёр ламп Sompex в США. Очевидно, мы имеем дело с ошибкой: так как Эд — дизайнер мебели Tech Furniture, которую он и проектировал, и продавал (вместе с лампами), в США их автором стали считать сначала его, потом его более известного брата Пола (который вообще не дизайнер), а на самом деле их проектировали неизвестные сотрудники проектного отдела Sompex в Дюссельдорфе.
Вестник постмодернизма №166
Ну, вот и настала пора показать кресло, созданное Алессандро Мендини в 1974 г., через год после основания лаборатории антидизайна «Global Tools», и отсылающее к истокам появления мягкой мебели, в т.ч. к XVI веку, когда солому стали использовать в качестве наполнителя. Это кресло продолжает собой серию стульев Мендини, мало пригодных для использования по назначению:
«За годы работы я придумал множество стульев, которые сложно назвать стульями, ведь сидеть на них либо почти невозможно, либо крайне неудобно. Я намеренно сделал их такими. Все они имеют символическое или концептуальное значение; я никогда не задавался вопросом, удобны ли они, функциональны ли, будут ли они пользоваться спросом. Их можно считать тронами, воплощениями концепций или художественных поисков, поскольку стул – один из наиболее выразительных, сложных и важных объектов для предметного дизайнера. Именно поэтому я делал стулья из дерева, соломы, стулья, которые потом сжигал или поверхности которых я потом использовал для живописных работ, и т.д.».
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 166
It’s finally time to publish a Mendini chair which is celebrating its 50th anniversary. Designed in 1974, a year after Alessandro Mendini had co-founded anti-design school Global Tools, the chair sends us back in time to the origins of upholstered furniture, namely to the 16th century when straw was used as stuffing for the first time. It is also one of Mendini’s “unchairly” chairs:
“Over time I’ve designed various chairs, but they are all chairs sitting on which is next to impossible or really uncomfortable. This is intentional. They are all chairs with a symbolic or emblematic nature, so I’ve never asked myself if my chairs were comfortable, functional or sellable. They are thrones, concepts, expressions, as the chair is one of the most distinctive, complex and significant elements of design. So I’ve designed many chairs over time either with wood or straw, or by burning them, or considering them as surfaces to paint on, etc.”
(photos: Enrico D. Bona, Archivio Alessandro Mendini, ilpost.it, smow.com, tumblr.com, ilmondodisuk.com, madrenapoli.it)