Через шесть месяцев фабрика «Mintons» разорвала контракт с Хейман: официальной причиной было отсутствие спроса на ее изделия, но в действительности руководство расходилось с ней в вопросах художественного характера. Тогда Хейман основала мастерскую «Grete Pottery», продукция которой была чересчур новаторской для консервативного британского рынка, а технологии слишком отличались от ремесленных практик конкурентов, которыми в основном были мужчины. В 1940 г. Хейман, к тому моменту вышедшая замуж за педагога Харольда Маркса, закрыла студию и посвятила себя живописи.
P.S. Хейман во многом опередила время, раздвинув не только художественные границы, но и создав ряд важных прецедентов для творческой среды в целом. В 1921 г. студентка Баухауса Маргерит Вильденхайн была принята в керамическую мастерскую, где училась в течение следующих пяти лет, а затем стала одной из самых признанных художниц во всем мире, но это уже совсем другая история…
———
Six months later, however, Mintons terminated Heyman’s contract claiming there was a lack of demand for her pieces (the real reason consisted of Heymann’s conflicts with the management over the factory’s artistic direction). Heymann then founded her own studio called Grete Pottery. Her independent endeavors were not successful either because the British market was much too conservative for Heymann’s designs and her technologies were found to be too modern by male competitors. In 1940, Heymann, who had married English educationalist Harold Marks, had to close down her studio to focus on painting.
P.S. All in all, Heymann’s practice was ahead of her age; not only did she create ground-breaking ceramics that proved to be eye-opening for the industry, she also established a few important precedents for the artistic community in general. In 1921, Marguerite Wildenhain, a Bauhaus student, was admitted to the ceramics workshop at Bauhaus where she studied the craft for the next five years eventually to become one of the greatest female ceramicists, but that’s a whole other story…
В 1966 г. знакомый нам Райнхольд Вайс спроектировал для своего работодателя, компании «Braun», «вечную» настольную зажигалку TFG 1, которую в народе окрестили тостером. «Вечной» эта зажигалка называлась благодаря механизму поджига, не требовавшему батареек. Год спустя Вайс ушел из компании «Braun» и перебрался в США, а Дитер Рамс, его бывший руководитель, внес в изделие Вайса коррективы и в 1968 г. предложил покупателям зажигалки, корпус которых был покрыт золотом или – с целью приподнять завесу тайны над процессом образования огня - был полностью прозрачным благодаря использованию акрила. Идея сделать коробочку прозрачной, вероятно, появилась у Рамса на волне разработки электрических конструкторов «Lectron» годом ранее, а о том, что это за конструкторы, мы расскажем в следующей серии.
———
In 1966, Reinhold Weiss, a Braun designer we already know from here, designed the TFG 1 Permanent table lighter for his employer. Commonly referred to as the Toaster, this lighter was marketed as a permanent source of fire thanks to its self-sustaining ignition mechanism that required no batteries. The next year saw Weiss leave Braun and move to the US while Dieter Rams, Weiss’ former boss, decided to revamp the TFG 1. In 1968, two variations of Weiss’ design were introduced; one of them had a gold-plated casing and the other one was fully transparent. Encased in acrylic, the transparent one was to lift the shroud of mystery surrounding the way the lighter fired up at the push of the button. The idea to shed light on the inner workings of the TFG 1 was likely inspired by Rams’ success with Lectron System electric construction sets one year earlier, but that’s a whole other story we’ll feature shortly.
(photos: Flickr user Claes Pettersson, dasprogramm.co.uk, braundesign.es, future-forms.com, mdbarchitects.com, wright20.com, onlyonceshop.com)
Вот я, старик, в засушливый месяц,
Мальчик читает мне вслух, а я жду дождя.
Томас Элиот
В 1959 г. Николай Хорунжий, мастер художественной фотографии, учившийся живописи у Аполлинария Васнецова, а работе с кадром - на кинокурсах имени П.И. Чайковского, где его учителем был Анатолий Головня, получил задание сделать для журнала «Советский Союз» серию снимков на тему «Новая квартира». Самым знаменитым кадром стала великолепная с содержательной и исполнительской точек зрения фотография 17-летней девушки, озаглавленная «Первая проба новой ванны».
По воспоминаниям дочери фотографа, журнал сначала отказался печатать этот снимок, и Хорунжий был вызван к Фурцевой. Будущему министру культуры фотография понравилась, и она появилась в журнале вместе с другими снимками. Правда, в 1961 г., увидев эту работу на выставке «Семилетка в действии», Фурцева тут же приказала ее снять. Тем не менее, снимок получил Серебряную медаль выставки, а год спустя – и Золотую медаль на выставке в Белграде.
———
Here I am, an old man in a dry month,
Being read to by a boy, waiting for rain.
T.S. Eliot
In 1959, Nikolay Khorunzhy, a Soviet master of fine-art photography who studied painting under Apollinary Vasnetsov and, later, cinematography under Anatoli Golovnya, was sent on assignment to do a photoshoot of a modern apartment in Moscow for the Soviet Union magazine. One of the photographs entitled “Her First Time in the New Bathroom” was a masterfully staged and highly evocative picture of a 17-year-old girl behind a shower curtain.
According to Khorunzhy’s daughter, the magazine refused to publish the picture and the author was even called to appear before Ekaterina Furtseva, the country’s soon-to-be Minister of Culture. Furtseva approved the photograph and it was soon out. When she saw it at the Seven-Year Plan in Action exhibition in ca. 1961, however, Furtseva was adamant that the picture be taken off the show immediately. Still, Khorunzhy was awarded a Silver Medal and received a Gold Medal at an exhibition in Belgrade the following year.
Вестник постмодернизма,
выпуск №160
18 сентября 1981 г. состоялась первая выставка работ группы «Memphis», к которой в 1980 г. присоединился Масанори Умэда, приглашенный Этторе Соттсассом. Зная, что Соттсасс желал создать «новый интернациональный стиль», Умэда подготовил для выставки «предмет мебели, одновременно служащий пространством», подиум с ограждением, напоминающий боксерский ринг.
Опираясь на японские традиции, дизайнер стремился создать объект, который будет пригоден и для западного потребителя. Так, размер рабочей поверхности подиума составляет 4,5 татами, что соответствует площади самой крохотной японской квартиры. Кроме того, по замыслу дизайнера, трансформируясь, эта система должна была выполнять разные функции, удовлетворяющие потребностям восточных и западных пользователей.
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 160
September 18th, 1981 saw the opening of the first exhibition held by the Memphis group that featured an important work by Masanori Umeda, who was then one of the members of this collective having joined Memphis in 1980 at the behest of Ettore Sottsass. Aware of Sottsass’s vision of “a new international style”, Umeda came up with a multi-purpose part-furniture, part-space object that looked like a boxing ring.
Employing Japanese traditions and materials, Umeda wanted to make his contribution just as relevant to and usable by the Western customer. The main part of the podium measured 4.5 tatami mats, which was equivalent to the floor space of the standard minimum apartment in Japan. Also, Umeda’s system was transformable depending on the function it had to perform.
В месяц столетия со дня рождения Беверли Торна заглянем в собственный дом архитектора в Окленде, строительство которого началось в 1964 г., вскоре после окончания работы над домом №26, последним из реализованных проектов «Case Study House», и продолжалось более десяти лет, став поистине семейным проектом, в котором участвовали многие Родные и Знакомые Торна, а сам архитектор был и заказчиком, и исполнителем.
Купив жилой дом 1930-х гг. ради вида, открывавшегося с участка посреди холмов Окленда, Торн перестроил его и облицевал шинделем, как и положено для построек вокруг залива Сан-Франциско, заимствовавших «Гонтовый стиль», популярный в Новой Англии в конце 19-го века, и переложивших его на свой лад под названием «First Bay Tradition». Однако перестроенный дом не отвечал современным архитектору калифорнийским представлениям о взаимопроникновении архитектуры и ландшафта.
———
Let us once again celebrate the 100th anniversary of Beverly Thorne by taking a peek at the architect’s own residence in Oakland whose construction started in 1964, shortly after Case Study House No. 2, and continued for over a decade without any contractors, solely thanks to the help of Thorne’s Friends-and-Relations with the architect functioning as a client and contractor at the same time.
After purchasing a 1930s house in the hills of Oakland because of a majestic view it offered, Thorne remodeled the interior of the house and clad the exterior in shingles, just like most of the Bay Area buildings that exemplify the First Bay Tradition, a variety of the Shingle Style California had borrowed from New England back in the late 19th century. However, the overhaul Thorne gave the old house was not sufficient to meet the mid-century demand for a seamless blend of the inside and outside that had spread across California.
До открытия Олимпийских игр осталась неделя, а потому в сегодняшней викторине, коснемся, пожалуй, спорта. В 1970-1979 гг. Масанори Умэда работал консультантом в дизайн-студии «Olivetti», где и познакомился с Этторе Соттсассом, после чего вступил в группу «Memphis» и создал кое-что крайне интересное (а что именно, вы вскоре узнаете в воскресном «Вестнике постмодернизма»). В 1979 г., незадолго до сотрудничества с мемфисцами, Умэда спроектировал для компании «iGuzzini» семейство светильников, включавшее как минимум настенные и настольные лампы, которые теперь днем с огнем не сыщешь и название которых мы, по пятничному обыкновению, предлагаем вам отгадать.
———
With just one week before the Olympic Games, how about taking a look at sports-related designs in our usual Friday quiz tonight? The years 1970-1979 saw Masanori Umeda work as a design consultant with Olivetti’s design studio. He met Ettore Sottsass there and soon joined Memphis for a brief but very productive stint (if you don’t, you’ll soon learn why in our next installment of Sunday Postmodernism). In 1979, however, a couple of years before his collaboration with Memphis, Umeda designed a series of lamps for iGuzzini that included at least these wall sconces and table lamps, which are very hard to come by these days. Typically for a Friday night quiz, we are inviting anyone willing to guess the name of this family of lighting fixtures without googling.
Желая поступить в лондонский Королевский колледж искусств, где она планировала учиться на модельера, но не имея опыта работы в художественной среде, в 1922 г. Сьюзан Купер (1902-1995) устроилась в керамическую мастерскую Альберта Эдварда Грея и поначалу расписывала фарфоровые изделия по чужим эскизам. Вскоре Грей доверил ей создавать собственные рисунки, а в 1929 г. Купер решила, что она хочет к тому же самостоятельно проектировать формы (модельер ведь отвечает за цельный образ), и основала собственную мастерскую. В 1932 г. Купер создала свой самый знаменитый набор форм «Kestrel», принесший ей мировую известность. Выдержанные в эстетике ар-деко, сервизы «Kestrel» не утратили актуальности и выпускались вплоть до середины 1960-х гг.
P.S. Модельером Купер так и не стала, да и в Королевский колледж искусств так и не поступила. А в 1987 г. упомянутый колледж присвоил художнице звание почетного доктора, высшую степень признания ее художественных заслуг.
———
Wishing to study fashion design at the Royal College of Art in London, but not having relevant industry experience, Susan Cooper joined Albert Edward Gray’s ceramics workshop in 1922 and initially decorated porcelain pieces designed by other artists. Her talent was noticed by Gray and she soon found herself designing her own patterns. In 1929, Cooper decided to produce total designs (she wanted to design dresses, after all) and set up her own workshop. In 1932, she created Kestrel, a line of tableware that would earn her international acclaim. Even though the forms and patterns exemplified the aesthetics of Art Deco, the collection did have an impressive run, remaining in production well into the 1960s.
P.S. Susie Cooper would never become a fashion designer; nor would she enter the Royal College of Art. In 1987, the latter organized a travelling exhibition of Cooper’s ceramics and bestowed an honorary doctorate on her, the highest recognition available from the institution.
(photos: spicersauctioneers.com, encyclopedia.design, collections.artsmia.org, dinnerwaremuseum.org, collections.vam.ac.uk, annasartdeco.com, Flickr user Amgueddfa Cymru)
А теперь, как и обещали, вернемся к двум другим художественным приемам, запатентованным выдающимся Отто Шульцем и применявшимся для декорирования предметов мебели, которые с 1920 г. выпускала компания «Boet». В какой-то момент Шульц решил, что декоративные гвозди для обивки мебели, которые он, судя по всему, закупал в промышленных количествах, можно использовать и без, собственно, обивки: так родилась технология создания узоров на поверхности при помощи медных гвоздей, которая получила название «Botarsia».
Вторым приемом, который к тому же имел и функциональное измерение, была технология «Bosaik», успешно применявшаяся и до Шульца мебельщиками и керамистами не только в декоративных целях, но и для защиты деревянных столешниц от жидкости и пятен при помощи керамической мозаики.
———
As promised, we’re coming back to two more artistic techniques patented by the great Otto Schulz to ornament furnishings he was producing with Boet starting from 1920. At some point, Schulz, who was purchasing brass nails in shed loads, decided to use upholstery methods without… upholstery; thus originated his signature way of using nails to add a decorative touch to plain surfaces that came to be known as Botarsia.
The other patented technique, which was admittedly not unheard of amongst furniture-makers and ceramicists alike and had a practical as well as an ornamental function, was Bosaik. Covering tabletops with mosaics of ceramic tiles, Schulz protected his pieces from spills and stains that are detrimental to wood.
В 2000 г. Питер Айзенман, друг Хейдука, входивший с последним в «Нью-йоркскую пятерку», навестил больного архитектора и пообещал ему, что башни будут воплощены в жизни. В то время Айзенман готовился начать строительство культурного центра в Сантьяго-де-Компостеле и решил первым делом возвести башни Хейдука. Здания, задуманные Айзенманом как памятник Хейдуку, появились уже после смерти последнего и ныне функционируют как информационный центр, а также иногда используются в качестве выставочной площадки.
P.S. Хейдук вспоминал, как однажды общался с человеком, который заметил, что его «бумажные» проекты не могут в полной мере считаться архитектурой, поскольку внутри нарисованных сооружений оказаться невозможно. «Да, - ответил ему на это архитектор, - но я-то могу попасть внутрь. И мои друзья тоже». Благодаря Айзенману в случае с башнями в Сантьяго-де-Компостеле сделать это теперь может кто угодно…
———
In 2000, Peter Eisenman, a long-time friend of Hejduk and another member of the New York Five, visited Hejduk at his deathbed and promised that the towers would be built. At that time, Eisenman was designing the City of Culture, a cluster of cultural buildings in Santiago de Compostela, and decided to start the implementation of this project with Hejduk’s towers. Conceived as a memorial to Hejduk, the building took shape after the architect had passed away and now operates as a reception and information center for the City of Culture and, sometimes, as an exhibition site.
P.S. Hejduk once recalled having a conversation with someone who told him that his drawings could not really be seen as architecture because one couldn’t get inside them. ''Yes,'' Hejduk replied, ''but I can get inside them. My friends can get inside them.'' Thanks to Eisenman, Hejduk’s towers are now accessible to anyone, not only his friends…
(photos here and above: Marek Stepan, Javier Gomez, Matthias Heiderich, sisoygallego.com, Tumblr usersvoyeurvoyage and arc-hus, pamenpereira.com,ricardoloureiro.com, iStock via spectator.co.uk)
P.S. Осенью прошлого года дом Брубеков был выставлен на продажу, благодаря чему мы смогли поделиться современными снимками этого жилища. Помимо этого, поскольку в канале давно не было музыки, предлагаем вам насладиться фрагментом шоу Эда Салливана, снятого в 1960 г. в доме Брубеков. Не знаем, что нам нравится в этой записи больше всего: диалог, музыка или изящество и непринужденность, с которыми над барабанной установкой порхают руки выдающегося Джо Морелло.
———
P.S. Last fall, the Brubecks’ house hit the market, hence all these newly taken photographs. As another bonus, as it’s been a while since we posted musical content, here’s a recording of the show Ed Sullivan did at the house back in 1960. It’s hard to say what we love more about the video, the dialog between Sullivan and Brubeck, the music, or the effortless finesse of Joe Morello’s drumming. Let us know what you enjoy the most!
(photos here and above: Christian Klugmann, Emma Morris, Red Oak Realty, Mary Cronin, The Design Shop, Pierluigi Serraino, dwell.com, usmodernist.org, sfgate.com, Oakland Wiki, thornela.com, Andy Birtwistlevia researchgate.net, jazzwax.com, clickamericana.com)
«Я не раз задавал себе вопрос, почему этот дом получил столько внимания и признания? Для меня этот проект был всего лишь незамысловатым и экономичным способом возвести дом на участке, непригодном для строительства» (Беверли Торн)
«Многие не осознают, насколько дисциплинированным должен быть музыкант, чтобы играть джаз… А ведь в этом на самом деле заключается суть демократии: свобода, ограниченная Конституцией или дисциплиной. Вы не можете творить что вам вздумается» (Дейв Брубек)
9 июля исполнилось сто лет со дня рождения Беверли Торна, американского архитектора, прославившегося многими постройками, в том числе в рамках программы «Case Study Houses». А первым самостоятельным проектом Торна стал дом для семьи Брубека в Окленде на участке в горах, купленном пианистом в 1949 г. на 1000$, которые отец подарил ему в виде облигаций военного займа после завершения службы во время Второй мировой войны.
Работа над проектом началась в 1949 г., когда Брубек еще не был всемирно известным музыкантом, и, «к счастью» для всех, по мнению архитектора, продолжилась в 1953 г., когда Брубек был удостоен обложки журнала «Time», а Торн вернулся на родину после нескольких лет странствий по Европе и Ближнему Востоку, заставивших его «кардинально пересмотреть взгляды на архитектуру и дизайн», в том числе благодаря знакомству с постройками древних египтян.
———
“I’ve often wondered why this house has received so much attention and acclaim. To me, it was simply a straightforward, economical solution to an impossible site” (Beverly D. Thorne)
“Many people don't understand how disciplined you have to be to play jazz... And that is really the idea of democracy - freedom within the Constitution or discipline. You don't just get out there and do anything you want” (Dave Brubeck)
July 9th marked the 100th anniversary since the birth of Beverly Thorne, a famed American architect whose oeuvre has a number of lauded designs including Case Study House No. 26. Torne’s first independent project was a commission from Dave Brubeck and his wife Iola to build a dwelling on a hillside lot in Oakland purchased by Brubeck in 1949 using a $1000 war bond his dad had given him as a welcome-home present after WWII.
Thorne began drafting the house in 1949 when Brubeck was yet to become a world famous jazzman and, in the words of the architect, “fortunately”, resumed in 1953 when Brubeck had already found himself on the cover of Time and Thorne had returned home after several years of travels through Europe and the Middle East which “dramatically changed” his view of architecture and design, mostly because of Egypt, “where the massing of structures is breathtaking, especially the pyramids”.
Учитывая количество сфер деятельности, к которым приложил руку Колани, а также плавность, обтекаемость или, точнее, текучесть форм, которые он придавал всем своим изделиям, интерес дизайнера к бытовому стеклу был вопросом времени. Начиная с 1980-х гг. Колани создал множество предметов из стекла для разных производителей, в том числе немецкого «Ritzenhoff AG»: бутылки, пивные кружки, стаканы, бокалы, вазы – все эти изделия получали неповторимый биодинамический облик, укладывавшийся в формулу дизайнера «90% природы и 10% Колани».
А теперь, внимание, вопрос №1: отгадаете, какую цель преследовал Колани, создавая бокалы, один из которых вы видите на последней фотографии? Подписчики, которые читают нас долгое время, наверняка быстро ответят на этот вопрос, но мы бы очень хотели дать шанс тем, кто присоединился не так давно.
———
Considering Colani’s versatility and countless walks of life he contributed to over the span of his career as well as the smooth and fluid forms that are characteristic of all of his creations, it was only a matter of time until he ventured into the realm of household glass products. Starting from the early 1980s, Colani designed multiple glass pieces for various clients, including Germany-based Ritzenhoff AG. His glassworking pursuits produced a great many pieces such as water and champagne bottles, beer glasses, tumblers, vases, etc. to all of which he lent his unique biodynamic style that reflected a well-known formula of his, “90% nature + 10% Colani inspiration”.
And here comes the first giveaway question we promised. Do you think you can provide a rationale for Colani’s design of glasses shown in the last picture here. If you have been with us long enough, you’ll probably guess the intended use of these glasses in a matter of seconds. If so, could you hold off posting the correct answer and let others think a bit, too.
Сегодня у «редакции канала» день рождения, а одна наша американская подруга, вручая подарки всем приглашенным на свой (!) день рождения, говорила: «В день рождения ведь принято дарить подарки!» Вот и мы решили подарить победителям еженедельной викторины несколько свежих тематических изданий. Начнем?
———
It’s admin’s birthday today, so the traditional Friday night quiz will be a giveaway with a few books that are hot off the press because, as our American friend used to say when giving us all small presents on her (sic!) birthdays, “Don’t you know that birthday equals presents?” Good luck, everyone!
К вопросу о датских краснодеревщиках
Сегодня с радостью делимся с вами гостевым материалом от нашей коллеги и подруги Насти Ромашкевич. Этим летом Настя много путешествовала по Европе, посещая ключевые события в сферах дизайна, современного искусства и велосипедизации, и во время недавнего визита в Петербург так заразительно рассказывала нам о сходке Копенгагенской гильдии краснодеревщиков, что мы попросили ее написать об этом пост для нашего сообщества, который можно в полной мере считать эксклюзивным, поскольку такие заметки доступны только подписчикам ее платного канала Ромашковый PRO. Мы же перевели этот материал для нашей англоязычной аудитории и публикуем его ниже.
———
Speaking of Danish cabinetmakers…
We’re happy to share with you yet another piece of guest content, this time authored by our colleague and friend Nastya Romashkevich. This summer saw Nastya travel a lot, attending major European events in the fields of design, modern art, and cycling. When we met her for drinks in St. Petersburg earlier this month, she recounted a chance visit to a convention of the Copenhagen Cabinetmakers’ Guild. Her story was so hilarious that we asked Nastya to write an exclusive post about it for our community. We’re saying “exclusive” because such anecdotes are only available to the readership of Nastya’s paid subscription channel, Romashkovy PRO. We’ve translated this note for our English-speaking audience and are posting the bilingual version down below.
На счету Ларсена и Бендера Мадсена было и несколько других игорных столов. В 1957 г. они спроектировали лаконичный столик с выдвижными держателями для бокалов, а в 1966 г. представили на выставке Копенгагенской гильдии краснодеревщиков великолепный раскладной стол с переворачивающимся шахматным полем по центру. После завершения выставки экспонат был подарен королю Дании Фредерику IX.
———
The two designed a few other amazing game tables. One of them, created in 1957, had pull-out glass holders. Another one, displayed at and presented to His Majesty King Frederik IX after the Copenhagen Cabinetmakers’ Guild Exhibition in 1966, had fold-out leaves and a flip-over chessboard at the center.
(photos here and above: dmk.dk, wright20.com, haluta-shop.jp, icasa.jp, modernity.se, artsy.net, metmuseum.org, countryfrenchinteriors.com, antiquesboutique.com)
Заглавный снимок представляет собой выдержку из номера нацистской газеты «Der Angriff» от 20 мая 1935 г. На опубликованной в газете фотографии изображена продукция керамической мастерской Маргарет Хейман, выпущенная до (слева) и после (справа) того, как Хейман была вынуждена продать фабрику за бесценок члену НСДАП в 1934 г.; подпись под фотографией гласит: «Расы отличаются тем, что их представители используют разные формы для одних и тех же функций. Какие из этих форм красивее?»
Из-за еврейского происхождения Хейман пришлось покинуть Германию в 1936 г. и перебраться в Великобританию, где целесообразнее всего оказалось обосноваться вдали от крупных городов, в городе Сток-он-Тренте, центре керамической промышленности Англии. Там она устроилась на фабрику «Mintons», руководство которой разрешило ей создать собственную мастерскую и даже уступило ее беспрецедентной просьбе быть включенной в состав совета директоров.
———
The opening picture is a clipping from the May 20th, 1935 issue of ‘Der Angriff’, the official newspaper of the Nazi Party, that juxtaposed ceramics produced by Margarete Heymann’s factory before (on the left) and after (on the right) Heyman was forced to sell her business to a NSDAP official in 1934. The caption reads, “Two races have different forms for the same purpose. Which is more beautiful?”.
In 1936, having relinquished her factory for a song, Heymann had to move to the UK because of her Jewish origins. She settled in Stoke-on-Trent, away from big cities yet in the center of England’s pottery industry, and joined Mintons whose management allowed her to set up an independent studio at the factory and even conceded to her demand for a seat on the Board of Directors, which was completely unprecedented.
(photos here and below: chipstone.org, collections.vam.ac.uk, aberystwythuniversitycollections.wordpress.com, ceramics-aberystwyth.com, Jewish Museum Berlin, blog.mam.org)
Продолжение для душнил вроде нас
Снимок из поста выше долгое время не давал нам покоя, и совсем не из-за сюжета (целомудренность съемки, к слову, гарантировалась мамой модели, которая присутствовала во время сессии). Мы не могли разобраться, что это за новая квартира, в ванной комнате которой есть окно (на это указывают и блики на кафеле, и радиатор), а ванна и раковина расположены по одной стене.
Если судить по остальным фотографиям из этой серии, то съемка происходила в одном из первых домов 9-го квартала Новых Черемушек, который как раз застраивался в 1959 г. Вот только таких планировок в этих четырехэтажках, по нашим сведениям, не было. На помощь пришел Денис Ромодин, в чей замечательный канал мы рекомендуем заглянуть. Он и поделился с нами выдержками из обзора этого проекта, которые указывают на то, что подобные ванные комнаты были в одном-единственном доме, корпусе 2 (теперь дом 23, к. 2 по пр. 60-летия Октября).
В последний приезд в Москву мы отправились на прогулку по 9-му кварталу и пообщались с местными жителями. Жительница упомянутого дома подтвердила, что ванные комнаты у нее и соседей действительно выглядят именно так.
Однако дом этот блочный, а не кирпичный; входные группы, подобные той, что Хорунжий запечатлел на одном из снимков, были только в корпусах 5 и 6 (25, к. 1 и 29, к. 1 по тому же проспекту). Тщательно изучив все подъезды, мы нашли тот самый, с фотографии - подъезд 2 дома 25, к. 1!
Теперь можно спать спокойно, если только вы не поделитесь своими соображениями, которые опровергнут наши выводы :)
———
If you are as nerdy as we are,
you may have also found the above image a bit disturbing and it’s not because of the scene (which, by the way, was being observed by the girl’s mother to keep eroticism in check). We simply couldn’t figure out what kind of a modern apartment would have a window in its bathroom, as indicated by the glare on the tiles and the radiator, and such a side-by-side setup of a bathtub and a sink.
Based on the rest of the series of pictures, the photoshoot was held in one of the first blocks of flats in Novye Cheryomushki’s Microdistrict No. 9 which was being developed in 1959. However, to our knowledge, none of the four-story houses had apartments like that. We thus contacted Denis Romodin, an expert in mid-century housing in Moscow and the author of an amazing channel, and he sent us a few blueprints confirming that only one of the houses, block No. 2 (now 23, bldg. 2, 60-letiya Oktyabrya Pr.) did have bathrooms like that.
When we were in Moscow for the Industrial Design Day, we went straight to Cheryomushki and talked to the current dwellers. One of them did confirm that her own apartment and those of her neighbors had a bathroom just like the one in the picture above.
Since block No. 2 was built of prefabricated panels, we assumed that only the bathroom shot had been done there while the entrance picture had been taken in block No. 5 or 6. Our quest paid off as we managed to find the entrance photographed by Khorunzhy by its brickwork! It belongs to 25, bldg. 1
Now we can finally consider this case solved unless you have a different perspective on this 😊
В частности, как следует из эскизов Умэды, эта конструкция должна была служить пространством для общения (совсем как американская «conversation pit»), местом проведения церемоний и отправления различных ритуалов, как праздничных, так и траурных, а также, разумеется, основанием для постели. 4,5 татами – площадь квартиры, в которой молодожены (с футоном и «Акари») обычно начинают совместную жизнь. Собственно, отчасти поэтому Умэда изначально назвал свой проект «Мебель 4,5», возможно, желая вызвать ассоциации с трагикомедией Феллини «Восемь с половиной». Соттсасс, правда, отверг предложение Умэды в пользу «Таварая», названия лучшего в Киото рёкана, традиционной японской гостиницы, что показалось дизайнеру забавным, учитывая намеренный аскетизм его работы.
P.S. Завершает эту заметку, конечно, легендарный снимок мемфисовцев той поры, демонстрирующий интернациональность нового стиля…
———
As you can see from these sketches, Umeda proposed using his structure as a conversation and entertainment space (just like a conversation pit in the US), a place to hold ceremonies and rituals, both festive and solemn, as well as a bed. 4.5 tatami is the size of a flat a young couple may move in together when they are just starting out, with a futon and an Akari. This is why Umeda named his structure Furniture 4 ½, possibly referencing 8 ½, Fellini’s famous tragicomedy. Sottsass rejected this title in favor of Tawaraya, the name of Kyoto’s finest ryokan, a traditional Japanese hotel, which Umeda found funny considering the minimalism of his design.
P.S. We couldn’t help ending this post on a truly international note, with this legendary picture of the 1981 members of Memphis using Umeda’s exhibition entry for entertainment.
(photos here and below: Fabio Cirifino, Studio Azzurro, Luca Miserocchi, Luca Miserocchi, fondazioneberengo.org, Aldo Ballo, Guido Cegani, Peter Ogilvie, Memphis Milano, mplus.org.hk, umedamasanori.com)
Торн добился нужного эффекта, спустившись вниз по склону холма и присоединив к дому значительный участок окружающего ландшафта (вместе с новогодней елкой) при помощи гигантского параллелепипеда из стали и стекла, в котором, к слову, архитектор предусмотрел систему орошения для растительности. Новый объем более 6 метров в высоту (а в заглубленной зоне гостиной – более 6,5 метров) был связан со старым домом парящей лестницей и окнами в некоторых комнатах старого дома, из которых открывается вид на застывшее, как в выставочной витрине, общее пространство.
Для усиления связи между двумя постройками Торн облицевал – с помощью своих детей, легко взбиравшихся по лесам, - гонтом все стены, кроме той, которая была полностью застеклена. У нас дух захватывает только от рассматривания фотографий – представляем, какие чувства испытывают ничего не подозревающие гости, которые впервые попадают в этот с виду обычный для Калифорнии домик…
———
To achieve the desired effect, Thorne designed a huge steel-and-glass prism that would cover a piece of land down the hillside together with a Christmas tree and include a built-in irrigation system for the interior landscaping.
The new mass with a ceiling height of over six meters (or six and a half meters over the conversation pit) was attached to the old house with a floating staircase and a few windows in private rooms that open onto the public area below which has a serenely static quality, much like an exhibit in a display case. To reinforce the connection between the two buildings, Thorne and his children, who were probably better at climbing the scaffolding, shingled all of the walls of the new volume save for the glassed-in façade. Looking at these breathtaking pictures, we can only assume how overwhelming it feels to find oneself in this seemingly unremarkable house for the first time…
(photos here and above: crosbydoe.com)
Раз вы так стремительно справились с предыдущей загадкой, ловите еще одну, посложнее, но на ту же тему. Отгадаете название этого настольного светильника, в 1968 г. спроектированного для компании «Lamperti» миланским бюро «Studio D.A.», которое было основано выдающимся итальянским дуэтом, Чезаре Касати и Эмануэле Понцио?
———
As you were really quick with the previous puzzle, here’s another one that comes from the same domain, but seems more difficult. Do you think you’ll be able to guess the name of this 1968 table lamp produced by Lamperti to the designs of Studio D.A., which was founded by two stellar Italian designers, Cesare Casati and Emanuele Ponzio, in Milan back in 1965?
(photos here and above: stormvintage.nl, quittenbaum.de, pamono.eu, mutualart.com, santagostinoaste.it, pandolfini.it, anca-aste.it)
Сегодня исполнилось 90 лет со дня рождения французского художника и скульптора Жана-Мишеля Санежуана (1934-2021). Юрист по образованию, начинал Санежуан с абстрактной живописи, а в 1962-1967 г. продолжил дело Марселя Дюшана, создав целую серию работ из «найденных объектов». Далее художник работал в самых разных жанрах и в 1970 г. даже приложил руку к сфере дизайна в составе знаменитого коллектива «Atelier A», образованного за пару лет до этого художником и скульптором Франсуа Арналем, тоже юристом по образованию, для массового производства предметов обихода, созданных руками художников.
Вот и Санежуан спроектировал для «Atelier A» «Симметричное кресло-качалку», причем сделал это очень по-дизайнерски: изготовив и испытав прототип с сиденьем и спинкой из отрезка материи, художник отказался от исходного замысла, и в серию пошло кресло с твердым блоком (варианты с матерчатым блоком тоже встречаются, хоть художник и не давал своего согласия на их производство).
———
Today marks 90 years since the birth of French artist and sculptor Jean-Michel Sanejound (1934-2021). Having majored in law, Sanejouand began his artistic career from abstract paintings and, in 1962-1967, followed in Marcel Duchamp’s footsteps, creating a series of “readymades”. He would then switch between different media and genres and even contribute to the French design scene of the 1970s by taking part in Atelier A, a famous collective founded in 1968 by French artist and sculptor Francois Arnal, who had also studied law initially, to produce everyday items designed by artists.
Sanejouand created this “Symmetrical Rocking Chair” and he did that as a true product designer. He first fashioned a prototype that had a piece of fabric for the seat, as per his original concept, and, after testing it out, opted for the use of a rigid seat in a mass-produced version (rocking chairs with a textile seat are also available, but those were produced without the artist’s consent).
(photos: sanejouand.com, wright20.com, design-mkt.com, alexandreguillemain.com, demischdanant.com)
P.S. Вскоре вернем вам еще один должок, касающийся творчества Шульца, а пока, в качестве бонуса, предлагаем насладиться редким шкафом его работы, созданным в 1945 г. и украшенным картографическим изображением Гетеборга.
———
P.S. Please bear with us while we’re piecing together another installment we owe you on Schulz’s extensive and varied oeuvre. In the meantime, here’s a bonus as a token of gratitude for your patience. This rare wardrobe was designed by Schulz in 1945 and features an inlaid map of Gothenburg.
(photos here and above: Byron Slater, bebop.se, bukowskis.com, auktionsverket.com, nordlingsantik.se, Röhsska Museet, jacksons.se, residencemagazine.se)
Однако и это еще не все!
Многие владельцы магазинов, которым Бернард Садоу показывал свой прототип, считали концепцию бесперспективной, поскольку возить за собой чемодан на колесах казалось мужчинам, а путешествовали в то время преимущественно мужчины, делом, «унижающим мужское достоинство». Женщины же смотрели на проблему иначе: в 1928 г., отправляясь во второе кругосветное путешествие со своей большой семьей, американская художница-импрессионист Анита Уиллетс-Бернем, чьи акварели есть даже в коллекции Белого дома, задалась вопросом: «Разве должен человек превращаться в мула?», - и нашла решение: «Колеса! Багаж на колесах!»
Ее сын приделал к чемодану колеса от старой детской коляски и телескопическую ручку, и результат полностью оправдал ожидания художницы, которая затем описала свою «блестящую идею» в книге «Вокруг света без бюджета» (1933 г.): «Опыт и чувство юмора сделали свое дело – получилось замечательно!», снабдив описание своего изобретения остроумной картинкой.
Продолжение все еще следует…
———
There’s even more to the story of the wheeled luggage.
Most of the shop owners Bernard Sadow approached with his prototype rejected the idea, thinking that suitcases on wheels were something men were reluctant to peruse, “It was a very macho thing.” While frequent travel was mostly a man’s sport those days, women begged to differ. In 1928, before her second round-the-world trip in a family of six, American impressionist Anita Willets-Burnham one of whose watercolors hangs in the White House in Washington, DC asked herself, “Why be a human truck horse?”, and quickly came up with a “grand idea”, “Wheels! Suitcase on Wheels!”
Her son then proceeded to attach two wheels from an old baby stroller and a telescopic handle to a suitcase. The invention was then described and illustrated in Willets-Burnham’s travelogue, ‘Round the World on a Penny’ (1933), “Force of habit and sense of humor made it work beautifully.”
The story is not over, so stay tuned…
(photos: artsy.com, winnetkahistory.org, childsgallery.com)
Вестник постмодернизма,
выпуск №159
В 1992 г. американский архитектор, преподаватель и теоретик архитектуры Джон Хейдук, воспитавший множество выдающихся архитекторов и оставивший после себя бессчетное количество «бумажных» архитектурных проектов и идей, спроектировал две башни, которые должны были стать частью Ботанического сада в галисийском городе Сантьяго-де-Компостеле. Воспитанный в католической семьей, Хейдук задумывал эти триединые башни (одну – монолитную, облицованную гранитом, вторую – прозрачную, с остекленным фасадом, третью – воздушную, образованную силуэтами двух других) как постмодернистскую интерпретацию собора Святого Иакова, важнейшей христианской святыни неподалеку. Правда, как и ряду других задумок Хейдука, этому проекту не суждено было реализоваться, по крайней мере, при жизни архитектора…
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 159
In 1992, American architect, educator, and researcher John Hejduk, whose legacy is mostly measured in countless famous students and unbuilt projects and concepts, designed two towers for the Botanical Garden of Santiago de Compostela, the capital of Galicia. Raised as a Catholic, Hejduk conceived his building as a postmodernist interpretation of the Santiago de Compostela Cathedral nearby, an important pilgrimage destination for Christians. Comprising three towers in a triune relationship to each other, a granite-clad one, a transparent one covered in glass, and an inverted one in between the other two made solely of air, this design was doomed to remain merely a design, just like many of Hejduk’s other “paper” projects, at least while the architect was still alive.
Иола Брубек хотела, чтобы дом был одноэтажным и вмещал в себя пять спален, две ванных комнаты, гостиную, столовую, музыкальный салон, детскую, кухню и кладовку. Единственным возможным решением для Торна было поместить одноуровневый объем на мощные и протяженные консоли из стальных двутавров, закрепленных в горной тверди (возможно, благодаря этому проекту сталь станет любимым материалом Торна, а сам архитектор получит прозвище «Железный человек»). При этом заказчики требовали сохранить величественные сосны и каменный выступ, имевший для них сентиментальное значение. Торн возвел свою конструкцию вокруг этих «якорей» так, что часть скалы оказалась в центре гостиной, а, поскольку Брубек всегда писал музыку на стеклянных столешницах, горная порода стала и основанием для стеклянного стола.
Впоследствии Торн дополнил дом автомобильным навесом, который тоже был создан при помощи консолей, зафиксированных в скале и придавленных огромным валуном. Крыша навеса, покрытая брезентом и огороженная парапетом из плексигласа, одновременно служила детской площадкой, за происходящим на которой можно было следить из основного объема благодаря полностью остекленному периметру.
———
Iola Brubeck wanted a single-level building that would comprise five bedrooms, two bathrooms, living room, dining room, music room, playroom, kitchen, and utility room, so Thorne opted for a cantilevered structure that used long and heavy-duty steel beams anchored in the rock (which perhaps made the architect develop a predilection for steel that ultimately earned him the nickname “The Man of Steel”). The Brubecks also wished to preserve the pine trees around and an outcrop of the bed rock that held a sentimental value for them. The architect fulfilled all of the demands exposing the rock inside the living room. Also, as Brubeck used to write his music on glass table-tops, a piece of tempered glass was fashioned to the rock, creating a writing desk.
In a little while, Thorne designed a carport addition to the house that also used steel cantilevers anchored to the rock and a large boulder as a counterbalance. The roof of the carport was covered in canvas and protected with a Plexiglass railing, making it a perfect playground for Brubecks’ children that could be monitored from inside the house thanks to the glassed-in walls.
Раз вы справились с предыдущим вопросом, сможете объяснить, почему гардероб Колани преимущественно состоял из светлых вещей (кстати, его собственного сочинения)?
———
Since you were very quick with the previous puzzle, how about another one? It would be great, if you could try and explain why Colani made it a point to dress in white most of the time (wearing things of his own design, by the way)?
«Биодизайн и его наследие будет направлять и вдохновлять человечество еще многие годы».
Великий «3D-философ» Луиджи Колани, enfant terrible промышленного дизайна, подчинял себе стекло с самого начала своей дизайнерской карьеры, создавая аэродинамические детали для транспортных средств, опередивших время: «Мне непросто взаимодействовать с [автомобильной] индустрией из-за того, что она совершенно не желает идти в ногу со временем. Достаточно посмотреть на то, что делают “General Motors”, “Mercedes”, “Chrysler”, “Porsche”, “BMW”… Все они выпускают автомобили, которые были актуальны вчера, и ни у кого нет представления о том, как должна выглядеть машина завтрашнего дня! Я же уже спроектировал не один такой автомобиль».
———
“Biodesign and its legacy will lead and inspire mankind for many years to come.”
Luigi Colani, a renowned “3D philosopher”, an enfant terrible of industrial design, applied his signature biodynamic principles to glass right from the start of his career when he was designing windshields and other glass parts of numerous aerodynamic vehicles that were clearly ahead of their time.
“It isn’t easy for me to have contact with the industry, because it is so outdated. Look at General Motors, look at Mercedes, look at Chrysler, look at Porsche, look at BMW… They are all building cars from yesterday! Nobody has an idea how the car of tomorrow should look. I’ve built them already.”
(photos here and below: Flickr user Eric G, Action Press/Rex Features, Ingo Wagner/EPA, via Shutterstock, designmuseum.org, designboom.com, colani.com, Waltraud Grubitzsch/DPA, via AP, dezeen.com, cardesignnews.com, Alessandro Digaetano, Colya Zucker via rainbow-lifestyle.com)
У выставки 3 days of design в Копенгагене нет общей площадки — участники показывают кто на что горазд у себя в шоурумах или арендуют под это дело чужие помещения. Гильдия краснодеревщиков гуляла в барочном здании Moltke Mansion, которое принадлежит Гильдии ремесленников, — я пришла на выставку мэтров и подающих надежды молодых мастеров, а попала к началу фуршета.
Шикарное здание, хорошее шампанское и оживленная толпа краснодеревщиков и их гостей не оставляли сомнения в том, что Гильдия, существующая уже 470 лет, процветает. Был также снят вопрос, откуда в маленькой Дании такая прорва небольших локальных брендов, которые вручную работают с деревом и имеют в своем названии слово snedker — в переводе с датского это «столяр».
Сама выставка тоже была необычной — посетители крутили экспонаты по все стороны, переворачивали стулья вверх тормашками и залезали под столешницы, проявляя активный интерес не только к результату, но и к тому, как это сделано. Многие проделывали это, не выпуская бокала из рук.
Дополнительные материалы (в том числе Настины видео) см. в комментариях.
———
The 3 Days of Design exhibition in Copenhagen does not have a dedicated venue which means that its entrants showcase their achievements in their own showrooms or rented locations across the city. The Cabinetmakers’ Guild occupied Moltke Mansion, a Baroque building owned by the Craftsmen’s Guild in Copenhagen since 1930. I arrived there to see a blend of celebrated masters and promising newcomers and found myself gatecrashing a vibrant party that had just started.
Looking at the magnificent building, decent champagne, and an animated crowd of cabinetmakers, I had no doubt that the Guild, which is celebrating its 470th anniversary this year, had been flourishing ever since. I also realized why such a small country as Denmark was swarming with local design brands that produce hand-made wooden furnishings and proudly call themselves “snedker”, which is the Danish for a carpenter.
The exhibition was quite unusual, too. Visitors would grab, twist, and turn the exhibits to get a better look at their designs, they would hold the chairs upside-down and get under the tables to experience both the finished product and all of its joinery that had made it possible. Many would do all that holding on to their wine glasses…
For more visuals, see the comments down below.
Особый интерес в советской керамике представляют изделия, созданные художниками из национальных республик, которые сумели примирить в своих работах эстетику лаконичных форм и традиционные технику, материалы и художественные мотивы. Одним из таких мастеров был малоизвестный ныне грузинский художник Шота Георгиевич Нариманишвили, создавший ряд чернолощеных скульптур, которые были отмечены на международной выставке керамики в Праге в 1962 г.
Год спустя Нариманишвили стал автором статуэтки под названием «Лань», которая попала на страницы сборника статей «Культура жилого интерьера» в качестве примера удачных пластических решений, предлагавшихся художниками-прикладниками для современных им интерьеров. Интерьеров, в которых скульптура получила наконец достаточное пространство для жизни - на горизонтальных стенках современной легкой и воздушной мебели, а не в застенках массивных старинных сервантов.
———
There’s one aspect to Soviet ceramics that merits special attention. We’re referring to region-specific contributions from various Soviet republics that made it such a diverse and dynamic phenomenon thanks to the ability of “local” artists to reconcile their ages-old traditions, techniques, and motifs with a modern demand for purer forms and minimalist aesthetics. The Georgian Shota Narimanishvili was one such ceramicist. Virtually unheard of these days, he produced a number of pieces in black clay that received recognition at an international exhibition in Prague in 1962.
One year later, Narimanishvili created a miniature sculpture called “A Doe”, which was featured in “The Culture of Domestic Interiors”, a collection of articles on interior designs, as an example of ceramic designs whose expressive simplicity of form made them a fitting addition to modern interiors where they could enjoy plenty of display space (e.g. on top of modern cabinets) and be spared being crammed into bulky and imposing furniture of the past.
(photos: goskatalog.ru, tsaritsyno-museum.ru)
Много лет назад автору этих строк с трудом удалось отыскать маленький обеденный стол, площадь столешницы которого увеличивалась бы в два раза. Таких изделий не было ни в огромных мебельных агрегаторах, ни в ИКЕА. Нужный столик продавался практически за бесценок в полуподвальном магазине мебели, а все потому, что искать нужно было не обеденный, а ломберный стол. Поворотно-раскладные игорные столы существовали с 18-го века и в самых разных, порой очень неожиданных, вариациях.
20-й век не был исключением: примером этой типологии из интересующего нас периода является датский ломберный стол, который был спроектирован в середине прошлого века выдающимся дизайнерским дуэтом, обойщиком мебели Эйнером Ларсеном и столяром-краснодеревщиком Акселем Бендером Мадсеном, познакомившимися во время учебы у Коре Клинта и работавшими вместе с 1947 года до смерти Ларсена в 1987 г.
———
Many years ago, yours truly went on a quest to find a small dining table with a tabletop that could extend to twice its original size. We cruised major furniture outlets and IKEA top to bottom, to no avail, and were surprised to find and instantly purchase such a table at an inconspicuous no-name retailer that sold if for a song. Later, we realized that we should have been looking for a games table desk, not a dining one. Fold-over game tables with a swivel top were known since the 18th century and came in a great variety of forms some of which were quite ingenious.
One mid-century example we are featuring today was created by a famous Danish duo, furniture upholsterer Ejner Larsen and cabinetmaker Aksel Bender Madsen who met while studying under Kaare Klint and worked together from 1947 to 1987, the year Larsen passed away.