В компании с неизвестным автором и архивами МАММ поздравляем всех православных со Светлой Пасхой! Христос Воскресе!
———
Together with an unknown artist and MAMM’s archives, we’re wishing a very Happy Easter to those of you who are celebrating today!
Спиральные конструкции, так похожие на «Маяк мира» Фрейсине, были положены в основу нескольких примечательных проектов: Константина Мельникова, в котором маяк был решен в виде двух конусов, неподвижного нижнего и вращающегося верхнего, испанца Касто Фернандеса-Шоу, впоследствии предложившего аналогичное решение для других своих сооружений, Тони Гарнье, соотечественника Фрейсине, чилийца Родульфо Ойярсуна Филиппи и даже...
———
There were several interesting projects that may have inspired the spiraling ramp of the Lighthouse of the World by Freyssinet. Konstantin Melnikov proposed an hourglass-like building made up of two cones, a steady one at the bottom and a rotating one on top. Spanish architect Casto Fernández-Shaw submitted a tower that would echo in some of his later projects. The French Tony Garnier designed a lighthouse whose outline clearly alluded to the Eiffel Tower. In addition to these entries, there were at least two other similar designs by the Chilean Rodulfo Oyarzún Philippi and even…
May the 4th be with you.
Да пребудет с вами сила!
🔻
Вот каналы, авторы которых точно обладают супер-силами и скрытыми талантами:
▪️ Сказ про Dva Kvadrata- генерал Лея Органа Анна Максимовна о реальной ежедневной работе архитектора.
▪️ Mid-Century Modern - простыми словами о сложном дизайне: модернизме середины прошлого века, да еще и на двух языках.
▪️ Архитектор - рассказывать об архитектуре со всех уголков мира и ни разу не повториться, это ли не супер-сила.
▪️ Материал, найдись! - новая надежда: канал, где можно найти всё, чтобы стильно комплектовать проект, в том числе вдохновение.
▪️ Каталог Алвара Аалто - медиа о предметном дизайне, названное в честь магистра скандинавского стиля Йоды Алвара Аалто.
▪️ MAG Architecture - гид о современной архитектуре Москвы, России и мира профессиональным взглядом: именно в этом порядке.
▪️ RECONSTRUCTION | Реконструкция - об архитектуре в контексте истории: о бережном отношении и о гармоничном сочетании старого и нового.
🔻
В начале 1960-х гг. в Норвегии появилась компания «Krogenæs Møbler», которая специализировалась на выпуске мебели, вдохновленной традиционными предметами скандинавского быта и технологиями их производства. Изготовлявшаяся из массива сосны, по-деревенски прочная, основательная и функциональная, эта мебель вполне органично выглядела в квартирах современных ей норвежцев.
Хорошим примером уместности изделий «Krogenæs Møbler» в городских интерьерах может служить этот табурет, созданный в 1964 г. основателем компании Рагнвальдом Крогенасом. Пятничный вопрос сегодня проще пареной репы: отгадаете, к какому традиционному предмету отсылает название этого табурета, «Fjøskrakk»?
———
Krogenæs Møbler was a Norwegian furniture-maker established in the early 1960s that specialized in producing furnishings inspired by traditional Scandinavian household items and technologies. Made of solid pine wood, its rustic furniture was durable and functional, yet it looked surprisingly organic both in countryside houses and modern urban interiors.
This stool designed by Ragnvald Krogenæs, the founder of the company, back in 1964 is a fitting example of how relevant Krogenæs Møbler’s designs were for modern Norwegian homes. As it’s Friday today and time for our usual quiz, here is a question for you that will hopefully be as easy as pie. Can you guess what traditional item this stool was inspired by, as indicated by its name, Fjøskrakk?
(photos: Atelier Rude, digitaltmuseum.no, studio-nordic.com, hgallery.com, alabasterstudio.no, biccidemedici.com, bruksmann.com)
Тиражируемая «журналистами» история про создание в Советском Союзе атомного дорожного катка «высотой с семиэтажный дом и шириной в 20 м», который прокладывал в сибирском лесу «прямую и ровную дорогу, просто спекая верхний слой грунта при температуре свыше 500 градусов» до тех пор, пока не утонул в болоте, где до сих пор и покоится, является, по всей видимости, выдумкой, аналогичной истории про автомобиль с атомным двигателем «Волга-Атом», макет которого можно найти в замечательном павильоне «АТОМ» на ВДНХ.
В те годы советским инженерам действительно удалось создать первое в мире сухопутное средство с ядерным реактором: вот только стала им не автомашина, а передвижная атомная электростанция ТЭС-3, с частичным макетом которой, к счастью, тоже можно ознакомиться на ВДНХ.
———
The anecdote about a giant Soviet road roller, which was allegedly 20 meters wide and as tall as a seven-story building and drowned in a Siberian swamp after constructing “a straight and flat road simply by baking the top layer of soil at over 500 degrees”, is obviously fake. So is the story of the Volga-Atom, a nuclear-powered car displayed, albeit in the form of a model, in the newly and wonderfully built ATOM pavilion at VDNKh.
In the 1960s, Soviet engineers did succeed in designing the world’s first vehicle with a nuclear reactor on board, but it was not nuclear-powered and definitely not a car. Known as the TES-3, it was an experimental transportable nuclear power station! A partial model of the TES-3 is also exhibited at the said pavilion, next to the Volga-Atom.
На правах рекомендации
Хотим поделиться с вами @loskomagazine — дружественным каналом одноименного онлайн-журнала http://losko.ru, авторы которого увлеченно, увлекательно и с нескрываемой любовью к модернизму пишут о жизни и творчестве ведущих архитекторов, дизайнеров и фотографов прошлого и настоящего, не обходя вниманием современные технологии.
———
One of the channels we’ve been looking up to since the beginning and you may want to check out, if you’re into mixed-media snapshots of modernism, is @loskomagazine, the eponymous offshoot of the online magazine http://losko.ru whose authors are fascinated by and entertain their readership with stories on architects, photographers, and designers of the past and present as well as AI technologies of the future.
В 1942 г. английский композитор Юджин Гуссенс, в то время дирижировавший Симфоническим оркестром Цинциннати, предложил известным композиторам сделать «духоподъемный вклад» в борьбу с нацизмом, написав патриотическую музыку. Среди откликнувшихся был Аарон Копленд, композиция которого была впервые исполнена 80 лет назад и стала одним из самых значительных музыкальных произведений 20-го века в США. Копленд долго не мог определиться с названием и остановился на «Фанфарах для простого человека» после знаменитой речи Генри Уоллеса, в которой вице-президент говорил о наступлении после войны «века простого человека».
Человек, который улыбается в лицо немецким солдатам на этом снимке, сделанном неизвестным военным, - пожарный Жорж Блинд, участник французского Сопротивления. В октябре 1944 г. он был подвергнут имитации расстрела, однако так и не дал никаких показаний и вскоре погиб в концлагере от смертельной инъекции, после того как врач выявил у него признаки инфекционного заболевания.
———
In 1942, English composer Eugene Goossens, then Music Director of Cincinnati Symphony Orchestra, invited several important composers to make “stirring contributions to the war effort” by writing patriotic fanfares. Aaron Copland was one of those who responded to the call. His fanfare that premiered 80 years ago became one of the most significant compositions of the 20th century in the US. Copland struggled with the title for a while and settled on “Fanfare for the Common Man” after Henry Wallace’s famous speech about “the century of the common man” that would come into being after the war.
The smiling man in this photograph, which was made by an unknown German soldier and later developed and secretly copied by Aloyse Ball, the owner of a photo shop in Belfort, is French fireman Georges Blind, a member of the French Resistance. Subjected to this mock execution in October, 1944, Blind did not reveal any information and was shortly terminated on arrival at a concentration camp demonstrating signs of a contagious illness.
В своей книге «Архитектура сегодня» Чарльз Дженкс упоминает Маюми Мияваки, одного из деятелей метафизической школы японского постмодернизма, так описывая его метод:
«… Мияваки, в частности, оперируя основными цветами и геометрическими формами, спроектировал ряд зданий, занявших оборонительную позицию по отношению к миру вокруг: они повернулись спиной к окружающей среде и распахнулись в сторону света, воздуха и растительности внутри. Применяя «оборонительный» подход к своим архитектурным проектам Мияваки, построивший уже около двадцати «зданий-коробок» для частных заказчиков и банков, действует не только из соображений «метафизической шоковой терапии», но и исходя из того, что японская окружающая среда стала чересчур враждебной. Бетонная коробка защищает человека от шума, грязи и ужасающего вида».
———
Charles Jencks’ seminal "Architecture today" features a couple of works by Mayumi Miyawaki, one of the representatives of the Metaphysical School of Japanese Post-Modernism, with the following characterization of Miyakawi’s modus operandi:
"Mayumi Miyawaki, for instance, has designed a series of defensive buildings in primary colors and forms which turn their backs on the external world and open inward to light, air, and greenery. Miyawaki resorts to such defensive architecture - he has built twenty or so "box-buildings" as houses and banks - not only as a "metaphysical shock tactic," but also because the Japanese environment has become so hostile. The concrete box is a defense against noise, pollution, and a terrible view."
(photos here and below: archbooks.com.tw, Flickr user Kazunori Fujimoto, abebooks.com)
А вот как пояснял концепцию сам Пьер Секей:
«Мы начинаем с создания условий для того, чтобы дом и сад вокруг прорастали друг в друга, и выбираем место для жизненного центра дома. Далее мы отделяем спокойную ночную жизнь от дневной, зачастую общественной, и утверждаем положение жизненного центра. На третьем этапе, как по мановению волшебной палочки, формируется план дома; личное пространство делится на комнаты, обращенные на восток, пространство активной жизни раскрывается по мере приближения солнца к зениту, кривые сплетаются друг с другом…»
———
This visual aid will probably need some textual aid as well, so here’s the explanation by Szekely:
“First stage: the garden and the house interpenetrate, the vital center of the latter already being marked. Second stage: peaceful, nocturnal life is separated from daytime and often collective life. The vital center is confirmed. Third stage: the plan itself appears as if by enchantment, the rooms, private cells, are oriented towards the east, the daytime space opens towards the zenith, penetration takes place between the two curves…"
Продолжим разговор о Петере Хвидте и Орле Мольгаард-Нильсене. Следующей важной работой в истории как этого дуэта, так и датского мебельного дизайна в целом стало кресло «AX», спроектированное дизайнерами в 1947 г. и выпускавшееся компанией «Fritz Hansen» с 1950 г. Это кресло и остальные предметы линейки «AX» были вдохновлены экспериментами Чарльза и Рэя Имзов с гнутой фанерой и, как и другая послевоенная мебельная продукция Дании из ценных пород дерева, не предназначались для внутреннего потребителя, отправляясь за рубеж, в том числе в США, где, к слову, предметы «AX» экспонировались на выставке «Good Design» в MoMA в 1951 г.
Кресла «AX» примечательны не только своей формой, но и революционной конструкцией: обратите внимание, что каркас состоит из цельнодеревянных деталей и клееного шпона. По пятничной традиции вопрос: откуда дизайнеры заимствовали эту технологию, которая впоследствии станет частью их фирменного стиля?
———
Let’s continue our trip down the memory lane of Peter Hvidt and Orla Mølgaard-Nielsen’s furniture designs with the AX chair that became the duo’s next important contribution to the Danish design scene. The AX chair as well as other pieces of the AX line were designed in 1947 and produced by Fritz Hansen starting from 1950. Inspired by Charles and Ray Eames’s bent and molded plywood achievements, the AX collection, just like other post-war Danish furniture that used more expensive woods, was not intended for the home market, being exported to other countries such as the US where the AX chairs and table were displayed at MoMA’s Good Design exhibition in 1951.
The AX chairs are ground-breaking because of both their sculptural design and the technology that consisted of sandwiching whole wood pieces between laminated sheets – something Hvidt and Mølgaard-Nielsen would use a lot in his future works. Typically for a Friday quiz, can you guess where this revolutionary technology was borrowed from?
(photos: bukowskis.com, pamono.com, danishmodernla.com, danishdesignreview.com)
Пузырь (в стекле) - дефект стекла в виде полости различного размера (ГОСТ 30005-93)
В 1953 г. выдающийся финский дизайнер Тапио Вирккала, с 1946 г. сотрудничавший с компанией «Ииттала», создал для этого производителя серию стеклянных бокалов «Tapio», предназначенную для Миланской триеннале 1954 г. Предметы этой линейки отличались технологией производства (и тулово, и ножка выдувались одновременно), а также авторским приемом, отработанным коллегой Вирккала, Тимо Сарпанева.
Последний использовал давно известную технологию создания внутри расплавленной стекольной массы пузырьков воздуха при помощи влажной палочки (см. фото). Серия «Tapio», несущая такой пузырек как «точку воздуха и света», по меткому выражению доктора искусствоведения Людмилы Васильевны Казаковой, была отмечена гран-при Триеннале и стала знаковой продукцией для упомянутой финской компании, которая выпускает эту линейку до сих пор.
———
Bubble (glassmaking) is a glass flaw that consists of a cavity of any size (Russian industry standard GOST 30005-93)
In 1953, Tapio Wirkkala, a Finish designer extraordinaire who had worked for Iitala since 1946, created a series of glasses specifically intended for the 1954 Milan Triennale. Dubbed the Tapio and produced by Iittala, these glasses were manufactured using an innovative technique of blowing out the body and the stem at the same time and featured an artistic intervention that had previously been perfected by Wirkkala’s colleague, Timo Sarpaneva.
The latter used an ages-old technology of creating bubbles inside the molten glass with a wet stick (just like in this black-and-white photograph). The Tapio glasses and goblets all had a similar bubble in the stem described as “a point of light and air” by Russian art historian Lyudmila Kazakova. Earning Wirkkala the Grand Prix of the 1954 Triennale, the pieces went on to become one of Iittala’s signature designs that remain in production to this day.
(photos: finnishdesignshop.com, iittala.com, bukowskis.com, philamuseum.org, blomqvist.no)
Недавно, пополнив библиотеку занимательной книгой С.М. Темерина «Художественное оформление быта и воспитание вкуса», мы были счастливы обнаружить между страниц несколько интересных вырезок. На одной из них был изображен секционный шкаф авторства Виктора Холештака-Холубара (1926-1989), словацкого дизайнера, запомнившегося многими работами в области создания современной мебели, в частности, модульной мебели, проектированию которой он посвятил себя в 1960 г. Примером модульных гарнитуров, разработанных Холештаком-Холубаром, может служить набор мебели для отдыха, компоненты которого могут вступать в самые разные комбинации.
———
A few days ago, we were lucky to buy S.M. Temerin’s “Decorating Domestic Interiors and Refining One’s Taste” we’d been chasing for a while. When the book arrived, we were excited to get hold of a few magazine clippings tucked in between pages one of which featured a modular cabinet by Viktor Holešťák-Holubár (1926-1989), a Slovak designer who was behind multiple modern furniture designs. Starting from 1960, Holešťák-Holubár was mainly focusing on designing modular pieces like this cabinet or a set of living room furniture whose components could be mixed and matched to cater to various scenarios.
«Меня занимает вопрос, как добиться нового уровня в синтезе разных выразительных средств. Я стремлюсь к тому, чтобы заставить архитектуру, живопись и скульптуру образовать тесный, прочный и неделимый союз».
Автор этих слов, венесуэльский архитектор Карлос Рауль Вильянуэва, в июне 1952 г. привлек к строительству университетского городка в Каракасе Александра Колдера. Последний, как и многие другие художники и скульпторы, должен был создать ряд арт-объектов, которые бы украсили собой кампус Центрального университета Венесуэлы. Пока Колдер работал над стабилями и мобилями, выяснилось, что зал лектория «Aula Magna», спроектированный Вильянуэвой, несовершенен с точки зрения акустики. Лео Беранек из научно-производственной компании «Bolt, Beranek & Newman Inc.», назвал архитектурное решение зала «худшим из возможных для кампуса, учитывая потребность в естественном звуке». Архитектор не пожелал вносить изменения в свой проект, и на помощь пришел Колдер, предложивший разместить в зале «Парящие облака» в «художественно-декоративно-акустических целях».
———
“I am concerned about the problem of a new synthesis of the different means of expression. It is my aspiration to redirect architecture, painting, sculpture, to an intimate, inextricable, significant cohesion.”
In June, 1952, Carlos Raul Villanueva, a Venezuelan architect and the author of this preface, commissioned Alexander Calder to join other artists in designing artworks for the university campus in Caracas he was erecting. Working on mobiles and stabiles for the said project, Calder became aware of major acoustic deficiencies that plagued Villanueva’s auditorium, Aula Magna. In particular, Leo Baranek, one of the founders of Bolt, Beranek & Newman Inc., a sound engineering company Villanueva had contracted, referred to the hall as “the worst design for campuses that require a natural sound”. When the architect refused to modify his concept, entered Calder who proposed installing his Floating Clouds in the hall “for an artistic, decorative and acoustic purpose.”
Зрительный зал был еще более впечатляющим: стены, падугами смыкающиеся с потолком, были облицованы тем же махагони, что и фойе, причем утверждается, что все панели были изготовлены из одного ствола. Однако главным объектом интерьера был, конечно, занавес, на котором был изображен драккар. Автором эскиза к занавесу, а также неоновой вывески снаружи был шведский художник Гуннар Эрик Стрем. Узнав, что кинотеатр, оформление которого было ему поручено, будет называться «Draken» (шв. дракон или драккар), как и известный кинотеатр в столице, Стрем отказался рисовать драконов и настоял на том, что и экстерьер, и интерьер будут отсылать к морскому наследию викингов. Именно поэтому кресла в зрительном зале, обитые синей тканью, получили волнистые спинки.
P.S. В год открытия «Драккара» в Швеции появился первый телевизионный канал, и роль кинотеатров стала уменьшаться. В 1995 г. кинотеатр перестал принимать посетителей и стал площадкой для Гетеборгского кинофестиваля, эмблемой которого является красный дракон.
———
The auditorium was even more majestic. Its walls curving towards the ceiling were panelled with the same mahogany as the foyer, allegedly produced from a single piece of wood. However, the most eye-catching piece of the interior was the curtain that depicted a drakkar. When Gunnar Erik Ström, the artist responsible for both the curtain and the neon side outside, learned that the theater would be called “Draken”, which is the Swedish for both a dragon and a Viking ship, he was adamant that his designs would show no Chinese dragons unlike other eponymous places across the country, including the Draken cinema in Stockholm. Instead, he wanted the decor to allude to the maritime legacy of Sweden. This is why the chairs of the auditorium that had navy-blue upholstery look like sea waves.
P.S. 1956 was the year of the launch of television in Sweden and the start of the gradual decline of the cinema. In 1995, Draken was closed down, becoming the headquarters of Gothenburg Film Festival with a red dragon on its logo.
Пока стоят жаркие дни, поделимся с вами уличной мебелью, спроектированной замечательным дизайнером-самоучкой Жаном Ройером. Начнем по порядку: на первых фотографиях редкий шезлонг, созданный Ройером для комнаты отдыха в павильоне керамики на Парижской выставке 1937 г. На следующих снимках запечатлен комплект мебели, представленный во время салона изобразительных искусств в дворце Гальера в 1949 г. А завершают этот парад шезлонги, снабженные подобием балдахина и изготовленные Ройером (который, как известно, открыл представительства своей студии в Ливане, Египте и Сирии и считался «официальным» декоратором резиденций ближневосточных правителей) для иранской принцессы Шахназ Пехлеви, старшей дочери последнего иранского шаха, в 1958 г.
———
While we are still enjoying sunshine, we’ve put together a small selection of outdoor furniture created by Jean Royère, a stellar self-taught designer, and will display it chronologically. The first pictures show a rare chaise created for the lounge area of the ceramics pavilion at the 1937 Paris exhibition. Next comes a set of garden furniture presented during the 1949 visual arts exhibition at Musée Galliera. The last items in this selection are armchairs with baldachin-like canopies that Royère, whose design studio had branches in Lebanon, Egypt, in Syria and who was thus an “official” interior designer for the nobility of the Middle East, designed for Princess Shahnaz Pahlavi, the eldest daughter of the last Shah of Iran, in 1958.
(photos: wright20.com, galerieandrehayat.com, belgiumantiques.com, mutualart.com, phillips.com, 1stdibs.com)
… молодого Алвара Аалто. Железобетонная башня последнего, обвитая спиральным пандусом, представляла собой «абстрактное изображение Западного полушария как столпа прогресса, футуризма и солидарности».
Как отмечалось, ни одно из этих сооружений не было воплощено в жизнь, но все они, как и сам конкурс в целом и «Маяк мира» Фрейсине, стали своего рода ориентирами для архитекторов всего мира.
———
… Alvar Aalto, who was about thirty years old at the time. Aalto’s tower wrapped by a spiraling ramp was to be made of reinforced concrete and represent “an abstracted image of the Western Hemisphere as a pillar of progress, futurism, and solidarity”.
As mentioned above, none of these designs were built, but all of them, just like the competition itself and Freyssinet’s Lighthouse of the World, became beacons of architectural aspirations all over the world.
(photos here and above: Alberto Sartoris, Saint Petersburg Hermitage, artuzel.com, archdaily.net, studfiles.ru, thecharnelhouse.org, architime.ru, Designing Pan-America: U.S. Architectural Visions for the Western Hemisphere by Robert Alexander González, alvaraalto.fi, archdaily.com, skfandra.wordpress.com, Shchusev Museum of Architecture, archiveofaffinities.tumblr.com, museoreinasofia.es, Michael Cohen)
У «Маяка мира» Фрейсине было несколько близких по времени прообразов, ни один из которых также не был реализован. Речь идет о проектах, участвовавших в конкурсе на сооружение маяка-памятника Колумбу в Санто-Доминго, который проводился в 1929-1931 гг. по инициативе американского архитектора Альберта Келси, главного советника Панамериканского союза, вдохновившегося идеями доминиканского историка Антонио дель-Монте-и-Техады.
Из-за недостатка финансирования и политической обстановки проект-победитель, автором которого был молодой шотландец Джозеф Ли Глив, был осуществлен лишь в 1992 г. (см. фото 1-4), однако конкурс этот стал одним из самых значительных архитектурных соревнований 20-го века. Участников набралось почти две тысячи, среди которых были как именитые, так и малоизвестные архитекторы из 48 стран, включая СССР (советские архитекторы, в частности, представили 23 проекта).
———
The Lighthouse of the World by Eugène Freyssinet had a handful of prototypes that were designed a little bit earlier and remained unbuilt. The designs we’re referring to were submitted for the 1929-1931 competition to build a memorial lighthouse in honor of Columbus in Santo Domingo. This competition was initiated by American architect Albert Kelsey, who was then the main advisor to the Pan-American Union and had been inspired by the concepts of a lighthouse proposed by Antonio del Monte y Tejada, a Dominican historian.
Even though the winning design by Scottish architect Joseph Lea Gleave (pics 1-4) was not built until 1992 because of the scarcity of funds and political instability, this competition came to be one of the most important architectural calls of the century with 456 entries submitted by a total of almost 2,000 architects, both stellar and unknown, from 48 countries (the Soviet Union alone was represented by 23 projects).
И снова наша коллега Аня из «Двух квадратов» включила нас в здоровскую подборку! С радостью делимся ей с вами и рекомендуем заглянуть к Ане - уверены, что вам понравится!
———
Anna of Dva Kvadrara has once again included us on her curated list of design-oriented channels. All of them, Anna’s own blog included, are definitely worth checking out, so here you go!
Проект опытной электростанции был разработан Ю.А. Сергеевым и Д.Д. Бродером в 1957 г., а в 1961 г. электростанция была изготовлена на базе танка Т-10 ленинградским Кировским заводом. Она состояла из четырех самоходных частей, которые транспортировались на дальние расстояния по железной дороге и добирались до места назначения своим ходом с максимальной скоростью 15 км/ч. В месте назначения части помещались в заготовленные траншеи соединялись друг с другом и перед началом эксплуатации окружались дополнительными защитными элементами. Расходуя всего 14 г урана-235 в сутки, установка вырабатывала 1,5 мВт электроэнергии и была рассчитана на автономную работу в течение 250 суток.
———
The power station was designed by Yu.A. Sergeyev and D.D. Broder in 1957 and built based on the T-10 tank by Leningrad’s Kirovsky Factory in 1961. The TES-3 consisted of four similar components that were transportable by rail and could also move on their own, travelling at 15 kilometers an hour. When all of the parts reached their destination, they would be sheltered with earth and other protective materials and integrated into a system. Consuming merely 14 grams of U-235 per day, the station produced 1.5 mW of electric energy and could operate for up to 250 days without refueling.
(photos here and above: atominfo.ru, auto.ru, strana-rosatom.ru, ippe.ru, 5koleso.ru, dzen.ru users RetAvto and sunduchok.texnofila)
Помимо всего прочего, датский дизайнер Оле Корцау прославился текстильными работами. Некоторые из них возникли как продолжение его лаконичных зарисовок с одинаково солнечными повседневными и каникулярными сюжетами, а некоторые, как шерстяной гобелен «Дания в цвету», демонстрируют еще одну грань таланта дизайнера, состоявшегося как художник-акварелист.
Самой известной работой Корцау в сфере текстиля является рисунок «Waves», который долгие годы наносился на ткань для штор – в интервью 2007 г. дизайнер утверждал, что за три десятилетия было напечатано 3,5 миллионов метров ткани с этим рисунком. Вдохновением для этой работы послужили полосы соли, которые морская волна оставляет на песке. Дизайнеру удалось воспроизвести их при помощи разорванных на тонкие полоски салфеток. Несмотря на популярность рисунка «Waves» мы с трудом отыскали несколько снимков этой материи – причина тому, вероятно, заключается в нежелании владельцев расставаться с этими занавесками.
———
An artist of many talents and media, the Danish Ole Kortzau is also renowned for his textile designs. Some of them were based on simplistic sketches from his everyday life in Denmark or seaside holidays that are equally sunny and joyful. Others, like the Danish Blossom tapestry, showcase his dexterity as a watercolorist.
That said, Kortzau’s most successful textile design is the Waves curtain fabric that remained in print for decades. In a 2007 interview, Kortzau estimated that 3.5 million meters of the Waves had been sold in its 30-year production run. Inspired by the stripes of salt that waves leave on the seashore, the pattern was created out of tissue paper that the designer tore into long strips. Despite the popularity of this design, there are hardly any photos out there – probably because those who still own the Waves curtains have no intention of selling them…
(photos: benjaminvintageanddesign.com, tingogsagermedstil.dk, ebay.com, fabricparadise.co.uk, milleabros.com, magicfabric.magix.net, worthpoint.com, vamptvintagedesign.com, catawiki.com)
Имя итальянского дизайнера Эмануэле Понцио практически не упоминается отдельно от имени другого итальянца, Чезаре Касати, с которым Понцио основал бюро «Studio D.A.» и создал множество примечательных изделий, включая легендарный светильник «Pillola». Вместе с тем Понцио сотрудничал и с другими мастерами той поры, в том числе с братьями Кастильони и Джо Понти. Последнему он помогал в оформлении гостиницы «Hotel Parco dei Principi» в Риме в 1961-1964 гг. (настенные светильники на первых фотографиях – дело рук Понцио). Кроме того, именно Понцио и Понти придумали проводить выставки модернистских товаров для дома «Eurodomus», организованные журналом «Domus».
Нам удалось найти еще две работы, автором которых является Понцио: это светильник «Alicante», в 1960-х гг. выпускавшийся компанией «iGuzzini», и стеллажная система 1950-х гг., состоящая из единственного модуля 28 х 95 см, благодаря пазам способного служить как стенкой, так и полкой в самых разных конструкциях.
———
The name of Italian designer Emanuele Ponzio is almost exclusively used in conjunction with Cesare Casati, another Italian designer who was Ponzio’s partner in Studio D.A. and worked with him on multiple designs, including the iconic Pillola lamp. Yet, Ponzio collaborated with other design luminaries of the time such as the Castiglionis or Gio Ponti. The latter enlisted Ponzio’s help with furnishing Hotel Parco dei Principi in Rome in 1961-1964 (the wall sconces you see in the first photos were designed by Ponzio). Also, Ponzio and Ponti came up with the idea of holding Eurodomus exhibitions of modern domestic designs that were organized by Domus.
We’ve managed to find two more pieces Ponzio created outside of his duo with Casati. The first one is this Alicante pendant produced by iGuzzini in the 1960s and the second one is an amazing 1950s shelving system, which is based on a single module, a 28 х 95 cm piece of plywood whose slots enable one to build custom bookcases.
(photos: bobeche.it, archidiap.com, Gio Ponti Archives, yatzer.com, pamono.eu)
На этих и предыдущих снимках запечатлен жилой дом в городе Хацукаити, в префектуре Хиросима, автором которого был не Мияваки, как вы наверняка подумали, а другой японский архитектор, Тору Мураками, в 1994 г. удостоенный за этот и ряд других домов первой премии Архитектурного института Японии.
К сожалению, нам удалось добыть лишь несколько фотографий этой постройки. Ни чертежей, ни описания дома в свободном доступе мы не нашли, но надеемся, что имеющиеся снимки создадут у вас представление об этом проекте, которому, кажется, очень подходит приведенная выше цитата: практически весь внешний контур глухой, а внутренний полностью остеклен.
Таким образом, внутреннее пространство осторожно сообщается с окружающим миром лишь через небольшой разрыв во внешней стене и арочные проемы на уровне потолка, а ступенчатая конфигурация внутреннего периметра позволяет жильцу дозировать объем этого взаимодействия.
———
These and earlier photos show a house in Hatsukaichi, Hiroshima, designed by Toru Murakami, another Japanese architect and recipient of the 1994 Design Prize of the Architectural Institute of Japan for a series of buildings including this one in particular.
The reason we’re featuring Murakami’s house - alongside the only few photos we’ve managed to get hold of - is because the above quote seems to be just as fitting here as with any of Miyawaki’s designs. Hopefully these pictures, including a couple of Google street views, are sufficient to get an idea of how the house was designed, in the absence of any plans or first-hand descriptions.
The dwelling turns its concrete back on the surrounding landscape and, instead, opens fully on to the interior court thanks to full-height fenestration of the inner perimeter. The inside of the house is accessible to the external world through a small opening in the outer perimeter and a series of arched windows just below the roof. Importantly, the owners can adjust the extent of their interaction with the outside simply by changing their position inside the house.
«… Наконец жизненный центр, воплотившийся в монументальном камине, пронзает дом по вертикали, и две части дома образуют семейный очаг с отдельным пространством для детей. Я хотел, чтобы дом, сложенный из кирпича, приобрел плавные и лишенные углов очертания, округлые окна и выглядел, будто он вылеплен из массы непорочно белого цвета. Мне не удалось добиться того, чтобы внутреннее пространство было разделено единой и непрерывной стеной. Ясно, что в строительном искусстве улитки опередили людей на несколько миллионов лет. Настало время их догнать».
А о керамике Бордери поговорим в другой раз. Спокойной ночи!
———
"... Fourth stage: the vital center, which has become a powerful monumental chimney, pierces the house vertically, the two becoming the family home, with the independent space for the children. I wanted to treat the curved masonry, without angles, in flexibility, with rounded windows, like a shaped mass, of immaculate whiteness. My wish to limit the interior space of the home with a continuous, seamless wall has not yet been satisfied. I realize that snails preceded humans by a few million years in their art of building. It was time to catch up with them.”
With that we’re wishing you sweet dreams and will be coming back with Borderie’s ceramics shortly.
(photos here and above: gallery-wa.com, thermopyles.info, aau.archi.fr, ValérieTreilleford, City of Saint-Marcellin, France 3 Alpes / Cécile Mathy)
Вот так всегда: хотели написать про керамику Андре Бордери, но наткнулись на архитектурный проект, о котором невозможно молчать, потому что 1) его название, «Пьяный корабль», отсылает к Артюру Рембо, 2) руку к его созданию приложил не только Бордери, но и семейный дуэт Секей, с которым Бордери долгое время жил и работал, 3) логикой формообразования он предвосхитил эксперименты пионеров французской органической архитектуры 1960-1970-х гг., в том числе Антти Ловага, Клода Кости, Жака Куэля и Жана-Луи Шанеака.
Дом, о котором мы поведем рассказ, был построен во французском городке Сен-Марселлен в 1952-1956 гг. квартетом, первую скрипку в котором играл Пьер Секей, хотя формально архитектором значился Луи Бабине. Дело в том, что еще до знакомства с заказчиками, Моник и Фредом Жела, Секей вынашивал идею дома, который был бы построен по образу и подобию раковины улитки. Концепция дома была изображена Пьером Секей на рисунке, датированном 1952 г., а после выгравирована на каменной плите у входа в дом.
———
As it often happens, we merely wanted to write a note on André Borderie and his ceramics, but then came across an architectural project he had been part of and couldn’t help researching it further since a) it’s name, "The Drunken Boat", is a reference to Arthur Rimbaud’s famous poem, b) the house was a joint effort by Borderie and his long-time partners in ceramics, Pierre and Vera Szekely, and c) the dwelling was an early precursor of organic designs of the 1960-1970s by Antti Lovag, Claude Costy, Jacques Couëlle, Jean-Louis Chanéac and other French sculptors.
The house was built in Saint-Marcellin, France, in 1952-1956 by a quartet of artists with Pierre Szekely in the lead even though the project was formally signed by architect Louis Babinet. The thing is that Szekely was the author of the original snail shell-like concept that had been on his mind before he met the clients, Monique and Fred Gelas. The concept was first put on paper in 1952 and then engraved on a stone plaque at the entrance to the house.
Как и обещали, показываем вам еще одну культовую пепельницу, которой пользовался Исаму Ногучи. Эта пепельница была спроектирована Бруно Мунари в 1957 г. и выпущена компанией «Danese Milano» под названием «Cubo», став первым кирпичом не только в многолетнем сотрудничестве Мунари и Бруно Данезе, но и в фундаменте компании в целом. Правда, первые два года продажи «Cubo» находились на чудовищно низком уровне - покупатели попросту не понимали, что это за вещица.
Это осознал и сам дизайнер: «Я не разобрался в том, что такое пепельница в психологическом смысле, не понял, что человек, слыша слово “пепельница”, представляет себе чашу – неважно, какого размера, цвета и из какого материала - с окурками. Если окурков не видно, значит, это не пепельница». Вместе с тем последнее является важным отличием работы Мунари от большинства пепельниц: окурки скрываются в недрах «Куба» под действием силы тяжести, а затем легким движением рук вытряхиваются в мусорный бак.
———
As promised, here is another iconic ashtray, which was reportedly used by Isamu Noguchi. Dubbed the Cubo, this ashtray was designed by Bruno Munari in 1957 and released by Danese Milano, becoming the first brick in the foundation of both the long and prolific partnership between Munari and Bruno Danese and the newly founded company as a whole. For the first two years after the release, the Cubo remained a commercial failure – people were completely confused as to what it was.
Munari soon figured it out, too, “I got the ashtray wrong, in the psychological sense. I didn't understand that people, when they think of an ashtray, imagine a saucer of any shape, material, color, with cigarette butts inside. If you can't see the butts it's not an ashtray.” The latter, on the other hand, was a competitive advantage of Munari’s ashtray; when placed on the lid, cigarette butts would move into the cube by gravity and remain fully concealed until somebody threw them out in a quick and easy manner.
(photos: danesemilano.com, wright20.com, designrepublic.com, botterweg.com)
Виктор Холештак-Холубар сначала учился столярному мастерству, а в 1948 г. окончил Высшую школу прикладного искусства в Брно. В дальнейшем он состоялся не только как проектировщик мебели, но и как графический дизайнер. Кроме того, он активно занимался оформлением интерьеров и выставочных пространств. Мы испытали восторг, наткнувшись на заботливо сбереженные соотечественниками Холештака-Холубара эскизы его интерьерных и выставочных проектов, выполненных в смешанной технике, и с радостью делимся ими с вами. Некоторые из эскизов, не поместившихся в пост, публикуем в комментариях.
———
Initially trained as a woodworker, Viktor Holešťák-Holubár graduated from the Higher School of Industrial Art in Brno in 1948. In subsequent years, he made a name for himself as a talented furnituremaker and a graphic designer. What’s more, he left an extensive legacy of modern interiors and exhibition spaces. We swooned with delight when we came across a large collection of Holešťák-Holubár’s mixed-media sketches that had accompanied his interior and exhibition design projects. We’re posting some of them here as well as in the comments down below.
(photos here and above: webumenia.sk, scd.sk, designoza.com)
Предложение скульптора было принято, и инженеры-акустики из упомянутой компании помогли Вильянуэве придать «привычному прямоугольному пространству характеристики сферы, отвечающие метафорическому представлению архитектора и Колдера об объекте как о подводном ландшафте».
За превосходную акустику зала отвечает три десятка «облаков», сконструированных из двух листов фанеры толщиной 13 мм, закрепленных на стальных рамах разного сечения. «Облака» подвешивались к потолку и стенам при помощи тросов и фиксировались в нужном положении под звуки оркестра, игравшего со сцены во время настройки. Результатом этого длительного и трудоемкого проекта стал союз искусства и точных наук, обеспечивший помещению такую акустику, что Леонард Бернштейн назвал его «лучшим из концертных залов, в которых ему доводилось играть в Южной Америке». К сожалению, аудиозаписи этого концерта, состоявшегося 2 мая 1958 г., нам отыскать не удалось; зато нашли фотографию (см. снимок 1).
———
Calder’s proposal was accepted, and, together with Villanueva and acoustic engineers of Bolt, Beranek & Newman Inc., he began to transform “the usual rectilinear perspective into a spherical form very much in line with the aquatic landscape metaphor [the architect] and Calder had in mind.”
To enhance the acoustic properties of the auditorium, thirty-one “clouds” were suspended from the ceiling and walls using cables. Each of these clouds was assembled of two 13 mm plywood sheets and a steel frame that varied in size and was positioned to the sounds of an orchestra that was playing on stage throughout the installation. What was a lengthy and laborious process culminated in an incredible cohesion of art and science that turned Aula Magna into the best Leonid Bernstein performed in during his tour in South America. Sadly, we’ve failed to find any recordings of the 1958 tour - only the opening picture is publicly available.
(photos here and above: Paolo Gasparini, artbasel.com, guiaccs.com, Félix León Carrillo, nytimes.com, calder.org)
В воскресном номере
«Вестника постмодернизма» обратимся к истории Миланской недели дизайна, которая сегодня официально завершилась.
15 лет назад в Милане состоялась презентация алюминиевого кресла «Cloud», созданного голландским затейником Ричардом Гуттеном. Эта работа впоследствии стала основой еще для двух кресел Гуттена: медного «Wolk», выпущенного в 2019 г., и цельнотекстильного «Layers Cloud Chair», которому в этом году исполняется десять лет.
Последнее было создано в единственном экземпляре компанией «Kvadrat» и стало воплощением желания дизайнера «использовать текстиль в качестве строительного материала нежели для изготовления обивки или чехла». Кресло массой около 250 кг состоит из 545 вырезанных на станке с ЧПУ слоев шерстяной ткани, на которые в общей сложности пошло 840 кв. м. материи. А вдохновлено это уникальное изделие было холмистым ландшафтом аризонской пустыни Пейнтед-Дезерт, состоящим из разноцветных слоев известняка.
———
As the 2024 Milan Design Week is now officially over, let’s take a look at some of the highlights of previous weeks in today’s issue of Sunday Postmodernism especially since…
… this spring marks 15 years since the unveiling of the famous Cloud Chair designed by Richard Hutten, a Rotterdam-based designer extraordinaire, and presented at the 2009 Design Week. Made of aluminum, the chair would later enjoy two comebacks, as a 2019 brass version called Wolk and as a textile-only version titled Layers Cloud Chair.
The latter has just turned 10 years old and was created by Kvadrat in just one copy to demonstrate the use of fabric "as the construction material rather than as the surface or the cover". Weighing about 250 kg, the chair consists of 545 meticulously selected and CNC-cut layers of Divina woollen fabrics totalling 840 sq. m. When asked about the source of his inspiration, Hutten cited the Painted Desert in Arizona, a desert of badlands whose rocks are comprised of colourful layers of stone.
(photos: stirpad.com, scarletsplendour.com, richardhutten.com, mutualart.com)
Пока Наташа Крючкова водит всех нас по музеям (кстати, петербургским в эти дни), мы пригласим вас в кинотеатр. Для этого перенесемся в шведский Гетеборг, где в апреле 1956 г. показом итальянского «Затерянного континента» открылся оснащенный по последнему слову техники «Draken», архитектором которого был известный шведский функционалист Нильс Эйнар Эрикссон, соратник Гуннара Асплунда, спроектировавший к тому времени Концертный зал Гетеборга.
Снаружи кинотеатр был снабжен внушительным навесом, поддерживаемым четырьмя стройными колоннами, и полностью застекленным фасадом, сквозь который было видно двухэтажное фойе, демонстрировавшее наиважнейшую роль кинематографа среди прочих искусств дорогостоящей отделкой с использованием гондурасского махагони и шведского и итальянского мрамора.
———
While Natalia Kryuchkova is taking us to museums (these days, in St. Petersburg), we’d like to invite you to the movies in Gothenburg, which is home to Draken, a movie house that opened on April 26th, 1956 with a viewing of "Lost Continent". A state-of-the-art cinema, Draken was designed by Nils Einar Ericsson, a renowned Swedish functionalist and colleague of Gunnar Asplund who had earlier earlier built the famous Concert Hall in Gothenburg.
On the outside, the cinema had an impressive canopy held in place by four elegant columns and a glassed-in facade that revealed an opulent two-story foyer whose Honduras mahogany and Italian marble walls and Swedish marble floors underscored the highest importance of cinema of all the arts.
(photos here and below: Julia Reinhart/Getty Images, cision.com, Andreas Feininger, ArkDes, Johan Mikaelsson, kinnegbg.wordpress.com, sydasien.se, Wiki Commons, film.lindholmen.se, kinnegbg.wordpress.com, in70mm.com)
«Мы могли увидеть из окон нашей комнаты, как из-за большой груды обломков появлялась девушка, поправляя прическу. Опрятно и чисто одетая, она пробиралась через сорняки, направляясь на работу. Мы не могли себе представить, как им это удавалось. Как они, живя под землей, умели сохранять чистоту, гордость и женственность. Женщины выходили из своих укрытий и шли на рынок. На голове белая косынка, в руке ― корзинка для продуктов. Все это было странной и героической пародией на современную жизнь».
———
“We would watch out of the windows of our room, and from behind a slightly larger pile of rubble would suddenly appear a girl, going to work in the morning, putting the last little touches to her hair with a comb. She would be dressed neatly, in clean clothes, and she would swing out through the weeds on her way to work. How they could do it we have no idea. How they could live underground and still keep clean, and proud, and feminine. Housewives came out of other holes and went away to market, their heads covered with white headcloths, and market baskets on their arms. It was a strange and heroic travesty on modern living.”
———
Ниже см. описание некоторых снимков, использованных в сегодняшней заметке.
———
For your convenience, we’re also including descriptions of some of the above pictures down below.
1. Джон Стейнбек и Роберт Капа в Москве (John Steinbeck and Robert Capa in Moscow)
2. Обложка журнала «Illustrated» со статьей Джона Стейнбека (the title page of the May 1948 issue of the Illustrated magazine)
9. Фонтан «Бармалей» («Детский хоровод», «Крокодил», «Дети», «Дети и крокодил», «Танцующие дети») на Привокзальной площади Сталинграда (Barmaley Fountain aka Dancing Children Fountain, or Children and the Crocodile Fountain in Stalingrad’s Privokzalnaya Ploshchad)
11. Памятник летчику Герою Советского Союза Виктору Хользунову (The Monument to Fighter Pilot Victor Kholzunov, Hero of the Soviet Union)
12. Стенд плакатов у вокзала Сталинграда (A Display of Posters next to Stalingrad Railway Station)