Из интервью с известным японским математиком Сусуму Танабэ
«Русский язык я начал изучать так. У меня была мечта путешествовать: не географически, а в пространстве мысли, наук. Я начал читать японских классиков на древнеяпонском языке где-то в возрасте одиннадцати-двенадцати лет. Потом стал читать китайских классиков: Конфуция и других, а потом начал изучать китайский язык. В Японии есть хорошая радиопередача, с помощью которой можно выучить грамматики главных языков. Я слушал эту передачу каждый день: там поочередно были китайский, русский, немецкий и французский языки. Я решил начать свое путешествие в мыслительном пространстве с Востока. Китайская цивилизация — это основа японской культуры. Следующим был русский, и я пошел на Запад. В этой передаче с понедельника по четверг объясняют грамматику и дают словарный запас, а в пятницу и субботу читают тексты: я помню «Белые ночи» Достоевского, переписку Чехова с Ольгой Книппер, стихи Блока, отрывки из «Анны Карениной». Каждый семестр разбирался какой-то текст, а слушатель следил за этим процессом и самостоятельно работал. Первой подработкой, появившейся у меня в студенческое время, было преподавание русского языка. На мой взгляд, лучший способ выучить иностранный язык — преподавать его (смеется). Когда ты преподаешь, ты отвечаешь за те знания, которые нужно передать. Это не пассивное изучение, ты ответственен перед учениками, так что тебе надо готовиться, хорошо знать все тексты, все грамматические формы, уметь объяснить — такая дисциплина, психологический прием. Я рекомендую многим — не знаю, последовал ли кто-нибудь моему совету. Если человек выучил грамматику, то следующий шаг — чтение текстов и т. д. А третья ступень — сочинять что-то на этом языке.
Два года отучившись в магистратуре, поступил в аспирантуру (PhD в Токийском университете), и тогда у меня появилась возможность поехать в Москву и учиться как стипендиат советского правительства. Это было в 1989 году, сразу после магистратуры. Время очень тяжелое, самый конец перестроечного периода, невозможно было ксерокопию сделать и т. д. Я приехал на мехмат МГУ и, к счастью, попал на семинар выдающегося математика Владимира Игоревича Арнольда, и он стал моим научным руководителем. Я жил в общежитии МГУ и с утра до ночи занимался. Поскольку не было ксерокопий, приходилось копировать статьи от руки. Каждый день нужно было стоять в очереди за молоком внизу в столовой минут 20–30, у меня все время с собой был портфель с рабочими материалами, статьями, в которых хотелось разобраться, или вычисления — вот такое. Я стоял и читал — так я занимался.
Конечно, я заинтересовался русской культурой и старался читать как можно больше классиков, всех подряд. К этому времени я уже прочитал собрания сочинений Пушкина, Гоголя и Чехова, в основном на японском. Романы Достоевского я читал частично на японском и частично на французском. ...я вернулся в Москву и устроился работать в Институт проблем управления (ИПУ). С 1993-го по 1999-й я работал в ИПУ, а потом вышел указ от президиума Академии наук сократить 15% сотрудников. Перед заведующим лабораторией стоял выбор: сократить меня или безнадежного алкаша. Он меня сократил и правильно сделал, полагая, что я-то в любом случае выживу, а алкаш умрет, если его сократят. Таким образом, меня просто выгнали из института, и я перешел в Независимый Московский Университет.
Прежде чем изучать греческий и латынь, я уже освоил русский, немецкий, французский, английский и хотел понять, как они сложились, в чем похожи. Поэтому я изучал лингвистику, а в качестве текстов выбирал философию, Евангелия, трагиков (Эсхила, Еврипида, Софокла). То, что читал в японском переводе, было непонятным. А я в силу своего характера не могу оставлять ничего непонятым, это вызывает у меня просто физическую боль.»
Комбинаторика условных предложений (аудио ниже)
Читать полностью…
#grammarremark_conditionals
Не блещущее новизной замечание о том, что тип условного предложения сам по себе не всегда жёстко привязан к отношениям между частями. Например, структура 1 Conditional , с Present tense в условной части и Future в главной, задаёт для обоих частей future time reference (или иначе «обе части относятся к будущему»), за счёт доминирующей роли главного предложения.
Посмотрим, однако, на стандартную формулировку посылки в логике:
-If a husband is planning to murder his wife, he will have an insurance policy on her life.
Внешне это 1 Conditional, но легко увидеть, что не только условная часть относится к настоящему, но и главная часть описывает будущее лишь в том смысле, что «окажется», что у него есть страховка («Если муж планирует убийство жены, то у него найдётся и страховка»), хотя в реальности, она у него не будет, а есть на момент планирования убийства в настоящем и главная часть может быть переписана в Present tense (he has an insurance policy on her life)
Самый поразительный пример чистой и пронзительной зависти неимущего к тому, у кого всё есть и что более всего уязвляет, досталось последнему без всякого труда, я слышал от приятеля-испаниста, тогда ещё лишь студента. Он любил этот язык безумно и сказал мне как-то, после общения с неким испанцем: «Миша, ну почему он родился испанцем, а не я? Он получил язык от родителей, тот язык, который я учу...нет влюблённо домогаюсь, чтобы овладеть «как родным». А этот («испанец») даже не ценит этого. Почему он? Я ведь даже историю и культуру его страны знаю лучше и люблю больше. Несправедливо.»
Читать полностью…
#idiom
-bolt from the blue—гром среди ясного неба, полная неожиданность
В первом абзаце:
«But in a letter from the composer to David Oistrakh written on 20 May, two days after he had completed his new violin concerto in Repino, the announcement sounds very much like a bolt from the blue.»
«Годом спустя я в том же актовом зале слушал великого фонетиста Льва Владимировича Щербу. Это был замечательный ученый, но отвратительный лектор, гнусавым голосом произносивший фонетические примеры, а иногда он даже вставлял в нос резиновую трубку и дышал сквозь неё, чтобы показать разницу между назализованными и неназализованными звуками. Студенты ничего не могли понять»(Дьяконов Игорь Михайлович "Книга воспоминаний")
Об одном звуке (аудио ниже)
Квартира мисс Энн Уотт-Бюринг (однокомнатная) была совершенно непохожа на жилье знакомых мне норвежцев, да и сама она была полунемка, полушотландка. Таких комнат я потом видал немало в России: полутемная, непроветриваемая, вся заставленная протертыми, пропыленными креслами и стульями, обитыми гобеленовой материей, и неуклюжими, неудобными черными комодами с резными ангелочками; на этих комодах — безделушки, слоники, на стенах — выцветшие сентиментальные литографии в духе Каульбаха, на этажерках — книги в сафьяновых переплетах, покрытых водорослевидными золотыми цветами, изданные не позже девяностых годов; на круглых «окказиональных» столиках — пожелтевшие кружевные салфеточки. Сама мисс Бюринг была под стать комнате, хотя — как теперь подумаешь — она была совсем не старая: вряд ли ей было пятьдесят, но мне она казалась невозможно дряхлой и обрюзгшей. Разговор мой с ней был по необходимости ограничен: она говорила со мной почти исключительно по-английски, а я еще долго не мог достаточно хорошо понимать речь на этом языке.
Мисс Бюринг полюбила меня, и я отвечал ей взаимностью. Скоро наши отношения стали какими-то более близкими. Иной раз мисс Бюринг приглашала меня к столу и угощала большой чашкой жестоко крепкого шоколада; осадок густо покрывал стенки чашки, а сердце начинало колотиться. Тут начинался разговор, — а вернее моя безудержная болтовня. Мисс Бюринг слушала меня, улыбаясь мне своиими английскими, крупными, выдающимися вперед желтоватыми зубами, и скоро узнала обо мне все, что я мог о себе рассказать, например, что я занимаюсь чтением египетских иероглифов. Мисс Бюринг удивилась, но сразу истолковала это так, что в меня переселилась душа древнего египтянина; и этим объясняла мои довольно быстрые успехи и в английском языке. (В действительности они объяснялись отчасти тем, что английский был для меня уже второй иностранный язык, отчасти тем, что я легко сориентировался в соотношении английского с норвежским. Кроме того, я не делал типичных для норвежцев ошибок, а отсутствие типичных ошибок всегда радует преподавателя).
Метод ее преподавания вполне соответствовал моим привычкам в учебных делах; урок начинался с того, что она меня спрашивала: «Well, what shall we do today?» — «Ну, с чего мы начнем сегодня?» На что я отвечал, что сегодня мы будем читать, или сегодня будем писать. Читали мы прекрасные Oxford Readers, где были рассказики о детях одной английской семьи, и ребенок, читая, с интересом следил за событиями, совершенно не замечая, что все слова были подобраны в определенном порядке, так что с каждым новым уроком-рассказом заучивалось новое орфографическое и произносительное правило. Учить грамматические правила не было особой нужды, так как строй английского языка мало отличается от норвежского. Читали мы затем пожелтевшую, с раскрашенными гравюрами книжку «Nursery Rhymes», и во всяком случае по прошествии двух лет я уже мог свободно читать по-английски почти все. Я даже смог, как я уже говорил, перевести на английский язык тетрадку со своим «философским» сочинением; но говорить по-английски я не решался — главным образом потому, что стеснялся. Говорить с ошибками, как папа говорил по-норвежски — совершенно бегло и без всякого внимания к произношению, родам, сложным временам и тому подобному — казалось мне унизительным для самолюбия.
В школе
Вглядываясь в модальный глагол или could have done (аудио ниже)
Читать полностью…
Жизнь надо прожить так, чтобы заслужить определенный артикль.
Читать полностью…
Я вздрогнул и стал пугливо озираться… Многие современники Данте Алигьери, прочитавшие его «Божественную комедию» и встречавшие поэта в Риме и Равенне, всерьез полагали, будто великий поэт побывал в Аду и Чистилище. Смуглый, будто опаленный адским пламенем, с нахмуренным челом и «профилем орлиным», Данте вполне соответствовал образу человека, побывавшего в преисподней. Глядя на Михаила Савельевича Михельсона, всегда приветливого, улыбчивого и остроумного, обаятельного и элегантного, ни за что не подумаешь, что лучшие годы жизни - от 35 до 45 - он провел отнюдь не в лучших местах. А уж в то, что он ровесник первой русской революции и трагедии 9-го января, вообще невозможно поверить. И он продолжает учить студентов института искусств (а больше, кстати, и некого во всем огромном Красноярске) языку великого тосканца:
На середине жизненной дороги…
Кто курит сигареты, - наставляет меня Михаил Савельевич, - тот долго не протянет. А кто курит трубку, проживет до ста лет.
Правда, сам Михаил Савельевич не курит вот уже три года, подарив мне по этому случаю две роскошные трубки и английский кожаный кисет. Но все остальное остается при нем: блестящая образованность, феноменальная память, знание полутора десятков языков, музыкальность и художественное чутье (его постоянно встречаешь на концертах, выставках, лекциях и научных чтениях), благородные манеры и тонкий ум. Он отлично помнит (на себе испытал), что такое фашизм и что такое сталинизм, и страстно не желает для России их рецидивов. Кое-что его сильно настораживает: он ведь помнит, как оно начиналось в цветущей Италии 70 лет назад, что было в Германии, да и в родной Латвии 60 лет назад…
- В вузах Красноярска не было ни одного педагога, знающего итальянский язык, - вспоминает Екатерина Константиновна. - И мне с большим трудом удалось выяснить, что есть человек, знающий этот язык, но работающий по другой специальности. Это был Михаил Савельевич Михельсон, который дал согласие преподавать в нашем вузе... А дальше для меня начались потрясения! Оказалось, что он владеет не только итальянским, но ещё несколькими языками... и это не главное! Михаил Савельевич был личностью во всех смыслах необыкновенной, обладал высочайшим интеллектом, любил и понимал музыку, регулярно посещал концерты. Главное же, что меня удивляло и восхищало, - отличное владение его студентами итальянским языком. У них было безупречное произношение, что очень важно для вокалистов, исполняющих репертуар на итальянском языке. Михаил Савельевич - это легенда в педагогике.
Другой ученик вспоминал:
"Преподавателя итальянского языка Красноярского института искусств (обязательная дисциплина для будущих певцов) Михаила Савельевича Михельсона в свое время «привезли» на север. И было это в 1940 году, когда его родная Латвия стала советской, а он радостно устремился на родину с берегов теплого Адриатического моря. Нет, в самом деле, - не бывает худа без добра. Но кто бы научил Колю Путилина, Диму Хворостовского, Наташу Сапарову - известных ныне на всю страну да и на весь мир певцов - и всех выпускников вокального факультета верному итальянскому произношению, к кому бы мы бегали с латинскими, французскими, немецкими, испанскими, даже фламандскими текстами («Михаил Савельевич, помогите перевести»), если б 53 года назад лихие энкавэдэшники в Риге не придумали сделать из молодого инженера, выпускника Туринского университета, итальянского шпиона? Интересно, верили сами следователи НКВД, члены «троек», Особых совещаний тем обвинениям, которые они же и придумывали? Михаил Савельевич рассказывал, что ему попался следователь откровенный и циничный: «Товарищ Сталин сказал, что в стране действует 500 тысяч шпионов. И у меня своя норма. А вы сюда - прямиком из Италии. Вам не отвертеться». Мне этот рассказ любопытен еще от того, что нечто подобное тремя годами раньше происходило с моим собственным дедом. Он имел неосторожность родиться в Берлине и прожить там аж до трехлетнего возраста, прежде чем его семья переехала в Россию в 1906 году. На этом основании он оказался через 31 год немецким шпионом. Правда, дед имел еще и другие грехи: в шестнадцатилетнем возрасте он состоял в одной из революционных партий, но, увы, не в большевистской. Впрочем, тем, кто состоял в большевиках, было еще хуже: они вообще ничего не могли понять, и ломали их страшнее. Детство Михаил Савельевич Михельсон провел в родном городе Либаве (с 1920-го - Лиепая). Незамерзающий порт, заводы, где изготовливали замечательную проволоку и гвозди. Отец - петербургский инженер, семья говорила по-русски, поэтому мальчика отдали в русскую гимназию. В городе звучит русская, немецкая, еврейская, латышская речь. Из этих четырех языков только по-еврейски не говорит Михаил Савельевич, хотя он-то как раз из еврейской семьи. В годы Гражданской войны - с 1918-го по 1920-й - семья живет в Харькове. Опять любопытные пересечения с жизнью моих родных: моя бабушка - мамина мама - родом из Латвии, правда, не из Либавы, а из Риги. А родители отца (дед и прадед) - военные музыканты, с конца прошлого века жили в Харькове. Кто только ни властвовал над этим городом, ставшим затем столицей советской Украины: Скоропадский, Петлюра, Махно, белые, красные, десятки разных «батек». Но, в отличие от Киева« - «пращура городов русских», который долго не желал входить в Совдепию (кстати, это вполне официальное до 22-го года название нашего государства), Харьков стал цитаделью большевизма на Украине. Мой дед, военный капельмейстер, перешел в Красную Армию, а Михельсоны вернулись в Латвию. - Я хотел учиться в Париже, - рассказывает Михаил Савельевич. - Но все мои родные имели необъяснимое предубеждение против этого города. Ничему путному, дескать, в Париже выучиться нельзя. Вот Италия - другое дело.
Уважаемые друзья!
Те, кто ещё не записался на вебинар о способах выражения будущего времени в английском—буду рад вас видеть сегодня в 20.00. Цена 300₽. Узнаете много интересного и проведёте время с интеллектуальной пользой.
Напишите мне для записи!
Пара "денежных" идиом из триеровской "Меланхолии": "an arm and a leg"(очень большая сумма денег) и "ballpark figure"(приблизительная оценка)
Читать полностью…
Интересно, жаль, что кратко, пишет знаменитый английский философ Майкл Даммит в своей «Grammar and Style: For Examination Candidates and Others» о future, conditionals и Subjunctive. Там где он касается shall и will, нужно делать поправку на классический британский английский профессора Даммита.
Читать полностью…
#idiom
Выражение "Kick the can down the road" характерно для американской политической лексики и означает перекидывание принятия непопулярных или трудных решений сегодняшними политиками тем, кто придет после них
Вспомним базу о сочетаниях must и may+perfect infinitive (взято с сайта British Council):
-We use must + perfect infinitive when we feel sure about something in the past. (То есть никаких «обязан»)
-We use may or with the perfect infinitive to say that we think something was possible but we aren’t sure. (То есть никаких «разрешаю»).
Однако посмотрим ниже на надстройку, а именно, примеры того, что эти сочетания могут отлично выражать «обязан» и «разрешаю», да ещё и применительно к настоящему-будущему.
Все помнят, полагаю:"Если не будете учить английский, то останетесь в этой стране". Пусть даже умственно.
Читать полностью…
Каждый раз в уроке было что-то новое; сегодня мы садились по двое на парту и должны были поправлять друг друга; завтра мы читали рассказ на два голоса; в другой раз мы стоя учили великолепную негритянскую песню «Our Old Kentucky Home», и всегда урок шел стремительно, как молния, никто не мог ни охнуть, ни вздохнуть. Учились мы по знаменитому учебнику Рипмана, и, кажется, по нему нельзя был не научиться. У мисс Шотт-Ларсен, по крайней мере, было нельзя. Уже сейчас, на втором году обучения, не только Вера и я, знавшие английский с раннего детства, но и другие довольно свободно излагали содержание урока и писали сочинения по-английски, имели правильный выговор, и было ясно, что при случае они свободно смогут объясниться; действительно, оканчивая «Повышенную всеобщую школу» (так именовалось наше учебное заведение), все ученики могли объясняться, а многие — говорить по-английски. Впрочем, причиной тут была не одна мисс Шстт-Ларсен, но и сознание необходимости выучиться: поступить на работу в контору или в магазин без свободного знания английского языка было трудно
…Когда же это лето прошло, и мы опять вернулись в Ленинград, папа сказал мне, что, пока я не смогу поступить в Университет, мне следует заняться делом и начать зарабатывать, — раз школу я уже кончил. Я, конечно, с этим согласился. Постоянной работы у меня сначала не было (да и не стоило устраиваться всего на год), но я что-то переводил — один чудовищный по глупости рассказ какого-то норвежского пролетарского писателя о кроликах, переведенный мной, был напечатан в журнале «30 дней» или другом каком-то; может быть, был напечатан и не один перевод — не помню точно; кроме того, я давал уроки норвежского и, кажется, также английского языка. Норвежский язык я преподавал одному пожилому толстому инженеру, мало способному — не знаю, зачем ему понадобился норвежский; и еще студентке старшего курса ЛИЛИ, Татьяне Григорьевне Гнедич
На языковедческое отделение рабочие шли неохотно — во-первых, боялись трудностей (немецкий преподавали во всех «единых трудовых школах», но практически никто ничего не выучивал), а во-вторых, ребятам трудно было представить себе ситуацию, в которой пригодилось бы знание языков — разве что когда начнется мировая революция, но это все же уже не казалось очень близким.
О лингвисте и востоковеде Игоре Михайловиче Дьяконове:
«Мое знакомство с Игорем Михайловичем Дьяконовым произошло в начале пятидесятых годов. Юный аспирант Эрмитажа, я должен был сдавать экзамен по иностранному языку. Но преподавательница заболела, и, чтобы не терять времени, сотрудники Эрмитажа решили сами провести этот экзамен. В те времена старшее поколение эрмитажников, следуя дореволюционной традиции, свободно владело европейскими языками, а иногда и восточными, в соответствии со своими специальностями. В числе экзаменаторов был И. М. Дьяконов. Он поразил меня своей внешностью: красивое, умное лицо, строгий черный, отлично сшитый костюм, ослепительно белая рубашка и хорошо повязанный галстук. Одним словом, он был тем, кого в Европе называют «Gentleman». В те времена в нашей социалистической стране такое редко встречалось. Умная, живая, с оттенком юмора беседа с ним окончательно покорила меня.
Позже, из рассказов разных людей, я узнал, что Игорь Дьяконов происходил из интеллигентной семьи, несколько лет жил и учился в Норвегии, куда был командирован его отец. Позже он окончил Ленинградский университет, стал известным в нашей стране и за рубежом востоковедом. Его брат, Михаил Михайлович Дьяконов, также востоковед, читал нам, студентам университета, блестящие лекции по искусству Востока, сопровождая их собственными переводами старых персидских стихов. Михаил Михайлович говорил нам, что вместе с братом они знают двадцать семь языков.
Когда началась война, Михаил Михайлович оказался на фронте и полностью испил чашу страданий советского солдата: он попал на знаменитый Невский Пятачок, где в бессмысленных атаках полегло около 200 тысяч советских солдат, был ранен и чудом остался жив.
Игоря Михайловича ждала другая судьба. Узнав, что он владеет норвежским языком, командование направило его на Карельский фронт в отдел разведки и разложения войск противника. Там он изучал трофейные документы, писал листовки для врага и допрашивал пленных. Обстановка, его окружавшая, была типично советской: малограмотные пьяницы-комиссары, сотрудники, писавшие листовки, вызывавшие у немцев смех и недоумение...
русские разведчики притащили из вражеского тыла здоровенного рыжего верзилу — майора. Игорь Михайлович предложил немцу закурить и, помолчав, спросил его: «Кем Вы были до войны?». Тот удивился: немецкий язык этого русского был безупречен»
Сам Дьяконов вспоминал:
Папа, приехав в Норвегию с Мишей, в порядке организационного порыва отдал Мишу учиться английскому языку сразу двум учительницам — мисс Стори и мисс Бюринг. Мисс Стори учила по методу Берлица — не говоря ни слова на другом языке, кроме английского. А Мисс Бюринг учила по старинке: просто читала английские книжки с учеником, потом заставляла его писать. При этом кое в чем они расходились в произношении, что приводило бедного Мишу в замешательство, а мисс Стори в раздражение. Поэтому, когда Миша уехал кончать школу в Петроград, я унаследовал от него только мисс Бюринг. Иногда на урок со мной ходил и Алик, потому что ему «было полезно послушать», но он не столько слушал, сколько лазал под кресла и устраивал беспорядок в безделушках учительницы.
Уважаемые друзья!
Вебинар посвящённый Conditionals состоится в ближайшую среду 20.00. Это будет первый семинар из целой серии и мы сосредоточимся на should-conditionals. Узость темы не должна вводить в заблуждение, так как мы затронем базовые структуры английских условных предложений, разберёмся в оттенках смысла, с которыми мы сталкиваемся в корпоративных письмах и юридических документах, оценим иронию британских газет и разберем примеры, о которых вы в учебниках не прочтёте.
Стоимость—300₽. Запись—личным сообщением.
Буду рад вас видеть.
Об одном звуке и певучести английского языка (аудио ниже)
Читать полностью…
Базовые представления о системе условных предложений (аудио ниже)
Читать полностью…
И я поступил в университет в Падуе… Но затем оказалось, что лучшие инженерно-технические факультеты - в университете столицы Пьемонта Турина, промышленного центра Италии. Там и изучает латышский гражданин Михельсон оборудование металло- и деревообработки - науку, которую ему придется многие годы преподавать в Красноярском технологическом институте. - Но Вас не пугал Муссолини, фашизм, чернорубашечники? - допытываюсь я. - Когда фашизм только начинался, еще никто не знал, что из этого выйдет и чем это человечеству грозит. Как, кстати, и социализм. Да Муссолини и был раньше социалистом, а в юности и того хлеще - учеником Михаила Бакунина. Люди религиозные осуждали Муссолини за атеистические памфлеты, написанные им в молодости. А ведь с чего Муссолини начинал как диктатор? Поезда не ходят по расписанию - исправим. Рабочие плохо, некачественно работают - заставим. Мафия сицилийская одолела - уничтожим. Италия уничтожена, с ней не считаются - возвысим, усилим. Вспомним славу Рима, величие цезарей. Конечно, закрывались газеты, кого-то арестовывают, чернорубашечники терроризировали демократов, король не имел никакой власти и боялся Муссолини, оседлавшего парламент. Но я ведь был иностранец, студент, приехавший с «задворков Европы» в страну богатой культуры, и политическая жизнь чужой страны меня не касалась. Итальянский я освоил быстро, зная латынь и французский. - Но ведь вы еврей, - не унимаюсь я, - и отправились в фашистское государство. Не опасались ли вы каких-нибудь эксцессов, несмотря на свой латышский паспорт? - Молодой человек, не путайте Италию 20-х с Германией 30-х. Итальянский фашизм, в отличие от германского нацизма, проявлял антисемитизм весьма не резко, не выдвигал специально расовой доктрины. Таких диких законов, какие германский рейхстаг стал принимать с 33-го года, начиная с «закона о государственных служащих», других Berufsverbot»ов (запреты на профессии для евреев - в первую очередь на адвокатуру, литературу, искусство, медицину) в Италии не принимали вплоть до 40-го года. Да и зачем? В отличие от немецких, итальянские евреи жили замкнуто в своих гетто, крайне редко выдвигались на политическом, литературном, художественном поприще, а если выдвигались, то уезжали в Париж, как Модильяни. Особой конкуренции итальянские евреи не создавали ни музыкантам, ни писателям, ни адвокатам. Разве что парикмахерам и фармацевтам, да еще уличным разносчикам, но политику на этом не построишь. То ли дело Роза Люксембург, Лион Фейхтвангер, Бертольт Брехт, Эрих Мюзам, десятки популярных журналистов, актеров, дирижеров, режиссеров, пианистов. Все они - враги нации, творцы «асфальтовой культуры», как выражался Геббельс. Даже, кажется, сама председатель рейхстага (спикер, как говорят ныне), старейший депутат Клара Цеткин. Впрочем, при Гитлере могли объявить евреем кого угодно. Против режима - значит еврей. Но и на Муссолини Гитлер стал давить, чтобы, так сказать, решить еврейский вопрос. И вот в 39-ом - я вернулся вновь в Италию в 32-м, отслужив в Латышской армии (кстати, там очень хорошо кормили), - Муссолини собрал антропологический конгресс, чтобы выяснить, действительно ли евреи неполноценная нация. Уж и не знаю, к чему пришли ученые мужи, а всем подозрительным после конгресса стали измерять голову деревянным циркулем. Считалось почему-то, что арийцы - долихоцефалы (длинноголовые), а неарийцы - брахицефалы, короткоголовые. - И вам тоже голову измеряли? - А как же! При этом высчитали, что я - идеальный ариец. Когда 13 лет назад я познакомился с Михаилом Савельевичем, он рассказал мне, что в технологическом институте, где он преподает технологию деревообработки с начала пятидесятых (после того, как приплыл в Красноярск из туруханской ссылки), ему предложили вступить в КПСС. «На это я ответил, - продолжал повествовать элегантный пожилой мужчина, - что хотя 15 лет прожил при фашизме, но фашистом не стал». Разговор происходил в 80-м.
Читать полностью…
Сегодня умер Хворостовский. Перекидывая мостик к теме иностранных языков, вспомним его отличный итальянский и того, кто его этому учил-Михаила Савельевича Михельсона. Хворостовский вспоминал:
"По части фонетики и произношения - преуспел. Много пою на итальянском....Семь чудесных канцон XVII–XIX столетий, семь арий, каватин и канцонетт Доницетти, Верди и Беллини позволяют составить впечатление о произношении и запасе освоенных слов. Будучи на Апеннинах, я не раз слышал от коллег, что моя манера соответствует оригиналам. У нас в вузе был преподаватель итальянского языка, блестящий лингвист, Михаил Савельевич Михельсон. Перед войной он, инженер, учился и практиковался в Италии, а когда приехал домой, в Прибалтику, был тут же арестован и сослан в Сибирь на десять лет… Потрясающий эрудит! На спор однажды выучил всего за неделю основы китайского языка!"
Михельсон исповедовал пастернаковское "быть знаменитым некрасиво". Он был красив особой, одухотворённой красотой, лицо его всегда светилось внутренней свободой. Как вспоминают его коллеги, Михаил Савельевич был из редкой породы аристократов духа, подлинных интеллигентов в высшем смысле этого слова.
Жизнь его была столь увлекательна и драматична, что об этом можно бы написать захватывающий роман. Уроженец латвийского города Лиепаи, он заканчивает русскую гимназию и уезжает учиться в Италию, где поступает на физико-математический факультет Туринского университета. Там женится, получает диплом, работает инженером, занимается журналистикой. После 15-летнего отсутствия возвращается в Латвию, в Ригу, а в 1941 году, когда Латвия вошла в "братскую семью советских народов", чекисты его арестовывают как "итальянского шпиона".
Так, не по своей воле, Михаил Михельсон с семьёй попадает в Красноярский край, на спецпоселение. Село Дрокино, потом Усть-Порт, оттуда жене-итальянке и дочери в 1947 году удалось уехать в Италию, а Михаил Савельевич смог перебраться с Крайнего Севера в Красноярск только в 1956 году. Он работал инженером, преподавал в вузах технологию деревообработки. Первый брак из-за многолетней разлуки был разрушен, но в Красноярске он вновь обрёл семейное счастье и тридцать лет прожил в любви и согласии с Валентиной Зиновьевной Фаерман.
А в Красноярский институт искусств (так называлась поначалу академия музыки и театра) его пригласила профессор Екатерина Иофель.
Импровизация о фильме " Arrival" и зачем нам погружаться в сложности (аудио ниже).
Читать полностью…
