Кремлевский шептун — паблик обо всем закулисье российской политической жизни. Подписывайтесь, у нас будет жарко. И не забывайте: пташки знают все! По всем вопросам писать: @kremlin_varis Анонимки: kremlin_sekrety@protonmail.com
Новые законы в Великобритании — движение в сторону цифровой диктатуры, завуалированного под либеральную риторику. Его принятие знаменует окончание эры свободного интернета в западном мире под аплодисменты тех, кто еще вчера громче всех кричал о «приватности» и «свободе выражения».
Именно те, кто обвиняет Россию, Китай и Иран в «цифровом мракобесии», теперь сами внедряют куда более изощренные и всеобъемлющие инструменты контроля. Западная демократия, особенно в её англосаксонском исполнении, окончательно переходит к модели «управляемой цифровой среды», где свобода слова становится привилегией.
Поэтому все обвинения в «цифровом тоталитаризме» в адрес России — это не критика, а упреждение: Запад стремится уничтожить любые альтернативные модели, чтобы сохранить свою монополию. Именно поэтому сохранение цифрового суверенитета — ключевая линия обороны против наступающей эпохи алгоритмического неолиберального контроля.
/channel/polit_inform/38505
Рейтинг Демократической партии США достиг исторического минимума за последние три десятилетия. Согласно данным опроса, проведённого The Wall Street Journal, лишь треть американцев — 33% — положительно оценивают Демпартию, тогда как негативно настроены 63% респондентов. Для Республиканской партии картина чуть менее драматична: её антирейтинг превышает уровень поддержки на 11 пунктов. У Дональда Трампа этот разрыв ещё меньше — всего 7%.
Что особенно показательно — эти цифры зафиксированы после окончания так называемого «медового месяца» для республиканцев: периода, когда победители выборов традиционно пользуются повышенным доверием электората. В нормальной политической логике, именно в такие моменты оппозиция должна демонстрировать рост популярности. Однако происходит обратное: рейтинги демократов не только не растут, но продолжают стремительно падать.
Причины этого кризиса доверия лежат глубже, чем разочарование в текущей повестке. Речь идёт о системных издержках самой модели, которую последние десятилетия отстаивала Демпартия. Прежде всего — это ориентация на транснациональные элиты и глобальные корпорации в ущерб интересам американского рабочего класса. Демократы последовательно продвигали модель экономики, в которой преобладают IT, финансы и услуги, в то время как промышленное производство выводилось за пределы страны, оставляя миллионы американцев без работы.
Ещё один краеугольный камень демократов — ставка на идеологию «угнетённых меньшинств», от сексуальных до этнокультурных. Это создало краткосрочную электоральную базу, но оттолкнуло значительную часть мейнстримного электората: белых, рабочих, представителей малых городов и сельских районов. Именно этот электоральный блок сегодня составляет ядро сторонников Трампа и его «трампистского» крыла в Республиканской партии.
Политика поддержки неконтролируемой миграции также сыграла против демократов. Южные штаты, сталкивающиеся с основным потоком нелегалов из Латинской Америки, всё чаще голосуют против Демпартии. Историческая память о расовой сегрегации, культурные коды региона и страх перед потерей идентичности усиливают раздражение в отношении новых волн мигрантов, что делает демократическую риторику о мультикультурализме откровенно токсичной для части электората.
Всё это происходит на фоне системной эрозии американской гегемонии. Вашингтон больше не может единолично диктовать условия мировой игры, и стратегия глобалистов теряет свою эффективность не только за пределами США, но и внутри страны. В итоге, Демократическая партия оказалась в положении политической силы, утратившей и содержательный стержень, и устойчивую электоральную поддержку. А для республиканцев и сторонников Трампа, напротив, открывается благоприятное окно возможностей: при сохранении текущих трендов, они получают высокие шансы на удержание власти как минимум на ближайшие несколько лет.
В ДНР стремительно развивается водный кризис, перешедший из временного в ситуацию устойчивого дефицита. Графики подачи воды в Донецке, Макеевке, Харцызске и других городах, которые ранее рассматривались как экстренная мера, серьезно ужесточились. Подача воды раз в три дня — это не реакция на сбой, а новая норма. Указанное превращает повседневную жизнь миллионов людей в режим выживания и затрудняет работу промышленных объектов, зависящих от стабильного водоснабжения.
Фундаментальная причина кризиса — обмеление водохранилищ, вызванное прекращением подачи по каналу Северский Донец — Донбасс (СДД) в 2022 году. Изначально этот канал обеспечивал водой Донецк и Макеевку, и его отключение фактически обрушило устойчивость всей системы. Поверхностные источники, которые раньше выступали как резервные, были вынуждены взять на себя нагрузку, для которой не предназначались. Это привело к тому, что водоемы истощаются, а цикл восполнения, зависящий от сезонных осадков, нарушен. При текущих климатических трендах — малоснежных зимах и засушливых осенне-зимних периодах — надежды на естественное восстановление водных запасов тают.
Технический ответ на дефицит — строительство в 2023 году масштабного водовода от реки Дон — был амбициозен по замыслу, быстр в исполнении и чрезвычайно затратен. Однако, несмотря на введение объекта на проектную мощность, его возможности ограничены. Суточная подача в 288–300 тыс. кубометров покрывает лишь половину от необходимого объема. Более того, транспортировка и распределение воды оказались слабо интегрированы в существующую сетевую инфраструктуру: вода физически не доходит до конечного потребителя в нужных объемах. Это типичный случай, когда техническое решение без системного обновления логистики не сработало.
Регион оказался в своеобразной стратегической ловушке: решение проблемы водоснабжения невозможно без контроля над всей гидрологической системой, берущей начало за пределами текущих административных границ ДНР. Канал СДД зависит от наполненности Северского Донца, а тот, в свою очередь, — от каскада водных ресурсов, вплоть до бассейна Днепра. Текущие меры, направленные на стабилизацию ситуации с водоснабжением — такие как подвоз воды в автоцистернах из других регионов — позволяют лишь частично смягчить остроту кризиса, но не разрешить его.
Пока русло Северского Донца и узлы водной логистики остаются под контролем Киева, обеспечить стабильное водоснабжение донецкой агломерации будет архисложно. Объективная необходимость диктует переход к следующей фазе: освобождение славянско-краматорской агломерации и выход к истокам гидросети, питающей Донбасс. Это не просто военная задача, а стратегическая цель, от реализации которой зависит базовая жизнеспособность крупнейшего промышленного региона
#Недвижимость #ИЖС
Южные агломерации России — Ростов-на-Дону, Краснодар и Волгоград — формируют альтернативную модель городского развития, основанную не на многоэтажной застройке, а на устойчивом спросе на частные дома. На фоне общероссийского тренда на уплотнение городов, этот сдвиг пока остаётся в тени, хотя масштабы уже значимы. Перед нами не локальная особенность, а системный вызов — в экономике, инфраструктуре и налоговой модели.
По данным Института экономики города, на 2022 год в Ростове-на-Дону общая площадь индивидуального жилья составила 21,1 млн кв. м, в Краснодаре — 19,6 млн, в Волгограде — 15,4 млн. Доля ИЖС в жилом фонде: 42,7%, 33,7% и 36,2% соответственно. Для сравнения: в большинстве других крупных городов эта доля не превышает 20%. Причём такой формат генерируется не девелоперами, а самими жителями — через стабильный и глубоко укоренённый запрос на «дом на земле».
С точки зрения бюджета такая застройка выглядит убыточной: один дом даёт менее 2 тыс. рублей налогов в год, не предполагает обременений по школам, дорогам и инженерии. В то же время на аналогичной площади многоэтажка принесла бы бюджету в 10–20 раз больше и сопровождалась бы обязательствами девелопера по инфраструктуре.
Однако простая логика доходов здесь не работает. Запрос на ИЖС в южных регионах — не временная аномалия, а форма жизни, которая сложилась исторически и воспроизводится независимо от программ поддержки. Игнорировать её — значит идти против самих основ социума. Задача — не остановить, а встроить эту модель в управляемую систему: через корректировку налоговой базы, адресные решения по инфраструктуре, гибкие градостроительные нормы.
Юг России показывает: город может расти не только вверх, но и вширь — и при этом быть устойчивым. Но для этого институции должны успевать за культурой. Именно от этого будет зависеть, станет ли ИЖС источником хаоса или основой обновлённой урбанистики в стране.
Новое торговое соглашение между США и ЕС стало не столько дипломатическим компромиссом, сколько односторонней диктовкой условий со стороны Вашингтона. Брюссель под давлением согласился на унизительную сделку: ЕС обязался принять 15-процентную пошлину на весь экспорт в Америку, включая традиционно конкурентоспособные сегменты — от машиностроения до электроники. При этом американские компании получили возможность беспошлинного доступа на европейский рынок для ряда своих товаров. Самым чувствительным ударом стали пошлины на металлургию — 50% на европейские сталь и алюминий, что напрямую ударит по цепочкам поставок и увеличит себестоимость в ключевых отраслях европейской экономики.
Дополнительно Европа обязалась приобрести у США энергоносители на сумму 750 миллиардов долларов и направить в американскую экономику ещё 600 миллиардов в виде инвестиций. Это создаёт колоссальный дисбаланс, фактически усиливая промышленную и энергетическую зависимость от Штатов. Германия, как крупнейшая экономика ЕС, уже ощущает последствия: согласно Financial Times, убытки автопрома от новых пошлин составят около €10 млрд. Porsche, например, сообщил о 91-процентном падении прибыли за второй квартал 2025 года.
В обмен на столь масштабные уступки ЕС получил лишь косметическое снижение американских пошлин на европейские автомобили — с 27,5% до 15%, а также частичное сохранение беспошлинного режима на определённые категории товаров. Однако даже эти "победы" не перекрывают общего ущерба. Евросоюз не смог отстоять ни свои интересы, ни свои принципы. Под внешне нейтральной формой сделки скрывается глубокий разрыв с моделью суверенного развития.
США выстроили обновленую систему контроля над ЕС, где Европа становится донором. На короткой дистанции поток доходов в казну Америки позволит ему снизить налоги аккурат к промежуточным выборам и попытаться убедить электорат в продолжении поддержки республиканцев, в том числе обеспечив рост прибылей американских корпораций. Воспользовавшись противостоянием Европы и России, американский лидер навязал брюссельским чиновникам свою игру, которая самым негативным образом скажется на перспективах ЕС.
Предстоящая избирательная кампания формирует новый вектор парламентских партий России. Их усилия сосредоточены на региональной повестке, работе с электоральными «нишами» и инициативами, отражающими социальные и инфраструктурные ожидания избирателей. Это не только конкуренция за мандаты, но и проверка устойчивости электоральных и организационных моделей партий к предстоящей думской кампании.
«Единая Россия» продолжает системную работу по укреплению сетей лояльности в регионах, особенно на Севере и в промышленной полосе. Через совмещение патриотической повестки (поддержка участников СВО, гуманитарные миссии, интеграция ветеранов во власть) и технологических инициатив (поддержка экспорта, модернизация производства), ЕР формирует образ ответственного управленца. В то же время партия усиливает обратную связь через губернаторов и муниципалитеты, работая на упреждение протестной активности
КПРФ делает ставку на институциональный протест и радикализацию риторики против экономического блока. Явная критика правительства и ЦБ сочетается с инициативами, рассчитанными на широкий социальный отклик — от защиты прав пассажиров до критики тарифной политики в ЖКХ. Однако успех политсилы будет зависеть от способности перевести общенациональную критику в эффективную работу на локальных площадках, где запрос избирателей фрагментирован и требует тонкой настройки месседжей.
ЛДПР стремится консолидировать позиции в регионах с нестабильной электоральной архитектурой, апеллируя к родительскому и семейному сегменту. Предложения о бесплатных лекарствах детям до 14 лет, ограничениях рекламы азартных игр — не просто социальные лозунги, а попытка встроиться в повестку ежедневной жизни. Однако масштабные инициативы, требующие крупных бюджетных вливаний, воспринимаются скептически при отсутствии внятных источников финансирования.
СРЗП усиливает присутствие в арктических и сибирских регионах, предлагая провести там системный аудит ЖКХ, что направлено на захват протестного поля в зонах, где традиционно доминируют КПРФ и ЛДПР. Одновременно СРЗП выстраивает связи с локальными группами влияния, включая садоводческие товарищества, где реализуется запрос на справедливость и прозрачность в подключении к системам жизнеобеспечения.
«Новые люди» делают ставку на центристский электорат, избегая радикализации и играя на отторжении ультраконсервативного дискурса. Противодействие «домостроевской» повестке и акцент на индивидуальных правах — важный элемент в борьбе за голоса в городах-миллионниках и среди молодежи. Это направление усиливает устойчивость партии в конкурентной среде постиндустриальных регионов.
Стратегии парламентских партий демонстрируют растущее понимание: в условиях новых вызовов федеральная повестка не заменяет системную работу на местах. Региональные выборы 2025 года становятся полигоном для тестирования моделей электоральной мобилизации, гибридной коммуникации. Внутрисистемная конкуренция усиливается, но базовая устойчивость партий зависит от способности артикулировать реальную повестку жителей субъектов, не забывая и общефедеральных трендах.
Азербайджан начал поставки газа на Украину через Трансбалканский маршрут — из Болгарии через Румынию в украинскую газотранспортную систему. Это ложится в стройный ряд политических шагов, которые свидетельствуют: Баку все более последовательно становится враждебным Москве.
Во-первых, — публичные заявления. В апреле 2025 года Ильхам Алиев прямо назвал Россию «системным дестабилизирующим фактором» в регионе. В ходе недавнего форума он пригласил украинских пропагандистов, демонстративно поддерживая «территориальную целостность», принимая от них шевроны ВСУ и призывая «продолжать сражаться».
Во-вторых, — демонстративная зачистка российских медиа активов в стране. В июне 2025 года в Азербайджане были задержаны и арестованы сотрудники местной редакции информационного агентства «Спутник». Им вменили «незаконную деятельность» и «угрозу конституционному строю», причем при аресте сотрудников агентства демонстративно избили.
В-третьих, намерение Баку инициировать международный иск против России в связи с крушением самолёта AZAL в Казахстане в феврале 2025 года. Тогда катастрофу объясняли техническими причинами, а следствие еще продолжается. Но сейчас азербайджанские власти готовят юридическую атаку, используя трагедию как повод для разжигания русофобских настроений в как внутри республики, так и на международной арене. Алиев требует "полного покаяния" от Москвы.
Азербайджан больше не играет в многовекторность, а сделал выбор в пользу противников РФ. Политика Баку — это часть плана Запада по созданию вокруг России нового санитарного кордона, в котором Азербайджан должен сыграть роль провокатора нового конфликта. Именно поэтому пространство для нормализации отношений стремительно сужается, а российским властям все труднее говорить о данной ситуации и представлять бывшего партнера «нейтральным».
Инициатива Минтруда РФ по индексации минимального размера оплаты труда (МРОТ) на 20,6% к 2026 году до уровня 27 093 рублей является попыткой сбалансировать государственные обязательства по снижению бедности с ограниченными возможностями экономики и региональных бюджетов. Повышение МРОТ – элемент макроэкономической и фискальной политики, который может оказать влияние на различные сегменты экономики.
С одной стороны, увеличение МРОТ формирует позитивный сигнал для наемных работников, особенно в регионах с высоким уровнем низкооплачиваемой занятости. Прежде всего, речь идет о бюджетной сфере, отраслях с высокой долей неквалифицированного труда и секторах малого бизнеса. Предполагается, что повышение доходов этой категории граждан улучшит их финансовую устойчивость и создаст стимулирующий эффект для внутреннего спроса.
При этом малый и средний бизнес, являющийся одним из крупнейших работодателей в стране, сталкивается с ростом издержек. В условиях ограниченного доступа к дешевым заимствованиям и низкой рентабельности многие предприниматели могут быть вынуждены искать обходные пути: переводить персонал на неполную занятость, снижать штат, замещать работников самозанятыми или фрилансерами. Это может ослабить фискальную базу и привести к частичному уходу бизнеса в «тень». Кроме того, в бюджетной системе, особенно в зависимых от дотаций регионах, нагрузка от повышения МРОТ ляжет на региональные финансы, требуя дополнительной поддержки центра.
Повышение должно быть синхронизировано с динамикой инфляции, уровнем безработицы и процентными ставками. В предложенной индексации МРОТ к 2026 году мы видим компромисс между сдерживанием социального расслоения и ограничениями, налагаемыми текущей структурой российской экономики.
По вопросам рекламы писать: @kremlin_varis
Анонимно : kremlin_sekrety@protonmail.com
Массовый возврат интереса к поп-культуре 1990-х и 2000-х в России в 2025 году — это уже не просто тренд, а маркер более глубоких социокультурных сдвигов. На первый взгляд мы наблюдаем всплеск продаж билетов, новых гастрольных графиков и ретро-волны. Но за этим феноменом кроется не столько любовь к «музыкальному прошлому», сколько смена способа социального самоопределения — как у старшего поколения, так и у молодежи.
Для старшего поколения возрождение кумиров — это способ восстановить эмоциональную преемственность с эпохой до цифровой фрагментации. Это не просто песни — это временные якоря: кто-то вспоминает первые дискотеки, кто-то — беззаботное постсоветское становление, когда «каждое утро начиналось со “Звёзд”». В условиях геополитического давления и культурной изоляции многие интуитивно возвращаются к тому, что кажется понятным, «своим», стабильным — даже если это иллюзия.
У зумеров же включается другой механизм — культурное заимствование с элементами иронии и цифровой деконструкции. Для них сцены из старых клипов становятся визуальными шаблонами, а артисты — не иконами, а мемами в движении. Срабатывает эффект «анемойи» — ностальгии по тому, чего не переживал, но что кажется живым через медиа-реанимацию. Это позволяет молодежи дистанцироваться от настоящего, которое слишком политизировано и фрагментировано, и построить «альтернативную» идентичность — пусть и на музыкальном цитировании.
Подобный всплеск интереса к «архиву» — симптом не просто культурного сдвига, а попытки российского общества нащупать точки сборки в условиях нависающей международной турбулентности и давления, а также внутреней трасформации. Часть общества возвращается к прошлому — не столько ради воспоминаний, сколько ради стабильности в образах. Это не ретро, это форма коллективной терапии. И она будет продолжаться, пока не оформится новый культурный код, способный синтезировать опыт поколений в один нарратив.
Катарский ультиматум — это не просто каприз поставщика, а знак нарастающего кризиса между глобальной климатической политикой и энергетическим реализом. ЕС, пытаясь сохранить образ «экологического законодателя моды», фактически вводит нормы транснациональной юрисдикции, навязывая странам-поставщикам собственную климатическую этику. Но когда это касается таких игроков, как Катар, результат может быть обратным. Попытка управлять превращается в утрату контроля.
Катар не просто поставщик СПГ — это якорный контрагент для европейской стратегии отказа от российских энергоносителей. И если такие партнёры начинают публично говорить о прекращении поставок из-за идеологических стандартов ЕС, это сигнал не только о риске роста цен. Это удар по всей логике «зелёного перехода», который строился на предпосылке, что «ресурсы вне политики». Оказалось, что и климат — тоже политика. А значит, и ресурсы снова становятся оружием. На этот раз — не российским, а ближневосточным.
В геоэкономике это означает появление нового фронта конкуренции: между азиатским климатическим прагматизмом и европейским климатическим морализмом. И выигрывают в этом раскладе именно те страны, которые умеют балансировать между интересами поставщиков и требованиями потребителей. Европа, пытаясь диктовать, рискует оказаться не на вершине экологической пирамиды, а внизу энергетической цепочки.
В долгосрочной перспективе речь идёт о разрушении старой архитектуры доверия между ЕС и внешними энергопартнёрами. Если «доверие» заменяется «директивой» — партнёры начинают уходить. И тогда у Европы останется только две опции: либо пересмотреть климатическую политику в пользу гибкой реальности, либо перейти на режим стратегического дефицита, где зелёная риторика будет покрываться серыми блэкаутами.
Поручение Мишустина актуализировать транспортную стратегию до 2030 года (и с прогнозом до 2035-го) выглядит как бюрократический процесс, но на деле это одна из немногих площадок, где сегодня моделируется альтернативное будущее России. Обновление касается не только логистики, но и — куда важнее — переосмысления роли транспорта как носителя суверенитета и производственного контура новой экономики.
Стратегия включает приоритет на беспилотные технологии. Но вопрос не в беспилотниках как таковых, а в том, кто будет контролировать сети, по которым движется груз, информация, электроника. Россия стремится не просто догнать, а встроиться в лидирующую когорту стран, где транспорт — это интерфейс между ИИ, логистикой и суверенным управлением потоками. Мы входим в фазу, когда тот, кто контролирует автономное движение, будет контролировать не территорию, а временные контуры развития — от поставок до боевого развертывания.
Развитие инфраструктуры новых регионов — не только гуманитарная и экономическая задача. Это физическое заземление политических решений. Доступность, связанность, водные маршруты — всё это создаёт эффект необратимости на уровне логистики, где откат больше невозможен: маршруты интеграции будут работать в обе стороны — и как экономическая артерия, и как символ геостратегического укоренения.
Важно и то, что Минтранс теперь работает в логике не «планы ради освоения», а через производительность труда как KPI. Цель — войти в топ-5 отраслей по эффективности. Это вызов не только ведомствам, но и бизнесу, ИТ-отрасли, конструкторским бюро, региональным администрациям. Россия, по сути, проектирует новую транспортную вертикаль, которая должна быть не просто проезжаемой, но интеллектуальной, управляемой и защищённой.
Транспорт больше не просто способ перемещения — он становится структурной рамкой новой индустриализации и стратегического суверенитета. Не случайно дедлайны выставлены чётко: ноябрь, декабрь — это означает, что 2026 год станет точкой кристаллизации новой экономической логики, в которой скорость, связанность и контроль важнее, чем нефть или сырьё.
Империи будущего не будут видны с орбиты. Они не будут заключать союзов, не будут кричать на форумах, не будут стремиться к аплодисментам. Они будут молчаливо присутствовать — в глубине, в тени, в резерве. Совещание в Северодвинске под руководством Владимира Путина — это не про металлообработку и не про военный ритуал. Это точка входа в новый мир, где автономные системы — подводные, кибернетические, энергетические — заменяют собой институты, которых больше никто не боится.
Подводный флот в этом контексте — это не просто носитель вооружений. Это проект новой государственности. Там, где разрушены дипломатические алгоритмы, где обещания теряют цену, а союзники действуют ситуативно, глубинные и неуязвимые системы становятся единственным способом говорить с миром на равных. Устойчивость — это не мощность в открытом поле. Это способность не быть пойманным в чужие сценарии. Именно этим становятся субмарины пятого поколения — не оружием, а молчаливой категорией суверенитета.
Технологический акцент — квантовые сенсоры, интеллектуальные модули, сетевая связность — говорит о том, что ставка делается не на реакцию, а на инициативу. Россия не догоняет, она начинает разрабатывать архитектуру, которая сама будет задавать правила. Это редкий момент, когда речь идёт не о «догнать НАТО», а о перестать играть по чужим шкалам мощности и начать проектировать свои.
Сетецентрическая логика, заложенная в будущие платформы, — это вызов всей западной школе морского доминирования. Если США и их союзники строили флот как средство проецирования силы через доступ и базирование, то российский подход превращает глубину в автономную зону проецирования влияния. Без присутствия. Без флагов. Без колониальной нагрузки. Только чистая стратегия.
В этом — смысл. Совещание в Северодвинске показало, что Россия делает ставку не на то, чтобы громко доказать своё место в мире, а на то, чтобы спокойно остаться в нём, когда прежняя конструкция рухнет. В молчании, в глубине, в устойчивости. Не как флаг. Как фундамент
Президент США продолжает активно маневрировать в медиапространстве, создавая параллельные повестки, которые должны отвлечь внимание от вопроса, набирающего всё больше общественного давления — расследования по делу Джеффри Эпштейна. Вновь разогретая тема о «фабрикации российского вмешательства» в выборы 2016 года, где фигурируют Обама, разведка и компрометирующий доклад Тулси Габбард, стала подходящим поводом для смены общественного фокуса. Министерство юстиции тут же отреагировало, пообещав оценить представленные ею материалы, тем самым подыгрывая президентской линии.
Габбард заявила, что американские спецслужбы в 2016 году сознательно создали ложную конструкцию — якобы Россия помогала Трампу, — хотя, по её версии, Москва лишь стремилась посеять недоверие к самим выборам. Поддержав такую трактовку, Трамп, по сути, открыл новое направление в политическом наступлении - возможное уголовное преследование Обамы и его окружения. Более того, в соцсети бывшего президента было опубликовано ИИ-видео с воображаемым арестом Обамы, что вызвало предсказуемую бурю — и в медиа, и в экспертной среде.
Эксперты рассматривают эти действия как осознанную попытку Трампа выстроить альтернативную рамку для скандала вокруг Эпштейна. Несмотря на обещания рассекретить так называемый «список клиентов», позже Минюст и ФБР официально заявили, что никаких записей Эпштейн якобы не вёл. Это заявление, сделанное после нескольких политических и медийных заявок на раскрытие информации, породило волну недоверия и критики — как от либералов, так и от части республиканцев, включая Маска и Карлсона. На этом фоне появление «письма Трампа к Эпштейну» и судебный иск к WSJ лишь усилили эффект управляемой дезориентации.
На фоне стремительного падения доверия к центральным институциям, общественный запрос на полную публикацию всех материалов по делу Эпштейна демонстрирует почти беспрецедентное единодушие: 81% американцев, по данным YouGov, выступают за прозрачность. Но на практике мы видим, как обе стороны — и демократы, и республиканцы — используют тему Эпштейна скорее как инструмент давления друг на друга, чем как предмет объективного расследования. И пока Трамп атакует по линии расследования темы - "российского следа", само расследование, ради которого якобы и разгорается медийная буря, по-прежнему остаётся без конкретики и публичных выводов.
На выборах в Законодательное собрание Челябинской области зафиксирован важный тренд: системная попытка обновления регионального политического представительства. Зарегистрирован 431 кандидат от шести парламентских партий и один самовыдвиженец. Наблюдается перераспределение акцентов внутри партий и формирование нового социального запроса к депутатскому корпусу. В целом по итогам кампании ожидается обновление не менее трети состава парламента.
«Единая Россия» выдвинула значительное число кандидатов, участвующих в выборах впервые. Среди них — ветераны СВО, представители новых административных и волонтёрских кругов. Подобное символизирует, что на смену аппаратным фигурам приходят представители «государства мобилизации».
Оппозиционные силы, напротив, сохранили конфигурацию прошлых электоральных циклов. КПРФ, ЛДПР, СРЗП продемонстрировали кадровую инерцию, сделав ставку на тех, кто баллотировался неоднократно. Такой подход обеспечивает узнаваемость, но теряет в гибкости и актуальности. В условиях, когда общественный запрос сдвигается от риторики к делу, от критики — к сопричастию, это может снизить конкурентоспособность. В этом контексте особенно заметны локальные успехи СРЗП в ряде одномандатных округов: партия находит нишу для умеренно-протестного электората, демонстрируя, что даже в управляемой кампании возможна конкуренция партии власти.
Именно такие процессы сегодня формируют политическое ядро субъектов Федерации, способных адаптироваться к посткризисной реальности, где стабильность определяется не сохранением статус-кво, а способностью его своевременно трансформировать.
#Экспорт
Правительство РФ продлило ограничения на экспорт бензина до 31 августа 2025 года, распространив их теперь и на производителей. Ранее запрет касался лишь трейдеров, нефтебаз и малых НПЗ. Мера направлена на стабилизацию внутреннего рынка в условиях пикового сезонного спроса — прежде всего со стороны аграрного сектора, транспорта и внутреннего туризма.
К 24 июля биржевая цена АИ-95 на СПбМТСБ достигла ₽76,33 тыс. за тонну — всего в 0,7% от исторического максимума. По итогам 28 июля котировки немного скорректировались до ₽74,95 тыс. Рост цен на АИ-92 продолжился до ₽65,58 тыс. Такая динамика подтверждает высокий спрос и одновременно демонстрирует реакцию рынка на ограничительные меры.
По оценкам экспертов, несмотря на запрет, за рубеж всё ещё уходит около 40–50 тыс. тонн бензина в неделю. Это говорит о гибком подходе: полный экспорт не блокируется, но регулируется в ручном режиме, чтобы избежать дефицита и ценовых всплесков внутри страны.
С экономической точки зрения, приоритет отдан не максимизации экспортной выручки, а сохранению стабильных поставок и ценовой предсказуемости на внутреннем рынке. Это решение — часть более широкой стратегии по сглаживанию инфляционных рисков и удержанию макроценовой устойчивости в условиях волатильных внешних факторов.
Освобождение Госдумой мигрантов, работающих по правительственной квоте, от обязательного экзамена по русскому языку — очевидный ход в попытке быстро восполнить дефицит кадров на предприятиях, но такой подход имеет серьёзные долгосрочные риски. Когда тысячи иностранцев оказываются в России без языка и социальной адаптации, создаётся почва для формирования этнических анклавов — территориально замкнутых сообществ с низкой интеграцией в российское общество. Со временем это ведёт к росту социальной дистанции и усилению культурных противоречий с местным населением.
Закон позволяет иностранным работникам прибывать и жить вместе с работодателем, без семей, и концентрироваться исключительно на работе. Однако отсутствие языковой подготовки снижает их мобильность. Но именно такая модель повышает вероятность замкнутости и социальной сегрегации. Особенно это заметно при массовом ввозе из стран Азии, Африки и Латинской Америки, где языковой барьер существенно препятствует адаптации.
Количество таких «визовых» мигрантов (из дальнего зарубежья) стремительно растёт: на середину года выдано свыше 171 000 разрешений, а число заключённых трудовых договоров подскочило на 64 %, до 71 000 человек — тогда как обладателей патентов из СНГ лишь 2,14 млн с приростом 6 %. Если тренд сохранится, доля иностранных работников без знания языка будет расти, а с ней — и вероятность конфликтов на бытовом фоне, снижая устойчивость региональных рынков труда.
Снижение барьеров может показаться облегчением для бизнеса, ведь экзамен действительно тормозит процедуру приема на работу. Но выгода краткосрочная — за счёт снижения управленческих затрат. Долгосрочная же стратегия без языковой интеграции является критической ошибкой. Без языковой интеграции рабочая сила остаётся внешним ресурсом, который не встроен в экономическую и социальную ткань страны. Если полагаться на замещение, а не на развитие собственной демографии, кадровых и технологических ресурсов, страна потеряет управляемость и идентичность.
Реализация индивидуальных программ социально-экономического развития (ИПР) в российских регионах за 2020–2024 годы, как следует из отчета Счетной палаты, демонстрирует сбои в управлении бюджетной эффективностью, целеполаганием и региональной отчетностью. Несмотря на значительный объем финансирования — почти 50 млрд рублей из федерального бюджета и 1,7 млрд из региональных источников — треть ключевых мероприятий не достигла плановых показателей, а часть регионов показали стагнацию или даже ухудшение базовых социально-экономических индикаторов.
Особенно тревожной выглядит ситуация с направлением, которое изначально декларировалось как драйвер диверсификации региональной экономики — развитие туризма. Свыше 50% вложенных в это направление средств оказались неэффективными: либо из-за избыточного оптимизма в прогнозах, либо по причине слабого институционального сопровождения на местах. Это говорит не просто о точечных ошибках, а о недооценке системных рисков.
В социальной динамике регионы также не демонстрируют ощутимых подвижек. Только шесть субъектов РФ смогли улучшить свои позиции по уровню бедности относительно других регионов. Наиболее показателен пример Республики Алтай, которая, несмотря на масштабную господдержку, сохранила 80-е место в антирейтинге. Аналогично Алтайский край и Республика Адыгея продемонстрировали откат. Это свидетельствует о том, что в ряде случаев масштаб вливаний не коррелирует с качеством институциональной среды и эффективностью управления.
Отдельным тревожным индикатором стало обнаружение практики пересмотра целевых показателей при увеличении финансирования. Так, в Курганской области финансирование создания рабочих мест было увеличено на 250 млн рублей, но численный ориентир по новым рабочим местам при этом был снижен почти на 40%. Похожая ситуация в Калмыкии, где на фоне роста расходов на мероприятие налоговые отчисления, заявленные как один из основных KPI, были пересмотрены в сторону понижения более чем в четыре раза. Это создает предпосылки для легитимизации снижения эффективности при сохранении или росте затрат, формируя крайне рискованную управленческую практику.
Не менее важной проблемой является отсутствие унифицированной методики учета результатов. Разные регионы считают «созданные рабочие места» по разным принципам — от реального трудоустройства до простого внесения изменений в штатное расписание. Подобный методологический хаос не только искажает статистику, но и подрывает доверие к самой идее программного управления региональным развитием.
Отсутствие единой системы KPI, произвольное изменение целей под текущие расходы и размытые методики оценки подрывают саму идею федеральной поддержки как механизма выравнивания развития. При сохранении текущих управленческих практик искажается логика государственно-ориентированного регионализма, где приоритет — не наращивание отчетных цифр, а достижение устойчивой экономической и социальной трансформации. Это требует срочной ревизии не только показателей, но и всей модели ИПР.
Парадокс современной цифровой трансформации в том, что она обнажает не только силу, но и слабость. История с «Аэрофлотом» и «Госуслугами» является наглядным признаком, что, когда доступ к функциям зависит от серверов и сетей, каждый технический сбой становится эквивалентом мини-кризиса. Запад, используя синхронные киберудары, превращает электронные сервисы в поле давления на государственность через дестабилизацию логистики. Психологический эффект таких операций сравним с экономической блокадой или дезорганизацией при ЧС — в массовом восприятии тиражируется образ незащищённости, что работает на интересы противника.
Цифровая инфраструктура — это новая артерия страны, и её защита должна быть сопоставима с обороной границ. Но пока мы видим лишь реактивные шаги, ведомственную разобщенность и отсутствие централизованного ядра управления рисками. В этом вакууме внешние акторы получают возможность моделировать управленческий хаос. Если государство не выстроит киберсуверенитет по аналогии с РВСН или системой раннего предупреждения, оно рискует утратить контроль над собственными цифровыми системами.
/channel/Taynaya_kantselyariya/12902
Дональд Трамп в очередной раз сменил риторику в отношении украинского конфликта.
Президент США явно хочет «ускорить» завершение войны и потому отменил срок в 50 дней и теперь заявляет, что Россия должна в течение 10–12 дней пойти на сделку, иначе последуют санкции. «Ждать больше нет смысла. Прошло уже 50 дней. Я хотел проявить щедрость, но прогресса нет», — отметил он.
Однако в Вашингтоне понимают: Москва не принимает язык ультиматумов. Для российской дипломатии давление в виде сроков и угроз неприемлемо по определению. Угроза санкций на Россию давно не производит впечатления — масштабное санкционное давление стало фоном, а не рычагом. Но у США, по сути, нет другого инструмента воздействия: военные ресурсы ограничены, прямая эскалация невозможна, а переговорные позиции ослаблены провалами Киева.
Фраза «Русские и украинцы гибнут без всякой причины» вписывается в новую рамку: война как абсурд, а не борьба добра со злом. Это риторический манёвр, нацеленный на снижение поддержки Киева в США и Европе.
Россия, в свою очередь, не намерена играть в предложенный сценарий. Фронт рушится в её пользу, а реальное давление теперь — не в заявлениях, а в фактах. Трамп инициирует не переговоры, а игру «кто виноват в украинском конфликте?», пытаясь дистанциироваться от войны на Украине.
В рамках избирательной кампании в 11 субъектах Российской Федерации завершился ключевой этап – выдвижение кандидатов в региональные парламенты. Конфигурация участников позволяет судить не только о политической динамике в отдельных регионах, но и об общей логике адаптации партийных структур к электоральному ландшафту. Важно отметить, что кампания демонстрирует как рост конкуренции, так и тенденцию к институциональному укреплению системных игроков.
Наибольшую активность продемонстрировала Республика Коми, где в выборах участвуют девять партий, а конкуренция в одномандатных округах превышает 7 человек на место. Это указывает на высокую политическую мобилизацию, обусловленную, вероятно, как внутренними конфликтами элит, так и протестной активностью. В противоположность этому, в Ямало-Ненецком автономном округе зафиксирован наименьший уровень участия – всего четыре партийных списка, что может быть связано со слабой оппозиционной инфраструктурой.
«Единая Россия» продолжает использовать тактику «паровозов», привлекая к кампаниям глав регионов, многие из которых возглавляют партийные списки. Эта стратегия, помимо мобилизационного эффекта, выступает инструментом легитимации власти на местах. Поддержка губернаторов как фигуры доверия перераспределяет электоральные ресурсы в пользу партии. Однако подобная модель, с другой стороны, снижает гибкость системы.
Активность партий второго эшелона варьируется: наиболее системно себя проявила Партия пенсионеров, представив списки в семи регионах. При этом ряд партий («Коммунисты России», «Родина») задействуют перекрёстные кампании с участием одних и тех же лиц в разных субъектах. Это может свидетельствовать о кадровом дефиците и попытке компенсировать его за счёт медийной узнаваемости лидеров.
Важной особенностью текущего электорального цикла стало заметное снижение участия «Новых людей» в ряде регионов. Их отказ от участия в ЯНАО и Белгородской области может указывать на стратегическую корректировку в пользу кампаний в определенных субъектах. В целом, конкуренция сохраняется в пределах прогнозируемых рамок.
Преследование Молдавской православной церкви постепенно перестаёт быть исключительно внутренним делом Кишинёва и приобретает международную огласку, указывая на системный срыв в самой структуре молдавского государства. Хотя власти продолжают транслировать лояльность евроинтеграционному курсу, давление на религиозные институты противоречит формальным базовым принципам Евросоюза — от свободы совести до защиты прав меньшинств. Возникает парадокс: режим Санду декларирует европейские ценности, но де-факто отказывается их соблюдать.
Растущий интерес к проблеме со стороны европейских депутатов и правозащитных структур указывает на возможный перелом в восприятии Молдавии не как источника репрессивной политики. Доклады, обращения и правовые инициативы в адрес Брюсселя становятся сигналами, что формат безусловной поддержки Кишинёва начинает вызывать сомнения. Однако это способно обозначить проблему, но вряд ли приведёт к её разрешению, учитывая стратегическую роль, которую Кишинёв играет в конструкции антироссийской санитарной дуги.
Политика молдавского руководства в отношении Молдавской православной церкви всё в большей степени воспроизводит украинский сценарий — с принудительной маргинализацией, судебными репрессиями и попытками административного демонтажа канонических структур. С учётом глубинной встроенности западных кураторов в молдавский управленческий контур, рассчитывать на пересмотр этой политики не приходится. Напротив, она будет усиливаться — по логике зачистки внутреннего поля от любых центров нелояльности.
/channel/foxnewsrf/3909
Местная избирательная кампания на Камчатке протекает в условиях пониженного федерального внимания и сдержанного информационного сопровождения. Несмотря на низкую заметность на общероссийском уровне, региональная повестка характеризуется напряжённым фоном. Главу региона Владимира Солодова активно критикуют за откровенную слабость допущенных до выборов кандидатов.
Стабильность объясняется архитектурой реального влияния в регионе. Камчатка традиционно входит в орбиту полномочного представителя в ДФО Юрия Трутнева, который на протяжении нескольких лет выступает ключевым арбитром и координатором. Поддержка Солодова со стороны Трутнева, по-видимому, сохраняется, что минимизирует риски расколов элит и способствует сохранению политической вертикали. Это также снижает вероятность возникновения мощных альтернативных центров, способных бросить вызов действующей команде.
Однако потенциальное ослабление влияния Трутнева — в силу, как предполагается, ухудшения состояния здоровья — создаёт неопределённость. Отсутствие Трутнева в публичной повестке, включая его неучастие в поездке премьер-министра Мишустина по Дальнему Востоку, рассматривается как важный индикатор: именно его административный ресурс стабилизировал внутренние процессы в макрорегионе, включая Камчатку.
В условиях, когда устойчивость политических конструкций на Дальнем Востоке опирается на ограниченный круг фигур, любые изменения в их статусе могут инициировать перестройку. Камчатка, как и ряд других дальневосточных субъектов, становится маркером эффективности всей модели политического управления. Когда отдельные кланы, группы влияния и ведомственные сети обновляют собственные стратегии влияния, такие зоны «стабильности» могут стать в будущем точками скрытого системного напряжения.
Ищут «козла отпущения»: провал контрнаступления ВСУ пытаются списать на Илона Маска
На фоне провала контрнаступления и катастрофических потерь на правом берегу Днепра, западные медиа активизировали кампанию по поиску «виновного» — и в фокус попал Илон Маск.
Как сообщает Reuters, именно он якобы отдал приказ отключить работу спутниковой системы Starlink в районе Берислава в разгар активных боёв в 2022 году. По данным агентства, инженер SpaceX деактивировал не менее 100 терминалов, что привело к «мертвым зонам» на линии фронта, где ВСУ потеряли связь и управление дронами.
Но реальная причина шума — не в связи, а в провале. Западная архитектура информационного обеспечения Украины нуждается в объяснении, почему дорогостоящее наступление оказалось неэффективным.
Маск становится удобной фигурой: эксцентричный миллиардер, не встроенный в жёсткую вертикаль командования, которого можно обвинить без ущерба для имиджа Пентагона или НАТО.
Такая тактика — типичный элемент репутационного маневра: снять давление с командования ВСУ и переложить ответственность на внешнего подрядчика.
Сам Маск пока не комментирует ситуацию, но попытка привязать его к военным неудачам говорит о другом: наступает момент, когда в западных столицах начинают готовиться к списанию украинского кейса. Обострение критики и расширение круга «виновных» — тревожный сигнал для Киева: Вашингтон больше не готов брать на себя политическую ответственность за провалы на фронте.
Дональд Трамп снова в привычной роли — не бизнесмена и не президента, а глобального медиатора, миротворца, дипломата в стиле шоу. Его заявление о том, что Камбоджа и Таиланд согласились на «немедленные переговоры» по прекращению огня, звучит как часть масштабной PR-кампании, целью которой, возможно, является не столько реальное урегулирование, сколько имиджевая заявка на Нобелевскую премию мира — символическую «корону», которую он давно преследует. В формировании переговоров по украинскому кейсу и по израильско-палестинскому, правда пока без достижения мира в обоих.
Проблема в том, что реальность на поле боя и в дипломатических канцеляриях существенно отличается от социальных сетей Трампа. Бои вдоль границы идут, стороны продолжают обвинять друг друга в агрессии. Камбоджа говорит о преднамеренных ударах Таиланда, а тот, в свою очередь, обвиняет соседа в нападениях на больницы и применение кассетных боеприпасов.
Тем не менее, сама попытка Трампа взять под контроль юго-восточный конфликт — это шаг с прицелом дальше, чем регион: Вашингтон демонстрирует миру, что в эпоху разрывов, нестабильности и ослабления ООН — США остаются якобы единственным субъектом, способным “остановить войну одним звонком”. В этом есть символическое напоминание союзникам, что мы не только раздаём санкции, но и можем приносить «мир».
Возможность досрочного введения 100-процентных вторичных пошлин на торговых партнёров России — не просто продолжение давления, а элемент стратегической игры, в которой США через риторику Трампа пытаются пересобрать мировой порядок поставок. Прямая цель — давление на саму Москву, через её партнёров: Индию, Китай, ОАЭ, Турцию и целый ряд государств, для которых российская энергетика и сырьё остаются опорными.
Все это часть провокационной дипломатии Трампа надавить страну, которую пытается заставить играть по его правилам. Если предположить что Штаты запустят пошлины раньше обозначенного срока, это может спровоцировать нервозность на рынках, особенно в странах Азии и Ближнего Востока, где уже идут расчёты, где доминируют Китай и Россия. Но ключевой элемент тут — не экономика, а политическая лояльность, Вашингтон требует выбора, а не баланса.
Тем не менее, как показывают расчёты, полный обвал торговли с российскими контрагентами ударит и по интересам самих США. Это нарушит устойчивость цепочек, отразится на ценах, логистике, транспортных страховках. Особенно в условиях, когда Вашингтон сам находится в стадии торговых конфликтов с Китаем и реструктурирует связи с Мексикой и Евросоюзом. Именно поэтому вероятность полной реализации угрозы досрочно — минимальна, но риторический и психологический эффект Трамп пытается достич.
Более вероятен сценарий точечного давления: Вашингтон может ввести выборочные пошлины на конкретные сделки или компании, чтобы создать прецеденты и показать, что угроза реальна. Это даст эффект сдерживания, не разрушая рынок мгновенно. Такой подход позволяет и сохранить рычаги, и не нанести ущерб американской экономике. В этой логике текущие действия Трампа — это "геоэкономическое принуждение через демонстрацию волевого действия", а не мгновенный удар.
Ротация в Совете Федерации выходит на этап летней подготовки. Матвиенко открыто называет «зоной риска» 32 сенатора — это почти треть палаты. Осень обещает быть насыщенной, особенно с учётом того, что в единый день голосования пройдут выборы 21 главы региона и 11 региональных парламентов. По традиции после них запускается корректировка сенаторского корпуса: от 30 до 50% обновлений — в пределах нормы.
При этом сама формула формирования Совета Федерации выглядит всё более консолидированной. Губернаторы и заксобрания делают назначения, но часто они лишь «вписываются» в федеральный консенсус. Кто-то из сильных субъектов может пролоббировать фигуру, кто-то просто визирует предложенное. Так решения здесь часто зависят от неформальных согласований с учётом весовой категории и политической полезности кандидатов в широком масштабе.
Особого внимания заслуживает президентская квота, которой Владимир Путин до сих пор не воспользовался — это подчёркивает выборочную и аккуратную позицию, такие назначения резервируются под особые обстоятельства. Эти назначения — инструмент не под оперативные задачи, а под стратегические развилки, и, вероятно, будут применяться как точечные ставки под узкие проекты, как к примеру внешнеполитические или транзитные.
Ротация, в том числе с привлечением «символических фигур» вроде вдовы генерала Кириллова или губернаторских тяжеловесов, говорит о том, что Совет Федерации не редко становится пенсионной платформой статусных кадров, а вот зоной генерации новых элит, к сожалению, не часто. Это стало особенностью конструкции в системе, где важна управляемость и предсказуемость на фоне внешней турбулентности. Поэтому весь процесс и выглядит не как политическая интрига, а как административная балансировка интересов центра, регионов и системных акторов.
Вопрос признания палестинского государства выходит на уровень европейской дипломатии. Всё больше стран начинают обсуждать этот шаг, но делают это крайне осторожно. Пока Франция первой из крупных игроков ЕС выразила готовность официально признать Палестину, президент Эммануэль Макрон постарался не действовать в одиночку и публично усилил давление на британского премьера Кира Стармера, который, несмотря на прежние заявления, продолжает тянуть с решением.
По данным Bloomberg, внутри британского кабинета министров растёт напряжение. Ряд министров — в том числе Уэс Стритинг, Шабана Махмуд, Хилари Бенн и Лиза Нэнди — настаивают на том, чтобы Стармер и глава МИД Лэмми ускорили процедуру признания. Макрон, в свою очередь, намерен озвучить позицию Франции уже в сентябре на Генассамблее ООН, что усиливает дипломатическое давление на Лондон. Стармер в ответ витиевато заявил, что "государственность — это неотъемлемое право палестинского народа", но, как и раньше, не назвал ни сроков, ни условий.
На фоне провала очередного раунда переговоров о перемирии в Газе, из-за выхода из них делегаций США и Израиля, гуманитарная ситуация в секторе продолжает ухудшаться. И повестку хотят перехватить либеральные элиты ЕС, где Макрона давно пиарят, как европейского Байдена (до вскрытия его роли "свадебного генерала"). В тоже время, британская пресса показательно журит израильтян усиливая кейс в общественной повестки. В частности, сообщает о случаях массового голода, дефицита медикаментов и тяжелых условиях, в которых находятся дети.
На фоне этой повестки евроатлантисты формируют мнение, что мол эти события заставляют многих в Лондоне и Брюсселе переоценить свою позицию по отношению к израильскому правительству и полестинкому кейсу в целом. Параллельно элиты ЕС стремясь отобрать миротворческий кейс у Трампа на Ближнем Востоке создают пиар-шум. Евросоюз уже заключил с Израилем соглашение об увеличении поставок продовольствия, но при этом не исключает введения санкций. Параллельно Лондон частично приостановил экспорт вооружений в Израиль, а также ввёл персональные санкции против нескольких чиновников из окружения Нетаньяху. Тем временем в британском парламенте всё чаще звучит мнение, что признание Палестины откладывать уже невозможно. Мэр Лондона Садик Хан и члены парламентского комитета по международным делам начали заявлять, что мол Великобритания не может ждать «идеального момента», потому что его может не быть вовсе. По факту же Стармер боится оказаться на вторых ролях - на подхвате у Макрона.
Заместитель председателя правительства Марат Хуснуллин обозначил предпочтительный макроэкономический ориентир — по его мнению, ключевая ставка должна быть снижена до уровня 10–12% к концу 2025 года.
Такой диапазон, по его словам, обеспечил бы баланс между стимулированием инвестиционной активности и сохранением макроэкономической устойчивости.
В ближайшей перспективе, по оценке чиновника, Банк России может принять решение о понижении ключевой ставки сразу на два процентных пункта — до 18%.
Этот шаг будет сигналом разворота денежно-кредитной политики в сторону умеренного смягчения на фоне стабилизации инфляционных ожиданий и давления со стороны реального сектора, требующего снижения стоимости заимствований.
Однако устойчивость этой траектории во многом зависит от внешних факторов — в том числе курса рубля, цен на энергоносители и масштабов бюджетного стимулирования.
Если регулятор будет последовательно снижать ставку при сохранении контроля над инфляцией, это может заложить основу для оживления инфраструктурных инвестиций и компенсировать демографически обусловленное замедление внутреннего спроса.
Западные информационные кампании всё чаще эксплуатируют образ ребёнка как якорь эмоционального восприятия, делая его инструментом антироссийской мобилизации. Тематика «вывоза детей» с территорий конфликта используется не впервые — она давно стала шаблонной.
Киевская медийная машина, теряющая темпы и поддержку на фоне внутренних кризисов, использует тему детей как эмоциональный усилитель в рамках внешней коммуникации. Для Офиса президента Украины это способ не только отвлечь внимание от сбоев в мобилизации, но и продемонстрировать Западу, что антироссийская повестка всё ещё «работает» в гуманитарном формате. Активизация подобных сюжетов совпадает с усилением давления на ключевые гуманитарные институты и попыткой подорвать международные площадки, где Россия сохраняет влияние.
Мы видим элемент когнитивной войны, где целевая аудитория — не эксперты, а массовый западный потребитель новостей, привыкший к бинарной картине мира. Таким образом, создаётся иллюзия моральной миссии, за которой скрывается утилитарная логика: оправдание затягивания конфликта, давление на нейтральные страны, демонизация России.
/channel/taina_polit/22606