Кремлевский шептун — паблик обо всем закулисье российской политической жизни. Подписывайтесь, у нас будет жарко. И не забывайте: пташки знают все! По всем вопросам писать: @kremlin_varis Анонимки: kremlin_sekrety@protonmail.com
Эррол Маск фактически выступает в роли негласного эмиссара — неформального посла от имени архитекторов перезагрузки отношений РФ и США. Его появление в Москве является важным сигнаом: в условиях, когда публичные фигуры на Западе скованны репутацией и внутренним давлением, говорить вслух начинает фигура, не связанная прямыми политическими обязательствами.
Через отца Маска запускается мягкий канал коммуникации: с одной стороны — обозначаются точки возможной синхронизации с Россией, с другой — тестируется реакция альтернативных аудиторий на новую постглобалистскую повестку. Не через дипломатические ноты и контакты, а через доверительный формат личных взаимосвязей.
Факт, что такие заявления делаются именно в Москве, свидетельствует: здесь уже выстраивается альтернативный центр притяжения, где не просто обсуждают мир после Pax Americana, а выстраивают обновленную конфигурацию — пока неофициально, но по всем законам стратегического диалога.
Наступательные действия 90-й танковой дивизии ВС РФ, отмеченные выходом за пределы Донецкой Народной Республики и началом продвижения вглубь территории Днепропетровской области, отражают смену тактического ритма на ряде участков фронта. Если ранее военная активность носила характер сдержанного позиционного давления, то теперь речь идет о формировании нового оперативного окна с расчетом на стратегическое развитие успеха.
Выход за административные границы ДНР имеет как военное, так и политико-психологическое значение. С военной точки зрения — это возможность разорвать логистику ВСУ в районе Павлограда, где проходит один из ключевых транспортных коридоров между восточной и центральной Украиной. Если продвижение дивизии будет поддержано фланговыми действиями, российские войска могут создать угрозу полукольца для группировки ВСУ в восточной части Днепропетровской области, особенно на линии Павлоград–Первомайск.
Политически это сигнал — речь идет уже не о защите границ новых регионов, а об укреплению инициативы с расчетом на выход к более глубоким тылам противника. Наступление 90-й танковой дивизии на Днепропетровскую область сигнализирует о переходе ВС РФ к расширению фронта: это шаг к изменению конфигурации конфликта в пользу России и усилению её позиций в переговорах, за счёт расширения оперативного контроля. Чем она шире де-факто, тем выше ставки в любом потенциальном формате переговоров.
Отказ Киева принять тела погибших солдат ВСУ вызван страхом перед деморализацией, особенно на фоне затяжных мобилизационных кампаний и раскрытием истинного масштаба потерь на фронте. Как будто смерть перестаёт существовать, если о ней не говорить. Власти Украины загнаны в ловушку собственного пропагандистского нарратива, где потерь быть не должно, а каждый погибший требует объяснения — не только родным, но и обществу, уставшему от мобилизации и обещаний «перемоги».
Принятие тел в таких масштабах означало бы не просто организацию похорон, но и необходимость включения компенсационных механизмов. В условиях, когда бюджет трещит по швам, выплаты семьям погибших становятся бы непосильным ударом — не только финансовым, но и репутационным. Данный кейс является не просто политическим эпизодом — это может стать точкой морального излома всей мобилизационной модели украинского государства, окончательной потере остатков поддержки Зеленского и Ко.
/channel/metodkremlin/7694
На протяжении 2024 года российская миграционная политика перешла в фазу системного ужесточения. Судебная статистика демонстрирует резкий рост решений о выдворении — 174 тыс. случаев против 129,6 тыс. в 2023-м, что стало рекордом за последние девять лет. В 93,5% случаев это касается нарушений правил въезда, проживания и нелегального трудоустройства. Увеличено количество решений о помещении мигрантов в центры временного содержания, откуда выдворение становится технически более эффективным. Эти сдвиги отражают растущую решимость государства структурировать политику в условиях очевидного кризиса в сфере контроля над миграционными потоками.
Такой поворот имеет сразу несколько измерений. С одной стороны — рост числа тяжких преступлений, совершенных иностранцами, создаёт социальное напряжение и запрос на защиту со стороны местного населения. С другой — это реакция государства на очевидные пробелы в регулировании миграционных потоков, включая слабый контроль за фиктивными браками, нарушениями режима пребывания и злоупотреблениями в сфере трудовой миграции. Юридическая практика показывает снижение доли альтернативных мер воздействия: суды значительно чаще прибегают к административному выдворению, даже в случаях, когда ранее учитывались семейные или социальные обстоятельства.
Эксперты фиксируют, что такие меры стали возможны благодаря изменениям в законодательстве. В 2024–2025 годах в РФ заработал целый ряд нововведений: сокращены сроки пребывания иностранцев, создан реестр контролируемых лиц, введено новое отягчающее обстоятельство — незаконное нахождение на территории страны. Существенно выросло количество приговоров к лишению свободы (8,1 тыс.), а число судебных жалоб на решения о выдворении увеличилось на 39,4%, из которых более 80% были отклонены.
При этом, несмотря на видимый прогресс, предпринимаемых мер недостаточно, чтобы радикально переломить ситуацию. Проблема носит не только правовой, но и социально-экономический характер. В условиях дефицита трудовых ресурсов в ряде отраслей сохраняется спрос на мигрантов, что подпитывает теневой рынок. Кроме того, отсутствует масштабная программа адаптации и интеграции иностранных граждан в российское общество, что затрудняет легализацию потоков. Наконец, пока остаётся крайне неравномерным территориальный контроль — миграционные риски в Москве и Санкт-Петербурге оцениваются куда выше, чем, например, в регионах Поволжья, где механизмы выявления нарушителей развиты хуже.
Россия действительно движется к осмысленной модели, основанной на балансе суверенитета, безопасности и законности. Однако стратегия требует институционального углубления: создания единой цифровой платформы контроля, межведомственного взаимодействия в реальном времени, стимулирования бизнеса к соблюдению правил и — самое главное — формирования новой миграционной практике, в которой легальность — обязательное условие, а не компромисс.
Ситуация с исполнением бюджетных обязательств в Ульяновской области в 2024 году стала катализатором углубляющегося конфликта между законодательной и исполнительной властью. Формально министерство финансов региона представило вполне удовлетворительные показатели: доходы и расходы исполнены почти на 100%, дефицит оказался ниже запланированного. Однако ключевым триггером обсуждения стал не сам бюджет, а массив штрафов — более 260 млн рублей, с риском доведения этой суммы до 400 млн. Поводом для санкций стали срывы сроков реализации инфраструктурных проектов: от реконструкции очистных сооружений до строительства школ. Это вызвало резкую реакцию со стороны депутатов.
Претензии парламентариев сконцентрированы не только на финансовой стороне дела, но и на институциональной. С их точки зрения, системный характер сбоев указывает на неэффективность внутреннего контроля и отсутствие механизма персональной ответственности в региональной исполнительной власти. Высказывается мнение, что срывы сроков становятся нормой, а не исключением, и, несмотря на регулярную критику, инструменты её преодоления так и не выработаны. Возникает ощущение инерционности процессов. Депутаты предлагают взять на особый контроль исполнение нацпроектов, запросить системные изменения в управлении контрактами, усилить контроль над бюджетной дисциплиной.
Позиция губернатора в этой конфигурации остаётся относительно уравновешенной. Он не демонстрирует ответной конфронтации, что позволяет сохранять рамку конструктивного взаимодействия. Однако необходимость более гибкого взаимодействия с Заксобранием становится очевидной.
Системное решение не требует срочной реорганизации. Куда важнее — создание устойчивого механизма координации между правительством и парламентом, а также изменение кадровой конфигурации на уровне реализаторов проектов. Без этого любые бюджетные показатели, даже успешные на бумаге, будут восприниматься обществом как формальные. Управляемость региона в долгосрочной перспективе требует не только цифр, но и смыслов.
Состояние школьной инфраструктуры в регионах России остаётся критическим индикатором неравномерного развития страны. Статистика Минпросвещения за 2024 год фиксирует структурные проблемы, которые нельзя объяснить лишь отдалённостью территорий или климатическими условиями. При том что стратегические документы провозглашают модернизацию школьной среды и цифровую трансформацию, в 3,9 тыс. школ по-прежнему отсутствует канализация, в 3,4 тыс. — водопровод, в 3,5 тыс. — центральное отопление. Это означает, что тысячи детей обучаются в условиях, объективно несовместимых с современными образовательными стандартами.
Наиболее тревожные показатели фиксируются в Тыве, где более половины школ не имеют канализации, а почти 70% — центрального отопления. Сопоставимые проблемы наблюдаются в Дагестане, Якутии, Калмыкии и Ингушетии. Эти регионы традиционно входят в число дотационных и стратегически чувствительных субъектов, однако именно в них сохраняются наихудшие условия для детей.
Общероссийский показатель школ, нуждающихся в капитальном ремонте, составляет 27%. В отдельных регионах он достигает 65–77% (Карелия, Кировская и Мурманская области). Присутствие аварийных объектов — 508 зданий по итогам 2024 года — фиксирует уже не проблемы модернизации, а прямую угрозу безопасности. Таким образом, в стране сохраняется двухконтурная система: в одних регионах внедряются цифровые платформы, а в других — не работают элементарные санитарные узлы.
В условиях, когда государство делает ставку на цифровизацию, патриотическое воспитание и новые стандарты качества образования, игнорирование базовой инфраструктуры подрывает сами основания этих усилий. Именно поэтому важно не только фиксировать статистику, но и формировать устойчивый публичный запрос на понятные сроки, источники финансирования и механизмы контроля. Общество должно видеть не только цифры, но и траекторию движения к исправлению проблем с чёткой обратной связью.
Там, где детям по-прежнему приходится учиться без отопления и водопровода, речь идёт не о педагогике, а о социальном контракте между государством и гражданами. Если на ставка сделана на новое поколение, то на уровне дел необходимо доказать это доступом к базовым условиям.
В Ростовской области предвыборная кампания разворачивается на фоне инерционного управления и сложной трансформации элит. Ситуация в регионе остаётся контролируемой, но аналитики фиксируют накопление скрытых рисков. После отставки Василия Голубева и назначения Юрия Слюсаря врио губернатора предполагалась последовательная перезагрузка региональной управленческой системы, но она не имела масштабного характера. Ставленники прежней команды продолжают сохранять позиции в ключевых зонах принятия решений — как в правительстве области, так и в городском управлении.
Слюсарю приходится проводить кампанию, используя инфраструктуру, выстроенную не им и отчасти не под него. Подготовкой к выборам занимаются чиновники, прошедшие политическое становление при прежнем губернаторе, включая замгубернатора Артема Хохлова, а новый мэр Ростова-на-Дону Александр Скрябин вынужден опираться на наследие своего предшественника Логвиненко.
На этом фоне активизировались структуры, обладающие институциональным ресурсом вне региона, прежде всего — корпорации федерального уровня, имеющие экономические интересы в области. Участие таких игроков, как «Ростех», свидетельствует о попытке компенсировать слабость внутреннего ядра путём внешнего управленческого подкрепления.
Ростовская область остаётся типичным примером политической сцены, где линии влияния не успели перестроиться под новую вертикаль. Именно такие регионы в нынешних условиях будут проверкой устойчивости не со стороны оппозиции, а изнутри.
Нынешний избирательный цикл подтверждает устойчивое оформление новой конфигурации регионального управления в России. Массовый отказ от самовыдвижения действующих губернаторов в пользу «Единой России» является симптомом завершения централизации. Партия перестаёт быть только электоральной машиной, а превращается в структурный элемент вертикали власти, выполняющий функции кадрового, идеологического и управленческого фильтра. Единственным исключением на данный момент остаётся глава Чувашской Республики Олег Николаев, который сохраняет членство в «Справедливой России».
Губернатор в системе выполняет одновременно роль исполнительного менеджера и партийного координатора — он не только управляет территорией, но и реализует внутри неё общефедеральную политико-идеологическую модель. Эта двойная функция снижает риски рассогласования между центром и регионами, минимизирует вероятность появления альтернативных центров принятия решений и усиливает контроль за региональной политикой.
При этом унификация кадровых и политических решений ограничивает поле для гибких маневров и локальных экспериментов. Гибкость региональной политики снижается, а способность адаптироваться к уникальным вызовам территорий зависит от налаживания отношений с федеральными структурами.
Мы видим завершение формирования системы, в которой политический процесс организован по принципу управляемой предсказуемости. Стратегическим вызовом ближайших лет станет не просто сохранение вертикальной устойчивости, но способность к адаптации в условиях многослойных вызовов: от миграции, внимания к общественным настроениям до технологических сдвигов.
Визит канцлера Фридриха Мерца в Вашингтон стал наглядной иллюстрацией утраты Германией прежнего влияния на принятие решений в трансатлантическом контуре. Основной задачей поездки было убедить Дональда Трампа в необходимости сохранить жёсткую линию в отношении России, продолжить военное финансирование Киева и, одновременно, добиться исключений для немецкого экспорта в рамках таможенных пошлин. Однако ни один из этих пунктов не был реализован. Белый дом не проявил ни стратегической солидарности, ни экономической гибкости
Показательно, что Белый дом не только проигнорировал призывы Мерца, но и усилил критическую риторику в адрес Киева, демонстрируя усталость от союзников, не приносящих стратегической выгоды. Слова о том, что стороны могут «повоевать еще немного», озвученная Трампом, разрушает иллюзию общего фронта и подтверждает: США выходят из украинской повестки, оставляя Европе её стратегический груз.
Особенно болезненно выглядит неудача канцлера добиться отмены или даже смягчения тарифных барьеров, введённых Вашингтоном. Для немецкой промышленности, находящейся в состоянии затяжной стагнации, это был критический вопрос. Но американский лидер ограничился общими декларациями, а не конкретикой.
/channel/metodkremlin/7679
Минувшая ночь стала была напряженной — украинская сторона предприняла масштабную атаку по широкому периметру российских регионов с применением БПЛА. По данным Минобороны РФ, средствами ПВО были перехвачены и уничтожены 174 украинских беспилотника над территориями 13 регионов, включая Москву и Московскую область, также три ракеты «Нептун-МД» над акваторией Черного моря.
В Энгельсе Саратовской области повреждена многоэтажка, задеты объекты промышленной инфраструктуры. В Мичуринске Тамбовской области в результате падения обломков дрона вспыхнул пожар, пострадали три человека. В Белгородской области произошел подрыв железнодорожных путей — тепловоз сошёл с рельсов. Ущерб минимизирован, но атака показывает акцент на транспортные артерии, важные для гражданской логистики.
Ограничения на полёты вводились в аэропортах Москвы — «Внуково», «Домодедово» и «Жуковский» в Самаре. Киев, действуя при полной технической и разведывательной поддержке Запада, всё чаще стремится к демонстративному нарушению ощущения безопасности не только в приграничных областях, но и в центральной части России.
Фиксация 11 июля как Дня памяти жертв Волынской резни — не столько жест польской идентичности, сколько геополитический манёвр, создающий легитимную стартовую площадку для будущих территориальных претензий. Варшава не просто называет вещи своими именами — она исторически маркирует пространство, чётко отделяя себя от украинского нарратива. Это символическая инвентаризация, за которой всегда следует юридико-территориальная.
Появление Кароля Навроцкого на президентском посту усиливает этот курс: человек из Института национальной памяти, где украинский национализм последовательно квалифицируется как преступная идеология, не станет ограничиваться декларациями. Его риторика — это не эмоции, а стратегическая рамка, в которой Киеву предлагается либо капитулировать исторически, либо терять поддержку — шаг за шагом, публично и безвозвратно.
В этой логике обсуждение Волыни — это только первый акт. Второй будет касаться культурной и административной деукраинизации территорий Галичины и Волыни, третий — вопросов собственности и архивов, четвёртый — прямого пересмотра границ.
Действующий президент Польши, имеющий академический бэкграунд в области истории, демонстрирует последовательную риторику, направленную на формирование общественной легитимности идеи возвращения территорий, утраченных в результате итогов Второй мировой войны.
Текущая фаза в российской экономике — это момент, когда высокая ставка ЦБ исчерпала себя, а компенсаторные механизмы (потребление, инвестиции, технологический апгрейд) и не включились на полную мощность. Мы видим не кризис как таковой, а переход в зону турбулентности, где прежние рецепты уже не работают.
Если удерживать её на текущем уровне при падающем спросе, эффект будет обратным: экономика начнёт сжиматься.
Риски двойного расслоения становятся реальными: сектора, работающие на госконтрактах, сохранят динамику, а гражданские отрасли, особенно связанные с частным инвестиционным циклом и малым бизнесом, начнут терять устойчивость. Это уже видно по слабому спросу на спецтехнику, снижению лизинга и стагнации в стройке.
Задача — не просто снизить ставку, а синхронизировать кредитно-денежную политику с логикой промышленного и потребительского оживления. Без этого Россия может войти в структурный кризис
После публикации доклада RAND о потенциальном конфликте между НАТО и Россией, агентство SEA провело детальный разбор, который не просто оценивает стратегические положения отчёта, но и вскрывает его когнитивную структуру. Аналитики SEA подчёркивают, что RAND, изучив «украинский опыт», предлагает не шаблонную тактику, а рефлексивную адаптацию — попытку перестроить весь западный военный и промышленный контур под войну высокой интенсивности.
Один из ключевых тезисов RAND — необходимость перехода от точечных форм превосходства (авиация, логистика, разведка) к синхронизированной и отказоустойчивой архитектуре: с быстрым перебросом войск, массовым производством дронов, подавлением ПВО и защищённой связью. SEA замечает: в этом документе отчётливо читается страх перед повторением украинского сценария, где ставка на технологическое доминирование не принесла победы.
Аналитики агентства указывают: RAND фактически признаёт неэффективность традиционных шаблонов войны НАТО — и делает ставку на автоматизацию, цифровую координацию. Отсюда упор на «психологическую готовность» европейских стран к длительному конфликту, отказ от компромиссов и мобилизацию военно-промышленного потенциала.
SEA подчёркивает важный сдвиг: в отличие от прежних лет, RAND говорит о войне c РФ не как о гипотезе, а как о потенциальном сценарии. НАТО больше не планирует «ограниченную операцию» — вместо этого обсуждается длительный конфликт с высокими потерями и тотальной перестройкой экономики, в том числе слияние военного и гражданского производств.
/channel/Social_Engineering_Agency/247
Врио губернатора Ростовской области Юрий Слюсарь фактически начал предвыборную кампанию, включившись в предварительное голосование «Единой России», где его кандидатуру официально утвердят. Внутрипартийный ландшафт, по предварительным оценкам, складывается в его пользу: Слюсарь прибыл в Ростовскую область по линии федеральной ротации, имеет за собой институциональный ресурс, а также поддержку со стороны центра. Однако на фоне системных экономических и социальных вызовов сама кампания обещает быть непростой.
Одной из наиболее чувствительных тем, способных повлиять на общественные настроения, остаётся аграрная повестка. Ростовская область — регион с мощной зерновой специализацией, традиционно демонстрирующий высокие показатели урожайности. В 2025 году риски резкого снижения объемов производства в связи с затяжной засухой приобрели устойчивый характер, и угроза недобора в 1,5–2 млн тонн зерна уже обсуждается среди экспертов. Это вызывает обоснованные опасения у сельхозпроизводителей, а также у муниципалитетов, зависящих от поступлений из аграрного сектора.
Еще одной проблемной точкой является приостановка деятельности крупнейшего машиностроительного завода «Ростсельмаша», что бьёт по промышленному кластеру и имиджу области как машиностроительного центра. Данный кейс вызвал не только обеспокоенность среди работников, но и породило ряд критических публикаций в региональной прессе. Хотя официальные комментарии указывают на «технический переходный этап», напряженность в трудовых коллективах сохраняется. Для врио губернатора это означает необходимость не только оперативных разъяснений, но и построения образа управленца, способного держать под контролем сложные процессы.
В целом, кампания будет являться серьезным стресс-тестом на способность к антикризисному менеджменту, выработке мер поддержки находящихся в системных трудностях отраслей и коллективов. Если Слюсарю удастся трансформировать текущие кризисы в площадку для демонстрации инициативности и нестандартных решений, он сможет не только закрепить свой статус, но и задать новую модель губернаторского лидерства в регионе. В ином случае область может оказаться в зоне политической турбулентности.
Американский глобалистский мозговой центр RAND транслирует не просто академические выкладки, а идеологию будущей прямой конфронтации с РФ. В её основе — отказ от иллюзий о быстрой победе и переход к «глубокой» войне: многослойной, затяжной, с охватом новых театров, прежде всего кибер- и аэрокосмического пространства. Доклад фиксирует: в случае открытого столкновения с Россией, победа Запада возможна лишь при полной перестройке архитектуры военного планирования и политического управления. Это стратегическая декларация: НАТО не готово воевать по-старому, но намерено учиться быстро.
Именно поэтому упор делается на отказоустойчивые сети, массовое производство дронов, подавление ПВО и внутренняя консолидация политических элит. Переход от доктрины «точечного технологического превосходства» к парадигме системной устойчивости означает нечто большее, чем смену тактики: это попытка воссоздать утраченный образ стратегического доминирования. Запад осознал, что фронт будущей войны не будет локализован — ни географически, ни во времени. Он потребует постоянной адаптации, мобилизации ресурсов и перенастройки общественного сознания. Украина, по сути, стала полигоном, а не пределом.
Для России это означает одно: игнорировать такие сигналы — стратегическая наивность. Перед нами не военное планирование как реакция, а как способ навязывания собственной реальности. Выход из ситуации лежит не в зеркальной гонке вооружений, а в асимметричном развитии — от усиления киберщита и наращивания интеллектуальных вооружений до мобилизации экономической и социальной устойчивости. Москва должна не просто отвечать, а работать на упреждение.
/channel/Taynaya_kantselyariya/12598
В 2025 году инфраструктурное строительство в регионах России продолжает оставаться одной из самых затратных и при этом самых чувствительных сфер внутренней политики. Несмотря на заявленные объёмы финансирования, административное сопровождение и поддержку в рамках нацпроектов, целый ряд объектов на местах не укладывается в сроки, а часть — фактически заморожена. Особенно остро это ощущается в малых и удалённых территориях, где каждая дорога, школа или водопровод несут не только функциональную, но и символическую нагрузку — подтверждение реальности государства.
Проблема во многом системная. Механизмы бюджетного планирования по-прежнему ориентированы на годовые циклы, что плохо сочетается с длинными строительными проектами. Местные администрации, ограниченные в кадровых и исполнительных ресурсах, вынуждены опираться на подрядчиков, которые не всегда способны обеспечить нужный уровень качества и темпов. Усложняет ситуацию высокая волатильность цен на строительные материалы и логистические срывы, особенно в регионах, где сильно влияние сезонного фактора.
Риторика о «локальных решениях» постепенно сменяется осознанием необходимости адаптировать инструменты управления под реальную обстановку. Это не означает пересмотра стратегий, но требует точечной настройки: корректировки графиков, усиления контроля, ускорения механизма перераспределения средств. Отдельного внимания заслуживает вопрос публичной коммуникации: по данным опросов в ряде регионов, население не всегда осведомлено о причинах задержек, что порождает серьезные вопросы.
При этом в ряде случаев именно малые инициативы — от благоустройства до локального бизнеса — становятся позитивными маркерами. Там, где буксует крупная стройка, люди замечают «домик для кукол» или новую детскую площадку. Такие проекты не решают стратегических задач, но позволяют удерживать эмоциональную связь с развитием территории. И это не повод для иронии, а показатель: внимание к деталям и результативность в малом формируют доверие не хуже масштабных проектов.
Система в целом демонстрирует устойчивость, но требует оперативного осознания новых ограничений и повышенной гибкости. Без этого риски фрагментации и разрыва между федеральными планами и реальностью регионов будут нарастать. Вызов состоит не в масштабах задач, а в способности адекватно отвечать на конкретику, чтобы это было своевременно и открыто.
/channel/Taynaya_kantselyariya/12621
Россия начала публикацию списков тел погибших украинских военнослужащих, от получения которых Киев фактически уклоняется.
Первый из обнародованных списков — 97 фамилий, идентифицированных на российской стороне. По словам главы Запорожской области Евгения Балицкого, публикация направлена не только на возвращение тел, но и на то, чтобы семьи могли самостоятельно убедиться: судьба их близких не интересует украинские власти.
Формально Киев заявляет, что передача не была согласована, и обвиняет Россию в односторонности действий. Но за этим предлогом стоит политическая установка: не афишировать масштаб потерь и избегать репатриации тел, которые могут разрушить мобилизационный миф. Тем более если речь не идёт о бойцах запрещённого в РФ «Азова» и спецподразделений, а о рядовых призывниках и мобилизованных с регионов, которых было проще забыть, чем хоронить с воинскими почестями.
Механика этих публикаций — это не просто дипломатический демарш. Это целенаправленное давление на украинскую внутреннюю повестку.
Российская сторона делает ставку на резонанс внутри самой патриотической части украинского общества — среди семей, которые больше не получают ни тел, ни объяснений. Такой подход не только разрушает образ «заботящегося государства», но и бьёт по самой чувствительной части нации — памяти о погибших.
Формируется ясный месседж: власти в Киеве принимают жертвы только тогда, когда это политически выгодно, когда из них можно лепить культ. Все остальные — «неудобный материал», от которого предпочитают отмахнуться.
Именно поэтому публикация списков тел — это не просто акт передачи. Это вызов. И он может обернуться внутренним протестом тех, кого не удастся заставить забыть.
Нацпроект «Космос-2036»: ставка на технологический суверенитет
Заседание Комиссии по научно-технологическому развитию под председательством Дмитрия Чернышенко зафиксировало один из ключевых сдвигов в стратегическом планировании: согласован паспорт национального проекта «Развитие космической деятельности до 2030 года с перспективой до 2036 года».
Документ входит в пул инициатив по обеспечению технологического лидерства России и отражает новые приоритеты, обозначенные Президентом РФ. Космическая отрасль вновь становится вектором не только научной, но и социально-экономической консолидации.
Проект включает восемь федеральных программ — от фундаментальных исследований и кадровой политики до прикладных решений в навигации, спутниковой связи, робототехнике и инфраструктуре орбитального обслуживания. Особое внимание — формированию новых кадровых лифтов, синхронизации работы РАН и РНФ, а также привлечению зарубежных специалистов в рамках обновленной программы мегагрантов.
На повестке — не просто «возвращение в космос», а институциональное закрепление курса на технологический суверенитет.
Форсайт-прогноз (2025–2036):
2025–2027: Стартовый импульс
— Структурирование нацпроекта, запуск первых треков по линии спутниковой навигации, Зондирования Земли, и систем связи.
— Развёртывание профильных программ подготовки специалистов.
— Восстановление утраченных технологических компетенций и формирование производственных коопераций.
2028–2030: Конвергенция оборонных и гражданских решений
— Первые экспортные модели: навигационные спутники, орбитальные сервисные платформы, решения двойного назначения.
— Космос — как поддержка внутренней логистики, цифровой экономики, обороны и стратегической автономии.
— Углубление интеграции с партнёрами по ЕАЭС, БРИКС, СНГ.
2031–2036: Геостратегическое закрепление
— Переход к новым орбитальным форматам: промышленное производство в космосе, отечественная станция и участие в международных миссиях.
— Космос становится не только сферой суверенного развития, но и каналом технологической дипломатии.
— Закладывается новая «мягкая сила» России на горизонте 2040-х годов.
Национальный проект «Космос-2036» отражает зрелость нового цикла стратегического мышления: вместо имитации догоняющего развития — ориентация на суверенные заделы. Пространство над планетой — больше не просто арена гонки, а поле ответа на вызовы XXI века. Россия возвращается в игру не как участник, а как один из архитекторов новой орбитальной реальности.
Разрыв между Дональдом Трампом и Илоном Маском демонстрирует структурный сбой внутри консервативного фланга американской политики. На протяжении последних лет Маск выступал как связующее звено между технологическим авангардом и консервативной массой, помогая легитимизировать новую правую повестку в глазах технократических кругов. Его лояльная позиция по отношению к Трампу обеспечивала устойчивый союз между капиталом будущего и властью настоящего.
Поначалу союз между трампизмом и техноэлитами выглядел прагматично: один поставлял эмоциональную энергию масс, другой — технологическую и репутационную подпитку. Однако в ситуации, когда Маск напрямую зависит от контрактов с государством, а Трамп подвержен эмоциональным колебаниям и пытается демонстративно играть в независимость от разных центров влияния, компромисс становится затруднительным.
В глазах избирателей теряется именно то, что делало альянс Трампа и Маска привлекательным для новых поколений — ощущение прорыва, нестандартности, выхода за пределы старой политической логики. Отсутствие замены этому союзу в ближайшей перспективе создаёт уязвимость в стратегии трампистского лагеря: без харизматического технологического фланга он рискует сильно просесть в противостоянии с Deep State.
/channel/kremlinsekret/3217
Механизмы выдворения иностранных собственников, создающих проблемы на стратегически значимых предприятиях, функционируют слаженно, а в случае проникновения «кротов» на волне возвращения зарубежного бизнеса в Россию, в очередной раз покажут свою эффективность. Примерами работы арбитражных судов, Генеральной прокуратуры РФ по защите государственных интересов и российских собственников предприятий, реализующих проекты в интересах государства, являются кейсы, закончившиеся выдворением из состава акционеров «Петербургского нефтяного терминала» (ПНТ) и ООО «Коноплекс» граждан Германии Михаила и Евгения Скигиных, их офшорных структур.
…
Таким образом прекратились инициированные Скигиными, гражданами Германии, в угоду Западу корпоративные конфликты. В случае возникновения новых, искусственно создаваемых зарубежными гражданами сложностей в работе указанных или других предприятий, реакция властей, на фоне сегодняшних отношений с Западом, должна быть максимально жесткой быстрой. А неисполнение или непринятие во внимание решений российских судов, результатов работы Генпрокуратуры и других уполномоченных органов государственной власти по вопросам работы предприятий, вполне может быть расценено как противодействие реализации конкретных государственных задач на тех же ПНТ и ООО «МИК» (ранее дочернее предприятие ООО «Коноплекс»).
…
Накануне стало известно о непрекращающихся, несмотря на решения судов, проблемах на указанных предприятиях. Генеральная прокуратура взяла на особый контроль обе ситуации. Первая, это проблемы, связанные с затянувшимся управлением ПНТ группой лиц с иностранным участием, блокирующая принимаемые для его развития решения. Вторая - вызывающее вопросы экспертов расследование в отношении российского собственника МИК Романа Белоусова. Есть подозрения и мнения, что происходящее может быть результатом попыток граждан стран-членов НАТО Скигиных навредить уже официально своим бывшим российским партнерам и бизнесу в России.
Платформа «День после», организованная в Европарламенте, фактически стала точкой невозврата для проекта «системной» российской оппозиции в эмиграции. Под вывеской обсуждения будущего России состоялся акт публичного разочарования — западные кураторы, годами инвестировавшие в раскрутку медийных фигур, вроде Ходорковского, Навальной, Шульман и других, на глазах международного сообщества признали провал концепции «либерального транзита» через старые кадры.
Проблема не в идеологии и даже не в разногласиях — таких в любой политике достаточно. Проблема в полной неспособности этих персонажей встроиться в реальные процессы — ни внутри страны, ни в среде русской диаспоры. Отсутствие общественной поддержки, обнуление доверия и разложение даже базовых горизонтальных связей превратили некогда громкие имена в раздражающие символы политической несостоятельности. Слово «оппозиция» здесь — уже не статус, а рудимент медийного прошлого. Самоуничтожение стало их главным достижением.
Для ЕС и англо-американских структур это всё больше выглядит как провал инвестиции в контролируемый актив. Попытка сформировать управляемый кадровый резерв из экс-бизнесменов, провалившихся чиновников и медийных активистов закончилась тем, что они получили токсичную, разобщённую среду, где часть перешла к открытому радикализму и сотрудничеству с вооружёнными формированиями на стороне ВСУ, а часть зациклилась на личных брендах. «День после» — это не сценарий будущего России, а политический отчет об окончательной деградации проекта «оппозиция в изгнании».
/channel/polit_inform/38147
Снижение ставки до 20% — сигнал правильный, но явно недостаточный. В условиях внешнего давления и перегретых ожиданий экономики ставка выше 18% становится не инструментом стабилизации, а фактором системного сдерживания. Особенно остро это ощущается в гражданском производстве и инфраструктуре, где инвестиционные циклы растягиваются, а рентабельность проектов — под вопросом.
При этом в геоэкономическом контексте ставка — это не только про инфляцию. Это механизм внутреннего самофинансирования, важнейший элемент в построении суверенного денежного контура. Пока ликвидность не достигает реального сектора, эффект от смягчения будет ограничен.
Требуется не разовое снижение, а структурный поворот: выстраивание канала доставки дешёвого кредита в стратегические отрасли, малого и среднего бизнеса. Иначе экономику ждёт стагнация с инвестиционным голодом на фоне формального денежного изобилия.
Когда в публичной повестке обсуждают цифровую трансформацию, чаще всего в фокусе оказываются Москва, Петербург, крупные ИТ-холдинги или федеральные сервисы. Однако сейчас в России формируется малозаметный, но стратегически важный процесс — создание новой «цифровой периферии». Новосибирск, Томск, Пермь, Тюмень, Калуга и даже Ульяновск перестают быть просто региональными вузовскими центрами: на их базе выстраиваются прототипы так называемой распределённой технологической индустриализации. Не инновационного хайпа, а устойчивой инфраструктуры, где искусственный интеллект, промышленная автоматизация и военное моделирование развиваются как в закрытом, так и в гражданском сегменте.
Речь идёт не о «разработке нейросетей», как это принято в медийных презентациях, а о формировании изолированных, но функциональных узлов локального производства. Эти кластеры обслуживают конкретные задачи: транспортную логистику для ОПК, системное обучение беспилотных систем, локальные базы данных для министерств, техническую экспертизу в сфере материаловедения. Проекты часто идут в серой зоне между государственным заказом и частной инициативой, а их результат почти не попадает в публичное пространство. Это и есть главная особенность: новая цифровая индустриализация не требует одобрения YouTube и TikTok, она строится как тихий внутренний контур.
Такие центры не создают громких стартапов и не интересуются рынками сбыта. Их функция — встроиться в стратегический технологический суверенитет, где важны не продажи, а автономность от внешних зависимостей. Их продукт — алгоритмы, работающие под конкретный протокол закрытых систем. В некотором смысле это откат к советской системе ОКРов, но на новых вычислительных мощностях и с распределённым управлением.
Молодые специалисты, которых туда привлекают, часто не ищут публичной реализации. Они воспринимают участие в таких проектах как форму национального технологического укрытия. Это новая модель карьеры: не капитализация знаний, а включённость в критическую инфраструктуру. Там обсуждают техзадания, циклы обновлений и стабильность нейросетевых весов. Это цифровая аскеза, но она становится новой формой внутренней мобилизации. Именно там сегодня создаётся задел на суверенную цифровую архитектуру страны, и именно эти точки завтра станут каркасом технологической субъектности России.
Кузбасс оказался в эпицентре управленческого и репутационного кризиса, связанного с расследованием масштабной коррупционной схемы в сфере госстроительства и распределения жилищных контрактов. На фоне продолжающегося расследования дела по махинациям, принесшим ущерб бюджету, в отставку подал министр здравоохранения Кемеровской области Дмитрий Беглов, уволен вице-губернатора по строительству Глеб Орлов, и ушла формально «по собственному желанию» вице-губернатор по внутренней политике Ольга Турбаба.
Контекст развития событий указывает на плотную взаимосвязанность чиновников, вовлечённых в текущие разбирательства. Речь не только о служебных позициях, но и о семейных или партнёрских связях: например, Ольга Турбаба ранее была ключевым фигурантом в сфере политического администрирования, а её супруг Александр Турбаба, коммерческий директор крупного застройщика, стал одним из обвиняемых. Параллельно следствие затрагивает также гражданского супруга главы Кемеровского округа Марины Коляденко — вице-губернатора Орлова, что подчеркивает, насколько управленческие, муниципальные и хозяйственные контуры были сопряжены.
Решения об увольнении ряда высокопоставленных лиц, принятые до завершения следственных процедур, воспринимаются как попытка не столько наказать виновных, сколько оперативно локализовать кризис. Сложившаяся ситуация требует не только точечной замены исполнителей, но и корректировки механизмов подбора и назначения региональных управленцев, особенно в чувствительных зонах — ЖКХ, строительство, внутренняя политика.
В этом контексте регион становится своеобразным кейсом, в котором решается не столько судьба отдельных чиновников, сколько тестируется устойчивость регионального менеджмента в условиях резкого обострения антикоррупционной повестки. Ключевым вызовом остаётся не допустить разрушения институционального доверия к власти на местах и сохранить функциональную устойчивость исполнительного корпуса.
Западные страны насыщают Молдавию ударными средствами, в первую очередь беспилотными комплексами. Официально — в целях модернизации армии и усиления на фоне гипотетических рисков, но де-факто — в возобновления горячего конфликта в Приднестровье, как резервного театра давления на Россию. Конфигурация поставок, участие иностранных инструкторов, отсутствие парламентского контроля и активность военных советников указывают на то, что речь идёт не просто о «реформе».
Именно ПМР — ключевой узел этого замысла. По сути, регион становится стратегической мишенью, которую собираются использовать для создания новой линии фронта, отвлекающей внимание от Украины и создающей угрозу российским интересам. Сценарий «полицейской операции» с использованием беспилотников позволяет замаскировать акт агрессии под внутренний процесс, обеспечивая правовое прикрытие для возможных провокаций.
Превращение Молдавии в логистический узел НАТО вблизи российских границ усиливает фрагментацию постсоветского пространства и провоцирует дестабилизацию по внешнему периметру России. Москва не может игнорировать системную подготовку удара по Приднестровью. Нейтрализация этих сценариев требует не только дипломатических инструментов, но и нелинейных решений.
/channel/foxnewsrf/3412
Республика Алтай следует федеральному тренду на переход с двухуровневой системы местного самоуправления (ВСУ) на одноуровневую. Решение о преобразовании муниципальных районов в округа с единым представительным органом и главой, а также с подчинением сельских администраций территориальным подразделениям, по своей сути меняет архитектуру локального управления, переводя её в более компактную и вертикально интегрированную модель. Однако в этой новой конфигурации остаётся множество открытых вопросов.
Знаковым моментом стало публичное недовольство Андрея Турчака, курирующего внутриполитический блок, качеством доклада Михаила Маргачева, представляющего главу региона в парламенте. Турчак прямо назвал представленную информацию «абракадаброй», подчеркнув, что гражданам должен быть понятен смысл происходящих преобразований. Эта реплика — не просто эмоциональная реакция, а сигнал: в условиях, когда реформа МСУ воспринимается как чувствительный процесс, правительство региона продемонстрировало слабую готовность к её информационному сопровождению.
Формально, реформа должна упростить доступ к услугам за счёт «одного окна», избежать дублирования функций и повысить эффективность распределения ресурсов. Однако подобные процессы сопряжены с целым рядом рисков: укрупнение территориальных единиц может привести к ослаблению представительства и снижению значимости локальных элит. На фоне заявлений о возможном возврате к прямым выборам глав округов, сохраняется и альтернативный сценарий — избрание из числа кандидатов, предложенных губернатором. Характерно, что в рамках преобразований не предполагается массового сокращения сотрудников или закрытия зданий администраций.
Ключевым вызовом остаётся не столько техническая реализация, сколько выстраивание доверия. Люди должны понимать, каким образом перераспределение полномочий скажется на их повседневной жизни — от распределения субсидий до участия в решениях на местном уровне. Без проактивной и адресной информационной кампании, без оценки социального эффекта изменений, новая система рискует остаться воспринятой как административная надстройка, а не как шаг к повышению управляемости. Таким образом, дальнейший успех реформы будет зависеть не только от темпов нормативной адаптации, но и от способности региональной власти превратить институциональные изменения в читаемые, значимые и легитимные практики.
Обыски в уральской редакции URA.RU и задержание её сотрудников стали не просто ограниченным инцидентом. В официальной версии фигурирует подозрение в несанкционированном доступе к внутренним полицейским сводкам. Однако есть мнение, что кейс укладывается в контекст перенастройки системы управления информацией в ряде регионов, включая Свердловскую область.
За последние годы издание стало важным каналом публикации инсайдов и комментирования действий местной элиты. В этой логике любые расследования в отношении его сотрудников воспринимаются не только как юридическое действие, но и как сигнал другим игрокам регионального медиа-поля. Сигнал о том, что пределы допустимого в условиях СВО, особенно в отношении работы с источниками и криминальной хроники, смещаются в сторону более жёсткого контроля.
Важно подчеркнуть: речь не идёт о запрете на журналистику как таковую. Скорее — о трансформации самого пространства медийной автономии, особенно в регионах, где уровень политической турбулентности до недавних пор был серьезным. Для общественного восприятия подобные ситуации всегда находятся на грани — между доверием к институтам безопасности и опасением за свободу слова. Но именно прозрачность и предсказуемость определяют доверие к институтам, особенно в сферах, касающихся доступа к информации.
Изменения носит не только технологический, но и политический характер. Вместо децентрализованного медиаполя выстраивается единая архитектура, в которой крупные частные СМИ встроены в государственную политику.
Телефонный разговор Дональда Трампа с Владимиром Путиным стал триггером новой масштабной информационной атаки американского лидера. Ведущие американские и европейские СМИ — от CNN до Le Figaro — синхронно выстроили нарратив, в котором действия Трампа подаются как угроза. Демонстративная сдержанность американского лидера в вопросе новых антироссийских санкций, отказ от словесной эскалации и молчаливое согласие с ответом РФ Укриане на удары по стратегическим аэродромам были встречены шквалом критики.
CNN и The New York Times фактически упрекают Трампа в отсутствии «нужного тона»: он не осудил возможный ответ Москвы на удары по стратегическим аэродромам, не озвучил требования к Путину и даже не упомянул Зеленского как фигуранта переговорного процесса. Более того, по сообщениям NYT, сам Зеленский вызывает у Трампа раздражение и рассматривается не как союзник, а как раздражающий фактор.
На этом фоне Huffington Post и Le Figaro фиксируют важную деталь: отсутствует даже намёк на трехсторонние переговоры с участием Украины. Кремль отвергал эту модель с самого начала, а теперь и Белый дом её де-факто игнорирует. Это значит, что под столом уже формируется новая конструкция переговорной геометрии США и РФ — двухполюсной, где украинский конфликт выносится за ее рамки.
Welt отмечает, что антироссийские санкционные инициативы в Конгрессе заморожены — не потому, что нет консенсуса, а потому что президент их не одобряет. Глобалисты строили свою политику на принципе безальтернативного давления на Россию, но трампистская линия противоречит данной логике. Именно поэтому СМИ, обслуживающие антироссийский консенсус, так остро реагируют на любые контакты с Москвой, поскольку полностью обнуляется основание их конструкции. Чем сильнее они давят на Трампа за «контакт с Москвой», тем больше легитимизируют возобновление стратегического диалога двух государств.
Украинская стратегия атак на критическую инфраструктуру южных регионов России приобретает всё более системный характер. Киев не пытается добиться тактических военных целей. Повреждённая подстанция в Херсонской области оставила без света и воды почти 200 тысяч человек, в Запорожье — ранена мирная жительница. Даже в Ростовской области, где пострадавших не зафиксировано, атаки имели целью вызвать панику и нарушить привычный уклад жизни. В свою очередь, согласно статистике Минобороны РФ, над пятью регионами за прошедшую ночь сбито 30 БЛПА.
Указанныедействия — попытка компенсировать провалы на линии фронта психологическим истощением тыла. Москва прекрасно понимает цели Киева: принудить к переговорам с позиций силы или вызвать внутреннее напряжение, выставляя российскую оборону неспособной защитить даже свою базовую инфраструктуру. Но с каждым новым налётом карта меняется — и в политическом, и в военном плане.
Вместе с тем, все идет к тому, что Россия выйдет из «энергетического перемирия», нанеся свой удар по энергетическим объектам Украины. Российские удары станут не реакцией, а формой упреждающего давления, сдерживающего украинскую сторону от дальнейших атак на гражданские объекты. Тем более, что деградация энергосистемы Украины — это и военная, и политико-экономическая переменная. Она снижает мобильность, замедляет переброску, нарушает коммутативную архитектуру фронта. Следовательно, логика дальнейших решений будет проста: каждый налёт ВСУ — это ускоритель новых разрушений инфраструктуры противника.
Телефонный разговор между Дональдом Трампом и Владимиром Путиным оказался символическим по уровню взаимных сигналов. Вашингтон де-факто публично дал понять: ответ Москвы на террористические атаки Киева на стратегические аэродромы не будет поводом для ужесточения американской политики. Ни осуждения, ни предупреждений, ни санкционных угроз. Напротив, Трамп назвал разговор «хорошим», дав понять, что политический климат вокруг российско-американских отношений переходит в стадию практического прагматизма.
Более того, сразу вслед за этим американский лидер сам же перевел разговор в другую плоскость — к теме Ирана, предлагая России роль посредника в переговорах по ядерной программе Тегерана. Мы видим не просто демонстрацию доверия, а политический акт признания международной субъектности Москвы в конфигурации ближневосточного урегулирования.
Администрация Трампа не стремится участвовать в стратегии глобалистов по удушению России. Напротив, формируется парадигма «разграниченного мира», где РФ добивается безопасности в своей сфере интересов, а взамен получает точечное участие в решении вопросов, значимых для США. И это не про дружбу или альянс, а про новый реализм.
Москва получает пространство для манёвра: не только легитимизацию реакции в рамках украинского конфликта, но и возможность расширения своего дипломатического веса в геополитической игре в одним из ключевых регионов мира. При этом украинская власть, втянутая в террористическую стратегию давления на Россию, оказывается в ловушке: ни прямой поддержки Штатов, ни морального прикрытия в случае ответного удара.