5841
Никита Сюндюков. Русская философия и Достоевский. Оставить анонимный вопрос/комментарий: https://t.me/AskMeAboutBot?start=aAOAn Для связи @robbietherotten Можно поддержать: 2202 2010 8561 5942
Владимир Варава: русская философия против «эвтаназийной» культуры
В эфире новый выпуск бесед цикла «Рупор Евразия». К данному выпуску слово «беседа» подойдет больше, чем «интервью», потому что весь разговор сконцентрирован на одной большой теме — русская философия. Да, это не первый раз, когда мы говорим на эту тему, но ведь каждый гость, имеющий дело с этим зыбким предметом, имеет уникальный и специфический взгляд на него. Доктор философских наук, писатель, публицист Владимир Варава — не исключение.
Сейчас тема русской философии, которая напрямую связана с русской идентичностью, стоит особенно остро. И чтобы нам правильно понять самих себя, нужно актуализировать и правильно, доступно описать и популяризировать русскую культуру. А вся русская культура философоцентрична — и наоборот. Весь корпус русской культуры и мысли многообразен и симфоничен, об этом и говорит Владимир Варава в данном ролике.
В этой беседе — множество вопросов, перечислять которые в описании нет смысла. Все они актуализируют русскую философию, настраивают на свободный поиск, заставляют задуматься и искать ответы вместе с нами. Смотрите, делитесь, оставляйте комментарии и советуйте посмотреть друзьям!
Собеседник — главред ЕСМ Медиа Павел Киселёв.
Съемка — Артём Петрищев;
Монтаж — Дмитрий Паршиков;
Дизайн — Евгения Ставицкая, Александр Мотылёв, Дмитрий Паршиков;
Продюсер — Жар Волохвин.
0:00 — Тизер
1:03 — Кого Владимир Варава вдохновил своим преподаванием философии на настоящую войну духа?
3:36 — Об отношении либералов к русской философии и эпистемологических битвах в 90-е. Проблемный статус русской философии.
9:14 — Философский язык и софийность русской культуры. «Умозрение в красках». Влияние русской культуры на мировую философию. XIX век в русской философии.
14:36 — Противостояние западничеству в русской философии XVIII века. Григорий Сковорода и учёно-монашеская школа.
17:54 — Религиозно-философский ренессанс в Серебряном веке. Философия «около церковных стен». Философия и богословская догматика.
21:40 — Философия дела Николая Фёдорова. Об идее преодоления смерти. Внехрамовая литургия. Темпераментность русских философов.
26:43 — Ницше — русский философ? Отличия русской философии от западной и восточной.
30:15 — Сходства в философии Герцена и Леонтьева. Западники XIX века и либералы XXI века. «Смердяковщина» как корень русофобии.
34:43 — Есть ли связь Фёдорова с современными пацифистами? «Пацифизм как эвтаназия». Что такое «эвтаназийная» культура?
41:03 — Об Андрее Платонове и войне. Что русская философия может противопоставить «эвтаназийной» культуре?
💬 Telegram-канал Владимира Варавы: /channel/vladimirvarava
📺 Видео в VK в высоком качестве: https://vk.com/video-222626946_456239864
💬 Поддержите наше сообщество в VK, чтобы смотреть интересные лекции, доступные для донов: https://vk.com/donut/club222626946
❗️Также ЕСМ запустил сбор средств на автомобиль для 30 мотострелкового полка.
Поддержите защитников белгородской области, присылайте любую посильную сумму сюда: 2202202306834130
Сбербанк, Евгений Андреевич Б. (он же Жар Волохвин, руководитель ЕСМ).
Подписывайтесь на ЕСМ Медиа!
Книжку о Достоевском, над которой довелось поработать, завтра представят в Москве. Приходите:
/channel/russia2062/2231
Впрочем, всё может быть и проще. Наше понимание гениальности и канона определено революцией Гутенберга. А ей на смену уже давно пришла другая революция, пока что безымянная, цифровая. Соответственно, поменялся и способ производства и потребления культурных продуктов, а значит и их характер. Media is the message. Так что вероятно "гениальность" -- это действительно устаревшее понятие. Хотя на самом деле это ничего не меняет. Попросту кончился золотой век культуры не только России, но и всего человечества. А мы все сидим на продлёнке.
Читать полностью…
все, конечно, знают – но вот сам я только недавно узнал –
- что, оказывается, само понятие «детского сада», der Kindergarten – введено Фребелем и в его педагогической системе имело большой смысл –
- дело в том, что был он во многом под вдохновением Шеллинга и его натурфилософии –
- откуда понимал человека как «венец жизни», ее высшее раскрытие –
- отсюда и понимание ребенка как наделенного собственными творческими силами – но это отнюдь не логика Руссо, оставить на произвол –
- а логика садовника, которому подобен педагог, долженствующий создать условия, в котором цветок (да, да, «дети – цветы жизни» - это именно отсюда) раскроется наилучшим, наисовершеннейшим образом –
- при этом этот образ не один – и вновь логика садоводства, одно и то же растение, посажанное в разных местах, за которых ухаживают разным образом, развивается сильно различно –
- нужно вырастить сад, ухаживать день за днем – но цветы все-таки растут сами по себе, садовник лишь взаимодействует с ними, по мере сил и понимания стараясь дать им раскрыть всю заложенную в них красоту –
- но понимая, что самое главное, важнейшее – все-таки «дано», «уже есть», а его главная задача, поимо всего дальнейшего – не погубить, дать взойти и расцвесть
#прозаэлегия
В истории нет радикальной новизны. «Проект», в котором люди могли бы жить, всегда будет проекцией в будущее некоторой традиции, длящейся из прошлого к настоящему. Остальные «проекты» — самодеятельность.
Размышляя в таком духе, я испытываю совершенное равнодушие к т.н. «образу будущего». Основным вопросом о будущем является вопрос о том, какие вещи мы храним сквозь историю (и какие вещи мы отпускаем).
[Мы ещё храним христианство? Всё христианское наследие, целиком? А Просвещение? Мы ничего не хотим в нём пересмотреть? А наш образ (образ нашей) империи? Он храним нами как образ монархии или как образ империи? Мы ещё храним в нашем образе империи экспансионизм или храним только её гигантизм? Мы храним тело Ленина в Мавзолее? Мы храним или хороним Сталина? Или так: нам всё ещё нужен Сталин как «мёртвый отец»?...]
Говорят: оставьте историю в покое, давайте поговорим о будущем! Что ж, все вместе мы можем предаться грезам (грёзы бывают коллективными, а вот в Реальном ты всегда Один). Но каждый потащит сквозь время свой скарб хранимого. Потому что время будущего — шторм, в котором никто не предлагает нам строить по своему плану, историю предлагается переплыть. Истинной ценностью (если определять ценность как то, что не имеет цены, но задаёт цены вещам) является, конечно, не скарб наследия, а самое нам родное — сами мы, люди, всё ещё движимые временем из одной беды в другую. В этих словах нет пессимизма, это просто — жизнь, радость и тепло которой исходит от нас, от меня с моим Ближним.
Консерватизм, прогресс и враг их глобализм
Вице-президент США Джей ди Вэнс выступил с речью на конференции по американскому динамизму. И сказал несколько крайне интересных вещей.
Прежде всего интересны адресаты речи Вэнса. Их двое, и они оппонируют друг другу — это рабочие и инноваторы. Обратившись к ним, Вэнс по сути попытался переоформить границы политического дискурса Америки. Конфликт идет не между правыми консерваторами и левыми прогрессистами, но между правыми полулистами (сам Вэнс) и технооптимистами (Маск), причем правые сегодня представляют интересы рабочих (sic!), а технари — предпринимателей-инноваторов.
Тем самым Вэнс изящно выкинул за борт леволиберальную повестку. Сделав ставку на социальный прогресс (эмансипацию и освобождение нравов), леволибералы разорвали всякие связи как с рабочим движением, так и с прогрессом техническим и экономическим. Политически они представляют интересы жалкой группы вырожденцев, выдавая их за интересы американского народа как такового.
Суть же конфликта рабочих и инноваторов состоит в следующем. Рабочие полагают, что предприниматели-инноваторы хотят заменить их либо мигрантами, либо роботами. Предприниматели видят в рабочих тупую, низкопроизводительную физическую силу, то есть лишнюю графу в статье расходов. Производство можно оптимизировать, перенеся его в Китай, а освободившиеся деньги перенаправить в отдел разработок.
Вэнс, разумеется, считает, что конфликт рабочих и предпринимателей — мнимый. На самом деле их объединяет общий враг. Это глобалисты. Вэнс говорит о великом обмане глобализма. Он состоит в идее отрыва процесса проектирования от процесса производства.
Этому глобалисты нас учат еще со школьной скамьи. Есть доиндустриальные, индустриальные и постиндустриальные общества. Население постиндустриальных обществ занято преимущественно интеллектуальным трудом, они дизайнят всякое в оупен-спейсах, в то время время как население индустриальных обществ собирает на заводах то, что надизайнили постиндустриалы. Айфон проектируют в Калифорнии, а собирают в Китае.
Эта теоретическая рамка очень удобна для идеологии глобализма. Зачем занимать собственное население низкоквалифицированным трудом, если то же самое могут сделать чужестранцы или мигранты, причем гораздо дешевле? А синие воротнички пускай переучиваются в белых, бывшие работяги (или их дети) маршем идут в креативные индустрии отстаивать гендерное разнообразие в дизайне. Это ведь гораздо полезнее и прогрессивнее, чем собирать что-то на заводах.
Так в чем обман? Глобализм утверждает, что географическое (или этническое) разделение труда на проектирование и производство эффективно с экономической точки зрения. Все в выигрыше: умное население постиндустриальных стран занято инновациями, глупое население индустриальных — реальным производством.
Вот с этим Вэнс и не согласен.
Оказывается, есть такая штука, как reverse engineering, по-русски — обратная разработка. Дай китайцу образец айфона и он за пару месяцев соберет точно такую же машинку, только в десять раз дешевле. А еще за пару месяцев он соберет машинку, которая будет лучше айфона, но все еще гораздо дешевле.
Как ему это удается? Дело в том, что китаец работает на земле, а не в лаборатории, в нашем случае — у конвейерного станка, а не в опен-спейсе. Он гораздо лучше понимает сам предмет производства, а потому способен к инновациям. В Китае есть прямая коммуникация между рабочими и инноваторами, потому что они близки как территориально, так и этнически.
Вывод Вэнса очевиден: нам нужно возвращать производство обратно, в Америку. Рабочие и инноваторы — союзники, а не враги. Рабочие должны повышать свои технические компетенции, но и инноваторы должны прислушиваться к требованиям рабочих, в том числе социального толка. Рабочим интересны повышение заработной платы и поддержка семьи, а не гендерное разнообразие.
Так обнаруживается естественная смычка социального консерватизма и технического прогресса.
#назарплатеуреспубликанцев
2017 и 2025. СПбГУ, Институт философии. Восемь лет прошло с момента, как я решил связать свою жизнь с философией. Тогда же я начал вести этот блог.
Чувствую, что по прежнему нахожусь в начале пути. Нечто вроде Ахиллеса и черепахи. Сколько всего предстоит ещё прочесть и перепрочесть, сколько философских языков освоить. И это счастье. Философия — это счастье. Убегающий вдаль горизонт.
МИГ, ссылаясь на статью NYT, пишут, что американцы массово переходят в Православие. Ключевой причиной авторы канала считают деполитизированность Православия в США.
При этом один из главных героев оригинальной статьи — отец Джосайя Тренхэм, крайне популярный в сети
священник из Калифорнии, большая часть контента которого посвящена т.н. «культурным войнам» — то есть борьбе с засильем левой повестки. Иными словами, отец Джосайя привлекает молодых людей к религии через политику, убедительно доказывая, что Православие содержит ответы на политические вызовы времени.
Само Православие в статье названо «маскулинной» религией, что также, очевидно, имеет политический контекст, учитывая место гендерного вопроса в дискуссиях современности.
Отец Сергий Булгаков, подытоживая свои многолетние размышления о присутствии Церкви в миру, в том числе и в политике как части мирского, писал: «не человеку ограничивать или вносить изменения в смысл молитвы Господней: да приидет Царствие Твое! Да будет воля Твоя, якоже на небеси и на земли!».
Понимаю, чего опасаются МИГ. Религиозная риторика в политике зачастую служит отнюдь не религиозным целям, а метафизическая дымка может лишить политической трезвости. Но и — типично левый ход — радикальное отделение политики от религии, указание последней на ее «место» в углу общественной жизни, в общем, секуляризм в самом прямом смысле слова сегодня едва ли может вызывать симпатию.
Николай Бердяев — неоднозначный философ. Его взгляды порой опасны. Сын своей эпохи, он стремился обновить церковное христианство. Тезисы Бердяева — вызов для верующих. Тогда зачем его читать?
В день рождения русского мыслителя философ Никита Сюндюков поделился личным опытом, почему стоит познакомиться с трудами Бердяева:
1️⃣ Столкнуться с проклятыми вопросами
Бердяев по доброй русской привычке мыслит широко, размашисто. В своем творчестве он сумел охватить все проклятые вопросы нашей культуры: анализировал проблемы религиозной жизни, критиковал политические идеологии, и, конечно, искал ту самую «русскую идею». Все это идет у Бердяева врозь, но увязывается между собой, открывая захватывающую панораму русской мысли.
Бердяев прекрасно владеет словом, держит внимание, захватывает в водоворот своей мысли. Его книги можно сравнить с философским детективом, где
на каждой новой странице тебя ждет неожиданный поворот
— но не сюжета, а мысли.
Бердяев честен. Он умеет смотреть дальше собственных симпатий, отыскивать семена правды в любой доктрине. Он видит правду в коммунизме и либерализме, в идеализме и материализме, в христианстве и даже атеизме. Бердяев
умеет с каждым говорить о самом сокровенном
, не отрицая, но развивая чуждые самому себе позиции.
Идеальная грусть
Меня всегда несколько смущали разговоры о том, что к Богу-де приходишь через несчастье, через личное горе. Не что бы я берусь целиком опровергать это убеждение. Я только считаю, что роль горя в религиозной психологии преувеличена. Горе может выступать катализатором, но не источником веры, ибо действие горя так же ограничено во времени, как и любой другой человеческий аффект.
Действительный же психологический источник веры — это специфическое чувство, которое по разному описывалось в каждой эпохе и каждой традиции. Греки назвали бы это причастностью человека к космосу, романтики — мировой тоской, разлитой по человеческим и не-человеческим душам и соединяющей их в одно, философы религии — устремлением человека к трансцендентному, экзистенциалисты — принципиальной незавершенностью человека, моделью человека-как-проекта.
Есть такое аниме, на английском оно называется «Perfect blue», на русском — «Идеальная грусть». Назовём это чувство идеальной грустью.
Обобщая, я бы свел идеальную грусть к острому ощущению собственной недостаточности. Буддизм сделал это ощущение краеугольным камнем своего учения: всякое удовольствие, не важно, плотское или духовное, имеет свойство заканчиваться, а значит после него человека настигнет страдание, желание остановить мгновение, вернуться к ушедшему удовольствию. Череда удовольствий и страданий образует замкнутый круг. «The world is not enough», как пелось в одной бондиане. Отсюда буддисткий вывод: раз мира недостаточно, то мир надлежит отринуть.
Я убежден, что именно идеальная грусть, духовная жажда, как писал уже наш поэт, служит психологическим источником религии. И при этом мало сегодня можно найти психологических черт, которые подвергались бы столь резкой социальной критике. «Ты здоров, сыт, одет, чего тебе ещё не хватает?». И действительно, идеальную грусть непросто отличить от каприза или избалованности.
По моему опыту, чаще всего идеальная грусть настигает тебя в самые умиротворенные мгновения жизни: в полуденной прогулке, в длительном путешествии, в предзакатный час. Ты обозреваешь свою жизнь и ловишь себя на мысли, что вполне доволен ей, что, быть может, ты даже достиг всего того, о чем мечтал. И чем крепче ты утверждаешься в этой мысли, тем настойчивее тебя точит этот злосчастный червь, идеальная грусть. Ты начинаешь фантазировать, предполагая за собой самые чудесные свершения, самые удивительные подвиги, и спрашиваешь себя — исчез бы тогда этот червь, коли я добился бы всего? И тут же отвечаешь — нет, никогда.
Парадоксально, но именно в трудные периоды жизни, когда ты мобилизуешь все свои силы, чтобы справиться с настигнувшим, идеальная грусть засыпает, прячась в самые глубины твоей души. Поэтому я не очень доверяю — прежде всего в самом себе — тому религиозному обращению, которое зиждется на опыте несчастья: время источит этот опыт, а вместе с ним — и веру как его мнимое следствие.
Спустя полтора года я вновь в стране восходящего солнца.
Купил в местном продуктовом вот такую мангу о мировых плохишах. Внутри биографические зарисовки о Путине, Си Цзиньпине, Сталине, и, конечно, Гитлере. Трамп и Ким Чен Ын в качестве героев второго плана.
Забавно, что истории Путина и Сталина дублируют друг друга. Сначала их били в детстве родители, а повзрослев они сами начали бить врагов.
Левый и правый морализм
Сколь могу судить, долгое время в политике аргументы от морали были привилегией правых.
Жозеф де Местр считал, что революция есть следствие морального и духовного упадка, а значит во избежание оной этот упадок нужно искоренять — в том числе политическими средствами. Хуан Доносо Кортес рассматривал диктатуру как неизбежное зло в ситуации опять же упадка нравов, вызванного снижением регулятивной роли религии в обществе.
Для левых, напротив, исторически мораль всегда была инструментом буржуазной реакции, прикрытием для хищнических интересов капитала. Недостаточно просто сожрать богатых, нужно еще и изъять из мозгов бедных те поведенческие, моральные стереотипы, которые туда заложили богатые.
И в том, и в другом случае мораль воспринималась как инструмент поддержки статуса-кво или возврата к нему. Разнилась лишь оценка самого статуса-кво.
Сегодня ситуация одновременно поменялась и не поменялась.
Внезапно новые левые стали невозможными пуританами, оценивая с этой позиции как бытовые отношения (пресловутая «новая этика»), так и глобальные политические процессы. Путин (Трамп, Орбан, «Альтернатива для Германии») — абсолютное зло. Абсолютное зло игнорирует гуманистические принципы, годами выработавшиеся в европейской истории, а потому он эти гуманистические принципы не могут быть распространены и на него самого (тут, кстати, ничего нового).
Правые, напротив, внезапно оценили все перспективы, которые открывает перед ними «переоценка ценностей», и стали все чаще прибегать к политическому реализму, граничащему с моральным цинизмом. Самым ярким примером стала, конечно, риторика Трампа. Да, люди умирают, да, они вторглись на вашу территорию — но простите, это реальность естественное право сильных государств, а морализаторство оставьте для бедных, коими вы и являетесь, коль скоро пришли ко мне требовать денег.
Объяснить подобную рокировку можно с помощью все того же статуса-кво. Западные левые страстно хотят его сохранить. При этом старая мораль уже разрушена, причем чужими руками и на чужой территории. Западные левые счастливы пользоваться плодами этого разрушения ввиду того, что европейские режимы второй половины 20-го века были вынуждены резко леветь, поспевая за достижениями красного октября. Так появилась новая мораль, к сохранению которой и стремятся левые, оспаривая тем самым фундаментальное для собственных взглядов представление об историчности всякой морали.
Правые, напротив, хотят отменить сложившийся статус-кво, не соглашаясь с его достижениями. Отсюда парадоксальное понятие «консервативной революции».
Но и есть и более глубокий пласт. Он касается вопроса о природе человека. Правые полагают, что человек по своей природе плох — по причине ли первородного греха или специфике действия эволюционных механизмов, не важно. Левые, напротив, верят в природную доброту человека. Тогда мораль — способ укрепления этой веры. Для правых мораль инструментальна: она нужна для того, чтобы не дать человеку скатиться в ад, к которому он так или иначе склонен. Для левых мораль — своего рода самоцель: они верят в возможно построения абсолютно морального порядка, впрочем, весьма специфично представляя его себе.
Президент Зеленский как Иван Карамазов
В начале разговора Зеленский достает папочку с фотографиями украинских пленных, которых, согласно его словам, мучают в российский казематах. «Они потеряли до 60 килограмм веса», — утверждает Зеленский и поворачивает изображения лицом к камере, а потом вручает их Трампу. Дальше Зеленский козыряет замученными детьми и священниками. Он проявляет милость и на сей раз отворачивает фото от камеры: «Я просто передам их мистеру Президенту напрямую. Понимаете, эти русские, они звери. Даже на войне есть правила. Но не для них».
Конечно, это очень напоминает Ивана Карамазова: хвастать изображениями изувеченных детей. Но зачем? Как и Иван, Зеленский делает свою ставку в метафизической игре. И проигрывает, потому что его собеседник играет по совсем другим правилам.
«У вас на руках не очень хорошие карты», — говорит американский президент. Он не впечатлен теми козырями, которые подготовил Зеленский. «Но я не играю в карты», — на голубом глазу парирует Зеленский. «Нет, играете. Вы играете жизнями своих солдат. Вы играете в карты, но у вас нет козырей».
На протяжении всего разговора Зеленский раз за разом напоминал, что Путин и его режим — это абсолютное зло. Украинскому президенту не преминул оказать поддержку журналист из Польши, во всеуслышанье заметив, что всю жизнь считал Америку носителем абсолютного добра, но контакты Трампа с Путиным, то есть добра со злом, заставляют его думать иначе.
Зеленский с воодушевлением принял пас поляка: «Президент Трамп, если вы не остановите Путина, он захватит Прибалтику и Польшу. Вы говорите, что вас отделяет от Европы океан. Но если вы перестанете поддерживать нас, вы почувствуете это на себе. Океан вас не спасет». Не спасет, потому что у абсолютного зла нет границ, ни географических, ни метафизических.
Именно эти слова и вызвали ярость Трампа. Прежде всего потому, что это была прямая угроза Америке со стороны Зеленского, но еще и потому, что польский журналист и украинский президент прибегнули к языку Байдена. Америка — добро, Россия — зло; метафизические координаты распределены твердо и четко. Но это не язык Трампа. И он сочувствует Путину, потому что сам был вынужден находиться в пространстве чужого языка — не рациональной политики и дипломатии, но леволиберального псевдоморального диктата.
В политическом языке Трампа нет ни добра, ни зла, а есть лишь более или менее выгодные условия сделки. Прикручивать к этим условиям метафизику, в его понимании — значит заниматься шулерством. Не потому, что метафизика плоха, но потому, что метафизикой нельзя играть. Зеленский же попытался выехать на вышедших из моды риторических трюках.
«Билет я возвращаю», — деланно восклицает Иван. В переводе на язык современной европейской дипломатии, к которому прибегал и Зеленский, это могло бы звучать так: «свободному миру нужен новый лидер».
Последний бой предполагает не обессиленного и без того уже изнемогающего противника, но Церковь, явившую всю силу свою, какая только может быть ей доступна. Таковы предчувствия русской современной апокалиптики в православии. Согласно им, нельзя склонять голову пред совершающейся секуляризацией и разливом безбожия. Все это может быть лишь диалектическим моментом в историческом развитии, антитезисом, за которым еще следует новый синтез. Еще есть будущее в истории Церкви, ибо явно существуют дела и задачи, которые требуют своего разрешения. Если зеленеющее древо христианства кажется ныне увядшим, то не означает ли это того, что Садовником срезаны все старые побеги в винограднике Своем, чтобы тем сильнее произросли новые? Эта идея о высшем призвании Церкви, в отношении служения миру в разных формах, одушевляет православных русских мыслителей XIX-XX вв., и она же составляет идеологическую основу Русского Студенческого Христианского Движения за рубежом. У отдельных мыслителей эта мысль получает разное выражение при неизменности общей проблематики. Но общая черта их в том, что в них звучит зов к творчеству, к вдохновению, к преображению жизни. В учении Н. Ф. Федорова, о котором была речь выше, он переходит в зов к воскрешению сынами отцов, причем, тем самым, снимаются грани между этим веком и будущим, как и между апокалиптикой и эсхатологией. Конечно, все эти творческие устремления могут показаться лишь фантазиями уединенных мыслителей, не имеющих для себя ни церковного, ни исторического основания. Однако они имеют происхождение в церковности православной и питаются ее подземными ключами. И не казались ли современникам подобными же мечтателями и пророки Израиля, которые чрез разрушение царств и миров прозревали Будущее? Для этого устремления русской православной мысли, для этих творческих зовов и прозрений существует внутренняя очевидность, которая больше, чем внешняя. И во всяком случае, не человеку ограничивать или вносить изменения в смысл молитвы Господней: да приидет Царствие Твое! Да будет воля Твоя, якоже на небеси и на земли!
Вот почему славянофильство кажется учением как бы эгоистическим, то есть что спасут мир русские. Да, но с другого конца, не вбирая в себя личность, а, напротив, признавая все личности, но лишь указывая идеал (всемирной души, женской).
Мы не очень представляем себе, в чем общественный идеал, к которому мы стремимся, какое будущее мы хотим построить.
Сегодня на конференции ставился вопрос общественного идеала - мне кажется, что он туманен. Мы не очень представляем себе, в чем общественный идеал, к которому мы стремимся, какое будущее мы хотим построить. Но, что совершенно точно, будущее не заключается только в каких-то рассуждениях политологического или социально-политического свойства. Будущее не заключается в каких-то частных проектах создания, например, ресторанов традиционной еды, продвижения национальной кухни, издания каких-нибудь новых глянцевых журналов на патриотическую тему - не в этом, по-моему, заключается мейнстрим, который приведет нас в будущее. А вот развитие науки российской - это важно.Читать полностью…
Мы услышали сегодня в докладе, что до последнего десятилетия мы пользовались техникой астрономической 60-х годов. То есть это советский инструментарий, в отрасль не вкладывали деньги, не развивали ее. Вот сейчас построили обсерваторию Российской академии наук в Карачаево-Черкесии, нашли средства на более современное оборудование. Если будет развиваться наука, если будут развиваться технологии, если они будут развиваться в том числе и в военной сфере, потому что часто то, что делается в военной, потом конверсируется в гражданской, в легкой промышленности, то мы получим прочную основу для суверенитета.
Если мы вспомним наши великие самолеты «Ил» и «Ту» - гражданская авиация сознательно разрушалась, уничтожалась, истреблялась. Завод в Петербурге, где делалась военная оптика, приказал долго жить. Завод «Салют» в Москве долго простаивал без заказов. А если будет нормально вот в этой сфере то будет и будущее России.
Каким оно будет? Я думаю, чем более самостоятельным и сильным будет развитие промышленности, технологий и науки, тем более впечатляющим будет и будущее. Но не случайно мы в Оптиной пустыни проводим конференцию - Козельск, город русской славы, воинской славы, а рядом один из духовных центров России. И, кстати, у нас есть филиал МГУ в Сарове, который находится в центре ядерной мощи России, а рядом - Серафимо-Дивеевский монастырь и Саровская обитель.
Будущего не будет, если мы не будем помнить о своих корнях, о своей вере, о том, что органично для русского человека. Если мы будем себя считать какими-то там пост-людьми, био-людьми, нечеловеками или недочеловеками, если мы будем слепо повторять какие-то мантры трансгуманистов и постгуманистов, которые никакого отношения к русской культуре не имеют и представляют собой высосанные из пальца конструкты изощренных западных постмыслителей, то ничего не будет.
Научная, технологическая, военная и духовная сила, которая в каком-то смысле нами утеряна, восстанавливается, когда люди начинают работать в этом направлении: восстанавливать монастыри, восстанавливать храмы, восстанавливать уклад богослужения, иконописания. Вдруг оказывается, что где-то в подкорке, в глубинной памяти это присутствует и получается, как бы все это ни было загнано в глубину.
Поэтому мне кажется, что будущее нам не стоит сегодня говорить в процентном отношении, сколько там будет от советской России или от имперской России - время покажет. Но путь развития, он в целом есть.
Национальная культура сегодня
В заключении «России и Европы» Данилевский, переходя к обозрению национального характера славян, сетует, что славяне, в том числе и русские, по сей день никак не проявили себя на культурном поприще. Помнится, в виде исключения он называет имена Гоголя, Толстого, Глинки, художника Иванова, совсем коротко вспоминает Пушкина.
Сегодня это читается попросту смешно. Данилевский жил в золотой век русской культуры, когда она приобрела всемирно-историческое значение. А ведь на долю не каждого народа выпадает такое счастье. А кому и выпадает, то лишь на короткий век. Никакая национальная культура не выдерживает на своей передовой более десятка имен. И как правило, все эти имена собираются тесно друг к дружке в один исторический период, а не размазываются по всей временной плоскости исторического бытия.
Иными словами, у каждого отмеченного Богом народа есть свой золотой век, следом за которым идет не продолжение или не дай Бог улучшение, но послесловие. Народу открывается бесконечность, которая есть соприкосновение частного, т.е. национального, и вечного, то есть общечеловеческого. В золотой век народ через себя начинает видеть весь мир.
Однако всякий золотой век кончается, ибо Господь не только щедр, но и в высшей степени разумен, то есть экономен. Гений, длящийся вечно, перестает быть гением. Золотой век, конечно, бесконечность, только не темпоральная, а пространственная. Хоть мы более и не можем порождать гениев, мы можем бесконечно углубляться в познании той гениальности, что нам уже была дарована. Господь, повторюсь, щедр, несмотря на свою экономию.
Этому сочетанию щедрости и экономии необходимо учиться и тем народам, которым посчастливилось обрести свой золотой век. Не следует искать гениальность сегодня, коль скоро она уже случилась с нами два столетия назад. Гения Пушкина, Достоевского и Толстого хватит на десятки веков вперед. Не гения, но талантов Соловьева, Флоренского и Булгакова — на пару веков точно. А мы в своем абсурдном тщеславии полагаем, что уже этого всего наелись, что «там» уже все понятно, и требуем новых национальных гениев, новой литературы, живописи, музыки, философии. Дивная и смехотворная жадность.
Из признания того, что русская земля уже родила собственных Платонов и Невтонов, а новых не предвидится в ближайшее тысячелетие, следует, как мне кажется, два вывода. Первое — углубляться в золотой век можно не только теоретически, но и практически, начало чему русскими было положено чуть более ста лет назад. Второе — отказавшись от поиска национального гения, следует также отказаться и от дурной привычки сплавлять между собой талант и политическую позицию.
Русский народ и русское общество
Достоевский здесь пользуется делением не вполне очевидным для нашего времени: общество/народ.
В 19 веке народ — это безгласная масса населения. Безгласная — фигурально, поскольку представители народа («мужики») не владели грамотой или владели, но дурно. Пушкинская фраза «народ безмолвствует» интерпретировалась либералами (по моему, неверно) в том числе и в этом ключе: народ туп и попросту не может связать двух слов, а потому не способен к протесту.
Общество, соответственно — грамотная часть населения, искушенная во всевозможных науках и искусствах и ввиду этого имеющая возможность вести диалог со властями.
В начале 19-го века общество как правило отождествлялось со светом: светское (как вариант — секулярное) общество, в которое вхожи люди, исповедующие идеалы Просвещения. Однако до восстания декабристов это понятие «общества» не рассматривалось в качестве жесткой антитезы ко власти. К середине 19-го века «общество», принимая в себя разночинцев, стремительно политизируется. Общество распадается на общества, объединяющиеся и разъединяющийся между собой по идеологическому принципу.
Теперь «общество» оказывается окружено с двух сторон. С одной стороны — беспринципная и безыдейная власть, с другой — все ещё безграмотная масса населения, «народ».
Советская власть попыталась стереть обе эти границы: общества в прежнем, политическом смысле не осталось вовсе, а власть стала народной. Кухарка, управляющая государством — в том числе орудие, направленное против «общества».
Однако в РФ деление вернулось обратно: власть — общество — народ. Общество теперь уже понимается как «гражданское общество», его составляют не столько носители образованности, сколько инициативы и недовольства. И вновь общество противопоставляет себя и власти — безыдейной и безпринципной — и народу, чей инстинкт раба не изгладился даже массовым образованием (а, быть может, только усугубился).
Но та РФ кончилась в 22 году. Представители «гражданского общества» России большей частью находятся за территорией страны, то есть уже буквально, а не только фигурально существуют вне народа. Просветительский идеал доказал свою несостоятельность: массовое образование не выправило нравы народа в нужную «обществу» сторону.
Русский народ и русский интеллектуал
Русскому интеллектуалу, не важно, правый он или левый, должно взять за аксиому, что русский народ как единое целое априори умнее русского интеллектуала как отдельной личности. Народ может ошибаться в отдельных деталях, нюансах, но он всегда будет прав в самом сущностном и сокровенном, даже если эта правота встает у русского интеллектуала поперек горла. Свое право на истину русский народ многократно доказывал на протяжении всей русской истории.
Поэтому попытки учить чему-нибудь русский народ, указывать на его темноту и непросвещенность — это всегда расписка в собственной интеллектуальной несостоятельности.
Для нашей культуры вообще не свойственно противопоставление гения и народа. Уже у Пушкина эта романтическая оппозиция принимает совершенно иное измерение. В формуле «поэт и толпа» под толпой разумеется вовсе не народ, а полуобразованный обыватель, интеллигенствуюшая посредственность, поучающая и народ, и самого поэта. Задача поэта в этой ситуации — во-первых, не спорить с посредственностью, и, во-вторых, в меру своих сил быть представителем народа. Имеющий уши да услышит.
В русском поэте и русском интеллектуале народ обретает не учителя и просветителя, но слугу, собственный голос. Это представление идет красной нитью через всю русскую классическую культуру, в том числе культуру мысли.
Для интеллектуала самое сложное здесь — суметь отречься от собственных симпатий в пользу интересов и идеалов русского народа. Например, перестать быть бескомпромиссно белым и стать чуточку красным.
Но выбор в пользу народа — это всегда честный, смелый и, в конечном итоге, правильный выбор.
По поводу моей книжки «Здесь был Достоевский». Обещали выпустить в конце марта. Не получается. Виноват: катался по Японии, а нужно было над рукописью корпеть. Вот только что сдал редактору просмотренные правки.
Поэтому срок сдвигается на конец апреля -- середину мая. Прошу прощения.
Из хорошего: книга будет несколько толще, чем изначально планировалось. А цена прежняя. Вы все еще можете оформить предзаказ по сниженной цене в 600 рублей через бот издательства.
Подробнее о замысле книги -- вот здесь.
Старший преподаватель РАНХиГС, специалист по русской философии и автор канала Лаконские Щенки Никита Сюндюков рассказал нам о своем опыте посещения независимых книжных:
Какой ваш любимый независимый книжный?
- Я бы раньше сказал «Листва», но поскольку в Питере, где я проживаю, он закрыт, то это магазин «Даль», который открыли мои дорогие товарищи из философского издательства «Умозрение».
Как выглядит ваше стандартное его посещение?
- Стандартное посещение выглядит следующим образом: я, как правило, уже знаю, что я хочу. Я обращаюсь к своему другу Юрию Губницыну, который является главой издательства «Умозрение» и, соответственно, главой магазина «Даль». Спрашиваю, есть ли у него эта книжка. Как правило, она у него есть, как правило, по низкой цене. Я прошу ее отложить. Прихожу, здороваюсь с ребятами, которые работают там. А это крайне интересные ребята. В основном из круга гегельянцев наших питерских. Поэтому с ними всегда есть что обсудить. Какие-то новинки, книжные мероприятия, в общем философскую жизнь нашу петербургскую. Немножко беседую, смотрю, что есть нового в магазине. Иногда перехватываю что-нибудь от дружеского к магазину «Даль» издательства «Владимир Даль» моего любимого. И ухожу. Иногда сажусь там за столик и работаю.
Чем он вас привлекает?
- Великолепный магазин, первый, наверное, в России магазин сугубо философской литературы, причем с акцентом, что важно, на классическую философию, а не современную. Это вообще уникальный случай, потому что в абсолютном большинстве, когда мы говорим про философию в магазинах, это всегда философия 20 века, и по остаточному принципу это философия веков предшествующих. Поэтому любимый магазин, обожаю, классный.
Если бы вы открывали свой магазин, каким бы он был?
- Когда мы с женой познакомились (это тоже, кстати, было в книжном, она там работала продавцом) мы мечтали открыть такой магазин интеллектуальной литературы и назвать его «Улисс». Потому что Юля, моя жена, очень любила Джойса. Но сейчас любовь к Джойсу подостыла. И, наверное, мечта такая, немножко подростковая, тоже ушла в небытие. Если бы я сейчас открывал, то, думаю, это был бы магазин такой консервативной правой литературы. Что-то близкое к «Листве», но, возможно, с большим уклоном в философию, социологию, гуманитарщину и подобного профиля вещи. То есть что-то на стыке между «Далью» и «Листвой». Мне нравится формат клубный, чтобы в магазин не только заходили за книжками, а там можно было посидеть, выпить кофе, что-то обсудить, провести какие-то семинары, дискуссии и тому подобное.
Какая книга была последней, которая вас впечатлила?
- Это будет роман японского писателя Екомицу Риити «Шанхай», где повествуется о жизни города Шанхай в 20-е годы 20-го века. Этот город был таким плавильным котлом, куда сбегали японцы, где основалось огромное количество русской миграции, где сновали американские, французские, европейские солдаты. В общем, такая точка пересечения всех маршрутов мира, что образовало весьма причудливую ситуацию, в том числе в жизни самого города. Очень трагическое повествование о жизни русской миграции, как она из самых верхов русской аристократии скатывается буквально до люмпенов. Очень интересное повествование вообще о жизни начала века, о том, вокруг чего все это закручено, о набирающих силу левых течениях, о попытках противостоять наступлению современного мира, о паназиатских планах японцев - история, которая нам, людям, все-таки ближе находящимся к Европе, совершенно неизвестна. В общем, такой срез, очень богатый, насыщенный срез времени, при этом написанный в непередаваемом и легко узнаваемом стиле японского модернизма. Пожалуй, вот это будет моей последней книжкой.
#Дорожки_интервью
Долгожданный выпуск проекта «Рупор Евразия» — у нас в гостях востоковед, китаист, общественный деятель Ольга Бонч-Осмоловская. Беседа коснулась острых и неочевидных вызовов для России в отношении СМИ и весьма сложной сути взаимоотношений с Китаем.
Ольга считает, что в столь трудные для страны времена невозможно стоять в стороне, не вовлекаясь в политическую жизнь, даже для человека науки. Востоковед рассказала о поездках на Донбасс, которые проводятся для западных журналистов с целью сломить мейнстримную глобалистскую пропаганду, продвигая альтернативную точку зрения на события СВО, а также об образовательных проектах для студентов освобождённых территорий.
Будучи по специальности китаистом, Ольга поделилась тем, что привело её к изучению Китая и погрузила слушателя в мир китайской философии — конфуцианства, которое является основой китайской традиционной идентичности. Обсудили цензуру в Китае, их медийный суверенитет и стратегию оспаривания гегемонии США. Ольга Бонч-Осмоловская описала концепцию «мягкой силы», посредством которой Китай долгое время пытался выстроить своё правление.
Как продвигать свои концепции в мир, чтобы их смысл не искажался? Чему нам можно научиться у Китая и как правильно выстроить отношения с ним? Как прийти к подлинному медийному суверенитету?
Чтобы получить свежую почву для размышлений, смотрите наш новый выпуск.
Собеседник — религиовед, член ЕСМ-Москва Анастасия Коростелёва.
Над видео работали:
Съёмка — Артём Петрищев,
Монтаж — Дмитрий Паршиков,
Редактор — Диана Соловьёва,
Дизайн — Дмитрий Паршиков,
Генеральный продюсер — Евгений Балакин.
0:00 — Тизер.
0:49 — О чём будем говорить?
01:13 — Поездки в Новороссию с иностранными журналистами.
05:11 — Западная цензура, преследование журналистов.
08:04 — Народный университет им. Дарьи Дугиной. Особенности преподавания на освобождённых территориях.
13:41 — Укрепление информационных связей с Китаем. Китайская цензура. Разработка альтернатив при блокировке сервисов.
17:58 — Налаживание научных связей между Россией и Китаем.
20:10 — Что привело Ольгу к изучению Китая? Конфуцианство как интеллектуальный идеал. Философия политики в конфуцианстве.
26:36 — Начало СВО. Переломный момент в жизни Ольги. Начало политической деятельности.
29:36 — Политика Китая в отношении США. Концепция «мягкой силы». Дискурсивная сила.
34:24 — Фильтрация чужих концепций и идеологем Китаем. Китаизация. Политические вызовы для России.
35:36 — Древняя и классическая китайская литература. Конфуций.
📺Смотреть интервью в хорошем качестве в VK видео: https://vk.com/video-222626946_456239844
💬Подписывайтесь на Telegram-канал Ольги: t.me/bonch_osmolovskaya
Поддержите нас в VK Donut, где в закрытом доступе сейчас публикуются уникальные лекции из циклов «Четвертая политическая теория» и «Ноомахия в лицах. Серебряный век»: https://vk.com/donut/club222626946
❗️Также ЕСМ запустил сбор средств на автомобиль для 30 мотострелкового полка.
Поддержите защитников белгородской области, присылайте любую посильную сумму сюда: 2202202306834130
Сбербанк, Евгений Андреевич Б. (он же Жар Волохвин, руководитель ЕСМ).
Кстати о Пушкине
Великая строчка поэта: «печаль моя светла, печаль моя полна тобою» — о чем она? Часто её отождествляют с некоей мечтательностью, с туманными грезами, которые хороши именно своей несбыточностью, потому что реальность жестока и т.д.
Мне кажется гений говорит немного о другом. Он находит радость именно в самом чувстве любви, в его переживании, в том, что возможность испытать это чудо вообще дарована человеческому сердцу: «не любить оно не может».
А будет ли любовь взаимна в свете этой радости не важно совершенно. Так ты любуешься красивой вещью, зная, что она никогда не будет твоей, наслаждаешься красивым городом, зная, что не будешь здесь жить; ты просто рад тому, что все это вообще есть на земле, что жизнь щедра на красоту и радость даже для тех, кто ничем не обладает и никогда обладать не сможет.
Это великий навык, который я только-только начал постигать: наслаждаться на расстоянии, наслаждаться, не обладая. Он снимает кучу неврозов. И этому всему учит Пушкин.
Забавно, что стоит заменить здесь «детей» на «женщин», и получится виктимблейминг. Дескать, они (дети/женщины) сами напрашиваются, сами соблазняют.
Но это, конечно, другое.
Встреча с игуменом Лукой (Степановым) | «Христианские истоки русской литературы»
Вместе с настоятелем Спасо-Преображенского Пронского монастыря, кандидатом исторических наук, писателем и телеведущим игуменом Лукой (Степановым) поговорим о любимых классиках русской литературы и христианских истоках в их произведениях и творчестве ❤️
25 марта
18:00
место проведения будет опубликовано за несколько дней до мероприятия
Форма для регистрации
К новостям отечественного кинематографа:
Справедливое замечание, сделанное одним писателем еще несколько лет тому назад, что признаваться в непонимании некоторого рода вещей считалось прежде за стыд, потому что прямо свидетельствовало о тупости признающегося, о невежестве его, о скудном развитии его ума и сердца, о слабости умственных способностей. Теперь же, напротив, весьма часто фраза «Я не понимаю этого» выговаривается почти с гордостью, по меньшей мере с важностью. Человек тотчас же как бы ставится этой фразой на пьедестал в глазах слушателей и, что еще комичнее, в своих собственных, нимало не стыдясь при этом дешевизны приобретенного пьедестала. Ныне слова «Я ничего не понимаю в Рафаэле» или «Я нарочно прочел всего Шекспира и, признаюсь, ровно ничего не нашел в нем особенного» — слова эти ныне могут быть даже приняты не только за признак глубокого ума, но даже за что-то доблестное, почти за нравственный подвиг. Да Шекспир ли один, Рафаэль ли один подвержены теперь такому суду и сомнению?
Вавилонская башня
Эрмитаж. Две школьницы стоят у «Вавилонской башни» Верхахта. Невольно подслушиваю их разговор: «Бог рассорил людей. Прежде они говорили на одном языке, а после падения Вавилонской башни стали на разных».
Я вспомнил одну беседу полугодовалой давности. Речь тогда шла о существовании коллективов. Товарищ рассказывал о коммуне где-то в костромской области, объединенной на идейных, «красных» началах. Участники коммуны заняты не только физическим, но и философским трудом. В частности, они поставили перед собой вопрос: отчего всегда и везде, в любом коллективе, каким бы сплоченным он ни был, рано или поздно происходит разлад, который в конечном итоге приводит к упразднению этого коллектива?
В поисках ответа на этот вопрос, подчеркнул мой собеседник, участники коммуны выходят за пределы сугубо материалистических толкований; перед ними развёртываются рубежи метафизики.
В «Бытии» сказано, что потомки Ноя, т.е. все люди, населявшие землю после потопа, собрались на одной равнине и решили строить там город, а в его центре башню, «высотою до небес». «И сделаем себе имя», — мотивируют они свое решение. После окончания башни они собиралась «рассеяться по лицу всей земли», видимо полагая, что им больше не будет угрожать потеря родства: башня, растянутая до самых небес, будет видна с любого конца (плоской) земли и не позволит им забыть их имя и происхождение.
Бог камня на камне не оставляет от этого благого замысла. «Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого». Памятуя вопрос той костромской коммуны, мы можем следующим образом взглянуть на решение Бога: всякий раз, когда кооперация между людьми достигает известной степени синергии — например, в таком величавом замысле, как строительство Вавилонской башни, когнитивные способности людей, скованные естественными (богоданными) ограничениями не выдерживают всю сложность раскрывшейся перед ними системы взаимоотношений и тогда люди буквально начинают говорить на разных языках.
Можно вспомнить и знаменитую восточную притчу о слепых мудрецах и слоне: каждый из мудрецов воспринимает только одну часть слона и полагает, что она-то и есть целое. Но сам слон возникает только при известной комплексности: до поры до времени людей ведет коллективный разум, некая общая интуиция, выразителем которой может выступать в т.ч. и один человек — царь, полководец или жрец. Но как только сложность взаимоотношений вырастает кратно, выходя за пределы мышления и интуиции — происходит крах, люди начинают говорить на разных языках — и только через обращению к Богу, чье мышление бес-конечно, люди могут найти примирение.
Урок Вавилонской башни прост: преодоление разобщенности и обретение родства возможно только в Боге. Любые же попытки установить тотальное родство помимо Бога, будь то родство кровное, цивилизационное, гражданское или идейное, могут быть хороши на средней дистанции, но в конечном счете обречены на провал. Возможно, так следует трактовать слова Христа, которые по сей день внушают мне ужас: «Кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 48-50).
Сравнение российской и западной цивилизаций
Существует множество параметров, по которым российская цивилизация может считаться сильнее западной, и наоборот.
Старший преподаватель РАНХиГС, специалист по русской философии Никита Сюндюков в программе «Наследие» на радиостанции «Говорит Москва» выделил несколько таких параметров для каждой из сторон.
«Исходя из взглядов Николая Данилевского, можно утверждать, что у Запада более развиты рациональное и логическое мышление. В то же время, Россия превосходит Запад в политической стабильности, обеспеченной иерархией, которая пронизывает российское общество с Древних времен и до наших дней.
Запад сильнее в техническом прогрессе, однако Россия сильнее в сохранении традиций, консерватизме.
Также стоит отметить, что
Россия сильнее в требованиях справедливости. Для Запада справедливость – это иллюзия, обман, желание "заговорить уши". В России в этом отношении сильнее, в вере в собственные идеалы».
К словам уважаемого гостя добавил сегодняшний пример понимания справедливости Западом:
«Дональд Трамп, который искренне убежден, что справедливость заключается в том, что он сможет заставить Украину подписать договор на 500 миллиардов долларов, которые Украина никогда не получала от США.
С его точки зрения, такая ситуация может показаться справедливой, поскольку это повысило бы его президентский рейтинг и обеспечило бы место в пантеоне великих американских президентов. Однако это не является справедливым, поскольку одно государство закабалило другое. И чтобы это закабаление прошло быстрее устроили войну, в которой погибло огромное количество людей, а сейчас "на голубом глазу" спрашивают Зеленского, а чего ты не договаривался?
Ему, возможно, хочется напомнить, что именно из Лондона и Вашингтона ему не давали идти на переговоры.
Ситуация напоминает действия мошенников, которые звонят по телефону, входят в доверие, обещают многое, обманывают, выжимают все силы из жертвы, а потом вы до них просто не дозвонитесь».
Смотрите полную версию по ссылкам:
Телеграм » ВК » ОК » Рутюб » Дзен
Проект реализуется при поддержке Президентского Фонда культурных инициатив.
#Фондкультурныхинициатив
#Грантдлякреативныхкоманд
🇷🇺 Николай Стариков | Подписывайтесь 📚 Школа Геополитики 👉🏻 @nstarikov_bot
2 марта в Прощенное Воскресенье представлю фильм в Музее Истории Религии в Питере
Не будет ошибкой сказать, что Воля Твоя - кино на начало Поста.
Приходите. Ссылка на регистрацию здесь
Начало в 15.00