Объявили длинный список Дублинской библиотечной премии. На премию книги выдвигают библиотекари со всего мира, то есть, книжка уже должна добраться до библиотеки, поэтому в 2017 будут вручать премию за то, что вышло где-то в 2015. Условие для номинации - книга должна или выйти на английском, или должен существовать ее английский перевод. Это один из самых огромных коротких списков - 147 позиций из 109 городов и 40 стран. Очень советую покопаться, как правило, этот список, с одной стороны, включает в себя все, что на английском вышло стоящего и не ушло в тину забвения после того, как закончился период продвижения в прессе. С другой, он очень демократичный - развлекательной чтиво тут соседствует с мозговыми косточками и получается прямо как в настоящей библиотеке.
http://www.dublinliteraryaward.ie/news/147-novels-longlisted-for-the-2017-international-dublin-literary-award/
Есть такие писатели – их биографии настолько неожиданно пересекаются, что говоря об одном авторе, мы обязательно упоминаем другого – его друга или оппонента. Вот, скажем, Толстой и Достоевский. Жили и писали в одно время, однажды в Петербурге оказались прям в одной комнате, на одной лекции – и даже там умудрились не встретиться. Уникальный случай.
Или еще один – диаметрально противоположный – пример: Трумен Капоте и Нелл Харпер Ли. Выросли на одной улице, в городке Монровилль, штат Алабама, дружили с шести лет и пронесли эту дружбу через всю жизнь. Ну, почти.
Когда 1948-м году Капоте опубликовал «Другие голоса, другие комнаты», Нелл только работала над своим первым романом. Капоте сразу стал знаменит, и отец Харпер Ли говорил ей: "Ты же понимаешь, что из Монровилля не могут выйти две знаменитости".
Но – вышли.
***
В 1988 году Джонатан Франзен издал свой первый роман «Двадцать седьмой город». Особого успеха у читателей книга не имела, но критики сразу обратили внимание на дебютанта (ему было 28).
У Франзена даже появились первые поклонники – ему писали письма. И автор одного из них – Дэвид Уоллес. Тоже писатель, тоже дебютант. Письмо было восторженное, Уоллес признавался, что, дочитав роман, даже загрустил – из зависти.
Так началась их дружба, сперва по переписке, потом – лично.
Оба преподавали creative writing в провинциальных колледжах. Уоллес – в Амхерсте (штат Массачусетс), Франзен – в Суотмор-колледже (штат Пенсильвания).
В апреле 1992 года Уоллес даже навестил Франзена. Именно там, в Суотморе, на парковке, состоялся их самый важный разговор – о смысле и задачах литературы, разговор, после которого Уоллес, вообще-то не склонный к экзальтации и саморазоблачениям, признался позже, что за четыре года общения и дружбы с Франзеном он «стал другим человеком и другим писателем» (см. Д.Т.Макс, стр 164)
Вот так, в апреле 1992 года на парковке встретились два никому не известных писателя – пройдет меньше 10 лет и оба они встанут в один ряд с Меллвилом и Пинчоном, а их романы попадут в список самых важных текстов ХХ века.
Уоллес пришел к славе первым – его «Бесконечная шутка» вышла в 1996 году и сразу покорила всю читающую Америку (о том, как это было, можно узнать здесь или – из фильма «Конец тура»).
И вот тут начинается самое интересное – соревнование. Своей «Шуткой» Уоллес так высоко задрал планку, что Франзен просто не мог позволить себе оступиться – он несколько лет переписывал и перекраивал свой роман (в итоге получивший название «Поправки»), рассчитывая все же переплюнуть лучшего друга.
И знаете что? Ему это удалось.
«Поправки» вышли ровно за неделю до 11 сентября 2001 года. И в этом тоже была своя ирония: роман об американской жизни 90-х вышел почти одновременно с событием, поставившим на 90-х точку.
Книга произвела фурор – охапка премий (Национальная Книжная, Премия Джеймса Тейта) и номинаций (от премии Фолкнера до Дублинской).
Сегодня Франзен – писатель первого ряда, и теперь уже даже как-то странно вспоминать о том, что, когда вышли его «Поправки», критики называли его Делилло-лайт.
И еще: вот интересный факт. Франзен был первым читателем «Бесконечной шутки», а Уоллес – первым читателем «Поправок».
Такие дела.
Подписывайтесь на канал автора «Горького» и переводчика Алексея Поляринова: /channel/Polyarinov
Читать полностью…Сделали мощное интервью с Александром Шаталовым об истории его издательства «Глагол», в котором вышло первое русское издание «Эдички» Лимонова и еще много всего хорошего:
«Сначала две московские типографии книжку Лимонова печатать отказались. Причем в одной рабочие уже подготовили пленки для изготовления форм, но прочитали текст и печатать книгу не стали. Возник вопрос — в какую типографию сдавать книгу? (Хотя были деньги, и вроде бы уже была демократия.) И тогда нашлись знакомые в Латвии, которые сказали: „Мы книжку напечатаем в нашем полиграфическом комбинате ЦК компартии Латвии“. Я удивился: как такое возможно. Мне ответили: „Все равно мы директора этой типографии хотим уволить. Если он согласится печатать, уволим за то, что напечатал, если откажется — уволим за то, что отказался“. В результате книжка вышла в Латвии».
https://gorky.media/intervyu/limonov-skazal-net-mne-ne-nuzhna-kvartira-ya-budu-zhit-v-tsentre-goroda/
Писателю Александру Гарросу снова нужна помощь - вернулась болезнь, срочно нужно ехать в Израиль на химиотерапию. Вот здесь Анна Старобинец объясняет, что можно сделать. Я прошу о помощи, но тут такое дело - Саша прекрасный писатель и человек, и вся эта история отняла уже много сил и средств, и очень хочется, чтобы все закончилось хорошо. Прочитайте, это важно https://m.facebook.com/anja.starobinets/posts/1595439337148852
Читать полностью…На ярмарке «Non/Fiction» выступит британский писатель Джулиан Барнс — в преддверии этого события переводчик Алексей Поляринов составил мини-путеводитель по Барнсу, выбрав и проанализировав шесть самых важных и характерных его романов:
«Джулиан Барнс — один из самых изобретательных писателей в истории литературы. Это именно тот случай, когда у автора невозможно найти два похожих романа. Каждая следующая его книга — всегда неожиданный взгляд на привычные вещи.
Есть такой вид пауков — узор на их брюшке идеально повторяет узор крыльев бабочки: то, что похоже на излишество, бесполезную красоту, на самом деле приманка, инструмент для охоты. Примерно так же выглядят романы Джулиана Барнса — в основе всегда лежит классический концепт: в "Метроленде" — роман воспитания, "Попугае Флобера" — биография, в "Истории мира в 10 ½ главах" — историческая хроника, в "Как все было" — любовный роман. Вся штука в том, что Барнс пишет их как бы наоборот, наизнанку, и выбранная форма у него — всегда обман: в итоге автором биографии Флобера окажется его собственный персонаж, а книга с названием "История мира..." ближе к концу убедит читателя в том, что никакой истории нет, есть лишь фабуляция, смесь вымышленного с реальным: "Вы придумываете небылицу, чтобы обойти факты, о которых не знаете или которые не хотите принять. Берете несколько подлинных фактов и строите на них новый сюжет".
Иными словами, любой стандартный, заезженный сюжет Барнс как бы разбирает на составляющие и потом свинчивает заново, пытаясь найти в нем новые, неизведанные ранее пустоты и ходы. Так антиквары работают со сломанной и сданной в утиль коллекционной мебелью, комбинируя новые элементы с фрагментами старых, раритетных».
https://gorky.media/context/mir-glazami-barnsa/
Написал для любимого сайта про Муладашева и его дрессированных атлантов https://gorky.media/reviews/zasluzhenno-zabytye-knigi-5/
Читать полностью…Чарльз Буковски (любимый писатель одного из редакторов «Горького»!) — о своем отношении к судьбам писателей, поэзии, гомосексуалам, философии, надоедливым читателям и, разумеется, выпивке.
«Понятия не имею, чем это вызвано, но это есть: какое-то ощущение писателей из прошлого. За достоверность не ручаюсь, это лишь мои чувства, почти надуманные. Я размышляю о Шервуде Андерсоне, например, как о безбашенном рубахе-парне. Вероятно, он был стройным и высоким. Неважно. Я представляю его по-своему (никогда не видел фото). Мой Достоевский — бородатый, тучный чувак с темно-зелеными таинственными глазами. Сперва он был слишком толст, потом не в меру тощ, потом опять поправился. Нонсенс, конечно, но мне нравится. Даже представляю Достоевского страждущим маленьких девочек. Фолкнера вижу в тусклом свете чудилой с плохим запахом изо рта. Мой Горький — пройдошливый пьянчуга. По мне, Толстой — человек, приходивший в ярость из-за пустяка. Хемингуэй видится типом, в одиночестве выполнявшим балетные па. Селин, мне кажется, плохо спал, а Э.Э. Каммингс блестяще гонял в бильярд».
https://gorky.media/context/gorkij-nikogda-ne-sushhestvoval/
Для многих из нас «Война и мир» — неподъемное школьное чтение, но для читателей XIX века, которые получали роман по частям и ждали продолжения, он был чем-то вроде злободневного сериала, повествовавшего о самых острых проблемах современности. Татьяна Трофимова рассказывает о том, какие вопросы современников помогал разрешить роман Льва Толстого:
«Контекст первой половины 1860-х, когда Толстой начал писать роман, не оставляет вопросов о масштабности его замысла. Долгожданная отмена крепостного права — и разочарование. Реформа, в которую так верили на стадии разработки, не изменила мир в один день. Радикальная молодежь перешла в наступление, по Петербургу прокатилась волна пожаров — времена были такие тревожные, что мало кто винил в этом жаркую и сухую погоду. Оказавшийся под арестом Чернышевский тем не менее ухитрился выпустить инструкцию в виде романа "Что делать?", где доходчиво описал, как двигаться к построению другого, более справедливого общества. Наконец, на волне тяжелых реформ случилось польское восстание, но российские власти показали, что реформы все-таки будут проведены согласно первоначальному замыслу, а Россия не готова расстаться с имперскими амбициями и территориями. Мятеж был жестоко подавлен, российское общество фрустрировано, а Герцен, наблюдая из Лондона за перегибами с разных сторон, не удержался от эмоциональной оценки: "Very dangerous!!!".
Обычно замысел романа пересказывают просто: сначала возникла история о возвращении ссыльного декабриста в 1856 году, потом она обрела предысторию в виде самого восстания 1825 года, и постепенно Толстой пришел к мысли описать войну 1812 года. Исходя из этого, тот факт, что была написана только третья часть, кажется едва ли не случайным, хотя именно эта тема занимала Толстого куда дольше. Уже в 1853 году он читает и думает о военной кампании 1805 года, и это понятно — сам Толстой отправляется на Крымскую войну. Спустя три года война, как и кампания 1805 года, закончится поражением, а Толстой отправится осматривать гробницу Наполеона. "Обоготворение злодея, ужасно", — говорит он едва ли не с презрением, но к началу 1860-х в набросках признает, что все взаимосвязано: в 1812 году "мы отшлепали Наполеона I", а в 1856 году "нас отшлепал Наполеон III"».
https://gorky.media/context/vojna-i-mir-kak-serial/
Если среди подписчиков есть читатели из Казани, обратите внимание — редактор «Горького» на следующей неделе гастролирует у вас с лекцией про античную философию.
Читать полностью…И вдогонку к попаданцам — Григорий Пророков написал о Филипе Дике, который сам похож на попаданца в наш мир из своей параноидальной и необыкновенной вселенной:
«После 1962 года Дик пишет лучшие и самые безумные книги. Их герои всегда узнают, что обыденный мир — обман, созданный корпорациями и правительством либо вызванный психическими расстройствами или эффектом наркотиков. Технологии, медиа, наркотики и безумие — все эти вещи так или иначе меняют нашу реальность, именно про них Дик любил рассказывать больше всего. В лучших его произведениях вопрос о реальности повисает в воздухе, на него не дается четкого ответа. В "Электроовцах" обсуждается человеческая природа; то, чем человек отличается от робота — но это различие так и не раскрывается.
Одна из главных книг Дика — "Убик". Роман трудно пересказать и, судя по всему, невозможно экранизировать (попытки предпринимались с 1970-х, последним брался Мишель Гондри, но сдался и он). Действие происходит в 1992 году, люди регулярно путешествуют на Луну, некоторые обладают экстрасенсорными способностями. Главный герой Джо Чип работает на организацию Глена Ранситера, нанимающую людей, которые могут блокировать экстрасенсов (например, антителепат может не дать телепату прочитать мысли) — они участвуют в чем-то вроде корпоративных войн. Ранситер руководит компанией вместе со своей мертвой женой Эллой, находящейся в состоянии "полужизни" — заморозке, в которой мертвые люди сохраняют часть сознания и могут коммуницировать с живыми. Также фигурирует "Убик" — таинственный продукт (чаще всего появляется в виде спрея), оказывающий воздействие на реальность и время. Но описать так роман Дика — все равно, что сказать: "Замок" Кафки — это история про землемера, который не может попасть в замок. Суть "Убика" (и книги, и таинственного объекта) в том, что за него невозможно ухватиться, его трудно описать, он меняет форму и выскальзывает из рук. Это книга про хрупкость реальности, после которой к последней возникает множество вопросов».
https://gorky.media/context/chelovek-s-zolotoj-rybkoj/
Виктор Сонькин о романе Остина Райта «Под покровом ночи»:
«С названием у этой книги все не слава богу. В оригинале роман называется Tony and Susan — не самое броское название, прямо скажем, но под ним, как “Тони и Сьюзен”, он вышел в издательстве Corpus в 2012 году. Этот роман процентов на 80 состоит из внутреннего романа “Nocturnal Animals” (“Ночные животные”), который написал Эдвард, появляющийся в книге только в воспоминаниях своей бывшей жены Сюьзен. Cьюзен читает присланную ей рукопись “Ночных животных” и попутно вспоминает прошлое, размышляет о жизни — эти воспоминания и размышления составляют рамку романа.
В нынешнем году знаменитый модельер-дизайнер Том Форд, в зрелом возрасте перескочивший на карьеру кинорежиссера (его первый и до нынешнего года единственный фильм — “Одинокий мужчина” с Колином Фертом, Джулианной Мур и Мэтью Гудом), снял по этому роману фильм, который был показан в начале сентября на венецианском кинофестивале и получил Главный приз жюри; фильм называется Nocturnal Animals (да, “Ночные животные”). Русские прокатчики, знаменитые своим умением даже отличное название превратить в никакое, перекрестили фильм — теперь это “Под покровом ночи”, и под этим же названием издательство Corpus переиздает роман».
https://gorky.media/reviews/nochnye-zhivotnye-v-temnom-lesu/
«В Европе мы считали вино чем-то таким же полезным и обычным, как пища, и, кроме того, оно радовало, создавало ощущение благополучия и счастья. Пили вино не из снобизма, это не было признаком какой-то утонченности, не было модой; мне бы в голову не пришло пообедать без вина, сидра или пива. Я любил все вина, кроме сладких, полусладких и крепленых, и не представлял себе, что несколько бутылок легкого сухого белого макона, выпитых вдвоем, произведут в Скотте химические изменения, превращающие его в дурака».
«Господи, вы когда-нибудь видели меня сидящим за столом, когда рядом — стойка бара?».
И другие алкоголические наставления от знатока этого дела Эрнеста Хемингуэя в рубрике «Инструкция по выживанию». Впрочем, не забывайте: пятница, вечер — сажайте зрение, а не печень.
https://gorky.media/context/v-svoej-zhizni-ya-napivalsya-tysyachu-pyatsot-sorok-sem-raz/
Инструменты, с помощью которых писатели пишут свои книги, влияют на то, как они пишут, а значит и на книги. Одно дело пишущая машинка, клац за клацем, другое — программа-редактор, отмотал — исправил. Статья Мэтью Киршенбаума из Университета Мэриленда как раз об этом. Он, кстати, ещё и автор "Track Changes: A Literary History of Word Processing".
Читать полностью…Сто лет назад, 22 ноября 1916 года, на своем ранчо в Калифорнии умер Джек Лондон. Василий Авченко рассказывает о том, почему Лондона можно назвать основоположником русской дальневосточной литературы:
«Лондон читал и чтил Толстого и Горького, приветствовал русскую революцию 1905 года, выдвигался от социалистов в мэры Окленда, подписывался: «Ваш во имя революции». Вместе с русской эмигранткой-социалисткой Анной Струнской издал «Письма Кэмптона и Уэсса». Чуть-чуть не дожил до 1917 года – а то, может, добрался бы наконец до России, как Джон Рид и Герберт Уэллс… Известно, что рассказы Джека читала Крупская умирающему Ленину.
Лондона в России ценил и до- , и послереволюционный читатель, хотя «сомнительные» с идейной точки зрения романы («Мятеж на Эльсиноре», «Смирительная рубашка») в СССР издавали неохотно. В 1980 году Расс Кингман в письме Вилю Быкову фантазировал: будь Джек жив, мы бы послали его в Россию с дипломатической миссией и наладили отношения между нашими странами…».
https://gorky.media/context/mir-kotoryj-postroil-dzhek/
«Транслит» — издающийся с 2005 года петербургский альманах о теории и практике литературы, его выпуски посвящены режимам письма, социальным условиям словесности, гендерным рамкам поэзии и другим феноменам литературной действительности. «Горький» поговорил с авторами «Транслита» о сотериологии искусства, дистантном чтении, ассамбляжах и дирижаблях.
«Именно Вальзер и это его неосновательное бытие натолкнули меня на мысль об акторно-сетевых исследованиях литературы. Как микробы у Пастера (по версии Латура) должны еще согласиться соучаствовать в его экспериментах, так и этот филолог должен помочь Вальзеру стать Вальзером. Я уж не говорю о том, что, помимо человеческих акторов, всех этих "друзей и впоследствии опекунов", сохранивших каракули, в дело было вовлечено множество примечательных материальных ассамбляжей и соматических техник, которые позволили этой неопрятной (но соединяющей в себе столько траекторий и интересов) коробке с рукописями, почти "черному ящику", дойти до читателя, несмотря на то, что сам Роберт Вальзер замерз в снегу неподалеку от своей психиатрической лечебницы».
«Почти все романы, которые сейчас выходят, вовсе необязательно дочитывать. Вот "Покорность" Уэльбека. Достаточно прочитать пятьдесят страниц, чтобы понять: да, Уэльбек, да, остроумно, да, все это я уже читал в его предыдущих романах. А вот Дмитрий Волчек издал Петера Надаша. Проза на грани гениального, но дальше трехсотой страницы не уйдешь — клиповое сознание уже не вытягивает европейский модернистский роман».
«В общем реестре прочитанного нельзя не упомянуть раздел, который я бы условно назвал алеаторным чтением: это случайные книги, от которых невозможно уклониться, притягательные в своей необязательности и бессмысленности. Такой раздел есть у каждого. Например, недавно я взял в руки книгу "Альпинарий в вашем саду" (1989) и не мог оторваться: мне совершенно безразличны цветы и цветоводство, но образ высокогорных растений, спускающихся в советские "сотки", превращал скучные садоводческие советы и ботанические классификации в этнографический роман».
«С некоторых пор я уже не читаю книгами, поэтому на вопрос "сколько я читаю" ответить не могу».
https://gorky.media/context/knigi-eto-chto-to-vrode-portalov/
А вот наш разговор с Гарросом для "Горького" https://gorky.media/intervyu/istina-poseredine-ne-potomu-chto-ona-tam-valyaetsya-a-po-zakonam-fiziki/
Читать полностью…"некоторые приводят слово «контрвзбзднуть» в качестве примера слова, содержащего 9 согласных букв подряд, однако вряд ли такой пример корректен. В русском литературном языке нет ни слова «взбзднуть», ни каких-либо приставочных образований от него. Слов с таким корнем нет и в словарях
не встречающиеся в словарях слова, в которых 8 букв «о»:
наречие «водоворотоподобно», произошедшее от слова «водоворот»;
«самообороноспособность» (иногда встречается при обсуждении проблем самообороны);
«самоносорогоподобность», которое построено на основе слова «носорогоподобность» из анекдота про «новых русских» (зато в словарях есть слово «слоноподобность»).
слово водоворотозасососпособность, в котором есть 10 букв О, (водоворот, засасывать, способность)
легендарное упоминающееся на многих форумах слово из 37 букв «гиппопотомомонстросесквиппедалиофобия» («боязнь длинных слов», приводится и его «латинский перевод» — Hippopotomomonstrosesquippedaliophobia)"
Сурикат сбежал из зоопарка в книжный — редакция «Горького» считает, что все правильно сделал https://gorky.media/news/v-peterburgskom-knizhnom-magazine-nashli-beglogo-surikata/
Читать полностью…В Тампере откроется новый Музей муми-троллей — с удовольствием скатались бы туда всей редакцией https://vk.com/feed?w=wall-33077265_6114
Читать полностью…Лиза Биргер поговорила с Александрой Борисенко, Виктором Сонькиным и Анастасией Завозовой — переводчиками книги Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь»:
«Главной задачей было — не выпендриваться. Это очень чистая, точная и безжалостная книга. Рассказ о сильных эмоциях, написанный без всяких сильных эмоций. И по-русски это непросто передать, ведь русский язык очень эмоционален по своей сути. Бывают переводы, которые требуют от тебя какого-то полета мысли, фантазии, каких-то интересных решений. А здесь, напротив, нужно было вообще постоянно проявлять смирение и идти по тексту».
https://gorky.media/intervyu/eta-kniga-govorit-o-veshhah-o-kotoryh-nashe-obshhestvo-govorit-ne-umeet/
Минутка саморекламы: дорогие мои собаки, 27 ноября угорим в Казани по kunikos bios и малость поразмыслим, возможна ли сегодня философия не как кабинетная наука, а как радикальный action directe.
«Большинство людей воображают, будто философия состоит в том, чтобы произносить речи с кафедры или заниматься толкованием книг. Они не замечают той повседневной философии, что сообразно своей истинной природе постоянно присутствует в наших делах и поступках [...] Сократ не усаживал слушателей рядами, не восседал в преподавательском кресле, у него не было установленных часов для бесед или прогулок со своими учениками. Но даже когда он шутил или когда пил в их компании, когда он разделял с ними тяготы военных походов, когда разгуливал с ними по рыночной площади, когда, наконец, превратился он в узника и пришлось ему испить смертельную чашу, — он беспрестанно философствовал. Сократ первый
показал, что во всякое время и во всяком месте, что бы с нами ни происходило и что бы мы ни делали, обыденная жизнь неизменно доставляет нам повод философствовать» Плутарх. Должно ли старику заниматься государственными делами, 26, 796 c-d.
http://inde.io/article/2219-lektoriy-teorii-sovremennosti-kuda-delas-ulichnaya-filosofiya
Жду, что "Горький" на злобу дня напишет про "Уляляевщину" Сельвинского. Там, как и в сегодняшней "Улюкаевщине" все ночью началось:
Телеграмма пришла в 2:10 ночи.
Ковровый тигр мирно зверел,
Когда турецких туфель подагрический почерк
Исчеркал его пустыню от стола до дверей.
Попаданцы стали одним из символов развития российской фантастики последнего десятилетия. Хотя художественной уровень произведений, описывающих неказистые перемещения наших соотечественников во времени, невысок, они не надоедают ни читателям, ни писателям. Однако попаданчество — не только отечественное явление, в западной фантастике оно не менее популярно. По просьбе «Горького» Константин Скоркин разобрался, чем отличаются западные попаданцы от российских:
«Наиболее популярное направление — помощь Конфедерации во время американской Гражданской войны. Однако, несмотря на симпатии авторов к "старому доброму Югу", никто из них не берется утверждать историческую правоту рабовладельцев. Крайне примечательная книга в этом плане — "Ружья Юга" (1992) Гарри Тертлдава. Южноафриканские радикалы из белой расистской организации Движение сопротивления африканеров отправляются из 2014-го (когда изобретена машина времени) в 1864-й и привозят с собой груз АК-47 для армии южан. Их цель — спасти рабовладельческое общество ради доминирования белой расы. Генерал Ли охотно принимает помощь буров-африканеров, громит армии северян и берет в плен Линкольна. Но тут начинается самое интересное: расизм фанатиков из будущего выглядит дико даже в условиях рабовладельческого Юга, где отношение к чернокожим было патриархально-покровительственным. Автор высмеивает искусственный традиционализм и реакционные утопии, скроенные якобы по заветам предков. Дальше — больше: в руки генерала Ли попадает книга по истории Америки из будущего, из которой он узнает, что расизм и рабовладение — тупиковая ветвь цивилизации. Чтобы вывести Конфедерацию на путь прогресса, став ее президентом, Ли перенимает идеи своего противника Линкольна и начинает борьбу за отмену рабства — планы попаданцев рушатся. (Стоит сделать ремарку, что фантастоведы относят произведения, где герои — это сознательные попаданцы, отправляющиеся в прошлое через машину времени, к отдельному субжанру "хроноопера")».
https://gorky.media/context/drugie-popadantsy/
Взяли интервью у историка культуры, профессора Оксфордского университета Андрея Зорина, получившего специальную премию «Просветитель просветителей»:
«Я, как полагалось интеллигентному молодому человеку тех лет, читал «Дорогу к рабству» <нобелевского лауреата по литературе Фридриха фон> Хайека, и это было огромным впечатлением. От многих воспринятых оттуда мыслей и представлений о жизни я не отказался до сегодняшнего дня, для меня интеллектуально это был важный, формирующий мое представление о мире образец.
В более зрелом возрасте, когда я уже занимался XVIII веком, обратился непосредственно к источникам либеральной мысли двадцатого века, стал читать Адама Смита и был поражен масштабом и силой его ума».
https://gorky.media/intervyu/do-sih-por-mogu-stranitsami-rasskazyvat-moskvu-petushki/
Поговорили с основателями Школы исследования и текста — проекта, направленного на изучение немосковской, локальной истории XX века — о том, как изучать сегодня региональную историю: что дают для понимания XX века частные истории, в чем разница между Дальним Востоком и Сибирью и как избежать колонизации регионов москвичами.
«Мы с Немзер бесконечно обсуждаем, является ли редактор колонизатором. Нужно держать очень тонкое равновесие между „если автор местный, то ему виднее, как работать со своим материалом“ и „я сейчас приду и расскажу тебе, как надо делать“. Патернализм и колонизация — это то, чего мы всячески стараемся избежать, но иногда не можем, так как понимаем, что внешний взгляд — это очень ценная вещь для всех».
https://gorky.media/intervyu/my-beskonechno-obsuzhdaem-yavlyaetsya-li-redaktor-kolonizatorom/