7961
Современная академическая музыка: интервью с композиторами, цитаты, выписки, анонсы концертов. Для связи — @mustt23.
Автопортрет Шенберга 1935 года (сколько же их у него!)
Читать полностью…
Равель на фронте. Видел эту фотографию раньше, но не приходило в голову интересовался, почему, собственно, он так выглядит — а это не трофей и не рейверский полушубок, а солдатский мундир, обшитый козьим мехом. Практично-экзотично.
Читать полностью…
Моя подробная рецензия на книгу Елены Дубинец «Russian Composers Abroad. How They Left, Stayed, Returned» для «Музыкальной академии». Книга невероятная, рекомендую страстно (тем более, что она, кажется, прошла мимо многих радаров). Она вышла в 2021-м, но сейчас внезапно стала невероятно актуальной, по понятным причинам.
«При этом сама книга из научного издания внезапно превратилась в книгу для самого широкого круга — поскольку темы, которые в ней затрагиваются, теперь касаются сотен тысяч людей, раньше о них не задумывавшихся вовсе. Как сегодня формируется национальная идентичность и культурная принадлежность? Что это значит — быть русским (например, русским композитором)? Что вообще такое «русскость», в чем она проявляется, как ее можно описать? Можно ли от нее отказаться? Требует ли она защиты или, напротив, к ней стоит относиться с подозрением? Что с ней (и с тобой) происходит, когда ты пересекаешь границу той территории, с которой она наиболее сильно связана? Идентичность — пятая графа, чувство Родины, картинка в букваре — это квинтэссенция тебя, молитвенный столб, мозаичный камень, набор масок или отживший конструкт, назойливая выдумка, о которой лучше пореже вспоминать? «
https://mus.academy/articles/what-does-the-composer-take-away
Сама статья вот, очень интересная
https://nv.mosconsv.ru/sites/default/files/pdf/2022_1_Frumkis_150-169.pdf
И еще прекрасная афиша — концерт в Нью-Йорке 1964 года, где музыка Сильвестрова исполнялась анонимно — как «современного советского 12-тонового композитора». Мы в ДК тоже играли его музыку анонимно однажды, но не знали, что это такая давняя традиция!
Читать полностью…
Прекрасный документ эпохи из статьи Татьяны Фрумкис. Анкета дирижера Игоря Блажкова и композитора Валентина Сильвестрова на участие в Дармштадских летних композиторских курсах 1961 года. Как видно из нее, оба хотели бы сходить на курс «Der Rhytmus» доцента Мессиана и послушать курс про электронную музыку доцента Штокхаузена. Плюс Сильвестров бы еще хотел на Стефана Вольпе, а Блажков на Мадерну. Надо ли говорить, что никто из Киева в ФРГ не отпустил. 60 лет спустя оба живут в Германии. (А магическое слово anmeldung выучили все, кто здесь пытается устроиться).
Читать полностью…
Via Филипп Нодель
Пишет друг семьи Моцартов из Парижа барон Гримм. 1778 год, Вольфганг похоронил мать и безуспешно пытается найти работу в Париже.
Письмо адресовано Леопольду.
"Дорогой господин Моцарт! Вы спрашиваете меня, какие возможности открываются перед Вольфгангом в Париже.Я колебался, не зная, что ответить, но поскольку Вы настаиваете - вот факты!
Сын Ваш слишком доверчив, слишком добр, слишком благороден и не имеет понятия о том, каким путём добиваются успеха.Здесь, чтобы чего-то достичь, нужно быть хитрым, предприимчивым, наглым.Обладай он вдвое меньшим талантом и вдвое большей практической сметкой, я был бы за него спокоен.
Чтобы заработать на жизнь в Париже, для него есть только два пути: первый -давать уроки игры на клавесине, но, чтобы достать учеников, нужно действовать энергично и быть до известной степени шарлатаном: кроме того, я не уверен, хватит ли у Вольфганга терпения бегать по всему Парижу и вдалбливать правила нерадивым ученикам.Да, и потом, уроки его совсем не прельщают, ибо отнимают время, которое он хотел бы посвятить композиции - занятию, самому его любимому.Ваш сын хочет целиком посвятить себя композиции.Но беда в том, что в этой стране широкая публика ничего не смыслит в музыке.Всё зависит от имени композитора, а имя Моцарта здесь слишком мало известно.В настоящее время симпатии публики до смешного поделены между Глюком и Пиччини - никто другой их не интересует.Вашему сыну почти невозможно преуспеть в Париже как композитору - в стране, где столько посредственных и даже из рук вон плохих музыкантов, умудрились сколотить огромные состояния, сын Ваш, опасаюсь, едва ли сможет прокормиться!
Я со всей откровенностью рассказал Вам правду вовсе не для того, чтобы Вас расстроить, а с тем, чтобы вместе мы пришли к правильному решению.Лично у меня нет сомнений - его возможности в Париже равны нулю."
А это воспоминания Гласса и Уилсона про "Эйнштейна" — трогательный момент, как они изначально придумали 4-часовое представление и тщательно его расписали, а длилось оно в результате 5 часов.
The first performance, in Avignon in 1976, was the first time we had played it all the way through. We didn't even know how long it was. In fact, we missed our time target: five hours, not four. I don't really know what happened that evening. Evidently we got through it, and then did 35 performances on tour.
https://www.theguardian.com/culture/2012/apr/23/how-we-made-einstein-on-the-beach
Сейчас понятно, как оно могло случиться: в течение месяца Генрих Густавович напряженно вслушивался в эти сочинения и старался проникнуть в их логику и интуитивный ряд. Он привык к новому для него языку и перестал воспринимать его как толпу китайцев. Произошло это тогда, когда летние впечатления отлежались, как бы утвердились, и тут подоспело прекраснейшее «живое», а не магнитофонное исполнение Янигро, и как бы даже выученного сочинения. Веберн открылся Генриху Густавовичу во всей своей кристаллической красоте и грандиозности.
(Отрывок из книги: Николай Николаевич Каретников. «Темы с вариациями)
А вот так звучат «Буковинские песни» Леонида Десятникова в переложении для струнного ансамбля Дмитрия Ситковецкого и его New European Strings. Любопытный эффект — все это в этой музыке есть и так, и контраст со строгой строгой фортепианной версией довольно сильный — как будто смотришь раскрашенное черно-белое кино. Но хорошо, что эта прекрасная музыка существует теперь в разных версиях.
Bucovina Suite в том концерте, который я слышал, звучит в довольно необычной программе — рядом с Бахом, Фикретом Амировым и Франгиз Ализаде.
https://nplus1.ru/material/2022/07/01/universal-music-quantifiers
Читать полностью…
А также вышла вот такая книжка, идеальный подарок (мне)
Читать полностью…
Посылаю из ночного поезда фоточку, как Мортон Фелдман режется в поезде в карты
Читать полностью…
Депрессивное чтение 1998 года: композитор и музыковед Джерард Макберни объясняет на страницах «Коммерсанта», почему советская/русская музыка никому не нужна.
«Тех, кто еще рассчитывает на признание за рубежом, британский композитор Джерард Мак-Берни предупреждает: золотое время для русской музыки на Западе миновало. Ее ждет участь любой современной "серьезной" музыки, в которой широкая публика не нуждается. Свидетельству Мак-Берни приходится верить: без его участия не обходился ни один крупный англо-русский проект последнего десятилетия. Своими грустными соображениями ДЖЕРАРД МАК-БЕРНИ поделился с корреспондентом "Коммерсанта" ОЛЬГОЙ Ъ-МАНУЛКИНОЙ»
...Теперь волна интереса к советской музыке, к сожалению, прошла. Boosey and Hawkes больше не нуждаются в моих услугах, потому что на эту музыку больше нет спроса. Правда, еще сохраняется интерес к Уствольской, к Губайдулиной, продолжают немного играть Шнитке. Но Денисова в моей стране никогда не играли. Другие имена тоже встречаются редко….
…Вообще же известность советских композиторов на Западе это заслуга нескольких исполнителей. И в частности, одного: Гидона Кремера. Его популярность всегда была так велика, что он мог заставить фестиваль в Зальцбурге включить в программу некоего неизвестного Шнитке. Потому что публика была готова платить за имя Кремера. А поскольку он играл Concerto Grosso #1 Шнитке и "Офферториум" Губайдулиной везде, и поскольку оба они — и Шнитке, и Губайдулина-- писали для него весьма театральные сочинения, где великая звезда могла выступить в качестве некоего музыкального Роберта де Ниро,— поэтому все это развернулось.
Раньше точно так же с музыкой Шостаковича и Прокофьева поступал Ростропович: в те годы, когда на нее на Западе вообще смотрели безразлично. Мы, англичане, слушали эту музыку, чтобы слушать Ойстраха и Рихтера. На вкус публики это было сносно: понятная музыка, мелодия и даже трезвучия. Но критики никогда ее не любили, и пресса всегда была самая скверная. Сегодняшний бум на Шостаковича — китчевый: он стал некой звездой, Чайковским ХХ века. И в этом есть заслуга покойного Иосифа Виссарионовича. Поэтому и Ростропович мог в этом году провести фестиваль "Все симфонии Шостаковича". В академических кругах ужасно злились, но публике было все равно — аншлаг, невозможно попасть….
…Кратковременный бум на русскую музыку в конце 80-х — начале 90-х годов был частью расширения горизонта. На тот период советская музыка и стала таким новым горизонтом, новой страной, о которой хотелось узнать все. Но воздушный шар поднимался все выше, и вот уже русская музыка оказалась вписанной в знакомый и близкий ландшафт, а за ней открылись новые земли. И за недостатком энергии, времени, денег, исполнитель, а также менеджер и любитель музыки вынуждены принять жесткое решение: чему из советского репертуара и советской исполнительской традиции они готовы уделить внимание. Пора принимать радикальные и безотлагательные решения.
Современный композитор также должен решить, как жить и работать в мире, где внимание окружающих неизбежно будет направлено мимо тебя. Может быть, композиторы сконцентрируются на том, что называется "правдой" или "содержанием" творчества. И подчеркнут свое одиночество, создав для себя метафизический контекст, каким бы сентиментальным или неправдоподобным он ни казался. Или им придется изобрести другие, еще неведомые стратегии, чтобы продолжать писать музыку. Приняв во внимание то, что никто не жаждет ее играть, слушать и тем более за нее платить…»
https://www.kommersant.ru/doc/210585
А вот новый релиз электронного дуэта Алексея Сысоева и Феликса Микенского Deeppopotamus. Они плотно интересуются темой редукции материала, и в этой пластинке выстраивают одну долгую композицию на основе препарированных сэмплов из «My way» Синатры. То есть это можно считать и одним 25-минутным ремиксов этой вещи (но без предупреждения это можно и не понять сходу). Одновременно радикальная и тонкая работа — особенно если думать именно о композиторском решении, т.е. о том, насколько далеко они уходят от оригинала и что именно осознанно делают.
https://kotae.bandcamp.com/album/my-viy
А это рецензия на нее. «Агонизирующее ми-мажорное трезвучие» возмущает критика (такое в 12-тоновой музыке не носят). Но трезвучия победили в результате.
Читать полностью…
А это Стефан Вольпе, очень люблю эту фотографию 1925 года и его самого (по-моему, очень недооцененный у нас персонаж).
Читать полностью…
Очень любопытные «Настройки-3» в ГЭС-2. Особенно павильон с Бэконом. А также благодаря им переслушал 14-ю Шостаковича (в версии Кирилла Кондрашина) — переслушайте и вы. Какая же странная вещь. Попытался представить себя на ее премьере и не смог.
Читать полностью…
Ryuichi Sakamoto with his daughter, Miu, 1981, Roland TR-808 Rhythm Composer
Читать полностью…
26-го в «ГЭС-2» показывают мировую премьеру Горлинского — обязательно сходите, кто может.
«26 декабря «ГЭС-2» завершает 2022 год мировой премьерой новой пьесы «После» Владимира Горлинского — масштабной партитуры, написанной специально по заказу Дома культуры для Московского ансамбля современной музыки и дирижера Федора Леднева.
«После» Владимира Горлинского продолжает линию размышлений о связях звука и пространства, которая была намечена различными проектами Дома культуры «ГЭС-2» в 2022 году. У Горлинского архитектура почти всегда становится частью музыкальной драматургии: многие его произведения могут исполняться только в том месте, для которого они написаны. Главным героем пьесы «После» для большого инструментального ансамбля (2022) становится Актовый зал «ГЭС-2», архитектура которого дала импульс для начала работы над партитурой.
«Музыканты в Актовом зале располагаются необычным образом, — комментирует свой замысел композитор. — Это „перевернутый“ концерт: дирижер стоит за зрителями и невидимо для них управляет музыкантами. Исполнители сидят не только на сцене, они, по сути, „опоясывают“ звуком весь зал. Так создается геометрия невесомых и быстрых перемещений звука, которая графически записана в партитуре (нотный текст складывается в узоры, расположение которых обозначает передвижение звука в пространстве). Пьеса „После“ — моя реакция на опустошение и кризис — идентичности и самоидентичности».
В программе концерта также прозвучит пьеса Сальваторе Шаррино «Голоса за стеклом» (1998) для голоса и ансамбля в исполнении Арины Зверевой и МАСМ».
Короткие заметки про не самый известный эпизод из жизни Роберта Уилсона — как он поставил в 1972-м году в Иране спектакль, который длился 7 дней. (А поставил он его, насмотревшись в Индии вместе с Глассом многочасовых спектаклей — перед этим была еще "Жизнь и смерть Иосифа Сталина")
https://asiasociety.org/blog/asia/excerpt-how-robert-wilson-once-staged-play-iran-lasted-168-hours
Николай Каретников:
В те времена, уезжая в Коктебель, я увозил с собой в машине большой магнитофон и 40–45 часов музыкальных записей: Бах, Малер, Стравинский, Брамс, Шуберт (только в исполнении Фишера-Дискау), Вагнер. Магнитофон сразу же устанавливался в доме Габричевских, и здесь по вечерам все желающие из тех, кто бывал в этом доме, могли слушать привезенные записи. По утрам за завтраком, при котором я имел честь присутствовать, происходило обсуждение будущей вечерней программы. Так было несколько лет подряд, но в том году, о котором идет речь, я впервые привез Веберна.
Как-то так случилось, что абсолютное большинство музыкантов старшего и среднего поколений не знало, да как будто и не хотело знать и понимать музыку «новых венцев». Тут сыграли роль и определенные исторические обстоятельства, и непривычность «нововенских» звучаний, и, наконец, полное отсутствие у нас какой бы то ни было традиции исполнения такого рода музыки. Я знал, что Генрих Густавович делал попытку (в отличие от почти всех музыкантов старшего поколения) проникнуть в этот мир, но в силу скверности характера Вергилия, им для того избранного, безрезультатно – Вергилий был высокомерен и нерадив.
В первое же утро по моем приезде произошло обсуждение вечерней музыкальной программы.
Габричевский:
– Что мы сегодня слушаем?
Я перечисляю названные фамилии композиторов и сочинения, дохожу до Веберна.
– Да ну-у-у! Это замечательно, а какие сочинения?
Я:
– «Пять пьес для квартета» и Струнный квартет.
Нейгауз:
– Да, кстати, и я хотел бы это послушать. Мне пробовали кое-что объяснить, но из этого почему-то ничего не вышло.
Программа составлена, и вечером происходит концерт, в котором я играю роль магнитофонного техника, но вместе с тем все время наблюдаю за Габричевским и Нейгаузом, ибо то, как они слушали музыку, уже само по себе было особым, очень напряженным действом, а то, что потом говорилось, могло бы стать специальной школой, хотя говорилось очень скупо.
На сей раз, после выражения удовольствия по поводу Шуберта и Малера, со стороны Генриха Густавовича было сделано следующее заявление:
– Что бы ты, Саша, и вы, Коля, ни говорили, а все же ваш Веберн абсолютное г…!
Генрих Густавович презрительно сморщил нос и повторил последнее слово еще пару раз с различными интонациями. Спорить с Нейгаузом ни у кого не хватило духу, да и было бессмысленно. Посему, еще раз помянув добрым словом Б. Вальтера и Фишера-Дискау, все тихо разошлись по домам.
На следующее утро опять было обсуждение вечерней программы, причем я, памятуя вчерашнюю реакцию на Веберна, о последнем и не заикался.
Однако после утверждения в программе все того же Малера и Стравинского Генрих Густавович неожиданно сказал:
Коля, а мне все же хотелось бы еще раз послушать вашего Веберна, хоть он и г…, я хотел бы хоть отчасти понять, почему он вам с Сашей так нравится, меня это даже как-то задевает.
Во время этих слов Габричевский ехидно посмеивался.
Сочинения Веберна вновь вводятся в программу, и вечером все повторяется вновь: восхищение Малером и Стравинским и уже откровенно агрессивное нападение на Веберна с настоятельными повторениями известного нехорошего слова в его адрес.
Наутро Генрих Густавович опять предложил вечером послушать Веберна, видимо, его очень задело это его собственное «вебернонепонимание».
И так продолжалось целый месяц. Каждый вечер мы слушали вместе с сочинениями других композиторов или «Пять пьес для квартета», или Струнный квартет. Так и уехал я из Коктебеля, провожаемый все тем же бранным словом в адрес Веберна.
А осенью в Москву приехал прекраснейший ансамбль под управлением Янигро, и в их программе были все те же «Пять пьес для квартета». Нейгауз был в концерте и вдруг совершенно влюбился в эту музыку. Он ни о какой другой музыке не желал в это время разговаривать, он говорил о ней где только было возможно – ученикам и не ученикам, педагогам, в различных собраниях и научных студенческих обществах, в разных городах и в Москве, – произошло чудо.
Объявление для берлинских читателей: сегодня в Piano Salon Christofori Алексей Любимов и сопрано Виктория Витренко играют ровно ту самую программу, которая привлекла так много неожиданного внимания в ДК Рассвет — Шуберт и Сильвестров (вокальный цикл «Ступени»). Почти уверен, что автор тоже придет послушать.
https://www.konzertfluegel.com/N_konzerte.html
Дармштадтский фестиваль: начало.
Johann Christian Fiedler (1697-1765): “Darmstädter Gesellschaft im Freien”, c.1750.
(«Общество Дармштадта на свежем воздухе»).
Вышла новая запись In C Терри Райли в версии для ансамбля контрабасистов, хорошая. Есть во всех стримингах.
Читать полностью…
Идеальная цитата на все времена - оставлю здесь для памяти
"Прошу Вас не придавать большаго значения знакам cresc. и dim., а также forte и piano, которые расставлены мною в пьесах не совсем верно, а местами и вовсе неверно" (1888)
Свящ. Григорий Кассандров из села Колено Саратовской губернии, автор духовных пиес
(а мог бы быть и любой другой композитор)