9048
Книжные обзоры, интересные статьи, новинки и старые книги, их авторы и владельцы. По вопросам сотрудничества @onlybars
Вчера мы познакомились со списком интересных книг, а сегодня, как обещано, рассматриваем две.
Первая - «Чай и вред его для телесного здоровья, умственный, нравственный и экономический» (Владимиров А. Вильно. 1874 г.)
Небольшая книжка в 36 страниц наполнена проклятиями в адрес чая, «проклятого иноземного напитка, который может разорить народ из-за своей дороговизны». Дальше разворачивается ужасная картина. «Четыре бича бичуют современную цивилизацию и гонят ее к деградации, к вырождению: чай, кофе, табак и алкоголь». «Чай есть источник многоразличных болезней и причина величайших несчастий».
После чая с человеком делается нечто ужасное: «Многие лица под влиянием чая теряют самообладание, приходят в экстатическое состояние, не сознавая и не помня, что говорят и делают… большая часть незрелых мер, поспешных действий обязаны своим происхождением опьянению этим питьем».
Чай есть источник целого ряда физических болезней. «Телесные болезни, порождаемые чаем, суть: 1) Слабость аппетита. Чаепийцы мало едят. 2) Зябкость 3) Простуда 4) Насморк 5) Нервные болезни 6) Боль зубов, расслабление десен, ослабление зрения 7) Шум в ушах, приливы крови к голове».
Но это пустяки по сравнению с распадом личности, вызываемым чаем. Под влиянием чая у человека развивается леность к умственному и физическому труду, болтливость, многословие и пустословие, легкомыслие, беспечность и небрежность в практической жизни, «преждевременное и непомерное половое возбуждение».
Поэтому каждому, испытывающему проблемы в жизни, надо посмотреть, не слишком ли много он пьет чая – возможно, проблемы решатся именно так.
Вторая книжка «О действии на здоровье и влиянии на нравственность кофе, чая и шоколада. Сочинение А.Сент-Аромана, хирурга парижских гражданских и военных госпиталей, почетного члена Тулузского медицинского общества соревнования. В двух частях. - СПб., 1845.
Предваряется книжка подробным разбором сортов кофе (Мартиникский, Гваделупский, Бурбонский, Кайенский и пр.) и краткой историей появления кофе в Европе. Далее идут способы приготовления и посуда. «Для варения кофе обыкновенно употреблются кофейники серебряные, жестяные или глиняные» (лучше всего, как считает автор, глиняный) Дальше речь идет о чае (французам вредно, англичанам полезно) и шоколаде.
Кофе пить полезно даже как лекарство («лучшее средство против тяжести в голове»), например, когда обкурился опиумом, но ни в коем случае нельзя лечиться им от геморроя. «Кофе предрасполагает ум к труду и изобретению», полезно литераторам и ораторам.
Самое страшное сочетание – кофе с молоком, которое приводит к «расслаблению желудка». Вместо молока лучше употребить бараний стручечник. Что касается чая, то им тоже можно лечиться, но не от всего.
От нервных болезней, например, нельзя. «Чай умножает веселость и довольство», а также «сообщает поэтический дар» - очевидно, после чая лучше пишутся стихи. Однако неумеренное потребление чая приводит «к невольному испущению мочи».
Что касается шоколада, то он «полезен для старцев, для слабых и истощенных и, напротив, вообще вреден молодым людям и особам желчного телосложения». В отличие от кофе, полезен при геморрое
Европейская цивилизация всегда была цивилизацией книги, книжной культуры и Слова, которое было «вначале» (Ин.1.1) как в онтологическом, так и в социокультурном смысле.
Поэтому фашизм прошел точку невозврата даже не после концлагерей, а после костров из книг, которые сегодня такой же символ нацистского «Entmenschlichung», как и газовые камеры.
Сегодня адепты цифровой эпохи все громче заявляют о «конце книги», отменяют ее, как явление. Возникает интересная ситуация - человечество, осудившее книжные костры в Берлине, с радостью приняло глобальное уничтожение книг. Оказалось, что книги не обязательно жечь - куда эффективнее объявить существование книги ненужным.
Было бы ошибкой думать, что трансформация книги в планшет это формальное внешнее, не распознаваемое в системе социокультурных координат, действие, отражающее естественный процесс наступления цифровой эпохи.
Можно вспомнить, что переход от античности, в которой написанный текст был второстепенен по сравнению с риторикой, к христианству отразился, в том числе и во внешних формах, выразившихся в переходе от свитка к кодексу. Замена же кодекса на компьютерный дисплей производит более радикальный переворот, поскольку изменяются сами способы организации и структура носителя письменного текста.
В продолжение предыдущей темы книга, предлагаемая ниже, есть диалог/спор между знаменитым писателем, семиотиком и ученым Умберто Эко и Жаном-Клодом Карьером —французским романистом, историком, сценаристом, актёром. Книга называется характерно "Не надейтесь избавиться от книг". Оба автора любят книги - старые и новые, популярные и редкие, умные и глупые. И предмет своей страсти они отстаивают, пуская в ход всю свою эрудицию и остроумие.
Авторы легко переходят от серьезных тем — способов передачи знаний в культуре, роли папируса и мнемотехник, Интернета и электронных книг — к историческим анекдотам и бытовым курьезам.
"Вы надеетесь избавиться от книг?», - спрашивают они и отвечают: «Не надейтесь!» «Книга — это как ложка, молоток, колесо или ножницы. После того, как они были изобретены, ничего лучшего уже не придумаешь». Если электронная книга в конце концов получит признание в ущерб печатной книге, вряд ли первой удастся изгнать вторую из наших домов и наших привычек.
Так что e-book не убьет книгу. Разве кино убило живопись? Или телевидение - кино? «Один из моих друзей, - говорит Карьер, - сравнивает свои книги с теплой меховой шубой. Он чувствует, как книги его согревают, окутывают, защищают от ошибки, от неуверенности и от морозов тоже. Вас окружают все идеи мира, все чувства, все знания и все существовавшие заблуждения, и это дарит вам ощущение безопасности и комфорта. В лоне вашей библиотеки вам никогда не будет холодно. Вы защищены, во всяком случае от ледяной угрозы невежества».
н, определивший концепцию времени, сознания и истории. Завершал средневековье и открывал Новое время Декарт, определивший методику познания мира и предметов. Кант стоял у истоков современной, уходящей на наших глазах, эпохи. Все эти люди стали сублимацией наступавшего времени, не случайно время все время возвращалось к ним, по-новому перечитывая их наследие. Кто стоит у истоков новой эпохи сегодня? К кому, как к спасительному берегу, можно будет возвращаться спустя десятки лет, чтобы вновь обрести уверенность, понять, что происходит?
Еще один вопрос о массе. Массе во фрейдистско-гассетовском понимании, ибо другого пока нет. Внешнее выражение психологии масс хорошо видно хотя бы по архитектурным и мистериальным формам. Массы любят все масштабное и огромное.
Гигантские постройки, широкие проспекты и площади, монументы, многотысячные шествия и мистерии. Именно под эти задачи, под эту психологию перестраивались Берлин и Москва в 1930-х годах. Рим с его дорогами, Колизеем, форумом и ипподромом был создан для масс, средневековый город с его крохотными улочками, небольшими площадями, цеховыми кварталами нет, современный город с бульварами, трассами, площадями удобен вновь. Обелиск Рамзеса и александрийский столп одинаково выражают монументальное отношение масс к власти, психологию масс, делают массу понятной, подсказывают формы и методы управления ею. Сегодня масса перетекает в пространство сети, в ее архитектуру.
Соответственно, возникает вопрос о ее психологии? Что есть психология массы сети, каковы черты этой психологии? Любовь к чему она демонстрирует? Как она ее выражает?
Наконец, последний вопрос. Как, в образе чего мы представляем мир, в котором собираемся жить? Рим, а затем и Византия более тысячи лет служили образцом политического, общественного, религиозного устройства. В частном, национальном смысле тоже существовали образцы. Есть известное выражение, что англичанин представляет себе мир, как завод, немец как казарму, француз как салон, а русский как храм.
Мыслим ли мы будущий мир в виде Рима, Византии, храма, Небесного Иерусалима? Или в виде Европы? Или в виде США? Или в виде России. Сегодня мы наблюдаем тоску по формам былого имперского величия у многих стран-бывших империй - Польши, Турции, Англии, России – и видим попытки возрождения этого величия. Но, поскольку, по мысли Х.Ортеги и Гассета «в истории была только одна империя - Римская», значит ли это, что будущее европейской цивилизации или значительных ее частей обретет контуры очередного Рима?
Это далеко не все вопросы, но и тех, что есть, достаточно для размышлений и поиска ответов. Нет книги, в которой были бы нужные ответы, но каждый может поискать ту, в которой они могут оказаться.
О Христе говорить сложно, ибо он не был своим ни для одной из эпох. Он был непонятен. Вместо того, чтобы свергать власть оккупантов, он толковал об истине, о том, что надо прощать и любить и его не понимали даже те, кто шел за ним. «Те, кто рядом со Мной, Меня не поняли», - говорил он.
Он не только говорил – он все делал не так. Называл себя Царем, говорил, что может разрушить Иерусалимский храм и за три дня воздвигнуть его, исцелял и воскрешал, а не имел где главу преклонить, водился с отбросами общества, не имел за душой ни копейки. Христос показал – настоящую ценность имеет лишь то, что имеет в себе частицу вечности.
Так, например, текст становится священным и неприкосновенным лишь тогда, когда к нему появляется первый комментарий. Это значит, что текст больше нельзя менять – отныне можно лишь объяснять. Вечность точно так же окружена временем, ее ценность сознается и понимается лишь теми, кто находится в потоке времени. Эмоции временны, любовь вечна. Тело временно – душа вечна. Вечное поправляет временное, входит в него, осмысляет его.
Человеку себя дает Христос. Христос следит за тем, чтобы человек не делся никуда от себя самого, чтобы ему было хорошо с собой самим. Именно поэтому проповедь Христа была обращена не к «толпе», не к «народу», а к отдельному человеку. Можно обратить внимание на то, что Ветхий Завет обычно говорит об отношении между Богом и народом, Новый Завет – об отношении между Богом и душой конкретного человека.
Христос впервые провозгласил Любовь важнейшим свойством Бога. До него и Бог был «непостижим», «всемогущ», «велик», «всемилостив», «милосерден», «справедлив" (как сегодня в других религиях). Он был хозяином, грозной силой, могучей волей. Поэтому отношения с ним строились в координате «хозяин – раб», «величие – ничтожество», «сила – слабость», «воля – подчинение».
Связующей формой этих взаимоотношений был договор, но не любовь, ибо любовь не терпит никаких формальностей, там, где начинается договор, кончается любовь. Договор (закон) закон не требует близости, ибо, чтобы сохранить отношения, достаточно честно соблюдать внешние условия союза. То есть человек предстает перед Богом не всем Ему обязанным, а лицом независимым, ибо все, что он получает о Бога, он как оплату труда.
Напротив, во взаимоотношениях, построенных на любви и благодати, всегда есть контрапункт между действием и реакцией, возможность для чуда, то есть если я не заслуживаю никакой милости, то это не значит, что она не может быть мне оказана. Закон оправдывает, но не спасает, благодать (любовь Бога) не оправдывает, а спасает.
И когда закон уступает место благодати, любви, «рождается сын, а не раб», Бог из хозяина становится Отцом. Не случайно из всех имен, которыми Бог именуется в Библии, Христос выбрал слово «Отец» (Авва).
Любовь Христа поправляет Ветхозаветный закон. Закон борется с последствиями преступлений, Христос истребляет сам корень преступления. Закон воспрещал убийство, а Христос призывал бороться с ненавистью, с которой все и начинается. Закон осуждал нарушение верности жене или мужу, а Христос призывал не допускать в душу любые соблазнительные мысли и чувства. Любовь Христа, истинная Любовь – это точное знание, когда именно ты можешь нарушить закон во имя нее, во имя Любви.
Книг о Христе тысячи и большинство из них, как уже говорилось, находится на полюсах «сложнейшее богословское исследование» с «сотериологиями» и «онтологиями» и «слащавая патока» с нимбами, колокольчиками, голубями, облачками на небе, с которого льется малиновый звон.
Поэтому лучше начать с Александра Меня «Сын Человеческий".
Более ста лет назад была выпущена интересная и актуальная до сих пор книжка "Сборник задач противоалкогольного содержания" или "Пособие при преподавании арифметики в низших школах всех ведомств". Составили его в 1914-м году М.М. и С.М.Беляевы, врач и учитель. В предисловии сказано, что арифметика - лучший предмет для "дела противоалкогольного просвещения", но действовать надобно осторожно, чтобы не получить прямо противоположный результат. А вот какие там задачи:
"Каждый житель России (на круг) выпивает в год 12 бутылок водки, 10 бутылок пива и 3 бутылки виноградного вина. Сколько всего бутылок в год он выпивает?"
"Наше Отечество истратило в 1910 году на свою защиту от неприятеля 598 миллионов рублей, на внутренний порядок - 160 миллионов, на помощь земледелию - 86 миллионов, на народное образование - 80 миллионов, на суд - 76 миллионов. А пропито населением в том же году на 78 миллионов рублей больше всей суммы перечисленных расходов. Сколько всего пропито денег?"
"За последнее время в Петербурге ежегодно умирает от опоя и белой горячки по 22 человека на каждые 100 тысяч жителей. Зная, что число всех жителей Петербурга 1,7 миллиона чел., найдите, сколько человек ежегодно умирает в столице только из-за одной водки?"
"В 1904 году в Петербурге отравилось 97 мужчин и 33 женщины, из них в пьяном состоянии было 41 муж, 11 жен. Повесилось - 40 мужчин и 15 женщин - были пьяные из них 13 мужчин и 3 женщины. Узнайте, 1) сколько было названных самоубийств в Петербурге; 2) сколько из них было совершено в нетрезвом виде?"
"Один крестьянин, отправляясь в соседний уезд на заработки, рассчитывал попасть на место через 6 дней, но пришел туда через 12 дней, так как всю дорогу пьянствовал. Сколько крестьянин потерпел убытку, если за каждый рабочий день ему платили по 1 рублю 80 копеек, и если в дороге он выпил 8 бутылок водки по 42 копейки?"
"Каждый год у нас бывает (средним числом) заедено зверями 70 человек, убито молнией – 550 человек, сгоревших – 900 человек, отравившихся – 1000 человек, замерзших – 1230 человек. А ежегодно умирает от опоя водкой на 928 человек больше всего этого количества людей, погибших не своей смертью. Сколько умирает от опоя?"
"В 1913 г. в России было выпито 2 000 000 000 бутылок водки. Если их раздать по 4 бутылки каждому из жителей Европы, то останется еще нерозданными 314 304 000 бутылок. Чему равно население Европы?"
Увлекательнейшая арифметика.
Книга была переиздана в 2008 году. В сети несложно найти полный текст.
В помощь деликатным людям, не умеющим отказывать:
Письменный отказ от присланной рукописи, составленный и используемый редактором "Portland Magasine".
"Благодарим Вас за прекрасную и вдумчивую рукопись, но, к сожалению, мы не можем принять её к печати по целому ряду причин. Погода дрянь, у нас болит спина, на улице слишком много котов, а коты это причина, по которой Господь изобрёл пистолеты. Ваш текст полон милых противоречий и копаний в себе, причём небезынтересных, однако мы в последнее время публиковали слишком много подобных текстов за авторством нижеподписавшихся; не забыли ли мы упомянуть слякотно-меланхолическую погоду; наша семейная жизнь запущена и кипит тайной злобой; наши дети угрюмы и ничтоже сумняшеся считают, что им все должны; вообще непонятно, как они будут жить в этом мире; мы растранжирили слишком много денег на графический дизайн и теперь вынуждены сокращать бюджет короткой прозы; у нас внезапно выросли страховые расходы; в женской баскетбольной команде некому играть на подборе; нашей тётушке нужен седьмой по счету новый тазобедренной сустав; луч надежды, мелькавший сквозь тучи современности, вдруг осветил фингал под глазом; кто-то опять использовал всю туалетную бумагу, не дав себе труда подумать, кто за это платит; а ещё полотенца на полу мокрые.
К тому же у попугайчика воспалился зоб. Собаку тошнит цветными мелками. Присылайте нам все, что сочтёте подходящим для нашего издания. И спасибо, что считаете его достойным своих произведений. Это честь для нас
Редакторы".
Сегодня мы наблюдаем парадоксальную ситуацию – при том, что все больше людей постоянно перемещается по миру (новые кочевники), стремительно растет интерес к урбанизму, архитектуре, феномену города. То есть к оседлости, к ее формам.
Город – важнейший признак цивилизации, немедленно отражающий ее изменения. Современный город, как каждый из нас, стремится к самораскрытию, средневековый город закрывался от мира стенами. Город есть образ политики. Можно сравнить павильоны Германии на Всемирных выставках в ХХ столетии. В 1937 году - огромное, глухое и монументальное каменное здание 150 м. высотой (диктатура). В 1958 году – прозрачный стеклянный павильон, горизонтальное расположение, три этажа (демократия). Мерилом средневековой урбанизации был городской собор, дворец и цех, сегодня это сам человек, его возможности и способности.
Наглядный пример – сегодняшнее преобразование улиц Москвы это расширение пространств для людей за счет пространств для машин. Человек, идущий пешком, должен чувствовать себя так же комфортно, как едущий в машине. Чем больше строится тротуаров, тем больше людей выходит на улицы, в том числе и из машин. Улица становится не отрезком пути «от» и «до», который надо быстрее перебежать, а пространством самопрезентации, подиумом с залом, где модели и зрители постоянно меняются местами и ролями (сидящие на открытых верандах кафе и идущие мимо и наоборот). Отсюда декорации (деревья, домики, клумбы, артобъекты), задники (витрины магазинов), ставится «сценический» свет, звучит музыка. Уже родился термин «фланер» – человек постоянно прогуливающийся, фланирующий, житель города, а не дома.
Поэтому сегодня люди сначала решают, где жить, а потом ищут работу - раньше было наоборот.
Сегодняшний город - постиндустриальный. То есть это не город заводов и фабрик, продающий машины, а город, продающий знания и услуги. Это город, где огромную роль играет общение и его формы и основное место для общения не кабинеты и цеха, а улицы и кафе, это город, который называют friendly city, «фейсбук офлайн», когда на улицах встречаются так же, как в сети. И хотя пространства для общения в городах начали создавать еще в XVIII веке в виде городских парков, кофеен, постоялых дворов, театров, только сегодня эти пространства слились на улицах и площадях.
Городской дом и человек тесно связаны между собой. Раньше каждое здание требовало своего места в городе. Небоскреб же можно построить везде. Средневековая одежда скрывала тело - теперь она максимально открывает его. Дома скрывали жизнь (ставни, ворота, занавески), теперь открывают – через огромные стеклянные окна можно видеть людей, как на экране.
Раньше дом «строил» человека, расстановка мебели точно показывала, как нужно двигаться по зале, комнате, где сесть, куда встать. Сегодня в огромных пустых архитектурных пространствах человеку везде есть место. Если раньше город выбирал нас, теперь мы выбираем город.
Сегодняшний город вновь поставил перед нами множество вопросов. Рескин писал, что мы хотим от зданий двух вещей: чтобы давали кров и говорили с нами. Сегодня вновь нужно определить, что такое «кров» и о чем мы хотим говорить со зданиями. Современный город исповедует смешение стилей. Поэтому вновь встает вопрос о том, что такое красивое здание?
Красивое здание создавало красивый образ жизни, по точному выражению А.Боттона «здания говорят, каким может быть счастье», они создают место, играющее важнейшую роль в ощущении счастья. Поэтому город вступает в конфликт с нашими представлениями о жизни. У Бальзака герой грозит городу, у Булгакова прокуратор ненавидит Иерусалим, а Люська из «Бега» кричит в отчаянии: «У, гнусный город! У, клопы! У, Босфор!» А вечный конфликт Москвы и Петербурга?... Сегодня с городом вновь нужно вступать в отношения.
С чего начать знакомство со столь интересной темой? Прежде всего, Ален де Боттон «Архитектура счастья: как обустроить жизненное пространство» (М., 2015) и Р.Флорида (автор термина «креативный класс») «Кто твой город? Креативная экономика и выбор места жительства». (М., 2014).
Поговорим о знакомой всем теме - о кризисе образования. Причины этого кризиса принято искать в неэффективном менеджменте, в непродуманных решениях и пр. На самом деле мы имеем дело с глубоким системным кризисом, а не кризисом управления.
Выражается он в следующем. В конфликте заточенной под индустриальную эпоху (государственной) и ориентированной на эпоху информационную (индивидуальной) системами образования. Раньше учиться можно было только в определенном ВУЗе и только определенным вещам, теперь учиться можно где угодно и как угодно.
Происходит падение престижа интеллектуального труда в целом, отсутствие возможности влиять с помощью интеллекта на общество. Возникает «постнаука», которая характеризуется применением принципов журналистики и художественных романов в научных исследованиях, которая развлекает скучающего потребителя. Мы наблюдаем исчерпанность академической среды. В пустые оболочки, бессмысленные ритуалы превращаются все атрибуты и формы внешнего выражения научного сообщества - защиты курсовых, дипломных, диссертационных работ, доклады, диспуты, экзамены и зачеты.
Мы наблюдаем парадокс: переизбыток людей с высшим образованием при кризисе профессиональных кадров. В 1900 г. в Германии было 17 человек с высшим образованием на 10000 жителей, в России при населении более 80 млн. чел. было менее 500000 человек с высшим образованием. Однако это не помешало ни Германии, ни России осуществить промышленный и культурный переворот. Иными словами, обеспечить этот переворот смогли 0,17% и 0,07 населения страны. Это значит, что сегодня большинство людей с высшим образованием лишние.
Отсутствует четкое определение и понимание цели обучения. К чему стремится преподаватель? Информировать? Учить? Воспитывать? Большинство выпускников ВУЗов не работают по специальности. Почему? Непонимание рынка и низкое качество выпускников. Поэтому сегодня любой начальник, директор, менеджер добывает новых сотрудников не в ВУЗе на выпускном вечере, а у знакомых и приятелей.
Усугубляет кризис то, что он происходит в самый неподходящий момент. Сегодня образование (то есть умение работать с информацией) приобретает цивилизационное значение. Элитой информационного общества становятся люди, которые умеют получать, обрабатывать, систематизировать и распространять информацию. Кроме того, не лишне вспомнить Й.Шумпетера, который писал, что именно знание порождает богатство. Сам по себе производственный процесс не порождает богатства, так как тратить приходится столько же, сколько получать. Богатство можно получить только кому-то (в широком смысле) недоплатив, или взяв больше. Проблемы экологии - «недоплата» Природе, эксплуатация и рабский труд – «недоплата» Труду, экспроприация и военные захваты - «недоплата» Капиталу. В этих условиях именно знание становится источником богатства.
Оно возникает благодаря управленческому мышлению, деятельности, которые собирают разные факторы будущего производственного процесса и превращают их в работающую систему. Знание (управление) берет рабочую силу и превращает ее в труд, «берет» землю или недра и превращает их в условия производства, «берет» сбережения и превращает их в инвестиции.
Об этом и многом другом, о чем обычно не говорят, можно прочесть в аналитическом докладе Центра Исторической Экспертизы и Государственного Прогнозирования «Проблемы современного образования и пути выхода из кризиса». http://vk.com/prognozperspectiva
Сегодня поговорим о жутковатой теме – нацистских концентрационных лагерях в несколько непривычном ракурсе - как феномене социальной жизни и общественной мысли Европы середины прошлого столетия. Почва для возникновения «феномена Освенцима» (назовем его так), считающегося сублимацией концлагеря, как явления, начала готовиться сразу после окончания Первой Мировой войны.
Система концлагерей была выстроена так, что смерть, которая обычно представляется, как некое мгновение перехода из временной жизни в вечную, как отрицание жизни, оказалась внесена непосредственно в жизнь и существовала в ней продолжительное время. То есть человека, которого раньше убивали (или он умирал) один раз в конце жизни, теперь убивали на протяжении жизни. В результате жизнь и смерть становились неразделимы между собой, смерть теряла признак конца жизни. В этой ситуации человек переставал понимать, жив он или мертв, и если жив, то можно ли назвать жизнью то, что хуже смерти.
«Ретроспективное существование» (по выражению Э.Фромма), то есть существование, когда все лучшее, все похожее на жизнь, осталось в прошлом, а будущего нет, лишь подчеркивали «пребывание в смерти». Одним из следствий системы концлагерей становится равнодушие к смерти. Человек оказывался постоянно находящимся между жизнью и смертью – он не имел сил и желания покончить с собой, но и не имел возможности жить. Возникала неизвестная ранее новая, «третья», пограничная форма существования, формировавшая новый тип человека, которого больше интересовало не «что произойдет», а «как произойдет». То есть боялись не смерти, а умирания и его форм.
Люди, немощные телом, но имевшие любую духовную опору, лучше переносили лагерную жизнь и чаще оставались в живых, чем физически сильные натуры. Скептики-интеллектуалы оказывались в Освенциме в ужасном состоянии. Разум, интеллект, образованность, начитанность, то есть то, что прежде составляло фундамент и стержень жизни, теперь превратилось в главного врага заключенного, становилось одним из ключевых факторов, ведущих человека к гибели.
Когда реальная смерть наступала, человек лишался последнего права – права оставить свой след, память о себе в этом мире. Еще при жизни в лагере человек лишался самоидентификации, имени, стереотипов поведения, способности мыслить, а после смерти превращался в пепел, не оставляя после себя даже могилы. В результате, Освенцим, по мнению Х.Арендт, впервые в истории предъявил миру парадоксальный «опыт несуществования», когда человек оказывался не нужен даже самому себе.
Провозгласив устами Ф.Ницше «смерть Бога», то есть абсолютного блага, Европа столкнулась в форме Освенцима с явлением Абсолютного Зла. Зла, которому нечего было противопоставить. В связи с этим после войны общественное сознание Европы столкнулась с неразрешимой задачей. Опыт религиозной оценки такого рода событий был к середине ХХ столетия утрачен, а описать и постичь произошедшее в обычных категориях оказалось невозможно, ибо то, что произошло, находилось за пределами любой рациональности и рассудительности, за границами любой науки. Поэтому данный феномен не понят и не осмыслен до сих пор.
Освенцим стал той чертой, перейдя которую, Европа изменилась навсегда. Исчезнув, «концентрационный мир», поставил перед европейским сознанием несколько вопросов, актуальных и сегодня. Первый сформулировал Т.Адорно, считавший, что Освенцим есть факт тотальной культурной катастрофы Запада. Он спрашивал, можно ли после Освенцима жить дальше? Ответ на этот вопрос давал С.Беккет, персонажи которого после Освенцима не столько «живут», сколько «выживают», словно на настоящую жизнь у них под гнетом памяти уже не хватает сил. Еще один вопрос - неужели нельзя было предвидеть этого? Кафка предвидел, но кто обратил на него внимание? И вопрос – если все тогда согласились с Освенцимом, значит ли это, что и я согласился бы? Попытку ответить на этот вопрос мы видим в конфликте поколений в 1960-е.
На эту тему не так много серьезных книг (П.Леви, Ж.Амери, Э.Фромм), но одна из лучших это «Просвещенное сердце» психолога Бруно Беттельхейма. Он в 1938-1939 годах
На титуле "Спас Златые Власы", уникальная икона 12 века, "посаженная" за решетку. Аннотация к картине Нестерова, очевидно, была приятна самому Нестерову - на момент издания путеводителя он был ещё жив и бодр. Восторги по поводу крематория отсылают нас к "Золотому телёнку", где некоторые персонажи спрашивали друг у друга "Ну что, в крематорий пора?" "Огненное погребение" тогда противопоставлялось церковным похоронам и считалось важным оружием в борьбе против религии. Не случайно многие советские вожди публично обещали быть кремированными после смерти.
Читать полностью…
Сегодняшняя тема – труд и досуг. Слова, казалось бы, всем понятные. На самом деле это не так. Сегодня труд (работа), а соответственно, и досуг, теряют значение и формы, которые у них имелись последние 300-200 лет. Базовая граница между трудом и досугом перестала существовать.
Работы (труда) в прежнем понимании (определенное рабочее место, обязанности, рабочий день «от сих до сих» и пр.) уже почти нет. На смену пролетариату пришел прекариат, основу существования которого оставляет не регламентированный, четко оплаченный и защищенный (профсоюзами и пр.) труд, а негарантированные и незащищённые трудовые отношения (подряды, срочные трудовые контракты, неполная занятость, заемный труд (аутстаффинг), работа по вызову и т. д.)
Поскольку сегодня труд и досуг уже трудноразличимы, все чаще говорят о том, что на место прежнего труда, понимаемого, как правило, в индустриальной форме, идет деятельность, то есть социальная активность, где труд перемешан с досугом, то есть когда общение, коммуникации, встречи, брейнстормы приносят деньги.
Меняются в связи с этим и социальные отношения. Если старики жили, чтобы работать (и чтобы заслужить работой отдых), то нынешнее поколение миллениалов согласно работать, чтобы жить, но еще лучше – просто жить. Из досуга сегодня начинают черпать смысл и деньги, он стал «последней религией европейцев», их неоязыческим исповеданием (ибо христианские каноны к такому образу жизни как-то неприменимы).
Трудовая деятельность в сфере досуга (Mickey Mouse jobs) приобретает все большее распространение. Складывается новый рынок труда, новые профессии, которые созданы для того, чтобы обслуживать досуговую деятельность. Иными словами, досуг начинает приносить прибыль, что стало революционным открытием нашего времени. Поэтому досуг нагружается смыслами, присущими ранее только трудовой сфере.
Х.Роза точно замечает, что семантику свободного времени сегодня наполняет лексика с преобладанием понятий долга и обязанности: «мне нужно заняться спортом», «я должен читать газеты». Неудивительно, что сегодня человека, его социальную роль и значение все чаще оценивают не по работе, а по досугу. Не случайно социолог Ж.Дюмаздье называл этот переворот «сегодняшней культурной революцией».
Эта революция породила своих протагонистов - специфическую прослойку «беззаботных безработных», тех, кто сознательно живет вразрез с трудовой логикой, прослойку, которая состоит из маргиналов, лиц с размытой профессиональной идентичностью, люмпен-интеллектуалов. Да и зачем работать? Материальный продукт теперь производят иммигранты, обитатели Третьего мира.
С другой стороны, огромное количество «работ» сегодня уже просто не нужно и сохраняется просто по инерции. В недавней статье «Вullshit jobs» («фуфловые работы») британский антрополог Д.Грэбер указал на простой социологический факт: развитие технологий и рост производительности труда могли бы позволить нам работать 3–4 часа в сутки, а всё остальное время посвятить отдыху и саморазвитию.
Но в реальности цивилизация не идeт по этому пути, а придумывает, чем заполнить высвободившееся время. И заполняет работами, абсолютно не нужными, типа телемаркетинга, когда люди звонят вам по многу раз на день и предлагают какие-то продукты. Это работа не приносит удовлетворения никому, она является разрушением достоинства, которое когда-то было у труда. Грэбер утверждает, что в этом horror vacui, в этой «боязни пустоты», боязни общества дать людям свободное время сказывается старый страх, что ребенок начнет заниматься онанизмом, а взрослые люди выйдут на улицы и устроят перманентную оранжевую революцию или еще какие-нибудь глупости. Поэтому их всех нужно чем-то занять 24 часа в сутки.
Именно этим вещам посвящен предлагаемый номер журнала «Логос» № 3 (105) 2015 г. Особое внимание стоит обратить на статью М.Маяцкого, долгое время разрабатывающего данную проблематику.
Сегодня говорим о медицине. Вопрос этот отнюдь не праздный и не личный, а вполне социальный. На что можно обратить внимание?Что мы сегодня наблюдаем в сфере взаимоотношений медицины и общества, врача и человека?Благодаря т.н. "Постмодернизму" была разрушена граница между нормой и патологией. То есть отклонение от нормы стало считаться нормой или, иными словами, болезнь стала считаться здоровьем. Таким образом, болезнь, которая всегда была за пределами «тела общества» была введена в него.
В результате больные (особенно с разрушенной или искаженной психикой) стали «нормальной» частью общества, общество было вынуждено их признать. Соответственно, их стало труднее лечить.
Медицина была вынуждена отреагировать на эту тенденцию и признать некоторые болезни нормой, а нормы, наоборот, патологиями. Возникли новые болезни, как, например, «синдром гиперактивности», «дефицита внимания», «ожирение», которые раньше считались просто особенностями развития физиологии и психики. Совершенно очевидно, что две последние болезни возникли как ответы на захлестнувшую мир эпидемию здорового питания, а также исключительное внимание к половой сфере. Иными словами, болезни сегодня часто возникают или исчезают как социальный феномен, они социально конструируются, то есть вносятся в общество извне, а не появляются изнутри, как проявление тех или иных патологий тела или психики.
Это хорошо видно на примере замены в общественном сознании понятия «пол» на неконкретное «гендер». «Пол» это то, что я есть. «Гендер» это то, как я себя представляю, то есть это «пол», находящийся в прямой зависимости от внешних культурных и социальных установок.
Здоровье и пути к нему сегодня становятся модой, а, следовательно, к ним немедленно начинают применяться те же экономические стратегии, которыми пользуется модный бутик – реклама, заказы, «клиент всегда прав». Не случайно возникло понятие «медицинский шопинг», когда человек обходит престижные лечебные учреждения, лечась во всех и сравнивая методы, есть и "медицинский туризм».
Поэтому если сегодня уже есть нефтяные, газовые и водяные войны, то возникнут «войны органов» и «здоровых тел», следует ожидать и возникновения «биополитики», когда здоровье будет определять место человека в социальной иерархии не по существующему соотношению «способен физически/не способен», а соответствии с социальными и политическими стандартами.
В обществе, которое все время играет, медицина тоже становится игрой, превращается в состязание со ставками и множеством игроков. Вместо здоровья и болезни – главных «объектов» медицины - на первый план выходят игроки. Пациенты, врачи, посредники, использующие технологии, стратегии, риски, ставки. Игроки, которых интересуют, прежде всего, правила игры, а не реальность. Главная цель – выздоровление – уходит все дальше, процесс лечения превращается в цель, то есть неглавное становится главным и наоборот: «вас лечат – и хорошо», «скоро все будет, как надо», пациент и врач ведут сложную игру в диагностику, профилактику и лечение.
Все это накладывается на особенности национального сознания. У нас
нередко , «жестокие профессионалы», часто проигрывают тем, кто гораздо менее профессионален, но приятен в общении. Еще одна чисто национальная проблема. Прошедшие нелегкие десятилетия утвердили в социуме массовую практику самолечения - в случае болезни 47% будут обращаться к соседям и только 34% – к врачу. То есть они готовы умереть, но не лечиться. То есть здоровье для них не ресурс.
Идёт дискуссия о месте врача в медицине. Уже существует устойчивая точка зрения, что врач больше не нужен в его прежнем качестве, а должен занять место стороннего наблюдателя за компьютерами и роботами.
Об этом и многом другом в номере "Prime Russian Magazine", интеллектуальном журнале, к сожалению, недавно прекратившем своё существование. Но мы будем к нему регулярно возвращаться.
Сегодня поговорим о фотографии. Тема фотографии сегодня переживает второе рождение, она сверхактуальна – в «Инстаграм» ежедневно загружается 80 миллионов новых фото и ставится около 3,5 миллиардов лайков. Каждый, у кого есть смартфон, фотограф, но не все еще это осознали.
Для большинства фотография это только простейший процесс фиксации настоящего. Однако не все так просто. Качество, уровень достоверности, точность передачи фиксации в значительной степени зависит не только от объекта фиксации, но и от внутреннего мира фиксирующего, от уровня техники и способа передачи изображения. Едва ли кто-то будет спорить, что изображение на пленке и в цифре это два разных изображения.
Возникновение фотографии обозначило изменение способности человека видеть, фотоаппарат задолго до Интернета и цифровой техники стал первым «гаджетом», расширяющим человека, его физические возможности. Возникает «фотографический взгляд» на окружающую реальность, фотоаппарат показывает человеку то, что он не может видеть сам. Не случайно изображение Христа на Туринской плащанице увидели только на ее первом фото, а сегодня широко распространены вера в то, что на фото можно видеть (и видят) выходцев из иного мира, таинственные явления, незримо присутствующие в нашей жизни.
Так возникает «иконичность» фотографии, ее способность, как иконы, передавать одновременно разные уровни человеческого бытия. То есть фотографирование превратилось из процесса фиксации реальности в создание новой реальности.
Профессиональных фотографов не интересует мир, их интересует фото мира. Хороший пример этого – Родченко.
Но фотография это не бесстрастная фиксация происходящего. Особенность «метафизики» фотографии состоит в том, что не все допустимо снимать. В разные эпохи существовали разные допущения. Так, в позапрошлом столетии было широко распространено фотографирование мертвых, даже детей, для чего покойников специально усаживали и одевали. В отечественной культуре бытовой фотографии вплоть до 1970-х годов было широко распространено обыкновение снимать похороны. Сегодня в быту обязательно снимают свадьбы, не обязательно дни рождения, но не снимают похороны, что, очевидно связано с изменение внутреннего восприятия этих событий.
Возникновение фотографии изменило мировое искусство. Художественное умение, талант, мастерство заменил объектив. Французский художник Делярош, увидев первый дагерротип сказал: «с сегодняшнего дня живопись мертва». Уже во второй половине XIX века фотография убивает портретную живопись и вызывает в художественном мире активный процесс поисков новой художественной реальности, области, где фотография не конкурентна, ибо зачем долго и трудно изображать красками то, что может быть запечатлено мгновенно с помощью объектива.
Именно из этого противоборства вырастают импрессионизм, фовизм, прерафаэлиты, авангард. Одни пытаются быть более точными, чем фотография, другие более истинными, третьи ухватить то, что фотография видеть не способна, но все они понимают, что мир изменился навсегда.
Необходимо также обратить внимание на разницу цифрового и реального фото. Цифровое фото вообще не существует в реальности. Поэтому исчезает понятие «старое фото», его больше не может быть, также как при компьютерных текстах исчезает понятие черновика.
Изучить творческий процесс станет невозможно, пусть даже в большинстве случаев сегодня это и к лучшему. Оцифровать старое фото – это осовременить и, отчасти, уничтожить его.
Цифровые фото смотрят гораздо реже. Чем реальные и еще реже печатают. То есть включается механизм, который парадоксальным образом лишает явлении права на рождение именно потому, что оно может родиться в любой момент и для этого не требуется усилий. То есть возможность заменяет реальность, действительность и реализацию.
Цифровое фото это
Сборник из восьми эссе «Искусство или мистификация» (М., 2012) необходим каждому, кто хотел бы понять, как работает рынок «современного искусства» и что это такое. Необходим для освобождения от иллюзий.
На Западе художественная критика в силу целого ряда причин намного обгоняет российскую критику и поэтому сборник составлен из работ (статьи и интервью) художника Бориса Лежена, искусствоведов и эссеистов Жана Клэра и Жана Филиппа Домека, писателя Жана Луи Аруэля, философа и художника Костаса Мавракиса, историка и эссеиста Марка Фьюмароли, гравера, художницы и эссеистки Од де Керрос, историка искусства, писательницы Кристин Сурженс. Предисловие философа и искусствоведа Татьяны Горичевой.
Названия разделов говорят сами за себя. «Искусство всегда было современным, искусство современного больше не таково», «современное искусство» - религия фальсификации искусства», «великий кризис искусства», «современное искусство – апология смерти», «великая узурпация или как неискусство подменило собой искусство». «Произведение современного искусства молчат о смысле жизни, - пишет в предисловии Т.Горячева. - Их проще всего представить себе висящими на стенах банка в гулких пустых пространствах новой научной утопии «Сколково». Там не витают идеи, не кипят споры, не носятся студенты - лишь мертворожденные произведения современного искусства, без такта и любви втиснутые в голый белесые ниши, несут в себе гулкую бессодержательность».
Ж.Клер, говоря о современном искусстве, к месту вспоминает Лотреамона: «Оно прекрасно, как случайная встреча зонтика и швейной машинки на столе для вскрытия трупов». «Людям нравится быть жертвой шарлатанов, мистификации. Они неотразимо соответствуют психологии его величества рынка, где самые дерзкие ставки могут принести огромный куш.
Мистификатор и фокусник - современные герои, они умеют извлечь большую прибыль из ничего, одурачивая оторопелых простаков» (М.Фьюмароли). «Критика прогресса ради прогресса новизны ради новизны должна войти в наши нравы», - заключает он, так как именно этим положением (новизна ради новизны) нередко обуловливают многие эксперименты в самых разных областях – от экономики до культуры, бессмысленное и беспощадное новаторство подминает под себя старое только потому, что оно старое, а, следовательно, хуже нового. Хотя, как мы знаем, культура, в отличие от технического прогресса, развивается по горизонтали, а не по вертикали, путем сложения, а не вычитания. Если современный пулемет, без сомнения, лучше средневекового копья или лука (это прогресс), то можно ли на этом же основании утверждать, что Пушкин лучше и прогрессивнее Гомера или Шекспира?
Авторы подмечают еще одну важную особенность: «Сегодня фактическое обожествление художника-авангардиста механически распространяется и на его продукцию. Никакая критика против них не позволена, принимается только обожание, статус гения так называемого художника наделяет его правом быть безусловно обожаемым». То есть если раньше все шло от произведения (и за гениями признавали периоды слабости), то сегодня все определяет формула, выведенная Куртом Швиттерсом: «Всё, что я нахаркаю, то и будет искусство, потому что я — художник».
Философ Бернар Дюмон в заключении к сборнику добавляет еще одно важное наблюдение – современное искусство это просто часть большой финансовой игры, одна из спекулятивных стратегий рынка, которая вынуждена все время подстраиваться под клиента, так как скандалы быстро приедаются и нужно все время искать новые поводы.
В свете всего вышесказанного понятно, как следует отвечать на вопрос, поставленный в заголовке книги.
По выходным мы знакомимся с необычными и редкими книгами. Сегодня их целый список, поражающий широтой подходов и разнообразием рассматриваемых проблем. Эти книги действительно существуют в природе, но не все обязательно читать целиком – достаточно прочесть названия.
О вредном и опасном обыкновении целоваться: Hравоучительное врачебное письмо. - СПб., 1806. - 24 с.
Сент-Ароман О.
О действии на здоровье и влиянии на нравственность кофе, чая и шоколада. - СПб., 1845. 78 с.
Федоров Ф.А. Памятная книжка для влюбленных с показанием различных родов и грамматической формы любви. - СПб., 1859.
Владимиров А.П. Чай и вред его для телесного здоровья, умственный, нравственный и экономический. - Вильна, 1874. 36 с.
Калинин С.И. Разбор, различие и общий вывод характеров девиц. - Тамбов, 1879. - 26 с.
Тибо-Бриньоль, П. Социализм, как настоящая причина вырождения лошади и как косвенная причина несвоевременных дождей с половины лета. - Смоленск, 1884. - 12 с.
Можно ли в Москве торговать честно? Современные заметки Ал. Кравского. -
М., 1886. - 18 с.
Маслянников К.И. Альбом типов лошадей, коров, овец, собак, кур и яхт. - СПб., 1888. - 9 л.
Быковский, И.К. Значение поцелуя и его последствия: Психол. этюд. М., 1904. - 102 с.
По поводу женских шляп и шапок. По учению св. апостолов, св. отцов и учителей церкви. - Пенза, 1915. - 16 с.
Кочеткова Л.П. Вымирание мужского пола в мире растений, животных и людей. - М., 1915. - 244 с.
Лазарева И.М. Как они горят (Спички, лампа, печка и человек). - М., 1925.- 40 с.
Логинов А. Безбожник - лучший друг мужика. - М., 1925. - 12 с.
Hемилов А.В. Биологическая трагедия женщины. Очерк физиологии женского организма. - Л., 1925. - 140 с.
Подъяпольский П.П. Значение ночного сна во время землетрясений и катастроф. - Саратов, 1928. - 5 с.
Александров Я., Стельмах П. Почему мы пьем. - Л., 1929. - 70 с.
Школа в борьбе с тараканом и клопом: В помощь общественно - полезной работе школы 1 и 2 ступени. - М., 1929. - 104 с.
Пауткин H. М., Матвеев Д. H.
Сопротивляемость головы человека механическим воздействиям. - Казань, 1935. - 46 с.
Грибанов H.H. Таро-упaковочная промышленость Англии (по личным впечатлениям). Стенограмма
доклада. - Л., 1962.- 46 с.
Руководство по определению акул в полевых условиях. - М., 1985.- 65 с.
Кунц О.Р., Hиков Г.П. Hе лишайте детей радости жизни: Об антиалкогольном воспитании. - Уфа, 1988. - 134 с.
Саковский, К. К. Коза - корова бедняка: Общедоступ.
сведения о телосложении козы, выборе ее при
покупке, воспитании, уходе и кормлении: Приготовление козьего сыра. М., 1906. - 12 с.
Завтра мы рассмотрим подробнее две из них. Вдруг пригодится.
Все хорошо знают, что такое сегодня «спор» или «дискуссия» в пространстве СМИ. Это либо крики каждого о своем (ток-шоу), либо полюбовная беседа своих со своими (политические журналы и программы), предъявляемая, как спор. Деградация спора и дискуссии в целом отражает деградацию процесса коммуникации. Во время т.н. «спора» главным становится увидеть реакцию другого, а не услышать аргументы.
Также происходит измельчание проблематики в спорах и дискуссиях – то есть проблема ставится настолько несерьезная (или есть серьезный вопрос, но ставится несерьезно), что спорить о ней невозможно. То есть спорят о мелочах, но не о глобальных проблемах, в религиозном пространстве, например, нет споров, подобных спорам вокруг природы Троичности, соотношения свободы и благодати или изображения Бога Отца.
История дает массу примеров, когда фундаментальные споры формировали общественную среду, возбуждали мысль, мнение, направляли действие, меняли интеллектуальный фон. Можно вспомнить античный спор аналогистов и аномалистов, средневековые дискуссии и споры Ансельма Кентерберийского и Росцелина, Иосифлян и Нестяжателей, Бруно и Галилея, Грозного и Курбского, позднейшие споры Ньютона и Лейбница, Степуна и Трубецкого, Тибо и Савиньи, Эйнштейна и Бора, Желудкова и Любарского, Дубровского и Ильенкова. А спор вокруг авторства «Слова о полку Игореве», вышедший недавно отдельной книгой…
Сегодня этого почти нет, хотя жанр дискуссии, спора чрезвычайно интересен. В нем оппоненты лучше всего проявляют себя, высказывают яркие, необычные суждения, которые часто недопустимы в строгой научной литературе, раскрываются в отношениях к повседневным и глобальным вещам – от кухни до любви.
Ценность спора или дискуссии еще и в том, что многие мысли спорящих являются неким зародышем большой идеи, интересного умственного открытия, материалом не для потребителя, а для производителя, наблюдающего дискуссию и способного развить удачно найденный образ, обобщение, наблюдение.
Коли уж мы заговорили об этом, то одним из лучших «материалов для производителя» являются записные книжки В.О.Ключевского – там глубоких мыслей и тончайших наблюдений, небрежно, походя брошенных, на несколько книг и сотни статей.
Тем не менее можно указать на несколько книг, представляющих интерес именно как представленный выше редкий жанр. Первая – дискуссия-диалог между знаменитым философом Ю.Хабермасом и папой Бенедиктом XVI(Й.Ратцингером) «Диалектика секуляризации. О разуме и религии». М., 2006.
Вторая - спор знаменитого писателя и ученого У.Эко и кардинала К.Мартини - одного из иерархов Католической церкви, знаменитого богослова, инициатора знаменитых миланских встреч «Чтения для неверующих». («Диалог о вере и неверии»). М., 2014. И третья – дискуссия-диалог Папы Франциска (Х.М.Бергольо) и раввина А.Скорка «О небесном и о земном». М., 2015.
В этих диалогах два разных человека с самыми разными статусами (философ, писатель, верующий, агностик, ученый) говорят о современном мире и о нас в этом мире, о семье, глобальных вызовах, разуме, религии, секуляризации и постсекуляризации, нравественности, мужчине и женщине, эвтанации, болезни и смерти. Те, кто сумеют прочесть эти книги (они не очень объемны) будут вознаграждены — они не только испытают истинное интеллектуальное наслаждение, но и убедятся, что даже при несогласии по самым основным вопросам еще возможно уважать друг друга. Жалко, что такого рода дискуссий еще не родилось в нашем общественном интеллектуальном пространстве.
Сегодня разговор пойдет о моде. О том, о чем, казалось бы, все знают. Подиумы, гламур, косюмы, платья, дефиле, фильм «Дьявол носит Прада». В общем, не тема, а мармелад. На самом деле эта тема сложная и только начинает осмысляться.
Напомним, что костюм всегда был важным явлением, отражавшим перемены не только в человеке, но и в обществе. Для демонстрации этих изменений важен был покрой, цвет, фасон. Не случайно Коко Шанель говорила, что по длине женской юбки она может сказать, какой политический строй в государстве. И это действительно так. Юбка удлиняется прямо пропорционально авторитарности власти и наоборот – мини-юбка это завоевание демократии.
То же самое можно сказать и о цвете одежды. Чем тоталитарнее государство, тем темнее общий фон одежды на улицах, тем она сдержаннее и наоборот. «Не выделяйся», - говорила одежда советского человека. «Выделяйся», - требует одежда сегодня. Кринолины убил общественный транспорт – в юбке диаметром полтора-два метра невозможно было сесть в трамвай или на конку.
Одежда делает человека. Одежда меняет человека. Одежда это знаковая система, досье на человека и даже на целый народ. Китайцы определяли варваров, как людей, «запахивающих халат не слева направо, а наоборот». Функции одежды разнообразны - возрастная, профессиональная, конфессиональная, биологическая, эстетическая.
В СССР купить знаменитые войлочные ботинки с молнией «Прощай, молодость» это значило записать себя в пенсионеры, длинная ряса священника должна не только отсылать нас ко временам Христа, но и скрывать достоинства и недостатки фигуры – перед Богом все равны.
Мусульманин носит чалму, а не шляпу, ибо одежда должна быть удобна для молитвы, а в шляпе невозможно прикоснуться лбом к полу во время намаза, в отличие от чалмы. С течением времени функции одежды могут меняться – джинсы когда то были одеждой старателей (суровая прочная ткань, проклепанные углы карманов, чтобы карманы не рвались под тяжестью самородков), сегодня их носят все. Чулки начинали свою «карьеру» как типично мужской предмет одежды, сегодня же все наоборот.
Одежда формирует, направляет отношение человека к человеку. Женщина интересуется качеством одежды мужчины (то есть для нее важен прежде всего социальный статус партнера), мужчину интересует прежде всего фигура, особенности тела, поэтому женщина одевается по фигуре.
Всеми этими вещами занимается мода, возникшая как реакция на возросшую социальную мобильность и изменение социальных ролей. Феномен моды заключается в том, что она «угадывает» ожидания общества, внутренние тенденции и два раза в год ухитряется предлагать именно то, что все тут же начинают носить (а не наоборот, как часто считается – мода предлагает, а все соглашаются).
Эти механизмы полезно было бы изучить многим общественным наукам типа истории – тогда она гораздо лучше могла бы предвидеть будущее.
Обо всем этом – лучший тематический журнал «Теория моды. Одежда, тело, культура». Он выходит уже 10 лет (4 раза в год), на днях выпущен сороковой номер. Любой, кто хочет хоть сколько-нибудь разбираться в моде, ее формах, философии, семиотике, тенденциях, традициях, должен сделать этот журнал настольным. Именно этот журнал создал новое пространство гуманитарных наук – теорию моды. В журнале освещается самый широкий круг вопросов – одежда, тело и его части, жесты, гигиена, медицина, запахи, городские практики, пространства репрезентации и т.д. Выходили тематические номера «Волосы», «Детство» и т.д. Важно, что в журнале публикуется множество переведенных западных статей, знакомящих с самыми последними тенденциями. Журнал выпускает серию книг, посвященных моде «Библиотека журнала «Теория моды».
Сегодня ставим вопросы. Которых с каждым днем становится все больше. Все сегодняшнее бытие представляет для большинства из нас один сплошной вопрос. При этом многие вопросы, считавшиеся ранее разрешенными, встают вновь. И речь идет о ключевых вопросах бытия человека, о полном пересмотре его взаимоотношений с самим собой, Богом, природой, явлениями, начиная от болезней и заканчивая способностью мыслить.
Попробуем задать вопросы к современности. Вопросы, на которые пока нет серьезных ответов (дилетантские не в счет – они рождаются раньше вопроса, как лайк, который появляется под десятистраничным текстом через секунду).
Первый вопрос - где место Бога в структуре сегодняшней европейской цивилизации? Раньше он был «над» и поэтому было понятно, какие чувства и жесты он должен вызывать. Воздевание рук и молитву. Благоговение. Преклонение, так как голову склоняют перед тем, кто выше.
Осознание места Бога «над» выстраивало социальные вертикали - семья, школьный класс, государство, Церковь, поэтому было понятно от чего и к чему стремиться, что такое подъем и что такое падение.
Сегодня происходит быстрый распад вертикальных связей и выстраивание сетевой, горизонтальной структуры общества. Поэтому вопрос о месте Бога (а значит, и человека) в структуре современной цивилизации ставится очень остро. Если все строится по горизонтали (соцсети задают формат), то Бог оказывается не «над», а «с». С нами, рядом, но не над нами. То есть принципиально меняется Его статус.
Далее неизбежно возникает уточняющий вопрос – где именно он находится? Справа или слева. Впереди или сзади? В рамках традиционной оппозиции «правое-левое», «впереди-сзади» и нагруженности частей этой оппозиции определенными смыслами «сакральное-профанное», «темное-светлое» этот вопрос видится совсем не праздным. Не говоря уже о том, что благоговеть можно перед тем, кто «над», а с тем, кто рядом, положено дружить.
Второй вопрос о месте сокровенного, тайного в жизни человека. Личность человека складывается из совокупности индивидуальных свойств и способностей сердца и разума, сочетания тайного и явного (или Божественного и человеческого). При этом именно тайна, содержащаяся в личности каждого, и создает притягательность человека, его неповторимость. Тайна это то, куда можно спрятаться от всех, где ты сам по себе и сам для себя, это место абсолютного, цельного чувствования себя с закрытыми глазами. С развенчанием всего личного (соцсети сделали все возможное для этого), с деаксиологизацией социального пространства, десакрализацией сакрального тайна исчезает, утрачивает свое место.
Прятаться больше некуда. Поэтому смерть вдруг приобретает такое значение в современной культуре и жизни, невзирая на то, что вся современная цивилизация выстроена так, чтобы удалить из себя смерть. Получается, что только в нее можно спрятаться (по настоящему или имитируя, заигрывая с ней), только в ней можно вернуться к себе. Если раньше хранительницами тайны были Церковь и занавески, то где место тайны сегодня? В каком углу человеческого бытия?
Не менее важен вопрос о понятийном языке сегодняшней цивилизации.
Например, США сегодня общаются с миром в категориях «миссионер – дикарь», «цивилизация – варварство», «просвещение – тьма». Если брать старый свет, то античная цивилизация выражала и определяла свое отношение к миру на языке мифологии, средневековье на языке теологии, новое время на языке философии, новейшее на языке науки. Новейшее время (в рамках признаков, определенных Хайдеггером и не только) завершилось, наступает новая эпоха, еще не определенная терминологически. Какой язык она будет использовать для описания происходящего, для установления смысловых связей между явлениями?
С этим вопросом напрямую связано еще два. Первый о «лице», образе современной эпохи. Лицо XVIII и XIX века, например, определяли три направления – просвещение, сентиментализм и романтизм? Из каких типических черт складывается образ современной цивилизации?
И второй вопрос о человеке, стоящем у истоков новой эпохи, в которую мы вступили. В конце античности и у истоков Средневековья стоял Блаженный Августи
Сегодня мы представим ещё одну редкую, но самую известную книгу времени Петра Первого - это "Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению". Книга была подготовлена по указанию Петра Первого и издана в 1717 году, 300 лет назад. Авторы издания неизвестны.
Книга стала первым в России учебником этикета, так как содержала правила поведения и хорошего тона для юношей и девушек и неоднократно переиздавалась до конца XIX века.
- Когда родители или кто другии их спросят, то должни к ним отозватца и отвещать тотчас, как голос послышат. И потом сказать. что изволите, государь батюшко; или государоня матушка. Или что мне прикажете государь; а не так: что, чего, што, как ты говоришь, чего хочешь. И не дерзностно отвещать: да, так, и ниже вдруг наотказ молвить, нет; но сказать: так государь, слышу, государь: я выразумел, государь, учиню так, как вы, государь приказали. А не смехом делать, яко бы их презирая, и не слушая их повеления и слов. Но исправно примечать все, что им говорено бывает, а многажды назад не бегать и прежняго паки вдругорядь не спрашивать.
- Никто честновоспитанный возгрей (соплей) в нос не втягает подобно как бы часы кто заводил, а потом гнусным образом оныя вниз не глотает, но учтиво, как вышеупомянуто, пристойным способом испражняет и вывергает.
- Рыгать, кашлять и подобный такия грубыя действия в лицо другого не чини.
- И сия есть не малая гнусность, когда кто часто сморкает, яко бы в трубу трубит, или громко чхает, будто кричит, и тем в прибытии других людей или в церкве детей малых пужает и устрашает.
- Еще же зело непристойно, когда кто платком или перстом в носу чистит, яко бы мазь какую мазал, а особливо при других честных людях.
- Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: в первых обрежь свои ногти да не явится яко бы оныя бархатом обшиты, умой руки и сяди благочинно, сиди прямо и не хватай первой в блюдо, не жри как свинья, и не дуй в ушное, чтоб везде брызгало, не сопи егда яси, первой не пии, будь воздержан, избегай пьянства, пии, и яждь сколько тебе потребно, в блюде будь последний, когда часто тебе предложат, то возьми часть из того, протчее отдай Другому, и возблагодари ему. Руки твои да не лежат долго на тарелке, ногами везде не мотай. Когда тебе пить, не утирай (рта) губ рукою, но полотенцем, и не пии, пока еще пищи не проглотил. Не облизывай перстов и не грызи костей, но обрежь ножем. Зубов ножем не чисти, но зубочисткою, и одною рукою прикрой рот, когда зубы чистишь, хлеба приложа к грудям не режь, еж что пред тобою лежит, а инде не хватай. Ежели перед кого положить хощешь, не примай перстами, как некоторый народы ныне обыкли. Над ествою не чавкай, как свинья, и головы не чеши, не проглотя куска, не говори, ибо так делают крестьяне. Часто чихать, сморкать кашлять не пригожо. Когда яси яйцо, отрежь напред хлеба, и смотри, чтоб при том не вытекло, и яждь скоро. Яишной скорлупы не разбивай, и пока яси яйцо, не пии, между тем не замарай скатерти, и не облизывай перстов, около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и протчаго. Когда перестанешь ясти, возблагодари бога, умой руки и лице и выполощи рот.
- Непорядочная девица со всяким смеется и разговаривает, бегает по причинным местам и улицам, разиня пазухи, садится к другим молодцам и мужчинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселится и напивается пьяна. Скачет по столам и скамьям, даст себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва. Ибо где нет стыда, там и смирение не является.
Сегодня продолжаем разговор о природе терроризма. Вчера речь шла о причинах. Сегодня – о феноменах. Прежде всего, терроризм сегодня (особенно в такой форме, как ИГИЛ (ДАИШ) это феномен «новой религиозности», «постислама», «исламского протестантизма», гораздо более мощного, чем хорошо известный ваххабизм, так как ваххабизм отражает стремление к реформам, но не к реформации.
Реформация в Христианстве возникла через полторы тысячи лет после Христа и была спровоцирована капитализмом, книгопечатанием, исчерпанностью готической культуры и пр. Сегодня, ровно через полторы тысячи лет после Мухаммада, Ислам вступает в подобную эпоху. Условия созданы - посткапитализм, Интернет, разрушение традиционных ценностей и т.д.
Нынешний терроризм имеет весьма своеобразную природу. В отличие от терроризма второй половины XIX - начала XX веков, который имел четкую цель и был направлен против конкретных людей, сегодняшний терроризм «бесцелен» в том смысле, что он направлен не на отдельных людей или конкретные группы, а направлен «вообще». Он реакция на внешние международные условия, то есть имеет рефлекторный характер.
Простуда или грипп возникают как реакция на неблагоприятные внешние условия, у них нет задачи уничтожить (победить) человека или навредить ему, а если даже им удается свести человека в могилу, то они гибнут вместе с ним.
То есть у терроризма нет цели, а есть процесс, вызванный определенными условиями. И поэтому нельзя победить терроризм, защитив потенциальные жертвы, то есть убрав предполагаемые цели. Во-первых, нельзя убрать и защитить всех. Во-вторых, цели нет, вернее, процесс и есть цель.
Задача террористов – спровоцировать конфликт «вообще», лишенный конкретного содержания. Таким образом, решаются две задачи. 1) под знамена «конфликта вообще» можно собрать максимально большое количество самых разных людей, 2) в рамках «конфликта вообще» становятся неважными конкретные поводы, будь то нефть, атом, Коран, Библия или Сирия. Конфликт кооптирует любые противоречия, и, пропустив через себя, превращает их в политическую энергию, приводящую, в терминологии Г.Бейтсона к «схизмогенезу».
Для понимания терроризма важно рассмотреть его еще под одним углом, под углом борьбы «истории» и «неистории», понимая и то и другое, как состояние, в котором пребывает общество. Сегодняшний Запад живет, преимущественно, настоящим и будущим, в то время как Ближний Восток прошлым и настоящим. При этом особенностью развития западного общества является то, что прогресс техники, информационных систем, прав человека и пр. являются факторами, усиливающими ощущения пребывания в будущем и разрыва с историей. Прошлое теряет свою монолитность, перестает быть осевой сущностью, обесценивается, рассыпается на «хорошее» и «плохое».
В традиционных ближневосточных обществах информационно-технологический прогресс часто вызывает прямо противоположную реакцию, выражающуюся в стремлении к возрождению традиционных форм прошлого. История становится важнейшей основой консолидации, прошлое идеализируется как точка, где сходятся все начала и концы, все цели и средства. Иными словами, если мы с террористами живем в одном мире, то это не значит, что мы живем в одном времени.
А это, в свою очередь, означает, что исторический фактор должен быть включен в противостояние, необходимо уравняться с ними во времени, в противном случае, прямо по Лао Цзы, ударяющий наполненным (историей) по пустому (внеистории) имеет много шансов одержать победу.
Об этом и других особенностях феноменологии терроризма в статье А.Пятигорского "Террор и мысль". (Rigas Laiks. Лето. 2013 год)
В 2003 году на Западе вышла книга Г.Хайнзона, которая может помочь понять очень многие мировые политические и общественные процессы.
Называется она «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъёме и падении наций» (Sohne und Weltmacht: Terrorism, Aufstieg und Fall der Nationen). Она давно стала бестселлером, но на русский до сих пор не переведена.
Автор – специалист по истории цивилизаций, профессор Бременского университета, социолог, экономист.
К террору (какая, казалось бы, засаленная, СМИшная тема) он подходит с совершенно неожиданной стороны.
Он объясняет причины терроризма «злокачественным демографическим приоритетом молодёжи» и пользуется следующей методикой – сравнивает количество мужчин в социуме возрастом 40-44 лет с мальчиками возрастом до 4 лет.
Старение социума начинается тогда, когда на каждые 100 мужчин в возрасте 40-44 лет приходится меньше, чем 80 мальчиков в возрасте до 4 лет. В Германии, например, это соотношение равно 100/50, а в секторе Газа 100/464, Афганистане 100 /403, Ираке 100/351 и т.д. Насилие растет в тех обществах, где юноши от 15 до 29 лет составляют больше 30% от общего населения.
При этом важно, что причины насилия несущественны – оно возникает по определению. То есть насилие во имя насилия.
Сейчас в мире 67 стран с приоритетом молодёжи и в 60 из них либо геноцид, либо гражданская война. Автор считает, что помочь этим странам преодолеть войны, террор и насилие, используя экономическую и гуманитарную помощь не только невозможно. Это даже вредно - в некоторых случаях эта помощь и является причиной насилия, так как помощь (то есть когда не нужно заботиться о пропитании) стимулирует рождаемость.
Опасность усугубляется тем, что насилия возникает больше не в бедных, а богатых странах. Огромное количество молодежи сыто, но не востребовано и эта молодежь начинает протестовать. И этой молодежи все больше. Только за последние 100 лет население в мусульманском мире выросло со 150 миллионов до 1200 миллионов человек (прирост более 800%), в то время как в Китае прирост составил только 300%.
Между 1988 и 2002 годами в развивающихся странах родились 900 миллионов мальчиков мужского пола. К концу жизни нынешнего поколения в Афганистане будет столько же юношей моложе 20 лет, сколько во Франции и Германии, вместе взятых. К этому можно прибавить и то, что в той же Германии 52% из возрастной группы 18-32 хотят уехать, а их место занимают молодые мигранты.
Этим же механизмом Хайнзон объясняет и многие исторические события. Например, в XVI веке Португалия и Испания начали завоёвывать мир именно потому, что в этот период в семьях отмечалось внезапное увеличение числа детей. Коэффициент рождаемости повысился от 2-3 детей в семье до 6-7 детей, после того как в 1484 году указом Папы было объявлено, что искусственное ограничение рождаемости наказуемо смертью.
В результате средний возраст населения, составлявший 28-30 лет в 1350 году, снизился до 15 лет в 1493 году. Теперь в семьях было слишком много мальчиков, не знавших, к чему приложить свои силы, и многие предпочли стать колонизаторами и завоевателями. 95% конкистадоров (в Испании их называли «secundones» — вторые сыновья) были очень молоды. Поэтому и сегодня исламизм создан не исламом, а молодыми мусульманами.
По теме психологии и феноменологии террора написано много, но читать большую часть написанного невозможно - это аналитика в духе колонки "Мнения" газеты "Известия". По настоящему интересных, глубоких работ немного. Хайнзон – одна из них. И завтра будет представлена еще одна.
В продолжение темы - школьный плакат 1930-х годов на стену
Читать полностью…
сидел в Дахау и Бухенвальде и видел все своими глазами. Книга фрагментами выходила в давно не существующем журнале «Человек» в 1992 году (№ 2-6), а полностью есть только в сети (http://knigosite.org/library/read/5372). Книга очень актуальна и сегодня – во многом, она учит тому, как вести себя в экстремальной ситуации, как не терять человеческое достоинство, как сохранить способность к пониманию происходящего даже тогда, когда все утратили это понимание.
Читать полностью…
Поучительный документ. "Карта губернии Иркутской с американским берегом и прилежащими островами". 1818 год.
Читать полностью…
Редкая книга. Трудно представить, но были и такие путеводители
Читать полностью…
Интеллектуальные упражнения иного рода под названием "Где тут кот?"))
Читать полностью…
развоплощенный образ, поэтому невозможна цифровая икона. Не говоря уже о том, что цифровое фото целиком зависит от компьютера и живет лишь пока живет носитель.
Знакомство с темой лучше начинать с Вальтера Беньямина "Краткая история фотографии" - сегодня это уже классика. И, безусловно, Сьюзен Зонтаг - эссе о фотографии
http://artguide.com/posts/265-s-iuzien-sontagh-o-fotoghrafii-m-ad-marginem-2012-295 У неё стоит прочесть не только это, она похожа на Ханну Арендт, но более современную и актуальную, но начинать можно от этого эссе.
Сегодняшняя подборка изданий посвящена пугающей теме смерти. Эта тема сегодня активно присутствует в общественном пространстве, с нею в той или иной форме сталкивался в жизни каждый, однако серьезно этот феномен в России до сих пор не рассматривался.
На Западе давно существуют серьезные издания на эту тему и среди них лучшее это Филипп Арьес «Человек пред лицом смерти» (М., 1992). Книга выходила давно, но ее стоит найти, ибо это лучшее, что есть. Арьес исследует психологические установки европейца по отношению к смерти и их смену на протяжении нескольких столетий.
В результате оказывается, что изменение отношения к смерти отражает изменение отношения к жизни. Еще одна попытка была исследования этого феномена сделана уже почти в наше время Ж.Бодрийяром. Его книга «Символический обмен и смерть» (М., 2008) стала классикой, поставившей диагноз западному обществу. Деформации общества отражаются в его отношении к смерти, попытка бежать от нее «выдворить мертвых», убрать из реальной жизни за экран всю мортальную тематику свидетельствует о полном разоружении общества перед лицом испытаний и страданий.
Надо помнить, что Запад всегда интересовала чисто внешняя сторона смерти, ее атрибуты. Его интересовало не то, ЧТО придется умирать, а то, КАК придется умирать. Натуралистические сцены адских мучений Босха и мучительные страдания Христа в «Страстях Христовых» М.Гибсона роднит интерес к подробностям, деталям, эмоциям, боли. Именно поэтому в западном кинематографе утвердилось направление «Horror», в то время как в отечественном кинематографе этого нет.
В России к смерти относились иначе. Это хорошо показывает сборник «Категории жизни и смерти в славянской культуре». (М., 2008). Умирать было нужно, бессмертие считалось проклятием («чтобы тебе никогда не помереть»), самое страшное было превратиться в свифтовского струдльбруга. Поэтому о смерти говорили, думали, от нее не бежали, сквозь нее смотрели за горизонт бытия.
Главное было умереть достойно, непостыдно, простившись и причастившись, ибо смерть задает масштаб всей жизни, именно она создает острое ощущение настоящего, позорная смерть выбрасывает человека из бытия, как сор, может перечеркнуть всю достойную жизнь и наоборот – честная смерть негодяя может стать его оправданием. Однако лучше на это не рассчитывать - смерть это точка в конце текста, который уже почти полностью написан. Но, чтобы текст вышел достойным, надо работать над ним всю жизнь, а не пару дней перед смертью.
В России помнили, что сначала мир был бессмертен, а потом случилась катастрофа и он стал смертен. То есть смерть изначально не заключена в природе вещей, а значит, и не заслуживает столь пристального внимания. Если на Западе страшнее смерти ничего нет, то в России было. Можно обратить внимание, что главная тема немецкой поэзии – смерть, а русской неволя, которая страшнее смерти.
Это было связано с очень сильным подсознательным убеждением в собственном бессмертии. Любой человек подсознательно уверен в собственном бессмертии. Тут работает механизм вытеснения. Разумеется, люди умирают, но это другие люди— ведь я-то не из таких, уж со мной-то этого никогда не случится. Это ощущение - необходимая предпосылка развития: действительно, если ты можешь умереть в любой момент, стоит ли строить дворец, который простоит двести лет? Но в России это ощущение бессмертия было особенным.
Все эти темы в той или иной форме рассматриваются в новом журнале (вышло пока только два номера) «Археология русской смерти». В первом номере любопытные статьи о традициях похорон животных, бандитов и заключенных ГУЛАГа. Второй номер целиком посвящен восприятию смерти в СССР. Очень важен для понимания данной темы номер 5 (56) «Отечественных записок» за 2013 год. («Последний довод»). Масса статей по самых разным аспектам проблемы – социология смерти, смерть как инфоповод, суицид и предсмертные страдания.
В каждом музее на видном месте лежит «Книга отзывов». В ней после осмотра экспозиции можно поделиться впечатлениями, поблагодарить создателей музея, указать на желательные изменения.
Но почти никто не знает и мало кто помнит, что несколько десятков лет тому назад «Книги записи впечатлений» существовали в московском метро. После открытия новой станции книга выкладывалась на видное место и любой человек мог оставить свои впечатления от увиденного, указать на недостатки, что-то предложить.
Эти книги стали отдельным документом эпохи. Их интересно сравнивать между собой.
Ниже представлены две таких книги – «Книга записи впечатлений» со станции метро «Белорусская» (1952 год) и со станции метро «Кузьминки» (1966 год). Записи в первой книге сделаны многословно, нередко красивым почерком, чернильной ручкой и в полном соответствии с риторикой того времени – благодарностями Сталину и правительству.
Записи во второй книге гораздо короче и намного менее эмоциональны, в основном сделаны шариковой ручкой, но по-прежнему есть благодарности партии и отдельным людям. Поскольку данные записи никто не принуждал делать, совершенно очевидно, что риторика и благодарности были совершенно искренними. «Книга записи впечатлений» на одну станцию обычно составляла несколько томов.