26826
#психоанализ #клиника #психотерапия #зависимость #психология #психиатрия #медицина #исследование #лекарства Обратная связь: clinic@keemail.me Проект просветительский. Рекламы на канале нет.
Томас Огден: ...Для Фрейда психоаналитическая работа заключается в том, чтобы сделать бессознательное сознательным, а я думаю, что психоанализ позволяет сознательному стать бессознательным.
Человек не делает что-то потому, что в прошлом он делал что-то
другое, так как настоящее есть сумма всего, что было в прошлом, а все прошлое присутствует в этот момент.
Каждая вещь, которая произошла когда-то, которая что-то значила для нас, жива и сейчас.
Я говорю о поперечном измерении времени: сложность всего, чем является человек, не может быть раскрыта с помощью линейного мышления, потому что человек подобен картине.
Лука Николи. Будьте с пациентами там, где они есть / Перевод с итал. О. Гончаровой — М.: Изд. Beta 2 Alpha, 2023. — 288 с.
Симптом и синтом – два понятия, имеющих большое значение во фрейдо- лакановском направлении психоанализа.
Напомню, что симптом в психоаналитическом понимании не является признаком некоего заболевания или патологии (как головная боль, например, могла бы нам указывать на опухоль мозга или начало болезни после подхваченного вируса).
Скорее, психический симптом может указать на бессознательное желание и на пути влечений, то есть на то, как работает психика субъекта, на его фантазм.
Поначалу Фрейд говорит о симптоме как о символе, который замещает какое-то психическое образование, некий конфликт.
И симптом возникает как способ его удовлетворить, но при этом приносит страдания сознательной части психики.
Потом Фрейд даст симптому другое обозначение – ребус. Он скажет, что симптом – это способ возврата вытесненного, образование бессознательного (как и сновидение, оговорка, острота и т. д.), а бессознательное нам преподносит всё в форме ребуса.
Расшифруем ребус – нам откроется смысл симптома.
Кстати, как и со сновидением, с симптомом Фрейд производит такое же открытие – симптом имеет смысл, а значит, с психическим симптомом можно работать при помощи речи.
Впоследствии Фрейд говорит, что симптом является компромиссом между инстанциями и что он может свидетельствовать о конструкции Я (поскольку Я и симптом прекрасно встраиваются друг в друга).
Также симптом может лежать как в логике сгущения, собирая в себя множество означающих (это может показать любой истерический или невротический симптом), так и в логике смещения (например, при фобии).
Синтом – привнесение Лакана. Понимается он как некий неанализируемый остаток от симптома, приобретаемый анализантом в процессе анализа (поскольку от симптома мы не можем уйти полностью, за исключением случаев, когда для избавления от симптома достаточно просто осознать какой-то вытесненный материал).
Это может быть некое изобретение, которое складывается в процессе анализа, предполагающее взаимодействие всех инстанций психики, скрепляющее борромеев узел...
По Фрейду, наша психическая структура (Лакан говорит о фантазме) формируется в эдипальной фазе как способ обходиться с нашими влечениями при столкновении с внешней реальностью. На этот способ субъект опирается всю жизнь.
Симптом возникает тогда, когда этого способа становится недостаточно, нужна ещё какая-то дополнительная опора для поддержания субъекта.
Но эта опора вызывает неудобство. В большинстве случаев полностью от симптома мы избавиться не можем (что и не нужно, потому что для чего-то этот симптом нужен субъекту).
Синтом не так легко отличить от симптома потому, что он является неизменяемой частью симптома, а возможно, и нескольких симптомов, а потому хранит в себе их черты, их логику, продолжая оставаться некоторой опорой для субъекта, дополняя и укрепляя его фантазм, – то, что пыталась сформировать психика при появлении симптома. Но только синтом уже не будет приносить такого неудовольствия я, как симптом.
Анна Кузьмина. Симптом или синтом
#психоанализ
Два года назад мы [Лука Николи] говорили с [психоаналитиком Томасом] Огденом о случае одного пациента, и он сказал, что вся сознательная и бессознательная история человека лежит в его настоящем.
Отказавшись от понятия линейной причинности, он утверждал: «Прошлое есть настоящее. Все, что имело значение в вашей жизни, живет в вас сейчас» (из личного разговора).
Источник: Лука Николи. Будьте с пациентами там, где они есть / Перевод с итал. О. Гончаровой — М.: Изд. Beta 2 Alpha, 2023. — 288 с.
#психоанализ
Возьмём, к примеру, семьи с детьми-шизофрениками, которые финансово поддерживают исследования по нейровизуализации. Их поддержка чисто церебрального подхода [Dumit 2004] связана с широким неприятием пресловутых «шизофреногенных матерей» [психоаналитика] Фриды Фромм-Рейхманн.
Но она также отражает убежденность в том, что физические недуги можно излечить, что они должны покрываться медицинским страхованием и быть обеспечены поддержкой посредством иных форм материальной компенсации [Martin 2007].
Как оказалось, пациентами их родственникам легче принять диагноз биполярного расстройства, нежели маниакальной депрессии. В последнем случае «психическое заболевание заключено в вашем сознании и ваших эмоциональных реакциях на людей. Это ваше "собственное"» [Luhrmann 2000]. Церебральное же расстройство в противоположность этому связано только с телом...
Предпочтение объяснений, основанных на мозговой деятельности, нельзя сводить к неприятию психоанализа или психологизма в целом. Скорее это происходит по мере распространения притязаний нейронаук за пределами лабораторий...
[Однако] Каким бы масштабным ни был прогресс нейронаук, его не хватит, чтобы изгнать психику...
Значительная часть нейронауки направлена на локализацию мозговых структур, отвечающих за нормальные и патологические психические состояния. Это приводит к парадоксальной ситуации: нейропластичность позволяет объяснять мозговые различия, но приверженцы идеи нейроразнообразия стремятся к гомогенизации нейронально отличных мозгов и минимизации их разнообразия, чтобы на основе особенностей мозга обосновать положение о существовании аутичной идентичности.
Таким образом, «аутичный мозг» изображается как онтологически однородный и радикально отличный от однородного «мозга НТ».
Исследователи расстройств заметили, что восхваление нарушений может быть связано с проведением резких дифференцирующих сравнений и даже враждебностью по отношению к людям, не страдающим этими расстройствами [Swain, Cameron 1999].
Впрочем, внутри движения за нейроразнообразие набирает силу самокритика. Недавно Джуди Сингер предупредила, что данное движение идет по «темной стороне» политики идентичности из-за постоянной виктимности, инфантилизма, требования безоговорочной любви и признания без адекватной зрелой рефлексии, самокритики, меры терпения и готовности видеть светлое и темное как в себе, так и в Другом [Singer 2007].
Критика Сингер указывает, что использование самоадвокатами терминологии, центрированной на мозг, привело к замалчиванию индивидуальных и институциональных аспектов, которые стоило бы обсуждать открыто.
Мозг — «ограничивающая метафора» [Martin 2009], не раскрытая по отношению к другим областям знания.
Тождественность мозга ведет к сокрытию внутренних конфликтов, защитных отрицаний, вытеснений и прочих неприятных процессов, осознанных или протекающих бессознательно.
Источник: Ортега Франсиско. Нейрологические идентичности и движение за нейроразнообразие.
#нейробиология
#история_психиатрии
Возвышенный бескорыстный моральный императив Канта в некотором роде идентичен или частично совпадает с безудержной склонностью к наслаждению насилием, связанным с именем маркиза де Сада...
Сегодня, в нашу постидеалистическую эпоху Фрейда, разве не все знают, в чем смысл слова «с»? Разве мы все не понимаем, что истина этического ригоризма Канта — это садизм Закона, т.е. кантовский Закон — это агент Супер-Эго, который садистски наслаждается зашедшим в тупик субъектом и его неспособностью удовлетворить его неумолимые требования, подобно пресловутому учителю, мучающему учеников невыполнимыми заданиями и тайно наслаждающимся их бесконечными неудачами?...
Лакан определил извращенца как агента, который считает себя инструментом наслаждения Другого. Именно на это намекал Лакан на последних страницах 11-го семинара: «жертвоприношение темным богам остается чем-то таким, чьему чудовищному обаянию редкий субъект способен, и в наши дни, не поддаться. Невежество, безразличие, желание отвести взгляд - вот что накидывает на это явление покров тайны. Для тех, однако, кто готов взглянуть на него без страха - а таких, способных противостоять притягательной силе жертвоприношения самого по себе, не так много - факт жертвоприношения означает лишь то, что в объекте наших желаний мы ищем свидетельство - свидетельство того, что присутствует в нем желание Другого - того Другого, что именую я здесь темным Богом».
Извращенец, который поступает в соответствии с этим «чудовищным заклятием» и делает то, что он делает, ради удовольствия божественного Другого, не является плохим парнем, которому нравится мучить свои жертвы; он, напротив, хладнокровный профессионал, выполняющий свой долг безлично, ради самого долга.
Переход от обычного садиста к истинному извращенцу – вот что подтверждает описание Ханной Арендт изменений, произошедших в нацистском проекте, когда Schutzstaffel (SS) заменили собой бандформрования Sturmabteilung (SA) в качестве администраторов концентрационных лагерей: «За слепым зверством СА часто скрывались глубокая ненависть и обида на всех тех, кто был в социальном, интеллектуальном или физическом плане лучше их самих и кто теперь, как бы во исполнение их самых смелых мечтаний, оказался в их власти. Эта обида, так и не угасшая до конца в лагерях, кажется нам последним остатком человечески понятного чувства.
Однако настоящий ужас начался, когда управление лагерями взяли на себя СС. Прежнее стихийное скотство уступило место абсолютно холодному и систематическому уничтожению человеческих тел, рассчитанному на уничтожение человеческого достоинства; смерти удалось избежать или отложить на неопределенный срок.
Лагеря больше не были парками развлечений для зверей в человеческом обличье, то есть для людей, которым действительно место в психиатрических больницах и тюрьмах; произошло обратное: их превратили в «тренировочные полигоны», на которых совершенно нормальных людей готовили к тому, чтобы они стали полноправными членами СС».
Адольф Эйхман был не простым бюрократом, составлявшим расписание поездов для СС; он в каком-то смысле осознавал весь ужас, который организовывал, но его дистанция по отношению к этому ужасу, его притворство, что он всего лишь бюрократ, исполняющий свой долг, были частью его наслаждения.
Именно это добавляло избыточного наслаждения: он наслаждался, но исключительно интерпассивно, посредством Другого, «темным богом», которого Сад называл «Высшим Существом во Зле» (l'être suprême en méchanceté).
С. Жижек. С днем рождения, Кант, ты - паршивый садист!
#перверсия
#садизм
Произошло то, что мы никогда не могли себе представить как происходящее с нами в реальности... Мысль о кризисе, или «провале», воображения (a failure of imagination) не нова: она появилась после терактов 11 сентября.
Вот что было написано в докладе комиссии 9/11: «Самым большим провалом [что касается 9/11] был провал нашего воображения» (Wolff Bernstein, 2020). Тогда даже спецслужбы не могли себе представить, что такая атака возможна в реальности. Все думали, что мы смотрим один из голливудских фильмов.
С психоаналитической точки зрения не существует свободного от фантазии состояния психики. С одной стороны, фантазия представляет собой противоположность реальности и может использоваться как защита или убежище.
С другой стороны, мы воспринимаем реальность, постоянно перерабатывая ее и интерпретируя, через призму глубинных бессознательных фантазий. Когда мы сталкиваемся с чем-то, что не можем вообразить, мы отказываемся верить в реальность происходящего.
Интересно, что к похожим выводам о роли фантазии и функции воображения, независимо от психоанализа, пришла когнитивная лингвистика. С точки зрения когнитивной лингвистики наш язык пронизан метафорами, которые образуются из нашего телесного опыта, опыта отношений с другими людьми и внешней реальностью.
Слово «метафора» (μεταφορά) в переводе с греческого языка означает «перемещение», «перенос». С ее помощью мы передаем сущность одного явления через сущность другого явления. Наше отношение к реальности определяется метафорой. Жизнь – это любовь, любовь – это радость. Или же жизнь – это боль, любовь – это безумие и т.д.
Мы не выдумываем метафоры, мы в них живем. С психоаналитической точки зрения мы можем сказать то же самое: мы не выдумываем фантазии, мы ими живем, а наше отношение к реальности определяется спецификой переноса наших фантазий на реальность.
«Психика – это генерирующая метафоры функция, которая использует грандиозный компьютер, чтобы писать свою поэзию и рисовать свои картины мира, искрящиеся значением» (Meltzer, 1988).
Зимин В.А. Катастрофическое изменение и кризис воображения
#психоанализ
ИТАК, САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ПОСТЫ ПРОШЕДШЕЙ НЕДЕЛИ
1. Что такое скука? /channel/clinicalpsychoanalysis/10010
2. Про мать /channel/clinicalpsychoanalysis/10013
3. Про тягу к алкоголю /channel/clinicalpsychoanalysis/10015
4. Психоанализ мужских фантазий /channel/clinicalpsychoanalysis/10017
5. Когда у нас всё есть, мы начинаем друг друга и планету уничтожать /channel/clinicalpsychoanalysis/10021
6. Лучше быть грешником в мире, управляемым Богом, чем жить в мире, управляемым Дьяволом /channel/clinicalpsychoanalysis/10022
Как Вы могли убедиться, на канале нет рекламы, «партнёрских постов» и прочей чепухи в виде популярной психологии (мотивации, денег, отношений, секса, как стать успешным успехом и пр.).
«Клинический психоанализ» – публичный канал, если вдруг Вы захотите поделиться какой-либо публикацией – то Вы можете это делать совершенно свободно.
Я не собираю донаты, не продаю и не покупаю рекламу, а к рекламе от Дурова, я, понятное дело, не имею никакого отношения; расценивать её как мои персональные рекомендации нецелесообразно.
«Клинический психоанализ» – это просветительский проект, который я веду лично один, опираясь лишь на Вашу поддержку и мой интерес (в свободное от основной работы время).
Если Вам нравится канал, то порекомендуете его пожалуйста всем тем хорошим людям, которые Вас окружают. Например, Вы можете поделиться этим постом (но это, совсем не обязательно, конечно).
Обсуждение конфигурации контейнера и контейнируемого занимает в этой книге значительное место. Поэтому может показаться странным, что здесь я в нескольких предложениях опишу самый важный, возможно, механизм, применяемый практикующим психоаналитиком.
Он не требует объемного описания, и его относительно легко понять. Лишь по этим причинам он занимает незначительное, как может показаться, место в этой книге. Он взят из описаний параноидно-шизоидной и депрессивной позиций, сделанных Мелани Кляйн, и читателю следует обратиться к этим описаниям.
Вот вкратце моя формулировка этой темы, в том, что касается практикующего аналитика.
На каждой сессии психоаналитик должен быть способен,... осознавать те аспекты материала, которые, какими бы знакомыми они ни казались, связаны с чем-то неизвестным ни ему, ни анализанту.
Попыткам цепляться за то, что он уже знает, следует сопротивляться с целью достижения состояния психики, аналогичного параноидно-шизоидной позиции.
Я выбрал для этого состояния термин «терпение» (англ. patience), чтобы отличать его от термина «параноидно-шизоидная позиция», который следует оставить для описания патологического состояния, как его использовала Мелани Кляйн.
Я имею в виду, что этот термин должен сохранить ассоциацию со страданием и перенесением фрустрации.
«Терпение» следует сохранять «не гоняясь нудным образом за фактами и не придерживаясь трезвой рассудительности», пока паттерн «эволюционирует».
Это состояние аналогично тому, что Мелани Кляйн назвала депрессивной позицией.
Для этого состояния я использую термин «защищенность» (англ. security).
Я имею в виду связь этого термина с безопасностью и снижением тревоги. Я полагаю, что ни один аналитик не должен считать, что он проделал работу, необходимую для того, чтобы дать интерпретацию, если он не прошел через обе фазы — «терпение» и «защищенность».
Переход от одной к другой может быть очень кратким, как на заключительных стадиях анализа, либо он может быть долгим.
Мало кто из психоаналитиков, если вообще кто-либо, может верить, что он избежит чувств преследования и депрессии, обычно ассоциирующихся с патологическими состояниями, известными как параноидно-шизоидная и депрессивная позиции.
Коротко говоря, за ощущением, что интерпретация верна, часто почти сразу следует ощущение депрессии.
Я считаю колебания между «терпением» и «защищенностью» показателем того, что проделана ценная работа.
Уилфред Р. Бион. Внимание и интерпретация. Научный подход к инсайту в психоанализе и групповой работе / Перевод с английского Дмитрия Селиванова и Ольги Лежниной — М.: Издательство Beta 2 Alpha, 2023. — 208 с.
#психоанализ
В статье «Вытеснение и возвращение плохих объектов» Фэйрберн отмечает, что объясняя процесс вытеснения своим пациентам, он «нашел полезным говорить о плохих объектах как находящихся… погребёнными в подвале психики за запертой дверью, которую пациент боится открыть из-за страха либо обнаружить скелеты в шкафу, либо увидеть те призраки, которые обитают в данном подвале» (Фэйрберн, 2020, с. 120).
Однако сколь бы сильно пациент ни желал отвергнуть плохие объекты, он не может от них ускользнуть.
Фэйрберн продолжает: «Они навязывают ему себя, и он не может им сопротивляться, потому что они обладают властью над ним...
Другими словами, они «овладевают» им, подобно злым духам. Однако это еще не всё. Ребенок не только интернализует свои плохие объекты, потому что они силой принуждают его к этому, а он, в свою очередь, пытается их контролировать, но также, и это самое главное, потому что он в них нуждается» (Фэйрберн, 2020, с. 123-124).
Одно время Фэйрберн работал с детьми, которые стали жертвами сексуального насилия или совершили правонарушение. На него произвело большое впечатление их сопротивление воспоминаниям о своей травме.
Он пришел к выводу, что они сопротивляются пробуждению травматических переживаний, так как они представляют собой регистрацию отношений с плохим объектом. Эти дети не желали признавать, что их родители – плохие объекты.
Ребенок скорее назовет себя плохим, чем будет иметь своих родителей плохими. Беря на себя ношу плохости и вины, ребенок пытается очистить своих родителей от присущей им плохости. Такую защиту посредством взятия вины на себя Фэйрберн назвал моральной защитой.
Он пишет: «Очевидно, предпочтительнее быть условно хорошим, чем условно плохим, однако, ввиду отсутствия возможности быть условно хорошим, предпочтительнее быть условно плохим, нежели чем безусловно плохим (Фэйрберн, 2020, с. 122).
Фэйрберн отмечает, что убедительность ответа может быть наилучшим образом понята, если ответ будет сформулирован на языке религии, ибо такой язык дает наилучшее понимание для взрослой психики той ситуации, какой она представляется ребенку.
«На языке религии данный ответ гласит, что лучше быть грешником в мире, управляемым Богом, чем жить в мире, управляемым Дьяволом. Грешник в мире, управляемым Богом, может быть плохим, однако здесь всегда наличествует определенное чувство безопасности, проистекающее из того факта, что окружающий мир хорош, и, во всяком случае, всегда есть надежда на спасение (Фэйрберн, 2020, с. 122).
«Страх высвобождения плохих объектов из бессознательного является глубочайшим источником сопротивления, ибо, когда такие плохие объекты высвобождаются, мир вокруг пациента наполняется демонами, столкновение лицом к лицу с которыми для него слишком ужасно… В то же самое время, для меня теперь фактически несомненно, что высвобождение плохих объектов из бессознательного является одной из главных целей, достижение которых должен ставить перед собой психотерапевт, даже за счет тяжелого «невроза переноса», ибо лишь когда интернализованные плохие объекты высвобождаются из бессознательного, появляется какая-то надежда на разрушение их катексиса. Однако плохие объекты могут быть безопасно высвобождены лишь в том случае, если аналитик стал для пациента достаточно хорошим объектом. В противном случае, возникающая в результате небезопасность может оказаться невыносимой»
(Фэйрберн, 2020, с. 127).
Ягнюк К.В. Актуальность идей Рональда Фэйрберна для психоаналитических парных и семейных терапевтов.
#психоанализ
Йоланда Гемпель: Боль социального
Продолжая мысль Фрейда о трех источниках человеческих страданий - бренности тела, всемогуществе природы и несовершенстве учреждений, - израильский психоаналитик Йоланда Гемпель вводит особое понятие "боль социального":
"Я могу определить «социальное», я могу определить «боль». Трудно же определить «социальную боль» или «боль социального» — страдание, источником которого являются человеческие отношения как социальное коллективное. Задача состоит в том, чтобы найти слово, означающее, которое способно передать это опыт из клинической практики, понятие социального коллективного, которое способно включать ощущения, аффекты и интуицию. Наверное, единственным возможным означающим является изложение фрагмента клинического процесса".
Последнее предложение напоминает типичное высказывание Бетти Джозеф: "на этот вопрос нельзя ответить, его можно только исследовать". Это и предлагает Гемпель, иллюстрируя концепт социального страдания клиническим виньетками и своими личными переживаниями как израильского психоаналитика (с аргентинским бэкграундом).
Одно из понятий-метафор, переходящих из одной работы Гемпель в другую, - радиоактивная идентификация. Думаю, оно хорошо ухватывает состояние общества в ситуации коллективной травмы.
"Я использую слово «радиоактивный» как метафору для влияний социального и политического насилия во внешнем мире, которые проникают в наш психический аппарат и наш аппарат социального, и мы не имеем никакого контроля над их проникновением, внедрением или последствиями. Лишенные запаха и цвета, они представляются нам телесной болезнью, эмоциональным смятением, разбушевавшимся влечением, девиацией от политического к использованию социального контекста и злоупотреблению им — клиническим фактом, который трудно постичь.
...Мы все можем быть пассивными приемниками или передатчиками совершенно случайным образом, поскольку просто принадлежим какой-то нации либо территории, просто живем в каком-то обществе и в этом мире. Этот режим передачи не имеет одного лишь специфического и легко распознаваемого носителя" (Gampel, Y. (2020). The pain of the social. Int. J. Psychoanal., (101)(6):1219-1235).
Ранее немного о Гемпель на этой странице https://bit.ly/2KZolaS
Статья и дискуссия на тему "несовершенства учреждений"
https://www.academia.edu/48913926/Несовершенство_учреждений_пандемия_сексуальность_и_общество
Подкаст с Йоландой Гемпель
https://ipaoffthecouch.org/2021/06/13/episode-87-psychoanalysis-during-wartime-the-israeli-experience-with-yolanda-gampel-phd/
Источник: Психоанализ и мир.
#психоанализ
Другая важная женская фигура для солдата – это, конечно же, медсестра. Она целомудренна и чиста – либо замужем, либо одинокая вдова.
Медсестра накладывает бинты, помогает с перемещением раненых, обустраивает полевой госпиталь, заботится о мужчинах. Она тоже мать, вроде той, о которой упоминалось выше. Белая медсестра также предлагает своим «братьям» либо защиту и покой, либо образец мертвенной стойкости...
Единственные женщины, обладающие витальностью в романах и мемуарах деятелей фрайкорпс, – это те, что вызывают ужас.
То есть женщины еврейского происхождения, сторонницы коммунистических идей и проститутки. Они фалличны, у них есть имена и желания. Эти женщины живы, что невыносимо для военных наемников...
Опасные живые женщины должны быть как можно скорее убиты и погребены. В понимании солдат фрайкорпс женская сексуальность всегда направлена на кастрирование мужчин и разрывание их тел на части.
Тевеляйт подвергает переосмыслению психоаналитические представления о комплексе кастрации: «Даже мужчины, что видят во влагалище “голову Медузы”, боятся не кастрированного влагалища, а его кастрирующего потенциала. Любому не предвзятому наблюдателю очевидно, что на самом деле мужчины боятся способности влагалища принимать в себя половой член (поглощать его, пожирать целиком). <…> В мифе о “зубастом лоне”(vagina dentata) мужчины наглядно выразили этот страх в ужасающем извращении того самого атрибута, что придает вагине могущество».
Чувственная близость у военных постоянно ассоциируется со взрывами, разрушением, деформацией и смертью.
Также исследованные Тевеляйтом тексты создают впечатление, что их авторы пойманы в ловушку паранойи.
Проклятые женщины постоянно преследуют их, и все ресурсы психического аппарата расходуются на отчаянные попытки избавления, создания дистанции. Границы между внешней и внутренней психической реальностью размыты, будто все эти мужчины находятся в симбиозе со своими стальными матерями.
«Угроза, исходящая от женщин, настолько велика, что было бы неадекватной психической защитой просто разделить их на два компонента: асексуально- воспитывающий и эротически-угрожающий.
Угрожающий элемент также должен быть уничтожен. Даже “хороший” компонент не остается невредимым. В то время как “злую” женщину избивают или убивают, “хорошую” женщину лишают жизни, делают безжизненной. Эмоциональный способ самозащиты, при котором это происходит, по-видимому, состоит из смеси страха и желания.
Вильгельм Райх заявил бы здесь о комплексе прегенитальной сексуальности и страхе оргазма. Потому что «подопытные» размышляют о сексе не как о «напряжении и разрядке», что соответствует оргастической логике; но как о «напряжении и взрыве», что больше ассоциируется со страхом утраты себя, разрушением и смертью.
Богдан Гром. Мужчина смотрит в разбитое зеркало, видит в осколках мертвую мать и думает о Римской империи.
#сексуальность
#психоанализ
Сердце мне говорило: «Тебя обидели, тебя сравнили с говном. Поди, Веничка, и напейся. Встань и поди напейся, как сука». Так говорило мое прекрасное сердце.
А мой рассудок? — он брюзжал и упорствовал: «Ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь».
Сердце на это: «Ну ладно, Веничка, ладно. Много пить не надо, не надо напиваться, как сука, а выпей четыреста грамм и завязывай»
«Никаких грамм! — отчеканивал рассудок. —
Если уж без этого нельзя, поди и выпей три кружки пива, а о граммах своих, Ерофеев, и помни забудь».
Сердце заныло: «Ну хоть двести грамм. Ну… ну, хоть сто пятьдесят…» и тогда рассудок: «Ну хорошо, Веня, — сказал, — хорошо, выпей сто пятьдесят, никуда только не ходи, сиди дома…».
Что ж вы думаете? Я выпил сто пятьдесят и усидел дома? Ха-ха. Я с этого дня пил по тысяче пятьсот каждый день, чтобы усидеть дома, и все-таки не усидел.
Венедикт Ерофеев «Москва-Петушки»
Опасный миф про благородного дикаря. Один из самых распространенных и крайне опасных мифов – это миф про благородного дикаря, который не испорчен цивилизацией и представляет собой образец морали, этики, благородства и живущий в гармонии с природой. Этот миф универсален для всех времен и цивилизаций, будь-то история райского сада, шумерский Энкиду живущий со зверями или римские историки, восторгающиеся варварами и поносящие загнивающий Рим. Современные нарративы, например, фильм Аватар, эксплуатируют этот же миф.
Как возник этот миф? "Перед тем, как быть открытым, дикарь был вначале придуман". Его широкое распространение подсказывает вероятные биологические причины, нечто вроде эскапизма, инфантильной регрессии, фантазии дофаминового самообмана (как быть никем воображая что ты лучше всех) или того, что плохое мы забываем быстрее чем хорошее (поэтому возникает иллюзия что раньше было лучше) – такой вот защитный механизм психики.
Образ «естественного человека» используется самыми различными идеологиями: для правых это мистический дикарь с культом силы, для левых – это «первобытный коммунизм» с полной деконструкцией культуры. Обе идеологии соблазняют обывателя, атакуют культуру и цивилизацию: для правых цивилизация – это то, что подавляет, ослабляет силу и возможности человека, для левых культура – это инструмент угнетения и изобретение доминирующих классов. Истина только у дикаря, истина только у «простого человека», только у угнетенного, только дикарь может быть прав (вся власть рабочим и крестьянам).
В реальности же жизнь охотников-собирателей выглядит совсем иначе. Это невероятный зашкаливающий уровень насилия – “война всех проти всех”. Это инфатицид, геронтоцид, каннибализм. Это полное отсутствие каких либо прав индивидуума – все они лишь часть семьи которая распоряжается их судьбой. Это высочайший уровень внутрисемейного насилия. Только в межгрупповых войнах гибнет в среднем 25-35% мужчин между 15 и 49 годами. Одно из изученных поселений, например, на протяжении 17 месяцев подвергалось нападениям 25 раз, причём нападающей стороной поочередно были почти десяток разных соседних групп. Нет никакой частной собственности – все что вы добываете будет немедленно выхвачено у вас из рук соплеменниками. Охотники-собиратели не придерживаются ни морали ни милосердия в общепринятом смысле.
Опасность мифа про «благородного дикаря» (простого человека) в том, что он крайне деструктивен и опасен для обществ. Стать хорошим случайно невозможно как невозможно случайно клацая по клавишам написать поэму. Все хорошее в нашей жизни – это не результат регрессии или деконструкции, а результат настойчивых усилий многих людей: институты, экономика, архитектура, законы – все это создается очень долго и может быть мгновенно разрушено. Разрушение резко ассиметрично к созиданию – один человек одержимый разрушением и некрофилией может развеять результаты созидательного труда поколений. Человеку и обществу упасть куда проще и быстрее, чем подняться.
Цивилизация возникла и развивается благодаря культурной эволюции – накопление знаний, опыта, правил, кооперация и взаимодействие большого количества людей, их самоорганизация и ненасильственное взаимодействие. Цивилизация создала те блага, которыми мы пользуемся, а не дикари. Опасные правые и левые идеологии про разрушение цивилизации и культуры как способ стать лучше и чище – это крайне опасные и деструктивные воззрения, направленные на раздувание худших импульсов в человеческой природе, взывающие к его темной стороне. Разрушив культуру вы получите не Сверхчеловека, а Сверхживотное.
Антибиотик, который обычно используют для лечения туберкулёза, потенциально может помочь в случае зависимости от алкоголя.
D-циклосерин – это достаточно старый, дешёвый и хорошо исследованный препарат, который относительно редко назначают больным с хроническими формами туберкулеза.
Оказалось, что в сравнительно небольшой дозировке (50 мг 2 раза в день, при том, что в стандартной таблетке содержится 125 или 500 мг) он может снизить крейвинг к алкоголю вызванный триггером.
Зависимость от алкоголя проявляется в компульсивном поиске и употреблении спиртных напитков, потере контроля при попытке сократить употребление или уменьшить прием и развития негативного эмоционального состояния при внезапном прекращении или лишении доступа к выпивке.
Одним из важнейших психологических механизмов формирования аддикции является классическое (павловское) обусловливание.
Классическое обусловливание – это процесс научения (формирования условно-рефлекторных реакций), при котором ранее нейтральный стимул начинает ассоциироваться с другим стимулом вследствие того, что второй стимул сопровождает первый.
Таким образом, например, люди формируют ассоциации между контекстом и спиртным.
В результате определенные места (например, дача, бар, магазин КБ), запахи, внешний вид, обстановка, предметы, люди.(крепко пьющие коллеги, друзья, женщины), дни недели (например, «пятница») время суток («утром решаем бросить пить, но как вечер – так бухаем») могут спровоцировать появление/усиление крейвинга.
От части триггеров можно уберечься или сократить время экспозиции, но от большего их числа, увы, нет.
Идея заключается в том, чтобы ослабить эти связи и ассоциации, что в перспективе может привести к снижению вероятности последующего употребления алкоголя.
В эксперименте было показано, что в лабораторных условиях D-циклосерин может снижать реактивность ассоциативной памяти, а также вероятно усиливать процессы декларативного обучения (как противостоять тяге и как проживать свою тягу не употребляя алкоголь).
Источник:
https://www.nature.com/articles/tp201541
#лекарства
#алкоголь
#зависимость
Стигму можно определить как сочетание навешивания ярлыка, клиширования, отвержения, потерю статуса и дискриминацию.
Общественная стигма – это проявление обществом предрассудков и дискриминации.
Личная стигма состоит из стигмы воспринимаемой, испытываемой стигмы и самостигматизации.
Восприятие (ожидание) стигмы – убеждения индивидуумов об отношении общества к ним самим и к их состоянию.
Испытываемая стигма обозначает дискриминацию или ограничения, с которыми сталкиваются индивидуумы в повседневной жизни.
Самостигматизация (внутренняя стигма) – это принятие самим индивидуумом стереотипов и согласие со стигматизирующими убеждениями (то есть с общественной стигмой).
Самостигматизация рассматривается как изменение идентичности, приводящее к потере прежних (позитивных) убеждений относительно самого себя, что, в свою очередь, приводит к таким негативным для личности последствиям, как сниженная самооценка и сниженная самоэффективность
Источник: Автономов Д. А., Михайлов М. А. Стигматизация, испытываемая стигма и самостигматизация. Кляйнианский подход к пониманию проблемы //Психическое здоровье. – 2017. – Т. 15. – №. 9. – С. 54-60.
#стигма
Пустота не означает отсутствие чувств. Когда [психоаналитика] Мелани Кляйн попросили описать пустоту, она рассказала историю о том, как маленький мальчик, заходя в кабинет заявил: «Здесь пусто». Он сказал это со страхом в голосе, что и побудило миссис Кляйн спросить у мальчика, что означает для него «пустота».
Для этого маленького мальчика пустота означала то, что комната была заполнена демонами, фантомами, враждебными силами, т.е. в ней отсутствовала любая возможность получения эмпатии, обретения уверенности воссоздания. В кляйнианских терминах мы могли бы сказать, что она была пустой – не наполненной хорошими объектами.
Как показала М. Кляйн (1963), имеет место не просто страх остаться одному, но страх остаться [наедине] с ужасом.
Как указывала Иска Зальцбергер-Виттенберг, содержание ужаса может быть многогранным: страх собственной ненависти к себе и суицидальных импульсов; боязнь ненависти к другим людям и страх возмездия; крайней физической и ментальной беспомощности; страх неизвестности, которая обычно ощущается потенциально опасной.
Несмотря на все разнообразие этих содержаний, их общим фактором является страх смерти или несчастья, неизбежных в отсутствии хорошей и помогающей другой личности.
Источник: Автономов Д. А., Михайлов М. А. Стигматизация, испытываемая стигма и самостигматизация. Кляйнианский подход к пониманию проблемы //Психическое здоровье. – 2017. – Т. 15. – №. 9. – С. 54-60.
#психоанализ
#кляйн
Во времена моей молодости, на сленге, наличие доступа к наркотикам (тогда речь шла именно о героине) называлось «движением». Наркопотребители спрашивали: «Как у вас тут с движением?» или «Есть ли движение?»
В этом вопросе, есть определенная эволюционная логика.
Ожидание употребления, «замут», поиск «закладок», предполагает активное действие, движение к цели. Напротив, удовлетворение напротив, связанно с замедлением, паузой и остановкой.
Не следует путать предвкушение, ожидание награды (wanting), которое ассоциируется с выбросом дофамина, с непосредственным переживанием удовольствия (liking), что обусловлено скорее выбросом опиоидных пептидов.
Сильная мотивация, концентрация ресурсов и устремление к цели, вовсе не обязательно приятное переживание (более того, оно может быть даже болезненным).
Зависимый человек может компульсивно искать то, что уже не доставляет ему былого удовольствия. Это и есть так называемая «потеря контроля».
© Автономов Денис
#размышления
#зависимость
#наркотики
Появление термина «neurodiversity» («нейроразнообразие», «нейроотличие») и соответствующего движения, ведущего свое начало с конца 1990-х, следует [изучить] в широкой перспективе...
Исторически движение за нейроразнообразие связано с отходом от психоанализа в сторону нейробиологического и генетического истолкования аутизма... Последующий сдвиг шел параллельно с появлением дискурсов за и против лечения, выражаемых группами, защищающими нейроразнообразие, а также группами родителей и практикующих врачей, которые отдавали предпочтение поиску и использованию поведенческих и психофармакологических методов лечения.
Аутичные в Австралии и Америке, возглавляемые самоадвокатами Джимом Синклером и Донной Уильямс, образовали в 1992 году Международную сеть аутизма (ANI), обеспеченную в 1994 году «Списком рассылки Международной сети аутизма» (ANI-L). Девиз «Аутизм — дело аутичных» зафиксировал главную ценность ANI с момента ее создания.
Тэмпл Грандин — высокофункциональная аутистка, выражение которой стало названием книги Оливера Сакса «Антрополог на Марсе» (фраза, отражающая, по ее словам, то, как она чувствует себя в окружении нейротипичных), и выдающаяся самоадвокат — не против лечения, если оно применяется не к самому аутизму, а главным образом к вторичным симптомам, таким как тревога. Эта мысль ясно выражена в ее автобиографии «Думая картинками» [1995].
Джуди Сингер, другая аутичная активистка, убеждает, что лекарственные средства приемлемы до тех пор, пока их цель — облегчить страдание, а не изменить личность пациентов.
Введение термина «нейроразнообразие» обычно приписывается Джуди Сингер, социологу с диагнозом синдрома Аспергера, которая употребила его в статье 1999 года «Почему вы не можете быть нормальным хотя бы раз в своей жизни? От проблемы «без названия» к появлению новой категории различия»...
Внутри движения за нейроразнообразие церебрализация поддерживает «натурализованную» идентичность: я аутичный, а не «имею аутизм», потому что мой мозг «устроен» определенным образом. Для самоадвокатов неврологизация аутизма открывает путь к его переопределению в терминах церебрального различия...
Онтологическая однородность является по большому счету следствием языка. Мир аутичной самоадвокации создает феномен, который антрополог Эмили Мартин наблюдала, собирая данные по биполярному расстройству: высказывания о мозге казались «клонами — бесконечно тиражируемыми, но не создающими новых логических связей» [Martin 2009].
В современной биологической психиатрии депрессия и психозы фигурируют как недуги, «запечатлённые в теле» [Luhrmann 2000]. Несмотря на критику, которую заслуживает тенденция «все валить на мозг» [Valenstein 1998], мы должны признать, что она освободила и пациентов, и их родственников от ответственности за маниакальную депрессию, нарушения пищевого поведения, анорексию, аутизм или шизофрению.
Окончание следует...
Гарольд Сирлз [психиатр и один из ведущих мировых специалистов по психоаналитическому пониманию и лечению шизофрении] показывает, что частые бредовые идеи шизофренических пациентов о магическом «влиянии» на них внешних сил (будь то радар, электричество или нечто иное) частично основываются на их реакциях на окружающих людей, которые, не осознавая эти процессы, не помогают или не могут помочь им понять, что это «влияние» исходит не из магического, а из межличностного источника.
Восприятие таких пациентов обычно сильно искажено одновременно факторами проекции и переноса, но очень важно, чтобы терапевт смог распознать зародыши реалистичного восприятия, поскольку именно поощряя рост таких фрагментов связи с реальностью, он может быть наиболее полезен этим глубоко нарушенным пациентам.
Г. Сирлз описывает три основных вида реакций пациента на бессознательные процессы терапевта:
(а) он может воспринимать бессознательный процесс терапевта как одну из граней своей собственной личности;
(b) воспринимать их в форме галлюцинаций;
(с) разыгрывать их в своем поведении.
На основе своего многолетнего клинического опыта он делает вывод, что именно при работе с шизофрениками терапевт может наиболее ярко наблюдать определенные интроективные процессы, которые в действительности имеют место, в той или иной форме, в любом терапевтическом взаимодействии с любым пациентом невротического или психотического типа.
Источник: Ирина Пантелеева. Вина как базовое допущение образования групп. Некоторые клинические и прикладные аспекты теории Мелани Кляйн (2012).
#проективная_идентификация
#психоанализ
#шизофрения
#магия
Генетические предрасполагающие факторы обусловливают от 45% до 79% рисков формирования зависимости (Kendler et al., 2003). Но, помимо факторов наследственности, можно идентифицировать роль семейной системы в аддикции.
Так например, ряд авторов предлагают рассматривать опиоидную зависимость не как индивидуальную дисфункцию, а как «семейную болезнь».
Наверное, неслучайно, в большинстве случаев, употребление наркотиков начинается в подростковом возрасте.
Некоторые семьи прямо или косвенно поддерживают и санкционируют употребление наркотиков (в этих случаях часто происходила т.н. «передача зависимости» от старшего поколения к младшему), другие напротив, побуждали бросить и наказывали за аддиктивное поведение.
Парадокс заключается в том, что эти противоположные тенденции во многих семьях чередовались или возникали параллельно друг с другом.
Наиболее распространенной семейной моделью была ситуация, когда отец отсутствует (физически или эмоционально) или исключен, а мать фиксирована на отношениях с сыном-наркоманом, образовывая своеобразную диаду (так как будто она, по-прежнему связана с ним пуповиной).
Употребление наркотиков сыном, представляет собой компромисс между желанием независимости и отделения от своей родительской семьи/матери и страхом взросления (и нежеланием брать на себя ответственность за это).
Прием наркотиков давал возможность подростку избежать, замаскировать или отложить принятие решений, касающихся секса, агрессии, сепарации, финансовой независимости, а статус «наркомана» (или «паршивой овцы») позволяет ему избежать многих трудных решений.
Но употребление наркотиков, может быть также связано и с сильным страхом разлуки, которое испытывает семья в ответ на попытки подростка отделиться.
В некоторых случаях семейное окружение настолько дисфункционально, что является фактором риска рецидива зависимости и провала наркологического лечения.
Родственники могут давать деньги (или вещи, которые можно заложить в ломбарде) на наркотики, а также оказывать эмоциональную поддержку, не настаивая на необходимости отказа от употребления.
Многие мужчины с героиновой зависимостью поддерживают тесные [психоаналитики сказали бы «инцестуозные»] отношения со своими матерями и продолжают жить совместно со своими родителями даже в среднем и/или позднем взрослом возрасте.
Источники:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC5086440/
https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.3109/00952997809027993
https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.3109/10826087209026764
#зависимость
#наркотики
Алкогольная зависимость – это расстройство характеризующееся нарушением способности говорить «Нет» алкоголю и/или контролировать частоту или объем его употребления, несмотря на наличие неблагоприятных последствий.
У людей с зависимостью часто случаются рецидивы, даже если они решили воздерживаться и прекратить пить.
Более чем 50% (а в некоторых исследованиях 65-70%) пациентов с зависимостью решившихся бросить пить, рецидивируют на горизонте первых 3 месяцев воздержания.
Данные показывают, что у значительной части пациентов рецидив случается почти сразу после завершения лечения (выхода из клиники или реабилитации (иногда в этой же день или в пределах ближайших 3-5 дней)).
Однако на третьем месяце трезвости, кривая рецидивов снижается и выравнивается. Примерно треть пациентов успешно поддерживают свое воздержание от алкоголя на протяжении одного года.
Эти данные свидетельствуют о том, что эти первые три месяца (90-100 дней) воздержания, являются критически важными. Если человек смог остаться трезвым три месяца, то он с большой долей вероятности, сможет и не пить целый год.
Ещё одна хорошая новость заключается в том, что вероятно, большинство людей (около 77%) самостоятельно решают свои проблемы с алкоголем не прибегая к специальному лечению.
Желание выпить, крейвинг («тяга») часто (но не всегда) является важной предпосылкой рецидива. Ряд исследований оценивающих крейвинг в режиме «реального времени», сообщают об усилении тяги за несколько часов до фактического начала употребления.
Таксономия ретроспективных атрибутивных объяснений рецидивов включает достаточно много ситуаций и триггеров, включая мысли о контроле: «Я захотел проверить, что произойдет, если я выпью немного».
Люди с зависимостью сильнее обесценивают отсроченные вознаграждения (например, улучшение здоровья, снижение числа конфликтов, улучшение репутации и финансов), выбирая «синицу в руках» («бухну сегодня, а дальше видно будет»), что согласуется с многочисленными исследованиями (Petry, 2001; Reynolds, 2006; MacKillop et al., 2011).
Стресс, тревога, межличностные конфликты, негативные эмоции, дисфория снижают способность сопротивляться крейвингу, а также усиливают ожидаемое вознаграждение, которые индивид надеется получить в результате употребления.
Источники:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC3674771/
https://psycnet.apa.org/record/1974-32899-001
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC1380437/
#зависимость
#алкоголь
#крейвинг
Проективную идентификацию (ПИ) называют самой продуктивной концепцией психоанализа со времен открытия бессознательного.
Разумеется, когда произносятся заявления подобного рода, то сразу же в ответ раздается возражений, в частности, указывающих на значение Эдипова комплекса. Возможно, более приемлемым было бы утверждение, что проективная идентификация – очень важная концепция.
Элизабет Спиллиус (1988) говорит о ней более скромно как о самой популярной кляйнианской концепции, а Дональд Мельтцер (1991) называет ее самой плодотворной кляйнианской концепцией за последние тридцать-сорок лет.
Хиншельвуд (1991) считает ее одной из, если не самой, плодотворной кляйнианской концепцией, но также самой запутанной и запутывающей. Однако, она не становится от этого ошибочной или бесполезной.
Р. Янг, ссылаясь на других авторов, говорит о том, что такова судьба большинства важных идей – в силу своей плодотворности они открыты для множества различных толкований, и преодоление двусмысленности и противоречий в их понимании составляет важнейший период развития соответствующей науки.
...[Р. Янг] называет ПИ базовым механизмом, лежащим в основе любого обучения, любого знания, и утверждает, что концепция ПИ позволяет понять связь примитивного с социальным.
Ощущения и опыт также есть следствие проективных механизмов.
Р. Янг сравнивает проективные процессы в обучении с так называемой «отрицательной обратной связью» в кибернетике; человек «настраивает» свои мысли и поведение в соответствии с обратной связью, полученной в ответ на его действия, точно также как артиллерист изменяет направление выстрела в зависимости от того, приземлился предыдущий снаряд ближе или дальше цели.
Источник: Ирина Пантелеева. Вина как базовое допущение образования групп. Некоторые клинические и прикладные аспекты теории Мелани Кляйн (2012).
#проективная_идентификация
#психоанализ
#история_психиатрии
Тоска по простому или естественному существованию, стремление освободиться от тягот и тревог нашего времени имеют именно эту подоплеку: желание жить в изолированных стаях.
Элиас Канетти. Масса и власть.
Когда Фрейд в этой работе [речь идёт о произведении «Недовольство культурой» (1930 год)] перечисляет источники страданий, он называет среди них внешний мир (поскольку мы не можем противостоять катастрофам, стихийным бедствиям и т.д.), наше тело (которое несовершенно, подвержено болезням, которое стареет, дряхлеет и в итоге неизбежно умирает) и отношения с другими.
И, говорит Фрейд, этот третий источник страданий нам кажется достаточно случайным. Мы можем признать необходимость первых двух, но в отношении третьего у нас всегда возникает чувство, что его можно было бы избежать, что мы могли бы каким-то образом урегулировать отношения, так чтобы они не причиняли нам боли и страданий.
Но в психоаналитической перспективе всё оказывается наоборот: мы можем научиться строить плотины, бурить скважины, использовать природные ресурсы и т.д., чтобы обеспечить себе защиту от стихий; мы можем создавать генетику и биоинженерию, чтобы защитить тела; но отношения с другими всегда незаметно приведут к катастрофе.
Мне нравится, как это показывает в одном из своих фильмов («О, Интернет! Грезы цифрового мира», 2016) Вернер Херцог: Илон Маск рассказывает о том, как мы полетим на Марс, что полёты станут доступными, что мы сможем создать там атмосферу, подходящие для жизни условия; а потом звучит вопрос: значит ли это, что с Землёй уже покончено? Что для неё надежд не осталось? Что её обживать смысла нет? У нас уже есть планета, где есть земля, вода, атмосфера, животные и растения, и что мы делаем?
Когда у нас всё есть, мы начинаем друг друга и планету уничтожать.
Олелуш. Зеркало
#психоанализ
#влечение_к_смерти
Отношения с довольно недоступной депрессивной матерью, которая порой ведет себя неуместно соблазняюще, но в целом остается неотзывчивой и неэмпатичной, довольно часто становятся генетическим контекстом сексуализации (ее широкого использования) и садомазохизма. Ее стремление извлечь что-то для удовлетворения своих насущных нужд сочетается с сексуализированной защитой против своей деструктивности и отвержения ребенка.
Эти мотивации практически всегда выражаются в садомазохистических отношениях между матерью и ребенком. Ужасу потери и разрушения противостоит иллюзия того, что мать и ребенок останутся прочно связанными друг с другом навсегда.
Такие матери негодуют из-за необходимости заботиться о ребенке. Они хотят, чтобы заботились о них самих.
Они завидуют ребенку из-за того, что у него есть новый шанс в жизни, завидуют его автономии, способностям, силе, молодости, привлекательности, фаллосу (т.е. тому, чего, по их ощущениям, им не хватает).
Из зависти и ненависти мать бессознательно хочет разрушить эти характеристики ребенка.
Она калечит ребенка и навсегда привязывает к себе, навязывая ему обмен ролями. Идеализация притворной любви (реактивное образование) и соблазняющая гиперстимуляция ребенка призваны подчеркнуть, что отношения между матерью и ребенком хорошие и любящие, а не эксплуатирующие и деструктивные.
Ребенок идентифицируется с преобладающей защитной позицией матери и участвует в отношениях с ней комплементарным образом. Это поощряет использование как сексуализации, так и садомазохизма в качестве защитных и адаптивных феноменов, которые призваны сконтейнировать и утихомирить невыносимые аффекты...
В этом смысле садомазохизм представляет собой комплексную регрессивную защиту от различных опасностей, которыми угрожает автономия. Он представляет собой попытку «спрятаться в домике», уцепиться за безопасное и знакомое. Человек обречен бить и наказывать другого, чтобы сконтейнировать и скомпенсировать «плохое» внутри собственной личности.
Пациент бежит от того, что его пугает в самом себе и стремится к тому, что защитит его от этих угроз. Он будет искать решения проблемы в защитах в той мере, в которой его пугает автономия (и ответственность за его желания и аффекты).
Стэнли Дж. Коэн. Возбуждение садомазохизма. Полный текст тут /channel/ceinpsychoanalysis/331
#сексуальность
#психоанализ
Я хочу рассказать о некоторых идеях первого тома исследования «Мужские фантазии» Клауса Тевеляйта.
Тевеляйт – немецкий теоретик литературы, социолог и писатель. На мой взгляд, он еще и блестящий психоаналитик. Самая известная его теоретическая работа – двухтомник «Мужские фантазии», вышедший на немецком языке в конце семидесятых годов прошлого века.
В исследовании «Мужские фантазии» Тевеляйт прислушивается к субъектам, чьи тренированные тела предпочитают не оказываться на кушетках психоаналитиков. Речь о военных наемных убийцах,
сторонниках немецкого протофашизма начала прошлого века.
Действительно, зачем им кушетка? Эти мужчины считали себя здоровыми и нормальными. А вот мир вокруг казался им прогнившим и больным...
Итак, Клаус Тевеляйт начинает изучать мемуары, военные романы и замечает, что его «подопытные» (героями этих мужчин назвать язык не поворачивается) очень странно говорят о своих чувственных переживаниях и о женщинах.
Например, они практически не упоминают имён женщин. Некоторые вскользь указывают, что женаты, но имена возлюбленных жён почти не встречаются. Жена – это «пустое место», пропуск, умолчание. Эта особенность военных повествований не может не насторожить психоаналитика.
Дело доходит до смешного, Тевеляйт приводит пример, где отбирает страстные и любовные комментарии военных мужчин, посвященные их ездовым лошадям. Солдаты восторженно любят свои винтовки, лошадей,
траншеи, битвы, грохот канонады, боевых товарищей или даже крепленое вино. Но о женщинах эти солдаты никогда так не говорят...
Связь с какой-либо женщиной для них временами воспринималась как что-то постыдное, пачкающее. Будто эти смертоносные мужчины – маленькие мальчики, которым зазорно играть вместе с дурными девчонками. Любовь к отечеству и любовь к женщине для них были диаметрально противоположны.
Военные мужчины размышляют о трех видах женщин: железных матерях, недоступных медсёстрах и грязных женщинах, внушающих ужас (проститутках, коммунистках и еврейских женщинах).
Можно сказать, что отношение сыновей к матерям здесь балансирует на грани между идеализацией и ненавистью...
Образцовая женщина, героическая мать не должна существовать для себя или для взаимоотношений с другими. Она должна стать надгробной скульптурой, посвященной неотвратимому подвигу. Самым частым художественным сюжетом здесь оказывается вдова, которая потеряла сыновей и мужа. Она никогда не найдет себе нового мужчину взамен погибшего на войне и, скорее всего, возвышенно умрет от горя в немом одиночестве...
Окончание следует...
Феноменология крейвинга к алкоголю
Феноменология предполагает изучение непосредственных переживаний индивида, которые могут быть осознанны и озвучены.
Согласно Ч. Райкрофту, феноменологические исследования «ограничиваются пределами опыта, рассматриваемого в границах сознания... и формулируют свои данные с точки зрения субъекта».
Согласно известному психологу и исследователю Алану Марлатту (https://depts.washington.edu/abrc/marlatt.htm), крейвинг к алкоголю (или к наркотикам) представляется чем-то похожим на океанские волны, которые постепенно нарастают, достигают верхний точки, а затем спадают и сходят на нет (см. Marlatt G. Addiction, mindfulness, and acceptance. In: Hayes S., Jacobson N.S., Follette V.M., Dougher M.J., editors. Acceptance and change: content and context in psychotherapy. Reno: Context Press; 1994. p. 175–197).
Согласно моему опыту клинической работы, метафора океанических волн действительно неплохая. Однако, вероятно, нужно внести в эту концептуализацию ряд небольших уточнений.
Опыт клиентов свидетельствует, что в значимом числе случаев, речь не идёт об одной [большой] волне, которая резко накрывает, а затем отпускает. Скорее, это серия волн, которые накатывают одна за другой, часто в определенной индивидуальной последовательности. То есть одна волна через некоторое время сменяет другую.
Как правило, первая волна крейвинга – это своеобразный «крейвинг-приказ». Он может иметь различное содержание и сопровождаться внутренними (ментальными) образами алкоголя, первого глотка спиртного, превью мгновенного облегчения и пр.
В мыслях, у людей зависимых от алкоголя, как бы проносится фраза «Выпей!», «Надо выпить!» или просто «Пей!» (не думай, покупай, иди за спиртным, поторопись, не тяни, магазин закроется и т.д.).
Если первая волна отбита, прошла спонтанно или её невозможно немедленно реализовать на практике, то часто приходит ещё одна океаническая волна, но несколько другого содержания.
Волна «крейвинга-облегчения» проносится в сознании как идея о том, что выпивка может снять текущий дискомфорт, стресс или напряжение, помочь расслабиться, улучшить настроение, положительно повлиять на аппетит или вкус еды, облегчить переход ко сну и пр. (то есть, от выпивки одна сплошная польза, никакого вреда нет, и не предвидится).
Если человек не реализует на практике свое желание или по каким-то причинам откладывает употребление алкоголя, то следующая волна крейвинга может принимать различные фасилитирующие формы, связанные с умеренностью и контролем, например, внутренний диалог может быть следующий: «В последний раз!», «Выпью и брошу», «А почему бы и нет?», «Немного можно», «Только бутылочку пива», «Один бокал», «В компании чуть-чуть пригублю».
Ещё одна волна крейвинга может задействовать идеи о том, что «Трезвая жизнь скучна».
Идея, что «воздержание» это такое своеобразное бедствие, несчастье и даже разновидность пытки, у некоторых людей в сознании представлено чрезвычайно ярко («ужасная трезвость»).
Ещё одной разновидностью этой мысли является идея о том, что человек, который отказывается выпивать, просто тупо теряет время.
Крейвинг к алкоголю, может зайти и через рассуждение о том, что выпивка неизбежна в будущем, например, через вопрос обращённый к самому себе: «Ну ты же не собираешься бросать навсегда?»
А раз нет, то ведь всё равно, через какой-то период воздержания, имеется план вернуться к умеренному, контролируемому употреблению спиртного.
Стало быть, раз будущая выпивка через энное количество времени «неизбежна», то почему-бы не начать пить прямо сейчас?
Таким образом, представляется важным, совместно с пациентом изучить его персональные закономерности волн крейвинга и разработать стратегии противодействия аддиктивному влечению.
© Автономов Денис
#размышления
#алкоголь
#крейвинг
Кто, как не мать меня не поймёт.
© Автономов Денис
#размышления
Если пациенту скучно, то это означает, что он пытается отвратить осознание своих импульсов, и вместо них у него появляется специфическое бессознательное напряжение – скука.
Скука вне зависимости от того, что она может означать, является защитой против фантазий.
Р.Р. Гринсон, психоаналитик
#скука