Андрей Мельниченко прощупывает политическую почву.
В интервью «Форбсу» самый богатый россиянин не просто проводит моральный водораздел между собой и «олигархами первой волны». Поскольку «ускоренное создание новых собственников» вызвало у народа ощущение, что «его обокрали».
Следуя логике Мельниченко, репутационно-уязвимая приватизация 90ых – не единичный эксцесс, но яркое проявление импульсивности постсоветской управленческой модели, «когда прохождение важнейших для государства развилок определяется необходимостью реакции исключительно на неотложные проблемы и вызовы».
Причём, репликой «вот уже 30 лет разбираемся» миллиардер даёт понять, что и после ухода с политической сцены Бориса Ельцина и его команды ситуация со стратегированием не стала намного лучше.
Это претензии намного радикальнее тех, с которыми в последнее время «гастролирует» Олег Дерипаска.
Ведь и «Газмяс» (читай – экспансия госкапитализма), и «ростовщичество» банкиров во главе с ЦБ хронологически относятся лишь к последнему 20-летию современной российской истории.
А ельцинского периода Дерипаска как бывший член Семьи (причём, в прямом смысле) предпочитает не касаться.
И если уж в публичной активности основателя «Русала» некоторые наблюдатели усматривают проявление политических амбиций, то грех теперь не предположить их наличие у Мельниченко.
Понятно, что «авто-равноудаление», предъявление доказательств неполучения каких-либо преференций от Кремля – ныне ключевой элемент антисанкционной защиты любого крупного отечественного бизнесмена.
Но исключительно для этих целей ссылки на «народные обиды», связанные с приватизацией, или сетования по поводу разрушения системообразующих советских госконцернов (которые потом де-факто восстанавливали Мельниченко и его партнеры) – явно избыточны. А то и вредны, в силу своей «корреляции» с пассажами из путинского послания – про то, как «в разговорах на кухне люди наверняка припомнили и приватизацию 90-х годов, когда предприятия, созданные всей страной, уходили за бесценок».
Зато у той весьма многочисленной части российской аудитории, которая по-прежнему страдает от пост-приватизационного травматического синдрома, но не готова к новым революциям и «раскулачиваниям», «бархатный эгалитаризм» 51-летнего сырьевого магната вполне может встретить и понимание, и поддержку.
И случись ненароком внутрисистемный клинч или перейди капитализированные СВО «атомизированные игроки», вроде Евгения Пригожина, «точку невозврата», Мельниченко имеет ненулевые шансы стать олицетворением запроса на «третью силу».
Тем более, при наличии у него столь важного в нынешних реалиях козыря, как прочные связи с элитами «глобального Юга».
Стремительное превращение Петра Ванновского из широко известного в узких кругах сановника времен Александра III в одного из лучших военных министров дореволюционной России позволяет допустить своеобразную реанимацию «сибирского мега-проекта» Сергея Шойгу.
Наряду с внедрением мосинской «трёхлинейки», одно из важнейших достижений Ванновского – военно-стратегическое обоснование строительства Великого Сибирского пути – нынешнего Транссиба.
Вообще, этот главный силовик «царя-миротворца» уделял большое внимание восточному вопросу. В частности – недопущению конфронтации или, наоборот, непропорциональных сближений с Японией и Китаем. Так в 1899-м, в разгар так называемого «боксерского восстания», Ванновский, правда, уже уйдя в отставку с поста военного министра, стал одним из лидеров тогдашней «партии мира», выступавший против активного силового вмешательства России в дела Поднебесной.
В этом смысле, кстати, Стрелков не совсем справедлив, когда называет «александровского» предшественника Шойгу «автором» поражения в Русско-Японской войне. Здесь скорее уместнее упреки к сыну бывшего военного министра Борису Ванновскому, руководившему военной агентурой в Токио с 1898 по 1903 годы.
Зато с визитом в РФ китайского министра обороны «реинкарнация» в отечественном медийном пространстве «военного лоббиста» Транссиба вполне коррелирует.
Если же вспомнить, что в августе 2021-го Шойгу подкреплял свои «сибирские презентации» личным участием в старте реконструкции БАМа – повод для исторических параллелей имеет место быть.
К тому же, после всех нюансов, связанных с ходом СВО, гипотетическое перемещение главы Минобороны на какой-нибудь, пусть и очень высокий/специально созданный пост в Сибири, не несет для Кремля никаких политических и тем более центробежных рисков.
Но, наоборот, может оказаться вполне действенным балансиром при выстраивании взаимоотношений с нынешним главным стратегическим партнером.
Если бы Россией управлял искусственный интеллект —совпадение появившейся, в медийном поле идеи новой приватизации с узакониванием цифровой мобилизации можно было бы расценить как «происки двоичного регистра».
Почти наверняка, поучаствовать в «распродаже 2.0» будет предложено не только подсанкционным, репатриирующим капиталы «хайнетам», но и обычным гражданам.
Это «народный капитализм» поневоле. Ведь ФНБ, за счёт которого изначально предполагалось финансировать дефицит Пенсионного фонда, —т. е. выполнять теперь значительно повышенные поправками к Конституции соц обязательства, —близок к исчерпанию.
При таком раскладе идея передачи тому же ПФР госпакетов нефтегазовых и прочих гигантов уже не кажется утопичной.
И здесь цифровые технологии в помощь. Нет лучшего способа зафиксировать соответствующие имущественные права нынешних и будущих пенсионеров, как оцифровать их.
Кстати, не расчётом ли на подобную политэкономическую многоходовку и необходимостью загодя освободить поляну от потенциальных конкурентов объясняется телеграм-«покусывание» потанинской «народно-капиталистической» затеи?
Но превращение каждой кухарки в цифровую совладелицу «корпорации Россия» предполагает тотальный учёт и контроль. В том числе —и уровня социальной ответственности (aka величины вклада в общее дело) самой кухарки, её детей, мужа и т.д
В этом плане реестр военнобязанных и их реакция на сообщения в «Госуслугах» в перспективе могут быть использованы для выставления дополнительных коэффициентов (больше или меньше единицы —в зависимости от) к размеру причитающихся «приватизационных» благ.
Либо (как вариант) —для увеличения или, наоборот, сокращения штрафных изъятий при нулевых или несоизмеримо малых взносах в ПФР, когда имярек окажется скромным труженником «неформального сектора».
Путь в цифровое корпоративное государство открыт. А там, непременно, и ИИ подтянется.
Возвращение «Госуслугам» титула «вершителя судеб», --утраченного вместе с отменой пандемии, -- доказывает, что правительственный патрон всеобщей цифровизации Дмитрий Чернышенко вовсе не просто так был отправлен встречать Си во Внуково.
Получив законное право на аккумулирование данных обо всех военнообязанных и уклонистах, Чернышенко де-факто создает аналог системы социального рейтинга – любимого цифрового детища китайского руководства
И если председатель КНР приезжал в Россию, в том числе, и для того, чтобы посмотреть потенциальных путинских «преемников», то первый его московский высокопоставленный визави как будто становится фаворитом в главной российской политической гонке.
Отсюда, впрочем, автоматически не следует, что Си каким-то образом высказал свое одобрение по поводу гипотетического «преемничества» Чернышенко.
В равной степени обоснована версия, что «цифровому» вице-премьеру решили добавить веса (причем, не только аппаратного, но и «силового»), дабы китайцы не считали, что им подсунули «контрафакт».
В свою очередь, от того, как много нареканий вызовет практика электронных повесток (точнее – от того, насколько широкую огласку получат эти нарекания), а также от наличия (и опять же -- тиражирования) кейсов с утечками соответствующих данных, будет зависеть – готов ли Кремль полностью следовать в «китайском фарватере». Или всё-таки пытается оставить для себя определенное число степеней свободы.
В последнем боевике Гая Ричи финальные сцены происходят в Дохе.
Для простого привета мундиалю-2022 – слишком несоразмерный «крючок».
Зачем связывать возможное продолжение саги про агента «Фортуну» с событием, которое уже произошло?
Не будем отказывать британскому кино-мастеру в геополитической «чуйке».
Недавние резонансные инциденты в различных уголках «исламского мира» говорят в пользу Ричи.
И Ингушетия, откуда приходят весьма настораживающие новости, и ХАМАС, эскалирующий палестино-израильский конфликт, тесно связаны с Катаром.
С точки зрения складывающегося глобального энергетического пасьянса «газовому эмирату» в равной степени выгодно и создать для России дополнительные очаги напряженности, способные существенно осложнить ее взаимодействие с «дружественными» мусульманскими странами, и торпедировать попытки Израиля стать основным поставщиком газа для юга Европы.
Тем более, что перенос боевых действий на территорию Ливана рискует обнулить и китайские попытки помирить Иран с Саудовской Аравией, двух основных патронов этого средиземноморского государства.
А ведь Пекину арбитраж и, следовательно, контроль над Тегераном и Эр-Риядом нужен, в том числе (или – в первую очередь?) для максимальной диверсификации поставщиков углеводородов. С возможностью диктовать свои ценовые условия на мировом рынке энергоносителей.
Титул «российский миллиардер №1» – радость «со слезами на глазах» и в мирное время, а в эпоху СВО – тем более.
И всё же у Андрея Мельниченко, впервые поднявшегося на отечественную «вершину Forbes», есть шанс там задержаться, избежав попыток равноудаления в тех или иных, «бархатных» и не совсем, форматах.
Наличие у его компаний – «Еврохима» и СУЭК – товаров, востребованных «глобальным Югом», в этом смысле скорее достаточное, нежели необходимое условие.
Намного ценнее умение «диверсифицировать покровителей», в котором Мельниченко превзошел даже Романа Абрамовича, при чьей поддержке в начале нулевых строил свою сначала банковскую, а потом и промышленную империю.
Собственно, и Абрамович тогда был далеко не первым и не единственным патроном мельниченковского МДМ. Не случайно банк связывали и с Михаилом Черным, и с Семёном Могилевичем.
Теперь – новое время, новые песни. Точнее – хорошо забытые старые.
Финансовый гений и неформальные связи пост-советских «теневиков» сегодня ценятся не так сильно как позднесоветские навыки по нахождению и использованию брешей в «железном занавесе» и торговле в тылах «холодной войны».
У самого Мельниченко, которому в момент распада СССР не исполнилось и 20-ти, таковых талантов, разумеется, быть не может. Здесь более «возрастные» Владимир Потанин или Вагит Алекперов, по идее, дадут ему фору.
Но коль скоро хозяева «Норникеля» и «Лукойла» не получили первого места в очередном миллиардерском рейтинге, значит, у их более «юного» 51-летнего коллеги есть консультанты, обладающие, как минимум, сопоставимым «холодно-военным» опытом.
В этом плане можно, например, вспомнить Сергея Григорьева, курирующего в СУЭК вопросы PR и GR, а в 1979-1984 годах трудившегося референтом по Китаю в Союзе советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами, и чуть позднее, с 1984-го по 1990-й – в международном отделе ЦК КПСС.
Наверняка Григорьев решает для своего работодателя проблемы, возникающие на стратегически важном китайском направлении.
Но не менее интересны обстоятельства григорьевского трудоустройства в СУЭК еще в 2007-м.
Очевидно, была протекция со стороны более влиятельных выходцев из советской партийной (и/или гэбистской) номенклатуры.
Возможно, истоки этой протекции помогло бы найти изучение обстоятельств визита Мельниченко в ЮАР, в декабре 2022-го.
Как раз на исходе «холодной войны» эта страна была одним из плацдармов Шабтая Калмановича, чей обширный «список контактов» охватывал персонажей из самых разных сфер, включая и упомянутого выше Черного, и весьма высокопоставленных чинов КГБ.
Кстати, в 2007-м, когда Мельниченко начал проявлять интерес к обладателям позднесоветских компетенций, Калманович еще был жив.
Генерал Йоав Галант, чей демарш против судебной реформы и последующее отстранение с поста министра обороны катализировали протесты в Израиле, -- протеже Бени Штейнмеца.
Этот миллиардер никогда не входил в числе поклонников Нетаньяху. Его главный «политический актив» -- экс-премьер Эхуд Ольмерт.
Но Штейнмец – потомственный диамантер и долгое время был крупнейшим клиентом De Beers.
И возможно, именно алмазы заставили его задуматься о тактическом альянсе с лидером «Ликуд». Ведь ключевой участник коалиции Нетаньяху – лидер партии «ШАС» Арье Дери – может считаться самым «алмазным» израильским политиком, благодаря дружбе с Львом Леваевым и Михаилом Мирилашвили.
Очевидно, что украинский конфликт создает для мировой алмазной отрасли двойные риски и возможности.
С одной стороны, драгоценные камни – традиционно наиболее эффективное средство платежа и хранения сбережений в условиях санкционного блокирования классических банковских операций.
С другой – западные рестрикции в отношении российского алмазного экспорта дают хорошую фору глобальным конкурентам «АЛРОСА».
Это не только и не столько De Beers, сколько африканские страны, обладающие большими месторождениями. А также – диамантеры с налаженными логистическими цепочками и опытом работы с африканскими добытчиками и/или европейскими, израильскими, индийскими и пр. гранильными фабриками.
В этом смысле любопытны две, формально никак не касающиеся Израиля и судебной реформы, новости, одна из которых предшествовала громкому выступлению Галанта, а другая пришла уже в разгар протестов.
22 марта отраслевое агентство Rappaport сообщило о планах G7 обязать ювелиров и огранщиков доказывать нероссийское подтверждение используемых алмазов. Что делало более уязвимыми позиции Леваева и Мирилашвили, исторически весьма тесно связанных с Москвой (или Питером).
А 27 марта правительство Ботсваны, второго по величине производителя алмазов после России , объявило о приобретении 24% HB Antwerp с заключением пятилетнего контракта на поставку необработанных камней.
Это уже должно было огорчить Штейнмеца, и как для «агента De Beers», и как для диамантера, некогда тоже осваивавшего Ботсвану
Зато у Мирилашвили (а значит, и у Дери), скорее всего, есть выходы на созданную грузинскими евреями HB Antwerp.
Не случайно, по сообщениям израильских СМИ, лидер «ШАС» сейчас выступает в качестве посредника между Нетаньяху и Галантом.
Израиль, хотя и весьма своеобразно, но оправдывает своё предназначение быть «светом для народов».
Нынешние политические потрясения в еврейском государстве – пожалуй, первый масштабный гражданский конфликт (надеюсь, что до «горячей» фазы дело всё же не дойдёт), спровоцированный победным шествием техно-капитализма.
От арабских и прочих «цветных» революций «израильская весна» отличается не этническим составом и даже не принципиальной «демократичностью» сионистского проекта.
Главное то, что сегодняшние протестанты в Израиле выступают не за слом существующего уклада, но за его сохранение.
В качестве «революционеров» (консервативных?) выступает как раз Нетаньяху и возглавляемая им коалиция. Они (если использовать терминологию Агамбена) пытаются вернуть правительству рычаги управления, ныне находящиеся в распоряжении Верховного суда.
Такой дисбаланс ветвей власти – следствие судебных новаций начала 80ых, когда сионисты-социалисты впервые уступили правым контроль над Кнессетом. И соответственно – над кабмином. Тогда левые компенсировали последствия электорального фиаско наделением сверхполномочиями судебной власти, в минимальной степени зависящей от народного волеизъявления.
Понятно, что формирование Start-Up Nation и превращение Израиля в глобального лидера по числу «высокотехнологичных» миллиардеров проходило не вопреки, а благодаря «судебной автократии». Соответственно, наиболее обеспеченная и влиятельная часть израильского общества не могла не выступить против реформ Нетаньяху.
В свою очередь, социальные слои, в силу традиционной многодетности и рода деятельности, оказавшиеся в стороне от «технокапиталистического» праздника жизни, -- сефарды, фалаши, «харедим» и т.п., – стали естественными союзниками и опорой премьера.
Произошел любопытный исторический «перевёртыш».
Идейные наследники Давида Бен-Гуриона и его единомышленников, стремившихся осуществить на Земле Обетованной левый социальный эксперимент, теперь обороняют вершину израильской «пирамиды Маслоу».
А последователи «ревизиониста» Владимира (Зеева) Жаботинского, к которым с полным основанием можно отнести Нетаньяху и его сподвижников, инициируют эгалитарное переформатирование Израиля.
Вполне возможно, что в этом и заключается одновременно и следствие «технокапиталистических» побед. И рецепт борьбы с их побочными эффектами.
Особенно, если Израилю удастся бескровно пройти через зону протестной турбулентности.
https://publico.ru/articles/leviafan-netanyahu-ili-bremya-sudey-izrailevyh
Политех, как и Третьяковку, тоже можно считать «эхом» Крымской войны.
В одном случае «репутационные» инвестиции купцов-старообрядцев (к тому же, по версии Галковского, связанных с Британией) помогали вернуть Россию в европейский культурный контекст.
В другом – ученые и новоиспеченные промышленники пропагандировали технологическую модернизацию, необходимость которой доказала не слишком удачная для империи кампания.
Вряд ли исторические параллели и «рифмы» уместны в свете перехода Третьяковки под контроль «партии Совбеза», а Политеха – к Ковальчукам. Скорее, уже логичнее это расценивать как ещё одно подтверждение патрушевско-ковальчуковского альянса.
Но так же поспешными представляются и выводы о неизбежных теперь «заморозках» для сферы популяризации культуры и науки. Коль скоро её флагманские учреждения оказались под патронажем «ястребов».
Точнее – подобный сценарий был бы наихудшим с точки зрения решения тех задач, которыми, по всей видимости, обосновывались соответствующие кадровые перестановки.
Причём речь идёт не только и не столько об абстракциях вроде «укрепления и суверенизации научного и культурного потенциала». Тогда выбор наименее рационального подхода был бы более чем вероятен.
Но скорость и условия сближения с Китаем существенно ограничивают сторонникам «инквизиционных форматов» пространство для манёвра.
Чем меньше в стране будет возможностей для непредвзятого интеллектуального поиска -- тем меньше она сможет производить уникального «товара», который нельзя заместить на других рынках.
А следовательно, тем меньше у Пекина будет поводов сохранять гарантии, на которые так рассчитывают в Москве.
Рокфеллеровское «преобразующее инвестирование» всё больше претендует на то, чтобы стать основой новой версии российского общественного договора.
В нулевые бизнес должен был поделиться рентой с «вертикалью власти» и таким образом обеспечить обществу долгожданную стабильность.
После 2014-го – вложиться вместе с государством в финансирование экономического роста, чтобы компенсировать посткрымское сокращение иностранных инвестиций и остановить обнищание населения.
Теперь предпринимателям предлагается взять на себя значительную часть социальных издержек, тем самым предупреждая неконтролируемый рост дефицита уже перманентно военного бюджета.
Вряд ли случайно свои предложения по очередному «рестайлингу» национальной политэкономической модели Путин если не впервые озвучил, то развернул и конкретизировал меньше чем за неделю до приезда Си Цзиньпина.
Impact investing «по заветам Рокфеллера» и концепция «общего процветания», провозглашенная китайским лидером, сильно различаются по степени добровольности и осмысленности при распределении доходов.
А апеллирование к дореволюционному авторитету предпринимательского класса, очевидно, призвано было ещё и на символическом уровне подчеркнуть готовность сделать «шаг вправо» от главного геополитического партнера.
Даром что КНР – изначально производная социального проекта, победившего как раз потому (в немалой степени), что у капиталистов Российской империи не очень получилось с «преобразующим инвестированием».
В свою очередь, это их историческое фиаско – отложенный побочный эффект крестьянской реформы, не слишком успешной попытки «капиталистической» модернизации, призванной устранить те недостатки госустройства и экономического уклада, которые помешали победе в Крымской войне.
При всей несоизмеримости Silicon Valley Bank с Lehman Brothers – и по размеру, и по возрасту, и по доле рынка – у этих двух «несчастливых банков» намного больше общего, чем кажется.
Начнем с того, что 1983-й – год основания SVB – стал рубежным и для Lehman Brothers.
Именно тогда, в результате внутрикорпоративного конфликта от руководства старейшим инвестбанком был фактически отстранен Пете Петерсон, экс-глава Минторга в администрации Никсона.
Петерсоновский уход обусловил резкое изменение стратегии и, в частности, слияние с American Express.
Любопытный нюанс – AmEx в 1850-м году основали Генри Уэллс и Уильям Фарго, двумя годами позже учредившие и давшие свои имена банку, который сосредоточился на финансовом освоении Западного побережья. И как раз в Wells Fargo трудился Билл Биггерстафф, за игрой в покер -- согласно внутрибанковской легенде – придумавший концепцию SVB, кредитора венчуров.
Но не менее показательно, что и рождение SVB, и «перерождение» Lehman Brothers происходили на фоне завершения первого рейгановского президентского срока и перехода «холодной войны» в эндшпиль.
Сколько-нибудь дальновидные американские элитарии не могли не задумываться о том, какова будет жизнь после конфронтации сверхдержав, как удерживать собственную политэкономическую систему от потрясений в отсутствие консолидирующей внешней ядерной угрозы.
Казалось бы, беспроигрышный рецепт – количественное и качественное развитие среднего класса.
Lehman Brothers со второй половины 80ых решал эту задачу за счет стимулирования розничных инвестиций, потребкредитования (с помощью AmEx) и ипотеки.
SVB должен был содействовать трансформации «среднеклассовых» рантье и потребителей в предпринимателей.
«Лемановская» бизнес-модель «перегрелась» из-за наплыва на растущий американский рынок многомиллиардных резервов автократий – они тоже купировали собственные социальные риски, используя финансовое ноу-хау главной либеральной демократии.
Поэтому американский ипотечный кризис 2008-го не мог не только не ввести в зону турбулентности все мировые финансы, но и не создать новые линии геополитического (и отчасти идеологического) противостояния.
Трудно сказать, насколько предопределен был «ливийский кейс», возникший три года спустя после падения Lehman Brothers. Но в цепи событий и реакций, которые в 2022-м году обернулись новым масштабным военным конфликтом в Европе и де-факто сделали Россию и Запад субъектами новой «холодной войны», казнь Каддафи занимает далеко не последнее место.
А ведь «холодно-военная» и, особенно, «ядерная» риторика никоим образом не способствуют ни потребительскому, ни предпринимательскому оптимизму.
Последнее, по всей видимости, и ощутил на себе (= на возвратности выданных кредитов) Silicon Valley Bank.
Вряд ли его крах закольцовывает историю, начатую крахом Lehman Brothers.
В лучшем случае это -- виток спирали.
Миллиардер Бидзина Иванишвили если не «хозяин» нынешней Грузии, то один из ключевых закулисных игроков, осложняющих её «евроатлантический выбор».
В немалой степени такая его позиция определяется источниками и обстоятельствами «первоначального накопления».
В начале 90ых банк «Российский кредит», созданный Иванишвили, был едва ли не основным финансовым посредником между позднесоветскими теневиками, новой российской хозноменклатурой и международными сырьевыми трейдерами, осваивающими постсоветское пространство.
Так именно через «Роскред» долгое время работали братья Рубены, создатели знаменитой Trans-World Group.
Сами Рубены – выходцы из некогда весьма влиятельной сефардской общины Среднего Востока, к которой также относятся Сассуны и Кадури – их ещё называют «двумя еврейскими кланами, изменившими лицо Шанхая».
На базе активов Сассунов был создан банковский конгломерат HSBC.
А вклад семейства Кадури в экономику Китая особо отмечается ближайшим окружением Си Цзиньпина.
В судьбе активов Иванишвили Поднебесная тоже сыграла весьма заметную роль.
Азиатский финансовый кризис 1997-го, --чьим следствием стали российский дефолт 1998-го и падение ряда крупнейших банков, включая «Роскред», -- стал во многом реакцией получение КНР суверенитета над Гонконгом.
Едва ли случайно и то, что именно летом 1999-го, после того, как HSBC купил у Эдмонда Сафра Republic National Bank, – якобы причастный к операциям по отмыванию российских капиталов, -- «Роскред», уже начавший было рассчитываться с вкладчиками, фактически оказался национализирован, перейдя под управление государственного АРКО.
А теперь вполне возможно, что сам Иванишвили (с использованием как его собственных связей 30-летней давности, так и определенных «бизнес-хвостов») встраивается в китайскую цепочку «мягкой силы».
Александр Волошин на прощании с Глебом Павловским
Читать полностью…
Глеб Павловский около 20 лет назад «прописал» в российском политэкономическом лексиконе два термина – «силовики» и «чеболи».
По известным причинам первый оказался популярнее.
Более того, триумф «силовиков» обнулил возможность «чеболизации», которую Павловский в начале нулевых рассматривал в качестве вполне рабочего модернизационного сценария.
Тем символичнее, что один из дизайнеров путинской России ушел из жизни именно тогда, когда дальнейшая монетизация «силовых активов» рискует обрушить либо саму «Систему РФ» (тоже термин Павловского), либо – всю цивилизацию.
А в «гражданских» деловых кругах, тем временем, вновь заговорили о «чеболизации». На сей раз – как об антисанкционном демпфере. О скупке крупными компаниями (вроде «Норникеля», «Росатома», АФК «Система» и т.п.) непрофильных для них, но критически важных для сохранения социально-экономической устойчивости бизнесов, оставленных предыдущими владельцами по политическим мотивам.
Кстати, соответствующее корейское «ноу-хау» родилось тоже не от хорошей жизни и не совсем в мирное время.
В известной степени, «чеболизация» изначально – один из значимых итогов «корейской ничьи», о которой сегодня тоже много говорится.
СНВ-демарш Москвы может оказаться неприятным сюрпризом не только для США, но и для Китая.
Еще в августе 2022-го МИД КНР говорил о важности российско-американского соглашения по сокращению ядерных вооружений и выражал надежду, что оно «будет добросовестно выполняться».
Причём соответствующие заявления делал директор департамента по контролю над вооружениями Фу Цун
С недавних пор он руководит дипмиссией в ЕС, что, учитывая роль европейского направления в китайских геополитических и геоэкономических раскладах, позволяет судить о месте Фу Цуна в аппаратной вертикали Си Цзиньпина.
Более того, при Трампе именно присоединением Китая к ДСНВ США обуславливали продление договора. В ответ, кстати, на озвученные уже тогда предложения России распространить его действие на Великобританию и Францию.
Если администрация Байдена, ради сохранения одного из главных своих внешнеполитических достижений, решит воспользоваться этим «республиканским ноу-хау» -- велик риск, что в Вашингтоне о китайском ядерном арсенале вспомнят и сейчас.
При этом показательно, что ОСВ-1, – предтеча ДСНВ 50-летней давности, -- был подписан практически на пике советско-китайской конфронтации. Когда США небезуспешно играли на двух – «московской» и «пекинской» -- досках, используя противоречия между двумя крупнейшими социалистическими державами.
За ограничения, добровольно наложенные в начале 70ых на свой ВПК, Советский Союз получил доступ на рынок энергоносителей Западной Европы. Но как показало дальнейшее развитие событий (включая и самые недавние) у ставки на сырьевую ренту, наряду со среднесрочными плюсами, есть и значительные долгосрочные минусы.
Китай не обладал (и не обладает) таким богатством природных ресурсов, как его северный сосед. Но зато его технологическое развитие не сдерживали (и не сдерживают) никакие договоры по безопасности.
Володинское заявление о «бессовестности» искусственного интеллекта консервативно-предсказуемо по содержанию, но революционно по форме. Точнее – по выбору спикером Госдумы времени для подтверждения собственного традиционализма.
Затей Володин моральную битву с «двузначным кодом» исключительно в свете «озабоченностей» Маска или даже очередных прогрессистских эскапад Грефа – ещё полбеды.
Но глава законодателей выступил против главной ипостаси «цифрового концлагеря» ровно неделю спустя после принятия им же руководимой Госдумой закона об электронных повестках.
Что если теперь кто-то из их адресатов воспользуется володинским пасом и мотивирует свое уклонение от такой формы призыва как раз моральной несостоятельностью «машины»?
Можно, конечно, посетовать на то, что человеку, в отличие от ИИ, свойственны непоследовательность, эмоциональность, а иногда и определенные нарушения когнитивной деятельности. Но в таком случае – в силу возникающих рисков – без тотальной «дегуманизации» системы управления точно не обойтись. Опять же, вопреки интенциям Володина.
Поэтому не менее логично допустить тестирование спикера (параллельно с тестированием электронных повесток) в качестве неформального (пока ещё) лидера внутрисистемной «антицифровой» оппозиции.
Тем более, что однажды, в конце 2021-го, на фоне обсуждения законов о «всеобщем QR-кодировании», Володин уже прославился в качестве самого «тяжеловесного» оппонента «партии цифры».
Пополнение «обменного фонда» -- пожалуй, единственное относительно обнадеживающее, хотя и циничное, объяснение 25-летнего приговора Владимиру Кара-Мурзе.
Однако разведчики или «дружественные хакеры» в качестве «платы» здесь вряд ли подойдут.
Если не юридически, то концептуально их грехи с точки зрения Запада (конкретнее – США) и грехи Кара-Мурзы с точки зрения российской власти лежат в разных плоскостях.
В одном случае – шпионаж и/или киберпреступления. В другом – гражданский активизм, в котором усмотрели признаки госизмены.
Поэтому вместо очередной реплики «Мертвого сезона» логичнее рассчитывать на размен по схеме «Буковский – Корвалан».
Благо, по иронии судьбы, с «диссидентом-хулиганом» Кара-Мурза связан самым непосредственным образом -- в 2007-м он предлагал выдвинуть Буковского кандидатом в президенты.
А на роль нового «Корвалана» могли бы подойти организаторы публикации секретных документов Пентагона.
Единственный вопрос – а кто посредники?
Поскольку здесь «размениваются» представители гражданского общества, публично выступившие против своих режимов, а не теневые игроки, вроде Виктора Бута, и «обладатели» сугубо криминальных статей, вроде Бритни Грайнер, -- использование канала «Нарышкин – Бёрнс» едва ли уместно.
Чего нельзя сказать о бизнесменах, обладающих достаточным уровнем связей и/или компетенций для выполнения деликатных миссий подобного рода.
Почему-то в этой связи фамилии «Абрамович» и «Маск» приходят в голову в первую очередь.
«Контрольный санкционный выстрел», сделанный США и Британией, существенно осложняет Усманову продажу российских активов.
Прежде всего, -- «Мегафона», но не только его.
Даже эксклюзивно освобожденный от санкций «Коммерсант» несколько «повисает в воздухе» при тотально стигматизированном нынешнем хозяине.
У Усманова остаются лишь два варианта.
Либо – проведя сделки исключительно в российской юрисдикции, здесь же и оставить вырученные миллиарды.
Либо – попытаться их экспортировать в не менее родной для него, но более предсказуемый (пока) Узбекистан.
Но во втором случае возникает вопрос о готовности Мирзиёева брать на себя риски вторичных санкций.
По крайней мере, схема, при которой Усманов мог бы в виде премии к «Мегафону» («Металлоинвесту», «Коммерсанту»…) заложить ещё и «ключи от Ташкента», теперь представляется не столь очевидной.
Со всеми вытекающими отсюда последствиями для стоимости усмановских компаний.
Рассуждая о возможных «помощниках Катара» надо учитывать следующий момент.
В Дохе расположена штаб-квартира Международного союза исламских ученых (IUMS).
Его основатель– недавно скончавшийся Юсуф аль-Кардави, один из духовных наставников «Братьев-мусульман» и ХАМАС. Генеральный секретарь – Али аль-Карадаги специализируется, в том числе, на исламских финансах, симпатизирует идее «золотого стандарта».
Сам IUMS был создан в 2004-м, в ответ на вторжение США и их союзников в Ирак.
И именно эта организация в сентябре 2021-го в числе первых поздравила муллу Мухаммада Хасана Ахунда с назначением главой временного («талибанского») правительства Афганистана.
Иными словами, совместными религиозными штудиями или благотворительностью деятельность объединения знатоков Корана явно не ограничиваются.
И если допустить, что цель «катарской игры» -- не столько максимизация газовых доходов как таковых, сколько создание с их помощью прочной геоэкономической базы для глобального исламского проекта, то вопрос о внешних спонсорах и/или интересантах, мягко говоря, становится неактуальным.
Ведь эта «наступательная» логика кардинально отличается от «оборонительной» логики Саудовской Аравии или ОАЭ, чьи молодые лидеры пытаются за счёт «бархатной вестернизации» обновить гарантии сохранения своих «монархических форматов» и (вот здесь уже в качестве премии) углеводородных бенефитов.
Даже агрессивное иранское антизападничество – это тоже скорее «защита нападением», нежели вербальная прелюдия шиитской мировой экспансии.
Зато стратегия «газового эмирата» заставляет внимательнее отнестись к исторической справке, опубликованной на сайте катарского МИДа. Точнее – к пассажу о том, что именно в эпоху Аббасидского (Багдадского) халифата страна достигла «экономического процветания».
Не является ли этот, по сути, последний в истории халифат «ролевой моделью» для современного Катара?
В таком случае для западно-центричного уклада здесь кроется угроза едва ли не серьёзнее и «экзистенциальнее», нежели та, что исходит от китайского, пантюркистского и уж точно неоимперского российского проектов.
Кстати, наверное, случайное, но едва ли символичное совпадение.
Нынешний эмир Катара занял трон в 2013-м, –в год прихода к власти Си и последний год, когда взаимоотношения России с Западом ещё не прошли «точку невозврата».
Поведение рубля необъяснимо с точки зрения текущих цен на нефть, но вполне укладывается в логику торга за «Роснефть».
Получение Михельсоном высочайшего разрешения на выкуп «сахалинской» доли Shell в «недружественной валюте» вряд ли стало бы возможным без аналогичной визы для Сечина.
При этом если «шеловские» отступные немногим превышают $1 млрд, то пакет BP в «Роснефти» оценивается в $24 млрд. И аккумулирование потенциальным покупателем такой суммы, действительно, способно оказать значительное влияние на курс нацвалюты.
Разумеется, менее травматичным для рубля сценарием стала бы переуступка британского пакета «дружественным» иностранцам, прежде всего -- китайцам.
Такое развитие событий мы предполагали пару недель назад, говоря о «геополитическом кэшбэке» как об одной из составляющих китайского мирного плана.
Не исключено, что отсутствие прорыва по более принципиальным для Пекина позициям отменило и китайско-британскую рокировку в «Роснефти». Но вопрос – навсегда ли?
Ведь теперь рубль тоже участвует в «принуждении к миру».
И чем глубже его падение – тем острее зависит устойчивость российской финансовой системы и вроде как неподвластная санкциям макроэкономическая стабильность от готовности Москвы учитывать неэкономические пожелания и опасения Китая.
Упоминание «навальнистов» в контексте питерского теракта могло бы служить косвенным объяснением, почему воскресная трагедия не отменила публикацию «утечек» о кремлевских KPI по президентской кампании 2024 года.
Если и раньше шансы соратников Навального испортить следующие выборы были минимальны – то теперь они окончательно обнулились.
Чего, впрочем, совсем нельзя сказать о «факторе Пригожина».
Его влияние на главную электоральную игру по-прежнему сложно просчитать.
Тем более, что версия основателя ЧВК «Вагнер» о причинах гибели военкора Владлена Татарского (кстати, входившего в число пригожинских медийных союзников), мягко говоря, отличается от выводов НАК.
Фирменная непропорциональность действий госмашины в «деле Москалевых» и, на контрасте, вполне рациональная реакция Пригожина (настоящего) добавляет ему очков в глазах той части общества, которая раньше никак не симпатизировала ЧВК «Вагнер» и её основателю.
Нечто подобное происходило в «болотные» времена, когда лидером либерального протеста стал завсегдатай «Русских маршей» Навальный.
Да и генерал Лебедь получил «бронзу» в президентской гонке 1996-го вовсе не только благодаря голосам своих единомышленников из национально-патриотического лагеря.
Экстраполируя эти кейсы на пригожинский, логично допустить появление в команде «главного музыканта» более профессионального и потому неординарно мыслящего политтехнолога.
Что, впрочем, не отменяет (наоборот – актуализирует) вопрос о том, для чего Пригожин повышает собственную политическую капитализацию.
С одной стороны, он – в большей степени бизнесмен в анамнезе, нежели Навальный и, тем более, покойный Лебедь.
Но именно поэтому в его системе координат точка «выхода в кэш» может оказаться весьма и весьма высоко.
Здесь имеет смысл обратить внимание на «релокацию» из новых регионов классических управленцев «Системы РФ» (в терминах Павловского).
Понятно, что и Хоценко, и Кузнецов приходили в правительства, соответственно, ДНР и ЛНР под гарантии определенных карьерных перспектив. Но едва ли срок их превращения в государственных деятелей губернаторского уровня изначально ограничивался 9 месяцами (как это произошло в итоге).
Не свидетельствуют ли нынешние кадровые перестановки в Донбассе о смене концепции?
Что если теперь ему уготована роль не столько «инкубатора» для Системы, сколько «компенсатора» для анти-Системы? Т.е. передача под управление игроков, которые при всей своей национальной ориентированности в перспективе могут создать серьезной проблемой для режима.
А при рассуждениях в этой оптике фамилия «Пригожин» приходит в голову едва ли не первой.
Leroy Merlin – часть разветвленной и многопрофильной бизнес-ассоциации, контролируемой семьёй Мюлье.
Журналисты Le Monde называют такую модель владения и управления «семейным коммунизмом».
Но логично здесь усматривать и параллели с отдельными субъектами российской «гаражной экономики».
Тем более, что у Мюлье хронические проблемы с налоговыми органами. Некоторые члены семейства даже вынуждены были перенести свои «центры жизненных интересов» в Бельгию, где налоги на богатых оказались ниже, чем во Франции.
В этом плане не такой уж и «совино-глобусной» представляется версия о связи ухода Leroy Merlin из России с макроновской пенсионной реформой.
Нарастающие протестные настроения существенно ограничивают властям Пятой республики возможности по дальнейшему сокращению социальных расходов.
На «оборонке» Париж, в силу понятных причин, экономить тоже не готов.
Единственный вариант предотвратить неконтролируемый рост бюджетного дефицита – увеличить фискальное давление на богатых.
Очевидно, Мюлье – первые в списке на «раскулачивание».
Особенно, с учетом их «моральной задолженности» -- отказа сворачивать весь свой бизнес в России после начала СВО.
Ведь до сегодняшнего демарша Leroy Merlin вклад «семейных коммунистов» в мировой исход брендов из РФ ограничивался лишь местными магазинами Decathlon. Но они, очевидно, не были такими крупными арендаторами и владельцами недвижимости, как упомянутая сеть DIY.
А есть еще и Auchan. Правда, судя по намечающемуся тренду, ненадолго.
При этом схема «выкуп менеджментом» -- едва ли рабочая.
Рано или поздно, оставляемые западниками розничные сети и сравнительно небольшие производители ТНП перейдут в распоряжение предпринимателей, которые, по иронии судьбы, используют, – скорее интуитивно, нежели на основании «умных книжек», -- ту же бизнес-модель, что и Мюлье.
Т.е. «теневизация» будет происходить параллельно «чеболизации», в чей контур, в свою очередь, попадут «осиротевшие» системообразующие предприятия – главным образом, автомобильные и другие машиностроительные заводы.
Но ведь все «военные бюджеты» верстаются одинаково сложно.
И вероятность, что «русские Мюлье», поднявшиеся на занятии «освободившихся ниш», вскоре заинтересуют любимое ведомство Михаила Мишустина, весьма высока.
Первый визит Си в Москву в качестве председателя КНР в марте 2013-го (не)случайным образом совпал с официальным объявлением о завершении сделки по покупке «Роснефтью» THK-BP.
Очевидно, консолидацией двух крупнейших нефтяных экспортеров Москва решила показать Пекину, что в сырьевом торге мяч на её стороне.
Си вызов принял. Предложение о строительстве глубоководного порта в Крыму, сделанное в декабре 2013-го сидящему на уже очень шатающемся кресле Януковичу, вполне можно считать асимметричным ответом. И вовсе не одному лишь «коллективному Западу».
Если руководствоваться подходом, согласно которому СВО стала результатом «событийной» цепной реакции, запущенной «сносом» Януковича, то упомянутая нефтяная мега-сделка – что-то вроде элемента ядерного топлива.
Не возникни между Россией и Китаем «дружеских шероховатостей» -- глядишь, администрации Обамы и её европейским союзникам было бы намного сложнее разыгрывать «украинскую партию».
Это не про то, насколько оправданы или нет попытки бывших совладельцев ТНК-BP дистанцироваться от Кремля и добиться снятия/смягчения западных санкций.
Это, скорее, про то, что на фоне превращения Украины в главную «горячую точку» мира Си превращается в главного гаранта безопасности и для России, и для Путина лично.
Кто сказал, что под «добрыми начинаниями» председатель КНР понимает исключительно путинское выдвижение на новый президентский срок, а не одобрение кандидатуры преемника?
А «вишенкой на торте» может оказаться завершение нефтяного гештальта в виде выкупа китайскими компаниями доли BP в «Роснефти».
Тем более, что теперь такой «геополитический кэшбэк» логично представить как мотивирование британцев на конструктив в отношении китайского мирного плана.
Оценивая перспективы коллизии вокруг Wildberries, надо помнить, что именно компания Татьяны Бакальчук в августе 2021-го, за полгода (!) до СВО, начала в добровольно принудительном порядке приучать российский средний класс к использованию карт «Мир».
Отсюда, конечно, автоматически не следует, что у владельцев маркетплейса и/или их патронов был военно-стратегический инсайд.
Но исследователи «дико-ягодных» связей находили точки пересечения между Бакальчук и крупнейшим столичным застройщиком Павлом Тё.
А тот, в свою очередь, давно сотрудничает с питерским энергетиком Андреем Рюминым, ныне руководящим «Россетями» и, по совместительству, являющимся зятем Виктора Медведчука.
К слову, как раз вчера с Рюминым встречался Михаил Мишустин.
Опять же, это вовсе не подразумевает, что премьер обсуждал со своим визави Wildberries.
Но мишустинская ставка на цифру и на цифровые платформы, в частности, ни для кого не является секретом.
В связи с чем нельзя исключать стремления правительства посодействовать созданию некоего мега-маркетплейса, объединяющего всех нынешних лидеров отрасли.
Это позволило бы более точно прогнозировать динамику потребительского спроса, предотвратить «садоводизацию» параллельного импорта и наконец – защитить национальный рынок онлайн-торговли от превращения в филиал Alibaba Group.
Последнее особенно актуально в свете предстоящего визита Си Цзиньпина.
А нынешний скандал вокруг Wildberries скорее в минус «антикитайской партии».
Даже в случае смены владельца риски, вызвавшие конфликт компании Бакальчук с продавцами/агентами, никуда не исчезнут.
Наоборот, консолидация маркетплейсов лишь сделает работающих с ними предпринимателей менее защищенными.
Следовательно, и переход соответствующих «споров хозяйствующих субъектов» в социально-политическую плоскость в этом случае более чем вероятен.
Кейс Кадури опровергает сразу два ныне популярных тезиса о Китае -- о его «непробиваемом высокомерии» и таком же «системном» антизападничестве.
Ведь сефардская семья, которая де-факто участвовала в модернизации Шанхая и чьи заслуги теперь отмечают в окружении Си, изначально была в числе ключевых бенефициаров Опиумных войн.
Т.е. с «формально-патриотической» точки зрения – это «пятая колонна» в чистом виде.
Однако китайский deep state сумел использовать её в своих интересах. И вряд ли речь шла о банальной перевербовке.
От сохранения и, если угодно, укрепления каналов коммуникаций с Западом напрямую зависит успех геополитического проекта Пекина.
Кстати, ровно по этой же причине от России КНР может потребоваться нечто большее и совсем другое, нежели сырье или военные успехи.
И к ожидаемому визиту Си имело бы смысл готовиться не только дипломатам, генералам и госолигархам.
Но и философам. Если таковые остались. https://politconservatism.ru/blogs/chastnoe-kitajskogo-mira
Возглавив «Просвещение», Наталья Третьяк проделывает путь, который в своё время обернулся уголовным делом для Марины Раковой.
Тоже в прошлом из «образовательного» ведомства, тоже из госбанка (ну или очень близкого к государству).
Правда, Газпромбанк, в отличие от «Сбера», вроде бы (пока?) не собирается становиться акционером «Просвещения».
А сама Третьяк, в отличие от Раковой, имеет опыт сотрудничества с Ротенбергами – с 2016-го по 2018-й она занимала пост замгендиректора «Стройгазмонтажа».
Тем не менее, новый гендиректор «Просвещения» -- скорее медведевская протеже, нежели ротенберговская.
И в этом смысле замсекретаря Совбеза вполне может считаться одним из главных бенефициаров «дела Раковой».
Особенно, с учётом непременного увеличения госрасходов на издание идеологически выверенной детской образовательной литературы.
Путин хочет показать БКЛ китайской делегации во главе с Си, которая, как ожидается, посетит Россию в апреле-мае.
Такой анонс, сделанный публично, -- уже нечто большее, чем просто признание заслуг Собянина и его «транспортной» команды.
Речь может идти о собянинских «смотринах».
С учётом того, что Китай превращается в главного российского стратегического партнера.
А сам Си до того, как стать официальным преемником, руководил Шанхайским горкомом КПК, т.е. понимает логику политического продвижения «мегаполис – страна».
Россия ещё не сосредотачивается в геополитическом смысле, но уже – в финансовом.
Наглядное тому доказательство – сравнительная «дешевизна» очередного президентского послания.
Суммарная стоимость предложенных Путиным мер, связанных с социально-экономическим развитием, согласно подсчётам экспертов, не превышает ₽400-500 млрд.
При этом около ₽300 млрд правительство рассчитывает получить в виде единовременного взноса от крупного бизнеса.
Иными словами, в условиях растущих расходов на «пушки», бесперебойное снабжение нации «маслом» становится в большей степени «частным», нежели государственным делом.
Тем показательнее путинская критика «сырьевых рантье», которые до сих пор предпочитали вкладывать сверхприбыли в яхты, замки и титулы на Западе. И тем самым – повышали свою зависимость от «недружественных элит».
Оставим пока за скобками, что упомянутые «карго-культовые инвестиции» были важным элементом взаимодействия России с «Мир-Системой», своеобразным роялти за доминирование на большинстве сырьевых рынков. А потому –выполнением равноудаленным олигархатом своей части «пост-юкосовского» договора с властью.
Допустим, настало время этот договор пересматривать. Что с учётом происходящего совсем не удивительно.
Но не создаёт ли Путин своим призывом «вкладывать в Россию» условия для «олигархического реванша»?
С одной стороны, крупным отечественным капиталистам, действительно, некуда деться «с подводной лодки».
С другой – государство теперь гораздо больше, чем прежде, нуждается в их инвестициях.
Следовательно, и запрос «национально-сориентированного» бизнеса на непосредственное участие в выработке правил игры и обеспечение незыблемых гарантий их соблюдения Кремль не сможет игнорировать.
В свою очередь, его удовлетворение будет зависеть уже не только и не столько от границ допустимости для налоговых новаций или даже определения границ дозволенного для силовиков.
Теперь «горизонты планирования», традиционно крайне значимые для крупного бизнеса, непосредственно зависят от градуса военной эскалации.
И если раньше «олигархов» можно было назвать «внутренним Западом», то отныне они превращаются во «внутренний Китай». Прежде всего – из-за их институционального отторжения любых «ядерных сценариев».
Культурный капитал уходит под Совбез.
Назначение дочери давнего патрушевского сослуживца Елены Проничевой гендиректором «Третьяковки» нельзя не рассматривать в отрыве от карьерного кульбита её старшей сестры. -- В июле 2022-го Екатерина Проничева возглавила Владимиро-Суздальский музей-заповедник.
Правда, если «музейную» должность Екатерины можно было расценить как компенсацию за проигрыш аппаратных войн в московском комитете по туризму, то перемещение Елены в «Третьяковку» -- безоговорочная победа.
Это и семейный реванш, поскольку уволенная Зельфира Трегулова относилась к собянинской клиентеле.
И личный карт-бланш, выданный, несмотря на очередное продление сроков реконструкции «Политеха», которым Проничева-младшая руководила до сегодняшнего дня.
Но культурный капитал – не только важный элемент управления общественными настроениями или защиты от санкций «там» и конфискаций «здесь» для олигархата.
Едва ли не самое главное – его роль в налаживании (или восстановлении) коммуникаций с Западом. Причём, вне зависимости от степени традиционности выставляемых произведений искусства.
Та же «Третьяковка» выросла из «репутационных инвестиций», сделанных на исходе Крымской войны одним из староверских купеческих семейств.
Желающие углубиться в «крипто-исторические» штудии могут вспомнить версию Дмитрия Галковского о связях «раскольников» с Великобританией.
В свою очередь, культурную капитализацию Суздали спровоцировал Дэвид Рокфеллер, в начале 60ых предложивший взять древний русский город в управление.
Едва ли он рассчитывал на согласие. Скорее всего, это была многоходовка, «игра от противного».
Ведь советская власть «назло капиталисту» сама занялась монетизацией религиозной архитектурной старины, создав, тем самым, двойной «конвергенционный» эффект.
Привлечение большого числа западных туристов ослабило прочность «железного занавеса».
А внутри страны реставрация монастырей и соборов с неизбежностью поспособствовала возрождению интереса к религии, т.е. по факту – к снижению влияния официальной (тогда—коммунистической) идеологии.
