3708
24/7 междисциплинарный вестник дизайна для профессионалов и любителей. Мы коллекционируем образы, манифестируем идеи и пытаемся объяснить устройство мира с помощью дизайна.
Журнал Colors, 1991
Был основан уже известными вам Оливьеро Тоскани и Тибором Кальманом незадолго до открытия «Фабрики», а затем стал местом работы многих ее выпускников. Colors задумывался как остросоциальный глянец, в котором не будет запретных тем. Первые 14 номеров журнала были сверстаны каждый по своему макету и собраны разными редакциями, от Нью-Йорка до Рима. Объединял всю подшивку узнаваемый шок-стиль Тоскани: война, кровь, СПИД, беженцы, электрические стулья и т.д. После его ухода концепция Colors слегка изменилась: новая команда перенесла вес с картинок на тексты, чтобы делать журналистику образца LIFE magazine 50-х годов.
На «Фабрике» жесточайший конкурс и берут только людей моложе 25. Каждый сотрудник проводит в Тревизо ровно год, получает бесплатное жилье и небольшую стипендию. Обучение — не абстрактное, а про реальные вещи, которые происходят с людьми и в профессии, и в жизни. Дима Барбанель (в интервью журналу КАК, 2010 год): «Изначально Фабрика задумывалась как монастырь. Главные принципы: дисциплина и почтение к учителю. Сейчас это большая редкость, когда ученик склоняет голову. Там собрались сверхгорделивые люди, амбициозные наглецы, которым было вдвойне сложно склонить голову и раз в неделю на общем аутинге, где каждый сотрудник показывает свои работы, почувствовать себя полным говном. Самая великая ценность Фабрики в том, что она учит послушанию. Это вопрос не проявления воли, а почтительности к чему-то или кому-то, то есть глубокого уважения, которое не затрагивает собственную оценку».
Читать полностью…
Макс Кафлиш (1916–2004) не известен русскому читателю в той мере, в какой этот швейцарский типограф того заслуживает. Его современнику Яну Чихольду повезло больше благодаря переведённому на русский язык и изданному «Облику книги» (М.: «Книга», 1980; М.: «Издал», 2008). Макс Кафлиш прошёл впечатляющий профессиональный путь: с 1932 по 1936 год он обучался основам ручного набора вместе с уже упомянутым Яном Чихольдом и Имре Райнером, в годы войны изучал типографику в Базеле, после почти двадцать лет жизни посвятил работе арт-директором в крупнейшем на тот момент европейском издательстве Benteli в Берне. Макс Кафлиш стал известен как преподаватель и глава департамента графического дизайна в Училище искусств и ремёсел в Цюрихе и в Техническом полиграфическом училище. Кроме этого, Кафлиш был консультантом по типографике в компаниях IBM и Adobe.
Единственный шрифт Макса Кафлиша — URW Columna (1955). Формы этого акцидентного шрифта отсылают к римским монументальным надписям, однако это касается лишь пропорций и ширин букв. Шрифт неконтрастный, слабо модулированный, с неожиданными для его комплекции короткими волосными засечкими. Особое внимание привлекают элегантные цифры, нарисованы с подлинным артистизмом и с глубоким пониманием традиции.
Читайте текст Германа Цапфа о Максе Кафлише в журнале «Шрифт» — https://goo.gl/RNDMbw
Образ
Пассажирские Dodge Wagon второго поколения нравятся полнотелым мужчинам с резиновыми лицами чуть за сорок, они считают себя хорошими отцами и патриотами, их ценности зафиксированы в Конституции, газон ровно подстрижен, а флаг по национальным праздникам поднят — в целом они готовы принять мученическую смерть от благополучия. Грузовые модификации Van без стекол предпочитают загорелые специалисты по киднэппингу из Юты; старомодные Q — помощники секретных агентов в оправах Clubmaster с прослушивающей аппаратурой, дежурившие в темных переулках; смутьяны в стертых кепках с сеткой и рекламой местных автосервисов; торговцы комбикормом или подержанной электроникой и, наконец, барабанщики, использующие Dodgе RAM как передвижную студию с бешеной громкостью звучания.
Эта поездка случилась в конце 1980-х, когда десятилетний Том Скиннер с родителями и сестрой на автобусе Dodge RAM, с вишневыми и серебряными полосами, летевшими вдоль кузова, отправились к плато Ме́са-Ве́рде (Mesa Verde), заросшему лесами,на юго-западе Колорадо. Находка, с которой мальчишка не расставался всю обратную дорогу и продолжал хранить в тайнике под приборной панелью автобуса, был крупный желудь.
Хлопья, апельсиновый сок из бурлящих прозрачных кубов, донатсы без начинки с инеем глазури, фильтр-кофе в кружке с портретом индейца и порционные сливки, — вот все на что хватило низкорослого мотеля. Его вывеска с оголтелым неоновым леттерингом, добрая половина которого не светилась, отчего пресные слова окончательно теряли смысл, дымилась в утреннем тумане.
Дорога уводила от повседневности: отец и мать, раскачиваясь в такт музыке в капитанских креслах из шоколадного плюша, подпевали кассетам 1960-х, пущенным по кругу. California Dreaming сменяла Sitting on the Dock of the Bay, и так полторы тысячи миль, снова и снова, прошлое пыталось выкрасть настоящее, и молодость сопротивлялась этому изо всех сил. Разрушая барабанные перепонки и социальные стереотипы, у мальчишки в наушниках Walkman оглушительно стучали Кит Мун (Keith Moon) и Нико Макбрейн (Nicko McBrain). Рефреном, в игровой приставке Bandai неутомимая пиксельная обезьяна цепко ловила бесконечные кокосы.
Автобус с забытыми вещами в детских тайниках, купленный для единственного отпуска с детьми, терпеливо ждал следующей поездки. Но однажды, белесым осенним вечером он был неожиданно для всех продан рослому южанину с пыльным загаром и выцветшими наколками.
За обвислой рабицей забора нелепо теснились друг к другу герои американского автопрома начала 1980-х, загнанные кризисом и безжалостным японским маркетингом в гетто забвения. Ставший барабанщиком, Том Скиннер разглядывал старый Dodge RAM, когда-то переделанный в развозной фургон, ожидающий теперь отправки на свалку. Он попросил ключ, залез в автобус и просунул руку в темноту под приборную панель — желудь был на месте.
Feiyue High Original 1920
Кажется, шаолиньские монахи и мастера кунг-фу передвигаются по воздуху. Этот образ прекрасно поддерживает кинематограф, и многие поклонники фильмов про боевые искусства начинают обучаться в надежде приобрести эту суперспособность. Однако, законы физики никто не отменял, и гравитация быстро разочаровывает и приземляет новичков. Но поскольку шаолиньские монахи также подвластны закону всемирного тяготения, то мастерства они добиваются только благодаря непосильному труду и, конечно, удобной обуви. В 1920 году в Шанхае появились Feiyue – удобные кеды с очень прочной и, насколько это возможно, гибкой резиновой подошвой, которые сразу же завоевали популярность в Шаолине и стали основной обувью для тренировок. Интересно, что первоначальный «бриф» на изобретение таких кед исходил из удовлетворения другой потребности населения Китая: начало ХХ века характеризовалось ростом производства, отчего рабочим требовалась удобная, легкая и недорогая обувь. Feiyue стали идеальным решением этой проблемы. А благодаря упругой и легкой резиновой подошве на них обратили внимание мастера единоборств. В 2006 году бренд выкупают французские предприниматели, и Feiyue завоевывает европейский рынок. Основанные на китайской традиции, Feiyue символизируют возвышение тела и разума, а само название переводится, как «летать» и «подпрыгивать». Возможно, поэтому особой популярностью кеды пользуются у любителей паркура.
Cборник Things I have learned in my life so far, 2008
Один из самых удивительных проектов в карьере Стефана Загмайстера и, пожалуй, даже в истории современного дизайна. Все началось с его дневников, куда он записывал всякие мысли о жизни. В какой-то момент Загмайстер решил их визуализировать — и обратился к своим бывшим и потенциальным заказчикам с необычным предложением: вашу рекламу делает сам Стефан Загмайстер (кажется, даже бесплатно), но ее месседжем будет не слоган бренда, а строчка из загмайстеровского дневника. Многие его, конечно, послали, но некоторые, как ни странно, согласились. Оставшиеся мысли Загмайстер реализовал в формате персональных арт-проектов при поддержке разных журналов и галерей. Вот так можно повеселиться на деньги клиентов, если ты сверхвостребованный специалист.
Айдентика издательства Seed, 2005
По Загмайстеру, кроме спонтанности и честности, еще одно важное качество для дизайнера — дотошность. Мы вам когда-то уже показывали айдентику португальской филармонии Casa da Musica, в которой визуальная коммуникация стиля построена на архитектурной логике здания, а цвета автоматически генерируются в зависимости от контекста использования. Еще одна интересная работа — динамическая айдентика научного издательства Seed. За основу знака Загмайстер взял филлотаксис — ботаническую протоформу с винтовой осью симметрии, которая часто встречается и в природе, и в дизайне (а также стала основным структурным паттерном в архитектурной бионике). Автор меняет привычную геометрию филлотаксиса в соответствии с разными контекстами использования айдентики: например, для визитных карточек сотрудников издательства точки образуют их портреты.
По словам Загмайстера, его единственный дизайн-герой — Тибор Кальман. Началось их знакомство с того, что молодой Стефан, только что поступивший в Pratt Institute и переехавший в Нью-Йорк, каждую неделю в течение полугода названивал в дизайн-студию M&Co и так надоел секретарше, что все-таки добился встречи с самим Кальманом. А через пять лет уже работал под его началом. В одном из интервью Загмайстер рассказал, что главный совет мастера был такой: «Когда откроешь свою студию, всеми силами попытайся не расти». С этим он до сих пор отлично справляется — вместо того, чтобы расширять Sagmeister & Walsh и постепенно впадать в денежное рабство от заказчиков, он ограничил штат десятком сотрудников и с легкостью отказывается от неинтересных проектов.
Читать полностью…
Первыми и главным художественным руководителем «Фабрики» стал фотограф Оливьеро Тоскани, с которым Benetton плодотворно сотрудничал с середины 80-х. Это был очень счастливый симбиоз: бренд получил уникальную рекламную концепцию, которую можно развивать бесконечно, а Тоскани использовал коммерческую площадку для провокационного разговора о социальных проблемах, чем навсегда изменил рекламное самосознание. По непроверенным данным, именно он придумал идею исследовательского центра в Тревизо, но даже если и нет — Тоскани и Fabrica, без всякого сомнения, были созданы друг для друга.
Читать полностью…
Архив журнала Typographische Monatsblätter с обложками Макса Кафлиша
Читать полностью…
Компания Benetton, 1963.
Хитрая концепция «Фабрики» начинает казаться вполне закономерной, если углубиться в историю компании Benetton и ее основателя. Все началось с велосипеда, который Лучано Бенеттон обменял на вязальную машину, чтобы вместе со своей сестрой и двумя братьями изготовить первую партию пронзительно желтых свитеров. Через пару лет они уже открыли первый магазин в Италии, затем во Франции, а к 2017 году — счет пошел за 5000 точек по всему миру. Лучано Бенеттон — не только шумный мужчина в оранжевом шарфе и зеленых слаксах (соблюдает корпоративную айдентику), но и гениальный бизнесмен, обладающий всеми навыками, как сегодня сказали бы, design thinking. Классический пример — как компания решила вопрос комплексной логистики: с завода в магазины Benetton уезжают контейнеры бесцветных свитеров, которые уже на месте будут окрашены в разные цвета, в зависимости от сезона и локального спроса. Fabrica — тоже идея Бенеттона: вместо того, чтобы нанимать звездных дизайнеров, он решил выращивать поближе к дому своих собственных.
Коммуникационный исследовательский центр Fabrica, 1994
К северу от Венеции, рядом с городом Тревизо и одним из заводов Benetton находится экспериментальная школа Fabrica, она же in-house студия этого итальянского бренда. Почему экспериментальная? Потому что там нет лекций, семинаров и экзаменов, а «учеба» целиком состоит из работы над реальными проектами в нескольких направлениях: визуальные коммуникации, фотография, видео, музыка, интерактив, эдиториал и дизайн. Похоже на обыкновенное агентство, но нет — зарплат тут тоже не платят, хотя студенты придумывают не только социальную, но и коммерческую рекламу для Benetton, Sisley, Playlife, журнала Colors и др. На этой неделе мы расскажем о том, зачем туда едут и что происходит в стенах «Фабрики», которая в некотором смысле стала для нас личной историей: креативный директор «Мастерской» Дима Барбанель был одним из первых русских, побывавших в Тревизо.
Еще картинки: https://ru.pinterest.com/dimabarbanel/%D1%80%D0%B5%D0%B2%D1%8E-dodge-ram/
Читать полностью…
Dodge RAM 1984 V8
Макс. скорость: 153 км/ч
Мощность: 5.2 л, V8 149 л.с.
Страна производитель Уинсор, Онтарио, Канада
Годы выпуска: 1979–1993
Плакат AIGA Detroit, 1999
Если у вас сложилось впечатление, что Загмайстер счастливым образом избегает всех неприятных заказчиков, бессмысленных проектов и других горестей жизни, это, конечно, не так. Сколько бы усилий ни было вложено в организацию рабочего процесса и вообще жизни, никуда не деться от того, что любая попытка глобально или локально улучшить мир — это труд, а иногда и боль. Эта мысль буквально проиллюстрирована знаменитым плакатом Загмайстера для лекции в детройтской Cranbrook Academy of Art. Один из его интернов, Мартин Вудтли (сегодня — прекрасный дизайнер) в течение восьми часов царапал ножом по торсу Загмайстера всю типографику плаката. Вот такая личная работа про то, что хороший дизайн никому не дается легко.
Вообще Тибор Кальман был настоящей энциклопедией профессиональной мудрости, которую он излагал в крайне отточенной форме. За это сотрудники M&Co даже прозвали его высказывания «тиборизмами»:
— Людей привлекают несовершенства. Никто не обсуждает, как самолеты летают, но всех интересует, почему они падают.
— Я всегда пробую перевернуть макет вверх ногами — чтобы проверить, не станет ли он от этого лучше.
— Разница между хорошим и отличным дизайном — интеллект.
— Если у вас нет идей, стиль — все, что вам остается.
— Если никто не возненавидел вашу работу, скорее всего ее никто не полюбит.
— Думай как художник. Одевайся как страховой агент.
Шрифт Courante (Куранта), спроектированный Тагиром Сафаевым в 2010 году, — современная реконструкция образа французских барочных антикв начала XX века на основе шрифтов Vendôme (François Ganeau, Fonderie Olive, 1952) и Astrée (Robert Girard, Deberny et Peignot, 1921).
Впервые я увидел Vendôme ещё в школе, тогда он поразил меня силой образа, каким-то притягательным мистицизмом, он настолько насыщен богатой традицией, что накрепко запомнился. Спустя много лет я как-то приобрёл книгу о французском художнике Жорже де Латуре (Georges de La Tour, 1593–1652). В начале XVII века шрифты во Франции делались всё ещё в парадигме Гарамона, но в это время стало уже появляться что-то новое.
Однако Vendôme оказался непростым, многослойным шрифтом. Во-первых, прописные — это мода 50-х годов на смелые решения, выразительные детали, во-вторых — кажется, что его строчные буквы позаимствованы прямо из эпохи Гарамона. И в-третьих — это цифры, тоже из 50-х годов, но в них совсем иная пластическая интерпретация, нежели в прописных. Герард Унгер говорит, что Vendôme — это экстраординарный Гарамон. И когда я анализировал этот шрифт, смог в этом убедиться.
Интервью Евгения Юкечева с Тагиром Сафаевым для журнала «Шрифт» — https://goo.gl/uzXGYr