9057
Политическая аналитика от экспертов Центра политических технологий им. Игоря Бунина
Опрос Superjob, проведенный в нынешнем месяце, показал, что лишь каждый десятый «экономически активный» россиянин будет смотреть в новогоднюю ночь развлекательные программы, а каждый третий включит канал с его трансляцией для фона.
Самое простое – сказать, что новогодние шоу – это для старших поколений, а молодежь их не смотрит. На самом деле, ситуация еще интереснее.
О желании посмотреть эти программы заявили 9% респондентов до 34 лет, 10% - в возрасте 35-44 лет и 11% - от 45 лет. В опросе не участвовали неработающие пенсионеры, так что самые старшие возраста не представлены или представлены слабо. Но интересно, что и люди советских поколений, заставшие традицию семейного просмотра «голубых огоньков», сильно к ним охладели. Между 25 и 55-летними есть разница, но не такая большая, как можно было бы предположить.
Изменения начинаются, когда речь идет о втором варианте ответа – «включу для фона». Его выбирают 34% респондентов. Из них 30% самых молодых, 33% от 35 до 44 лет и 43% от 45 лет. Вот здесь происходит скачок. Для поколений, которые помнят СССР, велика сила инерции. Они уже почти не смотрят новогодние развлекательные программы, но телевизор продолжает играть значительную роль в их жизни. Поэтому он включен для того, чтобы повысить праздничное настроение – под фоновую музыку лучше общается.
47% респондентов вообще не хотят смотреть эти шоу. И здесь цифры закономерны: 51% самых молодых, 47% от 35 до 44 лет и 36% от 45 лет.
Интересно еще распределение по доходам. Наиболее инерционны самые бедные (доход до 50 тысяч рублей). Из них 46% включат телевизор для фона и лишь 37% заявляют, что совсем не будут смотреть. Но и в этой категории лишь 9% сказали, что собираются смотреть – примерно столько же, сколько среднестатистический «экономически активный» россиянин.
И динамика. С 2020 года число тех, кто намеревается смотреть новогодние голубые огоньки и включает телевизор для фона, меняется довольно слабо. А вот количество тех, кто не будет смотреть, значимо подскочило – с 38 до 47% - за счет уменьшения числа затрудняющихся с ответом. Так что колебавшиеся люди свой выбор сделали.
Что произошло? Речь идет не только о снижении интереса к телевизору, который молодые респонденты уже почти не смотрят (а для фона трансляцию можно включить и на компьютере – разницы не будет). Но и, как минимум, еще о двух особенностях.
Во-первых, уходит традиция семейного празднования Нового года, восходящая к тем самым временам, когда несколько поколений смотрели не только «голубые огоньки», но и фильмы про Штирлица или Жеглова. Все более редкой становится ситуация, когда эти поколения живут в одной квартире. Молодые семьи снимают жилье, причем необязательно в родном городе. Выросла мобильность – и, соответственно, молодежь получает больше возможностей для того, чтобы демонстрировать свою самость в культурной сфере.
Во-вторых, можно говорить о том, что позднесоветские поколения уже не устраивает телевизионное предложение. Они продолжают смотреть телевизор, хотя и не столь активно, как люди старших возрастов. Но «линейки кумиров», на которых обязательно надо посмотреть, больше нет. Советские звезды из детства в основном ушли, новые телеперсонажи не вдохновляют. Поэтому и они все чаще включают телевизор в новогоднюю ночь, чтобы был музыкальный фон. Не более того.
Алексей Макаркин
«В регионе Южного Кавказа есть луч надежды на мир. Мы находимся на заключительном этапе обеспечения мира между Азербайджаном и Арменией. Наша страна поддерживает двусторонние переговоры». С таким заявлением выступил министр иностранных дел Турции Хакан Фидан. В своем докладе в Великом Национальном Собрании (парламенте) республики глава МИД констатировал: в подготовке мирного соглашения между Баку и Ереваном наступил заключительный этап.
Оптимизм турецкого министра понятен. После очевидных успехов в сирийском «поле» Анкаре важно продемонстрировать успехи еще и на Южном Кавказе. Под миром, конечно, Фидан и его соратники понимают такое положение дел, которое было бы выгодно его стране. Но насколько оправданы такие оптимистические оценки? Ведь недостатков в позитивных предсказаниях скорого мира явно не наблюдается. 2024 год прошел под знаком неизбежного соглашения между Баку и Ереваном. Однако и сегодня остаются некоторые нюансы, заставляющие экспертов проявлять определенную сдержанность.
На сессии министериала ОБСЕ 5 декабря армянский коллега Фидана Арарат Мирзоян констатировал: Баку и Ереван согласовали 15 из 17 статей проекта мирного соглашения. Он выразил надежду, что наличии политической воли финальное подписание не за горами. Но чем тогда объяснить отсутствие столь оптимистических оценок у руководства МИД Азербайжана? Так министр прикаспийской республики Джейхун Байрамов практически синхронно с «декабрьскими тезисами» Мирзояна заявил: «В Конституции Армении содержатся территориальные претензии к нашей стране. Мы ждем от Армении решительных шагов в этом вопросе»». Вскоре он снова повторил эту же мысль, понятное дело согласованную с высшим руководством страны.
И здесь налицо противоречия между Баку и Ереваном. На своей странице в сети Х Никол Пашинян написал, что ни одно из положений Основного закона его страны не содержит претензий к соседним государствам. Вопрос (и совсем не праздный), как убедить в этом Ильхама Алиева и азербайджанский истеблишмент? Баку ссылается на текст Декларации от 23 августа 1990 года, Ереван говорит, что данный документ не отражает духа и буквы Основного закона. Между тем, данный спор не выглядит, как исключительно юридический диспут.
Сергей Маркедонов
Электоральный марафон в Грузии близок к завершению. 14 декабря состоятся выборы президента. Эта кампания имеет правовое и политическое измерение.
Грузия в девятый раз после распада СССР и установления независимости будет избирать главу республики. Но раньше граждане делали это на всеобщих выборах. В 2024 году президент будет избран специальной коллегией выборщиков, куда должны войти представители законодательной власти страны разных уровней. Таким образом, Саломе Зурабишвили согласно букве закона должна войти в историю, как последний президент, избранный всенародно.
Но уходящий глава государства не спешит расстаться со своими полномочиями. И дело не только в ее особом властолюбии. Став президентом при поддержке «Грузинской мечты» и в жесткой конкуренции с «Единым национальным движением» она впоследствии разошлась с вчерашними единомышленниками. Настолько, что сейчас обвиняет их в узурпации власти путем фальсификации выборов, призывает сограждан к акциям протеста. И рассматривается, по крайней мере, частью грузинского политикума и лидерами ряда западных стран, как символ несогласия с действиями правящей партии.
Оппозиция считает выборы президента нелегитимными, ибо трактует исход парламентской кампании именно так, как это делает Зурабишвили. Власти думают иначе. Они видят в выборах президента завершение электорального цикла, полагая, что после избрания главы республики внутриполитический кризис завершится. Правительство рассчитывает на снижение градуса уличного протеста, наступление новогодних торжеств и усталость оппонентов от безрезультатных митингов и пикетов.
Грузинские спецслужбы официально заявляют о попытках оппозиционеров воспользоваться президентскими выборами, чтобы свергнуть власть. При этом делаются выводы о том, что оппоненты правительства уже «нейтрализованы». Эксперты аккуратно обсуждают сценарий «двоевластия», когда избранный президент Михаил Кавелашвили (а он - единственный кандидат на эту должность)столкнется с «альтернативным кандидатом», которого поддержат оппозиционеры. И не исключено, что некоторые западные политики. Впрочем, многое в плане внешней легитимации будет зависеть от успеха или неудачи грузинских силовиков и организаторов массовых уличных акций!
Сергей Маркедонов
Падение режима Башара Асада привело к росту оптимизма в Европе относительно проблемы беженцев. Хотя и с оговорками.
Вначале напомним хронологию. Дамаск пал в ночь на 8 декабря, но при этом сохранялись полномочия премьер-министра Мухаммад Гази аль-Джалали, который занимался передачей дел новым властям.
9 декабря в Дамаске встретились аль-Джалали и два оппозиционера. Один - лидер ХТШ (организация признана террористической и запрещена в РФ, а также считается террористической в США, Турции и решением Совета безопасности ООН) Абу Мухаммад аль-Джулани, которого все чаще называют его настоящим именем - Ахмед Хусейн аль-Шараа – которое не столь громко известно. Второй - Мохаммед аль-Башир, премьер-министр «правительства спасения Сирии», созданного по инициативе аль-Джулани в Идлибе. Он инженер, но во время работы в «правительстве спасения» получил в Идлибе диплом в области шариата. Фигура политически несамостоятельная, полностью зависимая от аль-Джулани.
И на встрече договорились, что новое сирийское правительство сформирует аль-Башир. Тем самым аль-Джулани (или все же аль-Шараа?) решил опередить сирийскую эмиграцию, которая прочила на пост главы переходного правительства другого бывшего асадовского премьера Рияда Хиджаба, порвавшего с Асадом еще в 2012 году и с тех пор живущего в эмиграции. Но в таких вопросах главное, кто контролирует столицу – а это аль-Джулани. Конечно, теперь предстоят переговоры о новом формате «переходной» власти, о кандидатурах в правительство, о порядке выработки новой Конституции и о многом другом, но уже сейчас ясно, у кого инициатива.
И несмотря на такую ситуацию, уже 9 декабря целый ряд европейских стран (Германия, Австрия, Дания, Швеция, Норвегия, Греция, Финляндия, Великобритания, Швейцария) приостановили рассмотрение заявок от сирийских беженцев. За ними последуют и другие государства. А министр внутренних дел Австрии Герхард Карнер пошел дальше и заявил, что «поручил министерству подготовить упорядоченную программу возвращения и депортации в Сирию». Всего, по некоторым оценкам, в Европу въехали 1,1 млн сирийских беженцев.
Впрочем, в Германии власти пока осторожнее. Министр иностранных дел Анналена Бербок (Партия зеленых) предостерегает от слишком поспешных выводов о ситуации с политикой безопасности в Сирии. Министр внутренних дел Нэнси Фазер (СДПГ) считает, что из-за неясной ситуации в Сирии «конкретные варианты возвращения на данный момент предсказать невозможно». Но лидер ХСС, премьер Баварии Маркус Зёдер уже призвал разработать план репатриации, заявив, что беженцы сами хотят вернуться, и их надо поддержать.
Проблема беженцев носит многоплановый характер. Так, по состоянию на конец 2023 года в немецких больницах трудились почти 5 тысяч сирийских врачей. Если они все разом уедут, будут существенные сложности для медицины. Но идея репатриации популярна среди населения. В начале следующего года в Германии состоятся внеочередные выборы, и ХДС/ХСС лидирует со значительным отрывом, но на втором месте находится жестко антимигрантская «Альтернатива за Германии». И если в ближайшее время из Сирии не поступит катастрофических сообщений, то правительству, видимо, придется уменьшить число оговорок.
Запрет на рассмотрение новых заявок свидетельствует также о том, что Европа не будет принимать беженцев, которые могут покинуть Сирию, не ужившись с новыми властями. Европейцы рассматривают режим Асада как тиранию – соответственно, возможные новые беженцы для них являются представителями или, в крайнем случае, пособниками диктатуры. А также опыт Ангелы Меркель, настоявшей на приеме сирийских беженцев-мусульман (что способствовало резкому усилению значения антимигрантской повестки и росту влияния крайне правых партий), рассматривается сейчас в Европе как негативный.
Алексей Макаркин
Падение Дамаска и режима Башара Асада в Сирии вне всякого сомнения будет рассматриваться, как одно из ключевых событий на Ближнем Востоке в 2024 году. Статус-кво, продержавшийся примерно 7 лет (если брать за точку отсчета начало работы т.н. «Астанинского формата») рухнул. И экспертам еще предстоит корректно без эмоций оценить возможные последствия радикального переформатирования сирийского конфликтного поля. Однако уже сейчас понятно: за событиями в этой ближневосточной стране следят не только в Ливане, Израиле, Турции или Иордании. С не меньшим интересом за ним наблюдают и в государствах Южного Кавказа.
В 2020 году с началом второй карабахской кампании академик Виталий Наумкин справедливо указал на «тесную связь между Южным Кавказом и Левантом». Впрочем, она наметилась раньше, а с тех пор, наверное, только укрепилась.
С особой тревогой следят за сирийской динамикой в Армении. Для этого есть несколько веских причин. Еще в первые годы гражданской войны в Сирии Армения приняла значительное (по масштабам республики) количество беженцев-армян, преимущественно из Алеппо. По разным оценкам их число составляло 17-20 тыс. человек. Во-вторых, поражение в Карабахе и утрата этого региона вкупе с непрекращающимися дискуссиями вокруг Зангезурского коридора также углубляют негативное восприятие. Усиление Турции на Ближнем Востоке воспринимается, как дополнительный риск. В особенности на фоне охлаждения отношений с Москвой, явной неготовности Запада к сдерживанию Анкары и, напротив, сближения между РФ и Азербайджаном.
В Азербайджане, напротив, усиление Турции воспринимается со знаком плюс. Здесь, правда, нужны определенные оговорки. Официальные власти ведут себя сдержанно. Они балансируют между стратегическим союзом с Анкарой и развитым партнерством с Израилем, важным поставщиком вооружений для Баку. Укрепление стратегического союзника в любой точке мира Азербайджан рассматривает, как выгоду для себя. Но в то же самое время тесное сближение между Анкарой и разными представителями «джихадистского интернационала» (даже ситуативное и тактическое) воспринимается в Баку с опасениями. Страна разделена почти пополам между шиитами и суннитами, всякое нарушение хрупкого внутриисламского баланса - великий риск, а «политическая исламизация» в Сирии такие опасности увеличивает.
На первый взгляд, Грузия находится на большей дистанции от сирийской истории. Но при более глубоком рассмотрении мы можем вспомнить и активное вовлечение выходцев из Панкиси в войну в Сирии. Чего стоит одна только деятельность Тархана Батирашвили (Умара аш-Шишани, был министром обороны ИГ, запрещенного в России) или Муслима Маргошвили (основателя экстремистского движения Джунуд аш-Шам, также запрещена в РФ). Время от времени страна подвергалась атакам радикальных джихадистов, имеющим за плечами и сирийский опыт (например, Ахмед Чатаев).
Таким образом, революционные перемены в Сирии внимательно изучаются на Кавказе. И это мы еще не говорим о сложностях в отношениях между Турцией и Россией, Тегераном и Анкарой, и всех их вместе взятых и каждого по отдельности- с Западом.
Сергей Маркедонов
Под занавес уходящего года Абхазия снова напомнила о себе. После того, как президент Аслан Бжания и премьер-министр Александр Анкваб покинули свои посты, а внутриполитический кризис был разрешен посредством объявления о досрочных выборах, казалось, в республики наступит затишье. Но, похоже, абхазским политикам «покой только снится».
3 декабря на своем внеочередном заседании Народное собрание (парламент) Абхазии высказался за отказ от ратификации инвестиционного соглашения с Россией. Того самого, что стало триггером протестных действий и отставки первых лиц республики. На сессии присутствовали 23 депутата. Подавляющее большинство, 21 человек проголосовали против данного проекта, двое воздержались. Спикер парламента Лаша Ашуба особо подчеркнул: сессия прошла в соответствии с парламентскими процедурами после получения достаточного количества подписей от народных избранников. Впрочем, последствия этого решения выходят за рамки формально-правовых аспектов законотворчества.
По мнению известного российского политика, первого заместителя председателя комитета Госдумы по делам СНГ Константина Затулина, отказ абхазского парламента от подписания инвестсоглашения с РФ может привести к охлаждению отношений между Москвой и Сухумом. Сегодня трудно сказать, в каких формах оно пройдет, насколько глубокой станет эта «заморозка». Лидер абхазской ветеранской организации «Аруаа» Темур Гулия полагает, что «теперь все нужно обсуждать заново, и все должно быть согласно Договору о стратегическом партнерстве с Россией, где четко прописано, что мы равноправные субъекты, и заключаемые соглашения должны быть выгодны обеим сторонам». Но документы документами, а асимметрия между союзниками более, чем очевидна.
В любом случае, парламентарии оставили для будущего избранного или переизбранного (если вдруг предположить успех ушедшего в отставку Аслана Бжании) сложную «домашнюю работу». Денег на развитие и модернизацию взять неоткуда. Но российские проекты вызывают у определенной части абхазского общества и политикума опасения по поводу утраты уникальности их республики. Между этими Сциллой и Харибдой надо пройти. Задача, прямо скажем, не из легких. Не исключено, что вчерашние оппозиционеры, став властью, предложат свои варианты нового инвестсоглашения. Даже под другим «соусом» и названием.
Пока же Абхазия готовится к новым президентским выборам, не разобравшись со старыми проблемами и дилеммами.
Сергей Маркедонов
После того, как глава правительства Грузии Ираклий Кобахидзе объявил о приостановке переговоров с Брюсселем о евроинтеграции, страну захлестнули массовые протесты. До этого его заявления массовые акции так, как будто бы они шли на спад. Оппозиция вяло критиковала «фальсификаторов», президент Саломе Зурабишвили, казалось, отбывала номер, готовясь покинуть свой пост и, вероятно, продолжить карьеру в рядах критиков властей.
Триггером для внутригрузинской турбулентности стал внешний фактор- решение Европарламента о непризнании итогов парламентских выборов. Теоретически у официального Тбилиси были и иные варианты реагирования, например, сделать вид, что ничего не произошло, а евроинтеграция продолжается в формате «конечная цель ничто, движение- все». Но сделано то, что сделано. Улицы Тбилиси и других грузинских городов наполнились протестующими, преимущественно молодежью. Кто является реальным претендентом на власть, решительно непонятно. Скорее, акции развиваются по принципу «мы не врачи, мы-боль».
Какие тренды обозначились к настоящему моменту? Часть управленческого класса (среди них пять послов, замглавы МИД, сотрудники разных министерств и ведомств, представители судейского корпуса) ушли в отставку в знак протеста против решения премьера. Особняком, конечно, здесь стоит выход из правящей партии Ираклия Гарибашвили, дважды премьера и дважды министра обороны, одного из лидеров «Грузинской мечты». Это уже говорит, если не о расширении протестной базы, то о серьезных разногласиях внутри власти. Но таковое пока что не критично, силовики в течение нескольких дней сдерживают наступление улицы, демонстрируют лояльность правительству.
Оппозиция поднимает день ото дня планку эскалации, это уже не вялые протесты первых послевыборных дней. Нередки случай откровенного провоцирования грузинских силовиков. При этом оппоненты властей до сих пор не исключали полностью и легалистских методов, президентом-оппозиционером (воистину, ноу-хау Грузии) был подан иск в Конституционный суд об отмене итогов избирательной кампании. Но КС отказался принимать его к рассмотрению. Значит остается выход за рамки правового пространства?
Но этот путь для Грузии опасен, особенно учитывая «дурное наследие». В 1991-2013 гг. высшая власть в стране традиционно менялась либо посредством переворотов, либо революций. Казалось бы, этому положен конец. Возможность возвращения к «революционной романтике» остужает многие горячие головы. Непраздный вопрос, а кто готов завра сменить «Грузинскую мечту», ведь оппозиция разрознена и раздроблена, среди ее лидеров сильны личные разногласия.
Власти заявили о нежелании вступать в переговоры с оппозицией, налицо стремление правительства представить нынешнюю турбулентность, как результат внешнего вмешательства. Словом, всем сейчас совсем не до стратегии. День простоять да ночь продержаться. Риски и неопределенность сильно возрастают.
Сергей Маркедонов
Похоже, грузинские политики решили следовать принципам известного римского историка и писателя Плиния Старшего (популяризированным в русскоязычной среде благодаря Юрию Олеше): «Ни дня без строчки». Вслед за формированием парламентских и правительственных структур, подготовкой к выборам президента власти республики огласили и свои внешнеполитические приоритеты на ближайшее будущее.
Премьер-министр Ираклий Кобахидзе заявил, что его страна замораживает ведение переговоров о вступлении в Евросоюз до конца 2028 года. При этом Грузия отказывается от получения бюджетных грантов от Брюсселя. Как глава грузинского кабмина мотивирует действия правительства? По его словам, «конец 2028 года — это тот срок, когда Грузия будет с экономической точки зрения готова начать переговоры о вступлении в ЕС, предполагаемые на 2030 год».
В российских медиа и социальных сетях новость подается, как сенсация. Еще бы, самая прозападная страна Южного Кавказа и едва ли не всего постсоветского пространства разворачивается к ЕС спиной. Триггером для такого решения официального Тбилиси стала резолюция Европарламента. Высший представительный орган «единой Европы» не просто не признал итоги недавно пошедших парламентских выборов, но и призвал к проведению новой кампании и введению санкций против премьера страны и лидеров «Грузинской мечты». Многовато для одной резолюции со стороны стратегического союзника Тбилиси!
На первый взгляд, решение ожидаемое. Но, во-первых, Европарламент - не главная структура, определяющая приоритеты политики Брюсселя. Во-вторых, заметим, что определенное пространство для маневра Кобахидзе оставляет, говоря о 2030 годе, как дате вхождения в ЕС. Но если бы вся проблема была только в экономике. Грузия в последние годы нарастила кооперационные связи с КНР, Турцией и Россией, все трое не являются членами ЕС. Но порядка 38% голосов избирателей были поданы за оппозицию. И нынешний «привет» от Брюсселя вряд ли вызовет в ее рядах массовый восторг, скорее усилит попытки активизации массового протеста.
Позиции «Мечты» прочны, но стопроцентных гарантий «геополитического разворота» они не дают. К слову сказать, Пекин и Анкара поддерживают грузинскую «территориальную целостность», и таскать каштаны из огня для укрепления интересов Москвы на Кавказе вряд ли будут. Следовательно, пока что рано делать выводы о переориентации Тбилиси на северного соседа. Нюансов в этой истории слишком много!
Сергей Маркедонов
Две победы
Соглашение о перемирии между Израилем и «Хезболлой» позволяет и Израилю, и Ирану говорить о победе. «Хезболла» при этом настроена куда более сдержанно, так как результаты израильской операции для нее носят крайне тяжелый характер. Погибли несколько политических и военных лидеров, включая главного – шейха Хасана Насраллу, руководившего «Хезболлой» более 30 лет и превратившего ее в одну из главных военно-политических сил Ливана. Убиты множество командиров среднего и младшего звена и рядовых бойцов.
«Хезболла», поддержав своей военной силой ХАМАС и нанося удары по Израилю, принесла войну (и связанные с ней гибель мирных жителей и разрушения гражданских зданий) в Ливан и при этом не смогла добиться своих целей. В соглашении нет ничего про ХАМАС – следовательно, Израиль может продолжать свою операцию в Газе, уже не отвлекаясь на ливанский фронт. Невозможно объяснить, что речь идет о победе и ливанским мирным жителям, и своим партнерам по правительственной коалиции - христианам-маронитам из Свободного патриотического движения экс-президента Мишеля Ауна и движения «Марада» влиятельного семейства Франжье, суннитам из движения «Азм» премьер-министра Наджиба Микати, и единоверцам-шиитам из движения «Амаль» бессменного с 1992 года спикера парламента Набиха Берри.
Биньямин Нетаньяху утверждает, что «Хезболла» отброшена на десятилетия назад, а Израиль может сосредоточиться на угрозах со стороны Ирана, пополнить вооружения (американцы задерживали их предоставление, настаивая на перемирии хотя бы в Ливане, раз уж не получается урегулировать конфликт в Газе) и, разумеется, сконцентрироваться на ХАМАС – то есть его добивании. «Хезболла» должна уйти с приграничных с Израилем территорий Ливана, которые займет ливанская армия. И если «Хезболла» нарушит перемирие, то Израиль имеет право нанести по ней новые удары.
Крайне правая часть израильского правительства не рассматривает соглашение как победу, но не могла предложить реальную альтернативу. Еще несколько недель военных действий в нынешнем формате ничего бы не изменили, добить «Хезболлу» бы не удалось – тем более, что она продолжала наносить удары по Израилю, демонстрируя, что не утратила боеспособности. Масштабная наземная операция вглубь Ливана после неудачной войны 2006 года всерьез не рассматривалась – она привела бы к большим потерям ЦАХАЛа и при этом не решила бы задачи уничтожения «Хезболлы». Поэтому крайне правые не стали выходить из правительства, но зафиксировали свою позицию к следующим выборам, когда они будут для «Ликуда» не союзниками, а соперниками.
Но и в Иране демонстративно празднуют победу. Иранские власти хотели бы договориться с Западом в условиях, когда страна «перенапряглась» из-за многолетнего конфликта и режима санкций. Нынешнего лидера «Хезболлы» Наима Касема иранцы вывезли в Тегеран, чтобы он избежал судьбы шейха Насраллы и «человека № 2» в «Хезболле» Хашема Сафиеддина. Но это и повысило зависимость «Хезболлы» от Ирана.
А в ноябре Ливан посетил советник аятоллы Хомейни Али Лариджани (умеренный консерватор и противник «супержесткой» линии в отношении Запада) – и по итогам визита высказался о том, что война должна прекратиться как можно скорее. Правда, он имел в виду не только Ливан, но и Газу, но в реальности Иран согласился на договоренность только по Ливану. Кстати, про Дональда Трампа Лариджани сказал, что тот время от времени менял свое поведение, и при этом заодно раскритиковал демократов. Так что Иран не исключает и переговоров с неудобным для него избранным президентом США.
А пока бывший командующий силами «Кудс» КСИP генерал-майор Ахмад Вахиди заявил, что прекращение огня является великой победой «Хезболлы» и «унизительным поражением сионистского режима». Советник по культуре и СМИ командующего КСИР Хамидреза Могадамфар утверждает, что «будущее оси сопротивления и Хезболлы в Ливане очень светлое, и это сопротивление будет продолжать приносить новые победы». Для них победа уже в том, что «Хезболла» выжила – а там посмотрим. Тем более, что Израиль, и «Хезболла» рассматривают соглашение как вынужденное и временное.
Алексей Макаркин
25 ноября вновь избранный, одиннадцатый по счету созыв парламента Грузии приступил к работе. За девять дней до этого республиканский ЦИК подписал итоговый протокол голосования. Но проблема в том, что, если власти и правящая партия «Грузинская мечта» признает результаты выборов, а оппозиционные силы, а с ними и президент Саломе Зурабишвили считают иначе.
Как же справился с этой проблемой «однопартийный парламент»? На первый взгляд, все прошло по плану. 89 депутатов- «метателей (всего в парламенте 150 мандатов) собрались на сессию, определились с признанием собственных полномочий и поддержали старого нового спикера Шалву Папуашвили. Впервые он вступил в эту должность в декабре 2021 года, приняв парламентские бразды у Кахы Кучавы (тот не проработал и года в председательском кресле). Впрочем, в ноябре-2024 у Папуашвили не было конкурентов. И острословы упражнялись в красноречии, сравнивая избрание спикера с партсобраниями советских времен.
Впрочем, такие параллели отражают, скорее, внешний антураж, а не системные проблемы. Оппозиции никто не запрещает войти в парламент и принять участие в формировании его органов. Но оппоненты власти выбрали другой путь. Значительная часть комментаторов называют нынешние события уникальными и беспрецедентными. Но это не совсем так. Четыре года назад оппоненты «Мечты» уже бойкотировали парламент, организовывали массовые акции, апеллировали к Западу, чтобы тот поддержал их устремления. Но есть и отличия. Тогда отношения официального Тбилиси с его американскими и европейскими партнерами не были на столь низкой отметке, как сейчас.
Но Бидзину Иванишвили и «Грузинскую мечту» это, похоже, не слишком пугает. Они готовы продолжать работу, так, как будто это – рутинный процесс. Спикер и его заместители избраны, правительство будет переформатировано, но, скорее, в формате «смены лиц», а не «смены вех». Вопрос один: насколько хватит оппозиции на бойкот и массовый протест. Четыре года назад не хватило, они втянулись в общеполитические процессы. «Грузинская мечта» рассчитывает добиться схожего эффекта и в обозримой перспективе.
В общем, цели ясны и задачи определены. Власти будут «функционировать» в «обычном режиме», а оппозиция- подвергать их действия сомнению.
Сергей Маркедонов
Снятие кандидатуры Мэтта Гетца на пост министра юстиции США имеет важное значение для отношений между Дональдом Трампом и Республиканской партией.
Партия в последние годы стала трампистской, но это не означает, что ее истеблишмент готов выполнять все указания Трампа. Во время краткого и бурного обсуждения кандидатуры Гетца лишь сенатор первого срока Томми Тубервилль, своей карьерой полностью обязанный Трампу, заявил, что «не нам решать», кто будут министром. Хотя министров утверждают именно сенаторы, и они совершенно не собирались отказываться от своего права блокировать кандидатов.
Другое дело, что все сомнения сенаторы-республиканцы склонны трактовать в пользу кандидатов Трампа, но в данном случае сомнений не было. Поэтому как несколько из них намеревались проголосовать против Гетца – а это при консолидированном голосовании демократов означало провал. А до провала обычно не доводят, так как это сильный репутационный удар и по партии, и по президенту.
Гетц оказался кандидатом, уязвимым со всех сторон. Этическое расследование его поведения было прервано в Палате представителей, так как он стремительно ушел из нее сразу же после объявления Трампом о выдвижении его кандидатуры в Минюст. Но данные тут же «утекли» в публичное пространство, так что запрет, вынесенный республиканским большинством комиссии на публикацию отчета, мало на что повлиял.
В Палате представителей Гетц был одним из лидеров маленькой группы конгрессменов-республиканцев, критиковавших лидеров собственной фракции с трампистских позиций. Он стал инициатором свержения предыдущего спикера Палаты, Кевина Маккарти, пользовавшегося уважением среди большинства представителей республиканцев в Конгрессе. Продвижение Гетца на пост министра юстиции стало бы символическим поощрением подобных действий, что невыгодно для партии.
Гетц не имеет высокой репутации как юрист. Он никогда не работал в прокуратуре, а в качестве адвоката не вел значимых дел. В принципе, назначение адвоката без опыта прокурорской деятельности или службы в Минюсте вполне возможно – Рональд Рейган назначил своим первым министром юстиции адвоката Уильяма Смита. Но Смит работал в одной из крупнейших юридических фирм страны, а Гетц в профессиональной сфере авторитетом не пользуется.
Гетц не был консенсусной фигурой для окружения Трампа – его кандидатуру предложил адвокат Борис Эпштейн и одобрил Трамп. Но против кандидатуры Гетца неофициально возражал Илон Маск. Правда, когда это стало известно, Маск разразился масштабным набором комплиментов в отношении Гетца, сравнив его с судьей Дреддом и назвав «Молотом Правосудия». Только неясно, чего здесь было больше – желания продемонстрировать командную лояльность или сарказма.
Видимо, такая неконсенсусность и способствовала тому, что Трамп не стал долго держаться за кандидатуру Гетца, когда стало ясно, что она непроходная. Уже 21 ноября он объявил о выдвижении на пост министра юстиции кандидатуры Пэм Бонди, партнера в Ballard Partners, лоббистской фирме, где работала будущая глава администрации Трампа Сьюзи Уайлс. Она, видимо, и сыграла значительную роль в этом выборе.
Бонди два срока (в 2011-2019 годах) была генеральным прокурором Флориды, так что по формальным критериям претензий к ее квалификации нет. Она убежденная сторонница Трампа, работала в команде защитников во время попытки его импичмента. Еще в 2013 году фонд Трампа направил связанной с ней организации пожертвование для подготовки избирательной кампании на второй срок. Позднее этот факт стал предметом разбирательства, так как прокуратура Флориды намеревалась заниматься рассмотрением обвинений в мошенничестве против Университета Трампа, но затем решила не поддерживать иск по этому поводу. Фонд Трампа довольно анекдотично заявлял, что перепутал адрес и намеревался помочь не кампании Бонди во Флориде, а одноименной организации из Канзаса. Но доказать какой-либо криминал не удалось, а сомнения, как уже было сказано выше, трактуются сенаторами-республиканцами в пользу кандидатов Трампа. Они демонстрируют свою самость, но подрывать позиции президента не будут.
Алексей Макаркин
К Владиславу Суркову у меня всегда было отношение сложное. Почти никогда с ним не соглашался. Бывали случаи острого противостояния. Но всегда признавал за ним очень ценное качество: он и умел, и дерзал откровенно формулировать очень глубокие наблюдении о природе российского общества и политического режима. Это требовало и недюжинного ума и "видения".
Но вот свежая статья о "либерализме" - это другое. Он то ли не знает очевидных вещей о природе современного общества (и "либерализм" тут - одна из его характеристик). то ли (что куда более вероятно) - пишет заведомо конъюнктурный текст, не имеющий отношения к реальности. Кончился тот Сурков, которого я знал и принимал всерьез.
Возразить ему? Много чести. Впрочем, в одном возражу. 1917 и 1991 годы в нашем обществе - это не "приступы либерализма" (ни большевики, ни Горбачев с Ельциным либералами не были от слова "совсем"). Это - крах власти, которая слишком далеко ушла в своем менталитете от реальностей. Как Сурков сегодня.
Борис Макаренко
Две новости про книги.
Новость первая - ВЦИОМ провел исследование о том, что читают россияне. Существует стереотип о том, что чем старше люди, тем они больше читают. Во-первых, потому что принадлежат к советским «читающим» поколениям. Во-вторых, так как у них больше свободного времени, чем у тех, кто учится или работает.
Оказалось, что лишь каждый восьмой респондент отметил, что ничего не читал. Но среди старших поколений (от 1967 года рождения и старше) таковых насчитывается уже 20-24%. А среди самых младших (от 2001 г.р. и младше) – всего 1%. Так что младшие читают куда больше, чем старшие.
Понятно, что на статистику чтения младших в значительной степени влияет учеба. Но не только Самые младшие читают фантастику (37%), классику (30%), книги по психологии (29%), романы о любви (28%) и детективы (26%). Из перечисленного только классику можно отнести к учебной программе. Очевидно стремление молодых людей разобраться в себе – поэтому они нередко обращаются к литературе по психологии.
Младшие миллениалы (1992-2000 г.р.) чаще других предпочитают научную и учебную литературу (39%), более трети выбирают фантастику (36%), в тройку любимых жанров этого поколения вошла и классика (28%). Учебная и профессиональная литература лидирует и среди старших миллениалов (1982-1991 г.р.) - 33%, но на втором месте у них оказываются детские книги (31%), затем следуют классика (26%) и историческая литература (24%).
И только у советских поколений историческая литература выходит на первое место, что неудивительно. В СССР книги по истории были отдушиной от надоевшего официоза. Людям хотелось читать не про производственные успехи и проблемы, а про русских князей и фаворитов государынь. Была популярна и военная литература – тем более, что поколение победителей было еще живо. Книжные привязанности у многих сохраняются на всю жизнь – тем более, что если младшие стремятся разобраться в себе, то старшие – в истории, которая младшим малоинтересна.
Специалисты ВЦИОМ отмечают, что среди телезрителей, где как раз выше доля старшего поколения, процент ничего не читающих достигает максимальных 38% (проиив 12% среди всех россиян и 5% среди тех, кто предпочитает интернет). Это значит, что старшие вместо чтения чаще смотрят телевизор, где широко представлены и военные, и исторические костюмные сериалы. Правда, до китайской «фабрики сериалов» России далеко, но все же выбрать можно. Про одну из любимых пикулевских героинь Екатерину II – и «Екатерина» (с двумя продолжениями), и «Великая», и «Царская прививка» (весьма актуально - как раз после пандемии). Все интереснее, чем перечитывать «Фаворита». Так что пока старшие смотрят, младшие читают – в том числе электронные книги.
Новость вторая – Совет по детской книге Союза писателей России решил выяснить, что же именно читают школьники – и ужаснулся. Оказалось, что около 60% детских книг сегодня строго соответствуют пяти деструктивным направлениям, каждое из которых «формирует определенные установки в сознании детей». В детскую литературу «методично внедряются» тема предательства, представление о человеке как о животном (привет квадроберам!), изменение социальных ролей («мальчикам не обязательно быть защитниками и героями, а девочкам — стремиться к семейным ценностям»). А еще любые личные недостатки представляются как нечто нормальное, что не требует исправления. И в довершение – «книги внушают идею, что не стоит задумываться о будущем и о том, что ждет впереди».
Союз писателей когда-то был советской организацией, объединявшей «инженеров человеческих душ». Сейчас это один из писательских союзов и не более того. Издатели и авторы в шоке от разоблачений и пытаются понять, какими же критериями руководствовался Совет (и хотя бы кто в него входит). Впрочем, в тексте есть и вполне предсказуемое предложение – «необходимо создавать институты, которые будут поддерживать и поощрять авторов, создающих ценностно-ориентированные произведения детской литературы». В советское время это уже проходили – с хорошо известным результатом.
Алексей Макаркин
После завершения парламентской кампании в Грузии споров о развороте внешнеполитического курса официального Тбилиси не только не убавилось, а лишь прибавилось. Хотя, если внимательно следить за оценками победителей, представляющих партию «Грузинская мечта», то ничего подобного не происходит. Премьер-министр Ираклий Кобахидзе заявляет о невозможности форсировать восстановление дипотношений с РФ из-за «оккупации 10% территории страны». Он же ставит цель- объединиться с ЕС вместе с абхазами и южными осетинами к 2030 году.
Но мы живем в мире представлений, и порой они становятся важнее самой реальности. И все же, стоит обратить внимание на участие главы кабмина Грузии в саммите Европейского политического сообщества. Тут многое примечательно. И то, что на этот раз форум прошел в Будапеште, а венгерский премьер Виктор Орбан был не только первым европейским лидером, признавшим легитимность парламентских выборов в Грузии, но и посетившим эту кавказскую страну буквально на третий день после подведения итогов голосования. И в столице Венгрии Кобахидзе снова озвучил весь знакомый нам набор проевропейских слоганов.
Стоило бы иметь в виду, что всего лишь 4 месяца назад в Бленхеймском дворце (родовом имении герцогов Мальборо) в Великобритании была принята Декларация саммита Европейского политического сообщества (ЕПС). К этому документу присоединилась и Грузия. Более того, в Декларацию было включено грузинское предложение об усилении региональных связей между странами Черного и Каспийского морей. Если это последовательность, то явно не пророссийская.
В Будапеште же в ноябре 2024 года Кобахидзе провел встречу с Шарлем Мишелем, подчеркнув готовность к любой дискуссии и лично с ним, и с представителями высшей иерархии Евросоюза. Грузинская элита, будь она трижды против иноагентов и представителей нетрадиционных меньшинств, сегодня настроена на продолжение политики европейской интеграции. Нравится нам это или нет. Да, эта часть политикума может рассматриваться, как условные евроскептики. Так их единомышленники присутствуют и в Европарламенте, и в национальных парламентах разных стран ЕС, не говоря уже о законодательных органах разных субъектов разных федераций или муниципалитетов. Делать на этом основании выводы об их лояльности Кремлю вряд ли целесообразно.
«Грузинская мечта» позиционирует себя, как прагматическая сила. И неплохо было бы взаимодействовать именно с таким партнером из стратегически важной соседней страны. Опасно другое. Фантазировать и формировать завышенные ожидания, не обладая для этого ни серьезными доказательствами, ни основаниями.
Сергей Маркедонов
В Грузии новый президент. Шестым главой республики 14 декабря был избран Михаил Кавелашвили. Сегодня стали общим местом рассуждения о том, что фигура президента в Грузии не имеет никакого политического веса. Снижение объема конституционных полномочий главы государства- старый тренд. Но в 2024 году он укрепился тем, что президента избирали не всеобщим голосованием, а коллегией выборщиков из 300 человек.
Как бы то ни было, без президента политико-правовой каркас Грузии был бы неполным. В парламентских республиках главы государств традиционно играют меньшую роль, чем премьер-министры. Но тем не менее, они- важные символы и элементы власти.
В Грузии-2024 обеспечение голосования без эксцессов на фоне массовых протестов и внутриполитического кризиса уже важный успех действующих властей. Нового всплеска митингов и пикетов в день выборов не произошло. Тактически поле боя осталось за властями. На долгосрочных планах, похоже, ни правительство, ни оппозиция сегодня не фокусируются. Кто же он, новый президент Грузии?
Михаилу Кавелашвили 53 года. И хотя он избран при поддержке «Грузинской мечты», сам новый президент представляет «Силу народа», организацию-сателлит правящей партии. В отличие от «мечтателей» «народники» позволяют себе более жесткую и открытую антизападную риторику. В прошлом Кавелашвили- футболист, нашим соотечественникам- любителям этой игры он запомнился по выступлениям за владикавказскую «Аланию». Но в Грузии футбол сродни светской народной религии. И Кавелашвили- не первый футболист на политическом Олимпе страны, мэром Тбилиси служит Каха Каладзе, в недавнем прошлом звезда грузинского и европейского футбола.
Ключевая проблема любых выборов- легитимация, внутренняя и внешняя. Здесь все непросто. Четыре оппозиционные партии, прошедшие в парламент, а также уходящий глава государства Саломе Зурабишвили не признают Кавелашвили президентом. Как, впрочем, не признают и легитимности недавней парламентской кампании. США и ЕС также не спешат с поздравлениями вновь избранному президенту. Не исключено, что их позиция сведется к непризнанию итогов выборов.
Иное мнение у соседей Грузии. Парадоксальным образом позиции Армении и Азербайджана сходятся, Никол Пашинян и Ильхам Алиев признали избрание Михаила Кавелашвили, поздравили его. Соседям Грузии не нужна нестабильность и конфликты в этой стране, разобраться бы со своими трениями. Вновь избранного президента Грузии также поздравили два Александра –Лукашенко и Вучич. Более того, сербский лидер стал первым главой зарубежного государства, пригласившим Кавелашвили посетить его страну. Весной 2023 года после голосования в Совете Европы по вопросу Косово Александр Вучич назвал Грузию среди «лучших друзей» Сербии. Тбилиси последовательно выступает за непризнание независимости бывшего сербского автономного края.
При этом грузинские власти не спешат полностью отмежеваться от идей и практики европейской интеграции. Не исключено, что правительство надеется на спад протестов, на медленную, но неуклонную легитимацию выборов и парламента, и президента. И если так, остается надежда на нормализацию и прагматизацию отношений с Западом.
Сергей Маркедонов
Рональд и Дональд.
Перед выборами одним из антитрамповских тезисов, ориентированных на республиканский электорат, было сравнение Дональда Трампа с Рональдом Рейганом – конечно, не в пользу первого. Рейган – «икона» для американских консерваторов, позиционировался как настоящий идеологический лидер – в отличие от популиста Трампа, готового договариваться с Россией и пошедшего против республиканского истеблишмента. И для того, чтобы вернуться к Рейгану, надо проголосовать против Трампа.
Кампания не сработала. Самый простой ответ о причине заключался в биполяризации. «Рейгановские республиканцы» часто не в восторге от Трампа, но Камала Харрис для них еще более неприемлема. Но этот ответ не является исчерпывающим. Между Трампом и Рейганом много различий, но есть и общее, что в условиях биполяризации важнее (между Рейганом и Харрис общим является только проживание в Калифорнии).
Трамп, как и Рейган, ориентирован на экономический рост с минимумом экологических ограничений. И на низкие нефтяные цены, выгодные большей части американской промышленности. Одной из причин падения нефтяных цен в 1980-е годы часть специалистов считает договоренность между Рейганом и саудовским королем Фахдом (другая часть считает эту версию конспирологией – но в одном из своих интервью ее поддержал Егор Гайдар). Трамп сейчас – еще более решительный сторонник принципа «бури, детка, бури», чем во время своего первого срока. И ставит задачу с помощью снятия барьеров для добычи обрушить нефтяные цены до 40 долларов за баррель.
Рейган проводил налоговую политику в интересах развития бизнеса (так называемую «рейганомику»), отвергавшуюся многими экономистами, считавшими ее авантюрной. Трамп снижал налоги в свое первое президентство (и до ковида экономические результаты были успешными, резко повышавшими его шансы на второй срок) и собирается проводить сходный курс сейчас. Экономический рост при Рейгане способствовал к 1984 году массовому переходу на его сторону «синих воротничков», голосовавших за демократов – сейчас многие члены профсоюзов (в том числе такого политически важного, как профсоюз водителей грузовиков) поддерживали Трампа.
Победа Рейгана на выборах 1980 года была во многом консервативной реакцией на либеральную политику не только демократов при Джимми Картере, но и республиканской администрации Форда-Рокфеллера. И на деятельность Верховного суда при Уоррене и Бергере. Неслучайно, что вместе с Картером проиграли и целый ряд укорененных в своих штатах либеральных сенаторов, что нельзя объяснить только стагфляцией.
Впрочем, именно здесь есть и важная разница. При Рейгане консервативные избиратели вступились за государство, которое они считали своим – и защищали его от либеральных активистов. Прошли десятилетия, и государственный аппарат для таких избирателей стал чужим, коллективным deep state. Для рейгановских избирателей был немыслим альянс с фигурами типа Роберта Кеннеди-младшего и Тулси Габбард. Для трампистов он допустим. Рейган сохранил во главе ФБР аполитичного Уильяма Уэбстера – Трамп назначает политизированного Кэша Пателя.
Антикоммунизм Рейгана в значительной степени проявлялся во внешней политике, в противостоянии с СССР, которым правила КПСС. Антикоммунизм Трампа связан с внутренней ситуацией – он пугал своих избирателей «товарищем» Харрис. Россия в отличие от СССР некоммунистична – напротив, это страна самого массового храмостроительства в современном мире и законодательной «защиты чувств верующих». Поэтому многие республиканские избиратели, которые в молодости боялись советского коллективизма и атеизма, сейчас не видят в ней врага.
Несмотря на жесткую риторику, Рейган не был воинственным лидером. Единственная военная операция при нем – на Гренаде – не только была малозатратна во всех отношениях, но и случилась только после того как тамошние радикалы расстреляли более умеренных лидеров (и следа ЦРУ в их действиях найти не удалось). Трамп тоже не любит воевать – он по своему стилю бизнесмен, ориентированный на переговоры. Которые, кстати, не игнорировал и Рейган – от Женевы-85 до Москвы-88.
Алексей Макаркин
О новом правительстве Сирии
9 декабря в медиа появился список будущих министров сирийского правительства, который, как быстро выяснилось, не имел ничего общего с действительностью. В него вошли представители эмиграции во главе с бывшим асадовским премьером Риядом Хиджабом. Лидеру ХТШ (организация признана террористической и запрещена в РФ, а также считается террористической в США, Турции и решением Совета безопасности ООН) Ахмаду аш-Шараа (он же Абу Мухаммад аль-Джулани) отводился пост министра обороны. Больше эта организация не была представлена в проектируемом кабинете.
Кстати, ТАСС уже процитировало кандидата на пост министра промышленности в этом кабинете - Анас аль-Абда заявил, что оппозиция в Сирии надеется сохранить хорошие отношения с Москвой. Некоторые предполагаемые назначения выглядели довольно странно – так, бывший имам мечети Омейядов в Дамаске Ахмад Моаз аль-Хатиб должен был стать министром сельского хозяйства.
Такой кабинет устраивал как Турцию (все кандидаты были ей хорошо известны), так и сирийскую эмиграцию из Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил, лидеры которой в этом случае были бы интегрированы во власть. Такой кабинет (кроме разве что аль-Джулани) был вполне приемлем и для Запада, так как позволил бы говорить о том, что на смену Башару Асаду пришли представители сирийского гражданского общества.
Но события развивались по иному сценарию. Эмигрантская коалиция, по крайней мере, на нынешнем этапе оказалась отстранена от формирования правительства. Восторжествовал принцип Мао Цзэдуна, что «винтовка рождает власть». В Дамаск просто переехало из Идлиба так называемое «правительство спасения», функционировавшее там уже несколько лет под эгидой аль-Джулани.
После эвакуации из Алеппо, исламисты при поддержке и военно-политической защите со стороны Турции обустроились в Идлибе, где была создана разветвленная инфраструктура управления гражданской жизнью. Все это время работали школы и больницы, существовала основанная на принципах шариата судебная система, функционировали коммунальные службы, действовали свои медиа. В частности, система образования готовила новых адептов, которые потом входили в Алеппо, Хаму, Хомс, обладая не только военной, но и идеологической подготовкой.
Разумеется, на все это требовалась материальная помощь, поступавшая из-за границы. Так что «правительство спасения» занималось вполне конкретными делами, в том числе распределяя ресурсы среди населения. Сейчас эти министры переехали в Дамаск, где «несиловые» представители свергнутого режима передают им дела. С силовиками ситуация другая – появляется все больше сообщений о репрессиях в отношении тех из них, кто вызывал ненависть со стороны вооруженной оппозиции, которая стала властью.
Так что новое правительство оказалось исламистским, чего многие за пределами Сирии хотели бы избежать. Хотя сам аль-Джулани пока в нем официально не значится - тем более, США до сих пор формально не отменили награду за информацию о его местонахождении. Но ему хватает и реального контроля.
Впрочем, исламисты сейчас подчеркивают, что в экономических вопросах могут быть совместимы и с Западом. Так, новый министр экономики Базиль Абдул Азиз заявил о планах перехода от асадовской дирижистской экономической модели к свободному рынку с либерализацией контроля импорта-экспорта. Но какая политика будет проводиться в реальности, большой вопрос. В гуманитарных сферах ожидается исламизация.
Предполагается, что новый кабинет будет действовать до 1 марта 2025 года– но пока неясно, какие механизмы переходного периода станут использоваться после этого, и кто будет к ним допущен. В правительстве есть целый ряд вакансий, которые могут быть заполнены за счет привлечения эмигрантов для придания ему более респектабельного имиджа не только на Западе, но и в арабском мире – но на индивидуальной основе и на условиях победителей. Пока же победители теснят курдов, расширяя зону своего контроля, что полностью устраивает Турцию.
Алексей Макаркин
Когда в 2019 году случился пожар в Нотр-Дам-де-Пари, то было немало разговоров о конце христианской Европы. Спустя пять лет, когда собор вновь открыт и в нем прошла инаугурационная месса с освящением главного алтаря, можно вспомнить о том, что эта драматическая история сопровождалась настоящими чудесами.
Ущерб, нанесенный собору, оказался существенно меньшим, чем предполагалось вначале – так что символической «гибели» храма не произошло. Все святыни, хранившиеся в соборе, оказались спасены. Прежде всего спасали самые почитаемые из них - Терновый венец Спасителя, частицу Креста Господня, Гвоздь Распятия, а также камизу (нательную рубашку) Людовика Святого, при котором эти реликвии были доставлены в Париж.
Обращает на себя внимание и благоговейное отношение не только к реликвиям (которые светские люди нередко воспринимают как культурные ценности), но и к святыне, к таковым ценностям заведомо не относящейся – это Святые дары. Приведем слова активного участника спасения реликвий, капеллана парижской пожарной бригады Жан-Марка Фурнье: «Когда меня вызвали, и я приехал на место, я сразу понял, что должен сделать прежде всего. Прежде всего, это спасти бесценные реликвии - сначала Терновый венец Иисуса Христа, а потом Святое причастие, которое находилось у алтаря».
Оказалось, что Святые дары хранились на двух алтарях, и добраться до одного из них не представлялось возможным - путь отрезал капающий сверху раскаленный свинец. Отец Фурнье постарался спасти те из Святых даров, что были доступны. Благословив ими собор, он вынес гостии в ризницу, посчитав, что там они будут в безопасности (что и произошло). Отец Фурнье говорил, что после этого огонь, охвативший было северную башню фасада, вдруг остановился.
Еще одно чудо связано с флюгером собора, в котором хранились мощи почитаемых парижских святых – святого Дионисия и святой Женевьевы (почитаемых и в Русской православной церкви) и шип Тернового венца. Флюгер в виде петуха – символа Франции – сразу после пожара считался утраченным, но затем был найден на месте обрушения. «Эта замечательная находка дала проблеск надежды среди разрушений, и с тех пор она стала символом стойкости и надежды для жителей Парижа и всего мира», - заявили в группе друзей Нотр-Дам-де-Пари.
Поврежденный флюгер отправили в музей, а на смену ему был изготовлен новый, в который были помещены спасенные мощи святых и шип Тернового венца. В него также поместили список имен людей, участвовавших в реконструкции собора. Так что вере и чудесам есть место и при современной демократии.
Алексей Макаркин
Стремительный крах режима в Сирии вызывает обычный для таких случаев вопрос «кто виноват?». И почти все, конечно, указывают на Башара Асада. Причем претензии к нему высказываются противоположные. Одни обвиняют в недостаточной склонности к компромиссам, другие – в нехватке решительности.
Относительно компромиссов – не декларативных, а реальных – можно сказать, что любые свободные выборы в Сирии, хоть президентские, хоть парламентские, привели бы к победе суннитов. В Ираке поэтому нет прямых выборов президента, а пост избираемого парламентом главы государства фактически закреплен за курдской общиной. Поэтому Асад должен был своими руками демонтировать авторитарный режим, созданный его отцом, который всю жизнь оставался для него образцом политика.
Вспомним хорошо знакомый российским историкам эффект Николая II, который все свое царствование ориентировался на опыт Александра III – и даже вынужденно учредив Государственную думу, так и не стал конституционным монархом. И даже дуалистическая монархия была для него крайне некомфортным отступлением от идеального самодержавия.
Но дело не только в упрямстве. Асаду было еще труднее, чем Николаю – он не мог лишить алавитскую общину лидерства в стране, войдя в историю и своей страны, и своей общины именно в этом качестве. Поэтому Асад до самого последнего момента не только не шел на реальные уступки, но и не соглашался покинуть страну, и сделал это, только когда вооруженная оппозиция вошла в Дамаск. В результате он не отказался от общины, но сама община, ослабленная многолетней войной, отказалась от него, не втягиваясь в авантюры типа «алавитской крепости» на сирийском побережье.
Более того, можно предположить, что Асад на последнем этапе существования своего режима пытался осуществить какие-то декоративные перемены в рамках выстраивания отношений со светскими режимами из Лиги арабских государств. Признаком этого стало назначение в сентябре премьер-министром суннита Мухаммада Гази аль-Джалали. Этот технократ ранее недолго был министром связи, но в последние годы не только не входил в состав правительства, но и не находился на государственной службе. Зато после свержения Асада аль-Джалали временно сохраняет свой пост с согласия победителей.
Так Асад стремился дистанцироваться от Ирана – но не привели ли такие шаги к ослаблению режима? У Токвиля есть мысль, что самый опасный момент для плохого режима - когда он начинает реформироваться (это происходило перед Французской революцией). Здесь серьезных попыток реформирования не было, но, возможно, совершенно негибкий до этого режим мог не выдержать даже декоративных шагов.
Относительно недостаточной решительности можно сравнить сирийскую ситуацию с афганской. Там по настоятельным советам американцев был сформирован дееспособный корпус, который должен был стать главной военной опорой режима после ухода американцев. Командный состав подбирали по меритократическому принципу. Этот корпус дополняли традиционные для Афганистана местные силовые структуры, связанные с региональными авторитетами. Конструкция выглядела убедительной, но способствовала только тому, что реальное сопротивление продолжалось несколько дольше, чем в Сирии, где все развалилось сразу после начала наступления вооруженной оппозиции на Алеппо. На штыках сидеть долгое время нельзя.
Все это не означает, что Асад не виноват (как и Николай II внес немалый вклад в катастрофу российской монархии). Просто реальная ситуация часто сложнее, чем простые выводы.
Алексей Макаркин
Шесть часов, потрясших Республику Корея, или недопереворот школьных друзей.
3 декабря 2024 года в 22:27, выступая по корейскому телевидению, президент Юн Сок Ёль объявил военное положение. Он обвинил оппозицию в «попытке свергнуть свободную демократию» путем импичмента членов президентской команды и блокирования его бюджетных планов. Также заявил, что против правительства существует заговор Северной Кореи, фактически обвинив оппозиционное парламентское большинство с сговоре с Ким Чен Ыном.
Около 23.00 назначенный командующим военным положением начальник штаба сухопутных войск генерал Пак Ан Су (председателя Объединенного комитета начальников штабов адмирала Ким Мён Су по неуказанным причинам обошли) издал грозный документ из шести пунктов, запрещающий любую политическую деятельность, включая работу Национального собрания и функционирование политических партий. Запрещались митинги, демонстрации и забастовки, а также «фейковые новости, манипулирование общественным мнением и лживая пропаганда». Все электронные и печатные медиа ставились под госконтроль. «Добропорядочным гражданам» обещалось «свести к минимуму неудобства в их повседневной жизни».
Все это было настолько экзотично – диктатура в Республике Корея была упразднена в 1987 году – что вызвало шок всего политического класса. Быстро стало известно, что вся эта история – результат договоренности двух друзей по частной сеульской школе Чунгам, не поставивших в известность даже премьер-министра. Президент Юн Сок Ёль окончил ее в 1979 году, министр обороны Ким Ён Хён годом раньше. Юн поступил на юридический факультет, затем стал прокурором и получил известность антикоррупционными расследованиями. К военному режиму он относился отрицательно. Ким стал курсантом военной академии, дисциплинированно учился во время переворота генерала Чон Ду Хвана и подавления восстания в Кванджу, сделал неплохую военную карьеру, дослужившись до генерал-лейтенанта. В 2017 году он вышел в отставку, а в 2021-м принял активное участие в президентской кампании Юна, который после победы на выборах назначил его начальником службы безопасности, а в сентябре нынешнего года – министром обороны. Уже тогда оппозиция заподозрила, что дело идет к введению военного положения – Ким, разумеется, опровергал.
В здании Национального собрания почти сразу же после заявления президента собрались 190 депутатов из 300. 172 из них представляли оппозицию, 18 – президентскую партию во главе с ее председателем Хан Дон Хуном, бывшим соратником Юна по прокуратуре (в последнее время их отношения испортились). Большинство пропрезидентских депутатов решили не вмешиваться, но кворум был обеспечен. Военные не успели заблокировать здание парламента – видимо, произошла утечка информации. А спешно выстроенные полицейскими заграждения депутаты преодолели.
Попытки ворвавшихся в парламент десантников выгнать депутатов из зала, завершилась неудачей – те успели единогласно проголосовать за отмену введения военного положения, на что имели конституционное право. С этого момента военные, пытавшиеся разогнать парламентариев, оказались в роли мятежников. Возможно, офицеры вспомнили знаменитую фотографию суда над генералами Чон Ду Хваном и Ро Дэ У – и решили отступить. Примерно в час ночи военные покинули парламент. В 4:27 Юн Сок Ёль объявил о согласии отменить военное положение. Примерно в 4:30 собравшееся правительство официально его отменило.
Президент Юн и министр Ким пошли на переворот в условиях падения президентского рейтинга и после поражения президентской партии на весенних парламентских выборах, что резко ограничивало общественную поддержку переворотчиков. Но не менее важно, что институты имеют значение – разумеется, институты укоренившиеся и обладающие высокой легитимностью. Как корейский парламент, существующий много лет и имеющий опыт импичмента президента Пак Кын Хе в 2017 году. Демократия показала, что может себя защитить. Теперь депутаты требуют немедленного ухода министра Кима и объявили, что начнут процедуру импичмента президенту Юну, если он сам не уйдет в отставку.
Алексей Макаркин
В Сирии Башар Асад на прошлой неделе оказался на грани краха, но все же удержался у власти.
События на севере Сирии, штурм Алеппо радикальными исламистами, продвижение тесно связанной с турками Сирийской национальной армии показали слабость режима Асада, который держится на силовом ресурсе. Стоило «Хезболле» ослабеть как выяснилось, что расквартированные на севере армейские части не способны самостоятельно удержать позиции. Но дальше оказалось, что радикалов не так много, ресурсов у них не хватает. На юге страны остались боеспособные части, которые смогли остановить наступление.
Важно, что в Сирию вернулся Асад. Можно много негативного говорить и о его армии, и о социально-экономической политике, и о коррупции. Но Асад – не только президент, но и лидер алавитской общины, который отстаивает ее интересы. Он не может забрать свою общину в самолет. И для Асада важно показать, что он достоин своего отца, и является не худшим лидером страны, чем мог бы стать погибший в автокатастрофе брат, которого Хафез Асад готовил себе в преемники.
Поэтому Асад еще во время кризиса своего режима в начале десятых годов вел себя иначе, чем Зин аль-Абидин бен Али в Тунисе в 2011 году. А сейчас действовал иначе, чем Ашраф Гани в Афганистане в 2021-м. Его возвращение смогло сохранить режим консолидированным.
Есть и международная составляющая. Понятно, что Асада будут спасать иранцы – у них есть для этого ресурс. Министр иностранных дел Аббас Аракчи уже посетил Дамаск (а затем отправился в Турцию). Находящимся у власти реформаторам в Иране уже пришлось пропустить удар от Израиля в связи с уничтожением руководящего состава «Хезболлы». Второй удар – в Сирии – для них неприемлем.
Возникает вопрос, чего реально хотел Реджеп Тайип Эрдоган, который прямо поддерживает Сирийскую национальную армию и косвенно – радикалов. Ослабить Асада – да, видимо. Тем более, что попытки выстроить турецко-сирийские отношения не удались – Асад жестко настроен на восстановление контроля над всей территорией Сирии. Ослабить курдов, продолжив их вытеснение с приграничных территорий Сирии – разумеется. Недопущение создания курдского государства у своих границ – стратегическая задача любого турецкого правительства, вне зависимости от идеологической окраски.
Радикалы нужны Эрдогану в Идлибе, возможно, в Алеппо (хотя ни они сами, ни Эрдоган, похоже, не ожидали, что события будут развиваться так быстро). Но далеко не факт, что они нужны ему в Дамаске. Радикалов можно использовать, пока они в оппозиции – и ими очень сложно (если возможно) управлять, когда они пришли к власти.
Сейчас ближневосточные правительства, прохладно относящиеся к Асаду (хотя они и признали реалии, восстановив в прошлом году Сирию в Лиге арабских государств), крайне негативно относятся к перспективе появления в Дамаске радикального исламистского правительства, в том числе опасаясь «эффекта домино» - распространения радикализма на их страны. Эрдоган – исламист, но умеренный – и джихадисты у власти в соседней стране ему тоже не нужны.
Теперь же Асаду не до восстановления территориальной целостности Сирии – он пока «играет на удержание». Исламисты уже начинают выяснять отношения друг с другом в Алеппо. Курдов теснят с территорий, которые они занимали в течение длительного времени – и, возможно, этот процесс продолжится. Эрдоган пока оказывается в выигрыше, хотя система остается крайне неустойчивой.
Алексей Макаркин
В Румынии прошли парламентские выборы – через неделю после первого тура президентских.
В ходе президентских выборов первое место занял крайне правый политик Кэлин Джорджеску (22,94%), проведший успешную кампанию в ТikТоk. На второе место вышла лидер либерально-консервативного Союза спасения Румынии Елена Ласкони (19,18%). На третьем премьер Ион-Марчел Чолаку от Социал-демократической партии (СДП, 19,15%). Столь небольшой разрыв привел к тому, что начался пересчет голосов – и неясно, успеет ли избирком отпечатать бюллетени к 8 декабря, когда должен состояться второй тур.
Но самым интересным результатом первого тура стало то, что два крайне правых кандидата (Джорджеску и оставшийся четвертым с 13,86% глава Альянса за союз румын Джордже Симион) в сумме получили около 37% - беспрецедентный результат в современной румынской истории. Соответственно, парламентские выборы стали, с одной стороны, возможностью реванша для проевропейских партий, а, с другой, шансом на прорыв для националистов.
В результате явка на парламентские выборы составила 52,3% - рост на 20 пунктов по сравнению с парламентскими выборами 2020 года и примерно столько же, сколько пришло на президентские выборы. Проевропейские партии призывали своих сторонников отмобилизоваться, но, похоже, что на выборы пришли в основном те же люди, что и 24 ноября.
На выборах победила СДП с 22,3% - больше, чем у Чолаку в ходе первого тура президентских выборов. Либеральные голоса перераспределились – Национал-либеральная партия (НЛП), чей кандидат Николае Чукэ набрал лишь 8,79%, сейчас получила 14,3%. А Союз спасения Румынии набрал только 12,2% - существенно меньше, чем Ласкони. Она вышла во второй тур во многом потому, что в ее пользу отказался от участия в выборах экс-премьер Людовик Орбан - лидер небольшой партии «Сила права», отколовшейся от НЛП. На парламентских выборах «Сила права» получила 1,9%, а на президентских Орбан, оставшийся в бюллетене - лишь 0,22%.
Перераспределение голосов может быть связано с факторами личности и бренда. СДП и НЛП – укоренившиеся в румынской политике бренды (национал-либералы существуют с XIX века), тогда как Чолаку и Чукэ оказались менее популярны. И, напротив, Ласкони за счет своей харизмы смогла набрать больше, чем ее партия.
Но самые интересные процессы произошли на праворадикальном фланге. Альянс за союз румын получил 18,2% - больше, чем Симион на президентских выборах. Но ему не удалось обойти СДП. Огромный электорат Джорджеску распался на несколько составных частей.
Одна часть перешла к Симеону, в партии которого ранее состоял Джорджеску. Другая (7,7%) проголосовала за партию «Спасите Румынию S.O.S» - ее кандидата Диану Шишоакэ не допустили к президентским выборам. Шишоакэ – самый радикальный антиевропейский политик Румынии, также она требует присоединить к Румынии как Молдову (это общее требование крайне правых), так и часть территории Украины.
Третья составляющая электората Джорджеску проголосовала за отколовшуюся от Альянса за союз румын Партию молодых людей, набравшую 6,3%. Эта партия поддержала Джорджеску на президентских выборах, в своей риторике часто апеллирует к Богу, а узнав о прохождении партии в парламент ее лидер обещала, что кандидаты будут три дня держать строгий пост.
Таким образом крайне правый электорат оказался фрагментирован и разделен между тремя конкурирующими друг с другом партиями. И если суммировать крайне правые голоса на парламентских выборах, то получится около 31% - немало, но все же меньше 37% на выборах президента.
А это значит, что часть «тик-токовского» электората Джорджеску отшатнулась от крайне правых – она воспринимает своего кандидата как просто защитника интересов простых людей и критика евробюрократии, а не как идеологического политика. И проголосовала за более умеренные политические силы. Интересно голосование венгерской общины. На президентских выборах кандидат Демократического союза венгров Румынии получил 4,5%, а на парламентских эта партия – 6,4%. Так что в электорате Джорджеску могла быть венгерская составляющая, когда поклонники Виктора Орбана поддержали евроскептика.
В Грузии уже к новому 2025 году будет новый президент. Можно сколько угодно говорить о том, что глава государства при нынешней системе организации власти- фигура незначительная. Однако, как бы то ни было, президент останется символом Грузии, а если посмотреть на активность предыдущих «оппозиционных президентов», то и и вовсе не представляется возможным игнорировать их деятельность.
Вновь избранный парламент, в котором де-факто работают только правящая партия «Грузинская мечта» определился с датой выборов главы государства. Они пройдут 14 декабря в стенах парламента, отныне президента будут выбирать не всенародно, а Коллегией выборщиков. 29 декабря состоится инаугурация нового главы государства.
В канун парламентских выборов циркулировало немало спекуляций на тему Бидзины Иванишвили, который якобы зафиксирует свое политическое доминирование тем, что станет президентом. Но эта версия практикой не подтвердилась. Иванишвили не стал бороться за это кресло. С его подачи выдвинут Михаил Кавелашвили, в прошлом футболист. Впрочем, он не первый такой среди представителей правящей партии» Мэром Тбилиси является Каха Каладзе, еще один мастер кожаного мяча. Да и национальная сборная Грузии переживает явный подъем, чему свидетельством их впечатляющая игра на Евро-2024.
«Честность, справедливость, патриотизм и принципиальность – качества, которые отличают Михаила Кавелашвили», - заявил Бидзина Иванишвили. Впрочем, его оппоненты придерживаются иного мнения. По словам экс-президента Михаила Саакашвили, прямо «здесь и сейчас» Грузия вступила в период распада своей государственности. Но заявлять можно многое, важно другое- готовность оппозиции противодействовать таким шагам властей, как выдвижение Кавелашвили. Скорее всего, речь может идти о новых аргументах против «Грузинской мечты» и ее «отца-основателя». Теперь «в кассу» будет аргумент о «футболизации» политического пространства Грузии.
Сергей Маркедонов
Первый тур президентских выборов в Румынии завершился сенсацией – на первом месте с 22,94% голосов оказался независимый крайне правый кандидат Кэлин Джорджеску.
По предвыборным опросам Джорджеску находился среди аутсайдеров. Лидерами гонки, которым прогнозировали выход во второй тур, были трое политиков. Премьер-министр Ион-Марчел Чолаку от Социал-демократической партии. Лидер либерально-консервативного Союза спасения Румынии Елена Ласкони. Глава крайне правого Альянса за союз румын Джордже Симион. В результате Чолаку и Ласкони конкурировали за второе место, которое с очень небольшим перевесом меньше чем в 3 тысячи голосов заняла Ласкони (19,18%). Симион остался на четвертом месте с 13,86% голосов.
Таким образом крайне правые кандидаты (Джорджеску и Симион) получили в сумме около 37% голосов. Симион уже призвал голосовать за Джорджеску. Такого в истории румынских президентских выборов еще не было. Даже в 2000 году, когда во второй тур с 28,34% вышел тогдашний крайне правый лидер Корнелиу Вадим Тудор. Но, во-первых, тогда других крайне правых кандидатов не было. А, во-вторых, Тудор занял второе место, отстав от экс-президента Иона Илиеску, получившего 36,35%. Румыния претендовала на вступление в ЕС, и политический класс видел, что победа националиста станет катастрофой для европейской интеграции. Во втором туре Илиеску поддержали его выбывшие оппоненты, и Тудор набрал лишь 33,17%.
Сейчас пока что лишь занявший пятое место представитель национал-либералов Николае Чукэ (8,79%) предсказуемо высказался в поддержку Ласкони. Пришедший шестым бывший заместитель генсека НАТО Мирча Джоанэ (6,32%) объявил об уходе из политики. До лета нынешнего года он считался фаворитом выборов, но оказался под огнем критики со стороны всех основных конкурентов. В результате войны компроматов его позитивный образ развалился.
С чем связан стремительный подъем Джорджеску? Частично с тем, что на него, как на аутсайдера, мало кто из политиков обращал внимание, его обошли взаимные обвинения и войны компроматов. Он предстал перед избирателями в качестве «нового человека», который может дать импульс переменам в условиях, когда румынской политике свойственны неустойчивые коалиции, закулисные сговоры, внутрипартийные распри и коррупционные скандалы. С ноября 2015 года на посту премьера побывали 11 человек (один – Чукэ – дважды).
Джорджеску – ярко выраженный антиэлитный кандидат, вписавшийся в правый тренд. Он положительно отзывался о Владимире Путине (на чем разошелся с Симионом, который ранее выдвигал его в премьеры) и Дональде Трампе, выступает с ярко выраженных евроскептических и антиглобалистских позиций, критикует не только Давосский форум, но и Римский клуб, в деятельности которого раньше принимал активное участие. Денег на дорогие митинги у него не было, и он вел активную кампанию в TikTok, выпуская дешевые ролики, получившие немалую популярность.
В Румынии традиционно существует националистический тренд (результат Тудора в эпоху еврооптимизма – тому доказательство) и сейчас, после пандемии и в условиях разочарования в НАТО и ЕС, он усилился. Джорджеску несколько лет назад публично прославлял Иона Антонеску и Корнелиу Зелю Кодряну - на этом он тоже разошелся с Симионом (впрочем, Румынская православная церковь только что канонизировала несколько мучеников и исповедников, симпатизировавших легионерам, лидером которых был Кодряну – так что тема эта не маргинальная). Но при этом он основное внимание сосредоточил не на национализме, а на популизме, на обещаниях более справедливого и суверенного, независимого от евробюрократии общества – что и привлекло к нему симпатии избирателей.
Что дальше? Второй тур состоится 8 декабря, но еще до этого, 1 декабря, пройдут парламентские выборы, на которых победу пока прочат социал-демократам. У Джорджеску своей партии нет, поэтому многие его избиратели будут голосовать за партию Симиона, которая является главным конкурентом СДП. Так что сейчас основное внимание политиков сконцентрировано на выборах в парламент, а их итоги могут повлиять на результаты второго тура.
Алексей Макаркин
Дональд Трамп определил состав своей экономической команды.
Важный момент – серьезность Трампа в выборе министра финансов. Обсуждения продолжались достаточно долго (по нынешним трамповским меркам) и выбор был сделан в пользу самого системного из реальных кандидатов. То есть Трамп может эпатировать элиты спорными кандидатурами, но когда речь идет о деньгах, он далек от всякого эпатажа. И в ходе своего первого срока активно тасовал министров, но не трогал Минфин, который все четыре года возглавлял Стивен Мнучин.
Илон Маск предлагал кандидатуру Говарда Лютника, человека необычной судьбы. В 1991 году он стал генеральным директором компании Cantor Fitzgerald, которая до 2001 года занимала несколько этажей в верхней части Северной башни Всемирного торгового центра. 11 сентября у 658 сотрудников компании (двух третей персонала), в том числе брата Лютника, не было шансов спастись. Сам Говард отвозил в этот день ребенка в детский сад и остался жив. Ему удалось восстановить работоспособность Cantor Fitzgerald, во что многие не верили.
Лютник – сторонник Трампа, он неоднократно собирал деньги для его политических проектов, а перед выборами стал сопредседателем его потенциальной переходной команды. Он сторонник свободного рынка конца XIX века и поклонник криптовалюты, что плюс для Маска, считающего, что спасти американскую экономику могут только неортодоксальные меры. Но на Уолл-стрит придерживаются в основном иного мнения, а поддержка кандидатуры Лютника со стороны Роберта Кеннеди-младшего стала негативной рекомендацией для бизнеса.
В результате Лютник был направлен в другое экономическое ведомство - министерство торговли – на передний край экономической борьбы с Китаем. На этот пост прочили Линду Макмэн, другого сопредседателя переходной команды Трампа, но в качестве утешительного приза ей досталось министерство образования, которое Трамп хотел бы ликвидировать (и Маск его в этом поддерживает). Упразднить министерство непросто, но передать часть его функций штатам вполне возможно – так что Макмэн должна будет сознательно ослабить собственное ведомство.
А министром финансов должен стать Скотт Бессент – его кандидатуру бизнес воспринял с энтузиазмом. Он долгое время был топ-менеджером у Джорджа Сороса, являющегося крайне негативной фигурой для консервативных республиканцев – но для Трампа как бизнесмена это неплохая рекомендация, показывающая, что Бессент умеет делать деньги. В 2015 году он основал собственный успешный фонд Key Square Group.
Как и Лютник, Бессент неоднократно собирал деньги для Трампа, а в прошедшей избирательной кампании стал его экономическим советником. Он предложил Трампу проводить политику «3-3-3»: сократить дефицит бюджета до 3% от ВВП к 2028 году, стимулировать рост ВВП на 3% за счет дерегулирования и добывать дополнительно 3 млн баррелей нефти в день. Также он предлагал план действий по аналогии с программой «трех стрел», которую в Японии реализовывал премьер-министр Синдзо Абэ (агрессивная кредитно-денежная политика, гибкая фискально-бюджетная политика и проведение структурных реформ, направленных на привлечение частных инвестиций). Это тоже либеральный экономический курс, но без «уклона» в сторону криптовалют. Отрицательный пример для Бессента – это «социалистическая демократия европейского типа» в экономике.
Бессент состоит в однополом браке, что может не понравиться консерваторам не меньше, чем его прошлая работа с Соросом (как они недовольны и кандидатурой Кеннеди-младшего из-за его мягкой позиции по абортам). Но Трампа это не волнует – у консерваторов нет другого выбора, кроме поддержки избранного президента. Тем более, что у них немало своих людей в новой администрации. Например, будущий директор административно-бюджетного управления Рассел Воут, христианский националист (по собственному определению) и соавтор «Проекта 2025», направленного на чистку госслужбы от сторонников демократов. Теперь его задачей станет сокращение лишних - с точки зрения Трампа и его сторонников – госрасходов, в том числе в сферах образования, здравоохранения и продовольственной помощи.
Алексей Макаркин
\..................................щллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллллдддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддюбКЕ\
Читать полностью…
Либерализм хоронят уже не первый век, а он продолжает жить, несмотря ни на какие прогнозы. Почему?
Во-первых, либерализм неразрывно связан с жизнью самоуправляемого города. Не города-крепости, где укрываются посадские жители при очередном набеге иноплеменных. А вольного города, управляемого его жителями. Теми самыми, которые с точки зрения сторонников жесткой властной иерархии, есть «мужики торговые, и не заботятся о наших государских головах и о чести и о выгодах для страны, а ищут своей торговой прибыли». Про «честь и выгоду для страны» разговор особый, если вспомнить историю формирования Британской империи и результаты правления «позднего» (после разгона «Избранной рады») Ивана IV.
Современный мир урбанистичен – и либеральная идеология выживает даже в самые трудные для нее времена – такие как межвоенный период ХХ века с его тоталитарными и авторитарными соблазнами. И если посмотреть на электоральные карты даже «красных» штатов в США, то можно увидеть синие «вкрапления», при ближайшем рассмотрении оказывающиеся крупнейшими городами этих штатов. Сходная ситуация и в целом ряде европейских стран, где население крупнейших городов голосует против консерваторов (например, это свойственно странам Вышеградской группы, включая и такой эталон консерватизма, как Венгрия при Викторе Орбане, где существует размежевание между Будапештом и провинцией).
Во-вторых, либерализм эластичен. Гибкость идеологии связана с ее совместимостью с нерадикальными вариантами консерватизма и социализма. Отсюда и консервативный либерализм, и социальный либерализм, появившиеся еще до возникновения послевоенного западного консенсуса на основе принятия консерваторами и социал-демократами целого ряда либеральных ценностей. Можно вспомнить – при всех многочисленных различиях этих идеологов - и либерального социалиста Карло Россели в Италии, и либерального консерватора Бориса Чичерина в России. И даже при всем антилиберализме нынешних западных правых консерваторов они не только не посягают на принципы политической свободы, но и стремятся доказать, что являются сейчас ее главными защитниками от «культуры обмены».
И сам либерализм за века своего существования трансформировался – например, из аристократического стал демократическим (в российской истории этот процесс был связан с переходом от земского либерализма к кадетской партии). И сейчас трансформации продолжаются, причем в наиболее острых общественных дискуссиях – в том числе о границах допустимого в морально-нравственной сфере – либералы присутствуют с обеих сторон. Нельзя отрешить от либерализма Джоан Роулинг – тем более, что либералы издавна строем не ходят.
В-третьих, набор основных свобод, свойственных либерализму, одобряется большинством населения в самых разных странах. Это проявляется в опросах о важности защиты прав и свобод человека, где даже граждане, не любящие либеральные партии, высказываются в пользу их основных программных положений. Такой «стихийный либерализм» требует адекватных выразителей, причем совершенно не обязательно отождествляющих себя с идеологическим либерализмом. И такие выразители рано или поздно появляются, что также способствует не только выживанию, но и развитию либерализма.
Алексей Макаркин
Китай остается красным.
Вопрос о возможности эволюции Китая в сторону демократии интересовал экспертов до прихода к власти Си Цзиньпина, который не только свернул всякие несбыточные мечтания о либерализации, но и усилил государственный контроль в экономике. Но и до Си позиция партии и государства (в Китае они едины) носила недвусмысленный характер – даже рыночные реформы не должны поколебать доминирования КПК.
При этом обоснование таких реформ можно найти в партийно-государственной истории. Писал же Мао Цзэдун в статье «О демократической диктатуре народа» от 1949 года, что «в Китае на нынешнем этапе народ составляют рабочий класс, крестьянство, городская мелкая буржуазия и национальная буржуазия». И за пределами народа остаются лишь помещики и «бюрократическая буржуазия» (то есть связанная с режимом Чан Кайши). Так что можно вернуться к истокам, причем в формате, определенным Мао в той же статье: что «национальная буржуазия <…> не должна занимать ведущее положение в государственной власти».
Правда, Мао писал и о том, что национальную буржуазию надо перевоспитывать одновременно с национализацией частных предприятий, но так ведь командные высоты в китайской экономике и после реформ Дэн Сяопина остались в руках государства. А полное огосударствление экономики можно отнести к ошибкам Мао. Говорил же Дэн Сяопин, что заслуги и ошибки Мао находятся в соотношении 70 к 30. Так что ошибок немало, но заслуги перевешивают.
И через массу кинофильмов, сериалов, книг проводится одна мысль – именно КПК во главе с Мао объединила Китай. Слабеющую династию Цин и сменивших ее военачальников унижали иностранцы. Чан Кайши объединил страну сугубо формально и неэффективно, сочетая подавление народных масс, терпимость к коррупции центральных и местных деятелей и обращение за помощью к Западу. И только КПК смогла возглавить объединительный процесс на подлинно национальной и социально справедливой, «народной» основе и довести его до конца в 1949 году (когда Мао писал свою статью). В этом основа легитимности КПК как доминирующей политической силы.
В этом и главный смысл «программного» фильма «Великое дело основания государства» о событиях 1946-1949 годов (в английском варианте короче - The Founding of a Republic), вышедшего на экраны 15 лет назад (то есть еще до прихода к власти Си), ставшего самым кассовым китайским фильмом 2009 года и имевшего два приквела – о создании партии и армии.
Но возникает вопрос, что делать с демократией. Ответ на него также дается в фильме, в котором подробно сравнивается опыт Чан Кайши и Мао Цзэдуна. Чан имитирует демократические институты, прикрывая ими диктатуру. И даже когда речь шла о действительно конкурентных выборах вице-президента, на которых кандидат Чана потерпел поражение, то на самом деле это следствие верхушечной борьбы за власть. И сам Чан, практикующий тайные убийства и не способный справиться с коррупцией даже в собственной семье, в конце концов остается в одиночестве. Что не совсем так – на Тайване он вовсе не был одинок.
И на контрасте Мао не только показан без каких-либо даже маленьких извинительных слабостей, но и как душевный, близкий к простому народу вождь. И, одновременно, готовый к диалогу. Он и с Чаном изначально пытается договориться и даже идет на уступки, да тот изначально ведет двойную игру. И вообще задача Мао – собрать мощную демократическую коалицию (разумеется, на своих условиях, то есть при главенстве компартии). Он привлекает на свою сторону интеллигентскую Демократическую лигу (ДЛ), а затем и отколовшийся от партии Чана Революционный комитет Гоминьдана (РКГ), лидер которого Ли Цзишэнь смущенно признается Мао, что когда-то убивал коммунистов – и Мао протягивает ему руку. А затем он лично встречает на вокзале поезд с вдовой Сунь Ятсена, которую включают в руководство страны.
И спрашивается, какая еще нужна демократия, если Мао и КПК уже учредили ее в 1949 году? Кстати, и ДЛ, и РКГ продолжают существовать как сателлиты КПК, признающие ее руководящую роль – так что в Китае с многопартийностью формально все в порядке.
Алексей Макаркин
Команда верных.
Политическая часть команды Дональда Трампа в целом сформирована. Главным критерием выбора кандидатов в ее состав является доверие со стороны избранного президента.
В течение своего первого президентского срока Трамп неоднократно ощущал себя обманутым. Он пришел в политику не просто из бизнеса, а непосредственно из бизнеса (то есть не занимая ранее никакой выборной должности) и из бизнеса семейного, в котором является единоличным хозяином без всякой современной корпоративной культуры из учебников. Он привык к жесткой иерархии, полной лояльности подчиненных – и исходит из того, что государством надо управлять именно так.
В число «предателей» попал практически весь первоначальный состав его команды, начиная с вице-президента Майка Пенса – поэтому Джей Ди Вэнс был выбран, исходя из веры Трампа в то, что в трудную минуту он безусловно окажется на его стороне. И так как Республиканская партия в течение всего первого срока президентства Трампа становилась все более трампистской, то любой «предатель» тут же лишался политического будущего.
Ярким примером стала судьба сенатора от Алабамы Джеффа Сешнса, которого он сделал министром юстиции. Когда Трамп обвинил его в недостаточной лояльности и уволил, то Сешнс попытался вновь стать сенатором в своем штате, где до этого избирался четырежды. И был разгромлен на праймериз футбольным тренером Томми Тубервиллем, которого поддержал Трамп. Единственным шансом спасти свою карьеру для опытнейших политиков стало встраивание в команду Трампа и демонстрация безусловной верности – как это произошло с его соперниками в 2016 году Марко Рубио (будущим госсекретарем) и Тэдом Крузом.
Во время первого срока Трамп сделал ставку на многозвездных генералов и разочаровался во всех – кроме, пожалуй, Майкла Флинна, единственного из этих военачальников, который стал неприемлемым для истеблишмента (и даже Трамп не может сейчас вернуть его во власть – он все-таки не самодержец). Теперь он ставит на офицеров – полковника Майкла Уолтца, подполковника Тулси Габбард, майора Пита Хегсета. И его совершенно не волнует, что позиции по международным проблемам Уолтца (как и Рубио), с одной стороны, и Габбард, с другой, были не просто различными, а прямо противоположными. И что у Хегсета нет даже минимального управленческого опыта. Главное – что он (пока) им доверяет. А если перестанет доверять, то может быстро уволить.
Хегсет нужен Трампу для «чистки» в армии, назначения лояльных военачальников, для чего надо уволить нелояльных. Есть препятствие – члены Комитета начальников штабов (КНШ) недавно назначены Джо Байденом сроком на четыре года. В принципе, президент и министр обороны могут добиться отставки начальников штабов, как это произошло в 1964 году с пламенным антикоммунистом генералом ВВС Кертисом Лемеем. Но почти тотальный разгон КНШ предпринимал, кажется, только литературный герой – президент Лимен из романа «Семь дней в мае» о попытке военного переворота в США.
Конгрессмен Метт Гетц – аутсайдер в собственной фракции, свергнувший с поста спикера респектабельного Кевина Маккарти и до сих пор являющийся фигурантом расследования этической комиссии Палаты представителей. Но именно такой министр юстиции нужен Трампу – безусловно защищающий интересы президента, несмотря на мнение юридической корпорации, и готовый уволить любого недостаточно лояльного прокурора.
Назначенцы Трампа (кроме Уолтца) должны быть утверждены сенатом, где у республиканцев сейчас 53 места – следовательно, провалить кандидатуру можно, если к консолидированно голосующим демократам присоединятся четверо республиканцев (при равенстве решающий голос будет у вице-президента Вэнса). Трамп рассчитывает на то, что его однопартийцы будут бояться проголосовать против из-за опасения прослыть «предателями» в глазах трамповского электората и республиканского актива. Но, с другой стороны, у сенаторов тоже есть своя самость. Их не прельщает перспектива превращения палаты в машину для голосования, и они могут попробовать провалить одного-двух трамповских назначенцев. Главные кандидаты здесь – Габбард и Гетц.
Алексей Макаркин